Лесные истории

БУДЫЛЬСКИЙ
АНАТОЛИЙ ТИМОФЕЕВИЧ

В МЕСТАХ, ГДЕ БЫЛА МЕЛЬНИЦА

РАССКАЗЫ О ПРИРОДЕ
ДЛЯ ДЕТЕЙ И ВЗРОСЛЫХ

КТО В ПРИРОДЕ САНИТАР,
ЛЕГКО ЛИ УВИДЕТЬ
В ЛЕСУ МЕДВЕДЯ
И ДРУГИЕ ЛЕСНЫЕ ИСТОРИИ


Однажды в период моего лесного затворничества со мною приключились почти детективные истории, связанные с жителями леса – с птицами, волками и людьми. А также с белками. На время мне пришлось стать следователем, чтобы разобраться в происшедшем и выявить виновных…

1. УЧАСТНИКИ СОБЫТИЙ

События произошли там, где я обрёл на некоторое время уединение от городской суеты –  на речке Нырсевайке, на берегу пруда. Некогда на нём была мельница, от которой остался только старый дом с брошенными хозяевами туесами и старинным зеркалом. Его Зазеркалье даже сохранило газету «Правда» довоенного издания и два треугольника с фронта…
В полутора километрах от меня на краю также  некогда большенькой деревни Скалгурт стоял дом, в котором обитал, можно сказать, последний житель деревни, Николай Петухов, по прозвищу Короед. Так звучно его прозвали за то, что он собирал сосновую живицу, для чего нарезал глубокие косые борозды на сосновых стволах. Мастер живичного сбора периодически обходил участок, сменяя заполненные ёмкости порожними и обновляя сочащиеся бороздки.
Вообще-то Николай – а он был старше меня лет этак на дцать – не всегда звался Короедом. До поры он проживал в селе Новые Зятцы и состоял в гражданском браке с женщиной, имевшей сына подростка. Из-за пасынка своего он сильно пострадал: по натуре отзывчивый, мастеровитый, Николай Петухов обращался с подростком строго, по-мужски. Но какая же мать потерпит, чтобы её дитятку строжили, да ещё и шлёпали? Вот и жена Николая не стерпела и однажды заявила в милицию, что её сожитель – так она обозвала гражданского мужа – измывается над сироткой.
Власть советская к детям относилась по-доброму, и суд был короток – загнали незадачливого отчима за колючую проволоку на подневольный лесоповал.
Отсидев срок, Петухов в Новые Зятцы уже не поехал – не к кому. Выбрав для жизни удалённую деревню Скалгурт, он стал в одиночку вести хозяйство и по заданиям леспромхоза заготавливать живицу. Оттого соседи и прозвали его Короедом.
Однако сожительница от него не отказалась, а приехала к нему. Чего одной-то мыкаться: жизнь прожить – не поле перейти, да ещё смотря, какое поле! И сын подрос и перебрался в город, и мужчина в доме – вещь полезная, а порой – даже необходимая. Николай принял сожительницу – мужское сердце бывает отходчивым, особенно у такого, как он, крестьянина. Иногда она надолго уезжала.
И мы – два почти одиноких человека в здешних местах – периодически встречались то у меня, то у него и оказывали друг другу помощь. Он мне помог в изготовлении бруса для колодца; а когда я поранил пальцы, носил мне из ручья воду и колол дрова. Я ему – в заготовке дров и брёвен для сруба, и он при этом обучал меня лесным тайнам и правильному повалу деревьев.
Кроме Николая Петухова в деревне обитали только крысы, со всех заброшенных домов переселившиеся к нему, так как хозяйство его осталась единственно живым во всей деревне. И у него в подполье хранились запасы картофеля, капусты, мяса и прочих продуктов. Крысы наделали дыр в стенах подвала, выстужая его, и пробирались наверх, в жилое помещение, где и по столу бегали, и в печь заглядывали в поисках съедобного.
Так что помимо обычных дел Петухову приходилось много времени отдавать войне с наглыми прожорливыми животными. У меня такой проблемы не было – до моего хозяйства крысы почему-то не добрались. Или наоборот – все отсюда ушли в Скалгурт?  Вероятно, с моим вселением над их существованием нависла угроза голодной смерти – насколько пусты стали закрома в доме, и собрание их постановило игнорировать меня как экологически необходимого субъекта.
И ещё деревню не покинули скворцы. Они селились в скворечниках при пустых подворьях и пели свои пересмешные песни, в которых явственно звучало жеребячье ржание – нахватались чужих напевов.
А лесная фауна округи довольно разнообразна. Здесь обитают  птицы – водоплавающие и сухопутно-древесные – рябчик, глухарь. И пушные звери – грациозные норка и куница, важные хозяйственники бобры, ондатра, лиса, зайцы. Вепри-дикие кабаны и даже волки, об одном из которых стоит упомянуть. И, конечно же, могучие лоси. Лосей – две семьи: одна ходит во главе с быком, а другая…
Однажды при мне убил лосиху, бежавшую с телёнком-однолеткой, егерь охотхозяйства Механического завода и вечно праздный человек Семёнов. Защитник фауны по должности, он прицелился в животное с хищной безжалостностью и почти дрожал от страсти, когда нажимал на курок ружья. Едва мать упала, Семёнов так же беспощадно-хищно в её лосёнка прицелился. Но выстрелить не успел – ему помешали сотворить двойное злодейство. Он потом заявлял, что имеет лицензию, но никто ему не поверил – не получил он разрешения на отстрел лосей. Просто сбраконьерил. 
Причина браконьерства Семёнова выяснилась вскоре: охотники из заводского начальства в свои бригады его не брали, а ему было завидно, он приставал к ним, навязывая себя в компанию. В последний выезд на лосей один из охотников, чтобы избавиться от назойливости пустого человека, подначил его, сказав, что все звери в лесу в его распоряжении. Тем и решилась судьба лосиной семьи. 
Кабаны обижали жителей неподалеку расположенных деревень Удмуртские и Русские Гаи, забираясь в их огороды, а крестьяне с ними – как и Николай Петухов с крысами – ничего поделать не могли. Стрелять в них власти запрещали, считая охоту на промысловых животных только своей прерогативой, а все отпугивающие средства, применяемые селянами, дикие свиньи просто игнорировали.
Интереснейшими участниками оказались зайцы – именно благодаря белякам и стали явными некоторые из событий, вынудивших заняться расследованием лесных секретов. Николай Петухов считал, что в окрестностях их пара. Я попытался добыть для своего человеческого пропитания зайчишку, но ни одного из них мне в коварно спрятанные мною капканы никак не удавалось поймать. Признаюсь, что вообще не удалось..
Ставил я ловушки и в местах его лёжек, и у лежавшей на льду пруда осины, – а всё никак, всё без пользы для меня. Вот ведь дела какие! Однажды вечером мартовского дня убрал от осины капканы, а наутро там весь снег оказался истоптанным, будто косые на конференцию собирались, – почуяли, что орудия против них убраны, вот и устроили пляску, чтоб надо мною посмеяться.
Так что я больше ходил по их следам, чтобы хоть понять этих мудрёных беляков: то ли они слишком опытные, то ли умнее, чем их представляют охотники и детские сказки. Но вместо того, когда я в очередной раз пошёл по сметкам и петлям зайца, никак не желавшего ступить лапой в капканы, мне открылись особенности жизни других моих соседей – пернатых и пушных…

