Эта долгая, короткая жизнь. 34 глава

     Гулом взглядом проводил гостей и на прощанье махнул рукой. Когда Наима вернулась, Гулом попросил её сесть, что она и сделала. Женщина молча смотрела на мужа. Густые брови, загоревшее лицо и виски, покрытые сединой, волевой подбородок и взгляд, который наверное и заставлял всех проникнуться уважением к этому человеку.
     - Послушай, знаю, что ты действуешь из добрых побуждений. Но никогда, слышишь? Никогда не делай ничего за моей спиной. Моя Родина не виновата в том, что фашисты начали войну и тем более в том, что я потерял обе ноги. Жив остался и слава Аллаху, что меня нет в списке двадцати миллионов погибших. Для человека ноги, не главное, я обхожусь сам, без чьей-либо помощи. Только со ступеней самому тяжело спуститься. Ты поставила меня в неловкое положение перед братом. Ты хорошая жена и мать и я очень тебя уважаю... но если ещё раз подобное повториться, ты уедешь в свой кишлак навсегда, - спокойно сказал Гулом.
     От его слов, по телу Наимы побежали мурашки.
     - Я поняла, - ответила она.
     Наима не помнила, чтобы Гулом когда-нибудь повышал на неё голос, да и вообще, на кого бы то ни было. Но он мог так сказать и главное, посмотреть, что ослушаться его было просто невозможно.
     - Вот и хорошо. Рад, что мы поняли друг друга, - сказал Гулом.
     Через два дня, Сардор со своей семьёй уехали в Москву. Гулом не пошёл на вокзал, провожать брата, Сардор перед самым отъездом сам пришёл проститься с братом. Наима и Сабира всё же решили проститься с родными на вокзале.
     - Береги себя, Сардор. Сам понимаешь, город большой, соблазнов много, не теряй головы. У тебя ответственность перед семьёй, - сказал Гулом, на прощанье обнимая брата.
     - Не беспокойтесь, Гулом акя, я осознаю степень ответственности за свои поступки. Вы за меня краснеть не будете. Мне на заводе направление дали, надеюсь, буду работать в Москве на машиностроительном заводе, - ответил Сардор, в ответ обнимая брата.
     И они уехали в Москву.
     Шли дни, Гулом и Наима иногда получали письма из Москвы, где обычно писали одно и то же:
     - Все живы, здоровы, чего и Вам желаем.
     Из писем, Гулом узнал, что Сардор, как и говорил, устроился на машиностроительный, на должность сначала мастера, но через полгода его назначили начальником цеха. Оля стала работать, как когда-то, ещё до войны, диспетчером на вокзале, а Бакир поступил в ПТУ, как и мечтал, он учится на машиниста. Павел Матвеевич, пройдя много инстанций, наконец добился пенсии, не Бог весть что, но всё же свои деньги. Часто пошаливало сердце, в такие дни, он уезжал на Чистые пруды и просто сидел на скамейке и смотрел на водную гладь. Оля часто приходила за ним, чтобы вместе с ним уйти домой, иначе, Павел Матвеевич просто забывал о времени и часто оставался голодным.
     - Ну что ты, папочка, всё на воду смотришь? Опять, наверное, ничего не ел. Ну точно, даже бутерброд, который я тебе с собой завернула, остался нетронутым. Пойдём домой, я ужин приготовила, - почти каждый день говорила Оля.
     - Прости меня, Олюшка, забыл я. А вода успокаивает. Знаешь, смотрю на пруд и на воде будто вся моя жизнь проходит. Как я был счастлив с Любочкой. Я хочу попросить тебя, Олюшка... если вдруг я... если вдруг меня... ну ты понимаешь? Я хотел бы, чтобы меня похоронили возле моей Любочки. Возле матери твоей, Олюшка. Может быть зря мы в Москву-то вернулись, а, дочка? Ведь тело увозить куда тяжелее, - с грустью сказал Павел Матвеевич.
