Литературный сценарий Отец Арсений

Леонид Толстой














"Отец Арсений"
Литературный сценарий игрового полнометражного фильма по материалам литературно обработанных свидетельств о жизни современного исповедника иеросхимонаха отца Арсения.





"Можно умереть,
но остаться жить для людей,
можно остаться жить,
но быть погибшим".
Под редакцией протоиерея В. Воробьева


Консультанты:
Отец Николай,
Отец Владимир,
Б.В. Косинский.










2000г.


-1-

Поздняя весна. Смутное северное небо.
"1958 год. Май. День Святой Троицы. Пятидесятница"
... По разбитому тракту идет черный человек: в новой черной телогрейке, в черных штанах из хлопчатки, в грубых, черных ботинках, на голове - темная сетка накомарника, за плечами - обычный мешок с веревочными лямками. Идет мужчина неуверенно, шатко...
"Друг друга тяготы носите, и тако исполните закон Христов». (Гал.6.2).
Мужчина оглядывается туда, где тракт упирается в ещё распахнутые лагерные ворота. Они медленно, как бы нехотя, закрываются… Мужчина трижды крестит ворота, склоняется в глубоком поясном поклоне.... Перед его глазами - дорога, истертая подошвами тысяч заключенных. Слышится сбивчивый от усталости шаг…

-2-

 «1940 год. 14(27) сентября. Воздвижение Честного и Животворящего Креста
Господня».1
... В полном молчании идёт этапная колонна заключенных, смешивая ряды от изнеможения...
Все! Хана К бегу! Бегу... Бегу-у-у... Привет «батьке усатому»!2 – "доходяга" выскакивает из колонны. Бежит в сторону, совершая "побег к смерти". Лезет сквозь кустарник на пригорок, не оглядываясь... Колонна замирает, остановившись... Замирают конвоиры. Замирают овчарки. Бежит "доходяга" - ищет пули!
Фас! – приказывает начальник конвоя.
Конвоиры не успевают спустить собак. Длинная автоматная очередь срезает "доходягу". Тот медленно валится в жухлую листву, разбрызгивая кровь...
И тотчас из серой, "зековской" массы выплескиваются обжигающие слова ненависти: "Собака! Ты Ибрагима убил. Своего убил, сука! Смерть тебе!..."
Солдат - татарин нервно водит автоматом в сторону "зеков". Из ствола струится дымок.
 Отставить, Ибрагимов. Не горячись..., - опускает ствол его ППШа начальник конвоя, командует зычно. - Ложись! Лицом вниз!
Автоматные очереди бросают людей на дорогу.
И только один остается стоять...
Осенив себя Крестным Знамением, раскидывает руки в стороны.... Глядя в небо, возвышаясь над полегшей колонной…
... И вот уже колонна новоприбывших заключенных переваливает крутой пригорок...
Перед ними - лагерные огни в густеющем сумраке.
Запевай! - кричит начальник конвоя. - Гляди веселей.
Обессиленные заключенные бредут вразнобой...
Распряхайте, хлопцы, коней, та ляхайте почуватъ.., - запевает кто-то на чистой украинской мове.
И только припев колонна нестройно подхватывает по-русски: "Раз, два, три, калина, чернявая дивчина в саду ягоды рвала..." Позади - несут убитого доходягу". Кровь обильно капает на каменистый тракт…

-3-

На пригорке Мужчина медленно, с трудом разгибается. Поднимает накомарник. Это тот самый старик заключённый!

Название фильма: "Отец Арсений "
... Свернув с тракта, отец Арсений идёт прямиком через редколесье, проваливаясь в северные мхи, топкий перегной... Выходит на пологий дол между заросшими холмами. Это арестантское кладбище.
... Пока отец Арсений идет от тракта к этому скорбному месту, до самой его остановки среди обрушившихся могил, слышится голос его:
Неисповедимы пути Твои, Господи. А наш долг творить добро во имя Твое. Помилуй меня, Господи, по великой милости Твоей и прости за уныние, слабость духа и колебания..." Отец Арсений опускается на колени: "Господи! Яви милость Свою!"
... И ветер, затаившийся в перелесках, вырывается на волю, колышет травы, качает деревья, веет в лицо... Все мгновенно оживает, пробуждается, движется... Высоко в небе слышно пение птиц... И солнце, освободившись от облачной пелены, высвечивает черную фигуру отца Арсения в накомарнике посреди истлевающего страшного прошлого (стоп- кадр).

Идут титры.
(Пока идут титры, слышится голос отца Арсения: "Господи! Упокой души усопших рабов Твоих: Владыку Петра, архимандрита Иону, монаха Михаила, схимника Оптиной Пустыни Феофила, профессора Глухова, врача Степина, а дальше десятки имен верующих и неверующих, политических и уголовников до самого конца титров. Среди прочих названных - убиенный на этапе Ибрагим и убиенный позже его убийца - солдат Ибрагимов).

-4-

... Ростов Великий. Улица "частного сектора". Цветущая сирень в палисадах. Рдяная герань на подоконниках. Крики петухов тревожат утреннюю дрему...
"1958 год. 24 (7) июля. Рождество славного Пророка, Предтече и Крестителя Господня Иоанна"
... По улице идёт миловидная женщина лет шестидесяти... Идет навстречу шаркающему звуку пилы...
Из труб - дыбом дымы растапливаемых печей...
Во дворе - двое. Молодой да старый. Обнаженные по пояс. С трудом распиливают белотелую березу. Чурбаки валяются тут и там.
Раненько, неугомонные, за дело принялись, - приветствует мужиков женщина.
Доброго здоровечка, Надежда Петровна, - кланяются мужики, объясняют, - ветер березу повалил. Нынче ночью. По живому пилим. Сок так и течет.
По живому... Это у нас умеют..., - Надежда Петровна, идет дальше...
 

… Вязкий ход пилы доносится в полутемную коморку соседнего двора. Здесь теплится лампада. Светлый лик Богородицы участливо-живой и таинственно-печальный. Отец Арсений творит молитву:
Царица моя преблагая, надеждо моя Богородице, приятелища сирых и странных предстательниц скорбящих радосте, обидимых покровительнице!...

-5-

«1942 год 25 декабря (7 января) Рождество Христово».
…Дрова мерзлые. Колятся плохо. Отец Арсений никак не может попасть в торец забиваемого клина.
Чего, поп, валандаешься? - за спиной скрипит снег под ногами надзирателя. -Филонишь, опиум для народа?
Отец Арсений, обернувшись, тотчас валится от удара, выронив топор...
Живей поворачивайся, бородатый! – подхватив топор, надзиратель идет своей дорогой...
...Отец Арсений собирает поленья, несет в барак сквозь метель… Там, в бараке: сумрак, скопище людское, матерный гуд...
Отец Арсений поит больного хвойным отваром. Тот медленно, кажется с трудом, открывает глаза.
Зря стараешься..., - сипит старику в лицо, - умру, с меня брать нечего!
Жить надо. Не надо умирать, - шепчет ему в ответ отец Арсений, - в 39-м меня к "вышке" приговорили, а вы мне расстрел "особым" лагерем заменили. С тех пор и живу. Спасибо за это, Александр Павлович. Не подумайте, что попрекнуть хочу. На все воля Божия! Живите..., - и растворяется в барачном сумраке. В глазах больного удивление..
А отец Арсений над вторым хлопочет. Тот с ненавистью глядит на него.
Грехи замаливаешь, нам потому помогаешь. Бога боишься! А ты его видел?..
Он здесь, среди нас...
Пришибу я тебя, поп, пришибу...,- силится подняться больной.
Душа ваша в коросте, но не безнадежна, - кладет руки ему на плечи отец Арсений. - Снизойдет и на тебя, Серафим, просветление, и святой твой, Серафим Саровский, не оставит тебя.
Ну, студент, молись! - бьет юношу здоровяк-уголовник.
Студент пытается защититься под глумливые шуточки братвы.
Уголовник сбивает юношу с ног, но… …замах  руки с ножом перехватывает отец Арсении.
Ну, поп, вам обоим конец! - скалится уголовник, но отец Арсений толкает его с такой силой, что тот падает, разбивает лицо об угол нар.
Смеется весь барак.

-6-

Полнолуние. Мороз. Хруст снега. По лагерю конвоируют двоих. Студента и отца Арсения.
Посидите, драчуны,  пару суток на морозе, враз поумнеете! - кто-то из конвоиров ёрничает за их спинами. Грохнули двери. Клацнули затворы. И тишина... Сквозь узкую решетку пялится луна, слабо освещая железный карцер.
Тебя как зовут?
Алексей. А вас?
Отец Арсений, Давно прибыл?
Неделю назад. А вы?
Давно. Холодно. Железо кругом.
Замерзнем мы... Смерть нам обоим! Это не люди. Люди так не поступают, как сделали с нами. Лучше расстрел! - помолчав, кричит. - Что вы молчите? Почему молчите?!
Молюсь Богу, Алеша.
Молитесь? Богу?! - нервно смеется Алексей. - Кругом железо! - стучит по клепаной стене. - Мороз 30 градусов! - смотрит на отца Арсения как на сумасшедшего.
Первый раз Господь допустил молиться в лагере в полный голос. Будем молиться, а там... воля Господня! Да ты садись, Алеша, садись…
Юноша садится отрешенно. Он с недоумением смотрит на отца Арсения, который в полосе лунного света начинает молиться... Сквозь оцепенение, осознание наступающей смерти, боль от побоев и холод сначала смутно, потом всё отчетливее до него начинают доходить слова молитвы:
Господи Боже! Помилуй нас грешных, многомилостиве и всемилостиве, Боже наш, Господи Иисуси Христе, многия ради любве сошел и воплотился ecu, яко спасти всех. По неизреченой Твоей милости спаси и помилуй нас и отведи от лютыя смерти, ибо веруем в Тя, яко Ты ecu Бог наш и Создатель наш...
... Голос отца Арсения становится всё отчетливее, громче, он вибрирует в каком-то обширном пространстве...
Весь в инее Алексей медленно поднимает голову, открывает глаза и видит... церковь! Она залита ярким светом. В сверкающих белых одеждах молится отец Арсений.
Алексей легко, без усилий поднимается, встает рядом с отцом Арсением, повторяет за ним молитву, не раскрывая рта:
Господи, Боже наш Иисусе Христе! Ты рекл ecu пречистыми устами Твоими, когда двое или трое на земле согласятся просить о всяком деле, дано будет Отцом Моим Небесным, ибо где двое или трое собраны во Имя Моё, там и Я среди них... Слышит юноша: "Ложись Алеша, ты устал, я буду молиться, ты услышишь...". Алексей ложится на пол, обитый железом, закрывает глаза… Появляется откуда-то Мать его, садится рядом с Алексеем, накрывает чем-то теплым, кладет сыновью голову на колени, гладит, перебирает его волосы...
Мама! - шепчет юноша...
... Белый день. Морозно. Несколько человек из лагерной администрации гуськом, след в след, спешат к карцеру. Хрустит снег...
Могут доложить в Москву. Как там на это посмотрят?! Мороженые трупы - это несовременно! - сопит начлагеря.
Вставай, Алексей. За нами пришли..., - юноша слышит голос отца Арсения. Открывает глаза… Гаснет ослепительный свет... Вместе с ним "гаснет" образ Матери... Юноша лежит на железном полу карцера. Отец Арсений протягивает ему руку... Визжит замерзший замок, глухо бьют по засову. Распахивается дверь... Старик в телогрейке, парень с разбитым лицом спокойно смотрят на лагерное начальство. Одежда покрыта толстым слоем инея.
Живы?! - удивляется начальник лагеря.
Живы Верой в Бога и молитвой, гражданин начальник! - "рапортует" отец Арсений.
Обыскать! Надзиратели обшаривают заключенных.
Теплые! - удивленно докладывает один из них.
Фанатики. В барак. Быстро! - приказывает начальник лагеря.
… Старика и юношу гонят по снежной целине. Они на удивление резво шагают по колено в снегу...
Больше двух суток на морозе, а им хоть бы хны! - весело замечает один из "свиты". - Поразительно!
Считайте, что именно вам крупно повезло! - ощеривается на него начальник лагеря. - Могли быть крупные неприятности.
… Когда отец Арсений и Алексей останавливаются в дверях, барак постепенно стихает...
Как спаслись-то? - спрашивает кто-то в тишине.
Бог спас…, - звонко отвечает Алексей, неумело перекрестившись. - Бог!...
 
-7-

Ростов Великий. Раннее утро... В соседнем дворе всё ещё пилят березу...
А здесь, в сумрачном углу коморки, небольшая иконка Пресвятой Богородицы, теплится лампада. Отец Арсений молится на коленях... В распахнутых дверях - Надежда Петровна сочувственно смотрит на его согбенную спину.
В соседнем дворе начинают рубить сырые березовые чурбаки.
« Почувствовав взгляд ранней гостьи, отец Арсений прекращает молитву.
Доброе утро, Надежда Петровна, - не оборачиваясь, приветствует смущенно.
За вами пришла, - раздается за его спиной.
Сегодня день рождения Алексея..., - с усилием поднимается отец Арсений - духовного сына моего..., - объясняет кротко вошедшей в коморку Надежде Петровне, - я священник, иерей, молюсь подолгу, богослужения дома совершаю. У вас взгляды другие, вы неверующая, атеистка. Ко мне друзья приезжать будут... Духовные дети мои. И не один. Много.... Не подходящий я для вас постоялец...
Больно мне, Петр Андреевич.... На душе - пусто! - садится на колченогий табурет Надежда Петровна. - Как ушли вы из моего дома, места себе не нахожу.... Вчера вызвали..., - протянула листок отцу Арсению. - Реабилитировали моего Николая. По чистой. Партийный билет вернули. Ордена..., - подняла глаза полные слез, - а зачем они мне? Зачем?...
… Ухает калун, трещит свежая древесина...
... Ну и что, что я некрещённая?! Нас с вами в лагерях мерзавцы мытарили! Бог помог - выжили... А мой Николай..., - плачет Надежда Петровна.
Царице моя преблагая, надеждо моя Богородице, прятелище сирых и странных предстательница, скорбящих радосте, обидимых покровительнице! - громко начинает творить молитву отец Арсений. - Зриши мою беду, Зриши мою скорбь, помози ми яко немощну, окорми мя яко странна…
''Помогите, Петр Андреевич, доброе дело сделать. - Поднимается Надежда Петровна, говорит твердо, - я без вас не уйду!"
В косых лучах восходящего солнца искрятся капли сока на белых, влажных поленьях.
... Отец и сын рубят березовые чурбаки... Дымит во дворе самовар… на крыльце сидит мать-хозяйка, чистит картофель... В воде белые клубни в белом тазу. ... Мимо знакомого штакетника проходят Надежда Петровна, отец Арсений с котомкой за плечами... Мать - хозяйка, поднявшись, уважительно раскланивается с ними. В одной руке у нее - нож, в другой  недочищенная картофелина.
Зачастила Надежда Петровна на нашу улицу..., - с наслаждением выгибается сын с колуном. - Старичка, видать, присмотрела. Убогого.
Ты руби, знай! - строго реагирует мать, глядя в след удаляющимся Надежде Петровне и отцу Арсению. - Сила есть, ума не надо.
Живое к живому тянется, - поддакивает отец сыну. - Природа. Куда от нее денешься. Естествознание!
Мозги - то, видать, совсем в водку утекли! - укоряет мужа мать - хозяйка. - Не судите, да не судимы будете!
Из открытого окна, после характерных сигналов, слышится: "С добрым утром товарищи! Московское время 6 часов утра ". Звучит "Интернационал"...
Под звуки партийного гимна Надежда Петровна, отец Арсений уходят все дальше и дальше…
В таз с белыми клубнями падает нож и недочищенная картофелина.
... В доме мать - хозяйка выдергивает штепсель из розетки. Смолкает гимн...
Господи! Прости нас грешных..., - крестится она на иконы.
За окном - колют дрова... На солнечной улице - никого. Радостно чирикают воробьи...
Под этот веселый щебет Надежда Петровна, отец Арсений подходят к дому совсем на другой улице. У калитки мается мужчина средних лет. Высокий. Крепкий. В элегантном костюме.
Отец Арсений! - бросается он навстречу подошедшей паре, - наконец-то я вас нашел! - и только сейчас можно узнать человека, которого отец Арсений выхаживал когда-то в холодном бараке и который тогда, исходя ненавистью, обещал "пришибить попа" во что бы то ни стало.
Серафим! - раскрывает объятья отец Арсений. Они обнимаются… …Удивленная Надежда Петровна замечает в глазах неожиданного гостя набежавшие слезы...

-8-

... В раскрытом окне - солнце. Где-то скучно чирикает воробей...
На столе - яблоко. Рядом лист бумаги.
«1943 год. 8 (21) сентября. Рождество Пресвятой Богородицы».
Ещё до надписи, с раскрытого настежь окна, за кадром звучит голос отца Арсения: "Господи, помилуй мя грешного. На тебя уповаю и Матерь Господа Нашего Иисуса Христа. Не оставьте меня в беде, помогите..."
Фамилия? - за столом молодой лейтенант Особого отдела. - Фамилию, поп, говори!
Стрельцов. - перед ним отец Арсений, стриженый наголо, измученный старик в латаной телогрейке, ватных брюках.
Имя?
Петр.
Отчество?
Андреевич. Год рождения - 1894-й. Лагерный номер 18376. - не отрывает глаз от яблока отец Арсений.
Ты, поп, мне в глаза смотри! В глаза... Вот так…, - протягивает "особист" желто-красный, спелый плод. - На. Угощайся... Или не хочешь вкусить "яблока познания"?
Не хочу. - не опускает, не отводит взгляда отец Арсений.
Гордый..., - "особист" придвигает к нему лист бумаги. - Боишься, за яблочко отлучат тебя от нашего "рая"? Не надейся... Тебе, поп, здесь гнить до конца жизни. - откидывается на спинку стула. - Пиши. С кем тайные религиозные службы служишь?... Кого агитируешь? К чему призываешь? На какие иконы молишься? - с хрустом надкусывает яблоко, жуёт...
Мне не о чем писать…, - вяло отвечает отец Арсений и смолкает, з
Чего молчишь, пес смердящий? - злится "особист".
Молюсь! - смотрит на него, как на больного, с сочувствием, отец Арсений.
Ах,ты..., - давится лейтенант и... плюет в лицо старику жеваным яблоком. - Крыса церковная!.. - поспешно поднимается, одергивая китель. В дверях кабинета - майор.
Ко мне этого... субъекта! - приказывает начальство, захлопывает дверь.
Сейчас тебя, поп, через майора пропустим…, - усмехается лейтенант.
Он ведёт отца Арсения по длинному коридору...
Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, молитв ради Пречистая Твоя Матере, Преподобных и Богоносных Отец наших и всех святых, помилуй нас. Аминь…, - слышится шепот отца Арсения за кадром.
... Когда они входят в кабинет, майор стоит у раскрытого окна.
Можете идти. - приказывает лейтенанту, не оборачиваясь. Тот поспешно ретируется, осторожно прикрыв дверь. Наступает гнетущая пауза, тишину которой нарушает возбужденное чириканье.
В округе ни одного воробья. Оно и понятно. Тайга. Глушь…, - от правого плеча портупейный ремень перехлёстывает широкий торс майора, на левом боку в кабуре лоснится обойма в торце ручки пистолета "ТТ". - А в лагере птички живут припеваючи... Чего это нынче они веселятся? А?... - не оборачивается начальник Особого отдела.
К дождю, наверное..., - неуверенно предполагает отец Арсений.
К дождю…, - плотно закрывает окно майор. В возникшей тишине хромовые сапоги его резко скрипят, когда он подходит к двери, приоткрывает её... Там - пустой коридор.
Да вы садитесь, Петр Андреевич, - предлагает отцу Арсению, плотно, бесшумно закрыв дверь кабинета, - в ногах правды нет,- садится за стол… Где-то далеко-далеко гремит гром.
Вы иеросхимонах?
Да.
Духовные дети есть?
Есть, - твердо отвечает отец Арсений.
Майор, достав из кармана гимнастерки листок бумаги, протягивает отцу Арсению.
Возьмите... Возьмите! Это вам - …  От Веры Даниловны. Жива она и здорова. Прочтите...
Отец Арсений читает записку, которая всё сильнее дрожит в его руках.
На стёкла окна падают первые капли дождя...
Ее почерк? Веры Даниловны? Узнаете?... – забирает записку Майор. Отец Арсений поспешно кивает утвердительно, ошеломленно глядя в окно. В пепельнице – догорает записка… По оконному стеклу струится дождь…
Благодарю за добрую весть, - поднимается отец Арсений, - именем Господа Благодарю!
Майор тоже встает невольно…
Было указание небезызвестного вам генерала... убрать, - делает майор выразительный жест, - но Главный, - подчеркивает многозначительно, - санкции не дал. Теперь пытаются сделать это через уголовников. Передайте Александру Павловичу, - протягивает небольшую бумажку, - записку от его жены. Поддержите и помогите ему. Пусть остерегается Савушкина, бывшего секретаря обкома. Он в вашем бараке живет. Доносы на него строчит... А теперь, Петр Андреевич, нам надо составить протокол...
Отец Арсений придвигает к себе чистый лист бумаги, подписывает его.
Напишите, что считаете нужным, - улыбается смущенно, просит, - разрешите мне уйти?
Где-то совсем рядом, над их головами трескуче грохает гром...
Дождь льет как из ведра...
На столе чистый лист бумаги с подписью отца Арсения.


-9-

... Кусок черного, ноздреватого хлеба в руках уголовника Сизикова, того, кто больной, немощный грозился когда-то “пришибить попа”, кто много лет спустя, встретил Отца Арсения и Надежду Петровну у ворот её родного дома.
... В бараке - шум и гам, матерщина, глухие удары...
Не обращая внимания на драку, Сизиков, развалившись на нарах, жует меланхолично кусочки хлеба, которые отщипывает от пайки.
Помогите! - бухается перед ним на колени отец Арсений. - Режут людей! Кровь кругом! Господом Богом прошу, остановите! Вас послушают...
Меня - то послушают…, - криво улыбается Сизиков, - да мне, недосуг. Отдыхаю я…
Эх, Серафим, Серафим…, - с трудом поднимается отец Арсении, - Креста на тебе нет!..
А в бараке - свалка. В ход идут ножи и поленья. Авсеенков среди прочих валяется под ногами дерущихся. Авсеенков – это тот, кого в лютую зиму выхаживал отец Арсений, отпаивал хвойным отваром.
… Перестал жевать от удивления Сизиков в своем уголке, вскинул голову…
Именем Господа повелеваю, - отец Арсений уже стоит в самой гуще свалки, голос его зычен и строг,- прекратите сие! Уймитесь!.. – кладет на всех Крестное Знамение…
Ах ты, поп, толоконны й лоб! – весело щерится уголовник с ножом в руке и, получив тяжелый удар поленом, валится под ноги отцу Арсению.
Во имя Отца, Сына и Святого Духа! – размашисто крестит всех отец Арсений, потом совсем обыденным тоном просит, - помогите раненным! – пытается приподнять только что упавшего уголовника, наступив на окровавленный нож на замызганном полу…
… А Сизиков все так же меланхолично жует хлеб, пряча хитрые глаза: это его люди вмешались и прекратили кровопролитие.
А в бараке – тишина…

-10-
 
Ночь. Храпящий барак. Чутко дремлет отец Арсений. Видит он: подходит к нему монах – Старец. Благословляет…;
Не бойся, отец Арсений! - голос его густ и громок, но никто, кроме отца Арсения не слышит его. - Возьми, что нужно, и молись митрополиту Алексию Московскому. Господь не оставит тебя...
Резко садится на нарах отец Арсений, видит...
… как монах - Старец уходит в барачный сумрак. Стук посоха метит его каждый шаг. Хлопает дверь. Тихо... Бесшумно появляется вторая фигура, манит его за собой... Отец Арсений узнает - это Сизиков. Идет за ним... Туда же, в ту сторону и в ту же дверь, в которую вышел монах - Старец.
Умывальня. Тусклые лампочки под потолком в чехлах - решетках.
Усомнился я в Боге-то.., - закрывает дверь Сизиков на массивный крючок, продолжает громким шепотом, - а сейчас вижу, - есть Он. Бог-то! Великая сила дана тому, кто верует в Него! Страшно мне...
А мне радостно! - тоже шепчет отец Арсений.
В зоне склад один есть. Там зековские шмотки хранятся. Конфискованные... Мои ребята этот складик взяли. Я им объяснил чего нужно было взять.., - Сизиков протягивает небольшую книжку. – Что было, то и принесли. Уж не взыщите...
В руках отца Арсения - Евангилие. После довольно долгого оцепенения, раскрывает он благоговейно Новый завет. На внутренней стороне переплета врезан маленький кусочек пожелтевшего от времени шелка и надпись: “Антиминс. Мощи святого митрополита Алексия Московского. 1883 год”, а рядом врезан маленький образок.
 
