Парк, которого нет

  Всё то, о чём я сейчас напишу, происходило в обычное время, в обычном месте, всё было, так сказать, обыденно. Мне, человеку, чей путь начинался так прекрасно, и так до нелепости безупречно пришлось столкнуться с новостью, сначала было поразившей меня. Но об этом чуть позже. Перед тем как рассказать вам свою историю я бы хотел сделать небольшое отступление. 
  В сказке всегда возможно посягнуть на нечто большее – мигом перелететь из пункта А в пункт Б,  отправиться в космос за звездой и вернуться обратно, преподнеся её своим родителям, поменяться местами с ежом и исследовать местность с низоты ежиного топтанья (пародия, не смейтесь, это глупо), можно купаться в шоколадных реках и ловить шоколадную рыбу с шоколадной икрой. Здесь нет предела фантазии. Мир здесь только твой, твоим он и останется. Ведь он же останется?
  Как мне говорила бабушка, нельзя бояться взросления. В этом, как и во всём прочем, есть свои достоинства. И ещё одно: не надо считать взрослых скучными. «Взрослые – это те ещё сказочники» - говорит мне она, улыбаясь. А я же по глупости во всё это верю.
  Так вот, случилась одна история, которая (а вы должны были это заметить) случается с каждым из нас, несмотря на то, что у каждого имеется свой собственный к ней сценарий. Сейчас я вам её вкратце расскажу.
Тогда, в детстве, когда я жил дома с моими родителями и с моей любимой собакой Хляпкой, мы часто собирались всей семьей и затевали разнообразные грандиозные путешествия. Да, это были именно путешествия: не прогулки, не проветривания, не вылазки, а самые настоящие, насыщенные яркими минутами и красочными мгновениями впечатления, подаренные, казалось бы, не за что ни про что такому, вроде меня, шаловливому ребёнку, с торчащими в растопырку ушами.
  Однажды, в конце весны, мы собрались в парк в нескольких километрах  от нашего дома.
  Боже, как я любил этот парк! Перед тем как начну вспоминать его, бродя по закоулкам своей памяти, я хочу вам сказать, что вы, скорее всего тоже там были, и не скорее всего, вы просто обязаны были там быть. Конечно, может быть, вам повезло и вы бываете там и сейчас. Тогда вы должно быть очень счастливый человек! Но я был там настолько давно, что теперь не знаю, может там уже что-то поменялось: что-то переставили, что-то пристроили или что-то убрали, может я и не пошел бы туда, будь у меня теперь такая возможность. Не знаю. Но что-то мне подсказывает, что такой возможности уже не будет.
  Парк же этот был верхом всякого совершенства, ещё перед входом он начинает казаться чем-то необозримым и великим, то ли королевством со своими многочисленными улочками, то ли джунглями с непроходимыми тропами. Для меня он был идеалом, тут я был готов жить, взрослеть и умереть, о чём всегда говорил своим родителям, надеясь на то, что одним прекрасным днём они поддержат такую мою идею, и отправят меня восвояси искать приключений на свою голову. А ещё это было одним из тех мест, после которых начинаешь ценить прекрасное и восхищаться им.
  Итак, как только мы проходили через ворота, начинался ПУТЬ.
  На входе по разные стороны стояли словно столпы, могучие, высокие, красивые и подтянутые гвардейцы в красных мундирах, опоясанных белыми ремнями в ослепительно-чёрных лакированных сапогах. Увидев их, ты водночас стремишься высоко задрать голову, сделать доскообразную спину и пройти с видом полным такого достоинства и уважения, будто бы желаешь, чтобы они позвали тебя служить вместе с ними и завлекать воодушевлённых моллюсков подобных тебе самому.
  Проходя по гравиевой дорожке, которая, как мне казалось, подобна живому существу, так чудесно и игриво она переливалась на солнце, мы подходим к тому самому месту, которое меня оглушало своей красотой более всего.
  Скажу сразу, что тогда это был не просто парк. Это была сама жизнь, это было вместилище природных красот всего мира, местом, наполненным чудаковатыми и интересными людьми, это было пространством, в котором воздух, наполненный неслыханными ранее ароматами, кружил голову, словно в танце, парк был моментом, когда вот – вот должно было то-то произойти не сейчас, так скоро. Это был порт приключений и музей забав.