2. ОТКУДА В ЛЕСУ ПАКЛЯ?

Метрах в трёхстах от моего двора в небольшом участке леса стоит высокая старая сосна. Примерно на середине её ствола, на высоте около пятнадцати метров, желна своим долотом изготовил для себя дупло. С какой целью – мне не было известно: в качестве ли гнезда или просто для того, чтобы выше дупла завелись короеды. Но самого дятла я там никогда не видел – он свой дом устроил в другой сосне, возле моего дома на берегу пруда. И в своё время из него доносился писк дятлят.
А дупло в сосне заняла белка. Ещё в октябре, в первые дни приезда сюда, я заметил зверька и домик-укрытие. Позже, уже зимой, прогуливаясь по окрестностям, я часто подходил к дереву и смотрел на белку, суетливо бегающую по земле и прыгающую по веткам и стволам или  любопытно-тревожно выглядывающую из своего жилища.
Кроме дупла в сосновых ветвях было устроено ещё чьё-то гнездо – жильцов я не видел.
Это место в конце января пополнило мою коллекцию открытий из жизни леса ещё одним экспонатом. А вместе с тем – и чувством утраты.
День нового открытия был ясным после очередной бури со снегопадом накануне. С утра не переставая, кричали дятлы по берегам пруда; светило солнце, снег блестел, и все старые следы были заметены. А лыжная прогулка позволяла  радость движения и возможность ещё что-нибудь новое прочесть на снежных листах книги Природы.  Читать-то было что – многие прошлись по новой снежной странице и оставили свои автографы.
Ходил, однако, я в этот день недолго. Сегодня я вновь чуть было не наступил на косого! Однако пока я по неопытности шумно и медленно изучал его каллиграфию, он тихо – так тихо, что даже щенок мой не прореагировал, – сбежал из-под куста в десяти шагах от меня. Мы со щенком устремились за ним, а он пересёк мою лыжню и засел где-то в небольшом леске, опять напутав со следами. Но снова моя прогулка по заячьим следам прервалась неожиданной находкой – в этот раз клочком маслянисто-жёлтой пакли, валявшимся на снегу неподалеку от сосны с беличьим гнездом.
Пакля была высококачественной: очень мягкой, совершенно чистой, то есть без примеси шерсти и перьев – только три-четыре веточки мха – и свежей, нисколько не потемневшей, как то могло бы быть, если бы её надёргали птицы для устройства гнёзд из стен конюшен или покинутых домов. Причём совершенно без запаха птиц – чистый аромат растительной пакли или мочала.
Да и не похоже было, чтобы птицы сейчас, зимой, могли делать гнёзда. Правда, совсем недалеко отсюда поселилась пара клестов-еловиков, но они гнездо уже свили, так что не они обронили паклю.  Вблизи гнезда клесты легкомысленно каждый день небрежно набрасывают еловые шишки, которыми потом воспользуются белки.
Кстати, эти птицы клесты одни из самых интересных. Они способны удивить кого угодно, и уж я-то был счастлив знакомству с ними. Большеголовые, коренастые, не намного крупнее воробья и яркие: оперение самца-еловика темно-красное, крылья и хвост – темные, а их самки окрашены в зеленовато-желтый цвет. Что сразу бросается в глаза при виде клестов – это их крестообразный массивный клюв. И главное – птицы способны гнездиться и выводить птенцов в любое время года, даже в суровые зимы. Спустя месяц после находки пакли я нашёл половинки яиц под их гнездом.
Но кто же в таком случае натаскал её и, главное, откуда: как ни припоминал, не мог вспомнить ни одного строящегося дома в ближней округе, откуда могли бы носить паклю пернатые соседи. Разве что сруб Петухова? Но у него нет такого материала. А если издали, то какие птицы могли за тридевять земель носить строительный материал?
Вокруг беличьей сосны валялись ещё клочки пакли-мочала, но меньшего размера. А когда поднял голову, увидел, что из дупла свисают пряди такого же материала. Уж не куница ли похозяйничала здесь?
Взял я больший ком и понёс домой, с тем чтобы позже уточниться у своего соседа. Или у кого-нибудь ещё, кого дело или безделье приведёт ко мне.
Но проблема решилась быстро и неожиданно эффектно для меня. В моей библиотечке было несколько весьма полезных в хозяйстве и в лесной жизни книг. Одной из таких необходимых мне как раз в этот день оказалась книга Формозова «Спутник следопыта». Я взял её в руки не в надежде найти ответ на заинтересовавшее меня событие, а из-за белки – придя домой, я осознал, что всё это время  боялся за её жизнь.
И вдруг, просматривая информацию о лесных безобидных красавицах-белках, узнаю, что найденная мною пакля, которая по всем явным признакам была продуктом человеческой деятельности, оказалась собственностью белки. Той самой белочки, встречам с которой я радовался в течение полугода.
Оказывается, эта труженица, когда устраивает своё гнездо, изнутри выстилает его мхом, сухой травой или… мягкой древесной паклей, которую сама же и заготавливает, не обращаясь за помощью к людям. Так вот отчего найденная мною пакля оказалась столь высокого качества – не людскими руками она делалась, а зубками и лапками маленькой зверушки!
Паклей же белка затыкает вход в дупло, чтобы не только сохранять тепло, но и маскировать гнездо свежим, с запахом дерева мочалом. К тому же белки очень трогательные матери. Детеныши появляются на свет голые и слепые, маленькие розовые комочки, и мамочка, уходя из гнезда, обязательно прикрывает их мягкой подстилкой: мхом или паклей.
Следы куницы обнаружились на следующий день, в результате старательного поиска преступника, разорившего домик мирного красивого зверька. Охотница прошла сутки назад, сразу после снегопада, примерно оттуда, где я поднял с лёжки беляка.
Эту хищницу, красивую, но кровожадную, мне довелось увидеть лишь однажды, осенью. Тело и мордашка у неё были удлиненными. Вся – изящно гибкая и стройная. Она, рассматривая меня с дерева, цеплялась за его ветку сильными, с пятью пальцами и крепкими когтями лапами. На горле выделялось светлое охристое пятно.
Куньи следы на снегу очень интересны. Самец лесной куницы всегда передвигается парными прыжками, а самка часто идет шагом, оставляя извилистую цепочку чередующихся друг за другом следов, или же «троит» по-заячьи.
Тот след хищницы, который я стал тропить, пересёк просёлочную дорогу, затем – заячьи и лисьи следы сначала цепочкой небыстрых шагов явно голодной, почуявшей близость добычи, хищницы. Дальше она пошла двухчёткой, а в одном месте даже запрыгала «зайцем». Прыжки довели меня до сухостоины и прервались там – куница пошла верхом, так что вскоре я прекратил свою «хоту» на неё.
Значит, мои опасения оправдались – куница нашла-таки жильё моей знакомицы, и теперь я её уже никогда не увижу… 
Но, быть может, белка спаслась?! Выскочила из дупла, разбросав свою паклю? Ведь бельчат у неё я не видел, значит, они давно покинули свою мать – в природе они в возрасте двух месяцев уже устраивают жизнь самостоятельно. И зачастую белка имеет несколько свитых ею гнезд или убежищ…