-11-

День. Пустой барак. Только один избитый Авсеенков лежит на нарах, смотрит безучастно как отец Арсений моет пол. Мутные струи растекаются почти до выходной двери... Настороженно прислушиваясь, отец Арсений замирает на мгновение... Выглянув из барака, бесшумно прикрывает дверь, поспешно устремляется к Авсеенкову. Садится у него в ногах.
Это вам, Александр Павлович.., - отец Арсений протягивает записку, - вам передали. Я потом всё объясню. Прочтите и проглотите сейчас же...
Авсеенков разворачивает записку, читает... Сдавленный стон вырывается из его груди.
Жена.., - пытается объяснить пораженный Авсеенков и не может. Спазм перехватывает горло.
... И в это время в барак вваливаются несколько надзирателей во главе с знакомым лейтенантом...
Встать! - громко командует он.
Авсеенков мгновенно сует записку в рот. Поднявшись, отец Арсений протягивает ему кружку с водой, что стояла рядом на табурете. Поспешно направляется к вошедшим...
Есть кто? - встречает его вопросом лейтенант.
Все - на работе. Один - больной. Побили его вчера. Авсеенков Александр Павлович - генерал.
Не генерал он, а небылица! - усмехается лейтенант. - Враг народа. Обыскать! - приказывает одному из надзирателей, идет к Авсеенкову... Тот стоит возле своей лежанки спиной к начальству с кружкой в руке. С трудом проглатывает записку, безучастно глядя в стену.... Надзиратели начинают "шмон" в бараке...
Один из них, тот, кто зимой ударил старика, когда тот рубил дрова, обыскивает отца Арсения... Нащупывает Евангелие во внутреннем кармане куртки. Их глаза встречаются. В упор. Пристальный взгляд отца Арсения лучист и спокоен. Надзиратель незаметно перекладывает книжечку в свой карман.
Раздевайся, поп! - приказывает громко, демонстративно. Почувствовав в тоне и поступке надзирателя неясную надежду на благополучный исход, отец Арсений начинает раздеваться с поспешной готовностью. … А Авсеенков от неожиданных переживаний, физической слабости своей медленно валится возле лежанки на пол. Звякает упавшая кружка, расплескивая воду.
Я же сказал - небылица! – констатирует лейтенант. - Обыскать!
... Прощупываются все швы одежды отца Арсения. Все! Вплоть до исподнего белья. Заваливают на нары, обыскивают беспомощного, полуобморочного Авсеенкова. Переворачивают нехитрые постели, разбрасывая убогие пожитки арестантов по всему бараку, срывают доски со стен, разыскивая тайники...
... Посреди этого ада кромешного стоит, прикрывшись, обнаженный старик с нательным крестом на груди...
Он молится про себя: "Манассию от уз и горького заточения, молитв ради свободивый, всещедрый Боже, и раба Твоего нами ныне молящегося, от уз и заточения свободи, и от всякого зла обстояния избави, яко един человеколюбец". (Тропарь.гл2.)
Второй вариант:
"Господи Иисусе Христе, Боже наш, святого Апостола Твоего Петра от уз и темницы без всякого вреда свободивый, приими смиренно молим Ти ся, моление сие милостиво во остановление грехов раба Твоего Арсения в темницу всаженного и молитвами того, яко Человеколюбец, всесильною Твоею десницею от всякого злого обстояния избави и на свободу изведи".
Ничего не обнаружено, товарищ лейтенант! - докладывает старший надзиратель. Отец Арсений медленно, заторможено одевается... "Особист" хмурит брови, прохаживаясь по бараку…
А ты, крестоносец, - тычет пальцем в грудь голого отца Арсения, - наведешь здесь порядок. До блеска! - поворачивается к тому, кто его обыскивал. - Ты проследи. Проверю!.. - уходит вместе со "свитой".
Отец Арсений и надзиратель остаются с глазу на глаз. Последний в окно следит куда уходит "команда" лейтенанта. Подзывает отца Арсения. Отдает Евангелие.
Из склада? - спрашивает.
Да. Из склада".
Вы, о двух головах что ли? Нашли бы - забили насмерть, - смягчается, просит смущенно. - Вы уж простите меня, батюшка!.. Груб бываю порой... Матерюсь нещадно... А что делать? В аду живем! На людях буду лют, но если смогу - помогу.
Гори, гори, моя звезда, звезда любви приветная, - поет Авсеенков,- ты у меня одна заветная, другой не будет никогда!..
Он лежит на нарах - навзничь. Надтреснутый баритон его тих и сентиментален.
Тихо! - кричит надзиратель,- Буржуйские песни распеваешь?!
Это романс.., - поправляет отец Арсений, - старинный русский романс.
А вы, батюшка, библию свою спрячьте. Хорошенько!
Евангелие. - опять поправляет его отец Арсений, кланяется надзирателю. - Спасибо Вам... Спаси Вас, Господи… ’
За уборку пора приниматься.., - надзиратель добавляет со значением, - а я здесь, у окошка, постою...
Помилуй, Более, по милости Твоей и множеству щедрот Твоих... Господи, велик Ты и славен делами Своими. Вот они, помощники Твои, о которых говорила Матерь Твоя! - слышится за кадром голос отца Арсения. - Мог ли я думать, что надзиратель будет помощник Твой? Мог ли?!.
С лежанки с трудом поднимается Авсеенков и в меру слабых сил своих начинает помогать отцу Арсению...
А у окна - темная фигура надзирателя.

-12-

«1944 год. Июнь. День Святого Духа».
... Гора антрацита отсвечивает на солнце...
... Совковыми лопатами чумазые "зеки" загружают углем тачки... Другие, не менее чумазые, катят тачки на склад, "ныряя" в черный зев распахнутых ворот. Там, на угольном складе, в сизом сумраке высятся кучи антрацита. У складского входа Алексей осторожно поглядывает наружу, наблюдая за немногочисленным конвоем...
В дальнем углу за одной из угольных куч - двое: отец Арсений и Сизиков. Их трудно узнать под налетом черной пыли.
... Поразили Вы меня, отец Арсений. Серафимом всё называете, а меня давно Иваном кличут. Кликуха у меня такая... Крещен  действительно Серафимом. Мать моя была верующей. В детстве по церквям меня водила... А как померла, закружила меня блатная жизнь. Пошло, поехало!.. Из Серафима в Ивана переименовался. Забыл родное имя.., - Сизиков опускается перед отцом Арсением на колени, - Кончать надо воровскую жизнь. К самому краю подошел!.. Грешен я перед Богом и людьми! Ох, как грешен... Помогите, отец Арсений!..
Отец Арсений кладет руку на склоненную голову Серафима Сизикова: "Господи Боже Мой! Дай силы мне познать волю Твою, указать Серафиму путь его, помочь ему найти себя. Матерь Божия! Помоги нам, грешным Помоги, Господи!" Из-за дальней угольной кучи, что у входа на склад, выглядывает Алексей, видит, что начинается таинство исповеди, крестится поспешно, украдкой, отходит к распахнутым воротам. Подбирая лопатой уголь, отслеживая передвижение конвоя.... Мимо него "зеки" катят тачки, опрокидывают их содержимое на черный пол...
Не могу я... Не могу рассказывать! Не получается! Не идет из меня.., - обмякший Серафим размазывает белые разводы по черным щекам. - Нет мочи... Нет мне, видно, пощады! Прощения нет...
Не выгораживай себя! - крепко берет его за плечи отец Арсений. - Не подыскивай красивых слов. Не обеляй, не обманывай самого себя. Покайся Серафим, перед Богом! - в упор смотрит на него, говорит тихо, но веско. – Вспомни, как умоляла тебя женщина пощадить её... Тогда... В лесу!.. Не пощадил ты её, Серафим...
... Переливаясь отблесками грачиного крыла, уголь грузно валится и валится в тачки
... С тупым, обреченным упорством его тащат на склад черные "зеки", как собственные тяжкие грехи...
... И вдруг: замирают лопаты на полувзмахе, останавливаются колесики, "зеки" тупо смотрят перед собой, конвой, как по команде, глазеет в ту же сторону... В черном зеве складских ворот стоят трое: отец Арсений и Алексей, закинув руки Серафима себе на плечи, поддерживают обессиленного товарища. Все трое щурятся от яркого солнца...

-13-

... Поздний вечер. Ростов Великий.
... Спит пушистый кот на лоскутной подстилке...
... Поют шальные соловьи в кустах цветущей сирени...
На кухонном столе - "под парами" пузатенький самовар, нехитрое угощение. За столом - Надежда Петровна. Одна.
Сидит пригорюнившись...
А в соседней комнате - двое: отец Арсений и Серафим Сизиков. В раскрытом окне - соловьи, а здесь - молитва...
Икона Божьей Матери.
Лампада.
Молитва отца Иоанна Кронштадтского звучит с самого начала мизансцены:
"Господи! Имя Тебе Любовь: не отвергни меня заблуждающегося. Имя Тебе Сила: укрепи меня, изнемогающего и падающего. Имя Тебе Свет: просвети душу мою омраченную житейскими страстями. Имя Тебе Мир: умири мятущуюся душу мою, Имя Тебе Милость: не переставай миловать меня. Аминь ".
Смолкает отец Арсений.
И за окном тишина...
Ты иди, Серафим, - не оборачивается отец Арсений, пристально глядя на огонек лампады, - мне помянуть надо новопреставленного Сергия... Духовного сына моего... Сергея Георгиевича...
Может, помочь надо? Родным? Близким? - шепчет, склонившись к нему, Серафим - где он живет ?
Не знаю. Двадцать один год с ним не виделись. Теперь и не увидимся на этом свете..., - не отводит глаз от лампады отец Арсений, повторяет твердо, - Иди.
Серафим выходит из комнаты осторожно . С лежанки прыгает кот, прячется под табуретом, на котором сидит Надежда Петровна.
Почуял чужого..., - вошедший на кухню Серафим, - привыкать вашему коту надо.., - садится за стол, - теперь, Надежда Петровна, посетителей у вас много будет. Вы уж не взыщите...
За спиной Надежды Петровны фотография - портрет моложавого мужчины. Белозубая улыбка. Лукавые глаза.
Это кто? - вглядывается в портрет Серафим.
Муж мой... Николай. Нас арестовали в 37-ом. Меня освободили в 55-ом. "По чистой" освободили. А он, Николай.., - напряглось лицо Надежды Петровны, сухие глаза её ожесточились. - Погубили его... Сознательно. Преднамеренно. Мерзавцы!
Я знал его.., - заметив мгновенный интерес Надежды Петровны, уточняет с поспешным сожалением. - Вернее: видел только. Крепкий был мужик. Интеллигент. Идейный. Мы и словечком не обмолвились. Я, Надежда Петровна, вор-рецидивист. Был... Самый настоящий вор! Это отец Арсений наставил меня на путь истинный. Спас.., - крестится Серафим, а в глазах - скрытая боль.
Друг Николая, рассказывал.... В 40-м году они задумали побег...
Из "особого" лагеря?
Да.
Это же верная смерть! А накануне побега прямо с этапа, - подалась вперед Надежда Петровна, понизила голос до шепота, - к ним подошел отец-Арсений и... отговорил.
Оттуда бежать было невозможно. Это они, глупые, от отчаянья.., - машет рукой Серафим.
Испугались они. Откуда узнал отец Арсений их тайну?
Да вы не удивляйтесь, Надежда Петровна, - подается к ней Серафим, тоже голос понижает. - Вы верьте! Откуда узнал?.. - улыбается многозначительно, -                Отец Арсений сею минуту служит панихиду о новопреставленном рабе Божьем. А они более двадцати лет не виделись... Где живет покойный - неизвестно. А умер он на днях. Это точно!
Что это?! Прозорливость? Чудо?
Чудо, - твердо подтверждает Серафим. - Вы - верьте...
Хлопает дверь. Слышно - отец Арсений идет к ним на кухню. Спохватившись, Серафим, Надежда Петровна меняют позы. Садятся, подчеркнуто прямо. С напускной простоватостью на лицах.
Вам — чайку? - учтиво предлагает хозяйка.
Серафим кивает, молча. Оба чувствуют себя немного "заговорщиками", наивно, по-детски, пытаются скрыть душевное смятение. Когда появляется отец Арсений, чинно отхлёбывают из чашек. Сразу видно - притомился отец Арсений: лицо - осунулось, сутулится чрезмерно, расслаблено садится за стол у окна...
Вижу! Познакомились - и слава Богу! - смотрит с ласковой проникновенностью. - Как хорошо встретить близкого по духу человека. Это же маленькое чудо!..
Надежда Петровна несколько поспешно наливает чай. Подает…
Много необычного случается в жизни каждого верующего. - Отец Арсений обхватывает ладонями чашку, словно пытается согреться. - Зачастую мы не осознаем в происходящем Воли Божией, Его руки, Промысла, Руководства. Не случайным стечением обстоятельств, Волей Господней всё свершается в нашей жизни. Всё... И соловьи за окном... И тишина... И кот, Надежда Петровна, что так любит Вас.., -одним толчком он распахивает кухонное окно. На улице - темень, тишина глухая... - … И ветерок... Запах земли и цветов... Чудесно! Поразительно...
А мы говорили сейчас о Вас, - несмело признается Надежда Петровна, - о Вашей прозорливости.
Нет у меня никакой прозорливости, - извинительно улыбается отец Арсений, - совсем нет... Я - иерей. Если иерей искренен в любви к духовным детям, внимателен, памятлив, он невольно подмечает скрытое движение души верующих. Как мать подмечает мысли, поступки своего дитя, Духовной наблюдательностью обладают многие... А прозорливость - это Дар Божий. Избранным дается. Таким как отец Иоанн Кронштадтский, а не нам, грешным.., - резко меняет тему. - Ты Алешу, Серафим, отыщи. Он от тебя недалечко где-то... Под самой Москвой... Знаю: недомогает Алексей духовно, физически болеет тяжко. Трудно ему... Я дам адресок.
Неточный, правда... Но ты отыщешь его...
И вдруг... в темноте, издалека, слышится песня... Великий обуховский голос, с неповторимым грудным тембром, где-то "отлетая" от патефонной пластинки, заполняет ночную темень: "В низенькой светелке огонёк горит, молодая пряха у окна сидит, молода, красива, синие глаза, по плечам развилась русая коса...".
Замирают трое за столом, вслушиваясь в колдовской голос родниковой чистоты.
 Кот спит блаженно, развалившись на печной лежанке...
Смеётся на фотографии вечно молодой Николай...
Белозубая улыбка.
Лукавые глаза.

-14-

...На сизой брусчатке – золотистая листва в луже крови, с кого-то сорванный, золотой Георгиевский крест... Москва. Кремль. День.
«1917 год. 3 (16) ноября. День Рождения Великой княжны Ольги Николаевны Романовой».
... Невдалеке - убитый полковник: китель - распахнут, сорочка - разодрана до пупа, карманы - вывернуты, на волосатой груди - золотой тельник. ,
... Сумрачная сень храма святых двенадцати Апостолов. Благочинное убранство. Рака с мощами. Алтарь. Иконостас. Апостолы. В серебряном окладе - седобородый лик священномученика Гермогена. Лампада...
.. .За стенами храма - треск ружейной перестрелки, редкое уханье артиллерии... ...Выстрелы начала Гражданской войны слышит отец Арсений, смежив нервные веки в чутком сне...
... И вдруг взрыв! Сень храма заволакивает пороховой мрак...
... Резко садится на кровати отец Арсений в доме Надежды Петровны...
... видит самого себя в 1917 году 23-летним студентом во время штурма Кремля восставшими красными полками, зрит себя на... мозаичном полу храма после взрыва, как он, оглушенный, почти контуженный, с большим трудом садится на полу, напряженно смотрит перед собой, будто пытается рассмотреть сквозь «дымку времен» самого себя, старого, немощного, сидящего на кровати в доме Надежды Петровны в 1958 году. Прошлое и настоящее смотрят друг на друга... Лицом к лицу. Глаза в глаза. Прошлое и настоящее, но как они не похожи!
... В задымленном храме слышится характерное потрескивание пожара... Там, в прошлом, снаряд, пробив церковный купол, покорежил Распятье, взрывом обломил руки Спасителя! И только лампада у иконы Божей Матери - неугасима, светит сквозь дым и чад, покачиваясь...
Видение повторяется: отец Арсений опять зрит, как он, юноша - студент, с трудом поднимается с того самого места, садится на мозаичном полу храма. Только он видит теперь не самого себя, а на месте иконостасного лика священномученика Гермогена - чадную дыру, обрамленную оплавившимся от взрыва, серебром оклада!
И безрукого Спасителя!
Отец Арсений закрывает лицо ладонями, но все равно видит себя молодым сбивающим пламя в храме, чувствует обожжённые руки, в смятении молящегося у сокрушенной иконы священномученика Гермогена:
Бывшим братиям нашим, ныне и не ведаем как и назвать вас, понеже в ум наш не вмещается сотворенное вами, ни слухи наши никогда же таковых не прияша, ни в летописях видехом. Каковая невместимое человеческому уму содеящаяся с вами!
Громко, истово молится юноша, не ведая, что за его спиной при входе в храм стоит Святитель Тихон, Патриарх Московский и всея Руси с тремя наперсниками высокого духовного чина. Они недвижны, слушая молодой, срывающийся голос:
... ибо нетленные, прозорливы слова твои, священномученик Гермоген, наречены я ещё в Смутные времена: «Посмотрите, как отечество наше расхищается и разоряется чужими, какому поруганию предаются святые иконы и церкви, на кого вы поднимаете оружие: не на Бога ли, сотворившего вас, не на своих ли братьев? Не свое ли отечество разоряете? - в «дыре» пробитой иконы дрожит чадное марево..., - Прости же их, неразумных, священномученик Гермоген, как и было сказано Господом Нашим, Иисусом Христом: «Ибо не ведают, что творят,..» - припадает юноша к оплавленному серебру оклада.
... Колокол звонит в темя самое... Густо и вязко. Ощутимо...
Почувствовав чье-то присутствие, оглядывается юноша, видит вновь избранного Патриарха Тихона и цепенеет...
... И теперь уже отец Арсений, отринув ладони от лица своего, вглядывается в 1917 год, в недвижные фигуры православных иерархов, в самого себя в сизом сумраке расстрелянного храма святых двенадцати Апостолов Московского Кремля...
Выпускник историко-филологического факультета Императорского Университета, - вполголоса представляет его Патриарху Тихону один из сопровождающих, - изучает древне-русское зодчество. Талантлив и... прозорлив не по годам. Активист мобилизации студенчества на защиту Кремля...
Патриарх мягким жестом приглашает юношу. Тот стремительно подходит к нему, сложив ладони «ковчежцем», Прикладывается к руке Святейшего...
Кремль пал..., - скорбно сообщает Патриарх, по-отечески погладив волосы юноши.
Это было очевидно.., - по-молодому резво выпрямляется тот перед Святейшим, - но это очевидность материального мира, заключенного во времени и пространстве. В мире духовном, где правит Бог, а душа бессмертна, Кремль пасть не может...
Присутствующие заметно напрягаются от достаточно вольного тона юноши, а Патриарх Тихон глядит на него изучающе, с возрастающим интересом.
Мне кажется, вы имеете в виду не только сегодняшнюю трагедию?
Где-то совсем рядом падает снаряд и... наступает звонкая тишина...
Я имею ввиду, Ваша Святейшество, 20-й век Татарское иго, латинская ересь, иудство Смутного времени, наполеоновское нашествие - ничто в сравнении с атеистическим богоборчеством этого столетия. Оно грядет! Зачумление души, разума и духа православного.... И не только православного! Всякого, в коем зиждится Вера!
Ни гордыня ли двигает к столь безапелляционным оценкам? - умно щурится Святейший. - Ни юношейский ли максимализм?
Разве мало этому доказательств? - повернувшись к изуродованному распятью, крестится юноша, опускается перед Патриархом на колени. - Нет у меня ничего, кроме веры, любви и боли, что случилось уже и случится. Прошу благословления, Ваша Святейшество, на вступление в Христово воинство...
Приподнятая рука Святителя Тихона замирает на мгновение... Он смотрит сверху вниз на молодое одухотворенное лицо, на открытые, чистые глаза. Юноша улыбается Патриарху Московскому и Всея Руси, молвит ободряюще-торжественно: "Нас много!" Во имя Отца, Сына и Святого Духа... Кто может вместить, да вместит (мф. 19, 11-12)…
... А лампада все покачивается у иконы Божьей Матери...
... А над Кремлем - солнце и колокольные звоны...
В луже крови золотой Георгиевский крест.

-15-

 «1958 год. 26 (9) июня. День Тихвинской чудотворной иконы Божей Матери».
… Ростов Великий. Предрассветная муть...
Отец Арсений сидит на крыльце, низко опустив голову, сцепив переплетенные пальцы.
Отвернувшись лицом к стене, спит Надежда Петровна. Сквозь чуткий сон слышит осторожный стук в окно...
.. . Узкая, смуглая рука длинными пальцами стучит в стекло...
Оборачивается резко Надежда Петровна: за стеклом никого, серый рассвет - в окне. Распахнув его, она видит в саду согбенную (для зрителей знакомую) фигуру Старца. Он опирается на посох у яблони, которая усыпана зрелыми плодами.
Тебе чего, дедушка? - голос Надежды Петровны тих и несмел.
Не ответив, срывает яблоко Старец.... А Надежда Петровна видит ясно, что с ветвей весомо падают в траву три плода.
... Охваченная тревожным чувством, она спешит через дом, останавливается у распахнутых входных дверей, в необъяснимой робости прижимается к косяку... На верхней ступеньке крыльца сидит отец Арсений. Нахохленный. Взлохмаченный. Ссутулившийся. С детской улыбкой он поворачивается к Надежде Петровне...
Там... В саду... Человек какой-то!
Не пугайтесь, уважаемая...
Старый совсем. С посохом.
Почудилось Вам.., - лицо отца Арсения - сама безмятежность, - нынче сон видел. Через много, много лет. В первый раз. В лагерях никаких сновидений не было. Здесь, у Вас, по милости Божей, юность моя приснилась. Да так явственно, достоверно!
Не утешайте меня! Не обманывайте! - болезненно ожесточается Надежда Петровна. - Как засну - вся жизнь перед глазами: Бессмысленная и жестокая! Тяжко так, что умереть лучше!.. - она сжимает косяк побелевшими пальцами. Где-то совсем рядом кричит петух...
Жизнь дана человеку на то, чтобы она ему служила, а не он ей! - поднимается отец Арсений, повторяет строго. - Она ему служила, а не он - ей. Служа жизни, человек теряет рассудительность и приходит в грустное недоумение: он не знает... - зачем живет. Он, как лошадь, везет, везет и останавливается вдруг в стихийном препинани...

