Спасительное безумие

   Диагноз рака груди под вопросом был поставлен восьмидесятидвухлетней женщине четыре года назад. Опухоль левой молочной железы стала развиваться от удара (неудачное падение слабо передвигающегося, страдающего артрозом суставов пожилого человека). Операцию врачи не предлагали, а от "химии" больная, памятуя о предсмертных страданиях своего любимого брата, отказалась. Она надеялась на ошибочность диагноза.
   Уплотнение в груди понемногу увеличивалось, незаметно прибавляя миллиметр за миллиметром. К концу третьего года болезни твердое на ощупь образование выросло в несколько раз, не принося, однако, особых болевых ощущений.
   Когда запал сосок и на груди образовалась "лимонная корка", стало ясно: страшная болезнь подступила вплотную.
   Через полгода появились нестерпимые боли внизу живота, загнивающая грудь "простреливала" резкими толчками. Обычное обезболивание перестало помогать.
   Паллиативным врачом был назначен опиумсодержащий таблетированный препарат. В течение почти семи месяцев он приглушал боль, постепенно меняя сознание и память женщины.
    Внезапно действие трамадола прекратилось. Снять боли в лёгких и позвоночнике (шло активное метастазирование) мог только морфий.
   Сульфат морфия в таблетках был назначен сначала в минимальной дозе. "Десятка" действовала всего неделю: страшные боли усиливались.
   Назначение тридцатки, снявшей боль, привело к морфобезумию, завершившемуся спасительной смертью.
   Весь период "активного рака" рядом с больной женщиной находились её дочери, отказавшиеся от помещения дорогого человека в хоспис. Старшей из них была "зафиксирована" хроника пограничного состояния, в котором мать находилась около трёх недель.
 

  15 мая

   Полный неадекват, продолжающийся днём и ночью. Громкие разговоры и крики до трёх утра.
- Мама, перестань разговаривать. Дай отдохнуть. Я сутками около тебя.
- Я не разговариваю. Нет.
- Уже три часа ночи. Прошу: замолчи.
- Я не с тобой разговариваю.
- Мама, четыре ночи. Я спать хочу, а ты не даёшь.
- Все ночь да ночь. Когда же она кончится!
   Общение с правнуками, на первый взгляд, как будто "проясняет" сознание. Узнает и Зою, и Яну ("Какая хорошая Зоя: читает стихи, молитвы", "Подросла Яна"). С другой стороны, плачет и просит меня:
- Иди, смотри детей (они с сестрой на огороде), я не могу их смотреть. Что мне делать?
   Суетливые движения руками. По многу раз на день стаскивает ночную сорочку, нижнее белье. Вертит руками перед носом, перебирает пальцами пододеяльник, простыню.
   В течение всего дня будто работу какую-то выполняет: "собирает мусор", передаёт его нам. Мы делаем вид, что взяли и выбросили. В руках, конечно, ничего нет.
   Плохо функционируют почки. Мочится один раз в сутки (от памперсов категорически отказывается). Руки от накапливающейся в организме жидкости покраснели и опухли.
  Все время галлюцинирует. От громкой "болтовни" тяжело ушам.
  Стонет, но на боль не жалуется. Спросишь, почему стонет, удивляется и отрицает.
   Ест очень мало. Утро: малюсенькие кусочки масла, треть стакана слабого кофе с молоком. Обед: несколько ложек молочной овсянки, 5 чайных ложечек йогурта.
Ужин: треть банана.
   Сегодня особенно беспокойна. То ли таковы результаты общения с малыми детьми, их бесконечного визга и крика, то ли сказывается воздействие накапливаемой в организме дозы, то ли что-то другое...
 

   16 мая

   Сегодня  чуть полегче.  До четырёх утра спала. Громкий бред начался после четырёх. В пять попросила посадить. В восемь с трудом, но поменяла положение в постели сама (села). Днём с 14 до 20 часов спала мёртво. Значит, предстоящая ночь будет бессонной.
   
   17 мая

   Не спала всю ночь. Галлюцинировала громко, рвалась идти к врачу, отдавала команду своим ногам:
- Ну-ка, ноги, вперёд! Раз, два, четыре, пять! Пошли.
- Ещё раз! Раз, два, четыре, пять. Вперёд!
   Днём "потеряла" свои зубы:
- Где мои шесть зубов?
    Искала, наклонившись к полу. Я показала её оставшиеся три зуба на верхней челюсти, дотронулась до них, пересчитала. Мама стала смеяться:
- А, они на месте!
   Сегодня, когда я массировала ей спину, стала разговаривать по-французски: "Tres bien". И ещё много фраз вспомнила, долго говорила на родном своём языке. Вспоминала свою мать: "Ma maman, ou est tu?"
- Я ничего не помню. Ничего.
- Мама, как тебя зовут, ты помнишь?
- Розалия, - отвечает с достоинством, немного подумав.