  Так вот, там, куда мы шли нас уже поджидали, бушующие на ветру деревья-великаны все по своему очаровательны, у этого короткая стрижка с зеленоватым отливом и медным блеском, у того рыжие и непокорные пряди, собранные в одну кучу и усыпанные какими-то украшениями, а у этого воображалы на голове вообще праздник, - всё растрепано, небрежно сложено, а потом опять растрёпано и опять умято. И до чего их было много, с каждым бы познакомился, однако наша процессия во главе родителей и моего напарника Хляпки следовала далее.
  Выходя из окружения «причёсанных» великанов, мы попадаем в совершенно иной мир. Мир, который простирается в бесконечность и дальше. Покатые изгибы земли наталкивают меня на мысль, что мы все стоящие тут уменьшились до размеров козявок и бесцеремонно лазаем по какому-то спящему человеку, который укрылся лишь бы, такие как мы, не лезли на голову и не запрыгивали ему в уши. Поэтому чтобы не навлекать на себя неприятности  я старался ходить как можно тише и родителей просил делать также, а то ведь в случае чего пришлось бы мне за них заступаться.
  Так, проходя по этим склонам покрытых густой зеленой травой (у этого  спящего такого же цвета одеяло, как и у меня), мы проходим ювелирной работы цветы, сделанные так искусно, как только могли постараться заботливые руки самой природы. Я где-то слышал, что на изготовление одной драгоценности надо потратить очень много времени, а глядя на эти цветы мне кажется, что для приобретения такого вида их надо было без сна и отдыха создавать месяцами, кропотливо вытачивая лепесток за лепестком, листик за листиком.
  Навстречу нам идут люди. Люди все какие-то особенные: тут и чудаковатые невесть-то-словы (имеются ввиду иностранцы), тут и собиратели крылышек, бабочек, -  исправляет меня мама, тут люди, у которых сверкают глаза и парят волосы, тут лица говорят больше чем говорят слова, тут все сливаются в единое разноцветное пятно, а главное тут каждый из проходящих знает меня, а я из мимо идущих знаю всех. И пусть я не знаю их имена, но это ничего, я могу их сам придумать.
  Животные, попадавшиеся нам на пути, и порой в самых необычных местах, были свободны как ветер. Они носились по парку, не замечая взглядов прохожих, и впрочем, оставаясь абсолютно довольными своей нечеловеческой судьбой. 
  Когда мы уже почти приближались к главному месту этого парка – к фонтану, бьющего своей струей в небо так высоко, что думаю, птицы уже научились измерять точную траекторию полёта во избежание опасностей, я повстречал невероятно красивое создание, какое запечатлелось в моем сознании крепко и надолго. Это была лошадь. Самая настоящая ахалтекинской породы лошадь. Не смотря на всю прекрасную природу парка я, не отводя глаз, следил за нею всё время, которое мне позволило бы видеть, хотя б край её копыта. Видели бы вы тогда её, да ещё моими детскими глазами! Стройная, точеная с миндалевидными глазами с гибкой и изящной шеей с тонкой и шелковистой, будто перламутровой шерстью, словно ей пошили костюм из качественной и дорогой ткани.
  Когда её блестящая шерсть уже исчезла из виду, мы наконец-то добрались до фонтана. И тут пришло время взять с собой своего напарника, чтобы вдвоём с боевым настроением и карманом полных конфет отправиться в наш Крестовый поход.
  Так, не жалея ни сил, ни времени мы искали приключения и опасности: пробирались сквозь заросли,  охотились и ловили рыбу, прокладывали себе путь и проходя мимо озера, искренне верили в то, что оно расступиться перед нами и допустит нас на другой берег; мы преодолевали холодные горы и обходили непреодолимые препятствия, а ещё мы плавали на корабле, который чуть не потонул, когда на него напала гигантская чайка чудовище. Благо мой смелый и бесстрашный напарник не дремлет, ни то бы мы пошли ко дну.
  Мы были в своём собственном мире. И он нас целиком устраивал.
  Спустя некоторое время, избороздив все моря и океаны, начинало темнеть, так что пришлось нам искать причал, пора было бросать якорь. Сделав это, мы, ещё не совсем выйдя из своих ролей, тут же пошли искать родителей
  Но тут внезапно, стоило мне сделать шаг, кто-то одернул меня за руку. Я обернулся и увидел перед собой какого-то старика в нелепой и слегка мешковатой одежде и с таким сердитым лицом, что меня тотчас же передёрнуло. Он смотрел на меня и молчал, слегка похрипывая, как старый заржавелый гаечный ключ. Я стоял и ждал, что же он скажет, совсем позабыв, что уже собирался уходить. Я долго не мог понять, чем это  я заслужил такого резкого и острого взгляда. Но он продолжал смотреть на меня так, словно я совершил какое-то преступление, так, как на самое противное насекомое, которое во время обеда успело проскользнуть вам в тарелку, так, как будто он был скульптором, увидевшем на своём произведении пакость, нарочно посаженную бесстыжим голубем, так, как на человека, кожа которого претерпела какие-то мутационные изменения.