-16-

«Введенская Оптина Пустынь».
... Утро. Солнце. Тихие воды Жиздры. В них - отражение церковных строений. В патриархальном пейзаже река холодно отсвечивает огонь небесного светила...
«1919 год. 26 (8) августа. День сретенья Владимирской чудотворной иконы Пресвятой Богородицы и избавления Москвы от нашествия Тамерлана в 1395 году».
... В хибарке   много посетителей: духовные дети Старца, богомольцы, светские, военные, приехавшие в Оптину Пустынь поклониться святым местам. Богатые и бедные. Молодые и старые. Некоторые молятся. Иконы плотно висят на одной из стен. Горящие лампады. Солнечные блики. Обстановка домашняя. Здесь покойно и уютно. Широкие лавки вдоль стен. На вязаной белой скатерти стола - конфеты и пряники. Цветы. Тихо... И вдруг все без суеты и шума сдвигаются к входным дверям и... через мгновение в хибарку входит Старец с послушником... В его не по годам моложавом лице угадывается что-то древнее, тысячелетнее, черты лица правильны и четки, из-под шапочки выбиваются пряди белых волос. Длинные пальцы сжимают посох. Походка легкая, скользящая... За ним - молодой послушник, тот самый московский студент, будущий иеросхимонах Арсений.
Старец останавливается, будто натолкнувшись на невидимую стену, доброжелательность сбегает с лица, как тень от облаков. Стремительно и заметно.
Батюшка! - падает ему в ноги дородная, красивая женщина. Отшатнувшись, Старец с каменным лицом, делает непроизвольный отстраняющий жест.
Это наказание за грехи! - говорит твердо, весомо, глядя поверх голов присутствующих. Женщина начинает голосить, давясь рыданиями. Послушник поднимает ее, уводит. Плач слышен через открытые окна. Плач безутешный.
Светлеет лицо Старца. Он доброжелательно оглядывает всех, крестит и видно, как каждому становится легче.
Самая высшая и первая добродетель - послушание, - в голосе Старца - мягкая искренность. - Христос ради него пришел в этот мир. И жизнь каждого христианина есть послушание Богу.
А за окнами - плач...
... Человеку жизнь дана на то, чтобы она ему служила, а не он ей, - повторяет сокрушенно, - не он ей! Служа жизни, человек теряет соразмерность, работает без рассудительности, потому зачастую приходит в очень грустное недоумение: он не понимает - зачем живет. Он, как лошадь, везет, везет и вдруг останавливается, на него находит стихийное препинание... А Бог требует от человека, чтобы он возрастал в познании...
Пожилой морской офицер медленно валится на пол... Его поднимают без суеты, с трудом кладут на лавку, с усилием разогнув. Он как бы одеревенел.
Старец сам расстегивает китель, рубашку. На груди моряка - крест.
... А за окном горестно плачет женщина...
Подняв над офицером руку, Старец осеняет его Крестным Знамением... Раз, второй, третий...
Офицер заметно расслабляется...
Ты был ранен?
Да, батюшка, - тихо, но четко отвечает офицер. - В Порт-Артуре.
Что ты сейчас видел?
Слоистый воздух. Плоские очертания людей... Каких-то животных. А потом - молнию. Она имела вид креста. Два раза. В третий раз вспыхнуло пламя и я... очнулся. - он пытается подняться.
Лежи. Отдыхай. - Старец кладет ему на лоб ладонь - моряк успокаивается, вытягивается расслаблено.
Вы завтракали? - совсем обыденно спрашивает у присутствующих Старец, не убирая со лба руки. Получает невразумительный ответ: кто-то завтракал, а кто-то нет.
Позавтракайте. Не ешьте скоромного. Идите в церковь. Там начнется служба. Через час возвратитесь ко мне на исповедь. Кто почувствует в этом надобность...
Присутствующие хотят уйти в нерешительности, но Старец останавливает их.
Христос взял в ученики простых, безграмотных людей. Он не дал им никакого молитвенного правила, дал лишь полную свободу - льготу, как детям. Сам же уединялся для молитвы. И когда они, ученики Его, попросили, наконец, Спасителя, Он научил их единственной молитве: «Отче наш...», - Старец смотрит на присутствующих обезоруживающе открыто и внимательно, потом, после паузы, приказывает строго. - Идите! Я жду Вас..., - он снимает руку со лба офицера, когда последний посетитель покидает хибарку.... За окном тихо плачет женщина...
В дверях послушник смотрит на старца вопросительно и печально. Тот еле заметным кивком подзывает его к себе.
Он спит..., - указывает глазами на офицера, - но все слышит.
Батюшка! - опускается на колени послушник. - У нее умер третий ребенок. Последний.
За окном безутешно плачет мать...
Грех непочитания родителей - грех великий. Еще в Ветхом Завете кто злословил отца и мать, наказывался смертью. (Марк. 7,8. Исх. 21, 16) Что сказано в заповеди пятой?
Чти отца твоего и мать твою, да благо ти будет, и долголетен будешь на земле. - послушник склоняет голову низко.
Идем! - Старец берет его за руку. Крепко и резко. Подводит к иконе Божей Матери.- Встань на колени.
Юноша исполняет, что приказано.
Держись за меня. Тот ухватывает Старца за рясу.
К Богородице прилежно ныне притецем, грешнии и смиреннии, и припадем, в покаянии зовуще из глубины души: Владычице, помози на ны милосердовавши, потщися, погибаем от множества прегрешений: не отврати Твоя рабы тщи. Тя бо едину надежду имамы. - читает молитву Старец громко, проникновенно и смолкает.
Так вы, батюшка, о ней, о грешнице, молитесь? - после затянувшейся паузы поднимает глаза юноша, видит лицо пророческое в мудрой клинописи морщин.
О детских душах скорбеть не следует. О безгрешных. Их прибирал к Себе, Господь. Они теперь далеко..., - приказывает строго, - повторяй за мной! Слава Отцу, Сыну и Святому Духу и ныне, и присно, и вовеки. Не умолчим никогда Богородице, силы Твоя глаголати, недостойнии: аще бо Ты не бы предстояла молящее, кто бы нас избавил от толиких бед; кто бы сохранил доныне свободны; не отступим Владычице от тебе: Твоя бо рабы спасаежи присно от всяких лютых (Тропарь, гл.4).
За окном солнце и тишина... Моряк лежит, вытянувшись со счастливым лицом и закрытыми глазами .
И тогда доносится крик петуха... Бесшабашный, радостный крик раннего августовского утра 1958 года...

-17-

… Вцепившись в косяк двери, горько плачет Надежда Петровна перед отцом Арсением, который так и стоит на крыльце ее дома.
Помогите, мне очень тяжело! - просит Надежда Петровна сквозь слезы. Молча, отец Арсений с трудом отрывает ее от косяка, ведет в дом, в столовую, окна которой выходят на еще безлюдную улицу, усаживает женщину за стол, сам садится напротив, положив смуглые руки на белую скатерть. Надежда Петровна все ещё плачет, подперев голову рукой. Сквозь закрытые окна приглушенно слышна утренняя петушиная перекличка... Стихает она...
И Надежда Петровна успокаивается немного. Они сидят друг против друга, положив руки на стол. В предутренней тишине слышится пение, мужские голоса творят молитву: «Отче Наш...»

-18-

Храм. На аналое - Крест и Евангелие.
«1919 год. 24 (6) декабря. Навечерие Рождества Христова» (рождественский сочельник).
Внутреннее убранство Храма во имя св. Иоанна Предтечи в скиту. Пред «святые двери» - на коленях Петр Стрельцов, студент Императорского Университета, будущий отец Арсений. Он кланяется поочередно «святым дверям», настоятелю о.Исаакию  , братии, что творят Христову молитву с восженными свечами. После этого принимающий постриг выходит на паперть, слагает свои одежды, стоит в одной влосянице, не опоясан, не обувен, не покровен перед средними дверями из притвора в храм в знак отрешения от мира.
Среди братии - уже знакомый зрителю Старец - духовный руководитель постригающегося.
Желаеши ли сподобишися ангельского образа и вчинену быти лику монашествующих? - вопрошает настоятель о.Исаакий.
Ей, Богу содействуюшу, честной Отче, - смиренно отвечает юноша... Сквозь монашеский хор, сквозь слова молитвы Христовой всё слышнее, явственно приближающейся звон бубенцов...
Пасмурный день. Низкое небо. Белое поле. Черный лес. Мимо него виляет пробитая в снегу колея проселочной дороги. По ней цугом ленивой трусцой двигаются две упряжки.
В розвальнях - красноармейцы. Шлемы остроконечные. Винтовки. Штыки. Звон бубенцов в такт неспешной иноходи...


-19-

... И кажется этот звон слышен в далеком 1958 году, в Ростове Великом, в комнате, где Надежда Петровна горячо рассказывает что-то отцу Арсению...
На кухне, развалившись на печной лежанке, блаженствует кот - баловень судьбы.
На улице - солнце. Дети запускают «змея»...
... А бубенцы далекого прошлого побрякивают еле слышно...
... Внимает отец Арсений исповедь Надежды Петровны...

-20-

... Две упряжки с красноармейцами трусят сквозь снегопад в тоскливом русском пейзаже...
... Звенят бубенцы...
... Жиздра в белых берегах, как деготь черна...
... Храм. На аналое - Крест и Евангелие.
В сих обетах пребываити обещашися ли даже до конца живота, Благодатию Христовою? - вопрошает настоятель о. Исаакий.
Ей, Богу содействующу, честный Отче, - следует ответ. Юноша - опускается на колени. На его голову возлагается Большой Требник.
Нарекаю тя Арсением во имя Отца, и Сына, и Святого Духа! - настоятель о. Исаакий указывает на святое Евангелие, лежащее на аналое. - Се, Христос невидимо здесь предстоит; виждъ, яко никто же ти принуждает прийти к сему образу; виждь, яко ты от своего произволения хощеши обручения великого ангельского образа? - вопрошает настоятель о. Исаакий.
Ей, Богу содействующу, честный Отче! - следует уверенный ответ.
Настоятель указывает на ножницы рядом с Евангелием.
Возьми ножницы и подаждь ми я.
Юноша трижды подает ножницы от святого Евангелия и трижды целует руку настоятеля о.Исаакия.
Брат наш Арсений подстригает власы главы своея во имя Отца, и Сына, и Святого Духа! - настоятель выстригает волосы крестообразно. Застывает братия с восженными свечами… …Заметно, как переживает торжественный момент Старец… …Слышен звон бубенцов. Красноармейцы приближаются к Оптиной Пустыни...
...Господи, помилуй! - тихо поет братия.
Брат наш, Арсений, облачается в хитон, - голос настоятеля торжественен и суров, - вольныя нищеты и нестяжания!
... Юноша одевает хитон...
Брат наш, Арсений, приемлет паромам во обручение великого образа и знамение Креста Господня!
Параман стягивает хитон новоявленного монаха...
Брат наш, Арсений, облачися в ризу радования во имя Отца, и Сына, и Святого Духа!
... Юноша облачается в черную рясу...
Перепоясует чресла свои силою истины в умерщвление тела и обновление духа...
... Надевает пояс...
Приемлет паллий, обручение великого и ангельского образа, в одежду нетления и чистоты.
... Облачается в Мантию...
Брат наш, Арсений, покрывается шеломом надежды спасения и покровом, послушания.
... Надевает на голову клобук...
Обувается в сандалия во уготовления благовествования мира.
... Новоявленный монах Арсений одевает сандалии, получает из рук настоятеля четки и Крест.
Брат наш, Арсений, приемлет меч духовный, иже есть глагол Божий в всегдашней молитве Иисусовой; всегда бо имя Господа Иисуса во уме, в сердце, в мысли и во устах своих имети должен ecu, глаголя присно: Господи Иисус Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного.
Настоятель вручает зажженную свечу в правую руку... Подводит нареченного Арсения к иконе Спасителя.
Рече Господь: тако да возсияет свет ваш перед человеки яко да видят ваша добрые дела и прославят Отца вашего иже на небесах.
Гаснет свеча в руке Арсения и у многих из братиев гаснет! Ветер... Гул... Топот! В дверях Храма во имя св. Иоанна Предтечи - красноармейцы. …Старший из них, чекист, надвигается на оптинских старцев, на монашескую братию, как «каменный гость»... Лицо укутано в белый фетровый башлык с красной оторочкой. В настороженной тишине цокают каблуки, как выстрелы. Им вторят шпоры малиново... Кожанка блестит тускло, как вакса. Красные галифе с шевровыми леями цвета светлой глины. У колена - маузер. У бронзового многосвечника останавливается... В гнетущей паузе греет руки у неугасших свечей...
... Спас Нерукотворный, у которого стоит нареченный Арсений и настоятель, смотрит на непрошеных «гостей»...
Кто нынче у вас комиссарит? - голос у чекиста звонок и весел... Среди
красноармейцев вспыхивает искрой смешок и угасает тотчас... Не получив ответа, чекист сбрасывает с головы башлык, поворачивается к присутствующим на таинстве. Лицо у него чистое, юное, румяное с черными разлётистыми мазками бровей.
Кто здесь самый главный начальник, уважаемые? - повторяет вопрос благодушно. Он одного, видимо, возраста с Арсением, с которым встречается взглядом. Не отводя глаз, Арсений зажигает свою свечу от свечи у Спаса Нерукотворного. ... То же делают монахи.
От свечи к свече возжигается огонь...
Чекист ждет, с улыбкой глядя на них... Он понимает, что это вызов, но по-прежнему весел, ироничен и спокоен.
Я, - подходит к нему настоятель.
Настоятель Отец Исаакий?
Да. Отец Исаакий.
А мы по вашу душу, как говорится. Собирайтесь, дорога неблизкая...
... Заснеженная Оптина Пустынь...
...Колокольные удары плывут в поднебесье неспешно и печально...

-21-

... Кажется, их слышит отец Арсений, внимая исповедь Надежды Петровны… …А она мечется по комнате и говорит, говорит, говорит... С фотографии смотрит вечно молодой Николай. Белозубая улыбка... Лукавые глаза...

-22-

Звенят бубенцы...
Розвальни минуют переправу через черные, загустевшие от холода, воды Жиздры... На первых санях - последний настоятель Оптиной Пустыни отец Исаакий и чекист, укутанный в башлык, на вторых - красноармейцы.
Безлюдье. Хмарь вечерняя...
... Хибарка Старца. Поздний вечер. Золотистый свет свечей. Рдяные огоньки лампад у образов.
Осунувшийся Старец сидит в кресле. Заметно, что недомогает тяжко. Он, кажется, постарел на десятки лет.
Господи, даруй мне благодать Твою!.. - крестится, видит перед собой... почивших оптинских старцев.
Милостью Божию, ты - последний..., - слышит потусторонний голос.
Я же предвидел, когда Старцем избирали меня.... Давно. Еще в 13-м году. Все - предвидел: и разгром Оптиной, и тюрьму, и высылку...
Знаем то.... Если хочешь быть с нами, не отказывайся от духовных чад своих.
Как я могу быть наследником Вашим? Я слаб и немощен...
Раздается грохот - исчезает видение, а за ним, за исчезнувшими старцами, стоит... новоявленный отец Арсений. У ног его, выпавшие из рук, березовые поленья.
Прости, батюшка...
Я бы встал перед тобой на колени, - мучительно пытается Старец подняться, - да грызьу меня, ноги гноятся от молитвенных тягот. - обессилено опускается в кресло. Монах Арсений стремительно бросается к нему, падает на колени, приникает к Старцу. Они целуют друг другу руки.
Святой Серафим предвидел революцию и церковный раскол. О н говорил: «Если в России останется хоть немного православных, Бог ее милует», - Старец кладет руки на плечи монаха Арсения, улыбается светло. - А они у нас есть. ... Я пятьдесят лет в затворе, кроме Оптиной Пустыни мира не видел. Я - последний. Тебе Господь уготовил иной путь.... Помоги мне... .
С помощью Арсения Старец поднимается с превеликим трудом.
По специальному разрешению Святейшего Патриарха Тихона ты, иеросхимонах Арсений, определен третьим священником в Московский храм. Иеросхимонах надает - на колени.
Помни: Бог есть любовь! Будь не благочинным пастырем духовных чад твоих. Благославляю на дело святое во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, Пресвятой Богородицы, сына Божьего, Господа нашего Иисуса Христа! Встань и иди.
Они целуются троекратно…
Помни: Церковь есть ковчег! Завтра - на станцию и... в столицу белокаменную. Иди, - отталкивает от себя резко. - С Богом!
Замешкавшись в дверях, оборачивается иеросхимонах Арсений. От пережитого лицо его, как восковая маска.
Я не оставлю тебя! - осеняет Старец его Крестным Знамением в последний раз. - А могилы моей не ищи. Не будет её у меня.... С Богом! - резко машет рукой в нетерпении. Оставшись один, постояв немного, сокрушенно склонив голову, поворачивается к иконам с лицом воина. Мужественным и волевым.
Господи, спаси и сохрани Россию! - широко простирает руки, падает ниц....

-23-

«1919 год. 25(7) декабря. «Рождество Христово»
Раннее утро. Брусничная заря. Переправа через Жиздру. К ней, с тощей котомкой за плечами, подходит отец Арсений и видит, у перил, Старца с женщиной. Она - невысокая, лет тридцати, с виду богомолка.
Остановившись от неожиданностей, низко кланяется отец Арсений.
... Женщина с трудом подводит Старца к нему...
Эта монахиня Афанасия, в миру Ирина Николаевна, - представляет Старец спутницу свою. Та склоняется в поклоне...
Она за тобой приехала..., - берет его за плечи отца Арсения, - Я не оставлю тебя. Но одно испытание ты должен выдержать сам. Искушение!... Если покончишь собой - не взыщи! - отталкивает от себя, говорит просительно, ласково. - Умоляю, выдержи.... Вытерпи! Как придет искушение вражье, только говори: «Господи, помилуй».
Все снесу, батюшка!
И слава Богу! - непослушными от волнения пальцами Старец снимает с себя нательный крест, одевает на отца Арсения. - Крест сей освящен самим Иоанном Кронштадтским - Стой! - не дает упасть на колени отцу Арсению, целует его троекратно. - Стой и иди. Иди!...
В сторону брусничной зори уходит через переправу отец Арсений. За ним – его спутница. Уже на том берегу они оглядываются. На противоположном берегу - никого...

-24-

.. Ростов Великий. Вечереет...
... За столом сидит Надежда Петровна - усталая, опустошенная. Напротив – отец Арсений.
Глаза даны, уважаемая Надежда Петровна, чтобы смотреть прямо.
Надежда Петровна поднимает на него глаза, видит перед собой скорбно - мягкое лицо, внимательный, ясный по-детски, взор...
Это хорошо, что Вы рассказали всю свою жизнь. Полная откровенность - это кладезь ощущений собственной совести. Только обижаться на судьбу непозволительно. От того Вам порой и жизнь не мила. А жизнь, Надежда Петровна, дар Божий. Сколько людей страдают? Множество! А от Ваших действий и поступков? Вы о них, ближних и дальних своих, не думали? - поднимается торжественно. - Да, грешна, но дух истинно христианский. - подходит, благословляет трижды, кладет руку на голову Надежды Петровны, - всё прощено, всё прощено..., - совсем другим голосом, обыденно - веселым, - а не спечь ли Вам, уважаемая, пирог с капустой. Праздничный! - «заговорщицки», лукаво, - Гость должны пожаловать, очень хороший гость…
Рука с длинными пальцами осторожно стучит в окно.
Опоздали с пирогом! Она уже здесь. Встречайте, Надежда Петровна. Встречайте! А что ноги мои не идут чего-то… Распахивает входную дверь Надежда Петровна... У крыльца женщина в возрасте: монахиня Афанасия, в миру Ирина Николаевна. .
Милости просим! - склоняет голову Надежда Петровна…
Когда они входят в гостиную, отец Арсений сидит у стола, сжимая руками колени.
Ноги-то отказали.., - растеряно, извинительно смотрит на женщин. - Совсем не идут! Вот какая оказия...
Плача навзрыд, гостья бросается к нему. Падает перед ним, приникает к отцу Арсению. Он обнимает ее со слезами на глазах. Ирина Николаевна раскрывает ладони, как створки речной раковины, в них - нательный крест с цепочкой. Крест  Иоанна Кронштадтского!
Преподобный Иоанн Кронштадтский помог мне сохранить его!.. - одевает крест на отца Арсения.
Надежда Петровна обессилено приникает к косяку, сжимая его побелесшими пальцами...
... А в саду под яблоней - три спелых яблока. Розоватых, ядреных в косых лучах солнца...
И с ветвей ещё одно падает рядом...

-25-

«1958 год. 1 (14) августа. Происхождение (изнесение) Честных древ Животворящего Креста Господня».
День. Солнце. Подмосковье.
… Гаммы концертной трубы пронизывают осенний простор...
Пёстрые краски разбрызганы по лесам: белые свечи берёз, черно-зеленые ельники, фиолетовые стволы осин. Убранные поля. Дачные поселки. Во всем угадывается близость столицы в умиротворенном пейзаже.... Торжественно - переливчатые звуки трубы,...
.. . которая лежит на багажной полке электрички. Рядом - другие инструменты в чехлах, футлярах и без. Инструменты военного духового оркестра.
Военные музыканты заполняют вагон. Штатских - единицы. Отец Арсений - у окна. Рядом - Ирина Николаевна (матушка Афанасия).
Господи, какая красота! Кажется, не может быть зла на такой земле. Смертного греха. Ну, никак не может..., - шепчет ей отец Арсений, глядя в окно. Утробно гудя, электричка "ныряет" в туннель...

