Ночной поезд

 Вокзал. 1:20 ночи.
 Слышу, как, среди объявлений уходящих поездов, диктор объявляет и мой поезд: "...заканчивается посадка на...". Машинально лезу за билетом, чтобы посмотреть время. Коварный голос из динамика желает приятного и легкого пути пассажирам поезда, на который я оказывается опоздал.
 - Черт, не тот карман! - кричу вслух. Куда же я его положил. Пытаюсь вспомнить - не могу. Начинаю бежать на перрон, на ходу ковыряясь рукой в рюкзаке, в попытке найти билет. Нашел. Глянул время - все верно. Вагон №3; 33 место; отправление в 1:20...
 - Значит, на сайте неправильное время выставили, гады! - с интонацией и выражением кричу я, выбегая по ступенькам на перрон. Поезд еще стоит. Меня ждут, что ли?! - промелькнуло в мыслях. Если не меня, то явно не хорошей погоды.
 - Где вас черт носит?! - басом спрашивает коренастая контролерша, выхватив билет у меня из протянутой руки. Она стоит в вагоне проверяя билет, а я смотрю на нее с перрона. Тщательно изучив информацию билета, она кладет его в карман и опускает лестницу. Я, не без ругательств, взбираюсь по лестнице в вагон, волоча тяжеленные сумки.
 - Вам крупно повезло! - кричит мне на ухо крупная проводница, видимо у нее в жизни все крупно. - Локомотив тоже опаздывает, как и вы! Видимо такой же неучтивый!
 - Кто, локомотив неучтивый? - с досадой в голосе спрашиваю я.
 - Нет, машинист! Как машина может быть неучтивой, скажите?! - кричит в ответ контролерша.
 - Действительно! - перекрикиваю я звуки железной дороги. Другие поезда отходят и гудят, стуча колесами по рельсам. Проводница, не говоря ни слова, исчезает за дверью вагона. Она сейчас занята постельным бельем и чаем, - подумал я.
 Войдя в вагон, мои рецепторы обоняния тут же улавливают посторонний запах нестираных носков.
 - Ну и вонь. - Говорю я, как бы сам себе, но так, чтобы слышали все. Тащу сумки в конец вагона, в темноте всматриваясь в номера мест перед каждым купе. Не все лежат на своих местах, но большинство людей пытается уснуть, вслушиваясь в привычный голос диктора, которая объявляет прибывающие и отбывающие поезда. О нашем поезде голос пока умалчивает.
 Место под номером 33 располагалось в самом конце вагона (ну или в его начале), прямо перед сортиром. Да уж, придется слушать шарканье тапочек и беготню малолеток, - просто чудесно! - промелькнуло в мыслях.
 Остановившись перед своим купе я всмотрелся в темноту (света не было).
 - Разрешите поставить свои сумки! - Сказал я, намекая на то, чтобы крупная дама подорвала свою задницу с койки, куда можно положить сумки. Она сделала попытку приподняться, но ее попытка не увенчалась успехом и она рухнула обратно на койку.
 - Вы попросили бы, что нибудь попроще.. - с видом усталости промямлила тяжелая дама (другого наименования этой особи я не смог придумать). Я взглянул на противоположную нижнюю койку, на которой уже спала девушка, поэтому мне не хотелось ее тревожить, но "тяжелая" (во всех смыслах) меня вынудила это сделать, ведь не сделала и движения после позорного падения.
 - Ваш чай и бутерброды: масло, сыр, колбаса. - Продекларировала проводница, застывшая в проходе с подносом в руке, на котором красовались явно несвежие бутерброды и парящий напиток. Я поставил сумки на пол и тут же почувствовал облегчение в плечах, словно с меня слезли сразу две таких тяжелых дамы, присел на край койки, где калачиком свернулась спящая девушка под простынкой.
 - Не перелечу же я через ваши крупные сумки! - громко сказала пышная проводница.
 - Тсс, - приставил указательный палец к губам: - Пассажирку разбудите. Имейте совесть! - Шепотом "крикнул" я и сделал возмущенный вид (как можно более убедительный).
 - И как вы мне предлагаете поставить бутерброды на стол? - так же шепотом возмутилась контролерша. Но, прежде чем ответить ей и взять у нее из рук чертовы бутерброды с чаем, я был очевидцем удивительнейшей картины. Словно смотрел передачу про животных на Animal Planet. Крупная дама, в попытке встать, делает неимоверный толчок, который сопровождается пердежом и неимоверным скрипом койки, но, в итоге, она остается сидеть, свесив ноги с кровати, словно гиппопотам. Спящая девушка резко встает, после такого толчка, и садится рядом со мной. Сонно глядя на крупную даму, тянущуюся за бутербродами через препятствие - мои "крупные", как заметила контролерша, дорожные сумки, девушка зевает широко раскрыв рот, смотрит на меня, улыбается, подчеркивая уникальность ситуации и говорит:
 - Вот это анриал! - я улыбаюсь ей в ответ, и добавляю:
 - Не то слово! - Через мгновение я вспоминаю про свои сумки, - Разрешите? - спрашиваю я, намекая на "спрятать сумки под койку". Сбитая с толку девушка не понимает о чем я говорю, я указываю на багаж посреди купе, она смеется и говорит, вставая с постели:
 - Да, конечно, - на ней белые обтягивающие шортики и оранжевый лифчик.
 Багаж, наконец-то упакован. Я благодарю девушку и извиняюсь, что потревожил, она отмахивается и улыбается. Крупная дама тоже довольна. Сидит и жует бутерброды, чавкая при этом; крошки падают ей на постель и на пол в удовольствие тараканам.

 2:00 ночи.

 Поезд только тронулся. "Неучтивый" локомотив присоединился неожиданным толчком, как бы это смешно ни звучало, обрадовав тех пассажиров, кто не спал в это время, а те кто спали,  проснулись и ворчливо перевернулись на другой бок. Я же решил одеть наушники и включить музыку, чтобы не слышать чавканье и сёрбанье с нижней койки.  Да, мое место было над крупной женщиной, которая ела уже вторую порцию бутербродов, запивая остывшим чаем. Сверху молодой девушки и напротив меня расположился выпивший гражданин, от которого добротно несло перегаром и не стиранным бельем. Он тоже входил в список тех людей, от которых я решил отгородиться наушниками. Музыка спасала меня лишь некоторое время, пока не надоела. Я попытался уснуть, но просыпался каждые пять минут, как только поезд набирал не дюжую скорость, а вагон шатало из стороны в сторону. Сон отбило, как рукой. Я пробовал читать, но запах несвежих носков постоянно сбивал меня, поэтому я решил выйти в тамбур, чтобы попарить вэйп. Пытаясь не наступить на крупную женщину, я слез с верхней койки, одел кроссовки и направился к выходу из купе, в котором храп стоял невероятный, а о запахах я вообще молчу.
 - Вы курить? - послышался приятный женский голос. Это была девушка в оранжевом лифчике.
 - Да. Не могу уснуть. - Оправдался я.
 - Подождите меня, вместе выйдем. Только накину кофту, прохладно там. - Сказала девушка.
 Одевшись, девушка поспешила за мной. В тамбуре стоял туман из табачного дыма - кто-то нас опередил. Я закашлялся и уже почти накурился в роли пассивного курильщика.
 - Я Маша, - начала диалог девушка, закуривая сигарету. - А вас как зовут? - она протянула руку, я пожал ее и ответил:
 - Федя.
 - Приятно, - коротко сказала она.
 - И мне тоже, - выпалил я на автомате.
 - Нет, ну это было - "Страх и ненависть в Лас-Вегасе", если честно! - вскрикнула Маша и звонко засмеялась.
 - Вы о чем? - сперва не понял я.
 - Ну эта тетка с бутербродами! - сказала она и, с комичной мимикой, копировала крупную даму, как она поглощала бутерброды.
 - Ах, вы об этом! - с ужасом вспомнил я недавние события, но теперь и мне они стали казаться не более, чем комедией. - Да, у тетки явно перебор с приемом пищи, - мы вместе смеялись, не зная, что и добавить. Хотя добавлять-то было нечего, ситуация сама по себе оказалась комичной, это я, будучи в центре этой ситуации воспринял ее слегка напряженно, но сейчас, вспоминая эту картину, я видел лишь комическую сценку.
 - А тот, что над вами! - продолжил я обсуждать наше купе.
 - Я его не видела. Он, как и вы, тоже опоздал, но лег спать немного быстрее.
 - Конечно, будучи в таком состоянии, я бы не то что уложился быстрее, я уложился бы еще вначале вагона, вместе с проводницей. От него перегаром несет, как от самогонного аппарата! - начал возмущаться я, а Маша все смеялась.
 - Да уж, контролерша тоже странная немного. - смеясь, сказала Маша. Ее голос был звонкий, так что я ее еще ни разу не переспросил из-за шума стучащий колес.
 - Отдала ей билет, не успела еще сумки поставить на пол, как она говорит: давай паспорт, я ей и паспорт вручила, который был чуть ли не на дне сумки, и подсветила ей все это дело телефоном, который, к стати говоря, почти разряжен был на то время! - Маша говорила об этом всем серьезно, но с долей сарказма и у нее это так легко и непринужденно получалось, что я почувствовал с ней родство. Словно это была моя младшая сестра, с которой можно ночи напролет говорить и говорить, которая, что бы ты ей ни сказал, воспримет твои слова с терпением и пониманием, и превратит это в шутку так, что и ты посмеешься над собой.
 - А вы почему вэйп не закуриваете? - спросила Маша, чтобы поддержать наш разговор, как подбрасывают в камин дрова, чтобы тот не потух. Я усмехнулся и сказал:
 - Вэйп не закуривают, его парят!