3. КТО ЗА КЕМ ОХОТИЛСЯ?

Однажды предвечернюю тишину февральского дня вокруг моего дома нарушил треск мотодвигателя – на снегоходе из Нылги приехал охотинспектор Николай Решетников, встречам с которым я всегда рад. После закрытия охотничьего сезона на крупного зверя и дичь со средины февраля у меня редко бывают гости. И, хотя в город меня совершенно не тянуло – даже совсем не тянуло, – я рад таким знакомцам. Обычно Николай, появляясь у меня по своим делам, задерживался попить чай и развлечь моё одиночество.
Ему и самому хотелось поговорить с человеком из города, который, как он считает, в отличие от односельчан может понять его. Николаю для завершённости своей натуры  нужен был внимательный собеседник, чтобы порассуждать о проблемах службы и поговорить о своих успехах на жизненном пути, который он одолевал «вверх по течению». До охотничьих баек он не опускался, считая это уделом охотников-любителей и егерей охотхозяйства, вроде бездельного говоруна Семёнова.
Утверждение о движении против принятых норм часто звучала правдой в его  повествованиях о браконьерах из начальников районного или городского уровня. Мой приятель говорил о том, что другие охотинспекторы и егеря часто встречаются с ними на лесных тропах, но ничего не могут поделать с чинами, регулирующими распределение жизненных благ. А он запросто с ними не церемонится и бояться никого не собирается.
Николай и охотился в одиночку, избегая не только пустой болтовни на мероприятии, но и опасности быть подстреленным напарником. Потому позицию своей судьбы Решетников определял где-то вычитанным принципом:
– Идти против течения трудно, зато конкурентов меньше…
В этот раз Николай даже со снегохода не сошёл. Он только коротко объяснил цель своего появления на моей территории:
– Ищу волков, много развелось. К тебе не заходили?
Значит, он приехал сюда в расчёте на то, что мимо моего одинокого подворья зверь не пробежит? Мне пришлось огорчить его.
Прохаживаясь по своей округе часа по три-четыре, я по следам хорошо изучил её обитателей. И волчьи тропки несколько раз мне встретились. Но к моему двору зверь ближе четверти километра не подходил. Поэтому я ответил Николаю отрицательно – этим хищникам не на что у меня покуситься: из всего живья в моём хозяйстве имелась только пара крольчат, оставленных мне осенью прежним жильцом, и два полугодовалых щенка одного помёта мелкой дворовой породы – изящная с виду Виолетта и похожий на медвежонка Мишка. Да ещё имелись кот с кошкой и их котёнок.
И в самом деле, огорчившись из-за напрасно потерянного  времени, Николай махнул прощально рукой, запустил двигатель, развернулся на пятачке и по своему накату уехал обратно. 
А всё же не обошёл меня вниманием волчина. И не простой зверь, а очевидно той же житейской направленности, что и мой товарищ – он также двигался не по пути наименьшего сопротивления, а навстречу опасностям. В данном случае, о чём сказали его следы, он шёл навстречу охотнику. И если бы Николай задержался у меня или если бы волк не задержался в пути, мне довелось бы стать свидетелем турнира между двумя «санитарами леса». Призом для них была бы шкура противника со всем её содержимым.
Не могу сказать, в какое время ночи приходил господин Волк. Ночь после умеренно-холодного дня была морозной – под тридцать. Очищенное от облаков слабым северным ветром небо заполнилось звёздами и лунным светом, что было кстати для поиска добычи. Но не для меня – я не был охотником. А натопленная печь создала в доме уют, покидать который не хотелось и для того даже, чтобы разглядывать мозаику созвездий. Я читал, писал и смотрел теленовости на тему, как хорошо мы живём. Потому появление волка у моих ворот обнаружил лишь утром.
Путь хищника, разыскиваемого охотинспектором, не засыпанный ни снегопадом, ни позёмкой, прослеживался чётко. Пройдя совсем немного по его следам в обратном направлении, я увидел, что зверь шёл по пруду прямо в створе следа Николаева снегохода, не сворачивая в окаймляющие его лесные массивы, где мог бы добыть зайца и даже лося. А они водились вблизи. Меня вот лоси не боялись, даже когда я выходил за ворота, – их пугал только лай щенков.
Волк поднялся на плотину возле водостока в полусотне метров от дома. Сначала, судя по следам, хищник собирался двинуться по левой стороне поймы, то есть по противоположному от моего двора берегу. Но, повертевшись, передумал и подошёл к самому дому.