-26-

«1943 год. 6 (19) августа. Преображение Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа. Курская дуга. Деревня Святой Ключ».
...Ночь. Вспыхивают осветительные ракеты. Медленно гаснут в плавном падении...
...Зыбкий, мерцающий свет выхватывает в ночи фигуру, которая сноровисто, бесшумно движется по траншеям...
Блиндаж. Полутьма. Коптилка - гильза в руках медсестры. Миловидное лицо. Остро сочувственные глаза. Она осматривает шею военного. Тот сидит спиной к ней в белой исподней рубахе. Крепкий, молодой мужик.
Созрел? - спрашивает хрипло.
Не совсем, товарищ комбат.
Реж! - приказывает комбат нетерпеливо. - Через час наступление, а у меня голова отваливается. Третьи сутки не сплю. Режь, Вера!..
На шее у него - фурункул.
Терпи, комбат, генералом будешь.., - Вера прокалывает чернеющий в пламени коптилки скальпель, протирает спиртом лезвие. - Господи, благослови! - перекрестившись, делает надрез, давит резко - кровь и гной брызгает ей в лицо.
... Ракеты рассеивают ночную тьму...
Замерев на мгновение фигура идет на сдерживаемые стоны. Отбросив полог, лейтенант является в блиндаж, козыряет комбату с перевязанной шеей. Тот с трудом поднимает совершенно белое лицо, тяжко дыша...
Сверим время, ротный, - смотрит на часы, - у меня - 4.33.
Ротный кивает в ответ утвердительно, глядя на свои часы. В мимолетном взгляде на Веру заметно холодное отчуждение.
Комбат подходит к нему.
Если что, Серёга, заменишь меня. Будь по правую руку. Мы возьмем эту деревеньку Святой Ключ. До восхода возьмем… Во чтобы то ни стало!
... Горит в лучах восходящего солнца деревенька....
Плотный огонь прижимает солдат к земле. По левую руку Сергея - комбат. Лежит навзничь, уставясь в небо стылыми глазами. Пуля пробила белую повязку на шее комбата.
Огонь, вроде, становится слабее...
- Вперед, ребята! За Родину! - поднимается Сергей, бежит первым к деревеньке Святой Ключ. За ним катится нестройное: "Ура!"
...Немецкий Дот изрыгает пулеметный огонь...
Захлебывается атака. Сергей в глубокой воронке. Начинается минометный обстрел...
…Лежит пехота. Головы поднять не может...
В воронку вползает Вера. Прижимается к Сергею. Тот отстраняется от нее.
Господи, помоги и спаси, не остави нас, грешных! - мелко, быстро крестится она, удивляя этим Сергея.
Наших много побило. ДОТ уничтожить надо! - достает из санитарной сумки... гранату. - Господи, помоги и помилуй мя..., - пытается выбраться из воронки. Сергей сильно, грубо стаскивает Веру вниз, отбирает гранату. Лежи и не рыпайся! - наваливается на нее, прикрывая собой. Господи Иисусе Христе, Спаситель наш, помоги одолеть страх и смерть, не оставь нас, грешных! - шепчет Вера, мелко, быстро крестясь, отталкивает Сергея от себя, укоризненно смотрит на него. - Не верь сплетням, Сережа. Как на исповеди говорю, не верь! Ни шалава я, ни гулящая. - крестится. - Верующая я... Пулемет подавить надо. Господи, благослови! - достает из сумки вторую гранату. - Верь мне, Сереженька! Не хочу умирать на твоих глазах дрянью. Я сейчас... - пытается вылезти из воронки.
Не дури! - Сергей опять стаскивает девушку вниз.
...Над воронкой - ад кромешный. Лежит пехота - головы поднять не может. Вспыхивает восходящее солнце...
Сереженька! - приникает Вера к Сергею, нежно гладит щеку его, улыбается. - Побрился!
Взрыв засыпает их землей...
Вера! Верка, не смей! - Сергей лихорадочно разгребает завал, рывком поднимает девушку. Та, слабо улыбаясь, открывает глаза...
Они обнимаются крепко! У каждого в руке - по гранате.
В край воронки попадает мина - взрыв!...
Вера, судорожно выгибаясь, запрокидывает закопченное лицо. Изо рта - кровь...
Край солнца вспыхивает на горизонте...
Лежит пехота. Головы поднять не может.
... Лежит навзничь Вера, захлебываясь кровью...
Из ее ослабевшей руки берет гранату Сергей... Он - спокоен! Поднимает черное лицо к небу.... Крестится неумело...
У околицы деревни Святой Ключ вжавшись в землю, батальон ждет команды. Немцы расстреливают его из всех стволов...
ДОТ изрыгает пламя...
... Ползет к нему Сергей сквозь свинцовый ливень... Одежда на нем изодрано в клочья. Земля вокруг "вскипает" от раскаленного свинца...
... Ползет Сергей...
Лежит пехота. За ним наблюдают с надеждой. Ждет!...
...Когда до ДОТ'а остается совсем немного, из него выскакивает эсэсовец и кидает гранату. Израненный Сергей в немыслимом броске ловит ее, швыряет в немецкую сторону. Взрывается она в воздухе. Сносит голову эсэсовцу. Обезглавленная фигура его стоит какие-то мгновения. Не падает!
И стрельба смолкает...
...Мертвый немец валится, наконец, но Сергей успевает одним рывком покрыть оставшееся расстояние, ударом сапога распахивает дверь, бросает связку гранат в черное чрево ДОТ'а. Глядя в небо, он стоит почти обнаженный весь в крови, грязи и копоти.

-27-

Взрыв опрокидывает Сергея... Последнее, что он слышит - это протяжное, надсадное: "Ура!.."
День. Полевой госпиталь.
Сергей видит: из смутного небытия проявляется усталое лицо хирурга.
Не пытайся говорить. Копи силы. По глазам вижу - слышишь. Больше тридцати осколков из тебя наковыряли. Однако скрывать не стану - дело дрянь! Слепое ранение брюшины. Шансов почти никаких! Без общего наркоза будем оперировать. Контузия у тебя сильная. Наркоза не выдержишь. Умрешь! Терпи, солдат... Моргни. Дай знак, что слышишь.
Сергей моргает через силу.
Вера-а-а.., - расклеивает губы, хрипя.
Вот и терпи, коли веришь. Да молись Господу Богу..., - исчезает хирург. Яркий белый свет ослепляет Сергея...
  ...И мнится ему: ползет он по знакомому полю боя у деревни Святой Ключ... В новом, "с иголочки", обмундировании. В начищенных сапогах. С чистым, спокойным лицом. В полной тишине вокруг него "вскипает" земля фонтанчиками от пуль.
Ползет упорно, медленно...
...И вдруг всплывает в его сознании... водосвятная серебряная чаша с золоченой надписью, с львиной мордой, что держит в пасти массивное кольцо. А на дне водосвятной чаши - круглая золотая мишень, обрамленная драгоценными камнями. (1631 год. Вклад монастырского келаря Александра Булатникова).
...Вода кристально чистой струей заполняет чашу, заливает золотую мишень с самоцветами на дне её...
Ползет Сергей.... Слышит: журчанье воды сменяет... воркованье голубей...
... И видит себя пятилетним ребенком в матроске с папой, мамой, старшей сестренкой на тускло - платиновой брусчатке площади...
Троице - Сергиева Лавра. Над крестной стеной - золотые купола и колокольни. Ультрамариновые сферы "луковиц" с золоченными звездами Успенского собора.
Медленно, торжественно открываются врата Троицкого собора... ф Иконостас. Рублевская Троица (XV век), Богоматерь Тихвинская (XIV век), Богоматерь Одигитрия (XIV век), Богоматерь Владимирская (XIV век), Рождество Христово (1420 год)...
.. .Ползет Сергей.... Воркуют голуби...
Молятся в соборе родители, старшая сестра, только он, пятилетний, с робостью смотрит расширенными глазенками на Распятие (1420 год), на Спаса в силах ( Даниил Черный, 1420 год). И Спас со скрытой улыбкой на губах зрит пятилетнего малыша в матроске.
Воркуют голуби.... Ползет Сергей на поле боя...
Циклопическая мощь Звонкой башни. Колокольня, устремленная в зенит. Звонница. Застывшая музыка ажурных колонн Трапезной. Совершенная красота церкви Сергия.
Богоматерь Умиления (XV век), Сергий с житием (1591 год, Евстафий Головкин).
Перед ними в храме - родители, старшая сестра в смирении...
Великая мудрость и мужество лика Сергия Радонежского на покрове (1442 год, вклад Василия 1 -го), жемчужный нимб, вселенская скорбь в глазах, угадываемая слеза на лике преподобного Сергия на другом покрове (1525 год, вклад Василия Ш-го).
... Пятилетний Сережа, крадучись, выходит из церкви Сергия...
Солнце. Неба размытая синева. Буйная зелень. Воркование голубей.
Треща крыльями, стая вспархивает с брусчатки...
... на которой ничком лежит взрослый Сергей. В новом обмундировании. В начищенных сапогах. Даже белый воротничок подшит на гимнастерке.
Он дополз с поля боя у деревни Святой Ключ в Троице-Сергиеву Лавру!
Сергей вернулся в свое детство!
Сергей видит родителей, старшую сестренку на красном крыльце церкви Сергия. Они беспокойно смотрят по сторонам, они ищут его - пятилетнего малыша в матроске, в стилизованной бескозырке, на черной ленте которой написано: "Ворягь".
Сергей видит женщину в черном платке, в черном платье, поднимающуюся по каменным ступеням Троицкого собора. У распахнутых врат женщина останавливается... Портал обрамляет ее черную фигуру, как каменный киот. Откинув черно-газовый шарф с лица, оглядывается женщина.... Это Вера!
... Она входит в Троицкий собор. Врата медленно закрываются...
Страдальчески исказив лицо, Сергей кричит беззвучно...
... А в водосвятную серебряную чашу вязко течет и течет хрустальная вода, так и не заполняя ее до краев...
В чаше православный крест.

-28-

День. Полевой госпиталь. Операционная.
Молодец, солдат, ты просто молодец! - хирург целует Сергея в лоб, кричит ему. - Слышишь меня?! Моргни. Дай, солдат, знак!
Сергей сжимает веки, не раскрывая глаз.
Жить долго будешь! - выпрямляется хирург, вытирает с лица пот руками в резиновых перчатках, измазав себя кровью Сергея, облегченно приказывает, - Дайте - ка мне фронтовые сто грамм, - спохватывается почти весело, - только спирт не разводите, пожалуйста...

-29-

 ... Оглушительно гудя, электричка выскакивает из туннеля...
Москва. Вокзал. Солнце.
... Под виртуозный пассаж оркестровой трубы электричка останавливается у многолюдного перрона...
... Военные музыканты выходят первыми, скапливаются у вагона в ожидании товарищей-оркестрантов. И так случилось, что они окружают группу встречающих. Когда выходит отец Арсений, Ирина Николаевна (матушка Афанасия) именно они оживленно приветствуют их. Однако: здороваются несколько сдержанно, по-светски.... Только одна женщина целует руку отцу Арсению, немало удивляя тем военных оркестрантов.
Женщина поднимает голову. Это Вера.
Вы, конечно, не узнали меня. Я – Вера. Дочка Нины Ивановны. Вы крестили меня в 22-м году.
Отец Арсений, счастливо улыбаясь, прижимает ее голову к своей груди.
А это мой муж, - спохватывается Вера. - Сергей.., - представляет рано поседевшего мужчину со шрамом во всю щеку от ранения у деревни Святой Ключ.
Очень рад..., - протягивает ему руку отец Арсений.
Рукопожатие. Крепкое. Дружеское.
... В окружении встретивших его и военных оркестрантов отец Арсений идет к вокзалу... Широкий раструб «тубы» сверкает над толпой, как рукотворное солнце. Оглядывается отец Арсений...
Ирина Николаевна стоит у вагона, провожая их взглядом. Она делает ему незаметный знак рукой: «Идите, мол.... У меня есть еще неотложные дела».
Поток людей заслоняет ее...

-30-

В квартире - тишина. Солнечный свет из окон «заливает» комнату.... В углу домашний иконостас - Икона Владимирской Божьей Матери. Справа на стене портрет Иоанна Кронштадтского.
На кровати - мать Мария. Поражает лицо, когда-то красивое, в «вуали» тонких морщин. Красивое и сейчас, но безмерно усталое, скорбное. Большие серые глаза смотрят пытливо и ласково. Руки поверх одеяла. С выпуклой «сетью» проступающих вен они скульптурно неподвижны.
Садитесь, батюшка. Я уж не чаяла, что приедете...
Отец Арсений садится.
Поближе, поближе. Голос-то совсем тихий стал...
Отец Арсений склоняется над ней, сев поближе.
Благословите, батюшка, инокиню Марию, что в миру Екатериной звалась.
«Людям добро неси, молись больше, в этом монаха спасение, | говорил мне отец Иоанн, долгой будет твоя дорога к монашеству. Многие пройдешь испытания, но Господь не оставит тебя. Иди!» Благословите.
Отец Арсений благословляет лежащую старую женщину. Та целует наперстный крест.
Умру я сегодня. Не блажу я, батюшка, знаю, что будет так! - почти шепчет мать Мария, склоненному над ней, отцу Арсению. - Наступает час воли Божией! Большой грех на мне. Великий!.. Не получилось из меня монахини. Не случилось!.. Грешила много - замуж чуть не вышла в 30-ом году. Да предостерег меня, Господь! В 35 году стала монахиней. Постриглась тайно. При постриге дали мне имя - Мария. Да не оправдала я обета, мною данного - закрутила житейская суета. От кухонного стола до стола хирургического. Я ведь сестра милосердия. Хороших дел так и не успела совершить. Все житейское, обыденное. Прости меня, Господи!...
Милость Господа всегда с нами, и воля Его над нами..., - шепчет отец Арсений матери Марии…
... Москва вечерняя. Солнце «сползло» за изломанный горизонт городского _ пейзажа. В общественном транспорте включается освещение... уют Патриарших прудов. Добродушный Крылов, кажется присел отдохнуть на постаменте. На лавочках Страстного бульвара благодушествуют пенсионеры влюбленные пары, вездесущая детвора. Милые арбатские переулки. По одному из них спешит Ирина Николаевна (матушка Афанасия)...
Одно утешает: никогда никому не завидовала..., - исповедуется мать Мария. - Жила как все... Дом, работа, молитва. Молитва, дом, работа.... Не родная я моим близким по крови. По духу роднее никого нет.... Только веруют они в Господа нашего по-своему, по- интеллигентному. Грех мой в том тяжкий. Не смогла им дать, что могла и хотела. Не сумела - спросит меня за это Господь. Плохая я монахиня! Нет мне прощения! Вы уж, батюшка, возьмите близких моих под свое крыло…
… А в гостиной в подавленном состоянии все, кто встречал отца Арсения на вокзале. И Вера здесь. И Сергей – на кухне - Таня, девушка лет шестнадцати, чистит картофель, рассказывает взволнованно Ирине Николаевне (монахини Афанасии), что сидит у стола.
Если бы Вы знали, что это за человек! Как много сделала бабушка Катя для всех нас. Папа и мама души в ней не чают! На ней семья наша держится. - плачет. - Подруги мои не ко мне приходят. К ней! Знаем: переживает, что мы не верующие. Да ни так это все! Верим, конечно...
Прикрыв дверь, отец Арсений стоит в коридоре... Из гостиной выглядывают домочадцы. В глазах - напряженное ожидание. В дверном проеме кухни - Таня. На щеке - непросохшая слезинка.
Мать Мария просит всех к себе. Попрощаться..., - отец Арсений снимает епитрахиль. Все семейство спешит в комнату умирающей...
Какая «мать Мария»? - шепотом спрашивает Таня. В расширенных глазах изумление.
Танечка, вызывайте врача... Скорую...
В гостиной отец Арсений садится в кресло в глубоком раздумье. Он смотрит прямо перед собой... и не видит, что перед ним в дверях стоит Ирина Николаевна (монахиня Афанасия). В пепельнице на журнальном столике тонкой струйкой дымит сигарета.... Загасив ее, Ирина Николаевна бесшумно подходит к окну. С треском распахивает рамы... ... Отец Арсений - недвижим. Глядит перед собой невидящими глазами.... А из окна высотного дома видна, мерцающая бесчисленными огнями, ночная Москва.
... Безлюдье арбатских переулков, парков и скверов...
... Безлюдье просторных проспектов...
В метро, глубоко под землей, проскакивает станцию электропоезд. Он – пуст вагонах погашен свет. Отгрохотал и сгинул! В мраморном зале станции - мавзолейная тишина. Безлюдный эскалатор движется по стволу шахты к светлому пятну далеко, далеко наверху.... И вдруг движущаяся железная лестница останавливается! Тотчас гаснут боковые светильники. В полумраке недвижные «зубастые» ступни эскалатора круто «уходят» к светлому пятну наверху...
Резонируя в подземном пространстве, возникает голос Ирины Николаевны (монахини Афанасии), которая читает молитву о усопших:
Помяни, Господи Боже наги, в вере и надежде живота вечнаго, преставшаюся рабу Твоею, сестру нашу Марию и яко Благ и Человеколюбец, отпущаяй грехи и неправды, ослаби, остави и прости все вольные ея согрешения и невольныя...
… Голос словно «поднимается» по эскалаторным ступеням из недр земных к свету, что разгорается с каждым шагом там, наверху, все ярче и ярче...
.. . Избави ея вечныя муки и огня геенского, и даруй сестре Марии причастие и наслаждения вечных Твоих благих, уготованных любящих Тя: аще бо и согреши, но не отступи от Тебе, и во Отца и Сына и Святаго Духа, Бога Тя в Троице славимого…
Голос «доходит» до самого верха, где слепит белый свет!
Свеча в навечно застывших руках матери Марии… Ирина Николаевна (монахиня Афанасия) читает над усопшей молитвы... Трижды низко, почти касаясь головой пола, кланяется матери Марии отец Арсений. Выходит бесшумно… …В гостиной он, поклонившись присутствующим, говорит:
Благодарю, что позвали меня, дали возможность увидеть замечательного человека, настоящего подвижника, приносившего людям только добро и радость. Это редкий, исключительный человек Я многому научился, много узнал прекрасного от матери Марии. Спасибо Вам! - обнимает каждого...
Последним Сергея, у которого по лицу, изуродованному в бою у деревни Святой Ключ, бегут слезы... Только Таня сжалась вся в углу кресла, опустив голову, поджав ноги.
Таня! - окликает ее отец Арсений. Она поднимает свои пронзительно синие глаза. В них - неизбывное горе и смятение.
Благочестивую жизнь прожила твоя бабушка! Да наставит тебя, Господь, быть достойной жизни матери Марии. «Приблагий Господи, ниспосли на Татиану благодать Духа Твоего Святаго, дарствующего и укрепляющего душевныя наши силы, - осеняет девушку Крестным Знамением, - дабы внимая преподаваемому учению, возрастала она Тебе, нашему Создателю, во славу, родителям ее в утешение, Церкви и Отечеству на пользу...» (молитва перед учением).

-31-

 «1958 год. 2 (15) августа. Блаженный Василий «Христа ради юродивый, Московский чудотворец»
... День. Метро. Станция «Кировская». Из вагонов электропоезда. «выплескиваются» - москвичи и гости столицы.... Среди них - миловидная женщина с дочерью лет восемнадцати.
... Они поднимаются по эскалатору...
... Выходят на бульвар к памятнику Грибоедова...
...Мимо Чистых прудов едут в трамвае. За окном горделивые лебеди «скользят» по водной глади...
...В просторной солнечной гостиной с высоким потолком, большими окнами собралось человек пятнадцать. Среди них: Серафим Сизиков, Авсеенков Александр Павлович, Вера и Сергей, и голубоглазая племянница Таня, Вера Даниловна - дама с нервным, благородным лицом, рядом - хорошо одетая, представительная женщина. Квартира, сразу видно, многокомнатная, обставлена дорогой мебелью. Люстры, картины, бра, ковры. Однако в светском убранстве нет и намека на религиозность. Во главе стола - отец Арсений.
...вспомним слова апостола Павла о христианах: «Разве не знаете, что вы - храм Божий, и Дух Божий живет в вас?» (1. кор.3.16). Он, апостол Павел, наставлял: «... всякий христианин должен возрастать в образ совершенный, в меру возраста полноты Христовый». (Еф.4.13). Вот какая высота дана: Сам Богочеловек Христос! И это ни дерзость постижения невозможного, а повеление и заповедь Спасителя, данная на последней беседе Его: «Если кто будет исполнять мои заповеди, тот будет возлюблен Отцом Моим; и Мы придем к тому, и обитель в нем сотворим» (Ин. 14.33).
... .На стыке бульвара Чистых прудов и Подколокольного переулка многоэтажный дом «утюгом» возвышается на перекрестке. Огромная арка украшена скульптурными «идолами» сталинской эпохи. Через нее миловидная женщина с черноглазой дочерью входят во внутренний двор дома. Останавливаются в нерешительности, «окольцованные» замкнутым пространством этажей, окон и балконов...
Встреча с матерью Марией была для меня откровением Божьим. Слушая исповедь ее, я возвышался духом! - тихо произносит отец Арсений, склонив голову, прикрыв глаза. - Образ ее предо мной... В нем, в этом образе простой русской женщины, такое совершенство души, такое смирение и такая любовь к людям, что я ощущаю Волю Божию, Его руку, Промысел, Рукотворство. Мать Мария умела терпеть, а это самое главное в земной жизни христианина: уметь терпеть и не думать, что тем совершаешь подвиг! Каждому кто страждал, кому нужна была помощь, мать Мария отдавала себя без остатка. А грехи ее, а они были, являлись той мерой оценки человека, когда исправление их являло победу духа над плотью, торжество веры над грехом. Как много может постичь человек по милости Божьей!... «Все видеть, все понять, все знать..., - отец Арсений поднимает голову, пристально осматривает присутствующих, - все перенять, все формы, все цветы вобрать в себя глазами, пройти по всей земле горячими ступнями, все воспринять и снова воплотить...» Так писал удивительный русский поэт Максимилиан Волошин. Я знал его.... Он любил людей, делал для них все, что мог, порой рискуя собственной жизнью. Мать Мария, неприметная русская женщина, и знаменитый поэт жили для людей с Божьей помощью и во имя Его!..
... В дверях гостиной - знакомая миловидная гостья с черноглазой дочерью. Позади - Ирина Николаевна (монахиня Афанасия) которая, видимо, встретила пришедших в прихожей?
Вглядевшись, отец Арсений поднимается резво, идет навстречу... Троекратно целует вошедшую женщину...
А это, отец Арсений, - та представляет девушку, - дочка моя... Татьяна, которую Вы вернули с того света...
Не я, грешный, уважаемая Анна, - смущается отец Арсений, - Господь Бог. Пресвятая Богородица. Спаситель наш Христос, Николай - чудотворец, многомилостивый Пантелеймоне... В дверях - улыбается Ирина Николаевна...

