Отметки судьбы. 6 мая 2016

АМАЛИЯ

Я смотрела на Пашу, и желание поговорить с ним становилось все более отчетливым.  Не важно, о чем — хоть о погоде за окном, на самом деле совершенно не имевшей для меня тогда никакого значения, или о розовых мамонтах, в существование которых я искренне верила, когда была совсем маленькой. Раньше мы часто сидели и разговаривали обо всем, что придет в голову. Меня это успокаивало и отвлекало от повседневных проблем. Теперь же наше общение представляло собой только Пашину речь. А я была вынуждена молчать.

- Представляешь, я снова забыл, на какой странице остановился. Похоже, мне и вправду пора купить те витаминки для старичков, о которых ты тогда говорила...

Павел сидел в кресле у стены и читал какую-то книгу. Или делал вид, что читает — насколько я могла увидеть, он машинально листал страницы, глядя перед собой в одну точку. Я протянула руку к тумбочке у изголовья кровати и тихонько стукнула пальцем по твердой поверхности. Этого было достаточно, чтобы он отложил томик и подошел ко мне.

- Как ты, маленькая?

Все это время Паша не оставлял попыток добиться от меня ответной реакции, но делал это не так навязчиво, как доктора и медсестры. Я хотела ему ответить, но смогла только тихо застонать. Он вздохнул и на миг отвернулся.

- Вот упрямая. Так и не хочешь отвечать.

Я не могу. У меня не получается.

Услышав мой стон, прозвучавший, наверняка, довольно жалобно, он схватился рукой за голову.

- Что за идиотские вопросы я задаю! Прости. Тебе очень больно, да? Потерпи, солнышко, скоро станет полегче. Медсестра ввела лекарство минут десять назад. Скоро уже подействует. Должно... Это максимально допустимая дозировка. Твои почки... Понимаешь, они пока еще плохо справляются.

Он сел на пол, оперевшись боком на кровать — так, чтобы мое лицо оказалось в его поле зрения.

- Я просто не знаю, Амалия. Что еще могу для тебя сделать. Я правда не знаю. Если бы только ты могла сказать мне...

Я медленно перевела взгляд с него на книгу, оставшуюся лежать в кресле, и обратно. Я знала, что Паша проследил за моим взглядом. Но он оставался неподвижным. Наверное, не придал моим знакам явного значения. Тогда я повторила предыдущее движение глазами. Он почему-то снова тяжело вздохнул, после чего поднялся на ноги, подошел к креслу, взял в руки нужный предмет и вернулся ко мне.

- Это программирование. Ты уверена, что тебе будет интересно?

Мне действительно было интересно, что он читает, но я никогда не разбиралась в программировании и не стремилась к этому. И все же я протянула руку за книгой. Он молча отдал ее мне. Буквы на обложке прыгали и расплывались. Я развернула форзац. Глаза тут же заслезились при попытке прочитать еще более мелкий шрифт. И тут Паша с хитрой, хоть и вымученной, улыбкой вложил в мою руку карандаш со словами «Читать тебе еще рано, лучше порисуй». И я поняла, что даже сейчас он не утратил своей чудесной способности чувствовать меня без слов. Ком не заставил себя ждать и тут же очень некстати подкатил к горлу. Столько было перемешавшихся мыслей в голове, а я предательски растерялась. И расплакалась.
 
- Прости, это была неудачная шутка... - Тихо сказал Паша и потянулся забрать карандаш, но я зажала его в руке. Тогда он сел на пол, стал вытирать мои слезы и снова извинился. А пока он говорил и смотрел мне в глаза, я в это время украдкой, не глядя, вывела карандашом на форзаце его имя. И так же бесшумно закрыла.

Он боялся, что меня задела его неуклюжая попытка пошутить, а в действительности я шутила с ним сама.

ПАВЕЛ

Через некоторое время я вернулся в кресло и открыл книгу с той страницы, которую, как примерно вспомнил, прочел последней. Но мысли все время убегали куда-то в сторону, и сосредоточиться на чтении никак не удавалось. Я вертел книгу в руках и в какой-то момент машинально раскрыл обложку. А там написано «Паша». Простым карандашом. Кривыми печатными буквами.

Я ведь даже и не заметил, когда она это сделала. К тому времени я все больше убеждался, что Амалия меня слышит. И надеялся, что понимает, хоть и не проявляла никакой прямой или явной реакции на мои вопросы или слова. Произошедшее же сегодня явилось подтверждением тому, что Амалия меня помнит.

Но насколько устойчивой и крепкой была ее память?