 - Парят в облаках, а вэйп парят, следите за ударениями, молодой человек. - Шутливо, уколом на укол, ответила Маша. Ее лицо было различимо посредством лишь мелькающих в окне фонарей. Но я сразу для себя понял - она красива, и душой, и телом. Редкость в наше время.
 - Ну хорошо, пусть будет так. - Сдался я и добавил: - Тут итак накурено, зачем нести двойной урон своему здоровью.
 - А вы правы. Этот тамбур по праву можно считать газовой камерой для пыток! - рассмеялась она. Я тоже поддержал ее искренним смехом.
 - Да уж, так и есть, - сказал я вдыхая табачный дым вместо воздуха.
 - А кто вы по образованию? - внезапно Маша проявила желание познакомиться поближе.
 - Я астролог. А ты?
 - Не знала, что мы уже перешли на "ты"? - сделалась колкой Марья. Я не понимал, ей обидно, что это я решил, или у нее независимое начало, вроде феминизма?
 - Ну я думаю так будет проще для нас обоих. - Признался я. - Не люблю "выкать".
 - Значит вы любите "тыкать". - Сказала Маша и закатила глаза, как только услышала это словосочетание из своих же уст.
 - Да, "тыкать" я люблю больше, чем "выкать"! - постарался поддержать шутку, но видимо прозвучало это нелепо и Маша отвела взгляд, и покраснела, как мне показалось. Ее темные волосы лоснились в свете мелькающих фонарей, пропитанные дымом и поездкой. Она включила телефон и начала набирать смску. В свете дисплея Машины глаза показались мне темно-зелеными, в этих девичьих глазах отражалась вся прелесть ее души.
 - Блин, связь плохая, даже смс не могу отправить. А у тебя как со связью? - произнесла Маша, после секундного молчания.
 - Более ни менее. Хочешь с моего отправить?
 - Да, если не возражаешь, - улыбнулась она.
 - Конечно, - протянул ей телефон. - Любимый не может уснуть? - спросил я, поняв, что ляпнул глупость.
 - Нет, мамка спрашивает, где я сейчас, - сказала Маша затянувшись сигаретой. - Надо по-любому ответить, а то не отстанет! - выпуская дым и приветливо улыбаясь, добавила она.
 - Да-а, мамки они такие, - сказал я отмахиваясь от дыма. - Ты так и не ответила на вопрос.
 - Нету у меня парня. - Бегло произнесла Маша. "Это конечно плюс, но не на этот вопрос я хотел услышать ответ." - Подумал я.
 - Нет, я про образование, - улыбнулся я и не увидел в ней смущения, но открытый улыбчивый взгляд, словно молвил: "А мне кажется именно это ты и хотел услышать".
 - Учусь на медика, подрабатываю домработницей, - сухо ответила Маша, глядя в телефон и набирая сообщение.
 - А откуда путь держишь?
 - Из Казани. У матушки была. Она просила набрать, как в поезд сяду, но я так утомилась, что совсем про это забыла, а тут еще и эта связь... - задумчиво произнесла она и крепко затянулась сигаретным дымом.
 - Если что, в поездах всегда так со связью, для справочки, - шутливо произнес я, но Маша не оценила иронию, и закончив переписку с матерью, отдала мне телефон.
 - Спасибо. - Грустно произнесла она.
 - Что с настроением?
 Маша потушила бычок о мусорный бак и отправила его в мусор.
 - Та матушка пишет, что ей муж снится, мой батя покойный, и тихо плачет на кухне, запивая горе чаем. - С досадой в голосе сказала Маша. - Но я не понимаю, как можно убиваться из-за пьянчуги и сволочи, который терроризировал нас в продолжении всей своей короткой и никчемной жизни?! - в темноте тамбура я заметил, как глаза ее набухли, а по щеке прокатилась слеза, которую она тут же смахнула рукавом черной бархатной кофты. Я же, руководствуясь неким порывом души и жалостью к такому маленькому и беспечному существу, как Маша, внезапно для самого себя, обнял ее и начал разглаживать ее волосы, успокаивающе проговаривая шепотом:
 - Тихо, тихо. Не плачь. Все наладится. - Она прижалась ко мне, вытирая слезы о мою рубашку. Я взял ее за плечи и оторвал от себя, сказав:
 - Маша, давай ты сейчас успокоишься и расскажешь мне все, что тебя беспокоит, а я постараюсь тебе помочь уже с профессиональной точки зрения. - Маша с удивленным заплаканным лицом смотрела на меня и не знала с чего ей начать. - Не торопись, время у нас еще есть. - Она хотела было начать свой рассказ, но в тамбур вдруг пожаловал пьяный гражданин из нашего купе с торчащей во рту, помятой сигаретой.
 - О, доброй ночи, товарищи! - с "гуляющей" интонацией и кривой улыбкой произнес он. Маша закатила глаза и сказала:
 - Видимо в следующий раз. - И вышла из тамбура.
 - Да. - Подытожил я.
 - Видимо я вам помешал? - неловко кинул парень, выровнял сигарету дрожащими руками и закурил. Он был худой, словно его морили голодом неделю и заставляли работать каждый день. На нем был спортивный костюм, видимо он лег спать не снимая его, потому как костюмчик был помят и местами порван. В качестве обуви он почему-то выбрал туфли. Его лысая голова была вся в ссадинах и шишках, и, напоследок, от него добротно несло, не только перегаром.
 - Да, но это не ваша вина. - Сказал я и отметил про себя, что злюсь на паренька. Наконец я достал вэйп и решил сделать пару затяжек, обдумывая проблему Марии, прежде чем отправлюсь обратно в купе. Обратив внимание на курящего в сторонке юношу, а ему было не более двадцати пяти, но это вблизи, и если смотреть в глаза; юноша начал шарить в карманах своего спортивного костюма в поисках чего-то, затем взглянул на меня утопающим взглядом и сказал:
 - Который час, скажи. - Я плотно затянулся выйпом, чтобы не чувствовать перегар и взглянул на мобильник, вспомнив при этом Машу, которая недавно им пользовалась.
 - 3:15 ночи. - Томно проговорил я.
 - Ну понятно, что не утра, темно же еще! - взорвался дурным смехом алкаш, показывая неполноценность своего рта отсутствием двух передних зубов- нижнего и верхнего.
 - В четыре часа тоже будет еще темно, но это будет уже утро. - Сказал я, как бы сам себе, не обращаясь к парняге.
 - Да уж, я об этом и не задумывался как-то... - с досадой в голосе произнес он. "А о чем ты вообще в своей жизни задумывался, кроме сигарет, бухла и наркоты?!" - с горечью подумал я, жалея паренька за его необразованность и тяжкую судьбу, а вслух сказал:
 - У тебя есть еще достаточно времени, чтобы призадуматься. - вышел из тамбура и направился в купе - пытаться спать.

 3:25 ночи.

 Я лежу с открытыми глаза и взглядом сверлю в потолок. Бешеная качка вагона не дает мне уснуть, да и размышления о проблеме Маши - тоже. Накурившийся и пропитанный алкоголем парень заходит в купе и, сняв обувь, лезет на свою койку, словно обезьяна на пальму за бананами. Залезть на место у него получается лишь с третьего раза, разбудив при этом Машу. Она недовольно цокает языком и включает телефон. Через мгновение мне приходит сообщение. "От кого это в такой поздний час?" - думаю я.
 
 Неизвестный номер: Тебе не приходили сообщения от мамы?
 Я: Маша, ты?
 Неизвестный номер: Да.
 Я: Нет, не приходили. Как себя чувствуешь? Почему не спишь?
 Неизвестный номер: да этот лысый разбудил! И храп толстушки мешает... капец в общем!
 Я: Мне тоже не спиться... Ты так и не поведала свою историю, может напишешь?
 Неизвестный номер: Давай утром. Это не тема в пару строк.
 Я: Хорошо, тогда спокойной ночи. Попытайся уснуть.
 Неизвестный номер: И тебе.

 Отложив телефон, я смотрю вниз, туда, где лежит Маша. Ее тело накрыто простыней, видны лишь черные волосы. Она оборачивается и приветливо мне улыбается.
 - Если мать напишет - дашь знать, хорошо. - Тихо звучит ее голос сквозь вагонную тряску. Я киваю и оборачиваюсь к стенке, накрывшись простынкой. Сон все таки приходит.
 Сквозь сон слышу встревоженные голоса. В основном это проводница и толстушка, что на койку ниже. Они обсуждают какую-то очень волнующую их тему. Я стараюсь не вслушиваться в этот бред, чтобы окончательно не проснуться, но слышу слова контролерши:
 - ...так темно, возможно потому, что сейчас погода "балуется". - В ее голосе чувствуется фальшь и неуверенность в своих же словах. - Зима нас долго не покидала, снега растаяли только недавно, а уже май месяц, к вашему сведению.
 - Но, как это возможно? Уже шесть утра, а за окном мрак! И, где мы едем, сообщите нам пожалуйста, и какая следующая остановка? - это уже голос Маши. По ее взволнованному голосу понятно, что она напугана. Сквозь пелену сна, мне кажется, что это кошмар. Но я решительно открываю глаза и привстаю на локти, сонным взглядом осматриваю окружающих. Проводница, явно сбитая с толку, смотрит на свои маленькие часики на левом запястье и в ее глазах сверкает удивление на грани шока. Она открывает рот, потом закрывает, словно рыба выброшенная на берег бурным течением реки. Затем все таки произносит:
 - Да, сейчас в действительности должно быть светло на улице, но... - она всматривается в окно, где полнейшая тьма. Лысый паренек с шишками на голове смотрит в окно, пытаясь высмотреть хоть что-нибудь, затем поворачивается к контролерше и говорит, с некоим подобием кривой улыбки на лице:
 - Мы в за-па-дне! На самом дне! - говорит рифмой и смеется, словно сумасшедший.