-32-

День. Замоскворечье. Большая Ордынка. Особняки дореволюционной постройки. Дождь... Громыхает гром в низких облаках. В окне одного из особняков из-за плотной портьеры осторожно выглядывает Ирина Николаевна (монахиня Афанасия)...
«1939 год. 6 (19) августа. Преображение Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа. Яблочный спас».
На столе в хрустальной вазе яблоки и кисть винограда. Окна комнаты зашторены. В углу - список (копия) чудотворной Иконы Владимирской Божей Матери. Лампада.
... Глухие раскаты грома не заглушают тихий голос коленопреклонённого отца Арсения:
Избранный Воеводе, Заступнице нашей, взирающий на первописанный образ Твой, хвалебные песни воспеваем Ти раби Твои, Богомати. Ты же, яко имущая державу непобедимую, сохрани и спаси благодарне Тебе вопиющая: Радуйся, Пречистая, от иконы Твоем милости нам источающая.
Смолкает отец Арсений. Пауза...
Что случилось, матушка Афанасия? - не оборачиваясь, спрашивает, наконец. Ирину Николаевну, что стоит в дверях комнаты вместе с Верой Даниловной.
Прости, батюшка, но дело крайне неотложное..., - следует смеренный ответ.
Отец Арсений делает знак рукой. Обе женщины, крестясь, подходят к нему, склоняются с двух сторон.
Наш дом, кажется, под наблюдением..., - шепчет Ирина Николаевна (монахиня Афанасия). Пауза...
Вы слышите, Отче? - громко спрашивает Вера Даниловна.
Я - думаю..., - косится на нее отец Арсений умными глазами. - Это женщина? Торговка? В синем пальто?
Это сегодня она яблоками торговала. Вчера мы видели ее в «Гастрономе»..., - нервное лицо Веры Даниловны напряжено.
Совсем в другом обличии..., - уточняет Ирина Николаевна, - а два дня назад она была у нашего дома...
А до этого я ее никогда не видела! - теперь уточняет Вера Даниловна.
На столе - веселые яблоки, медово - прозрачный виноград. На улице - дождь...
Отец Арсений осторожно выглядывает из-за портьеры... У «Гастронома» - никого. Большая Ордынка почти безлюдна.
Влажный купол храма Божей Матери «Всех скорбящих Радостей» великих архитекторов Баженова и Тонна. С креста капает вода. На дверях - массивный замок. Резко отдернув портьеру с характерным лязгом металлических колец, отец Арсений открывает окно. Поворачивается к женщинам...
А что сейчас в храме Божей Матери «Всех скорбящих Радостей»?
Там сейчас... склад..., - недоуменно отвечает Ирина Николаевна на неожиданный вопрос.
Запасник там Третьяковской галереи. Храм закрыт с 30-го года. - явно нервничает Вера Даниловна. - Вы бы, Отче, отошли от окна...
Отец Арсений послушно отходит... Берет из вазы яблоко. С наслаждением вдыхает аромат налитого, спелого плода...
Вы яблочки-то ни у торговки этой покупали? В синем пальто?
Боже, упаси! - крестятся женщины.
Встречи с Владыками и с иереями надо отложить, - улыбается отец Арсений, а говорит веско, даже строго, - Из общины, чтоб никто сюда не ходил..., - кладет яблоко на белую скатерть. - Будем надеяться на лучшее. На все воля, Господа! В окне – зыбкий солнечный свет...
У входа в «Гастроном» женщина в белом плаще. У ног ее плетеная корзина с яблоками.... Деловито спешат прохожие...
... Кто-то приценивается у торговки спелыми «антоновками».,.
...Мимо проходит Вера Даниловна, а по противоположному тротуару Большой Ордынки спешит Ирина Николаевна (монахиня Афанасия) совсем в другую сторону...
… В садомный шум пестроликой столицы врываются разноголосые сигналы автомобилей...
Лоснится купол храма Божией Матери "Всех скорбящих Радостей", а на дверях его – ржавый амбарный замок.
… Список (копия) чудотворной Владимирской иконы Пресвятой Богородицы. Лампада.
О Всемилостивая Госпоже Богородице, Небесная Царица, всемощная Заступнице, непостыдное наше упование! - в солнечном пятне отец Арсений на коленях. - Благодаряще Тя о всех великих благодеяниях, в роды родов людем российским от Тебе бывших, пред пречистым образом Твоим молим Тя: сохрани град сей и предстоящим рабы Твоя и всю землю Русскую от глада, губителъства, земли трясения, потопа, огня, меча, нашествия иноплеменных и междусобныя брани. Сохрани и спаси, Госпоже. Великого Господина и Отца нашего Святейшего Патриарха Московского и всея Руси...
Резкий, повелительный звонок у входной двери прерывает молитву!
Замирает отец Арсений...
Звонят условным кодом: два длинных, один короткий, продолжительный, совсем короткий. Отец Арсений резко встает с колен.
Идите! Я посылаю вас как агнцев среди волков. - крестится широко и нервно. - Не берите ни мешка, ни сумы, ни обуви, и никого на дороге не приветствуйте. В какой дом войдете, сперва говорите: мир дому сему! (ЛК.50 зач., X, 4-6)....
Непрерывный, злой звонок режет слух!...
... Отец Арсений открывает входную дверь. В прихожую почти врывается молодая женщина в белом плаще с корзиной яблок в руке.
Извините, ради Бога! - захлопывает дверь. - Я сотрудник наружного
наблюдения МГБ. Вот мое удостоверение. - Отец Арсений протестующим жестом отстраняет удостоверение, не глядя в него.
А вы - Стрельцов Петр Андреевич, называетесь отцом Арсением. Шесть дней как в Москве. Несчастье у меня! Таня умирает... Дочка моя! - необычная гостья в чрезвычайном волнении говорит отрывисто и резко, хочет поставить корзину на табурет, но неловко опрокидывает ее. ... «Антоновка» рассыпается по полу прихожей...
... Мне надо в больницу. Срочно! - женщина опускается на колени. - Но нет сменщика, который всех вас знает в лицо. Умирает Танюшка... Дочка моя единственная! - плачет, собирая яблоки. - Дифтерия. Крупозное воспаление легких. Все сразу! Помогите мне!... - моляще смотрит снизу вверх.
Христос сказал: «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всем разумением твоим, и ближнего твоего, как самого себя» (Лк. X, 53, 37). - опускается на колени отец Арсений, собирает яблоки...
Мы знаем: вы - добрый, помогаете людям. Сменщик придет в 17 часов. Я успею!... - горячо шепчет женщина. Отец Арсений согласно кивает в ответ.
И еще..., - гостья кладет последнее яблоко в корзину. Они стоят на коленях друг перед другом...
Потом скажете, кто к вам приходил? Я должна знать! Их же будут «вести» до самого дома— Это не обман, не провокация. Честное слово!
Идите к дочери, Анна, - поднимается с колен отец Арсений. - Я никуда не уйду. Если кто придет - скажу.
Спасибо Вам! - неожиданная «гостья» вскакивает поспешно, устремляется к двери. Оглядывается. - Помолитесь за мою Татьяну! - просит несмело.
С Богом! - крестит ее отец Арсений.
Хлопает дверь. На полу прихожей - корзина с яблоками.
Поздний вечер. Багрова заря вечерняя...
Яблоко на белой скатерти. Перед ним за столом сидит Ирина Николаевна (монахиня Афанасия) в глубокой задумчивости. По комнате мечется Вера Даниловна. Из угла в угол. В кресле - отец Арсений. В руках - четки.
Как вы могли поверить ей? - шепчет Вера Даниловна. - Как?! Это же служба госбезопасности. Нехристи! Они способны на все! Мне ли Вам говорить об этом!
Поверил, ибо неисповедимы пути Господни, неисчерпаема милость Его...
Прости и помилуй, Господи! Что делать? - опускается на колени перед ним Вера Даниловна. - Что делать, Отче?!
Молиться...
Телефонный звонок.... Все выжидательно смотрят друг на друга. Отец Арсений поднимает трубку, опережая женщин.
Да, это я.... Успокойтесь, Анна, успокойтесь. Господь Милостив..., - принимается утешать. - Нет. Все дома. И Вера Даниловна. И Ирина Николаевна. Больше никто не приходил..., - после паузы, - Будем просить Вседержителя. Матерь Божью, Заступницу нашу. - Опускает трубку. - Она в сокрушении великом. Дочь в безнадежном состоянии. Врачи прямо сказали, чтобы Анна готовилась к погребению дочери.
А если телефон прослушивают? - поднимается с колен Вера Даниловна.
Будем надеяться на милость Божию! - крестясь, встает из-за стола Ирина Николаевна, она бледна от волнения, но смотрит прямо в глаза отцу Арсению. - Я в смятении, батюшка....
Сожгите, матушка Афанасия, все мои записи. Переписку. - Отец Арсений уходит в другую комнату. В прихожей - корзина с яблоками.
... Господи! Господи! Не остави меня! Простри руку помощи Твоей, будь милостив..., - отец Арсений перед иконами. - Спаси духовных моих детей от погибели!...
... В кухне Ирина Николаевна (монахиня Афанасия) сжигает в печи бумаги... Ночь. Большой Каменный мост. Золотые купола в Кремле искрятся в лучах прожекторов. Над темными водами Москвы - реки «плывет» страстный голос отца Арсения:
Владыко Вседержителю, Святой Царь, наказуяй и не умерщвляяй, утверждаяй низпадающия и возводяй низверженныя, телесныя человеков скорби исправляя и, молимся Тебе, Боже наш, рабу Твоею Татиану, немощствующа посети милостию Твоею, прости ей всякое согрешение вольное или невольное… Вступает голос Ирины Николаевны: Ей, Господи, врачебную Твою силу с небес низпосли, прикоснися телеси, угаси огневицу, укроти страсть и всякую немощь таящуюся, буди врач рабы Твоей Татианы, … Вступает голос Веры Даниловны: ... воздвигни Татиану от одра болезненнаго и от ложа озлобнения цела и всесвершенна… … Голоса молящихся "плывут" над рекой мимо глухих кремлевских стен… И теперь голос отца Арсения "взлетает" над храмом Василия Блаженного… … даруй его Церкви Твоей благоуждающа и творяща волю Твою. Твое бо есть, еже миловати и спасите Татиану, Боже наш, и…
… Три голоса вторят друг другу, возвышаясь к соборным куполам…
И Тебе славу возсылаем Отцу и Сыну и Святому Духу, ныне и присно и во веки веков. Аминь.
… Солнце встает над столицей… Золотистым суслом насыщает утренний воздух за окном…
… Лежат ниц перед иконами отец Арсений, его духовные дочери: Ирина Николаевна (монахиня Афанасия), Вера Даниловна.
… Взирает на них чудотворный образ Владимирской Божией Матери…
… А левая ручка Спасителя во младенчестве трепетно и величаво обнимает шею Её …

-33-

День. Набережная. Отец Арсений сворачивает в переулок… Его "ведут" – двое. Неприметные мужчины средних лет.
Третьяковская галерея. Отец Арсений входит в нее. За ним следует один из "наружки", другой мужчина остается на улице.
В галерее – многолюдно. Картины, картины, картины…
«Явление Христа народу» Иванова. Масштаб. Пронзительность. Величие. Оперативник наружного наблюдения с подчеркнутым вниманием «изучает» ее, не выпуская из поля зрения отца Арсения. Он - в соседнем зале древнерусских икон. Стоит, замерев, перед...
… истинной чудотворной Владимирской иконой Пресвятой Богородицы, созданной апостолом, евангелистом Лукой на доске стола, за которым совершали трапезу Господь Иисус Христос, Его Пречистая Матерь и Праведник Иосиф Обручник.
Спасения ищуще, к Тебе прибегаем, Милосердная Мати, и чудотворную Твою икону ныне обстояще, вся милости Твоя, тою Отцем нашим явленныя, с любовию вспоминаем..., - мысленно совершает молитву отец Арсений, крестясь, кланяясь низко, - Да не тщетна будет, Владычице, и наша надежда на Тя; на немощь Татианы, умилосердися и спаси вопиющая Богу: Аллилуйя. (Акафист. Кондак 10).
Товарищ... Товарищ! - теребит за рукав отца Арсения аккуратная миловидная смотрительница-старушка. - Здесь молиться запрещено. Здесь - музей! На груди у нее рельефный медальон, стилизованный под панагию: резная женская головка с греческим профилем. Строго поджав губы, смотрительница уходит... С чувством выполненного долга, садится у входа в зал.
...Экскурсовод вводит многочисленную группу посетителей музея. Они окружают отца Арсения, заслонив его от оперативника. Тот спокоен. Он убежден, что «объект» находится среди экскурсантов.
Отец Арсений недвижим. Он не слышит экскурсовода, но видит, как та говорит что-то.... Отец Арсений закрывает глаза...
... Из темноты проступает все четче и четче купол храма Божией Матери «Всех скорбящих Радостей»...
Массивный замок - на дверях...
Отец Арсений в храме внимает молитву, как будто с небес, звучащую торжествующе светло, (бас, октава):
Имущи богатство милосердия неизреченное, всем скорбящим руку помощи простираети, недуги врачующи страсти исцеляющи. Не презри Татиану, Благая Владычице, на одре немощи она возлежаща и вопиюща Ти...
Отец Арсений в храме «Всех скорбящих Радостей» (современно убранство). Свечи и лампады возжены. Молится он перед чудотворной иконой Пречистой Богоматери... А под куполом голос на тон выше (бас):
Радуйся, милости сокровище многоценное; радуйся, отчаянных едино надежда. Радуйся, тело моего врачевание; радуйся, души моея спасение... Отец Арсений поднимается по лесенке к самой чудотворной иконе. Прикладывается к серебряному окладу...
Еще на тон выше (баритон):
... Радуйся, гнев Божий Твоим молением скоро утоляющая; радуйся страсти наша силою молитв Твоих укрощающая. Радуйся, слепых зрения, глухих слышания; радуйся, хромых хождение, немых глаголание...
На тон выше (тенор):
... Радуйся, болящих благонадежное посещение; радуйся, яко Тобою, по мере веры, подаются благодатныя исцеления всем немоществующим...
Отец Арсений прислоняется лбом к чудотворной иконе, шепча молитвы... Голос высокий, радостный (дискант) заполняет храм:
Радуйся Благодатная Богородице Дево, погибших Взыскание и всех скорбящих Радосте! (Акафист, Икос 3).
Золотистый Ангел на подсвечнике, который сохранился после варварской гибели Храма Христа Спасителя...
Третьяковская галерея. Экскурсанты уходят из зала... Нет возле Владимирской иконы Божей Матери отца Арсения! Оперативник в беспокойстве. Он стремительно проходит один зал, другой, третий.... Возвращается в волнении... Видит с облегчением в зале древнерусских икон отца Арсения. Он сидит на «пуфике» в углу. Откинувшись. Прикрыв глаза.
День. Большая Ордынка. Мимо храма Богородицы «Всех скорбящих Радостей» идет отец Арсений.... За ним следуют оперативники наружного наблюдения МГБ...

-34-

Вечер. В комнату, где недавно молился отец Арсений с духовными дочерьми своими о спасении Татьяны, стремительно входит Анна.
Татьяна очнулась! Врачи в недоумении. Это похоже на чудо!
Все в руках Божиих, Анна.
Я на всю жизнь поверила Вам..., - она опускается на колени.
Царю Небесному верить надо, Всемилостивой Богородице, Господу нашему Иисусу Христу.
Я не знаю, что думать и говорить, что делать, как выразить свою благодарность..., - склоняет голову, в темных волосах молодой женщины - белая прядь. Отец Арсений накрывает ее голову епитрахилью.
Я скажу, кто предает. Из ваших..., - глухо предлагает она.
Не надо Анна! Не говорите!
Откуда Вы знаете, что меня зовут Анна?
Так, Господь, повелел... Вы крещеная?
Я в деревне родилась... Отец Арсений кладет руку на голову Анны.
Во имя Отца, Сына и Святого Духа. Аминь. Анна плачет: плечи ходят ходуном... В дверях комнаты утирают набегающие слезы Ирина Николаевна и Вера Даниловна...
Помогите, наставьте, никогда не оставляйте. Молитесь вместе. - обращается к ним назидательно отец Арсений, не снимая руки с головы Анны.... А в прихожей так и стоит корзина с яблоками.

-35-

Ночь. Площадь трех вокзалов.
В немноголюдном зале ожидания сидит отец Арсений.
... В вокзальной суете мелькает лицо одного из оперативников наружного наблюдения. Потом второго... Они видят … …к отцу Арсению подходит молодая женщина. Садится рядом.
Здравствуйте, Катя!
Здравствуйте! Вы один, Отче?
Разговор у нас... особый. С глазу на глаз. Потому - один. Спрячьте.., - незаметно передает листок бумаги, - потом прочтете!
Как жаль! Я готовилась к покаянию, хотела причаститься...
Постарайтесь, Катя, как можно спокойнее отвечать на мои вопросы. Очень спокойно. Даже с улыбкой. Не волнуйтесь, Катя...
Случилось что-нибудь?
Почему вы рассказали о наших делах госбезопасности? Вы же моя опора, одна из любимейших духовных детей моих...
Откуда вы узнали?! - белеет Катя, широко раскрыв глаза.
Спокойно, Катя! Очень спокойно.., - улыбается отец Арсений....
Со стороны кажется, что они ведут оживленную, даже веселую, беседу...
Они и без меня все знают. Я хотела помочь общине, Вам.... Убедить, доказать нашу искренность веры..., - старается улыбаться Катя с глазами полными слез, - они знали, что вы приехали. Запуталась я совсем...
Трогается поезд. На уходящие во тьму смотрит Катя. На лице - страдание. Вытирая слезы, медленно идет по перрону.

-36-

Ночь. Плацкартный вагон. Плачет младенец на руках молодой, симпатичной мамы напротив отца Арсения. Стыдливо отвернувшись, она начинает кормить ребенка грудью. Понимая деликатность момента, Отец Арсений выходит в тамбур. За ним спешат двое, но не те, что следили за отцом Арсением на вокзале.
Громыхают на стыках колеса.... За окном - тьма... В стекле тамбурной двери отец Арсений видит: к нему подходят двое...
Петр Андреевич, - мило улыбается один из них, - вы же должны быть в Вологодской области. В ссылке.
Родной город хотелось увидеть. Соскучился. - поворачивается к ним отец Арсений.
Закон нарушаете. Нехорошо..., - строго напоминает второй, - это уголовное преступление...
У вас есть ордер на арест? - спокойно интересуется отец Арсений.
Он будет предъявлен вам на следующей станции, - перестает улыбаться первый из них, - возвращайтесь на свое место!
И чтобы без фокусов! - добавляет второй.
Подождем немного? Там мама кормит младенца..., - смотрит в глаза отец Арсений.
Ну что ж...,- первый достает коробку папирос «Казбек» - подождем...
Монахам на такое смотреть не положено - «шутит» второй … …А молодая мама действительно кормит ребенка... В тамбуре оперативники дымят папиросами.... В ночную тьму смотрит отец Арсений...

...Последний трамвай. Катя смотрит на затихающую ночную столицу... Лицом к ней далеко впереди сидит молодая пара с младенцем в кружевном одеяле, который плачет...
Дремлет женщина - кондуктор...
Больше в трамвае - никого.
Катя держит на коленях развернутый листок. Письмо отца Арсения.
Господа молю о Вас! - слышится голос его тихо и проникновенно. - Укрепите себя молитвой, просите Божью Матерь о помощи. Я понимаю вашу ошибку. Не осуждаю Вас. Понадеялись на себя, а надо было возложить на Бога все упование. Тогда решительность, стойкость Ваша помогли бы в борьбе со злом. Выдержите его напор и победите, хотя понимаю, что это непросто. Настанет время, и мы встретимся с вами. Да хранит Вас Всемилостивая Царица Небесная! Ваш духовный отец иеромонах Арсений. Да благословит Вас Бог!
... Укачивает молодая мама плачущего младенца....

-35-

... Гостиная квартиры в многоэтажном доме на стыке Подколокольного переулка и бульвара на Чистых прудах. В маятнике больших напольных часов мерцают солнечные блики...
... В дверях гостиной - Ирина Николаевна (монахиня Афанасия). Лицо ее - приветливое, радостное.
... Отец Арсений все так же стоит перед неожиданными гостями: Анной и ее дочерью Татьяной.
Вот мы и встретились... Слава Тебе, Господи! Что же мы стоим?! - он подводит Анну к Катерине, которая в 1939 году приходила на вокзал проводить его. - Присаживайтесь рядом с гостеприимной хозяйкой этого дома.
Ирина Николаевна (монахиня Афанасия) устраивает Таню-черненькую рядом с Таней- беленькой, внучкой матери Марии.
О чем я говорил? - закрывает лицо руками отец Арсений, садясь в свое кресло.
О Максимилиане Волошине, - подсказывает Вера Даниловна, сидя рядом с Катериной и Анной.
Да, да... Это был большой поэт. Верующий. Православный. В 24-ом году он появился в нашем храме. Очень огорченный. Приехав в Москву из Коктебеля, он узнал, что где-то на Волге был сооружен памятник Иуде. Это его потрясло! Он пришел ко мне.... С тех пор мы дружили до первого моего ареста 27-м году. Я был в ссылке на Севере, когда он в 1931 году передал мне рукописный текст стихотворения «Владимирская Богоматерь». В сущности поэтический акафист Царице Небесной. - отец Арсений закрывает лицо ладонями. - Я помню его наизусть..., - вдруг встрепенувшись вспоминает, - там была еще приписка из четырех строк. Они посвящены очень близкому мне человеку... Александру Ивановичу Анисимову. Реставратору иконы Владимирской Божей Матери. Да-а... Он был расстрелян в 37-м году… - и смолкает, наступает томительная пауза. На часах - 12 часов дня. И так случилось, что отец Арсений, упираясь локтем в стол, прикрывая ладонью глаза, начинает читать волошинское произведение с первым ударом боя часов... И с первым ударом на экране - Владимирская Чудотворная икона Пресвятой Богородицы. «Не на троне - на Ее руке, левой ручкой обнимая шею, - взор во взор, щекой припав к щеке, неотступно требует... Немею — нет ни сил, ни слов на языке... А Она в тревоге и печали через зыбь грядущую глядит в мировые рдеющие дали, где закат пожарами повит...»
Троице-Сергиева Лавра. Росписи Святых ворот Надвратной Церкви Иоанна Предтечи. В них входят отец Арсений и две Тани (черненькая и беленькая) Внутреннее убранство церкви. Служба...
Светлый лик Владимирской иконы Пресвятой Богородицы...
«... И такое скорбное волнение в чистых девичьих чертах, что Лик в пламени молитвы каждый миг как живой меняет выраженье. Кто разверз озера этих глаз?»...
... Андроньевский монастырь, Донской монастырь, храм Трифона Мученика.... И везде отец Арсений с двумя Татьянами. Несколько оробевшими от множества впечатлений. «... Не святой Лука - иконописец, как поведал, древний летописец, не печерский темный богомаз: в раскаленных горнах Византии, в злые дни гонения икон Лик Ее из огненной стихии был в земныи краски воплощен...»
Кремль. Колокольня Ивана Великого уходит в небесную высь... На площади к Успенскому собору идут трое... С колокольни их фигурки кажутся маленькими, незначительными. А голос отца Арсения крепнет, постепенно набирает силу, вибрирует в кремлевском пространстве...
«... Здесь в Успенском - в сердце стен Кремлевых, умилясь на нежный облик Твой, сколько глаз жестоких и суровых увлажнялись светлою слезой! Простерались старцы и черницы, дымные сияли алтари, ниц лежали кроткие царицы, приклонялись хмурые цари... Черной смертью и кровавой битвой девичья светилась пелена, что осьмивековою молитвой всей Руси в веках озарена...».
Успенский собор. Народу немного. Тонкие шнуры заграждений. Фрески. Иконы.
Гробницы. Надписи. Мощи Святителей. Стена, где лежат Святители Московские - Алексий и Петр. Перед стеной - отец Арсений. Обе Татьяны.
«... Но слепой народ в годину гнева отдал сам ключи своих твердынь, и ушла Предстательница Дева из своих поруганных святынь. А когда кумашные помосты  подняли перед церквами крик, - из-под риз и набожной коросты Ты явила подлинный Свой Лик...».
Отец Арсений, осенив себя Крестным Знамением, склоняется в трехкратном поясном поклоне.
«... Светлый лик Премудрости - Софии, заскорузлый в скаредной Москве, а в грядущем -Лик самой России - вопреки наветам и молве...».
Гражданин! - строго предупреждает отца Арсения голос смотрителя - Здесь - музей! Молиться нельзя!
Небо. Солнце. Колокольня. Царь-пушка. Черные ядра. Треснувший царь-колокол. Перед ним отец Арсений. Татьяны.
«... Не дрожит от бронзового гуда древний Кремль и не цветут цветы...»
На треугольный скол колокола кто-то положил веточку рябины. Ягоды, как кровь, на истертой временем бронзе.
«... В мире нет ослепительнее чуда Откровенья вечной Красоты!»
... Последний улар полуденного часа в гостиной...

