Отметки судьбы. 20 апреля 2016. Часть первая

А следующий оказался еще хуже. Существовал ли предел их изощренной жестокости? Изуверы схватили из нашего числа двух девушек примерно моего возраста, если не младше, и поставили к противоположной стене. Одну из них, бледную, миниатюрного телосложения, мужчина с силой вдавил в стену, ударив при этом несколько раз ногой в живот. Ее ноги подкосились, и она упала на колени, скорчившись от боли, а мужчина тем временем связал ей руки за спиной. Я подумала, что теперь он будет медленно добивать несчастную, но признаю, что недооценила варварский ум. Террорист навел дуло пистолета на вторую девушку, после чего передал ей нож со словами: «Убьешь — пощажу».

Я не видела выражения ее лица. Мне казалось, что не способен человек убить такую же ни в чем не повинную жертву, как он сам. Иначе чем мы лучше них? Но потом я увидела. Как в замедленной съемке... Она сделала это. Она ударила пленницу, стоявшую на коленях и не способную сопротивляться. Один раз, второй, третий... После чего выронила лезвие из рук, опустилась на пол и зарыдала в голос. Я не верила своим глазам. Не хотела верить. Что стало с нами? Во что мы превратились? Мы вели себя как дикие, голодные звери, способные вот так запросто перегрызть глотку себе подобному. Почему мы перестали быть людьми?

Сидящая неподалеку черноволосая девушка с цветной татуировкой на плече, в беззвучной истерике, подползла ко мне и молча уткнулась в плечо. Ей было страшно. Может, она думала о том же? Я приобняла ее одной рукой в ответ. Я тоже боялась. Парень с простреленным боком не шевелился – очевидно, к тому моменту он уже потерял сознание. Что ж, хоть в чем-то ему повезло – он не видел этой шокирующей сцены. Раздались медленные апплодисменты – так террорист с усмешкой праздновал очередную победу.

Оставили ли они в живых новоиспеченную убийцу? Она умерла следующей. И наверное, сама я оказалась ненамного лучше, потому что мне ее было совсем не жаль.

Я прикрыла глаза и на время то ли уснула, то ли попросту отключилась. Но резко вздрогнула, когда прямо над моей головой раздался грубый с хрипотцой голос: «Пожалела и хватит! Сам виноват!». С этими словами террорист носком своего тяжелого ботинка откинул раненого заложника в сторону. «Себя жалеть пора!» Я инстинктивно сжалась в ожидании боли. Он схватил меня за ворот платья, рывком поставил на ноги и резко вдавил в стену, вызвав острую боль в затылке, от которой тошнота не только вернулась, а стала еще сильнее. Мы встретились взглядом. Его тусклые серые глаза показались мне странно знакомыми, но я тут же отогнала от себя эти мысли. Он поднял мои руки над головой и прижал к стене своей ладонью так крепко, что казалось, переломает все косточки. Последовал четкий удар в низ живота, от чего я непроизвольно ахнула. Мужчина усмехнулся, обнажив свои зубы. От пронзившей меня догадки я зажмурилась. Его правый передний резец был сколот, и это не могло быть просто совпадением.

Он ударил снова, с удвоенной силой и ожесточенностью, прекратив меня удерживать. В глазах потемнело, а в легких словно не осталось воздуха. Мои ноги подкосились, и я, пытаясь удержаться и не упасть окончательно, приземлилась на четвереньки, а точки соприкосновения с полом вмиг отреагировали теми мучительными ощущениями, которые властвовали уже практически на всем моим телом.

Сломленная и обессиленная, я стояла на коленях перед мужчиной, смеющимся мне в лицо. Мужчиной, чьи ухаживания я отвергла, и который сейчас мстил не только мне, но и другим ни в чем не повинным людям неизвестно за что. Целый месяц он провел в стенах «Дома подарков», притворяясь обычным работником, и делал это настолько профессионально, что мы не смогли ничего заподозрить. А ведь за один день подобный захват не организуешь. Им нужно было время, чтобы все спланировать. И этот человек изучал нас и нашу рабочую территорию.

Я не имела больше ни моральных, ни физических сил, чтобы с ним бороться — битва была проиграна. Получив толчок ногой в спину, в аккурат между лопаток, я упала и ударилась лицом об пол. Оставаясь неподвижной, я ждала, пока Игнат добьет меня. Но мой мучитель, сделав еще пару резких ударов, ушел к остальным. А я лежала, и мне было больно настолько, что впервые действительно и более чем осознанно хотелось умереть, лишь бы наконец перестать чувствовать.