 - В чем дело?! - не выдерживаю я, глядя на Машу. В ее испуганном взгляде читается паника.
 - Уже утро, а не светает, понимаешь?!
 - Нет. Как такое возможно? - нервно говорю я. Подо мной слышатся тихие стоны перерастающие в рыдание. Это плачет толстушка.
 - В чем дело? - обеспокоенно спрашивает контролерша.
 - На моих - 13:20! - говорит толстушка навзрыд, сморкаясь в платок.
 - Прекрати стонать! - сердито кричит Маша на толстушку. - Итак нервы на взводе. - К моему удивлению толстушка замолкает, а проводница исчезает за дверью. Слышно, как люди по всему вагону, кто тихо, кто громко, обсуждают данное невероятие. Я включаю мобильник, на часах - 11:08. Достаю из кармана штанов кварцевые часы (подарок бати), на них стрелка указывает на три часа дня. Ну и новость! На телефоне захожу в часовые пояса и обновляю время, выдает ошибку.
 - Время на мобиле не обновляется, представь! - обращаюсь я к Маше.
 - Так это не новость, я уже давно проверил данную теорию... - говорит лысый.
 - Да, я тоже. - Подтверждает Маша. Она копается в телефоне, затем прикладывает его к уху, пытаясь звонить. - Блин, связи вообще нет! Что за бред?!
 Я гляжу в свой телефон и вскрикиваю от радости:
 - У меня одна палочка связи! Сейчас попробую кого-нибудь набрать!
 - Набери мою мамку! Это очень важно. Пожалуйста! - вскакивает Маша, упершись руками в мою койку. В ее глазах блестит надежда, и слезы.
 - Хорошо, - говорю, ищу номер ее матери по сообщениям, отправленными ею вчера ночью и звоню. - Гудки пошли! - радостно вскрикнул я, смотря на Машу, она улыбается и тянется за телефоном.
 - Алло, - звучит в трубке женский голос. Я передаю телефон Маше, и она берет его, словно это спасательный круг, а она утопающий.
 - Да, мам, это я! - кричит она в трубку. - Привет, я до сих пор в поезде! Да! Тут такое случилось... - она делает паузу и вслушивается в то, что ей говорит мама на другом конце связи. Выражение ее лица меняется на глазах. Слезы, двумя маленькими ручейками льются по ее румянцам на щеках. Она прижимает левой рукой рот, чтобы не зарыдать на все купе. В ее глазах читается ужас, вперемешку с удивлением и злобой, на грани шока.
 - Маам... - говорит она в трубку, - мама! - уже кричит Маша. - Черт бы побрал эту связь! - она отдает мне телефон и, буквально, вылетает из купе направляясь в тамбур. Я одеваюсь, спрыгиваю с верхней койки, надевая обувь на ходу и направляюсь за ней.
 - Что она там от матери услышала?! - нервно спрашивает толстушка, я гляжу на нее, прежде чем выйти из купе, и говорю:
 - Сейчас узнаю! А тебе не стоит идти за мной! - говорю я лысому, который уже слазит с койки.
 - Я в туалет, - уверяет он меня, надевая туфли.

 На моих часах 11:21, но думаю вряд ли это правда.

 Когда я вышел в тамбур, Маша нервно курила. У нее были заплаканные глаза. Тушь потекла и была размазана по щекам. Маша неуверенно встретила мой взгляд и снова опустила глаза.
 - Маша, что ты услышала от матери? - взволнованно спрашиваю я. Кладу ей руку на хрупкое  плечо, а она вздрагивает, словно каждое касание вызывает у нее боль.
 - Ты должна поделиться со мной, Марья. - Настоятельно советую ей я, потому как хочу знать причину, которая привела ее в такое состояние. Маша поднимает взгляд зеленых глаз и говорит:
 - Не называй больше меня этим именем! - опускает глаза и продолжает. - Так называла меня покойная бабушка, больше я никому этого не позволяю, даже матери.
 - Хорошо, Маша. - Говорю я, соглашаясь. - Так ты расскажешь, о чем поведала тебе мать? - но мои слова действуют на нее угнетающе, и она, сделав затяжку, тушит бычок и говорит сквозь слезы:
 - Я не успела маме до-рассказать все, что с нами произошло, а она говорит...  - не договорив, Маша пускается навзрыд. Я обнимаю ее и прижимаю головой к груди, чтобы успокоить. Она хнычет, оставляя на моей рубашке потеки от слез.
 - Что она говорит, Маша? Что?! - не выдерживаю я. - Да успокойся ты, не плачь, перестань! - я встряхиваю ее схватив за руки, и она постепенно приходит в себя, вытирая слезы рукавом своей кофты. Наконец, успокоившись и перестав плакать, Маша продолжает:
 - Мама сказала, что меня уже неделю не слышно... сказала, что я о ней забыла... сказала, что...обиделась на меня! - хныча, бормочет она.
 Маша не спускает взгляда с моего лица, постоянно вытирая слезы, словно я буду осуждать ее за них. Видимо на моем лице в данный момент отображались все эмоции поочередно, как на покадровой съемке. Я не мог осознать услышанное. Мой мозг, словно сжался до размера ореха, а затем распух до невероятной степени, и так пульсировал переваривая информацию, что начала болеть голова. Сердце стремительно забилось в моей груди, отстукивая бешеный ритм о ребра. Я достал из кармана брюк вэйп и нервно потянул. Пар с никотином дал мне слегка прийти в себя, но не полностью. Маша закурила "по второму кругу".
 - Но... но.. как это возможно?! - спрашивал я скорее у пространства, или Бога, или вселенной, называйте, как желаете, но не у Маши, и даже не у себя. В голове крутились странные мысли, словно в ней заварился кисель, который со временем остынет и превратится в желеобразную массу.
 - Я сама не понимаю, что с нами произошло во время сна! - сказала Маша. Ее голос звучал отдаленно, как бы за пеленой шока, но этот голос направил меня на нужную мысль.
 - Молодец, Маша! Ты просто молодец! - вскрикнул я.
 - Что?! О чем ты? - не поняла она моих эмоций. Я затянулся густым паром и произнес:
 - Мы спали, когда это случилось - я имею в виду сдвиг во времени и темнота за окнами, - правильно?!
 - Да, - неуверенно сказала Маша, так и не поняв к чему я веду.
 - Вот именно! - крикнул я, словно "Эврика!". - Должен же кто-то быть, кто не спал!
 - Слушай, а ты прав! - сказала Маша с широко раскрытыми глазами, точно поняла одну из истин Библии. - Я уверена на сто... на двести процентов, что такой найдется! Даже если этот человек упоротый стимуляторами, он нам сейчас реально поможет. - Сообразила она.
 - Ну-у, про стимуляторы не уверен, но сам по себе знаю, что редко сплю во время поездки в поезде. Но в этот раз меня каким-то образом отключило. Ладно, хватит болтать, ты иди расспрашивать к маши...
 - Теперь ты гений! - перебила меня Маша, и кажется я понял, к чему она клонит. И, в ответ на мой вопрошающий взгляд, она сказала:
 - Машинист! Конечно же машинист не спал! - и помчалась в главенствующие вагоны - 2 и 1. Но я сомневался, что ее пропустят в сам локомотив, который странным образом опоздал на целый час. "Но мы теперь все опаздываем на неделю!" - с ужасом подумал я.
 Перестав парить вэйп, я вышел из прокуренного тамбура в вагон. Голова начала кружиться и не только от пьянящего никотина. Вагон был переполнен голосами. Люди стояли в проходе и смотрели в темноту за окнами. Открыть окно пока никто не осмелился. Другие сидели в купе и бессмысленно копались в мобильнике. Освещение подавалось за счет тусклых лампочек в потолке. Глаза к этому свету не могли привыкнуть и болели. Я шел по шумному коридору вагона несущегося поезда и огибал "зрителей" стоявших и, с иронией и печалью в голосе, бормотавших друг другу какие-то нелепости, типа: "Это нам расплата за развитие технологий и засорение планеты!" или "Нет! Это из-за нашей неосознанной жизни! Мы слепо шли к цели, топчась по головам других!", или вот это: "Вы думаете поезд привез нас прямиком в преисподнюю?.." - все замерли и попытались найти взглядами сказавшего это. Этим человеком оказался пожилой мужчина лет пятидесяти. На его кривоватом и вздутом носу, сидели очки в тонюсенькой оправе. Очки были через чур малы для его несоразмерного носа, поэтому "сидели" они кривовато.
 - Я имею в виду, что это апокалипсис, друзья. Но он только начинается. - Сказал спокойно старичок и бережно закрыл книгу. На обложке показалось название книги - "Библия. Ветхий завет".
 Люди заулыбались, щерясь и гогоча, словно шакалы, насмехаясь над словами старика. Я думал, что он сейчас возьмет книгу и проведет обряд экзорцизма над каждым смеющимся, но дед в ответ на это хмыкнул и исчез в купе, отгородившись дверью.
 Я возобновил шаг и забыл зачем и куда иду. Мне снова и снова в голову лезли слова старика: "...это апокалипсис. Он только начинается..."