-38-

День. Ленинград. Невский проспект.
Храм Рождества Пресвятой Богородицы.
«1958 год. 6 (19) августа. Преображение Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа. Яблочный спас».
Крестово - купольный Казанский собор, колоннада, памятник Кутузову, Барклаю - де - Толли.
... Из троллейбуса выходит отец Арсений и Ирина Николаевна (матушка Афанасия)сворачивают на боковую улицу...
...Шестиэтажный дом с бронзовыми и гранитными памятными досками. На них – имена известных всему миру ученых.
... Отец Арсений звонит в дверь с бронзовой табличкой...
Открывает женщина лет сорока пяти.
Вам кого?
Сергея Сергеевича.
Проходите.
... Сергей Сергеевич встречает неожиданных гостей в своем кабинете. Старинная мебель. Картины вперемежку с иконами. На креслах и письменном столе - раскрытые книги с закладками.
Чем могу служить? - учтиво усаживает гостей хозяин.
В 1953 году было угодно Богу встретить мне Михаила. В лагере «особого режима». Исповедуясь перед смертью, он дал ваш адрес. Просил рассказать о последних минутах его жизни. Михаил..., - грустен отец Арсений, даже смущен.
Простите, но.... Вы ошиблись адресом! - Сергей Сергеевич подается вперед, сжимая ручки кресла. - Да. Да! Ошиблись!
Сережа! - укоризненно смотрит на него женщина в смущении.
Оставь, Лиза! - глаза Сергея Сергеевича холодны, темнеет его красивое бородатое лицо. - Извините! - он поднимается резко. - Ошибочка вышла, государи мои милостивые! Я вас не задерживаю. Извините!...
Гости неуверенно поднимаются с дивана...
Подождите, ради Бога! - останавливает их Лиза. - Не уходите. Сядьте, пожалуйста.... Прошу Вас... Не сердись, Сережа. Погоди! - резко осаживает она хозяина, обращается к гостям. - Кто вы? Откуда? Ваше имя?
Я иеросхимонах отец Арсений, - лучисто смотрит гость прямо в глаза Сергею Сергеевичу, представляет спутницу, - Ирина Николаевна. В миру. Она же монахиня Афанасия. В тайном постриге. Полагаю, вам можно довериться..., - не спрашивает, а утверждает отец Арсений, осенив себя Крестным Знамением...
Садитесь, сделайте милость! - Лиза спешит к телефону, звонит. - Это я, Лиза... Немедленно приходи! Бросай все и приходи. Очень, очень надо. Все поймешь потом... Ждем! - опускает трубку. – Я сейчас приготовлю чай… …Гости сидят на диване. Сергей Сергеевич нахохлился в кресле.
Саврасов? - нарушает неприлично затянувшуюся паузу отец Арсений, кивая на один из пейзажей.
Да! - глаза Сергея Сергеевича по-прежнему холодны.
Полагаю, что это приданое вашей жены?
Дед Лизы был известный коллекционером в Петербурге. Был..., - смотрит Сергей Сергеевич с настороженным любопытством.
Саврасов - единственное, что осталось от собрания живописи, акварелей, офортов и карикатур..., - ввозит Лиза передвижной столик с угощением. - Предок мой даровал их Советской власти. Однако это его не спасло..., - указывает на изящную фарфоровую чашку в книжном шкафу. - Да эта чашечка мейсенского сервиза конца 17- го века. Вот и все мое приданое..., - разливает чай в тонкостенные стаканы в массивных серебряных подстаканниках.
Поднявшись отец Арсений минует фарфоровый саксонский раритет в книжном шкафу, останавливается, а вернее - замирает, у иконы Казанской Божей Матери. Наблюдая за ним, Сергей Сергеевич поднимается тоже, подходит к гостю...
Прекрасно! - искренне восхищается отец Арсений. - по иконографической композиции - это Одигитрия (Путеводительница). Возможно Суздальская школа. Это неважно. Примерно XVI век. И это тоже неважно. Важно другое! В этой иконе живет Дух Божий! - просит кротко. - Разрешите взять ее в руки.
Морщится Сергей Сергеевич, но что-то мешает отказать гостю. Снимает икону. Подает... Все присутствующие замечают как молитвенно принимает ее отец Арсений. Отойдя к окну, пытливо рассматривает образ, обратную сторону, торец, шпонки. Облака приоткрывают солнце. Его золотистый свет одухотворяет в иконе великое Материнское счастье и в тоже время великую скорбь о грядущей участи Сына Божьего. В лике Богородицы - беспредельное миролюбие, в глазах Божественного Младенца - строгость и мудрая добросердечность.
... Золотистые переливы «дышат» в складках узорчатых одеяний...
Сергей Сергеевич с изумлением смотрит на икону в руках отца Арсения.
Человек, даже очень талантливый, не может создать подобное без помощи Божьей! - отец Арсений вешает ее на прежнее место.
В нашем Казанском соборе - музей истории религии и атеизма, - горестно сообщает Лиза, - а меня там крестили.... Отец Арсений стоит перед иконой, смиренно склонив голову...
А меня в Храме Казанской Божей Матери. В Москве. - Доверяет, наконец, гостям Сергей Сергеевич. - От Храма камня на камне не оставили! Осквернили место! - уточняет с болью. - И это на Красной площади! Солнце врывается в окна...
Золотистой вязью разбегается по одежде Матери и Младенца, усиливая впечатление красоты и неземного величия.
Это икона из порушенного московского храма! - догадывается отец Арсений.
Да! - крестится Сергей Сергеевич. - Бог помог!
Пресвятая Госпоже Владычице Богородице! - опустившись на колени творит молитву отец Арсений. - Со страхом, верою и любовию припадающе пред честною иконою Твоею, молим Тя: не отврати лица Твоего от прибегающих к Тебе, умоли Милосердная Мати, Сына Твоего и Бога нашего, Господа Иисуса Христа, да сохранить мирну страну нашу, Церковь Свою Святую да незыблему соблюдет от неверия, ересей и раскола. Не имамы бо иныя помощи, не имамы иным надежды, разве Тебе, Пречистая Дева: Ты бо ecu всесильная христиан Помощница и Заступница. Избави всех с верою Тебе молящихся от падений греховных от навета злых человек, от всяких искушений, скорбей, бед и от напрасныя смерти: даруй нам дух сокрушения, смирение сердца, чистоту помышлений, исправления греховныя жизни и оставление прегрешений, да ecu благодарне воспивающе величия Твоя, сподобимся Небесного Царствия и тамо со всеми святыми прославим пречистое и великолепное имя Отца, Сына и Святого Духа! Аминь. Все присутствующие склоняются в глубоком поклоне...
В прихожей - звонок! Лиза спешит встретить недавно приглашенную гостью... В окнах кабинета разгорается солнце... Оно искрится в нетронутых чайных стаканах...
Боже мой! Отец Арсений?! Господи!... - ослабев от неожиданности и изумления, женщина преклонного возраста нервно хватается за боковую притолоку двери кабинета. - Живы?! ... Стремительно приблизившись, поддерживает ее отец Арсений...
Жив, как видите, Любовь Ивановна. Господь помог...
А я какой год поминаю Вас «За упокой»! Еще в Магадане печалилась о Вас. А Вы - живы! Слава Тебе, Господи! Благословите, батюшка...

-39-

... и снится отцу Арсению - метель: снежные шлейфы, кажется, захлестывают бараки, искрясь в судорожном свете качающихся фонарей, в прожекторных слепящих лучах над колючей проволокой...
... и мнится отцу Арсению черная фигура Старца в белой метельной стихии,...
... и слышит отец Арсений голос Его: «Встань и иди!»… …слышит, а проснутся, не может на лагерных нарах...
«1948 год. 20 (2) декабря. Предпразднество Рождества Христова. День священномученика Игнатия Богоносца, праведника Иоанна Кронштадтского».
... Чувствует отец Арсений трясут его за плечо, настойчиво будят… Садится он резко, в темноте барак еле различает чье-то лицо.
Пойдемте скорее..., - шепчет «зек» - Мой сосед умирает. Зовет Вас!...
... Они бесшумно идут по темному бараку, мрачным коридорам, ступенчатым переходам и лестницам.... В окнах - безветренная ночь, искрящиеся сугробы в лучах прожекторов. Зимние «картинки» в оконных рамах - это тишина, оцепенение и покой.
... Молодое, изможденное лицо. Круглые, «добролюбовские» очки в тонкой оправе. В треснувших стеклах - неестественно увеличенные горящие глаза. На высоком лбу - бисерины пота. Редкая черная борода. Бесцветные губы.
Исповедуйте меня.... Отпустите! - умирающий сжимает руку отца Арсения. - Я инок в тайном постриге. Михаил...
Отец Арсений становится перед ним на колени, не выпуская руки умирающего. Приникает к нему, слыша прерывистый шепот.
Шел ли я путем Веры? Шел ли так, как надо?... К Богу или не правильно?! Не знаю... Грешен я, батюшка... Настал час воли Божией...
... Огромная луна является из-за облаков, осеребрив заснеженный мир в безветренном покое, в абсолютной тишине бело-искристой монументальности...
Графитно-черные бараки под округлыми сугробами на крышах. На выпавшем недавно снеге ни единого следа.
... Черный рельс (лагерное било) висит на черной веревке...
... За черными иероглифами колючей проволоки белая тайга в лунном свете...
Колокольный звон, вначале слабый, еле слышимый, возникает в промерзших, заснеженных дебрях... Он усиливается постепенно, будто инок Михаил и отец Арсений приближаются, а потом входят в заиндевелый лес. Причудливый белый мир фантастических очертаний как бы раздвигается, дабы открыть дорогу в чащу, где все сильнее, отчетливее звенит колокольная медь. Но все вокруг в оцепенении... Ничто не тревожит неподвижность заснеженных елей. Ни инока Михаила, ни отца Арсения нет на экране. Есть только движение навстречу колокольному звону в ирреальном, застывшем, искристом лесу в лунном свете. Не дрогнет ветка. Ни вспорхнет птица. Не осыпится снег. А колокол звенит... Мерные удары его призывают и успокаивают. Что-то неуловимо вечное угадывается в них...
Вдруг - остановка! Молкнет колокол. Наступает тишина...
...И вдруг, шурша, снежные пласты начинают «съезжать» с еловых ветвей, бухая в сугробах. Ели, сбрасывая белые саваны, чернеют под луной, как живые, покачивают ветвями, неуловимо похожие на монахов. Шорох осыпающегося снега, как тревожно - скорбящий шепот...
…Луна «уползает» в облака...
... Ели - «монахи» в островерхих «одеяниях» растворяются в густеющей тьме...
.. И все «шепчат», «шепчат» что-то молитвенное... Буханья снежных пластов похожи на горестные вздохи...
Не плачьте, Отче! - часто дышит, «хватая» воздух посиневшими губами, инок Михаил. - Молитесь обо мне, грешном... Ваш путь, Отче, еще долог... Шапку мою заберите. Отпорите номер. На обратной стороне адрес моих близких. Веры они большой. Вы - нужны им, они - Вам...
.. . Рассвет. Заря. Раскаленный краешек солнца окрашивает багровым оттенком снега... .
Плачет отец Арсений, сжимая руку инока Михаила. Тот последним усилием вырывает ее, тянет перед собой, пытаясь подняться...
Не отрини меня, Господи! - откидывается на нары. Вытягивается. За треснувшими стеклами очков - огромные, счастливые глаза. В лице - свет!
За окнами кабинета - поздний вечер. Все сидят у передвижного столика с угощением.
Я видел воочию как душа покидала тело Михаила. Великую милость оказал, Господь..., - тихо вспоминает отец Арсений, откинувшись на стенку дивана, прикрыв глаза, - сподобившись узреть невидимое, непознаваемое, самое таинственное из тайн - смерть Праведника! Михаил умер в канун Рождества. В день Игнатия Богоносца и Иоанн Кронштадтского. Священомученник Игнатий за Веру в Иисуса Христа казнен на арене римского Колизея. Он был растерзан львами, но в сердце хранил имя Спасителя. - Резко подается вперед. - Я свидетельствую: в наше время оголтелого богоборчества, в страшной лагерной жизни и на пороге смерти Михаил был с Богом!
- протягивает Сергею Сергеевичу узкую полоску материи. - Это его лагерный номер. На обороте Ваш адрес...
Сергей Сергеевич берет столь неожиданную память о близком человеке, видит на засаленной тряпице номер - 21317. Закрывает лицо руками...
Я, иерей Арсений, ничтожен и мал перед Михаилом, - скорбно опускает голову отец Арсений, - и недостоин, поцеловать край его одежды!
 
-40-

Хмурый день.
… Скрежет металла о речную гальку в вязком суглинке... Черные «ребра» стропил сгоревшей крыши. Длинная, прокопченная пожаром, кирпичная стена. Черное на красном. У стены, в самом низу, иконка Божьей Матери. Бумажные красные цветы на пропитанной гарью угольной земле. Красное на черном.... Скрежет лопат...
«Белоруссия. 1942 год. 21 (4) ноября. Введение в храм Пресвятой Владычицы нашей Богородицы и Приснодевы Марии».
Галька и вязкий суглинок плюхаются с лопат в противоположную сторону от иконки. Рядом с ней, привалившись к стене, на корточках сидит девочка лет десяти, повязанная крест на крест клетчатым полушалком.
В яме по пояс копают - двое: коренастый, бородатый мужик; крепкая моложавая баба. На краю ямы - стоит древняя старуха. В узловатых руках - огарок свечи. Сразу понятно - роют могилу. Большую, судя по кольям разметки. Братскую могилу. Рядом с длинной стеной коровника. Далеко за околицей. Почти в лесу. Где зыбкий туман густеет в соседнем овраге. Откуда непролазная грязь проселка ведет к деревеньке… …Ее единственная улица - безлюдна... Расстрелянная церковь с покосившимся крестом.
Расстрелянные простыни на веревках в одном из дворов. Ветер полощет их над убитым псом на цепи.... Деревня, кажется, вымерла... Тишина мертвая...
Со скрипом открывается дверь одного из домов.... Во двор выглядывает мальчонка лет семи.... Осмотревшись, осторожно выходит на крыльцо. Писает прямо со ступенек.... Из дома «выкатывается» собачонка. Шавка. Крутнувшись в ногах мальчика, через двор бросается к сараю, заливисто лая… …В сарае - корова меланхолично жует жвачку … …Звонкое тявканье разносится по опустелой деревне...
Юркнув в лаз под дверью, внутри сарая шавка лает еще злее, настырнее и смолкает вдруг...
Бухая кирзовыми сапожищами, мальчик спешит вслед за ней - в сарай. ...Там, в сумраке, первое, что видит он: жующую морду коровы, своего четвероногого друга, жадно лакающего что-то из консервной банки. Только потом, присмотревшись, мальчонка замечает четырех вооруженных людей. Замерев от неожиданности, он медленно поднимает руки...
Не бойся..., - присаживается перед ним женщина, опускает руки мальчика, берет его за плечи, пристально глядя в испуганные глаза. - Как тебя зовут?
Серега..., - «выдавливает» из себя оробевший мальчик.
А меня - Ирина, - женщина совсем молода. - Не бойся нас, Сережа. В доме кто еще есть?
Никого, - заметив недоверие на лице женщины, крестится истово, - вот те Крест - никого!
А родители где? - склоняется над ним могучий, чернобородый, синеглазый.
Там... на ферме..., - опускает голову мальчик, - и сеструха Женька...
Есть еще кто живой? - вкрадчиво выпытывает Ирина.
Ага, бабка Матрена. Она мертвой притворилась и спаслась.
А остальные, Сережа, где? - ласково улыбается Ирина, потряхивая мальчика за плечи. - Соседи ваши?... Односельчане?
Там - На ферме..., - крупные слезинки выкатываются из страдающих глаз Сережи. - Пожгли их всех.... Всех до одного! - плачет...
И отца твоего? - обнимает Ирина мальчика. – И маму?
Они - живы. И сеструха Женька - тоже..., - Всхлипывает Сережа, - и бабка Матрена.
Так где же они?! - в голосе чернобородого - нетерпение.
Там.... На ферме..., - подрагивая плечами, Сережа обнимает Ирину... Странная картина: плачущий мальчик крепко обнимает молодую вооруженную женщину в окружении вооруженных мужчин. Склонив ушастую голову на бок, шавка, кажется, с умилением наблюдает эту сентиментальную мизансцену в сарайном полумраке. ... К деревеньке по раздрызганому проселку бредут трое: Сережины мать и отец с лопатами на плечах, сестренка Женька в клетчатом полушалке. На полпути к околице останавливаются. Оглядываются… …
…В сизо-туманном далеке, у самого леса, еще различим силуэт бабки Матрены...
Совсем Матрена умом тронулась..., - горестно вздыхает мать.
Она уверена, что не притворилась мертвой, а умерла на самом деле. Что все это..., - осматривается вокруг Сережин отец, - и есть «тот свет», ад кромешный в наказания Божия.
И мы с тобой, батюшка, мертвы тоже! И Женя наша…, - мать обнимает дочь, прижимая к себе, - и Сережа… Страшно-то как, Господи! - сокрушается.
Господи Иисусе Христе, Сыне Божий..., - батюшка крестится на церковный крест за дальними деревенскими крышами, - молитв ради Пречистая, Твоя Матерь, преподобных и Богоносных Отец наших и всех Святых, помилуй нас. Аминь.
Все трое склоняют головы смиренно...
Пошли. Шибко темнеет..., - первым трогается батюшка, - на душе смутно как-то…
Сердце не на месте..., - соглашается матушка, - умаялись, видно, нынче..., -
подгоняет дочку, - поспешай, Женя. Поспешай!... Ноги поднимай повыше... На дороге - грязь непролазная.
... Почти стемнело, когда они подходят к дому. В окнах - черно. Это не удивляет: в мертвой деревне проявление жизни может стоить самой жизни. Потолкавшись в сенях, семейство входит в дом.
Там - тьма кромешная.
Сынок! - тихо зовет матушка. - Сережа, ты спишь?
Мощный луч электорофонаря ослепляет вошедших. Сзади, из сеней, «ударяет» второй луч...
Стоять! Стоять спокойненько и все будет хорошо..., - приказывает густой, басовитый голос. Ослепленное семейство медленно поднимает руки... В комнате - фонарь гаснет! Освещенные со спины, они так и стоят с поднятыми руками, пока зажигают свечу. Она высвечивает троих вооруженных мужчин за столом: чернобородый, голубоглазый, видимо Командир, жгучий кавказец и блондин-здоровяк, который и зажег свечу. Раздвинув семейство, появляется Ирина и тоже садится за стол. На окнах - светомаскировка. Они умело и плотно завешаны.
Как вас зовут? - поднимается командир, подходит почти вплотную.
Петр. Отец Петр. Я священник местного прихода, - представляется хозяин, опуская руки.
Поп - это не к добру, - неудачно шутит Блондин, обращается к Кавказцу. - Подержись от греха за пуговицу.
Вы лучше за ум свой подержитесь! - мгновенно реагирует отец Петр, представляет командиру свою жену. - Это матушка Ольга. Дочка наша — Евгения. А где Сергей?
Здесь я! - раздается с печной лежанки из-за цветастой занавески.
Что же вы печь не растопили? - беспокоится матушка Ольга.
Не надо! - тон Командира исключает возражения.
Понятно..., - кивает Петр, останавливая порыв жены. - Оно, конечно, понятно, что дым тоже, как и свет в окне, демаскировка, а она опасна и потому крайне не желательна.
Тогда извините, гости дорогие, у меня корова не доена..., - разворачивается матушка Ольга, идет в сени...
... Сарай. Фонарь «летучая мышь». Молоко «дзыкает» о дно подойника.... В зыбком свете шавка сидит у двери, склонив ушастую голову на бок. Напротив пристроилась в яслях Ирина, положив на колени немецкий рожковый автомат (шмайсер). Откинув голову к стене, она, вроде, дремлет...
Не доверяете..., - не оглядывается матушка Ольга, дергая корову за «дойки» - Обидно!...
Война..., - безразлично отвечает Ирина, открывает глаза, видит собачонку. - А как эту шавку зовут?
Дуська. – сообщает, оглянувшись, матушка Ольга.
... Молоко «закипает» в подойнике...
Дуська... Молоко..., - Ирина берет из яслей клок сена, нюхает с наслаждением, - детством пахнет.... Как до войны! А еще, Ольга, я обожаю шум примуса. Уютно так на душе становится, аж мурашки по коже...
Когда мурашки по спине, это нам понятно..., - философски замечает Ольга, не разгибая спины... ...Журчат струйки молока...

Месяц «выползает» из-за туч...
... По деревне бесцельно бродит полоумная бабка Матрена...
Ни стука, ни лая. Лишь ветер шуршит в облетающих ветвях деревьев...
В доме священника - праздничная «иллюминация». Отец Петр зажигает на столе сразу три свечи.
Не очень ли расточительно? - изучающе поглядывает на него Командир. - Свеча нынче - редкость.
Сегодня Святой день. - Приветливо улыбается отец Петр, крестится, - «Введение в храм Пресвятой Владычицы нашей Богородицы и Приснодевы Марии». За столом - все семейство и неожиданные гости, кроме Кавказца. От последних слов отца Петра морщится Блондин. Сразу видно - атеист.
Да и гостей Бог послал..., - отец Петр подхватывает каравай, умело «пластает» хлеб, - редких гостей! Не иначе как с «Большой земли». Гости заметно напрягаются...
Угощайтесь люди добрые, - перед ними ставит матушка Ольга крынки с парным молоком, садится рядом с мужем, смотрит на гостей со скрытой тревогой. На столе: соленые огурцы, грибы, творог. Отец Петр и все его семейство «от мала до велика» - поднимаются...
Очи всех на Тя, Господи, уповают, - творит молитву отец Петр, - и Ты даеши им пищу во благовремении; отверзавши Ты щедрую руку Твою, и исполнявши всякое животно благоволения (Пс. 144).
… Гости сидят, опустив головы, испытывая неловкость. Блондин после слов «всякое животно благоволения» опять морщится недовольно. После молитвы - трапеза. Все едят в молчании жадно и сосредоточено.
В городе Лида партизаны взорвали вокзал. Немцы лютуют! - нарушает молчание отец Петр. - Позавчера нагрянули каратели. Зондер команда «СС», полицаи. Согнали всех на ферму. В коровник. И подожгли...
Они и сейчас там стоят. Плечом к плечу. - Почти шепотом добавляет матушка Ольга. - Лысые все... Волосы сгорели дотла. Страшно!...
Женю от пережитого ужаса начинает тошнить творожной массой. Матушка Ольга уносит дочь в другую комнату. За ними убегает в слезах Сережа...
А как же вас «минула чаша сея»? - изучающе смотрит Командир.
Резонный вопрос…, - соглашается отец Петр.
Да. Резонный, - «поддакивает» Блондин, улыбаясь. - Или тоже притворились мертвыми, как бабка Матрена?
По приказу бургомистра города Лиды. Он был здесь. Нас всех вытащили из коровника. Бургомистр родом из нашей деревни. Я крестил его первенца. Он приказал оставить нас в живых, чтобы мы отпели и похоронили односельчан. «А придут красные, - смеялся бургомистр, - они всех вас на первой осине повесят. Потому что не поверят, потому что ты - поп!» - после паузы спрашивает. - Вы нам не поверите?
Резонный вопрос..., - улыбается Блондин, а глаза его холодны и строги. И у Ирины такие же глаза!
Пойди. Подмени Арсена..., - приказывает ей Командир. Ирина выходит в сени.
Не поверите? - упрямо повторяет отец Петр, глядя прямо в глаза Командиру.
Поверим..., - натянуто улыбается Командир, - отчего же не поверить.
Местных партизан я всех знаю в лицо, - заметно, что отцу Петру стало легче. - Вся округа в курсе, что к нам заброшена группа Красной армии. Немцы потому и бесятся. Ищут… Группу эту…, - посматривает лукаво, - вы из нее будете? Резонный вопрос?
Напрягаются лица гостей...
Нет! - следует сухой ответ Командира.
Извините, если что не так... - смиренно замолкает отец Петр.
Хлеб да соль! - в дверях - Кавказец Арсен. На шее - автомат. Острый глаз. Белозубая улыбка. Садится. На стол кладет две гранаты...
... Глубокая ночь. Рядом с гранатами - единственная свеча. «Застывший» огонь ее, как лезвие ножа...
... Тишину нарушает ядреный храп... Арсен и Блондин спят вповалку у стены.
Командир сидит за чистым столом, положив голову на скрещенные руки. На коленях - автомат ППШ. На столе - свеча и гранаты.
Надпись: «Совершенно секретно».
... группа осуществляет исключительно разведывательные задачи. Вступает в контакт с противником, местным населением только в крайнем случае. Лица, способствующие легализации группы, должны быть уничтожены. Члены группы, не выполняющие требования конспирации, подлежат расстрелу на месте...»
Из соседней комнаты бесшумно появляется отец Петр. Крадучись, направляется к выходу...
Вы куда? - вскидывает голову Командир.
«До ветру», - шепчет отец Петр, - «куда царь пешком ходит».

