Душечка-подушечка

Осознание смертности пришло ко мне накануне пятилетия. Лежа в кровати перед сном я вдруг понял, что умру. Нет, не завтра или в пятницу, или на будущий год, а неизвестно когда, но точно умру, усну вечным сном. Пришел я к этому, считая свои года. В момент прихода осознания рисунок на обоях намертво, фотографически врезался мне в память. Я побежал на кухню к матери поделиться новым переживанием. Позже я написал стишок по этому поводу.

Пять лет, вечер, стена и кровать.
Дурацкие мысли мешают спать.
Мама, а сколько живет человек?
- Человек? - Век.
Сто минус пять... По коже озноб.
Скажи, а подушку положат мне в гроб?

Так я думал провести вечность с душечкой-подушечкой, о которой мне на ночь читала стишки любимая мама.
Однажды до моего уха дошел слух, что младенец с четвертого этажа заболел воспалением легких по недосмотру непутевой матери. Позже ее муж, мой старший товарищ, от жизни с ней запил, и, пытаясь попасть домой пьяным, получил от нее удар в грудь, упал навзничь с лестницы и на третий день умер. Но в тот вечер умирал его сын, и я начал обращаться в темноту комнаты, как некогда просил у деда Мороза три мандаринчика под елку. Я просил у темноты, чтобы мальчик выжил. Однако мандаринчики выпросить оказалось гораздо проще, чем жизнь. Мальчик умер.

Надо сказать, что мои представления о религии, Боге и церкви ограничивались тогда ежегодными обращениями к деду Морозу за мандаринчиками. Бывало, после прихода гостей мне становилось плохо, я зевал, меня тошнило. Тогда мама говорила: - Сглазили! И вела меня в ванную умывать холодной водой. Позже я стал практиковать этот водный ритуал самостоятельно, добавив к нему выдуманные мной заклинания. Позже, попав в храм, я мгновенно осознал суть священнодействий, водных и прочих ритуалов.

Прошло много времени. Наконец посещение храма перестало осуждаться обществом. Я женился, отрастил бороду. Однажды после службы ко мне подошел о. Петр и сказал:- Вы, молодой человек, похожи на Иисуса Христа, Вам нужно служить. Я задумался. - Спроси у жены, -продолжал он, -что она думает на этот счет, без ее согласия никак нельзя.
Жена спокойно сказала: - С попом жить не буду. Хотя сама по юности хаживала в храмы и даже паломничала в отдаленный монастырь.

Мысль о служении и призвании не оставляла меня. Прослышал я, что живет под Питером старица одна, известная своей прозорливостью, и отправился к ней за советом. Долго, ли коротко ли я собирался, а приехал к ней посреди зимы. Встретила меня келейница ее. Говорит: - Матушка просит дров нарубить. Я нарубил. Снежок, помню, был белый, сияющий, в городе такого не сыщешь. И так на душе радостно и спокойно, но и волнительно одновременно - что старица скажет? Позвали к столу. Усадили меня напротив старицы, а с боку села келейница. Посмотрел я на нее и понял - разговора не будет... Сидит она, старая-старая, головкой трясет, да все в бок куда-то смотрит. А то вдруг начнет хлебушек крошить, да на пол невидимым голубям кидать. Келейница и говорит: - Она духов видит. Поел я горячих деревенских щей, аж вспотел весь. Набрался духу и спрашиваю. - А что матушка, не пойти ли мне в церковь служить?- Отец Петр меня звал. И тут обратил внимание, что ручки у нее молодые, кожа гладкая. Может показалось... Она, не глядя на меня, сказала что-то вроде, "хорошо тебе будет в церкви, служи!" С тем и ушел.

Священником, однако, я не стал, но это совсем другая история.