Это, кстати, позволило мне определить, что зверь – как и Николай – охотится в одиночку. Обычно бывает трудно понять, сколько волков прошло – они бегут строго след в след и так аккуратно ставят свои лапы в отпечатки переднего, что лишь при тщательном рассмотрении их следов можно понять, один волк бежал или несколько – двое или трое. Но если они начинают вертеться на одном месте, количество и возраст зверей выявляется. На плотине петлю следа оставил одиночка. То же потом обнаружилось у ворот.
Всю зиму снег со двора я убирал на улицу, и со временем там образовалась великолепная горка – выше забора. Волк, подойдя ко двору, выбрал её для обзора моего благосостояния в надежде урвать кусок пожирнее. Но щенки забились в сени и в страхе молчали, а кролики находились в клетке за сараями, и запах их относился ветром куда-то в сторону. Ну и всё!... Так что почтенному зверю, как и крысам, нечего было урвать у такого неимущего поселянина, каким оказался я на тот момент.
И зверь решился. Он сбежал с кучи снега и пошёл, и пошёл прямо за человеком-охотником. Я далеко проследил его путь – волк всё время целеустремлённо шёл по трассе, снегохода, никуда не сворачивая.
Тут мне стало грустно: а ну как охотник-волк тоже не станет церемониться и завершит путь участкового охотинспектора вверх по течению жизни?! Несколько дней прошли для меня в тревоге – ждал вестей о кровавой драме, разыгравшейся где-нибудь на заснеженных полях близ Нылги.
Однако закончилось всё прозаично и просто. Волк не нашёл моего товарища – тот в эту ночную пору уже спал у себя дома, а преследователь зайти в большое село не решился. Да и как ему было бы искать там Николая – следы затоптаны, и не спросишь же адрес у его соплеменников…
Так оба охотника – инспектор и волк – остались без добычи. А не надо спать, когда добыча сама тебя ищет!

 ***

ЛЕГКО ЛИ УВИДЕТЬ
В ЛЕСУ МЕДВЕДЯ

А в самом деле, легко ли увидеть в лесу медведя?
О медведях и об их пристрастии к мёду, о страшной силе и о весёлом добродушном их нраве мне – как и всем – довелось узнать сначала из детских народных сказок и сказок Толстого, позже – с экрана, из рассказов бывалых охотников и собратьев по профессии – изыскателей. Другой возможности познакомиться с Михайлами Потапычами и Настасьями Петровнами у меня, чьё детство, отрочество, молодость прошли среди жёлтых песков Казахстана, степей Украины и почти безлесных полей и гор Тянь-Шаня, не было.
То ли дело у жителей средней полосы России и далее к северу её, на Урале и во всей Сибири с Дальним Востоком вкупе – у них-то ничто не мешает встретить косолапого мишку. Только выйди из дому и углубись в лес.
Мне такая удача представилась тогда лишь, когда судьба взялась исполнить мою мечту о жизни в лесном краю. Приехал я однажды в далёкую страну Удмуртию, основное очарование которой заключается в её лесах, да и засел в ней, как укоренился. И как заядлый натуралист сразу стал интересоваться жизнью северной земли, обычаями её людей, флорой и фауной. Естественно, рассказчиков искать не пришлось – в среде селян и охотников объявилось множественное число правдивых мюнхгаузенов с былицами и байками об их нос к носу встречах с медведями. Одна интереснее другой – и все очень впечатляющие.
И что же? Правда ведь оказалась в их россказнях: действительно, медведи обитают за околицами сёл и деревень по всей округе. А порой и вовсе…
В Новых Зятцах Игринского района, где мне пришлось часто бывать, услышал я о том, как по весне к автопарку пришёл отощавший больной медведь и лёг неподалеку от машин. Водители, механики, прочие крестьяне подходили к нему, тыкали руками, а зверь даже не ворчал. Его погрузили на машину и отправили в зверинец на откорм.
Одна крестьянка из того же села поведала, как собирала малину с куста и увлеклась до того, что не заметила с другой стороны малинника Топтыгина, тоже обиравшего куст. Столкнулись ягодники, замерли оба. Потом женщина так
завопи-ила, да ещё и на местном колоритном диалекте, очень восторгающем приезжих, что у того медведя – хоть он и зовётся в лесных краях хозяином – возникло недоразумение с кишечником! И побежали они вон друг от друга в разные стороны…   
Наслушавшись житейских побасенок, проблему я уже видел не в том, чтобы встретить зверя, а в том, как убежать от него подобру-поздорову, притом не теряя своего достоинства. Было и романтично, и задорно. И стал готовиться к встречам с владыками лесов на их таинственных тропах.

