Ч. 157 Рисковали жизнью за копейки

Предыдущая страница  http://www.proza.ru/2018/06/11/441

Во время таких коротких перемирий на отдельных участках обороны крепости  солдаты с обеих сторон держались друг с другом дружелюбно, что не мешало и тем, и другим заниматься мародёрством, обшаривая карманы убитых и тяжелораненых.

К огорчению союзников, у русских солдат и матросов карманы, как правило, оказывались пустыми. Порой носильщики так увлекались этим занятием, что передача тел задерживалась, и офицерам приходилось наводить порядок.

У офицеров с противниками отношения носили более формальный, холодный характер. Известен случай, когда французский офицер «невзначай» прошёл через оцепление, чтобы осмотреть укрепления Малахова кургана.

Русский офицер-сапёр остановил его. Француз заметил, что у них это делать не возбраняется. На это получил ответ, что у русских тоже не возбраняется, но только после того, как укрепление будет взято в бою.

Защитникам Севастополя не хватало боеприпасов, поэтому собирали вражеские ядра и пули. За них платили небольшие деньги. Это стало промыслом для жителей, в том числе женщин и детей, а также матросов и солдат.

Некоторые матросы собирали до 20 пудов пуль! Одно это говорит о том, насколько сильным был ружейный огонь. Находились смельчаки, которые умышленно выскакивали на открытую местность, и по ним начинали палить снайперы противника.

Урожай собранных пуль увеличивался. За свинец хорошо платили: по 30 копеек серебром за фунт собранных пуль. Собирание пуль называлось «по ягоду ходить». С 9 по 24 июля собрали 2112 пудов вражеских пуль!

Иногда матросы и солдаты платили за собранный «урожай» собственной кровью, а то  и жизнью. Заработанные таким смертельно опасным промыслом деньги проедали, но гораздо чаще пропивали.

Солдаты союзников не могли прийти в себя от удивления, когда узнали, каким «бизнесом» занимаются их русские коллеги, ставя на кон свою жизнь из-за нескольких копеек. Видимо, собственные жизни союзники ценили дороже.

Когда в Севастополь доставили, наконец, достаточное количество боеприпасов и свинца, этот промысел запретили. Командование также запретило торговать захваченными у противника штуцерами, обязав передавать их по службе в главный штаб, но чтобы трофеи приносили, за сданные штуцеры платили.

Торговля всевозможными трофеями всю войну шла очень бойко. Убитых на бастионах и в городе арестанты свозили на пристань, где под командой унтер-офицера, с мрачным юмором прозванного морскими офицерами Хароном, грузили в баркасы и доставляли на Северную сторону.
 
Там уже поджидал обоз из татарских арб, на которых, с раздирающим душу скрипом несмазанных колёс, тела везли на кладбище и там хоронили в огромных ямах, укладывая рядами и пересыпая негашёной известью.

Это повторялось все дни осады города. У погибших офицеров было «преимущество»: их хоронили в гробах и отпевали в церкви, в которой из-за количества поставленных гробов порой было не протиснуться.

В начале обороны павших хоронили с оркестром, но очень скоро похоронные марши, звучавшие с раннего утра до позднего вечера, стали доводить людей до исступления. Тогда командование запретило сопровождение похоронных процессий оркестром.

Я хорошо себе это представляю, потому что первое время после освобождения Севастополя в 1944 году похоронные процессии, когда хоронили военнослужащих, направлялись на кладбище из помещения бывшей церкви рядом с Домом офицеров по улице Ленина, где мы тогда жили.

Кстати, в этом же помещении проходили и танцевальные вечера. Каждый день приходилось слушать гнусавое нестройное завывание духового оркестра пьяных музыкантов, игравших похоронные марши, которые действовали на нервы даже ребёнку.
Потом, к счастью, эти процессии запретили.

Продолжение http://www.proza.ru/2018/06/14/1531

Фотография из интернета.