Отметки судьбы. 15 октября 2015

ПАВЕЛ

- Здравствуй, Паша! Тебя что-то совсем не видно, ты, случаем, не женился наконец?

- Добрый вечер, Татьяна Сергеевна. Как только соберусь, обязательно об этом сообщу. Как Ваше здоровье, нога уже не болит?

- Ноет иногда - с утра вот, зараза, поспать не дала, на погоду что ли реагирует... Но, слава Богу, полегче. В нашем возрасте ж невозможно, чтобы ничего не болело, разваливаемся потихоньку, да и внешность уже не та...

- Не преувеличивайте, Вы отлично выглядите.

- Ох, Павлуша, умеешь ты женщинам угодить! А что, неужели и на примете нет никого? Вот у моей подруги, Антонины, недалеко здесь живет, дочка есть незамужняя — и умница, и красавица...

Спокойствие, только спокойствие.

Обычно пожилым только дай возможность заговорить о своем самочувствии — они тут же увлекаются и забывают, о чем вели речь до этого. Но моя соседка по лестничной площадке явно была не из таких. Ее больше интересовал мой семейный статус. Иногда в голове возникала забавная мысль, а не купить ли себе гладкое кольцо на безымянный палец, чтобы все отстали с расспросами. Только завираться не хотелось, да и что-то мне подсказывало, что Татьяна Сергеевна в таком случае непременно начала бы гадать, куда прячется моя жена, и под любым предлогом постаралась бы попасть в квартиру.

- Есть, но мы оба за свободные отношения, и в брак вступать пока не собираемся.

Собеседница обиженно поджала губы, и все же было видно, что собирается что-то добавить. Только мне вовсе не интересно было слушать.

- Вы извините, я пойду. День тяжелый был, с ног валюсь от усталости.

- Павел, а по тебе-то и не скажешь... - Начала было она.

А точнее, просто не вижу смысла с Вами разговаривать.

Я быстро захлопнул за собой дверь и включил свет в коридоре. Макс стоял в нескольких сантиметрах от меня, так, что чуть не угодил мне под ноги.

- Подслушиваешь, маленький негодник?

Он посмотрел на меня своим фирменным взглядом, которому, видимо, научился у сородича из популярного мультика, а через пару мгновений подошел вплотную и приветственно потерся о мои джинсы. Общество кота, в сравнении с назойливой соседкой, было куда приятнее. Я ласково погладил его по мягкой шерстке, получив в ответ довольное мурчание, после чего бросил на комод связку ключей, прошел в комнату и сел на диван.

Странно, но когда человек, долгое время не имеющий серьезных отношений, заводит себе мяукающего товарища, это автоматически усиливает представление многих о нем, как о хмуром и безнадежном холостяке. Мне всегда было непонятно — почему практически никому не приходит в голову, что такой поступок объясняется всего лишь любовью к домашним животным? А все остальные связи с его характером и убеждениями надуманы и являются не более, чем совпадением. Вообще-то, у семейных людей иметь дома котов тоже не редкость.

Настенные часы показывали почти десять. Кроме их едва уловимого равномерного тиканья  в квартире не было слышно никаких звуков. Я сидел и в который раз рассматривал фотографию в золотистой рамке, которая стояла у края письменного стола. На ней были запечатлены мои родители. Такие, какими я их лучше всего запомнил. Счастливые и улыбающиеся лица. Они стояли в обнимку, их головы соприкасались и были повернуты к объективу. Снимок был сделан 15 лет назад в центральном городском парке, возле ларька с мороженым. В качестве фотографа выступал я.

Мама погибла, когда мне было шестнадцать, не дожив всего две недели до своего сорокалетия. В тот день мы вместе ездили по строительным магазинам, выбирали новые обои и зеркало для коридора. Папа тогда был в командировке и сразу после возвращения собирался заняться ремонтом. Ему как раз давали неделю отпуска. Родители часто так договаривались, и не только в интерьерном вопросе: мама выбирает — отец делает. Она говорила, что ей достался муж с золотыми руками, а он не уставал хвалить изысканный вкус и безупречное чувство стиля своей жены. Мы уже все купили и ехали домой, как вдруг в нашу машину на большой скорости влетел этот джип. Я даже понять ничего не успел. Откуда он только взялся… Я сидел на заднем сидении и отделался легкими повреждениями – ушибы, царапины, сотрясение… У меня осталось два шрама от осколков стекла — на левом предплечье и на левой щеке – служащие вечным напоминанием о том дне. А она получила слишком серьезные травмы. Мама умерла от сильного внутреннего кровотечения. Ее даже не успели довезти до больницы.

Папа очень любил ее. После маминой смерти в нем самом будто что-то умерло. В его глазах потух огонь. Он бродил по комнатам с поникшим видом, практически не выходил из дома помимо работы, перестал следить собой, отрастил щетину и забросил домашние дела. Первые месяцы он не мог даже приготовить поесть. Разумеется, ни о каком ремонте никто из нас не хотел даже слышать. Кому теперь было нужно это благоустройство? Я уже привык к голым стенам коридора. Они стали символом горя, разрушившего мирное существование нашей семьи. Горя, от которого никуда не деться.

Но, откровенно говоря, через год мы все-таки завершили ту идею. Хоть и было тяжело. Нашли такие же обои и максимально похожее зеркало. Мы сделали все, как хотела мама. Скорее в память о ней, чем для самих себя. Но в тот момент я увидел, что отец стал понемногу возвращаться к жизни. Жаль, длилось это недолго.

