Отметки судьбы. 28 мая 2016

АМАЛИЯ

- Милая, ты чем-то расстроена?

- Паш, ты знаешь про Романова?

Он присел рядом.

- Да. Я не стал вчера говорить. Момент был не слишком подходящим.

- Но зачем он это сделал...

- Если честно, я хотел задать аналогичный вопрос тебе. Потому что не могу, да и не хочу понимать причину такого поступка. Ну нет его больше, и что? Кому-то стало лучше? Он просто подарил тем иродам еще одну победу. Что и кому он хотел доказать? Почему отказался бороться?

У меня не было ответа. И я устала думать. Почему наше прогрессивное человечество до сих пор не изобрело машину времени? Вернуться бы в прошлое и изменить тот день. Сколько жизней можно было бы спасти... Ну почему такое доступно только в фантастических фильмах?!

- Пожалуйста, обещай мне. - Продолжил Паша, и его обычно такой ровный голос  прозвучал надтреснуто. - Обещай, что если когда-нибудь у тебя возникнут подобные мысли...

- Иди ко мне.

Я потянула его к себе, а он мягко, но решительно убрал мои руки.

- Не надо, Амалия. Не уходи от темы. Я слишком хорошо знаю, когда ты так делаешь.

- Думаешь, я способна на суицид, да?

- Я не знаю. У меня в голове все вертятся твои слова. Ты же сама сказала недавно, что не хочешь ничего больше чувствовать.

- Но я не имела в виду...

- Это сильнее, да? Они не только уничтожили множество невинных людей, но и отобрали все хорошее у тех, кто остался. Напрочь лишили радости жизни. Но ведь можно же хотя бы попробовать? Ведь осталось же в мире что-то доброе. Светлое. Понимаешь, уйти ты можешь всегда. В любою минуту. А вот остаться, к сожалению, нет. Пожалуйста, не делай то, чего уже нельзя будет исправить.

Он отвернулся, проведя по лицу тыльной стороной ладони.

- Не буду. А если и захочу, то предупрежу заранее, чтобы ты успел отправить меня к психиатру, приковать наручниками к батарее или придумать нечто более оригинальное.

- Спасибо. - Он крепко обнял меня, а когда я вновь увидела его лицо, на покрытых небрежной щетиной щеках еще не высохли две мокрые дорожки. Паша виновато улыбнулся. - Прости, кажется я слегка не в себе.

Даже самые сильные и стойкие на свете мужчины имеют право плакать, ведь их слезы — это проявление самых сильных и искренних человеческих эмоций. В тот момент я окончательно поняла, что не имею права опускать руки. Не могу разочаровать его и подвести свою судьбу. Наверное, мне предстоит сделать в жизни что-то важное, раз я все еще здесь?

- Я попробую, Пашечка. - Ответила я, поцеловав шрам у него на предплечье. - Обязательно. Только... У меня к тебе тоже есть одна просьба.

- Конечно, маленькая.

- Олеся скоро съедет из нашей квартиры, а у меня нет возможности снимать в одиночку такую большую площадь. Когда меня выпишут... Можно я поживу у тебя? Пожалуйста. Я не хочу возвращаться к родителям.

Я опустила голову вниз, и последние слова говорила уже еле слышно, поскольку поняла, что вот-вот расплачусь — так и раньше часто случалось, если тема разговора меня особенно волновала, а после теракта и вовсе практически всегда.

- Амалия, ты серьезно? Ты просишь меня об этом?

- Я не смогу там жить, Паш, ну пожалуйста. Я не буду тебе мешать, правда...

Не в силах себя контролировать, я уже начинала рыдать. Эта мысль последние дни не давала мне покоя, перспектива возвращения в дом своего детства удручала не на шутку, и я наконец решилась начать разговор.

- Мешать?! - Он слегка отстранился, и теперь я чувствовала на себе внимательный взгляд. - Милая, как тебе такое могло прийти в голову? Да, ты поедешь ко мне. Какие вообще могут быть вопросы?! Я никуда тебя не отпущу, и даже думать забудь о других вариантах. Господи, успокойся, тебе нельзя так нервничать!

 - Обещаешь?

Паша встал с кровати и направился к своей сумке, висевшей на подлокотнике кресла. Через мгновение он вернулся и протянул мне маленькую бархатную коробочку. Я растерялась, подумав о том, что может находиться внутри.

- Это тебе. Не бойся, она не кусается.

Я взяла ее и некоторое время держала в руке. А когда наконец решилась открыть, моему взору предстало золотое колечко с тонкой дорожкой переливающихся камней и голубым топазом посередине.

- Ты... Это... - Я не находила слов. Украшение было прекрасно. Но я все еще сомневалась в том, что оно означает.

- Моя невеста, и уж тем более жена, не может мне помешать, Амалия. Никоим образом. А я хочу заботиться о тебе не только в больнице и не исключительно в ближайшие месяца три. Я люблю тебя, маленькая, и хочу быть рядом всегда.

Да, девушки часто бывают растроганы, получив предложение руки и сердца. Но много ли вы видели будущих невест, у которых в самый волнующий момент слезы текут в три ручья, глаза опухли, а нос (который, кстати, порядком заложило) покраснел и превратился в картофелину? Представив, как выгляжу со стороны, я подумала о том, что жениться на истеричке — довольно смелый поступок, и едва сдерживалась, чтобы не расхохотаться.

От переизбытка эмоций кружилась голова. Уж не знаю, побелела я или покраснела, но Паша, кажется, понял и решил уложить меня на подушку, не спрашивая моего желания.

- У тебя есть ровно девять минут, чтобы прийти в себя и подумать.

- Почему девять?

Он рассмеялся.

- Потому что десять я уже не выдержу. У меня, между прочим, тоже с нервами не все в порядке. И если потом я буду ходить с дергающимся глазом...

Глядя на него, и я перестала подавлять смех.

- Да ты шантажист! Боже, мой будущий муж шантажист, вот угораздило же!

- Мне показалось, или ты сказала «муж»? А это значит...

Павел вынул кольцо и надел мне на палец.

Я поднесла руку ближе к глазам, любуясь переливающимся блеском. А потом, несмотря на предательски накатившую слабость, порывистым движением приподнялась и бросилась ему на шею.

- Всегда.