Первые следы Потапыча, подтвердившие для меня, пришельца из Азии, мирное сосуществование медведей и людей в Удмуртии, в частности, на землях двух сельсоветов – Старозятцинского  и  Новозятцинского,– довелось встретить в первые дни приезда в эту чудную страну. 

Небольшой компанией в ненастный, но до сих пор памятный день пошли мы
пособирать маслят и прочих грибов – тоже давно желанное дело, поскольку в родных моих местах грибы, кроме ароматных шампиньонов, не произрастают. Округа села окаймляется и массивами леса, и берёзово-осиновыми колками – небольшими лесными участками в поле или среди пашни. Зашли  в один лесок, собрали его урожай, к другому направились. И когда проходили по раскисшей от затяжных холодных августовских дождей полевой дороге между двумя лесочками, заметили на ней следы. Это за полчаса до нас прошёл Хозяин…
Примерил я свой кирзовый сапог сорок второго размера к его следу, и они сошлись в длине. А по ширине мой следок уступил вдвое – на двадцать сантиметров распластались пальцы владыки. Велик медведюшка!
Как же я был взволнован! Не меньше Робинзона Крузо, увидевшего на берегу его острова след босой ступни аборигена-людоеда. Радостью моё сердце наполнилось – столько читал о наших, ставших символом России медведях, в зоопарке и в цирке их видел, а тут уже и прикоснулся к одному из них. И даже предоставляется возможность хоть издали, но вживую, на лоне природы на него поглазеть. Целое событие в моей пустоватой без таковой экзотики жизни! Но и смущение вместе с радостью вторглось в душу: а вдруг я ему не понравлюсь – он-то обо мне не читал, и видеться со мною ему без надобности. 
Однако мои страхи и ожидания оказались напрасными – в сторону от нашего маршрута направился медведь. А с ним ушла и нечаянная моя радость…
Следующая возможность образовалась уже на другой день. Стремясь насытить свою душу, истосковавшуюся по родным ей российским лесам, по их ягодам и грибам, снова я сагитировал компанию на сбор даров природы. Сам-то я собирать ягоды – не большой охотник, а к грибам у меня пристрастие генетическое.
Компанию мою в первый мой приезд в Удмуртию составляли женщины. Мужская половина здесь, в отличие от меня, праздно по лесам не шатается, а занимается более достойным настоящих мужчин делом: либо пьёт после трудов праведных, либо отдыхает от трудов, уже напившись на работе.
В этот раз мы пошли в дремучий – по моим первым впечатлениям –   лес, заполненный толстыми елями. Еловник лишь по опушке окаймлялся берёзой, осиной да ольхой, а дальше таил в себе очарование сказки. Так и виделась где-то за тёмными хвоистыми деревьями бабкиёжкина избушка и при ней гуси-лебеди... И лесовики с кикиморами.
Из-за того что делали крюк, прошли мы порядочно, а на самом деле массив находится неподалеку от колхозных ферм. Дебри прорезает вполне проезжая для трактора и телеги дорога, соединяющая два селения: Новые Зятцы и Полянцы. По ней гоняют скот в летние лагеря
В глубине леса дорогу рассекает ручей с вкусной водицей и красивым названием – Арсемка. А невдалеке от него порубка – заваленная штабелями брёвен поляна. Штабелей было с десяток, заготовленный лес лежал здесь уже не один год, уж портиться стал, но вывозить его крестьянам было запрещено, а государству он почему-то оказался ненужным. Так и гнили  здоровенные стволы, заполняя покосное место.
Мои спутницы стали собирать ягоды, а я – обходить порубку, прикидывая ущерб. Для азиатских краёв здесь было загублено великое богатство. Какому-нибудь киргизстанскому совхозу его на два-три года хватило бы перерабатывать.
Вдруг раздался скрип. Ягодницы поднялись, прислушались. Скрип повторился несколько раз, потом стих. Снова стал доноситься… Сначала мы решили было, что это дерево трётся стволом о другое дерево, но погода хоть и мокрая стояла, но безветренная – нечему было раскачивать деревья. И звуки доносились не размеренно, а спонтанно. Догадка, что скрипят не стволы, а медвежата, пришла сама собой: резвятся мохнатики, ползают по веткам, ссорятся.
До медвежьей семьи было метров полтораста, наши разговоры и запахи могли долететь до них и взволновать медведицу – где пушистики-малыши, там ведь и мамаша строгая. Во избежание огорчений мы решили покинуть поляну, поискать счастье в других местах. Двинулись по дороге дальше, оставив справа от себя и вырубку, и топтыжек с мамашей. Чтобы предупредить опасность, я шёл немного впереди группки.
Природа местная впитывалась в меня, как вода в губку: всё было новым, необычным, желанным… И травы, и боровые деревья, малинники и кусты смородины по сторонам лесной дороги, ароматы в воздухе и птичье пение. Совсем не то что в знойной Средней Азии, где ландшафт образуют безлесные степи, песчаные пустыни и горы. Там лишь в долинах насаждения карагачей, тополей и фруктовых деревьев вносят разнообразие и своё очарование. А ароматы составляют либо горные луговые травы, либо степные с назойливым полынным привкусом.
Но недалеко мы прошли спокойно. Через пять минут меня остановил короткий тихий рык зверя, прозвучавший из-за окаймляющего деревья кустарника слева от нашей дороги. В голосе животного не было угрозы, только
предупреждение. Остановился я, стал вслушиваться – не обманулся ли. Второй рык, погромче, но также незлобный, развеял сомнения: он раздался столь близко от меня, что ошибиться было нельзя. Однако как ни всматривался я в кустарник, никого не усмотрел. А сам я был открыт весь, как ладони. Не знаю, то ли медведица с детками опередила нас и успела пересечь наш путь, то ли папаша их это был, но в руках у меня были маленький грибной нож и палка-спутница – сброя не для битв с владыками лесов. Так что оставалось незамедлительно ретироваться. Да и некорректно было бы в любом случае – незваным вошёл в чужие просторы, никто меня не обижал, а я стал бы угрожать…
Вернулся к спутницам, рассказал им о встрече, и пошли далее все вместе мирной компанией  с громкими разговорами – так безопаснее. Но пока дошли до места, где я был остановлен, медведи вглубь леса удалились, и друг другу мы уже не мешали.

