Первая Любовь...

                На стенке, к которой была придвинута моя кроватка из светлого нежного дерева, с любовью сотворенная неизвестным добрым Волшебником, радостно бегал солнечный зайчик...

                Передвигался он не по всей стене, а, прямо, перед  лицом, как-бы приглашая погладить. Шевелился, негодник, еле-еле, лениво...

                Светился, качаясь в обнимку с богатым обрамлением из  больших мягких листьев, сквозь которые солнце, как-бы стесняясь разбудить, робко проникало в нашу просторную спальную комнату...

                С ласковыми лучами в окно тихо вливался мягкий завораживающий шум-шепот шевелящейся листвы, танцующей и заигрывающей с легкими струйками свежего ветерка, пролетающего по своим делам...

                Рядом с моей кроваткой, высоко возвышалась большая родительская, куда, зачастую, забирался по ночам, втискиваясь между папой и мамой и быстро засыпая, вновь, согретый ласковым теплом...

                Прекрасное   летнее утро, несмотря на гомон птиц, разгоралось тихо... Взрослые, все спали и спали, безмятежно и не в первый раз, обидно пропуская такую  чудную, редкую частичку Бытия...

                Чтобы не нарваться на чей-нибудь спонтанный запрет, я тихонько перелезал "перенч"... Так,  бабушка на идише называла решетчатую перегородку кроватки, сделанную из гладких, приятных на ощупь округлых прутьев...

                Ночную рубашку снимать не стал, чтобы не тратить время на поиск и одевание трусиков. Кроме того, длинная ночнушка не раз спасала ноги от вездесущих гусей, водившихся во дворе соседского дома и норовивших с шипением достать меня своими вытянутыми шеями...

                Благополучно прорвавшись мимо калитки тети Шуры и дяди Феди  Стоборовых, начинённых многочисленными опасностями, я перевёл дух. К возможным осложнениям  относился и здоровенный петух Петька, на счастье, полностью поглощённый  утренним пением... Проскользнув мимо него, я, опрометью, влетел в строение Зайцевых.

                Часть дома, аккуратно покрашенного яркой желтой краской, снимали Ткачуки,- молодая семья врачей, куда входил и мой старший дружок Вовка...

                Взобравшись на высоченный стул во главе стола, я расселся поудобнее и стал терпеливо ждать, рассматривая мух, кружащихся гурьбой вокруг клейкой ленты. Ее закрепили на электрическом шнуре, рядом с небольшой электрической лампочкой...

                Глупые насекомые не догадывались , что стоит им, всего на миг, присесть на эту, с виду приятную  ленточку, смазанную похожим на мёд клеем, как, несмотря ни на какие старания, оторваться и улететь на свободу, больше не получится... Никогда. 

                На ленточке  уже присутствовали многочисленные  прилипшие жертвы, и мне было непонятно, как же - как же, остальные мухи не видят, что садиться туда явно не стоит...

                Придя к заключению, что цокотухи, действительно, просто дурынды, я схватил ложку... Поначалу,  легко , затем, постукивая по столу все сильнее и отчетливее ,  стал будить  бедных Ткачуков с возрастающим нетерпением...

                Они , как и мои родители, были, вполне, способны  бездарно проспать такое прекрасное утро. Однако, Ткачуки - люди интеллигентные. Одно слово - врачи... Голоса никогда не повышали, недовольства никогда не выказывали.

                И, в этот раз, Вовкина мама, выйдя в одной ночнушке, красиво выгнулась, и, протирая глаза, ласково улыбнулась,- Чем бы тебя сегодня угостить и порадовать, наш дорогой мальчик?...

                В мои неполных три года я, казалось, вполне ценил ее  тонкую красоту и интеллигентность. Это была, какая-то особая, первая влюбленность.

                Вполне осознанно, понимая всю запретность этого действа , я наслаждался отражением ее прекрасного тела и упругой подрагивающей груди в зеркале платяного шкафа, когда она сбрасывала свою ночнушку и накидывала легкий цветастый халатик... Всегда напрягался в момент приближения Вовкиного отца, ласково обнимавшего свою жену, тихо, с озорной улыбкой, подкрадываясь сзади...

                Ласково улыбаясь, с таинственным видом, она подносила мою кружку с домашним мороженым собственного приготовления, вкуснее которого, она знала это , я никогда ничего не пробовал.

                Мы общались наедине каждый божий день того прекрасного лета. Она была в это время моей Женщиной и чувствовала это...

                Ощущая безмерное обожание, разговаривала со мной, как со взрослым, только, очень-очень, ласково и нежно. На прощанье, всегда дарила чудесный лёгкий поцелуй, пахнущий чем-то чарующим и неведомым.

                Наш волнующий роман закончился в конце лета, когда мне исполнилось три года, и я был определён на свою первую и очень нелюбимую работу - младшую группу сокирянского детского сада...