 Шум вагона постепенно вводил меня в некую меланхолию, которая была на грани депрессии. Я шел, проходя и заглядывая в каждое купе. Люди отвечали мне взглядами, у которых было одно сходство - они не знали, что делать дальше, и чего ожидать. Люди отчаянно заглядывали в окна, пытаясь в сущем мраке разглядеть знакомые очертания деревьев; поселочные дома, стоящие в ряд, по разному раскрашенные заборы; собаку, которая гоняется за дразнившим ее мальчишкой. Они хотели увидеть уже хоть что-нибудь в этой кромешной темноте, которая сковывала чувства, вводила в ужас, сеяла панику в мыслях и ставила перед неизвестностью. Особой паники в вагоне не было, поэтому я думал, что никто не знает, что мы пропустили целую неделю, но дойдя до первого купе, я услышал разговор двух, сравнительно молодых, дам. У одной из них в руках лежал ребенок под слоем простыней. Я смотрел краем глаза в купе, став у окна, но пока не показывался, чтобы дослушать то, что они говорят.
 - Вера, ты знаешь, мне страшно становиться от той мысли, что нас уже неделю ищут в Москве... - тихо проговорила девушка с ребенком. Она поплотнее укутала спящего ребенка в простынку и аккуратно положила в переносную сумку для малышей, которая стояла на ее кровати.
 - Да, ты права, зайка, мне тоже не по себе, - дрожащим голосом ответила другая дама, у этой, в отличие от блондинки с ребенком, были светло-каштановые волосы.
 - Но не будем горевать раньше времени, а то все нервы израсходуем, - говорила шатенка, мать малыша лишь согласно кивала.
 Значит они тоже знают. Но откуда? Может у них еще есть связь, в отличие от моего телефона.
 - Здравствуйте, милые дамы, - сказал я, заходя в открытое купе.
 - Привет, - улыбнулась девушка с каштановыми волосами, - меня Валя зовут.
 Я хотел произнести свое имя в ответ на знакомство, но блондинка перебила меня, сказав:
 - Вы что-то хотели?
 - Естественно, - сказал я, продолжая стоять. - Хотел спросить: вы по телефону узнали, что нас неделю уже нет?
 - Да, а что? - покосилась на меня молодая мать, скрестив руки на груди, словно замерзла. - Откуда вам это вообще известно, молодой человек? - я покосился на нее и решил выйти из воды сухим, сказав:
 - Я стал невольным очевидцем вашего диалога, поэтому - не обессудьте! - оправдался я улыбаясь и поторопился выйти из купе. В дверном проеме меня застал крупный высокий блондин. Он оценивающе посмотрел на меня и презрительно фыркнул. Я хотел выйти, но парень меня не пропускал, словно был накаченным головорезом, которых ставят на входе ночных клубов на фэйс-контроле.
 - Кто это? - спросил он у матери-блондинки, которая по-видимому была его женой. Она пожала худыми плечами и сказала:
 - Не знаю, милый, но этот человек спрашивал про наши телефоны, - неумело пояснила девушка.
 - Что ты хотел знать о наших телефонах? - грубо спросил блондин, играя скулами.
 - Да нет же! - раскатисто произнесла Валя, не дав мне вымолвить и слова. - Он хотел знать, откуда нам известно, что нас уже неделю ждут там... - последнее слово она произнесла так отрешенно, будто прежний мир, в котором мы жили, работали, дружили, учились, как-будто этот мир был за гранью понимания.
 - И мы сказали, что нам известно это после звонка близким, вот. - Торопливо закончила, милая с виду, шатенка. Блондин нагло и неучтиво начал заходить в купе, вместо того, чтобы пропустить меня, стоявшего у выхода. Я пригнулся и присел на койку Вали, пропуская громилу в белой футболке, с надписью: "I will not fuck you, until you love me!". Я давно вырос уже из того возраста, чтобы носить футболки с такими легкомысленными надписями, - подумал я, выходя из купе, после того, как блондин зашел и присел около сумки со спящим ребенком. Громила сунул свои налитые "железом" пальцы в сумку, пытаясь достать малыша, но без сигнализации не обошлось - малыш заплакал и начал звонко кричать на весь вагон, не довольствуясь нарушением его покоя.
 - Чего смотришь, недотепа?! - посмотрел на меня исподлобья блондин, укачивая на руках орущего малютку. - Не видишь, из-за тебя доченька пришла в ярость.
 - Не посмею задерживаться, - сказал я и ушел. Вспомнив о проводнице, я осознал, что ее нигде не было видно уже продолжительное время, и решил зайти к ней в кабинку. Я потянулся к дверной ручке, но меня остановил кто-то, положив руку мне на плече, и обернувшись увидел Машу.
 - Ну что? - первым делом спросил я. Маша отрицательно покачала головой и сказала:
 - В локомотив я так и не смогла пройти. А проводники первого и второго вагона ничего не знают! - в ее голосе звучала раздражительность, которая пропитала весь поезд из-за неизвестности и безнадежности ситуации. Я смотрел, как Маша в попытках словить связь копается в телефоне, то заходя в сообщения, то заглядывая в социальные странички, но в телефоне везде было глухо, а связь так и не появилась с того раза, как Маша поговорила с мамой.
 - Сейчас мы все узнаем у нашей проводницы! - опомнился я и вновь потянулся к дверной ручке. Открыв двери, я было подумал, что проводница спит. Она сидела в своем кресле, ее голова была запрокинута назад с широко раскрытым ртом, руки свисали вдоль кресла, а ноги были выпрямлены под стол. Ночник на стене ярко освещал беспорядок, который творился на столе: разбросанные бумаги, потекшая ручка, кроссворды, открытая страница какой-то книги, чашка с остывшим чаем, и все это "великолепие" помещалось на одном письменном столе. Я скривился, представив свое рабочее место в таком же состоянии и решил разбудить проводницу.
 - Думаешь, она спит? - спросила Маша, как только я потянулся рукой к женщине.
 - Надеюсь, - полушепотом сказал я, подергал за плечо проводницу, а она скатилась под стол, словно тряпичная кукла, опрокинув кресло. Маша, охнув и прикрыв ладонью рот, начала отходить назад, будто пыталась отдалиться как можно дальше от смертельных уз. Я же сначала смотрел на Машу вопросительным взглядом, затем быстренько взял себя в руки (ведь не надо надеяться на кого-то еще, кроме самого себя) и посмотрел на тело проводницы, которая отдала концы по непонятным мне причинам.
 - Ты слышишь какой-нибудь посторонний запах? - спросил я скорее самого себя, но, к моему удивлению, Маша смогла ответить:
 - Кроме запаха алкоголя?
 - Да.
 Маша слегка успокоилась и приблизилась к столу. Она взяла темноватую жидкость в чашке и принюхалась.
 - Валерьянка, блин! Сколько же она ее сюда нацедила, капель триста?! - скривившись, говорила Маша. - Ненавижу валерьянку, особенно в таких количествах!
 На полу, около трупа проводницы, лежала пустая бутылка, в которой когда-то была водка. Осколки разбитого стакана были разбросаны на полу около тумбочки. Хотя кровать была ровно заправлена, словно армейская койка, и на ней ни вмятины, - значит проводница не ложилась спать целую ночь, и что теперь?
 - Одна она знала про переход между реальным миром и тем, где мы сейчас увязли!
 - Что ты имеешь в виду? - не поняла Маша. Я ей указал на кровать, она посмотрела и не сразу осознала.
 - Ты хочешь сказать, что проводница...
 - Да, именно! Она не спала и должна была быть очевидцем ночного перехода! - кричал я, словно осознал истину.
 - Да, но теперь она мертва, и нам ничего больше не узнать от ее трупа. - промолвила Маша и уставилась на меня взглядом полным печали и усталости, затем спросила:
 - Что будем делать дальше?
 - Нам нужно оповестить кого-то из оставшихся проводников... - сказал я, не веря сам себе, что проводники смогут хоть что-то предпринять.
 Мы порешили на том, что дернем первого встречного и, чем больше народу привлечем к этому делу, тем менее подозрительней это будет выглядеть. Мы боялись, что лишняя суета может навлечь на нас недобрые взгляды пассажиров.
 Как-только мы вышли из кибитки покойницы, то услышали шум в проходе. У окна, напротив третьего купе, стоял старичок с крупным носом в очках и раскрытой библией в руках перед глазами - он читал притчи царя Соломона:
 - ...ибо путь праведных - это светило меж нами, а пути грешников - тьма... - с этими словами, старик подходил все ближе и ближе к окну. Те, кто стоял в проходе, смотрели на него и недовольно шептались. И вдруг, рука старика потянулась к окну и дернула за ручку. Русый парень, стоявший около деда, попытался надавить на окно, чтобы оно не открылось, но было уже поздно.
 - Чего вы боитесь, смертные?! Ведь тьма уже поглотила нас и ждет искупления! - нервно кричал старик. Он не заметил, как сквозь щель приоткрытого окна, внутрь вагона заползает струйка черного вязкого дыма, некой субстанции, которая не походила ни на что, лишь визуально ее можно было сравнить с густым плотным дымом.
 - Закройте окно, быстро! - крикнул я, глядя на черноту сползающую к ногам старика. Парень в очках, который стоял ближе всех к старику, дотянулся до приоткрытого окна и захлопнул его. Густая темная субстанция оборвалась и начала клубиться около ног старика. Гражданин в очках отпрыгнул моментально, чтобы не коснуться неведомого вещества. Дед с застывшим криком на старческом лице смотрел на злобную тьму, которая вилась у его ног, и не мог пошевелиться. Остальные стояли и тоже боялись подойти. Плач ребенка у матери-блондинки на руках раздался так-же внезапно, как темнота начала обвивать тело старика. Субстанция двигалась вверх по дряхлому старческому телу, обвивая ноги, словно питон поймавший добычу.
 - Сделайте же хоть что-нибудь, чего вы стоите?! Подергайте ногой или еще как-то! - вскрикнул паренек в очках.