До маминой смерти я собирался стать врачом. Готовился поступать в престижный медицинский университет. А после мое отношение к этой профессии вдруг резко изменилось. Я хоть и понимал, что не медицина виновата в трагическом исходе аварии, но не мог ничего с собой поделать. Как отворотило. И поступил в итоге на программиста. Благо, технические дисциплины тоже давались вполне неплохо. Папа был удивлен столь быстрой сменой планов, но мою идею поддержал. Хотя, как мне кажется, он поддержал бы любую. Как он говорил: «Лишь бы тебе было хорошо». Я вообще был прилежным учеником, мне нравился процесс обучения и узнавания чего-то нового. Школу закончил хорошистом, а в университете часто сдавал экзамены «автоматом» и получал стипендию.

Помню, прихожу однажды вечером с учебы, а отец рассматривает наш семейный альбом. Мама начала его делать, когда я был еще маленьким, и каждый год дополняла  новыми фотографиями, в результате чего альбом приобрел довольно солидные размеры. Вот она качает меня на руках, здесь я на утреннике в детском саду, тут родители провожают меня в первый класс, а это фото было сделано, когда мы первый раз втроем поехали отдыхать на море… Папа листал глянцевые страницы и плакал, не издав при этом ни единого звука, лишь время от времени вытирая крупные слезы тыльной стороной ладони. Я хотел подойти к нему, сказать что-то, поддержать, успокоить. Нам обоим было без нее тяжело. Как бы я ни старался казаться самодостаточным, в глубине души мне все рано не хватало материнской любви, заботы и поддержки. Я не мог понять, чем она заслужила такую гибель? Следствие установило, что виновником в той аварии был водитель джипа, находящийся за рулем в нетрезвом состоянии. Ему дали пять лет, после которых он благополучно вышел на свободу, имея достаточно шансов жить долго и счастливо. Сколько раз за тот срок я задавался вопросом, почему мамы больше нет, а эта мразь до сих пор жива... И с тех пор я не слишком верю в существование на этой планете справедливости.

В тот вечер мы плакали над давними семейными фотографиями вместе – пара  одиноких мужчин в холодной опустевшей квартире. Она была вдохновителем, полным всяческих планов и интересных, порой весьма нестандартных, идей. Этаким генератором семейного уюта и тепла. С маминым уходом в наших душах появилась настоящая черная дыра, и слово «дом» стало ассоциироваться лишь с помещением. Хотя на тот момент нас было еще двое.

Папа умер через полгода после того, как я закончил институт и устроился на работу в небольшую компьютерную фирму. Только он перед смертью тяжело болел и мучился. Рак.  Полтора года больниц и операций, облучения, капельниц, таблеток и ложных надежд. Болезнь развивалась слишком быстро и уверенно, в конечном итоге не оставив ни единого шанса. Откровенно говоря, узнав о диагнозе, отец сдался. Да, он покорно следовал указанием своего лечащего врача и соглашался на многочисленные медицинские процедуры, но смысла во всем этом не видел. И мне почему-то кажется, что такое настроение наложило свой отпечаток и на само течение болезни. Себе я запретил мыслить подобным образом, поскольку кто-то из нас должен был оставаться сильным. Я пытался вселить в него надежду и хоть какую-то долю оптимизма, консультировался с разными специалистами и изучал нетрадиционные методы лечения. Но, откровенно говоря, у меня не слишком хорошо получалось. Я все понимал, но мне так отчаянно хотелось что-то изменить... И я навсегда запомнил то ощущение бессилия. Когда видишь страдания близкого человека, а ничем не можешь помочь. Абсолютная беспомощность. Обреченность, которой наполнены его глаза.
 
Настойчивое мяуканье вырвало меня из раздумий. Макс стукнул по моему носку своей мягкой, но сильной лапой. Я-то особого голода не испытывал, а вот его, кажется, не радовала перспектива остаться без позднего ужина. Это был кот с характером, и когда ему что-то не нравилось или хотелось получить внимания, Макс ясно и бесцеремонно давал это понять. Этот своенравный короткошерстный британец появился у меня 3 года назад. Вообще-то, сначала я хотел завести собаку, но однажды вечером, возвращаясь с работы, на выходе из лифта обнаружил маленького породистого котенка. Забрал к себе, накормил, а на следующий день повесил на двери подъезда объявление о находке. Только хозяин так и не появился. И я в итоге подумал, почему бы и нет? С котом была даже проще. Он, в отличие от собаки, не настолько нуждался в ежедневных прогулках на свежем воздухе, а с моим образом жизни в то время последнее могло стать напряжно. Помимо основной занятости я часто брал подработки, пропадал в спортзале или просто гулял по городу. Я не мог оставаться надолго в этой квартире и мне нужно было чем-то себя занимать, чтобы меньше думать.

Сейчас подрабатывал я, в основном, на дому. Иногда это служило неплохим дополнением к основному доходу, да и я, таким образом, мог лучше распоряжаться своим временем в зависимости от количества взятых в обработку заказов. С котом находиться здесь стало не так одиноко. А с течением времени тоска стала посещать реже, постепенно сменяясь светлой грустью. Но если ей все же удавалось меня одолеть, Макс забирался мне на колени и сидел, пока она не уходила. Я машинально поглаживал его плюшевую спину, он тихо мурчал в ответ, и это отвлекало. Конечно, мой четвероногий товарищ не мог заменить человека, но все же помогал чувствовать себя немного легче.

Да и спустя некоторое время я уже привык к такому положению вещей. Я не отличался стеснительностью и, за исключением первых полугода после смерти отца, не отгораживался стеной от окружающего мира, стараясь при любом настроении сохранять в себе участливость и дружелюбие. Но избегал подпустить кого-то к себе слишком близко. То ли одиночество стало казаться мне единственно верным образом жизни, то ли я просто боялся привыкнуть к человеку, а потом снова его потерять.