Хамоватый гений

из книги "Литераторы шутят и не шутят"

Вошёл, непонятно откуда и как-то по-хозяйски, словно он давно тут жил, то ли с улицы, то ли из соседней комнаты, «высокий, рыжеватый, крупного сложения молодой человек». С Анной Андреевной он не поздоровался, Володе Корнилову кивнул небрежно.

    – Лидия Корнеевна, – молвила Ахматова, – позвольте вам представить: Иосиф Бродский…познакомьтесь…это Лидия Корнеевна Чуковская.

Бродский вежливо поклонился, и они пожали друг другу руки. Лицо его показалось ей странным, ускользающим из поля зрения. Пригляделась к общему облику: странность в том, что хотя голова и все черты фигуры вылеплены крупно, отчётливо и не косит он нисколько, но… «в лице как будто нет центра, оно рассредоточено, как бывает у тех, у кого глаза смотрят в разные стороны…».

В детстве мы, безжалостные пацаны 1940-х, дразнили таких:
    – Косой, косой, подавился колбасой!...

Или же с уточнением географии:
    – Один глаз на Кавказ, а другой на север…

Лидия Корнеевна – женщина взрослая, деликатная, у неё и в мыслях не было дразнить Бродского по поводу его разноглазия…Тем более, что такое её впечатление длилось секунды…В следующий миг лицо его сосредоточилось и оживилось. Эксцентризма как не бывало.

    – Ваш отец, Лидия Корнеевна, – сказал Бродский, слегка картавя, но весьма решительно, – ваш отец…напрасно написал в одной из своих статей, что Бальмонт плохо перевёл Шелли…Бальмонт – поэт, а вот переводы Чуковского из Уитмена доказывают, что ваш отец лишён поэтического дара…

    – Очень может быть, – сказала слегка растерянная Чуковская. Было от чего растеряться: ей 56, она давно живёт своей жизнью, вдали от отца, сама пишет книги и за них готова ответить, но, зачем на неё навешивают чужие грехи? И к тому же сомнительные…

    – Не «может быть», а наверняка! – решительно напирал Бродский.

    – Не мне судить, – защищалась Лидия Корнеевна.

    – Вот именно! – подхватил Бродский. – Я повторяю: переводы вашего папА явно свидетельствуют, что никакого поэтического дарования у него нет.

Диалог в таком духе продолжался ещё три минуты. Вмешалась Ахматова, озаботившись здоровьем Бродского:
    – Иосиф, вы лучше скажите мне, как поживает ваша ангина?

Действительно, о болезнях поэтам поговорить самое время. Иосиф бодро доложил:
    – Кончилась. Спасибо. Глотать не больно. Я здоров.


Бродский простился с Анной Андреевной, небрежно кивнул остальным и вышел.

Володя Корнилов (поэт), поёрзал на стуле, начал:
    – Ну и характер…Я…

Ахматова перебила его, громко заявив, что прочтёт сейчас свои новые стихи. Осуждения Бродского в своём присутствии она не допустила.

Наверное, Бродский был талантливым поэтом. Наверное…

Ахматова считала его гениальным поэтом, и это давалось ей легко, поскольку гениальность и положение Учителя никем уже не оспаривалась, а её публично заявленное мнение о Бродском ещё выше вздымало амбиции молодого поэта, возомнившего о себе…Ученик Ахматовой…

Допустим, что Бродский был гением в поэзии…Пусть так. «…Бродский – чудо, дивный поэт», – говорила о нём Ахматова. В поэзии не разбираюсь, и стихи Бродского меня никак не трогают. Но хамство от порядочности могу отличить. Ненавижу. Имею приличный жизненный опыт. Сцены, подобные вышеизложенной, в среде российских литераторов наблюдал не один раз. Насмотрелся на поэтов – гордых, талантливых, ранимых и частенько…хамоватых. Писатели и поэты – тоже люди.

В диалоге с Чуковской Бродский вёл себя, как натуральное хамло. Нагло. Поскольку авторитетная Ахматова считала его гением, то шагнём ей навстречу – пусть будет так – гениальное хамло. Или – талантливое хамло.

Хамло – производное от слова «хам», что значит – грубый, наглый и невоспитанный человек, готовый на подлости. По имени Хама, сына библейского Ноя, проклятого отцом за непочтение к старшим.

Тихий и настойчивый голос свыше подсказывает мне: «хамло» – слишком резкое слово по отношению к гениальному поэту, сгоряча и не по делу наехавшего на скромную и незлобивую Лидию Корнеевну, дочь писателя Корнея Ивановича Чуковского.

Лидия Чуковская, как мы знаем, простила Бродскому его хамство, а тут ещё Анна Андреевна изложила на Бродского положительную характеристику и заступилась за него в книге Л.К. Чуковской «Записки об Анне Ахматовой,том 3».

