Трудное ремесло

     Писатель лёг на спину и устремил умоляющий взгляд куда-то вверх. То ли на потолок  в надежде увидеть хоть какие-нибудь письмена, то ли выше, откуда  (люди говорят) нисходит вдохновение. Если здорово повезёт.

   Он совсем измучился: есть хлёсткое название — «Требуйте долива после отстоя»; готова ударная последняя фраза — «Безоговорочная вера в интернет оказалась той миной, на которой подорвалось её доверие к людям». А сюжет не докручивается! Нет логического обоснования поступков.
   Ну почему успешная тётка, умница, красавица, энергии – турбины крутить, почему она может оказаться неуверенной в себе?! А это обязательно, иначе с какого перепуга ей тащить к себе в пентхауз спившегося одноклассника?!
   Пентхауз обязательно, не с первого же этажа однокласснику прыгать.
   Прыгать обязательно, иначе как затащить в пентхауз другого одноклассника, финансового магната, вчера приехавшего из Чикаго, случайно проходившего по улице и увернувшегося от падающего трупа. 
   Труп обязателен, чтобы инфаркт случился уже на уровне десятого этажа, а то слишком страшно. (Вариант: можно забрызгать кровью белые штаны и в этом случае приехать из Рио).
   Уворачиваться обязательно: обратный билет в Чикаго (или Рио) должен выпасть из кармана и затоптаться набежавшей толпой.
   Чикаго (Рио) обязательно, иначе как показать, что любовь сильнее презренного материального благополучия, но слабее западной бездуховности.

   А главное — кто бы объяснил, есть ли у рассказа общественная значимость?! И способствует ли его идея познанию внутреннего мира человека.
   До чего же не хочется, чтобы опять обвинили в  мелкотемье или мировоззренческой неразборчивости…

   Молчит потолок. Не даёт ответа.

   «Вот оно! — Мысленно вскричал писатель. — Именно эти последние тревоги застят мне потолочную информацию! Стреноживают по рукам и ногам!.. («Стреноживают по рукам»… это хорошо, это надо записать.) Да если б не они, давно сумел бы закруглить сюжет!.. Всё-таки хорошо быть гением.
Завтра, завтра, больше никакой суеты: чего-то там должно быть величаво».

   Он осторожно поцеловал спящую жену в плечо: проснётся – хорошо, нет – ещё лучше, обойдёмся… Спит.

   Писатель босиком прокрался в кладовку, включил фонарик. Из тайника между стенкой и шкафом вытащил журнал. Плотно прикрыл дверь и начал отдыхать.
   Плевать ему на красавицу и её одноклассников, пусть хоть все удавятся. На мелко- или крупнотемье. На редакторов с корректорами и даже на читателей.
   Ему, наконец, хорошо. И вот-вот станет ещё лучше.
   Писатель с улыбкой погладил обложку, ощутив привычное умиротворение; шёпотом, будто пробуя на вкус каждое слово, прочитал: «Мурзилка», тысяча девятьсот пятьдесят седьмой…» И принялся листать бессмертные страницы.