 - Я не могу, - с неистовым страхом в голосе пробормотал старик, он прижимал библию двумя руками к груди, а в его перепуганных глазах стоял ужас, который предвещал лишь одно - его скорую смерть.
 - Я не чувствую своего тела...полностью! Понимаете?! - кричал старик с мольбой о помощи в голосе, а тьма поднималась все выше и выше, обнимая его тело.
 - Что это за хрень такая?! - с отвращением произнес блондин из первого купе, с которым у меня недавно не сложился диалог.
 - Апокалипсис... - выдавил из себя старик. Темный сгусток дыма добрался до его головы и начал просачиваться старику в рот. Дед задыхался и кашлял, он забился в конвульсиях и упал. Люди с испугом отпрянули от него. Тьма просочилась ему в рот и старческое тело замерло. Старик лежал с открытыми глазами и пустым взглядом смотрел куда-то вдаль. Не надо было и медицинской экспертизы, чтобы понять, что старый мертв.
 - Меня тошнит, - призналась Маша, после всего увиденного.
 - Меня тоже. - Я надеялся, что это ее утешит. Но нет, ей стало еще хуже. Она побледнела, прикрыла рот руками, ее щеки вздулись и Маша помчалась в уборную. Люди не обратили на это никакого внимания, все стояли и глядели на тело старика, словно пытались разгадать очень сложную загадку. Ребенок ревел, не давая сосредоточится на происходящем. Люди гомонили, словно жужжащие мухи. Я пытался пройти к трупу, толкаясь с народом.
 - Можно аккуратнее?! - крикнула мне в спину пожилая дама в белом сарафане. Я извинился, стараясь перекричать плачь малыша и подошел к лежавшему на полу телу старика. Его лицо было бледнее мела; в глазах - пустота; пальцы сжаты на библии, вдавливая и ломая картонную обложку; рот открыт так, будто дед хотел что-то сказать напоследок, но смерть не дала ему слова, забрав душу деда на последний танец.
 Я потянулся к глазам старика, чтобы прикрыть веки, но кто-то оттянул меня за плечо от трупа и сказал, крича на ухо:
 - Ты что делаешь, идиот?! Вдруг эта чернь и тебя заберет! - это был невысокий парнишка в очках, с кудрявыми русыми волосами по плечо. Я встал, посмотрел в глаза пареньку, и понял, что он был прав.
 - Да, действительно! Спасибо. - Сказал я, не зная отчего он меня даже спас.
 - Не благодари!
 - Что это вообще такое! Что это было?! Вы видели, как оно залезло ему в рот и убило его?! Сколько нам еще осталось? Сколько мы еще протянем без еды и питья?! - истерический голос девушки с каштановыми волосами врезался мне в ухо. Она стояла рядом со мной и ее глаза, наполненные слезами, вопросительно смотрели на меня. Я, не зная, что и ответить, сказал:
 - Надеюсь, скоро все кончиться... - повернулся и, сквозь толчею гомонящего народа, увидел Машу. Ее лицо уже было не так бледно, а взгляд умолял подойти. Я сделал шаг в направлении к Марии, но на меня навалилась с объятиями Валентина.
 - Что-же будет с нами, а? - она видимо подумала, что я сделал шаг навстречу к ней и повесилась рукам мне на шею.
 - Не знаю! Честное слово - не знаю. - Сказал я в ответ, освобождаясь от объятий Вали.
 - Давайте вынесем тело старика в тамбур! - предложил кто-то.
 - Нет! Его нельзя трогать! Вы не видите, что с ним сделала эта тьма?! - кричал русый паренек в очках, который спас нас тем, что вовремя закрыл окно.
 - Он же тут начнет разлагаться и завоняет весь вагон трупным ядом! - возмущался бородатый юноша в серой футболке.
 - Я предлагаю немного подождать и, если ничего не произойдет, мы его возьмем и перенесем в тамбур, хорошо?! - предложил накаченный блондин из первого купе. Его девушка закивала, убаюкивая рыдающего малыша.
 - Да, окей! - согласился бородатый.
 - Нет, его трогать нельзя! Он явно заражен, если не радиацией, то чем-то другим, более опасным! - не отступал от своего парень в очках.
 Я протолкался сквозь толпу и спор, который начали и не могли закончить между собой парни, и подошел к Маше.
 - Пошли! - сказала она мне и потянула за руку.
 Мы снова зашли в каморку к мертвой проводнице, которая лежала под столом, словно была в запое, но это было не так - она была мертва! Я зашел после Маши и прикрыл дверцу.
 - Что будем делать с этим? - спросила Маша, сверля меня широко раскрытыми глазами и указывая на, вольготно раскинувшийся под столом, труп.
 - Маша, не переживай! - начал я успокаивать. - Каждый, кто осмелится сюда зайти, поймет, что проводница пережрала валерьянки, да еще и запила ее целым литром крепкого пойла! Тут же запахи "на лицо", как говорится. - Усмехнулся я, но Маше было не до смеха.
 - Ну, чего скалишься? Нет ничего смешного, понимаешь?! - взбесилась она.
 - Я тебя прекрасно понимаю, Маш, но кроме того, как не нервничать и сохранять спокойствие, ничего пока не могу посоветовать. - Сказал я и потянулся к ней с распростертыми объятиями, а она отошла на шаг назад.
 - Нет, вы, мужики, всегда так говорите! "Не нервничай! Все будет в порядке!". Это ваши любимые фразы, а потом все-равно собираешь все по крупицам сама... - выпалила Маша, а ее глаза наполнились слезами. Она убрала непослушный темный локон волос с лица, и я увидел, как по ее щеке катится слезинка. Я аккуратно подошел и вытер ее пальцем. Маша не сопротивлялась. Наоборот - она накинулась на меня с объятиями, начиная плакать и всхлипывать.
 - Когда же все это закончится? Когда мы увидим свет в окнах этого проклятого поезда? Когда?! - я промолчал, ведь не имел ответов на все эти вопросы. Я просто обнимал ее и пытался утешить.
 - Ну-ну, не плачь, Машуль! Все образуется, все станет на свои места, вот увидишь!
 По мере того, как я обнимал Машу под убаюкивающую качку вагона и проговаривал ей на ушко утешительные слова, она успокоилась, рукой вытерла слезы и посмотрела мне в глаза:
 - Там шум какой-то. Надо глянуть.
 И правда, в коридоре вагона стоял неимоверный гомон. Помимо плачущего дитя, шума постоянно несущегося поезда и криков женщин, в вагоне был слышен подозрительный истерический рев, будто кричал душевнобольной человек.
 - Это покойник! Он ожил! - первое, что, не с поддельным страхом, сказала Маша, как только мы попали в коридор.
 - Что?! - не поверил я, оттолкнул Машу назад, а сам прошел вперед, чтобы взглянуть на это.
 Люди разбегались по купе; рассыпались, как сахар сквозь крупное сито. Кому-то не давали прохода; кто-то хотел пройти, но его прижали к стенке; полная женщина в светлом сарафане споткнулась и громко шлепнулась на пол, но никто ей не помог подняться, все мельтешили и у каждого сейчас было лишь одно на уме - поскорее убраться с прохода, спрятаться в купе, забиться в угол, как загнанная мышь. Дама в сарафане, с трудом поднявшись, быстрым шагом зашла в купе и ударила дверьми, оставив нас наедине с ожившим дедом.
 Маша дернула меня за руку, но я не поддался, застыв на месте изваянием. Причина моего ступора находилась в семи шагах от меня по коридору и грызла руку обмякшего тела девчонки. Это был оживший труп старика, которого умертвила тьма. Его кожа была дряхлой и бледной, а морщинистое лицо высохшим, точно осенний лист. Во впалых глазах поселился мрак, поглотивший зрачки вместе с белками. Старик, превратившийся в исчадие ада, отгрыз кусок мяса от руки девчонки и, обливаясь свежей кровью, начал медленно пережевывать, громко чавкая и рыча.
 Я опомнился оттого, что моя рука с силой ушла назад и потянула меня за собой. Это была Маша, она пыталась затащить меня в каморку мертвой проводницы, чтобы скрыться от ожившего старца. Ее лицо не выражало никаких эмоций, кроме страха и безнадежности. Я обернулся, посмотрел на старика-зомби, а тот в свою очередь смотрел на меня глазами полными мрака. Я снова застыл, выдернув руку из машиной хватки. Маша упала около двери, поддавшись собственной инерции. Мой взгляд был прикован не к старику, а сущности, которая в нем поселилась. Это древнейшее зло, до селе не виданное, пропитанное ненавистью и алчной жаждой крови, впилось в меня взглядом и пристально изучало меня. Оно отбросило окровавленную руку девушки с обглоданной костью у локтя, рука легла девушке на грудь, запятнав ей белое платье красным. Демон во плоти старика поднялся, вытер рот от крови и ухмыльнулся.
 - Проголодался! - утолив голод промолвил скрипящим голосом мертвец.
 Я почувствовал удар в спину, который дал мне прийти в себя. Это снова была Маша. Ее рука летела для повторного удара, но уже целясь промеж глаз. Я перехватил ее руку и прижал Машу к себе.
 - Ты что не понимаешь, что нам жопа, если мы не спрячемся от этой мрази! - намекала Маша на каморку покойницы.
 - Ах-ха-ха-ха-ха! - протяжно засмеялось существо несвойственным человеку голосом. - Забавно! - захрипел монстр. - Как же хорошо ощутить себя в теле, хоть оно и напрочь изношено, и воняет, но все же! Как приятно вновь почувствовать боль поясницы, ревматизм, ноющие суставы; как приятно ощупать свой рот языком и убедиться в отсутствии большинства боковых...