   18 мая

   Ночь была спокойной. Проспала без галлюцинаций 11 часов. Дала мне отдохнуть (правда, моё сердце все равно не хочет работать: перебои, нитевидный пульс, апатия, полное отсутствие сил, бесконечное желание лежать).
   Когда проснулась, все время спрашивала:
- Дети, что со мной случилось?
- Где я нахожусь?
- Кто со мной рядом?
- Какие-то вы не такие.
   Объясняли, что дома, болеет, долго спала, все забыла. Что мы уже не маленькие, потому и не узнает.
   От еды с утра отказалась. С трудом уговорили выпить обезболивающую таблетку. Весь день была очень слабой, тихой. К вечеру съела немного молочного супа.
   В дневные часы тоже почти не галлюцинировала (видимо, идёт привыкание к дозе). Сознание временами прояснялось: "Моя фамилия Жданович", "А когда умер твой муж, сколько тогда было сыну?" Видения, однако, продолжались: "Я с твоим сыном по телефону разговаривала", "Это же надо, Галя и Ира все конфеты съели. А я думала, надолго хватит!", "Мария, не сиди у меня на ногах".
   Когда нет галлюцинаций, приходит осознание неизлечимости болезни и близкой смерти. Горько плачет. Лицо страдальчески-трагическое. Жалеем, целуем, успокаиваем.
   Кто знает, что лучше для неё - неадекватное или адекватное сознание?..

   19 мая

   В два часа ночи проснулась и с тех пор не спала. Бредила целые сутки - то тихо, то громко:
- А я сама уже ничего не могу. Падаю. Все болит: то рука, то нога.
- Я уже ничего не хочу. Ночью лягу и буду умирать.
- Дети, мои дети! Скажите, что со мной случилось? Почему я ничего не могу?
- А что мне дальше делать?
- Вас же у меня было трое. А где третья?
- А куда все подевались? Я осталась одна, меня все кидают. Никто со мной не разговаривает.
- Ирынька, милая, скажи мне, где я была? Откуда я пришла?
- А где мне что одеть?
- Почему я ничего не вижу?
- А где мой самый маленький?
   Вечером чувствовала себя плохо. Жаловалась, что сильно тошнит, трудно дышать. Молитвенно складывала руки и просила: "Боженька! Забери меня!"
    Стала есть еще меньше, два раза в день - утром и вечером по чуть-чуть.

   23-24 мая

   Сегодня на смену уехавшей в город сестре пришёл брат, мамин поздний ребёнок, единственный, горячо любимый сынок. Вела себя очень тихо, звала меня и его, целовала, благодарила. Просила, чтобы мы не забыли ни её, ни папу, который "вас всех сильно любил".
   До вечера была относительно вменяемой. Съела полбаночки йогурта, ложек десять супа на курином бульоне. С удовольствием угостилась шоколадным мороженым. Когда я её кормила, с каждой ложечкой приговаривала:"Как вкусно!"
   Мы с братом решили записать на диктофон мамин голос. Я просила её сказать что-либо по-французски. Послушалась, много говорила о любви к своей родине, французам, спела на французском два куплета песни, пыталась вспомнить молитву "Notre pere". Говорила тихим, погрубевшим до неузнаваемости голосом.
   Около девяти вечера глубоко заснула. К тому времени приехала младшая сестра. Где-то с пол-одиннадцатого мы стали будить маму, чтобы дать обезболивающую таблетку. Просыпаться не хотела, просила оставить в покое, дать поспать.
   Лекарство принимать категорически отказалась. И мы, две неслабые женщины, не смогли с ней справиться. Отбрасывала наши руки, кружку с водой, выплевывала таблетку и кричала:
- Не буду ничего пить!
- Я не хочу становиться дурной!
- Я хочу умереть!
- Разве вы хорошие? Вы меня убить хотите!
   Мы и уговаривали, и кричали, и насильно вливали таблетку вместе с водой - бесполезно!
   Оставили одну в постели на ночь, ушли в другую половину дома, закрыв две двери, чтобы ничего не слышать. Периодически подходили к ее дверям. Громкий безумный бред был слышен до утра.
   К десяти часам стала изо всех сил звать: "Дети! Посадите на горшок!" (мочевой пузырь не опорожнялся более 30 часов). Когда мы пришли, лежала раскрытой и обнаженной.
   После гигиенических процедур и длительных уговоров сестры, выпила ставшую белой, обсосанную обезболивающую таблетку.