     - Ну что ты такое говоришь, папочка? Или ты заболел? Может болит что, ты скажи. А давай мы обследуемся у врача. Или нет... я Сардора попрошу, он на заводе выбьет тебе путёвку в саноторий. Профсоюз как раз этим занимается, а ты знаешь, что Сардор с недавнего времени председатель профкома, - сказала Оля, начиная тревожиться за отца.
     - Ну какой санаторий, Олюшка? А вообще, делайте, как хотите. Устал я... - ответил Павел Матвеевич.
     Оля заметила, что у отца погас блеск в глазах и задор, который был раньше, казалось и жизнь ему была не в радость. Путёвку тестю, Сардор конечно достал и Павел Матвеевич уехал в Крым, отдыхать и лечиться. Оля надеялась, что там он познакомится с новыми людьми и наконец воспрянет духом. О разговоре с отцом, Оля рассказала мужу.
     - Пусть живёт долго, но все мы смертны, а Павел Матвеевич очень сдал за эти годы в лагерях. И если такое случится, мы исполним его последнюю волю, чего бы нам это ни стоило. Обещаю, - сказал Сардор.
     А через год, Оля сообщила мужу, что беременна, чем и обрадовала Сардора, и обескуражила. Ему конечно было радостно и лестно, ведь ему было чуть больше пятидесяти лет. Но за Олю он волновался, в её возрасте, родить ребёнка непросто. Павел Матвеевич, услышав, что станет дедом второй раз, кажется, даже воспрял духом.
     - Если родится девочка, назовём её Любочкой, - наконец улыбнувшись, сказал он.
     И весной сорок восьмого года, Оля родила девочку. Роды и правда были трудные, ведь Бакиру было уже почти семнадцать лет и такой перерыв между родами, был сам по себе опасен. Но всё обошлось, правда, Оле сделали кесарево сечение, хотя плод и был небольшим, девочка родилась на два килограмма семьсот грамм. Павел Матвеевич был счастлив и как он и просил, ребёнка назвали Любой. Кажется, мужчина проснулся ото сна, он стал чаще улыбаться и даже шутить. Сардор тут же отослал телеграмму брату и его жене, написав, что стал отцом второй раз.
     - Какое это счастье! Как я за них рада. Может надо было бы поехать к ним... - со слезами произнесла Наима, прочитав телеграмму.
     - Не нужно никуда ехать. Ты знаешь, путь не близкий и это непросто. Напиши в ответ письмо или отошли телеграмму. Поздравь их от нас и пожелай здоровья. Ну как это делается в подобных случаях? - ответил Гулом.
     Сабира училась на третьем курсе института, Марат закончил учёбу. Молодые люди встречались, хотя и не часто. В доме Гулома и Наимы, Марат был дорогим гостем. Гулом уважал этого парня за прямоту, за честность. Марат был, как на ладони, как говорится, без камня за пазухой. Он, конечно, замечал, что Марат относится к его сестре особенно, но когда парень приходил к ним домой, Сабира старалась не выходить к ним, что говорило об уважении к брату. Только о женитьбе, Марат не заговаривал, а Сабира, впрочем, и не стремилась замуж. Отношения между ними были скорее дружескими, не такими, как бывает у влюблённых. Это вполне устраивало Сабиру, которая в свои двадцать восемь с лишним лет и целовалась всего один раз, когда Саша сделал это неожиданно.    
     Кстати, Сашу и Семёна Сабира почти и не видела, а вскоре, Семён женился на своей однокурснице, которая давно его любила и он это знал. А Саша... он пытался ещё пару раз завести разговор об их с Сабирой отношениях, но девушка сразу сказала, что между ними не может быть ничего, кроме дружбы. Дружить Саша не хотел, ему нужно было гораздо больше.
     У парня завязались отношения с девушкой, с которой он вместе работал и он стал просто жить вместе с ней.
     Время шло, наконец Сабира закончила институт и уехала по распределению в Самарканд. Гулом был против её отъезда, но что он мог? Весь вечер, перед её отъездом, когда все вещи были собраны, половину из которых занимали книги и учебные пособия, Гулом говорил с ней, давая советы и напутствия. Сабира лишь молча кивала головой. Но Гулом знал, насколько скромна его сестра и был почти спокоен за неё. В душе, Гулом был бы не против, если бы она уехала, будучи замужем. Наверное он думал, что так разговоров и сплетен будет меньше. Но не мог же он, в самом деле, сказать об этом Марату, потому что парень ему очень нравился. Марат был надёжным парнем и Гулом вполне мог доверить ему свою сестру.