 - Пошли! Быстрее! Другого шанса смыться уже не будет, понимаешь?! - взревела Маша, хватая меня за рубашку. Я стоял, околдованный речью этого обезумевшего существа в мертвом теле деда, повернулся и, поддавшись зову Маши, неуклюжими, лишенными энергичности шагами пошел вслед за ней. Маша подошла к двери, за которой лежало тело проводницы, дернула ручку, дверь поддалась, но тут же захлопнулась. Маша снова попыталась открыть ее, но ничего не вышло, лишь дергалась дверная ручка.
 - Вы что же это, думаете, что избежите конца света?! - прошипело оно. - Вы думаете, что сможете спрятаться от Нас за этими ничтожными дверьми?! Ошибаетесь. Очень ошибаетесь... - закончил он и начал идти в нашу сторону. Мы хотели выбежать через тамбур в другой вагон, но глянув в окно, поняли, что там полнейший хаос - люди бегали в попытке спастись; существо с окровавленными руками раскидывало людишек, как ребенок раскидывает надоевшие ему игрушки; в дверь угодило чье-то безжизненное тело, и на стекле остался кровавый отпечаток. Мы повернулись лицом к опасности, которую представляла сущность в теле старика. По мере того, как оно подходило все ближе и ближе, неуклюже шевеля конечностями, двери купе, которые он миновал раскрывались и люди с ужасом и криками смотрели на него. Вот существо миновало четвертое купе, если считать от того места, где мы с Машей сейчас стояли. Дверь отъехала в сторону, обнажая внутренности купе, и оттуда послышались испуганные голоса.
 - Кричите! Вопите! Время пришло! - с маниакальной радостью говорил демон. В его глазах блестела тьма; хищная улыбка и острые желтые зубы пугали и настораживали. Демон протянул руку в сторону открывшегося купе и послышался гулкий удар, а затем крик:
 - Нееет! Папа! За что?! Он мертв, смотрите, он умер! - крик девчонки перерос в рыдание. Она захлебывалась собственными слезами от горя потери отца.
 - Мозг старика хоть и умирает, - пророкотал мертвец, - но мы до сих пор видим его мысли; его ненависть ко всем вам - грешникам была столь велика, что старикашка был только рад покинуть этот мир и уступить свое тело нам! - говорил демон, плюясь и рыча. Тело старика начало содрогаться, руки искривились до неузнаваемости, в замену ногтям выросли длинные пожелтевшие когти; левый глаз настолько увеличился, что казалось черепная коробка не выдержит давления и лопнет; хрящи носа хрустели и ломались, и, спустя мгновение, носа не было, он был в черепной коробке образуя отверстие по-средине лица. Ноги с хрустом выгнулись и удлинились, и стали похожими на огромные лапки саранчи.
 Маша заплакала от страха наблюдая эту картину и прижалась к моей спине. Я чувствовал, как она дрожит и молится.
 - Отче наш, ежи еси на небеси..." - шептала Маша у меня за спиной.
 - Да-а, детки, это страшно, но трансформацию надо пройти! Так вы сможете узреть наш истинный облик; наша сущность пробьется в любом воплощении! Хэ-хэ! - хрипело уродливое существо сквозь крики перепуганных людей. - Как же приятно вновь возродиться! - довольно произнес демон хриплым голосом и провел корявыми пальцами по своей бледной макушке, где росли, один за другим, многочисленные рожки, прорезая кожу на лысой голове. Струйки крови стекали по изуродованному лицу старика минуя большой, наполненный мраком, глаз, огибая впадину, где недавно был нос, растекаясь по искривленным потресканным губам. Кровь капала с раздвоенного подбородка на пол. Существо посмотрело вниз, облизнуло губы и причмокнуло:
 - Вкуснотища!
 Маша повторяла молитву, судорожно сжимая мою руку. Я ужаснулся, когда существо посмотрело в нашу сторону; хоть зрачков у него и не было видно - лишь мрак, но взгляд его чувствовался душой. Душа как бы смущалась и сжималась, уходила в затворничество, оставив тело и разум спорить друг с другом - тело хотело бежать, удирать как можно дальше отсюда, а разум твердил, что с подводной лодки никуда не деться.
 Тело демона хрустело суставами. Хребет удлинился и изогнулся так, что чудовище стояло сгорбленным под потолком вагона. Оно указало когтистым кривым пальцем в нашу сторону и прохрипело:
 - Вы! - Маша вдруг перестала повторять молитву - почувствовала этот взгляд, хоть и находилась у меня за спиной. - Скажи своей девке, чтобы перестала шептать себе под нос, все равно бесполезно! - сказал демон щерясь и плюясь слюной с кровью.
 - А ты перестань терроризировать поезд, тогда и перестанет. Маша продолжай! - выпалил я на одном дыхании и побоялся представить, что демон сотворит со мной. "Вот же дурак!" - винил я себя.
 - А ты, я вижу, смелый паренек! - прохрипело чудище буравя меня огромным глазом налитым тьмой. - И на сколько в тебе этой смелости станет?! - ухмыльнулся демон, протянул в мою сторону руку, раскрыл ладонь, и за уродливыми пальцами показалось нечто! - Смотри сюда! - вопило оно. - Мы тебя научим, как быть покорным и повиноваться!
 В центре бледной ладони медленно раскрылась ранка, она не кровоточила, но из раны каким-то образом появился глаз. Он был без зрачка, лишь белок был виден в этом отвратном уродливом глазе-аномалии.
 - "Нет! Не смотри, Федя!" - послышался мне отдаленный крик Маши, будто она была где-то очень далеко.
 - "Федя! Феденька, нет, не надо!" - ее крики все отдалялись и отдалялись. И вот я осознал, что стою в вагоне сам. Вокруг меня темнота и тишина. Движение поезда не ощущается. Темнота также и за окнами. Но какой-то тусклый свет, который исходит от меня самого, еле освещает то пространство, где я сейчас нахожусь.
 - Маша! - кричу я и эхо от моего крика раздается по всему вагону, пока не замолкает где-то вдалеке. Я осторожно делаю шаг и чувствую, что мои ноги прилипли к полу. У меня получается поднять одну ступню и переставить вперед, затем, с таким же успехом, и вторую. Я иду по салону вагона точно в болоте из красного старого ковра, который тянется вслед за ногой, как болотная топь.
 - Что же это такое?! - психую я, а мои слова разлетаются вокруг меня, словно чужие голоса нашептывают рядом: нервно - "Что же это такое?!" и злобно - "Что же это такое?!", и тихо, как скулит обиженный пес - "Что же это..." .
 Я стараюсь быстрее шевелить ногами, будто имею понятие куда иду, но мои ноги не повинуются и тонут в липком противном ковре. Я пытаюсь вспомнить, что было со мной до того, как я попал в это место, но мне на ум приходят обрывки каких-то воспоминаний не имеющих ничего общего с поездом. И вдруг, мне становится ужасно холодно, как если бы меня окунули в прорубь лютой зимой на крестины. Я задрожал и больше не мог переставлять ноги - просто стоял и дрожал всем телом, всем своим существом. "Существо... Вот кто я такой - существо, пытающееся выжить", - горько размышлял я, сунув ладони подмышки и больно клацая зубами.
 - "Да, ты сущность!" - прошептал голос прямо над моим ухом. Я судорожно обернулся, но там никого не оказалось, лишь окно, которое отражало бледность моего лица. Стекло вдруг запотело и на нем, под скользящий скрип запотевшего окна, начали появляться бессмысленные каракули. Я подошел ближе, еле переставляя ноги, и вгляделся в писанину.
 - Это же знаки зодиака! - вспомнив о гороскопе, вскрикнул я. "Да!" - подтвердил нервный голос сзади. Я испугался и обернулся, но нашел там только мрак. "Да!" - злобный голос сбоку. И тут я оторопел! Я начал вспоминать о том, что я на самом деле астролог; что еду в поезде с новой знакомой - Машей; вспомнил и о том, как мы попали в какую-то неприятность, но что это была за неприятность я не мог вспомнить.
 - "...а-по-ка-ли-псис", - прошептал полный отчаяния и скорби голос прямо передо мной. Я хотел было отступить назад, но у меня и этого не получилось. Взглянул вниз - на ноги, и понял что тону в ковре, который, точно зыбучие пески, затягивал меня в свое нутро. Я схватился за поручень, что тянулся под окнами вдоль всего вагона, но поручень начал гнуться и извиваться, а в итоге превратился в змею, которая, шипя, обвилась вокруг моей руки и начала сжимать ее, с каждым разом все крепче и крепче. Я раскрываю рот, чтобы закричать, но не могу - из глотки вылетает сдавленный крик и я глотаю липкую массу, в которой полностью утоп. И могу поклясться, что видел того старика, в которого вселилась тьма. Он стоял надо мной, весь бледный и согбенный, и держал в дрожащих руках все ту же библию - Ветхий Завет. Его лицо было страдальчески иссохшим.

 Очнулся я уже после того, как почувствовал под собой твердую поверхность. Это был все тот же вагон, но уже оживленный. Я видел со стороны свое тело, над которым склонилась Маша. Слышал ее прерывистый плач.
 - Значит я умер... - сказал вслух я и почувствовал, что кто-то пристально за мной наблюдает. Обернувшись, я увидел того самого демона в изуродованном теле старика. Демон смотрел на меня черным глазом размером с крупное яблоко и щерился, второй глаз был зажмурен.