А когда на поэта накинулась жестокая неумная власть с примитивно состряпанными обвинениями, то вступиться за Бродского посчитали нужным все достойные люди из творческой интеллигенции. Старые грехи гордеца отошли на задний план. Многим было понятно, что вступаясь за него, литераторы и деятели культуры, прежде всего, защищали свою свободу. Пусть у них не получилось – власть воплотила в жизнь намеченные репрессии, но те, кто сказал хотя бы пару слов в защиту поэта, поступили достойно. Теперь власть знала, что не все ей аплодируют и подпевают.

Наглый, невоспитанный – да, это у него есть, но вряд ли «готовый на подлости». Примем во внимание ходатайства двух добрых женщин за молодого, горячего и, разумеется, гениального поэта, и смягчим наши эпитеты: пусть Бродский в вышеописанном эпизоде выглядит как «хамоватый гений». Так и назовём наш очерк.

Ему бы поехать в Переделкино, к Чуковскому Корнею Ивановичу и смело высказать своё «фэ» тому в глаза. Он выбрал другой вариант, беспроигрышный, театральный…Гениальный ход «дивного поэта».

Да и вообще: с чего бы этому товарищу брякнуло в голову, что он единственно верный и авторитетный ценитель поэзии? Не обошлось без Ахматовой – ветром славы ему надуло от Анны Андреевны – какие хвалебные эпитеты она ему напела! У любого стихотворца голова закружится, ибо человек слаб.

Наехал на слабую женщину, едва знакомую, ничем не прославленную дочь писателя Чуковского, и высказал ей всё, что он думает о «поэтическом даре» её отца. Приятно ли было ей слушать эту напористую и не шибко обоснованную критику? Вряд ли.

Иными словами, ей прямо в лицо было сказано: «Ваш отец – нехороший человек».

Лидия Корнеевна перенесла этот выпад спокойно – на друзей Ахматовой она не обижалась. Как и на саму Ахматову. Согласно первому и главному принципу клятвы Гиппократа .

Кстати говоря, Корней Иванович весьма скромно и даже иронично оценивал свои поэтические способности, точнее – он никак их не оценивал, и не считал «поэтическим даром» детские сказки, весьма популярные в стране. Его сказки звучали интересно, весело и понятно для детей. Сам, помнится мне, с удовольствием читал «Тараканище» и «Муху-Цокотуху» детям и внукам. Просили ещё.

А что касается плохих «переводов с Уитмена», то здесь понятно, почему переводы Чуковского так не понравились Бродскому: он ведь сам занимался переводами чужой поэзии, даже на суде представлялся переводчиком, когда его обвинили в тунеядстве. Всё дело в том, что не только переводчики, а вообще все поэты не любят чужие переводы и чужую поэзию. Любят до обожания только свою поэзию. И это нормально. Если не считать свою поэзию лучшей в мире, то…не стоит и браться за перо.

Такого мнения придерживалась и Ахматова: себя она числила в четвёрке лучших поэтов мира – состав придумала сама.

«Нас четверо», – говорила она Лидии Чуковской, слушающей её с безусловным пиететом и записывающей каждое слово гениальной поэтессы. Молодому Бродскому в этой четвёрке места не было.

…После ухода «дивного поэта» затронули невероятно «мутную» тему сложности категории времени и категории пространства, а потом Ахматова показала Чуковской и Корнилову стихи Бродского – «трудно уловимые, но несомненные», по определению Лидии Корнеевны. Ещё она подметила голос Бродского – «новый, странный и сильный». Запомнить ей, впрочем, не удалось ни строки. Было у неё такое свойство: хорошие стихи она запоминала с одного прочтения, даже большие части поэмы…И помнила десятки лет.

Спустя несколько месяцев Лидия Корнеевна принимает посильное участие в защиту гонимого поэта – его травят по надуманному обвинению в тунеядстве, дело идёт к суду над поэтом…Спокойствие Бродского радует её и утешает. Она-то хотела его поддержать, а получилось так, что он её успокоил.

Ей вообще было непонятно, с чего бы власть так вцепилась в Бродского?

Читала его стихи, много читала…В его поэзии она не находила ничего антисоветского. Советской властью он вовсе не интересовался, и трудно было сообразить, почему власть заинтересовалась им?

Не любит власть независимых поэтов и прочих творческих людей, которые обходятся без неё. За это и сажают.

Стихи Бродского читал, совсем немного, – скука страшная. Неуловимость смысла утомляет…Нет музыки стиха. Не услышал…И негде взять.

Хотя я не в восторге от некоторых поступков Бродского и не тащусь от его поэзии, но репрессии власти в отношении гонимых поэтов и писателей 1960-х считаю избыточными, жестокими, ничем не мотивированными. Ну не за что было их сажать и выгонять из страны! Искусство ложного доноса всегда процветало в державе, претендующей на мировое величие. Обвинения выдумывали из ничего…из произвольной комбинации любых трёх слов могли состряпать предпосылки к суровому приговору.

Избыточные репрессии происходят в России и сейчас, в 21-м веке. Власть ополчилась против честных людей. Жулики, бандиты и коррупционеры как-то легко уходят от задержаний, следствия, судов. Там все свои, что ли?

Бесовщина какая-то. Неизбывная…

                15.06.2018