   25 мая

   Сегодня мы с сестрой опять легли спать в другой половине дома. Мама заснула, не приняв обезболивающую таблетку. С раннего утра была беспокойной, звала нас, своих детей, по очереди. Ненадолго успокаивалась и снова начинала стонать, звать. Мы подошли в семь часов, когда она стала проситься на ведро. Потом снова ушли.
   Около десяти она стала стучать по трубам. Когда я открыла дверь в её половину, то услышала: "Женщины! Женщина! Помогите мне!"  Голос был испуганным.
- Мама, я пришла. Чем тебе помочь?
- Ирынька, а где ты была?
- Спала в папиной половине.
- А когда мы поедем домой?
- Мама, ты никуда не уезжала.
- Разве я не в больнице?
- Нет, ты все время была дома.
- А почему меня не кормят? Почему я ничего не ем?
- Сейчас покормлю. Раньше ты не хотела.
   Потом, днём, мама рассказывала сестре, будто ей приснилось, что она была в страшной больнице, где ей было очень больно и никто не хотел помочь.
   Постоянно жаловалась на боль в руке, не знала, как её положить, чтобы не болела.
   Ничего не могла вспомнить. Ни имён своих детей, ни своих лет. Часто оговаривалась: "Когда я умерла..."    Спрашивала о себе и своей семье. Всему удивлялась.

   
  30 мая
 
   Похоже, дозы 30 (в сутки - 60) маме уже не хватает. Посадить, перевернуть удаётся с большим трудом:
- Вы мне смерти хотите!
- Позвоночник ломается!
- Оставьте меня, я умираю!
   До правой руки не дотронуться. Грудь ужасна: из образовашегося свища течет кровь. Что делали бы мы без пластыря-повязки? Появились трещины на кресце, покраснения под правой лопаткой. Проблемы с мочевыделением. Когда садим на ведро или судно, кричит во весь голос. Ноги спазмируют. А по-другому освободиться (памперсы или прокладки) по-прежнему отказывается.

   1 июня

   Кричит диким образом при любых манипуляциях (слышно даже на улице; что думают соседи, трудно себе представить). Все время просится по малой нужде. Не ест, только пьёт.
   Дозы явно не хватает:
- Дети, помогите, помогите!
   Дополнительно колю кеторолак, трамадол. На ночь - димедрол с анальгином. Притихает. Рано утром снова кричит.

   2 июня

   С утра даем две таблетки (всего - 60), опасаясь, что вечером глотательного рефлекса не будет. Почти в коме. Сутки спит в одной позе (пролежни увеличиваются). Из груди раздаются страшные хрипы. Только пьёт.
  Три дня не мочилась. Вызываем скорую. Специалисты катетером "выцеживают" полтора литра чёрной жидкости. Опять надолго притихает.
   Дать вечернюю дозу не получается. Вялый рот, западающий язык.
   Колю трамадол, на ночь - димедрол с анальгином.
   Никого не узнает. Только стонет и мычит.

   3 июня

   Утром (два часа до дозы) колю трамадол. Утробно кричит-мычит. Сестра с трудом забрасывает в рот две таблетки (60), уговаривая глотать. Мама очень старается нам помочь. Таблетки, "промоченные" йогуртом, видимо, нескоро попадают в желудок: долго слышны стоны, жалобные крики. Колю кеторолак. Постепенно затихает. Сплошной хрип из груди, частый пульс.
   Господи, помоги моей мамочке уйти! Молитвы о скорой и безболезненной кончине в Свято-Воскресенском соборе.
   Кажется, рушится весь мир... 

   4 июня

   4.0

   Сознания нет. Стоны не прекращаются. Температура 39,5. Колю трамадол.

   5.0

   Стоны чуть поменьше.
   Снова усиливаются.
   Страшный хрип в груди.
   Димедрол с анальгином.
   Затихает.

   6.20

   Снова приглушённые стоны, очень частые.
   Удаётся забросить в рот таблетки.
Заливаем их водой из шприца.
   Просим мамочку проглотить обезбаливающее. Глаза закрыты, но, похоже, она нас слышит. Есть глотание!
   Через полчаса стоны затихают.

   7.50

   Кашель. Дыхание прерывается.
   Снова кашель. Дыхание прерывается и не возобновляется.

   7.55

   Последний выдох.
   Реакций нет никаких.
   Пульс не слышен.
   Зеркало не мутнеет.


   СТРАДАНИЯ ЗАКОНЧЕНЫ.
   БЛАГОДАРЮ ТЕБЯ, ГОСПОДИ!
ПРИМИ СВЕТЛУЮ ДУШУ МОЕЙ МАТЕРИ В СВОИ ЧЕРТОГИ...