Луна. Безветрие. Тишина.
... На востоке уже угадывается подступающая заря...
Командир смотрит на еле «тлеющий» восток, прячась в «мазутной» тени дома.
Может, не надо? - раздается за стеной голос Ирины.
Молчит Командир...
Я все понимаю, но отказываюсь выполнять приказ! - в голосе Ирины ожесточение. - Расстреливайте меня вместе с ними! Дети же...
Молчи! - со свистом шипит Командир. - Иди в дом. Ну! Это приказ!
Стеной - тишина. Еле слышно скрипнула ступенька крыльца... Из-за угла появляется отец Петр, останавливается перед Командиром почти вплотную.
Вы, конечно, атеист? - заметно волнуется отец Петр.
Я... крещеный атеист, - уточняет Командир, криво усмехнувшись.
Я слышал, что сказала Ирина..., - в голосе отца Петра горечь и изумление.
Тем лучше! Вы же поняли: мы не партизаны! - веско говорит Командир, уставясь ему в глаза. - И все ваши поняли - Вся семья! И этим «подписали» себе смертный приговор! Ни у вас, ни у нас нет выбора - Таков закон разведки. Будь он проклят!
Вы всегда так поступаете?
Да!
Я должен поговорить со своими..., - обыденно и деловито объясняет отец Петр, и совершенно спокойно. - С каждым..., - направляется к крыльцу...
Предупреждаю! - в голосе Командира - недвусмысленная угроза.
Не волнуйтесь, Командир, - странно улыбается отец Петр, стоя на ступенях, - все будет нормально..., - смотрит на восток, крестится, - скоро рассвет...
Мы должны уйти затемно..., - Командир старается не смотреть ему в глаза.
Надо затопить печь, нужна горячая вода.
Зачем?
Для причастия Святыми Дарами.
Молчит Командир.
Вы меня понимаете?
Не очень..., - после некоторой паузы соглашается. - Хорошо. Растапливайте!
У нас мало времени.
Спасибо..., - отец Петр не спеша, поднимается на крыльцо, входит в дом... Командир нервно закуривает. У него дрожат руки. Глубоко, жадно затягиваясь, он не подозревает, что за ним из сарая наблюдает безумная бабка Матрена.
Весело потрескивают дрова печи…
У стены на полу сидят Арсен и Блондин. Хмурые, помятые, не проспавшиеся. За столом - Ирина в мрачном настроении.
Из соседней комнаты появляется отец Петр. Из чайника в кружку наливает кипяток. На шее у него висит красный мешочек (на уровне груди) с парчовым вышитым православным крестом.
Нам больше ничего не нужно, - ставит в известность отец Петр, уходит, плотно закрыв за собой дверь. На печи кипит чайник... Все сидят неподвижно в мрачном молчании.
Другая комната. Окна занавешены.... На столе - свеча. Кружка с водой. Перед столом стоят матушка Ольга, Женя и Сережа. Они – одеты, серьезно сосредоточены. Ни тени волнения. Все смотрят как отец Петр… …снимает мешочек с шеи, раскрывает его, достает… … и раскладывает на белой скатерти два красных плата,.. …дароносицу,… … пузырек свином,.. …ковчежец, чашку и ложечку,… …сложенный белый платочек.
Когда все готово к Таинству, все замирают на мгновение…
В наступившей тишине становится различима далекая артиллерийская канонада: война идет и днем и ночью!...
Благословен Бог наш всегда, ныне и присно и вовеки веков. Аминь. – Начинает отец Петр. … А в соседней комнате разведчик в мрачном молчании согреваются кипяточком…
Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный, помилуй нас (3 раза). Пока звучит Тресвятие, Командир входит в дом, кивком головы отправляет Блондина на пост, отхлебывает кипяток, ни на кого не глядя…
Пресвятая Троица, помилуй нас; Господи, очисти грехи наша; Святый, посети и исцели немощи наша, имени Твоего ради. Господи помилуй (Три раза). Во время молитвы к Пресвятой Троице в комнату входит, стараясь не шуметь, Командир, садится на табурет, положив автомат на колени. Смолкает отец Петр…
Вам подняться надо…, - после паузы делает он замечание Командиру, - молитва Господня!
Тот неловко поднимается, прислонив автомат к стене. Так они "вдвоем" и "стоят". Он и автомат. …Изломанный черным лесом горизонт очерчивает багровая полоса утренней зори…
Отче наш, Иже  еси на небеси! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли. Хлеб наш насущный даждь нам днесь; и остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим; и не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого. …Семейство благоговейно внимает молитву Христову…
Стоит у стены Командир, смотрит на молящихся с нескрываемым удивлением и интересом…
В соседней комнате замирают разведчики, заслышав за дверью стройное пение: "Слава: Царю Небесный, Утешителю, Душе истины, Иже везде сый и вся исполняй, сокровище благих и жизни Подателю, прииди и вселися в ны, и очисти ны от всякия скверны, и спаси, Блаже, души наша…" … Особо выделяются детские голоса, "слаженные" дисканты Жени и Сережи…

… Серповидный "обмылок" луны "выползает" из-за туч. Серебрит землю… Чеканит границы теней. А на востоке – заря все багровей, все явственней… Но ночная мгла еще густа!
Чур, чур меня! – слышит Блондин за спиной, резко поворачивается, вскинув автомат. Перед ним - в распахнутых воротах безумная Матрена.
Не убоишися от страха ночного, от стрелы летящия дни, от веще в тьме приходящая, от сряща, и беса полуденного! - крестится Матрена и кажется, что глаза ее отражают лунный свет, (псалом 90).
… А в доме Командир наблюдает, как после исповеди отец Петр причащает сына своего Святыми Дарами...

Ты чего, бабуся?! - Блондин старается говорить доброжелательно.
... Падет от страны твоея тысяща, и тьма одесную тебе, к тебе же не приближится…, - пятится от него безумная Матрена. Блондин делает к ней шаг, и... старуха отбегает на середину улицы...

... Отец Петр причащает свою дочку Евгению... Командир стоит у стены рядом с автоматом.
... Горит свеча, высвечивая предметы Таинства...
Отец Петр накрывает епитрахилью голову матушки Ольги...

Блондин выходит к воротам. Словно предупреждая его приближение, бабка Матрена резко вскидывает руку... с серпом! Изогнутое лезвие над ее головой блестит в лунном свете.
Не приключится тебе зло, и язва не приблизится к жилищу твоему! -
говорит безумная Матрена громко и зло. - Только смотреть будешь очами твоими, и видеть возмездие нечестивым! (Псалом 91/90, читается во время опасности).

Причащается матушка Ольга. Встает с колен. Вместе с детьми склоняет голову перед отцом Петром...
Слава, и ныне, Богородичен: Молитвами Господи всех Святых и Богородицы Твой мир даждь нам, и помилуй нас, яко один щедр. Господи, помилуй! (три раза) Благослови.
Отец Петр причащается сам, благословляет каждого члена семьи и командира тоже, окропляет весь дом, всех разведчиков, обнимает родных.... Все семейство на удивление очень спокойно и даже деловито. Потом отец Петр из ведра заливает печь. Подходит к Командиру...
Мы готовы к смерти, - сообщает ему, глядя прямо в глаза.

-41-

... Утро. Блеклый рассвет...
В просветах низких облаков - рдеющая заря.
Но ночная темень еще таится в лесу, а в соседнем овраге почти совсем темно. Туман чем ниже, тем гуще. В овраг спускаются три фигуры разведчиков, низко опустив головы, не оглядываясь. Они постепенно «растворяются» в туманной мгле. Исчезают...
... По грязи проселка спешит Матрена...
За ней - Дуська! Лицо у старухи - довольное. Улыбчивое!
До коровника совсем недалеко. На фоне закопченной стены, у самого края недорытой братской могилы - все семейство отца Петра. Окружив его, они молятся, придав свои жизни Господу, Его воли...
Напротив - Командир, сжимая автомат, переживает тяжелейшие чувства....
Доброжелательно, даже ласково поглядывая на него, подошедшая бабка Матрена «мостится» рядом с матушкой Ольгой. Дуська прыгает на руки мальчика. Сдерживая слезы, Сережа прижимает к груди четвероногого друга.
Вы Матрену - то не трогайте, - сдавленным голосом просит отец Петр, - убогая она. Ничего не разумеет. Зачем... Поклянитесь, что не скажете о нашей группе, - свистящим шепотом требует Командир, - никому и никогда!
Клятву Иерей давать не может, но обещаю, что никто не узнает, что вы были здесь. Никто и никогда! - целует наперсный крест.
Длинная автоматная очередь «вспахивает» землю у ног Командира! В ужасе срывается с места безумная Матрена, бежит прочь по проселку, спотыкаясь, падая в грязь, бежит к родной деревеньке...
Матушка Ольга бросается к Командиру, падает перед ним на колени, целует его руку, сжимающую автомат, обнимает его заляпанные грязью сапоги. Замирает ничком в полуобморочном состоянии... К Командиру подходит отец Петр...
Вы придете к Богу, обретете Веру. Церковь! Преодолеете все трудности... Господь сохранит Вас! - прикладывает наперсный крест к губам Командира, молится горячо и торжественно. - Благодарю Тебя, Господи! За великую милость, явленую нам, грешным. Пресвятая Богородица, благодарю Тебя! Да святится Имя Твое!...

-42-

День. Слепящее солнце.
На замерзшем Ростовском озере - Неро, если посмотреть налево, местный люд толпится у большой квадратной проруби, где плещутся «моржи». Публика веселая. Румяная. Смешливая. «Моржи», дурачась, брызгают ледяной водой. Зеваки, поеживаясь, похохатывают...
 А если посмотреть направо: на пологом берегу древний город - Ростов Великий. Заснеженный, покойный, патриархальный, живописный как финифть ростовская. С куполами Успенского собора, с маковками Кремля и монастырей, с заповедными местами, с торговыми рядами, с комплексами Авраамиева и Яковлевского, с несмелыми колокольными трезвонами, потому как время строгое для Православия, десятилетие маленково-никитохрущевское!
«Ростов Великий. 1959 год. 6(19) января. Святое Богоявление. Крещение Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа».
... На знакомой улице, где стоит дом Надежды Петровны, ребятишки играют в снежки. Их веселые голоса слышны в комнате отца Арсения, которая заметно изменилась с недавних времен. Большая солнечная окнами на улицу. На письменном столе - рукописи, богословские книги, по искусству и архитектуре, сборники современных поэтов, брошюры по атеизму. Большой шкаф, уставленный книгами. Три удобных кресла. Картины - пейзажи. Подлинники. Портрет женщины на фоне лагерного барака. Пристальные глаза ее смотрят требовательно и одухотворенно. В правом красном углу: иконы Владимирской и Казанской Божьей Матери, Нерукотворный Спас, Николай Угодник, Иоанн Богослов, Иоанн Кронштадтский. Иконы древнего письма, необычно тонкой работы. Красная и зеленая лампады. В хрустальном стакане - живые цветы. На столике - Евангелие, Псалтырь, Служебник и очередная Минея.
В кресле, напротив отца Арсения, большой, могучий, чернобородый, голубоглазый священник - тот самый Командир, кто в 1942 году в Белоруссии не расстрелял отца Петра все его семейство. Только заметно прибавилось седины у него за эти годы.
А в третьем кресле - та самая разведчица Ирина, что отказалась тогда, в 42-м году, выполнять страшную инструкцию по уничтожению свидетелей. Только теперь по облику ее видно, что она - матушка Ирина и очень, очень скоро станет матерью.
... Откинувшись в кресле, опустив голову на грудь, подперев лоб смуглой рукой, сидит в раздумье отец Арсений, прикрыв глаза...
Не умолкает озорной, ребячий гомон за окном...
Я, отец Иннокентий, никогда не забываю Вашу страшную историю..., -резко подавшись вперед, отец Арсений ясным взором, в котором скрыта душевная боль, смотрит на духовных детей своих, - она... вот здесь! В душе..., - кладет узкую ладонь на грудь, не по возрасту стремительно встает, легко, по-молодому, ходит по комнате, - как ослепительна Воля Господня! Ибо сказано у Луки: но и волос с головы Вашей не упадёт без воли Божией! Без нее ничего не случится в жизни человека. С нею оборимы аресты и Лубянка, пытки и особый лагерь..., - становится, смотрит озорно, весело, склонив голову на бок, - ведь так, отец Иннокентий? Тот пытается подняться и жена его тоже.
Сидеть! - моляще поднимает руки отец Арсений - Иначе буду ругать Вас. Сядьте!.. А я хочу Вас хвалить!
Гости, выполняя требования духовного отца, остаются в креслах.
И славно!... - обнимает за плечи отца Иннокентия, - семь лет, матушка Ирина, мы с вашим супругом в одном бараке обретались. Что было, всего не расскажешь! За три последних года, пока меня из лагеря не выпускали, Иннокентий на воле преуспел! И сан Священника— И приход... Я знаю, как это непросто! Потому и горжусь Вашим супругом, милая Ирина. Смог! Оборол! Стал! На все воля Божья! Но без Вашего сердечного участия не обошлось  Спасибо! - низко кланяется Ирине отец Арсений, чем повергает женщину в великое смущение.
А мы осенью в Белоруссию ездили, - чтобы как-то справиться с собой, сообщает матушка Ирина, - нашли отца Петра, матушку Ольгу. Дети-то совсем большие. Евгения замужем...
От них Вам низкий поклон, - «вклинивается» в разговор отец Иннокентий, - знают они о Вас. Слышали! Земля слухом полнится...
Перекрестившись, садится отец Арсений осторожно, смотрит на гостей с интересом и удивлением. Что-то по-детски восторженное возникает в его облике.
И Матрену Адамовну видели! - спешит поделиться радостью матушка Ирина. - Жива она! 96-ой годок пошел...
Когда я стрелял, - сообщает удивленно отец Иннокентий, - она в разум вошла! От потрясения, наверное...
Узнала нас! Крепкая еще... Шустрая. Я, говорит, за всю деревню живу на этом свете!
Вот ведь как хорошо! - прикрывает рукой набежавшие слезы отец Арсений. - Все живы, все - здоровы, все - во здравом уме и твердой памяти.
Я уверовал, что Бог есть, увидев тогда, как отец Петр, Ольга и дети их готовились к смерти..., - замолкает отец Иннокентий, после паузы, наконец, решается. - Я мечтаю, Отче, быть посвященным в сан иерея. Но без Вашего благославления....
Нет! - строгие глаза отца Арсения уставились на него из-под руки. - Молись... Молись! Взывай к милости Господа. Проси прощения!... Слишком тяжкий путь ты избираешь.... Ты не готов! Молись! - встает резко, протягивает руку матушке Ирине. Та берет ее, поднявшись тяжело, становится рядом с духовным отцом.
Встань на колени! - требует отец Арсений.
Отец Иннокентий встает на колени.
Держись за меня.
Тот ухватывает его за рясу.
К Богородице прилежно ныне притецем, грешнии и смиреннии, и припадаем в покаянии зовуще из глубины души: Владычице, помози на ны милосердовавши, потщися, погибаем от множеста прегрешений: не отврати Твоя рабы тщи. Тя бо едину надежду имамы... - замолкает, глядя сверху вниз на отца Иннокентия. - При пытках на Лубянке, от тоски в лагерях помышлял малодушно прервать жизнь свою? Готовился тайно к тому? Каюсь, Отче!
У апостола Луки сказано: «но и волос с головы не упадет без воли Божей, терпением вашим спасите души ваши». Терпением! Молись. Молись! Моли Господа о прощении. Кайся! Падает ниц перед иконами отец Иннокентий...

-43-

... Солнце «сползает» к горизонту, красноватым оттенком окрашивая январскую белизну...
Снег «вкусно» хрустит под ногами... Морозно! Отец Иннокентий, матушка Ирина подходят к квадратной проруби. И направо, и налево - никого. Только три мальчонка - несмышленыша удят рыбу в проруби. Они смотрят «во все глаза», как, осенив Крестным Знамением себя, воду в проруби, их самих, большой чернобородый человек омывает в «иордане» лицо, руки, набирает в бутылочку воды, смачивает белый платок, подает жене.
Матушка Ирина обтирает им лицо, руки, поеживаясь от холода. Улыбается приветливо ребятишкам...
... Поплавок «юркает» в воду! Один из мальчонков подсекает мелкую плотвичку. Блеснув серебристо, она срывается с крючка, уходит на глубину...
В пояс поклонившись «иордану», отец Иннокентий, матушка Ирина уходят навстречу зори вечерней...
 

-44-

... Хрустальная струя воды упруго, искристо, животрепещуще заполняет белоэмалевую емкость «купели» (таз) для крещения...
…В небе ослепительно «брызжет» солнце! На земле – томление пробудившейся весны... Ростовское озеро Неро «полыхает» слепящими бликами водной ряби под упругим ветром...
«1959 год. 29 марта(11 апреля). Лазарева суббота. Воскрешение праведного Лазаря»
... На берегу «вытаявший» из белой зимы, Ростов Великий в разноцветном кураже обнаженных крыш, в ажуре деревянной «бахромы» резных карнизов, в торжественности обновленных церковных куполов, в сиреневой дымке оживших ветвей еще нераспустившихся садов.
С первым ударом Благовеста начинается молитва:
О имени Твоем, Господи Боже Истины, и единородного Твоего Сына,
и Святого Духа возлагаю руку мою на раба Твоего Петра..., - это голос отца Арсения, - сподобившегося прибегнути ко святому имени Твоему, и под покровом твоих крыл сохранитися: остави от него ветхую оную прелесть и исполни его еже в Тебя веры и надежды, и любви: да разумеет яко Ты ecu един Бог Истинный, и Единородный Твой Сын, Господ наш Ииссус Христос, и Святой Твой Дух. ... Таинство крещения проходит в гостиной дома Надежды Петровны... Младенец в бледно-голубых пеленах на руках счастливой матери - матушки Ирины. В белой крещальной «купели» - недвижная вода. Выпукла и чиста.
... Весь облик отца Арсения, вершащего Таинство, источает торжественность момента, просветленность души и благочестия...
Вокруг «купели» с восженными свечами: Надежда Петровна, матушка Афанасия, Вера, Сергей, обе Татьяны (черненькая и беленькая), Серафим Сизиков, Анна, Екатерина, Сергей Сергеевич, Елизавета Андреевна, Любовь Ивановна и, конечно, счастливый родитель младенца Петра - отец Иннокентий.
Благословен Бог, просвещаяй и освещаяй всякого человека, грядущего в мир, -  возглашает отец Арсений, - ныне и присно, и во веки веков. Присутствующие трижды поют: «Аллилуйя!» Матушка Ирина разворачивает голубые пелены, обнажая сына... - Помазуется раб Божий Петр елеем радования, во имя Отца и Сына, и Святого Духа, Аминь! - отец Арсений творит елеем образ креста на челе, персех (грудь), междурами (между плечами). - Во исцеление души и тела, - на ушах, - в слышание веры, - на руках, - руце Твои сотворите мя, и создаете мя, - на ногах, - во еже ходити ему по стопам заповедей Твоих!
Отец Арсений поднимает обнаженного младенца, обращая на восток.
Крещается раб Божий Петр во имя Отца..., - погружает младенца в воду, возносит его из «купели», - Аминь!
И Сына..., - вновь погружает мальчика, возносит его вновь, - Аминь!
И Святого Духа, - совершает то же самое, - Аминь!
Ныне и присно, и во веки веков!
... Мерные удары Благовеста «плывут» над искристой водой … …В жидко-голубом небе косяки перелетных птиц... На белых пеленах новокрещенный Петр в руках матушки Ирины.
Облачается раб Божий Петр в ризу правды во имя Отца, И Сына, и Святого Духа, Аминь.
Аминь! - вторят присутствующие.
Ризу мне подаждь светлу. Одеяйся светом яко ризою, многомилостиве Христе Боже наш..., - поет отец Арсений, - надевая на Петра белую распашенку. - Возлагается на раба Божия Петра Крест - сила народов, Крест - утверждение верующих, Крест - слава ангелов и поражение демонов. - На грудь младенца вылагается Крест.
Аллилуйия! - трижды поют присутствующие...
Солнце клонит к западу... Знакомая улица. Возбужденные крики мальчишек, звонкие удары... Соорудив «ворота» из школьных портфелей, мальчишки играют в футбол. Палисад. В набухших почках фруктовых деревьев «проклевывается» нежно-зеленая, клейкая листва.
К дому Надежды Петровны подходят трое: Вера Даниловна, генерал Авсеенков Александр Павлович и... тот самый майор, бывший начальник Особого отдела особого Уральского лагеря. К ногам последнего подкатывается мяч, и он достаточно технично делает «пас» разгоряченным футболистам.
Уединившись в комнате отца Арсения, матушка Ирина кормит грудью новокрещенного Петра.... Отец Арсений моет руки на кухне, когда Надежда Петровна сообщает:
Батюшка, гости к нам пожаловали...
Тот спешит в прихожую с полотенцем на шее, расшитым красным «русским крестом». Обнимает в прихожей Веру Даниловну, Авсеенкова...
Вот... привела, наконец, как обещала, - представляет Майора Вера Даниловна, - прошу любить и жаловать!
Приветливо улыбаясь, отец Арсений с готовностью протягивает руку. Майор - свою. Крепкое рукопожатие!...