 - Вот и твоя очередь пришла уступить нам свое тело! Эх-хэ-хэ! - прошипела тварь, посмеиваясь. Но мне сейчас было не до смеха. Люди кричали за открытыми дверьми купе. За чудищем, я заметил какое-то движение. Присмотревшись, я понял, что это та самая молодая девушка, рука которой изгрызена дедом, ее светлое платье было в крови. Девушка встала; в ее глазах блестели слезы, а изогнувшиеся губы показывали боль. Девушка с ужасом посмотрела на окровавленную руку и скривилась. Лицо ее было бледное, как взбитые яичные белки. Она посмотрела куда-то вверх, в угол вагона, там висели инструменты пожарной безопасности. Девушка медленно протянула здоровую руку и сняла топор со стойки, орудие повисло камнем у нее в ослабевшей руке.
 - Сейчас повеселимся, хэ-хэ! - сказал демон, сделал странный жест руками и из его сгорбленного тела вынырнуло два темных силуэта.
 Раненая девушка подняла топор, помогая покусанной рукой и опрокинула его лезвием уроду в спину. Кровь начала капать на пол. Темные силуэты отлетели в стороны. Демон издал хриплый визг. Монстр повернулся к девушке своим изуродованным лицом, его выросшие рога царапали потолок, в спине торчал красный топор.
 - Ты за это поплатишься, вредная девчушка! - прохрипело страшилище и схватило девушку рукой за шею. Я замер на месте, не зная что и делать. Увидел, как ноги девчонки отрываются от земли. Видел, как его когти впиваются девушке в шею, разрывая глотку. Девушка брыкается, кровь тоненькими струйками стекает по бледной корявой руке монстра и бесшумно капает на ковер сливаясь цветом. Я видел, как глаза у девчонки закатились и она перестала дергаться. Демон откинул мертвое тело девушки на пол и повернулся в сторону Маши. Она до сих пор сидела около моего тела и плакала, затем подняла взгляд и с ненавистью посмотрела на чудовище.
 - Тварь, чего ты хочешь?! Что ты такое, урод?! - вопила Маша прижимая голову моего мертвого тела к своей груди. Со стороны я выглядел, как тряпичная игрушка в руках у девушки.
 - Ты сама ответила на свои вопросы! - скрежетало зубами чудище, подходя все ближе и ближе.
 - Не подходи! - кричала Маша.
 - Я - урод, да, и тварь! А что нужно твари или уроду? - хрипло спросил демон. - Отмщение! Я, как тот Квазимодо, который жаждет отомстить за свое уродство, как монстр Франкэнштейна, который стесняется своей внешности и неполноценности! Я - ненависть; я - злость! - говорил монстр, подходя к Маше все ближе и ближе. Темные силуэты уже нависали над моим трупом. Я сделал шаг вперед - хотел отогнать их, но меня кто-то остановил - это была умершая девушка с разорванной рукой, то есть ее дух.
 - Шо ты мешкаешь, Бальтазар?! - вскричал появившийся в дверях вагона уродливый толстяк, - Я уже весь четвертый перебил, а у тебя люди еще дышат!
 Маша испуганно смотрела на толстяка, у которого, как и у Бальтазара вились на голове маленькие рожки, но были белые глаза без зрачков; бледная жирная кожа на руках покрыта кровавыми следами; расстегнутая клетчатая рубашка вся в крови; местами рваные джинсы висели на бледном толстяке кое-как; на одной ступне виднелся полуспущенный носок, вторая нога была босой. Он опустил взгляд белых глаз на Машу, а она попятилась на корточках назад оставляя мое тело и спиной встретилась со стенкой под окном.
 Было слышно, как поезд отбивает дикую пляску стуча колесами по рельсам, а за окном все та же непроглядная тьма.
 Тени сгрудились над моим трупом и начали просачиваться внутрь.
 - Что ты хочешь? - спросил я у остановившей меня прозрачной девчонки, тело которой лежало на полу по середине вагона - выпученные глаза; окровавленные руки  сжимают шею в неудачной попытке сдержать кровотечение, сквозь пальцы сочится кровь. Она уже не дышит.
 - Помочь тебе, - промолвил дух. Я кивнул головой.
 - О! Вижу у тебя жмур на проходе, - сказал толстяк, глядя на мое мертвое тело, - и еще один! - перевел он взгляд на тело девчонки.
 - Да! Мы растягиваем удовольствие, в отличие от тебя, Везувий! - сказал Бальтазар.
 - А шо эти голубки там чирикаются рядом с тобой? Ты шо, не можешь отправить их в пекло?! - был возмущен Везувий нашим шепотом.
 - Всему свое время, Везувий, всему свое время...
 Демон-толстяк рывком открыл первое купе. Послышались испуганные крики сидящих там людей. Везувий улыбнулся, обнажив желтые острые зубы и сказал:
 - Та шо вы кричите?! Вам уже все равно никто не поможет! Га-га-га! - басом лепетал Везувий.
 - А это шо такое? - заинтересованно спросил Везувий, указав рукой в купе.
 - С-с-с-крипка... - заикался женский голос.
 Заревел ребенок.
 - Тсщщ! - успокаивала его мать.
 - А ну дай сюда! - сказал толстый демон и выхватил у женщины чехол. Открыв его, Везувий достал скрипку со смычком и начал играть. Все, затаив дыхание слушали мелодию Паганини в исполнении толстяка. Демон дергал смычком по струнам, а его окровавленные пухлые пальцы танцевали по струнам на грифе. Мелодия звучала превосходно, даже слегка лучше, чем у самого мастера.
 Я прокрался к своему безжизненному телу и позвал за собой дух девушки. Взглянул на заплаканное лицо Маши - она сидела на полу спиной к стене, обняв свои коленки. Ее взгляд был устремлен на толстяка, который в экстазе принялся переигрывать знаменитых исполнителей классики. В глазах Маши была обреченность, страх отошел на второй план.
 - Иди за мной. - Сказал я прозрачной фигуре. Я ухватился за темный силуэт, который не успел полностью просочиться в мое тело и мое сознание померкло.
 Пришел в себя, когда мне стало очень тесно. Я как-будто находился в, набитом потными телами, лифте. Зрение вернулось, но я наблюдал за всем происходящим издалека. Я находился в своем теле, но не мог контролировать его, кто-то другой управлял им - двигал руками, смотрел на испачканные ладони, повернул взгляд на вопящую Машу.
 - Федя, ты очнулся! - радостно вопила Маша сквозь слезы. Она встала и хотела прикоснуться к моему лицу - не важно, что рядом кровожадные демоны, один играет на скрипке, а второй с удовольствием слушает его, это не важно, страх отошел на второй план, теперь ее держит обреченность. Рука Маши остановилась в сантиметрах от лица моего "чужого" тела, а я наблюдал "со стороны", как в ее глазах меняется отношение ко мне, то есть к моим глазам.
 - Федь, а что у тебя с глазами? Ты что тоже превратился? Тебя заразил тот урод?! - на глазах Маши снова выступили слезы и она зарыдала, прикрыв лицо руками.
 - Ты больше не увидишь своего Федю! - ответил ей чужой голос. Рука моего непослушного тела схватила Машу за шею и начала душить. Маша ухватилась за руку и пыталась разжать пальцы, но не могла. Ее лицо покраснело, а затем начало синеть. Я собрал всю свою волю и понял, что дух девчонки рядом и она делает тоже самое. И вдруг, в какой-то момент, я очутился в своем теле и видел все своими глазами и ощущал свои руки и ноги, ощущал свои мысли и видел перед собой задыхающуюся Машу в смертельных объятиях моей руки. Я ослабил хватку и она с жадностью вдохнула воздух, будто только что вынырнула из воды.
 - Ты что это вздумал - играться мной?! - кричала Маша, преодолевая одышку.
 - Маша, прости, это был не я... - выдавливаю я сквозь боль в горле. Кто-то постоянно пытается занять мое место, вытеснить меня из головы. Путаются мысли. Головная боль стучит в висках, а затем и во всем черепе. Мозг начинает пульсировать, как гнойный пузырь.
 - А теперь это ты? - недоверчиво спрашивает Маша. Я пытаюсь обнять ее дрожащими руками, но голова! Черепная коробка будто трещит по швам. А мозг вот-вот и выпрыгнет наружу. Я слышу голоса, но это голоса не внешние, они внутренние.
 - "Отпусти! Отпусти!" - шепчет первый голос.
 - "Не подавайся!" - вдруг послышался второй, более мелодичный голос.
 - "Тебе не сдержать контроль!" - слышится третий, более зловещий тон.
 Все голоса перемешиваются в моей голове. Мелодичный женский голос кричит от боли. А противные грубые голоса гнусаво хихикают.
 - Федя, что с тобой? - болезненно спрашивает Маша. Я только теперь понимаю, что руки мои ладонями на голове, и я сижу, больно зажав коленями щеки. Поднимаю взгляд на Машу и тихо говорю:
 - Я не выдержу...
 - Чего? - машинально спрашивает Маша. - Чего не выдержишь?
 Не успев ей ответить, я слышу, как мелодия скрипки утихла. Слышу, как кто-то один аплодирует удавшемуся представлению Везувия. Через острую боль оборачиваюсь и смотрю: хлопает дряхлыми руками, с бородавками и гнойниками на них, демон в изуродованном теле верующего старика.
 - Браво! - восторженно кричит хриплым голосом он. Толстяк стоит на входе в первое купе и не обращает на овации должного внимания, смотрит на свою публику в купе, чешет задницу через приспущенные заляпанные кровью джинсы.
 - А вам что - не понравилось? - более раздражительно, чем разочарованно спрашивает Везувий у перепуганных людей. Снова слышен плач малыша, а мама его все успокаивает:
 - Тссщ! Успокойся, все обойдется.
 - Я вас спрашиваю - вам не понравилась моя музыка? - обиженно повторяет вопрос жирный демон с бледным дряхлым телом. - В детстве, когда я был еще мальчиком, меня мамка отправила на уроки скрипки - я так любил эти дни, и люблю их и по сей час! - умиленно говорил толстяк.