А вскоре нам пришлось увидеть внушительные следы медведя – на  толстом
дереве оказалась содранной кора. Причём на такой высоте, до которой мне никак было бы не дотянуться. Глубина царапин не вдохновляла на встречу с  их автором…
В одно лето со мною и с одним из моих спутников по лесным экскурсиям по Новозятцинскому лесничеству случилась конфузная медвежья история с последствиями. История, так повлиявшая на чувство собственного достоинства спутника, что вынудила его переосмысливать себя. И меня тоже…
Спутник мой каждое лето приезжал из Казани, где занимался санитарно-биологическими проблемами города, и всякий свой приезд старался заполнить походами в лес. В это лето несколько раз нам довелось ходить вместе. История началась в западной части лесничества, а завершилась на следующий год в восточной.
Меня в лесных экскурсиях всегда сопровождал дворовый пёс Шарик, поскольку опасность внезапной встречи с медведями или с лосями актуальна во все времена и в любом лесном массиве. А внезапность непредсказуемостью реакций исполинов чревата. И псу прогулки тоже были необходимы – притом что Шарик был обычной дворецкой породы, охотничьи задатки заставляли его обегать все закоулки леса вдоль нашего с ним маршрута.
Однажды он даже подивил своими способностями и азартом.  Возвращались как-то мы, трое мужчин и одна собака, с рыбалки домой, и путь пролегал по лесной дороге. Рыбалка не задалась, а грибов, первоклассных подберёзовиков, удалось набрать двухведёрную корзину, и мы по двое несли её. Правда, впоследствии  эти обабки-подберёзовики оказались ужасно горькими желчными грибами – вот досада-то!
Вдруг Шарик где-то впереди азартно залаял, гоня впереди себя выслеженную добычу. Его охотничий лай, в отличие от обычного его служебного, звучал таким щенячьим фальцетом, что, услышав его гон, мы все трое рассмеялись. Однако Шарику было не до нашего смеха, он делал дело, а не пустобрешил – поднял зайца и теперь гнал его. Заяц выбежал на дорогу и помчался, как ни странно, к нам – то ли в страхе не замечал стоящих на его пути людей, то ли в расчёте на нашу помощь. Во всяком случае надежды косого мы оправдали и без помех пропустили его между собой, а мчавшегося следом охотника остановили.
И вот в тот день, в который случился конфуз… со спутником, я вдруг услышал со стороны, в которую убежал пёс, его лай и утробные звуки, напугавшие меня. Я собирал со своим спутником сыроежки и валуйчики. И мне почудилось, что это медведь схватил и давит мою верную собаку. Крикнув товарищу: “Медведь Шарика душит”, побежал туда, откуда продолжали доноситься стоны, полагая, что и он побежит следом за мною.
Когда же приблизился к месту борьбы, открывшаяся картина изумила меня: на небольшой полянке стоит мой невредимый дружок и лает куда-то вверх. Поднял и я голову, а там, на низкой толстой берёзовой ветке сидит глухарь и сердито и громко ворчит на пса, не обращая на меня никакого внимания. Ну и дела – вот чьи утробные звуки я принял за предсмертные хрипы моего Шарика! 
Оглянулся, чтобы показать природный этюд спутнику, но того рядом не оказалось. Возвращаться к нему я не стал, а полез в росший тут же рядом густой молодой ельник. Уже несколько лет собирал я в нём подосиновики – об их существовании, возможно, знал только я, так как мало кому охота продираться сквозь жесткие ветки, раздирающие одежду и лицо.  А подосиновики там росли необыкновенные – шляпки у всех тех грибов не красные, как тому положено быть, а белые.
Нагрузив наполовину корзинку белоголовыми красноголовиками, пробрался сквозь густой ельник обратно и пошёл к своему спутнику. Однако не нашёл его на месте, где он должен был остаться, коль не пошёл за мною. Удивившись исчезновению приятеля, стал я обходить все знакомые ему места, периодически призывая его. Но поиски не дали результатов, и я не знал, что мне делать: найти даже следа его не могу, и вернуться домой без него не решался – а вдруг там его не окажется?! Перепугаю всех родственников... 
Только через час издалека донёсся его ответный голос. Когда, наконец, мы встретились, товарищ обрадовался тому, что я жив и спросил меня: “Где медведь?”. В недоумении смотрел я на него и не понимал, о каком медведе он меня спрашивает – ведь он должен был увидеть то же, что и я. Однако спутник мой мне не верил – он ясно видел медведя там, куда я устремился.
Долго мы препирались и разбирались, пока до нас не дошло. Оказалось, что приятель, увлёкшись сбором грибов, от меня услышал только возглас “Медведь!”, а затем увидел, как из ельника выходит медведь, и даже слышал его голос. То, что это был я, согнувшийся в три погибели, с капюшоном на голове, он не понял. И решив, что я бежал от зверя, тоже устремился из лесу подальше.
Он уже дошёл почти до двора, но не увидев меня ни впереди себя, ни позади, в дом заходить не стал, а надумал пойти обратно на мои поиски.
Слушал я товарища и дивился. Сначала тому, что он меня не услышал и не поспешил за мною на спасение Шарика; потом тому, что он во мне не признал меня, а принял мою фигуру за Потапычеву… И лишь дослушав его повесть до конца, оценил я состояние его и то, как он, быстро убежав, столь же быстро постарался вернуться ко мне от самого дома. Несмотря на уверенность, что там бродит могучий зверь. А действительно, поди-ка разбери, кто пробирался, если формы скрываются стволами и хвоистыми ветками.   
Снова приятель удивил меня на следующий год, когда мы с ним косили травы в восточной части лесничества. На поляне, возле которой некогда мне довелось повстречать медвежью семью.
После сенокосных трудов до полудня и сытного обеда, разморившись, я уснул под солнечными лучами. Сколько проспал – не знаю, но, поднявшись и оглядев поляну, приятеля своего я не увидел. Появился он минут через пятнадцать и объяснил, что ходил в Полянцы  купаться в пруду. А это около трёх километров туда и – естественно – столько же обратно.
Спрашиваю его, для чего он пошёл в одиночку сквозь медвежий угол, но ясного ответа от него не получил. Он сказал, что решил искупаться. Тогда мне стало понятно, как сильно на него подействовала прошлогодняя история с мнимым медведем. И что он решил доказать себе, что не побоится пройти в лес, чтобы таким образом освободиться от угрызений совести и от психической униженности, в которой он оказался. Но разве тогда он был виноват?..