***

По прошествии некоторого времени непроходящая радуга телесных ощущений подсказывала мне, что я все еще была жива, а значит, можно было попробовать этим воспользоваться. Меня мучила жажда, а еще отчаянно хотелось напоследок хоть немного пройтись. Я подняла руку, тем самым дав знать о желании выйти по нужде. Террорист кивнул и, подняв оружие, подошел ко мне ближе в знак разрешения. Передвигаясь по коридору, я хваталась рукой за стену. Ноги слушались с трудом, а картинка перед глазами периодически расплывалась. Я старалась сфокусировать взгляд на одной далекой точке, но боковое зрение все равно замечало тела, распластанные на холодном полу. Возможно, среди них был и мужчина, говоривший со мной после убийства Лины — я пропустила момент, когда он исчез из аудитории, и теперь с ужасом думала о том, чем это, вероятнее всего, закончилось.

Не смотреть. Не смотреть. Не смотреть...

Когда я находилась в кабине туалета, мое внимание привлек едва заметный черный предмет в том углу, где стояли мусорная корзина и емкость с ершиком. Придерживаясь за сиденье унитаза, я наклонилась, чтобы рассмотреть поближе, и с удивлением обнаружила мобильный телефон. Работающий телефон! Я не представляла, кто и как сумел пронести его сюда и спрятать, но почувствовала к этому человеку особую благодарность. Жаль, так и не смогла высказать ее лично и даже не знаю, удалось ли тому спастись.

Первое, что бросилось в глаза на экране, это множественные уведомления о пропущенных звонках и смс. Я не стала просматривать их, но явно была не первым заложником, решившим воспользоваться таким неожиданным и, вероятно, последним шансом отправить весточку кому-то их тех, кто, к счастью, оставался снаружи. Индикатор зарядки аккумулятора уже порядком опустел, но оставшегося процента должно было хватить. На заставке отображалось время — 01:42. Глубокая ночь. Где он? Что делает, о чем думает? Удалось ли ему заснуть? Непослушными пальцами я набирала единственный номер, кроме своего, который помнила наизусть. Павел ответил уже после второго гудка – он явно не спал.

- Да? Алло? Я слушаю... - Он с шумом выдохнул. - Да не молчите же вы!

В окружавшей меня тишине его голос звучал как-то странно. Нервный. Срывающийся. Но это был мой Паша, и услышав знакомый тембр, я потеряла те слова, которые собиралась сказать, и только едва различимо произнесла любимое имя.

- Амалия? Солнышко, это ты?!

Несколько секунд я молчала, восстанавливая картину мыслей.

- Паша... Господи, как же я рада тебя слышать.

- Как ты? С тобой все в порядке? Ты не ранена?

Мне плохо, Паша. На моих глазах убили Лину. И не только ее. Меня саму избили так, что я с трудом передвигаюсь, а выгляжу более чем паршиво. Я не хочу, чтобы ты видел меня такой. Помни меня прежней, пожалуйста. Ты ведь будешь меня помнить?

- Спасибо тебе за все. Будь счастлив, ладно?

- Родная, ты о чем?! Только вместе с тобой. Потерпи еще немножко, вас скоро освободят. Скоро все закончится.

Да. Совсем закончится.

- Не надо, мой хороший, я вряд ли смогу выйти отсюда. Не на своих ногах.

- Пожалуйста, не говори так. Я с тобой. Я тебя жду. Мы скоро будем дома.

Дома. Какое приятное слово. Только что теперь станет моим домом? Пустота? Деревянная коробка?

- Паш, здесь Игнат.

- Если его присутствие тебе хоть чем-то помогает... - произнес Паша после недолгой паузы, - То я лично расцелую его, когда вы вернетесь.

- Нет. Ты не понял — Игнат с ними. Он убийца.

Павел тихо выругался. В обычной жизни он себе такого не позволял. Во всяком случае, при мне. Но сейчас я вполне могла его понять.

- Ты уверена?

Мой ответ был заглушен громким хлопком где-то совсем рядом. От неожиданности я чуть было не выронила телефон на кафельную плитку, но все же успела удержать его и, прижав плотнее к уху, услышала приглушенный крик:

- Амалия?.. Не молчи, Амалия!

- Да. Я узнала его.

- Маленькая моя, прости. Прости меня. Я бы сейчас все отдал, только бы оказаться рядом. А лучше поменяться местами. Но я не могу... Ты только держись, ладно?
Это лучшее, что ты можешь для меня сделать, правда. Быть подальше отсюда.

- Пашечка, ты замечательный, помни об этом. И не вздумай ни в чем себя винить, слышишь?

- Но я не могу тебя потерять, Амалия. - Его голос окончательно сорвался, и он закончил шепотом. - Пожалуйста. Я больше не могу терять.

- Я тебя люблю. И душой я с тобой. Всегда.

Отключив связь, я вернула телефон на прежнее место и на слабеющих ногах вышла из кабины.