 Мы с Машей, притаившись напротив первого купе, наблюдали за откровениями Везувия. Голоса ушли на второй фон и притихли. Боль наконец отступила.
 - Пора удирать из этого купе, - прошептала Маша, глядя на меня. Мы прижались с ней в уголке под окном, и я ощущал ее дрожь, настолько сильную, что она и мне передалась. У меня начали трястись руки, дрожать голова скрипя шейными позвонками, немели пятки и коленки, а мысли переплетались создавая панику в голове.
 - Вееаааа! Вге-ге-гееее! Вееее! - кричал высокой тональностью малыш. Демон перестав рассказывать о своем прошлом, перевел взгляд залитых мраком глаз на блондинку и сказал:
 - Дай-ка малыша мне на руки, - демон говорил спокойно, успокаивающе, - я его убаюкаю. Мать заплакала и начала вертеть головой, тряся светлыми волосами перед собой, и сказала, глотая слезы:
 - Нет... не дам! - мама вместе с малышом рыдали, а высокий и корявый старик закрыл уши и сказал:
 - Не хочу больше слышать! Сколько можно! Хватит уже этого бесовского крика! Хватит слез, пора кончать с этим, Везувий! - кричал Бальтазар и зашел во второе купе. Послышалась суматоха. Кто-то кого-то опрокидывал и пинал. Люди были в панике.
 - Да, Бальтазар, пора. - Печально вымолвил Везувий и выхватил малыша-крикуна у слезливой матери-блондинки своими резкими пухлыми ручищами. Мать спохватилась и автоматически потянулась за малышом, но взгляд Везувия заставил ее сесть обратно.
 - А ну верни моего сына, ублюдок! - крикнул мускулистый блондин и с места накинулся на толстяка, у которого в одной руке болтался перевернутый верх ногами младенец. Два удара громилы пришлось толстяку по его тройному подбородку спровоцировав волну жира по распухшему лицу; третий удар был в переносицу, но тщетно - Везувий не сдвинулся с места, как стоял, держа ребенка в руке за ножку, так и остался стоять, прикованный весом и демонической силой к полу вагона. Затем демон махнул опухшей рукой и угодил отцу малыша в голову тыльной стороной ладони. Блондин впечатался в стенку и упал на сиденье купе, его шея была неестественно вывернута в бок, зрачки смотрели куда-то вверх, будто блондин пытался рассмотреть свои мозги.
 - Нееет! - закричала мать блондинка. - Ненавииижуу! - она плакала срывая себе голос, и ее плач звучал все тише и печальней. Брюнетка, сидевшая напротив матери вдовы, нервозно всхлипывала и потягивала носом, сморщив лицо; слезы стекали по ее щекам и падали вниз пропитывая синее платье.
 Ребенок вдруг замолчал. Мать, залитая слезами, отчаянно смотрела на свое дитя висящее в воздухе верх тормашками и всхлипывала, утирая слезы. Мускулистый блондин с дурацкой надписью на белой футболке, скрючившись, лежал на сиденье около входа. Толстяк поднял малыша до уровня своих глаз и тот звонко засмеялся. Демон протянул окровавленную руку к его личику и заулюлюкал:
 - Ути-пути, улю-лю.
 - Нет, отпусти его, ты, мерзкая тварь!
 Демон повернулся к заплаканной матери и промолвил:
 - Ну раз ты так настаиваешь, - приподнял малыша за ножку над своей огромной лысой головой, невероятно широко раскрыл рот и погрузил ребенка во внутрь себя даже не поперхнувшись. Крик и плачь младенца оборвался, как только демон щелкнул пастью. Мать потеряла сознание, скользнув спиной по глянцевому покрытию дивана, рухнула на бок и соскользнула под столик ударившись головой. Валя смотрела на демона умоляющим взглядом. Я же не стерпел и привстал.
 - Не надо! Что ты делаешь? - не пускала меня Маша. Я не мог просто сидеть и ждать чуда. Не мог и все. Оставив Машу, я направился к толстяку.
 - Эй, выродок! А ну посмотри-ка сюда! - мне мои слова показались более чем уверенными, хотя страх подначивал меня закрыть рот, развернуться и сесть на место, пока моя очередь не придет быть съеденным этой тварью. Но я так не мог. Везувий, пыхтя и болтая жирными боками, развернулся и глянул на меня глазами агатами, сказав:
 - Это ты мне, очкарик? - я почему-то автоматически поправил очки, но потом снял их, бросил на пол и раздавил. - Хэ-хэ! Что, запотели? - смеялся на до мной демон.
 - Чего тебе нужно от нас, Везувий?
 - О, ты осмелел настолько, что называешь меня по имени, очкарик! Да ты храбрец, как я погляжу, хэ-хэ! - глумился демон. Затем он прищурился, его невидимые брови сдвинулись на потном лбу, и я почувствовал, как он зондирует меня изнутри. Было такое чувство, будто меня вывернули наизнанку. Если бы зарезанные куры еще чувствовали, я думаю они ощущали бы примерно такую же боль. Я закричал и взялся за свою голову руками, начал рвать на себе волосы. Мысли смешались в один комок, который гласил: "Смерть! Смерть! Тебе не выжить!"
 - В тебе кто-то есть, - довольно сказал Везувий, - и ты его потеснил. Но тени все так же сидят в тебе и жадно смотрят, как ты управляешь своим телом, алчно желая выбить контроль из под твоих рук.
 Я почувствовал дикую усталость и упал, закрыв глаза.
 Когда я очнулся, то был уже на ногах, но не чувствовал своего тела, не мог пошевелить ни руками, ни ногами. У меня забрали контроль. Теням помог Везувий. Поток моих рассуждений прервался, когда я увидел сквозь пелену сна посиневшее лицо Маши и руки моего предательского тела смыкающиеся на ее изящно-тонкой шее. Я не хотел смотреть своими же глазами, как кто-то, моими же руками убивает понравившуюся мне девушку. Не хотел смотреть и на то, как после безжизненного тела Маши, мои чужие руки схватили Валю и вытолкнули в открытое окно, в объятия тьмы. Противился глянуть и на то, как мрак густой подливой вливался в поезд через открытые окна и начинает жрать тела перепуганных людей, питается их страхом и ненавистью, обгладывает их бренные кости, высасывая мозги; а их тела, высохшие словно чипсы, падали и рассыпались в крошку. Было слышно, как ликовали своей победе демоны: Везувий и Бальтазар; как они кричали:
 - Слава судному дню! Да прибудет апокалипсис!
 И как они покидали изуродованные тела своих жертв, точно рука вынутая из окровавленной перчатки хирурга, я тоже чуял. Отрицание своего тела привело к такому действию: я отклеился от него, так снимают первую повязку с кровоточащей раны - было больно и холодно. И темно...
 Очнулся я в вагоне с липким ковром. Кое-как перебирая ногами, точно цапля в болоте, я двигался к открытому купе, из которого лился тусклый свет. В купе сидело пять человек и что-то обсуждали. Я постучался, сам не знаю зачем, и спросил:
 - Можно к вам?
 - Можно, можно, можно... - отвечали мириады странных голосов.
 Я вошел и сел около знакомой мне девушки.
 - Маша, ты ли это? - спросил я и мой голос отразился эхом от стен купе.
 - Федя! - радостно вскрикнула Маша вспоминая меня, а пространство повторило: "Федя, Федя, Федя..."
 В углу, у окна, сидел старичок с открытой книжицей в руках над столиком - библией. Он о чем-то страстно рассказывал и жестикулировал руками. Все, кроме нас с Машей внимательно слушали его. А я слушал проблему Маши, которую она хотела мне рассказать еще в тамбуре, в начале поездки. Слушал, кивал, записывал. Эхо повторялось - двоилось, троилось, учетверялось, но этим оно не мешало, было состояние умиротворенности. Я слушал, а Маша все говорила.


 "...вается посадка на поезд Казань-Москва. Будьте внимательны и осторожны. Удачного пути", - женский голос диктора из динамиков над головой вырвал меня из сна. Я спохватился и посмотрел на часы: 1:20 ночи. Глянул на билет - отправление в 1:20.
 - Опоздал! - крикнул я, взял сумки и побежал в сторону перрона по распределительному туннелю. 2-3-я колеи, 4-5-я гласили вывески над головой. Вдруг воспоминания в виде обрывков ужасного сна непрерывным потоком нахлынули на меня, и через мгновение я стоял, весь в холодном поту, и сомневался: стоит ли мне ехать? Пошел сдавать билет. Женский голос из динамика объявил об задержке локомотива и отправку поезда перенесли на целый час.
 - Здравствуйте, мне бы сдать билет, - сказал я кассирше. Она взяла билет и изучила его.
 - Да, но поезд уже отправляется. - Ровным голосом сказала она.
 Я взял билет обратно, а мужчина стоявший за мной в очереди, подошел к кассе.
 - Доброй ночи! Остались еще билеты на Москву? - пыхтя, говорил кучерявый мужчина. - Я слышал, что локомотив опаздывает...
 - Мужчина! - послышался громкий женский голос. Это звали меня. Я вопросительно обернулся.
 - Вы хотели сдать билет... - намекнула кассирша.
 - Да, хотел. - Кучерявый мужчина с чемоданом в руке улыбнулся и сказал:
 - Вот так удача! - я усмехнулся про себя, вспоминая обрывки сна.
 Я подошел к кассе, отдал билет и получил свои пятьдесят процентов от стоимости.
 - Удачного пути, - сказал я и посмотрел в глаза обреченному. Он лишь кивнул головой и взял билет на роковой ночной поезд.