Я ничего не стал ему говорить ни в поддержку, ни в осуждение. Сказал лишь, что не пошёл бы через лес купаться.
Спустя неделю нам всё-таки представилась замечательная возможность по-настоящему реабилитироваться. Мне – за то, что за несколько лет ни разу не повстречал Мишку косолапого, несмотря на постоянные мои хождения по его лесам. Приятелю – за пережитый им страх. Дело было на том же покосном месте.
Втроём мы – я с приятелем и его тёща – сгребали скошенную и уже высушенную нежарким удмуртским солнцем траву. С деревянными граблями в руках я двигался от поляны в сторону ручья Арсемки и убеждал себя, что должен увидеть медведя. Ведь если он будет проходить здесь, где деревья стоят негусто, увидеть его можно запросто. Не сможет такой большой зверь пройти это место незаметным для моих глаз. А смотрел я зорко – ну очень хотелось мне увидеть прославленное где и чем только можно животное.
Рычание Потапыча раздалось внезапно. Как-то вдруг, впереди. Оно раздалось как нечто похожее и на длинный рык зверя, и на работу пускача двигателя комбайна – за лесом было готовое к уборке озимое поле, и мне подумалось, что там началась уборка. Я приостановился, стал вслушиваться, но в лесу снова наступила тишина. Решив, что это всё же комбайнёр запускает двигатель, я пошёл дальше, сгребая лёгенькими граблями свой покос. Два шага едва только и сделал, как повторное рычание остановило меня. Оно донеслось от ручья – по существу очень близко, так как кустарник по берегам Арсемки был хорошо виден за деревьями.
Теперь стало понятно, что не комбайны пришли на поле, а медведь шёл своим путём и наткнулся на меня. А чтобы конфликта между нами не произошло, он предупреждал мои движения в его сторону.
И вновь, как и тремя годами раньше, никакой угрозы от зверя не исходило. Медведь просто не хотел встречи. Но собирать-то сено надо было! А у меня никакого серьёзного орудия в руках. Что делать? Быстро уйти нельзя было, так как двигаться следовало медленно, чтобы не возбудить медведя, и стоять тоже опасно – Мишка тоже не уйдёт от человека, стоящего к нему лицом да ещё с чем-то длинным в руках.
Постоял я, постоял и сначала попятился-попятился, а потом неторопливо повернувшись к медведю спиной, пошёл на поляну, где лежали топор и вилы – более серьёзное оружие, чем грабельки, да ещё в руках очень смелого мужчины. Когда они оказались у меня в руках, я громко крикнул: “Медведь!” – и бегом поспешил обратно. Не люблю вот угрозы над головой. Пусть разразится или сворачивается – для неё это ещё лучше.
Мой приятель так и взвился! Тоже бросил свои грабельки, тоже схватил вилы и  лихо устремился за мною. А вдвоём мы уже… ого, какая сила! Правда, тёщу его оставили на поляне одну – пропадай, родная…
 До ручья добежали вмиг. Но снова судьба и медведи посмеялись над нами – только следы на влажном бережке Арсемкином и ничего более. Ну что за беда, что за напасть такая – ведь чувствовал, что он рядом ходит, ведь нос к носу почти столкнулись, а я даже ни тени его не увидел, ни шага не услышал!..
Встретить медведя можно и зимой – но в этом разе лучше быть не одному, а с парой надёжных товарищей-охотников, с серьёзными собаками и с ружьями. А мне чуть было не представилось «счастье» столкнуться с ним в первый день нового года без оружия, без собак и без зверобоев, зато с двумя женщинами.
Поприветствовав ночью очередной Новый год, вышли мы днём за пределы села прогуляться и поздравить ближний лес с новогодьем. Шли, любуясь белыми снегами, вдыхая негородской морозный воздух. Весело нам! Счастье и радость жизни даже в зимнюю стылую пору наполняют молодые души. Слева – поле, справа – поле, до леска от деревенских домов с полкилометра, над нами – бесконечные небесные просторы. Ничто не предвещает худого. Тем более что во времена Советской власти во всём соблюдался строгий, почти казарменный порядок.
И вдруг на чистом и заглаженном ветром снегу следы зверя! Сначала подумалось, что лось здесь прошёл – кому ещё бродить по округе зимой-то. Однако когда приблизились вплотную, откровенные чёткие отпечатки лап сразу погасили полыхавшую восторженность – это, проходя вблизи деревни, свои следы оставил медведь-шатун. А что может быть страшнее шатуна в зимнюю пору?!
Кто-то или что-то разбудило его, мирно сопящего, сосущего в долгом зимнем сне свою лапу, и теперь шатается он, одинокий, голодный, озверелый и набрасывается на всё, что может убить и съесть. Голый бродячий инстинкт выживания…
Оглядываясь в страхе, мы поспешили домой – благо он был почти на краю села, так что души наши до пяток добраться ещё не успели.  И рассказали мы домашним о страшной находке и об угрозе, нависшей над жителями окружных деревень, над нажитым ими домашним скотом.
Через два дня бригада из егерей и охотников отыскала голодного топтыгу и, соблюдая жёсткий закон природы, регламентирующий “либо – ты, либо – тебя”, убила зверя…
Последняя моя «встреча» с Михайлой в Новозятцинском лесничестве была вовсе срамной…
Вышли мы поутру лесных ягод пособирать. Путь наш снова был в сторону возлюбленного мною ручья Арсемки, извилисто бегающего по лесу и вдоль него. Приятно и просто попить его воду, и чай из его воды с листьями смородины, малины и брусники – сама прелесть. Но в это утро не довелось нам испить из него. Мы даже не дошли до его бережков.
Просто едва приблизились мы к лесу, как сразу же увидели свежохонькие хозяйские следы. Мишка буквально вот-вот прошёл здесь – он протопал по коровьим следам, которых совсем недавно прогнали здесь пастись на поле.
Ну, поскольку крестьяне удмуртской провинции – народ к ведмедям привычный, даже ягоду с одного куста с ними берёт, – то пошли мы дальше по следам и ничуть не пугались. Потому что шёл Потапыч в ту же сторону, что и мы направлялись. Что ж, ему надо, так ведь и у нас тоже нужда.
Шли мы, шли и вдруг нашли… кучку, косолапым на пути оставленную. Потапыч черёмухи наелся, ну та его и расслабила. Посмеялись мы над обжорой и дальше по лесу зашагали, малинники с ягодами высматривая. Шагаем мы, шагаем, и снова натыкаемся на такую же кучку. Дальше идём – и дальше натыкаемся… Раз пять, а то и больше оставил нам  свои «приветы» мохнатый!
Развернулись мы в досаде и зашагали домой, ни соли не нахлебавшись, ни ягод не побрав…
___________