     И Сабира уехала в Самарканд на два года. Ей надо было отработать в школе и если Сабира изъявит желание, она сможет и дальше остаться работать в Самарканде. Если захочет вернуться в Ташкент и здесь работа найдётся. Открывались новые школы и учителя были востребованы. Марат, услышав, что Сабира уезжает, был удручён, парень не ожидал, что девушка может уехать и был не готов с ней расстаться. Но что он мог, решение было принято и Сабира уехала, сев на рейсовый автобус Ташкент-Самарканд.
     - Как же так? Я ведь не успел ей даже сказать, насколько люблю её, - думал Марат, провожая Сабиру.
     А она лишь, улыбаясь, махала ему рукой через окошко автобуса. Как только автобус скрылся из вида, Марат поехал к Гулому на работу.
     - Гулом акя... я пришёл поговорить с Вами, - решительно сказал Марат, войдя в киоск.
     - Всё хорошо, Марат? Сабира уехала? С ней всё в порядке? - забеспокоился Гулом.
     - А, да... не волнуйтесь, она уехала, я же сам её проводил и посадил в автобус, - сам волнуясь, ответил Марат.
     - Тогда что? Да не волнуйся ты так, сядь, вот здесь есть лишний стул и говори, - сказал Гулом, указывая на низкую табуретку под лавкой.
     Марат сел и долго не мог начать разговор, а Гулом не стал его торопить, просто молча ждал, когда Марат сам начнёт говорить.
     - Я люблю Вашу сестру, Гулом акя, - краснея, выпалил Марат.
     - А я знаю, - спокойно ответил Гулом.
     - Знаете? Но я никому об этом не говорил, даже Сабире, - растерянно пробормотал Марат.
     - Я что, слепой? Столько времени тебя знаю. И Сабира тебя любит, - ответил Гулом.
     - Правда? Но как... она сама Вам сказала?  - произнёс Марат, совсем растерявшись.
     - Она бы никогда не посмела мне об этом сказать. Я и сам вижу. Но ты молчал, а она девушка и первая шаг никогда не сделает, - сказал Гулом.
     - Знаете... Вы удивительные люди. Моё глубокое уважение к Вам. Я давно хотел сделать Сабире предложение. Но... понимаете... моя мама, она тяжело больна. Просто я думал, я ждал, чтобы она выздоровела, но к сожалению... болезнь лечению не поддаётся, понимаете? - волнуясь ещё больше, сказал Марат.
     - Послушай, Марат... конечно, мать - это святое. Почему ты с нами не поделился своей печалью? Знай, разделённая печаль между близкими людьми, переносится легче. Тебе надо было хотя бы мне сказать об этом. Жаль... может помощь наша нужна? - спросил Гулом.
     - К сожалению... мне, вернее моей матери, помочь уже нельзя. У неё четвёртая стадия рака пищевода. Она уже почти ничего не ест, только пьёт холодную воду или кислое молоко, тоже холодное. Говорит, горит у неё всё внутри. Хуже всего то, что я ничем не могу ей помочь и это так тяжело, - хриплым голосом произнёс Марат.
     Слёзы подступали к горлу парня, Гулому стало жаль его.
     - Держись, сынок. Мы с тобой войну прошли, должны быть сильными. Понимаю тебя... мать есть мать. Думаю, ты сделал всё возможное и невозможное для того, чтобы вылечить её. И долг сына ты выполнил. Сабира никуда не денется, не переживай за неё, сейчас главное, твоя мама. Если будет нужна моя помощь, не стесняйся. Физически, конечно, я навряд ли смогу помочь, но материально... - говорил Гулом, но Марат, нарушая приличия, перебил его.
     - Спасибо, Гулом акя. Но деньги есть, только они уже не помогут,- взволнованно ответил Марат, украдкой вытирая набежавшую слезу.