Это тяжело, говорить что-то дорогому человеку, зная, что тебя могут убить в любую секунду. Навсегда лишив возможности его увидеть, обнять или взять за руку. Слов в голове много, а сформулировать и сказать их уже нет времени. Что станет с ним, когда я умру? Насколько быстро мой образ исчезнет из его памяти? Я старалась отогнать от себя эти мысли, но они все продолжали заполнять мой воспаленный разум. Одно знала точно — решив отложить разговор о своей незапланированной беременности, я поступила правильно. Если меня не станет, Паше ни к чему знать, что он потерял двоих. А надежды на спасение к тому моменту у меня уже не осталось.

Кое-как умывшись и сделав пару глотков прохладной воды, я еще несколько минут постояла, облокотившись о раковину. Мой взгляд упал на зеркало. Лучше бы я этого не делала. На меня смотрело побитое и затравленное лицо человека, лишенного всяческих жизненных сил. И этим человеком была я.

Краем глаза я заметила, что под надзором еще одного террориста сюда зашел мужчина из другой группы заложников. Он хоть и выглядел потерянным, но все же не настолько.

На обратном пути голова закружилась сильнее, и в какой-то момент я окончательно потеряла опору и упала.

- Гляньте-ка, разлеглась! Тебя пристрелить сейчас или все-таки дойдешь? - что-то жесткое тут же уперлось в мою спину.

Я пыталась встать, но через пару секунд снова лишалась равновесия. Ноги были словно ватные.

- Можешь помочь, раз так жалко. Если не получится – умрете оба.

Эти слова были адресованы явно не мне. Я почувствовала, как чьи-то сильные руки уверенно, но осторожно обхватывают мою талию и решительно тянут вверх. От его прикосновений у меня перехватывало дыхание от боли, но я понимала, что иначе никак, и мне не хватило духа сказать, чтобы он оставил свои попытки.

- Вставай. Ну давай же! Нужно встать. - Голос говорил прямо мне в ухо. - Молодец. Терпи, ты сможешь.

Это был тот человек, которого несколькими минутами ранее я видела в туалете. Только с его помощью мне удалось дойти до нужной аудитории. А иначе бы и правда пристрелили – в коридоре ведь лежали только мертвые… Жаль, лица своего спасителя я так и не вспомнила. Надеюсь, с ним все осталось в порядке.

Несмотря на то, что мое физическое состояние с течением времени заметно ухудшалось, в моральном плане после звонка Паше стало несколько легче. Я смогла хотя бы попрощаться. Я успела сделать хоть что-то.

ПАВЕЛ

Я задремал, прислонившись к холодному боковому стеклу. Но когда в кармане оживился телефон, как током ударило — в одно мгновение вскочил с места. Было два часа ночи. Кому понадобилось звонить в такое время? Кто, кроме нее, мог набрать мой номер? Когда я нажимал кнопку ответа, телесное напряжение превышало допустимые границы. Каждая, даже самая маленькая, клетка словно активизировалась в надежде услышать столь полюбившиеся бархатные нотки в голосе. И это действительно оказалась Амалия.

Стоит ли говорить, что малейшую дремоту как рукой сняло. Амалин звонок вызвал двоякую реакцию. Прежде всего, я узнал, что она еще жива. И даже не могу передать, какой прекрасной стала для меня эта новость. Но с другой стороны, с самого начала разговора я понял, что дело плохо и в любую минуту может произойти то, чего уже нельзя будет исправить. Амалия имела характерную особенность, которую я усвоил достаточно быстро — когда девушка не хотела отвечать на какой-либо вопрос (или знала, что ответ может не понравиться), она просто старалась его проигнорировать. Если бы все было в порядке или, по крайней мере, угроза ее жизни или здоровью оставалась относительно невелика, она обязательно сказала бы. И тот факт, что поначалу Амалия оставила эту тему без внимания, уже являлся более чем красноречивым. А то, что я услышал потом, ее слова «вряд ли смогу выйти отсюда»... В них четко прослеживалась обреченность. Подобная той, что была у отца незадолго до его смерти. Я слишком хорошо помнил прошлые моменты и умел выделить это чувство из всего многообразия реакций человеческой психики. И я слишком хорошо помнил, чем все закончилось.

Голос на том конце телефона был едва слышен, да и несложно было догадаться, что звонит она тайком. Амалия рисковала. Если бы они заметили... Но помимо тихого шепота я различил ее неровное, сбивчивое дыхание. Такое бывает не только при волнении, но и когда человеку сложно разговаривать по другим, более серьезным причинам. Я понимал, что ей плохо. Эмоционально. Физически. А еще тот выстрел посреди разговора — стоит ли говорить, что я тогда испытал? На какой-то миг мне показалось, что стреляли не в здании, а здесь. В меня.

Я же обещал... Кто я после этого?