  И всё это обращалось ко мне, ребенку, самой значительной виной за всю жизнь которого была лишь хрустальная ваза разбитая даже не нарочно, а из перепугу, когда мне в темноте показалось, что в ней сидит что-то усатое и с бесконечным количеством волосатых лапок.
Я уже и пытался было отвернуться, но не мог, поскольку что-то в этом жутком взгляде меня приковывало. За это недолгое время, что он на меня смотрел, мне показалось, что я сам, пускай не совсем осознанно, претерпел какие-то изменения и было такое чувство, что я на мгновение потерял себя, забыл кто я и что я здесь делаю, а вспомнив, удивился,  почему я тут стою, такой весь маленький и хрупкий, почему у меня такое странное смазливое лицо и такая шлёпающая походка, почему я шепелявю и проглатываю фразы на полуслове, почему я так люблю есть эклеры, перед этим до нельзя расквашивая их в молоке, почему я люблю строить замки из каштанов и хвастать ими перед всеми, и почему, в конце концов, у меня постоянно распирают карманы от конфет и мой напарник собака.
  Не помню, сколько я так простоял, но когда же он со злобным скрежетом своих раздробленных зубов наконец-то отошел от меня, мне не стало намного лучше.
  Когда я пришёл в себя, то тут же поспешил к родителям и в скорости мы поехали домой.
  Спалось мне в тот день плохо. Хотя после такой вентиляции легких я просто обязан был уснуть.
  Проснувшись на следующий день, я понял, что хоть и прошла всего ночь, для меня открылось что-то, что открывается лишь спустя долгое время. Но теперь это «что-то» не давало мне быть таким, каким я был раньше.
  Теперь я стал рано вставать, стал жить по собственноручно составленному расписанию, в котором не было времени на игры и глупости, я стал делать родителям замечания, таким глупым и недальновидным их поведение мне теперь показалось; Хляпка, хоть он и не перестал быть моей любимой собакой, всё же перестал быть моим братом, напарником, помощником – всем тем, кем, как я раньше представлял, он был мне. А самое главное в том, что я стал как-то по-особенному воспринимать время. Тут вроде бы нет ничего странного, ведь это очень даже нормально знать который час. Просто раньше время было чем-то абстрактным и несущественным, а по сути, вообще не важным, тогда и я не его трогал,  и оно не трогало меня.
  С тех пор я стал всё больше задаваться вопросами и вопросами теми, до которых мне раньше не было никакого дела. Я стал нервничать и комплексовать, спорить и бывало сутками не выходить из дому. Теперь меня одолевали мысли и сомнения даже по самому мельчайшему поводу, хотя ещё совсем  недавно, меня мог одолеть только сон.
  С тех самых пор я больше не видел того парка, хотя бывал на том месте много раз.
  Когда же я понял истинную причину такого своего поведения, мне стало немного легче, а ещё я тогда вспомнил слова своей бабушки и её тёплую улыбку, я осознал, что в том, что должно случиться нет ничего плохого, а когда оно уже случилось так и подавно. Ведь если так трепетать из-за всего, что с нами происходит можно не заметить и пропустить что-то другое, более важное, и тогда придется его догонять.
  Да, пускай я ушёл из детства. Причём это было не явление внезапного характера, как здесь могло показаться, к этому всё шло, в этом случае у меня не было за собой права выбора, да и не могло быть. Это было заранее предопределено и хотел я этого или нет сам факт взросления стал самой обычной необходимостью и неизбежностью, как и почти всё, что нас окружает.
  А то, что этот старик, попавшийся на моём пути, совершенно ничего не изменил, об этом и говорить нечего. Он просто оказался в том же самом месте, где и я. У него видимо были какие-то на то причины, и даже не хочу знать какие, чтобы меня одёрнуть и так на меня посмотреть, а у меня была соответственно готовность воспринять его так, как требовало того моё состояние. Это была лишь случайность, не требующая дальнейшего разбора.
  Вот моя история и подошла к концу. В ней нет ни сказки, ни поучений, ни добра, ни зла, тут есть лишь мысль, которая однажды поселилась в моей голове, пустив там свои корни.
  И всё же в заключение я хочу сказать, что каким бы взрослым не стал человек, в нём навсегда останется жить тот счастливый лопоухий ребёнок с набитыми от конфет карманами.