-45-

...Ослепляющее солнце!
Жестокий мороз. Мир распался на два цвета: черный и белый. Белый - это искристый снег, все остальное: бараки, заборы, вышки, заключенные - черного цвета.
Затейливые узоры замерзшего окна...
«1953 год. 25 декабря (7 января). Четверг. Рождество Христово».
Кабинет. Здесь когда-то Майор, начальник Особого отдела лагеря, передал отцу Арсению записку Веры Даниловны. Уставясь в витиеватые узоры окна, стоит следователь. Крепкая шея аккуратно подбрита. Руки сцеплены за спиной. Кулаки - внушительные. В плечах - «косая сажень». Массивные ноги широко расставлены.
Не забыли меня, Петр Андреевич? - покачивается следователь «с пятки на носок».
Не забыл..., - отец Арсений сидит перед столом, на котором змеей извивается широкий офицерский ремень с массивной пряжкой со звездой.
Вот и хорошо - Как это у Пушкина Александра Сергеевича? Ленский перед дуэлью выражался: «начнем, пожалуй»? Вот и мы тоже: пожалуй, начнем..., поворачивается к отцу Арсению...
Это тот самый лейтенант, который на допросе плевал ему в лицо жеваным яблоком. Только теперь на плечах его погоны подполковника, а вид странноватый: неопоясан - гимнастерка распущена навыпуск, воротничок расстегнут, глаза шалые, на губах - улыбочка с издевочкой.
Признаться, Петр Андреевич надо..., - со скрипом подходит почти вплотную. - Чистосердечно признаваться! Иначе.... Кровью умотаетесь...
Болен я.... Температура высокая... Застужен совсем...
Заложили тебя..., - шепчет подполковник, склонившись к отцу Арсению. - С потрохами продали! Нам все известно..., - придвигает к нему чистый лист бумаги. - Пиши, как готовилось покушение на жизнь товарища Сталина. Пиши, поп, я диктовать буду…
Закрыв лицо руками, смеется отец Арсений, озадачив следователя…
Глупость, какая, Господи! - смотрит подполковнику прямо в глаза. - Вы хотите сфабриковать дело! Чтобы мучить, стрелять безвинных людей! Ничего я писать не ф буду!
Страшный удар опрокидывает его на пол...
... Следователь хватает ремень со стола...
Узоры окна в багровых тонах... Замерзший лагерь словно вымер... В зените - красное солнце. Слышно как избивают отца Арсения. И ремнем с тяжелой пряжкой и ногами. ... Взъерошенные воробьи черного цвета жмутся друг к другу под стрехой от лютого мороза...
... Барак. Вечерний сумрак. К одной из лежанок собираются «зеки» из всех закоулков.
Идут к залитому кровью отцу Арсению. Неподвижному. Бездыханному. Огромный барак, с многочисленным «населением» собирается вокруг него.
Молчание...
Ближе всех - Алексей, Сизиков, Авсеенков.
В ногах отца Арсения сидит маленький, невзрачный человечек с треснутым пенсне на суровом шнурке.
Ну как, Профессор? - спрашивает его Алексей.
Воспаление легких, полное истощение, авитаминоз, сердце вконец изношено, да и сами видите: забит до смерти..., - безнадежно разводит руками профессор, констатирует, - отходит...
Судорожный, продолжительный выдох доносится с лежака. Вытягивается тело отца Арсения...
Профессор встает сокрушенно, со слезами на глазах проталкивается сквозь толпу "зеков", мимо... отца Арсения, который стоит среди прочих и... смотрит на самого себя!... Худой, небритый, весь в крови, старик лежит перед ним!...
Умирает..., - слышит отец Арсений сочувственный голос, - доконали, сволочи!
Все там будем..., - горестно «шутит» кто-то. - А он отмаялся. Ему уже легче.
Алексей подносит кружку к губам мертвеца. Вода заливает его лицо. Юноша начинает заботливо обтирать мокрой тряпицей еще не спекшуюся кровь... «Зеки» стоят в молчании. Никто не уходит!
Господи! - опускается на колени отец Арсений, творит молитву, никем не замеченный среди живых людей. - Господи! Я жил среди них и не видел, не замечал сколько прекрасного заключено в каждом, сколько настоящих подвижников Веры среди мрака духовного, невыносимых человеческих страданий, сколько отдающих жизнь свою, свою любовь окружающим, сколько помогающих людям словом своим и делом своим. Господи! Где же я был, ослепленный гордыней и малое делание свое принимавшей за большое! Ибо воочию видно, если надежда умирает последней, то Вера не умирает никогда, - плачет отец Арсений. - Господи! Не оставь же их, заключенных в это страшное место! Помоги и спаси! - поднявшись с колен, отец Арсений осознает, что непонятным образом оказался у ворот лагеря в кинжальных лучах прожекторов. Миновав охрану, он покидает лагерь, никем не замеченный. Идет в сторону леса, не оставляя следов на снежной целине. Ему видится свет в заиндевелой чаще, ему слышится отдаленный колокольный звон.... Как когда-то вместе с умирающим Михаилом, отец Арсений входит в лес... Причудливый, фантастический мир раздвигается перед ним, открывая дорогу в снежные дебри, где все сильнее, отчетливее звенит колокольная медь, а за темными островерхими елями мерцает электрическое зарево. Движение убыстряется и отец Арсений словно «пролетает» сквозь лес.... Перед ним - огромный город от горизонта до горизонта, бесчисленные огни которого смыкаются с мерцающими звездами ночного купола. И на этом переливающемся фоне различим... золотой двуглавый орел! ... Что отсвечивает лунный свет на кремлевской башне Отец Арсений входит в храм.... Это кремлевский храм святых двенадцати Апостолов. Убранство то же, что было в 1917 году. Торжественно светло. Очень много молящихся. Первое, что видит отец Арсений - это икона Божьей Матери. Древняя. Чудотворная. Богоматерь Владимирская! Перед ней - чуть покачивается лампада...
... Радостные лица молящихся обращены к Чудотворной Матери Божией...
Старец, опираясь на посох, стоит почти рядом. Приветливо улыбается. Делает широкий жест: "Иди, мол, вперед!"
Люди расступаются, образуя проход к алтарю...
Отец Арсений не идет, а скорее «скользит» мимо радостных лиц в сопровождении Старца. Только сейчас он замечает, что его арестантская телогрейка стала ослепительно белой!...
В алтаре почивший Михаил подает епитрахиль и отец Арсений, надев ее, опускается на колени перед Чудотворной иконой Богоматери Владимирской. И Старец, и Михаил, потупив глаза смиренно, и все молящиеся в храме, склонив головы, опускаются на колени...
Ангельское пение трепещет под сводами...
Могучий бас заполняет пространство храма:
« Избранный Воеводе, Заступнице нашей, взирающе на первописанный образ Твой, хвалебное пение воспеваем Ти раби Твои,Богомати. Ты же, яко имущая державу непобедимую, сохрани и спаси благодатне Тебе вопиющия: Радуйся, Пречистая, от иконы Твоея милости нам Источающая.
Призвал, Мати Божья, на суд Свой Отец Небесный, ибо умер я, не остави меня грешного и буди заступница, и ходатайца о душе моей грешной у Царя Небесного. - громко молится отец Арсений. - Не оставь меня! На тя уповаю, аз есмь грешен и недостоин. - плачет отец Арсений. - не оставь Своею помощью всех, кого знал и кто остался в миру. Детей моих духовных. Особо в лагерях страшных. Прости слабости их, Мати Божия! Не остави их, страждущих...
Не пришел еще час смерти твоей..., - это голос Старца за его спиной. Подними голову, Арсений, смотри прямо. Слушай!
Отец Арсений поднимает голову, перед ним - Образ Владимирской Богоматери неуловимо изменчивый, одухотворенный, «дышащий», пристально и проникновенно смотрящий на него, грешного. Чуть покачивается перед Ней красная лампада... По всему видно, что слышит отец Арсений одному ему ведомое, предназначенное ему одному!
Владычица, стар я и немощен! - после паузы сокрушается он. - Смогу ли я  послужить людям, как ты, Матерь Божия, того хочешь?
Встань и иди! - наставляет строго Старец за его спиной.
Поднимается отец Арсений легко и стремительно, припадает Чудотворному образу, видит - мироточит икона обильно... Замирает отец Арсений, слушая важное что-то...
Да, да.... - соглашается смиренно, - не один я у тебя, Владычица... Не один...
Иди с Богом! - приказывает Старец.
Утерев слезы, осенив себя Крестным Знамением, трепетно целует серебряный оклад Арсений, поворачивается…
Весь храм - на коленях, опустив головы! Перед ним проход среди множества православных прямо к выходу.... У его округлого портала, как и в 1917 году, стоит... Тихон Патриарх Московский и всея Руси. Легким движением руки он благословляет отца Арсения...
 
-46-

…Барак. Народу вокруг покойного - много. В ногах, на месте Профессора, сидит Надзиратель, который спас отца Арсения во время обыска.
Холодеет..., - он складывает на груди руки старика. Оно, может, и к лучшему. В аду живем! Надо доложить старшему…
Неожиданно отец Арсений делает глубокий вздох, открывает глаза!
Уходил далеко!... - хрипит громко. - Матерь Божья вернуться к вам повелела!...
По черному рельсу колотят железом - подъем! Дребезжащий звон режет слух...

-47-

... Тишина оглушающая! Голубеющая гладь озера Неро, как вселенская крещенская купель!... Над водами голос отца Арсения:
Сочетаваишися Христу?
Сочетаваюся! - в ответ голос Надежды Петровны!
Город Ростов Великий, на берегу как всплывший из водных глубин град Китеж...
Сочетаваешися Христу?
Сочетаваюся!
Знакомая яблонька в полисаде. Набухшие почки в косых лучах солнца...
Сочетаваешися Христу?
Сочетаваюся!
В «купели» вода алмазной чистоты. Вокруг нее - все, ранее присутствующие, и Вера Даниловна, и генерал Авсеенков, и Майор тоже... С восженными свечами.
Сочеталася ли ecu Христу?
Сочеталася!
Веруешь ли ему?
Верую Ему, яко Царю и Богу! - отвечает Надежда Петровна, простоволосая, в ситцевом платье в цветочек.
И поклонися Ему!
Поклоняюсь Отцу, и Сыну, и Святому Духу, Троице единосущной и нераздельной! - склоняется Надежда Петровна в земном поклоне.
... Вода в «купели» выпукла и недвижна…
В косых лучах весеннего солнца белый парус плывет по водному простору озера Неро…
Владыко Господи Боже наш, - взывает в этот момент отец Арсений, - призови рабу Твою Надежду ко святому Твоему просвещению, и сподоби ея великая сия благодати, Святого Твоего Крещения!
Уже в белой долгополой рубахе, склонившись над «купелью», Надежда Петровна стоит ногами в тазу с водой...
Крещается раба Божия Надежда во имя Отца, Аминь, и Сына, Аминь, и Святого Духа, Аминь..., - отец Арсений поливает водой «купели» голову своей духовной дочери...
... Матушка Афанасия быстро вытирает вокруг «купели» пролитую воду…
Кадит кадило в руках отца Иннокентия...
Вздувает ветер весны упругий парус посреди ростовского озера - Неро…
Помазуется крестившаяся раба Божия Надежда, - возвещает отец Арсений, - святым Миро - печатью дара Духа Святого, Аминь!
Он творит образ креста кистью на челе, и очесах, и ноздрях, и устах, и ушах, и груди, руках и ногах, повторяя:
Печать дара Духа Святаго. Аминь...
... И ведет Надежду, духовную дочь свою, вокруг «купели» против часовой стрелки со свечой в руке...
Елице во Христа Креститеся, во Христа облекостеся, Аллилуйя, - трижды поют все присутствующие.
... Удар колокола вибрирует под куполом небес, над водной гладью озера...
Кренится вздутый белый парус. Остроносая лодка режет вспененную волну...
Постригается раба Божия Надежда во имя Отца и Сына, и Святого Духа, аминь..., - отец Арсений срезает волосы ее на затылке, потом - спереди, у правого, потом у левого виска.
Аминь! - хором вторят ему...,
... A в комнате отца Арсения под разноцветными лампадами спит в кресле счастливая матушка Ирина, спит младенец Петр на руках ее...
... А у яблоньки в палисаде стоит Старец, опираясь на посох...

-48-

...Вечер. Воспалено красноватое солнце, кажется, опускается в потемневшие воды озера... Отсвет заходящего светила падает на устало умиротворенное лицо отца Арсения, который стоит у знакомой яблоньки в полисаде. Закрыв глаза он с наслаждением вдыхает глубоко, полной грудью, порывистый ветерок в лицо.
Отче..., - слышит тихий голос за спиной.
Ты не соблюл послушания! - не открывает глаз отец Арсений. - Запрет мой нарушил! - поворачивается резко. Перед ним - отец Иннокентий. Руки - «ковчежцем». Голова - опущена виновато.
Глаза даны, чтобы смотреть прямо! Отец Иннокентий поднимает голову, смотрит в глаза духовному отцу.
Не соблюл, Отче! Нарушил! - говорит твердо, но с искренним раскаяньем. - Отец Петр поспособствовал. Он в Белоруссии в большом почтении. Тамошние иерархи вняли ему..., - после короткой паузы, - я посвящен, отче, в сан иерея.
Трудно будет. Очень трудно!
Я знаю...
Ничего ты не знаешь! - отец Арсений строг, даже суров. - Однако, поймешь скоро..., - горестно, с сожалением, - будет совсем не в моготу, но... ты справишься. Меня более тогда не будет...
Отче! - с болью вырывается у отца Иннокентия.
Но тебе помогут. Не забудут. Не оставят..., - благословляет, - Во имя Отца, Сына и Святого Духа. На все воля Господня!
Отец Иннокентий припадает к его рукам.
Помни: Бог есть любовь, церковь есть ковчег. Будь благочинным пастырем духовных чад твоих! - совсем другим тоном. - Когда в Белоруссию уезжаете?
Вы и об этом знаете?! - поднимает изумленное лицо отец Иннокентий.
Не трудно догадаться, - улыбается отец Арсений.
Мне дали приход в окрестностях города Лида...
На все воля Господня! Матушку береги. Она твой первый помощник...
Возбужденные, улыбающиеся выходят из дома: Надежда Петровна, Вера, обе Татьяны, Анна, Екатерина, Вера Даниловна, Елизавета Андреевна, Любовь Михайловна, а впереди с полными ведрами мужчины: Сизиков, Сергей (муж Веры), генерал Авсеенков. Рядом - Сергей Сергеевич и Майор. «Командует» этим «парадом» матушка Афанасия. Входят в палисад.... Поливают фруктовые деревья. Знакомую яблоньку, возле которой стоят отец Арсений и его духовный сын-иерей Иннокентий. Все собираются вокруг них...
Вот и ушла к корням «Крещенская» вода на рождение будущих плодов..., - крестится отец Арсений, когда последние капли сливаются под яблоньку. - Все вершится по воли Божией. Все и везде! Вы не забудете эту субботу. У вас немного будет таких хороших, запоминающихся дней..., - хмурится он. - порой мне кажется, что наше время - это век Страшного суда в назидание миру на все будущие времена. Никогда в истории не было страны, где бы так рьяно отрицалась власть Всевышнего, так жестоко «огнем и мечом», пресекалась Вера.... И это свершилось в последнее столетие двухтысячного срока после явления Спасителя, Господа нашего Иисуса Христа! Страшный удел России нашей, но это и наш удел! На все воля Божия!
Батюшка! - окликают его, - Надежда Петровна! - за штакетником стоит хозяйка дома, во дворе которого упала от ветра береза в начале лета. - Можно? Не прогонume?
Отец Арсений приветливо кивает ей.
Входите, Мария Лазаревна, - приглашает Надежда Петровна, идет встречать... Дородная, крепкая женщина с плетеной корзиной входит во двор, потом в палисад.
Не обессудьте меня, непутевую. Гостинцев вам принесла..., - сдергивает тряпицу, корзина полна ядреными, розоватыми яблоками. - Угощайтесь! - обносит всех.
От чистого сердца!
Отец Арсений берет яблоко, любуясь им...
Какое совершенство! – вдыхает яблочный аромат. - Кажется, не может быть смертного греха на земле - матушке, где рождается подобная красота! Ань нет же.... Когда я умер в лагере, я видел души живых людей. Она, душа как искра Божия! Она есть почти у каждого. Эта искра. И каждая страждет возгореться.... Только надо помочь ей. Людям помочь! Господь милостив. Нет греха, который бы он ни понял и не простил..., - смотрит на всех требовательно. - Пишите о себе... Пишите, как обрели веру во Всевышнего. Как возлюбили Его и Матерь Божию, и Спасителя нашего Господа Иисуса Христа. Пишите... Пусть читают! И возгорятся души, когда уразумеют: если Надежда умирает последней, то Вера не умирает никогда!
Отче! - за штакетником молодой священник в скуфье, в подпоясанном подряснике, в рясе и с наперсным крестом. Черная редкая борода. Бледное одухотворенное лицо. Пронзительные голубые глаза.
Алексей! – радуется отец Арсений. – Услышал, Господь, мои молитвы.
И пока Алексей идет через двор, открывает калитку в палисад, отец Арсений говорит быстро и радостно.
Я знаю, что тяжко болен. Всему свой срок. Меня не станет, Алексей не оставит вас. Он - мой приемник. – спешит Алексею навстречу… Тот останавливается у калитки, снимает с правого плеча рюкзак.
Отец Арсений не дает ему опуститься на колени, глядит на него внимательно и требовательно повлажневшими глазами.
Было трудно? – вкладывает ему в руку яблоко. – Очень?
Трудно, Отче, – Алексей смотрит прямо в глаза своему духовному отцу.
Все будет хорошо, - обнимает его отец Арсений, - Господь Милостив!
В руке Алексея с четками на запястье – яблоко.
… Все герои фильма стоят молча в розоватых лучах вечернего заката…
На яблоньке – клейкая зелень проклюнувшейся листвы. Надежда Петровна вытирает слезы… Счастливое лицо матушки Афанасии…
… А в комнате отца Арсения спит Ирина под образами с младенцем на руках.
Покачивается зеленая и красная лампады…
Тишина…

-49-

Щебет птиц… Лето. Солнце. Зелень. Кладбище Ростова Великого. Гранитный камень.
Надпись на нем: "Отец Арсений. 1894-1975 гг."
Ростовское озеро – Неро. Простор. Ветер. Белый парус…
Гулкая тишина.
Наши дни.
Внутреннее убранство средней части Храма Христа Спасителя. Красота. Объем. Иконостас. Лампады. Зажженные свечи. Захватывающая дух высота.

1.На колокольне Храма первый удар главного Благовеста России!... звук вибрирует в пустом пространстве Храма… и кажется, что он превращается в вечевой колокол…
Поет бас (октава):
Отче наш, иже еси на небеси, да святится имя Твое; да приидет царствие Твое;…
2. Благовест.
Тот же голос, но просто бас.
… да будет воля Твоя, яко на небеси  и на земли…
С птичьего полета огромные пространства России: поля, города, Волга, бескрайная тайга, Байкал, Владивосток, океан…
3.Благовест.
Тот же голос. Но баритон:
... Хлеб наш насущный даждь нам днесь; и оставь нам долги наши, яко же и мы оставляем должникам нашим; …Восстановленные, строящиеся храмы во всех концах России...
4. Благовест.
Тот же голос, но - тенор:
... и не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого.
... Сумасшедший ритм мегаполисов, реклама, электроника, телевизионные башни, движение на автотрассах, на железных дорогах, самолетах и водных пространствах.
5. Благовест.
Тот же голос постепенно повышается от тенора до высочайших нот дисканта .
Яко Твое есть царство и сила, и слава Отца, Сына, и Святого Духа ныне и присно, и во веки веков. Аминь.
Средняя часть Храма Христа Спасителя заполнена до отказа молящимися. Службу совершает Алексий II Святейший Патриарх Московский и всея Руси, (документальные кадры).
Когда на высочайшей ноте за кадром певец завершает молитву Христову заключительным - «Аминь!», изображение «застывает» (стоп-кадр) и на нем, на изображении многочисленных молящихся, склоненных Православных христиан, появляется текст покаянной молитвы. Она озвучивается по тексту голосом Алексия II Святейшего Патриарха Московского и всея Руси:
«Спаси, Боже, люди Твоя и благослови достояние Твое, посети мир Твой милостью и щедротами, возвыси рог христиан православных и низпосли на ны милости Твоя богатыя; молитвами Всепричистыя Владычицы и Приснодевы Марии; силою Честнаго и Животворящего Креста; предстательства Честных Небесных Сил Безплотных; Честного Славного Пророка Предтечи и Крестителя Иоанна; святых славных всехвальных Апостол; иже во святых отец наших и вселенских великих учителей и святителей, Василия Великого, Григория Богослова, Иоанна Златоустаго; иже во святых отца нашего Николая, архиепископа Мирликийского, Чудотворца, иже во святых отец наших всея России чудотворцев, Михаила, Петра, Алексия, Ионы, Филиппа и Ермогена, Макария, Филорета, Иннокентия, и Тихона, святых славных и добропобедных мучеников, преподобных и Богоносных отец наших и всех святых; молим Тя, Многомилостиве Господи, услыши нас, грешных, молящихся Тебе, и помилуй нас».
.... И пока звучит текст молитвы покаяния неподвижное изображение молящихся в Храме, монтажно чередуется с кадрами стоящих перед Храмом пожилой женщины и старого мужчины, которые держат за руки внуков: он - девочку, она - мальчика.... Наше горестное прошлое стоит рука об руку с будущим...
... И перед ними - Храм Христа Спасителя как бы разворачивается.... Укрупняются бронзовые изваяния, барельефы, плафоны, купола...
С окончанием молитвы на фоне белой стены Храма Христа Спасителя появляется надпись: «Можно умереть, но остаться жить для людей, можно остаться жить, но быть погибшим». Благовест...  На том же фоне, еще более крупно (наезд): «Друг друга тяготы носите и тако исполните закон Христов».
Еще крупнее: «Аминь!»













Закончив, по милости Божией, работу над литературным сценарием игрового, художественного фильма «Отец Арсений», автор считает обязанностью дать в настоящем предисловии некоторые пояснения, преисполненный уважением к жизни и подвигу молитвенника, исповедника отца Арсения, к духовным детям его, к тем, кто осуществил литературную обработку, создание книги воспоминаний о нем под редакцией протоиерея Владимира Воробьева.
Переход литературно-художественной публицистики в аудио-визуальную пластику кинематографа - процесс сложный. Сложенный как художественная трансформация литературного произведения на документальном материале в сфере кинематографа, где главенствуют совсем иные, специфические закономерности при создании игрового, художественного кинопроизведения. Сценарий лишь «первый шаг», литературная основа для постановки фильма, для создания его кинематографической образности в целом, смоделированного «под жизнь», исходя из главной идеи замысла, но не являющимся документальным отражением самого документального факта. Приемы драматургии и режиссуры, в данном случае, специфический инструментарий для создания драматургических образов, действующих в событийной канве сюжета, который всегда отличается от реальности и всегда не соответствует множеству личных представлений участников документальных событий, читателей или зрителей. Но иначе невозможно художественная интерпретация и последующая реализация действительности в игровом кино. В фильме актеры, пейзаж, декорации, интерьеры, детали «работают» в мизансценах заранее спланированного сюжета, интерпретирующего и в тоже время художественно отражающего суть происходящего в действительности, поскольку документальный, исторический факт доподлинно воспроизвести невозможно.
Перед автором стояла задача кинодраматургическими средствами передать Дух литературного первоисточника с максимально бережным отношением к Идеи и событиям, книги «Отец Арсений». При неизбежном отборе персонажей и описанных в книге фактов для создания художественного киносюжета. Главное, чтобы в нем, в сюжете, «прочитывалась» созидательная Идея, которой подчинены все компоненты повествования в жанре драмы. Сама идея проста, доходчива и метафорична: «Если надежда умирает последней, то Вера не умирает никогда!»
Именно вечность Веры в незыблемость и вездесущность Господа, как вечной христианской Истины, определяет духовность и поступки главного героя - отца Арсения, его судьбу и экранную «жизнь» эпизодических героев в архитектонике сценария. Работая над ним, автор старался добиться этого. И если, по воле Господа, фильм будет создан, как задуман, то для зрителя его просмотр будет духовной работой. Пусть порой трудной и неоднозначной. Но осознав бездну воинствующего безбожья, в которой была ввергнута Православная Россия, зритель, пусть не каждый, взрастит в душе раскаянье, за вольную или невольную причастность к совершенному святотатству ХХ-ого века, а, следовательно, хотелось бы надеяться, сделает первый шаг к личному покаянию.
Дай Бог!
Автор глубоко благодарён Московской патриархии, Екатеринбургской епархии за духовную, консультативную помощь.
Многомилостиве Господи, услыши нас, грешных, молящихся Тебе, и помилуй нас!