От охотников не раз приходилось слышать: если медведь не хочет, чтобы его увидели, ни за что не покажется, а сам всё будет высматривать. Вот я на собственном опыте и убедился в их правоте и в великой способности громадного животного маскироваться. Его бы наставником в разведгруппы и спецназы!
Однако не больно-то я жалею, что не привелось мне увидеть медведей в природной среде – кто знает, какой была бы их реакция, если бы мы смотрели друг другу в глаза? И как бы повёл себя я?
То, что медведь не плюшевая игрушка даже на арене цирка, я знал, конечно, всегда. Но вдоволь насмотреться на одного из них мне довелось много лет спустя, в вполне безопасной для меня обстановке. В ижевском парке Космонавтов город устроил маленький зверинец из домашних и недомашних представителей фауны, и поселили в него волков, кабанов и лисиц разных, коз, ну и кур с утками и гусями домашними. А самой занимательной стала клетка с медведем по имени Сёмка. 
Медведь в ней играет разными предметами, достаёт выпавшие за решётку игрушки и еду – в общем, славный парень этот Семён. Но когда присмотришься к нему, к его великому росту, к когтям и к чисто звериной пасти, способной перекусить шею любому герою с вилами или с перочинно-грибным ножичком, сразу исчезает желание встречи с ним в лесу, где тебя уже не защищает мощное человеческое сооружение в виде решётки.
Так что то, что не получил я ни одной аудиенции у правителей местных лесов, что не дали они мне права на мою аккредитацию в их царстве – так и слава Богу!
Зато радость от того, что не стал у ручейка Арсемки мудрый хозяин лесов дожидаться меня с топором, согревает мою душу и поныне. Чей череп остался бы висеть на еловой ветке – Потапыч не сомневался. И нежно пожалел меня, глупенького…