Еловый и Мэн - 2

...Наконец-то подошла и их очередь и вот он, долгожданный день: в клубе им дают щенят. Породистые, махонькие овчарята подслеповато ползали по комнате, причем почти все были серо-желтого окраса и только один настоящий, чепрачного цвета. Мэн сразу вцепился в него и при этом все предыдущие на протяжении недель договоренности с Еловым, что будут брать только одного, настоящего цвета, полетели к черту. Еловый ворчал, обижался, но после долгих уговоров друга взял себе серо-желтого. А Мэн прижимал к груди черненького, с желтым пузом. Оба кутенка были "девочки" - суки. Сложно было понять этих мальчишек, шпанят, которые с любовью держали на руках своих будущих питомцев и в то же время могли при других обстоятельствах украсть что-то или побить кого-нибудь из сверстников. Начались необычные будни: прогулки, тренировки, первые выполненные "команды". Семьи пацанов были небогатыми, кормили собак плохо и поэтому овчарки плохо росли. Но так или иначе, это были служебные породистые суки и они быстро учились командам, были умные, сообразительные, хорошо и кусали по команде "фас". Большая часть времени, раньше целиком уходившего на сомнительные занятия, теперь была отдана собаководству. Подошла очередь и первых выставок, и первых соревнований. Каждое воскресенье приятели ездили на другой конец города на кинологическую площадку, где проводилась дрессура, а любимым и дешевым лакомством собак был плавленый сыр. Пожалуй, это было универсальное средство, которое воспитало  многих животных. Появились медали, иногда за невыполнение команд или срыв задания сорвиголовы били и пинали своих "немок", те жалобно скулили, повинно пряча морду вниз и хмурые лица друзей свидетельствовали о внутреннем соревновании за лучшую служебную собаку, каждый хотел видеть свою питомицу победительницей.
   Но власть улицы не была слабой. Это была темная и сильная пасть гораздо более сильного и умного "животного", гораздо сильнее собаки, типа исполинского удава, засасывающего в свою глотку сотни душ малоразумных детей, только-только становившихся взрослыми. На какое-то время Еловый и Мэн с головой ушли в кинологию, мечтали быть храбрыми милиционерами и пограничниками на границе,  чтобы четвероногие друзья ловили бандитов и перебежчиков-врагов. Но это продолжалось недолго. Еловый был на короткой ноге со всей уличной шпаной микрорайона и постепенно охладел к собаке. За ним потянулся и Мэн. Вечера они теперь проводили в компании подростков, "державших" родной микрорайон и постепенно приятели поняли, что они вовлечены в настоящую преступную группировку. Это была романтика, несмотря на то, что уже несколько раз родителей и того и другого приглашал участковый для беседы. Мамы плакали, отцы были хмуры и брались за ремень, но применять его по большому счету побаивались - сверкавшие глаза пацанов предупреждали родителей: "Не лезьте. А то мало не покажется!". Так постепенно Еловый и Мэн перезнакомились со всеми местными лоботрясами, главной задачей которых было охранять границы "своих" улиц, собирать дань для уголовников  и ежедневно приходить на "посиделки", где курили, флиртовали с такими же под стать себе девушками, пили, матерились, играли в разные азартные игры и собирали палки и арматуру на случай непредвиденных войн. А войны были. Жестокие. Перестройка в стране, надо отметить, мягко провалилась, разлад в обществе все усиливался, повсюду гудели очереди, не хватало колбасы, водки, макарон, крупы.  Сигареты и папиросы как и продукты питания, как и водка, отпускались по талонам. Властвовала уличная преступность. Микрорайоны враждовали, и то одного то другого юнца с пробитой железками, металлическим шарами или кирпичами головой увозили в реанимацию, а то и на кладбище после нее. Овчарки были заброшены и их выгуливали теперь родители ребят. Блатная романтика настолько завладела сердцами Елового и Мэна, что от них шарахались многие нормальные знакомые родителей, а простая ребятня разбегалась при виде их показывавшихся на улице силуэтов. Тренер по собаководству Свежаков Игорь Моисеевич только качал головой, изредка сталкиваясь со своими "учениками" в магазине или на бульваре. Вскоре собака Мэна умерла. Подхватила какую-то чумку и, пока тот пропадал со шпаной, постепенно таяла. В один из дней, это было воскресенье, пацан вдруг со страхом обнаружил, что любимица Эрна едва стоит на ногах. Он помчался в ветклинику, но та была закрыта. Вечером четвероногого друга не стало. Мэн вспомнил, что несколько ночей подряд Эрна подходила ночью к нему и лизала его ладонь сухим воспаленным языком, но он только отмахивался. Она просила так о помощи!.. но забитая уличным "смрадом" голова ее хозяина не замечала этого. На следующий день паренек рыдал, запершись в комнате. Душа болела не только из-за собаки, а вообще - жизнь не складывалась и он это чувствовал. Мэн со страхом глядел в свое отражение в зеркале и не узнавал себя. На него глядела наглая рожа с пустыми глазами, на верхней губе топорщился первый пушок, а в глубине зрачков витал неуловимый страх. Он был похож на бойцового цыпленка, которого какой-то злой хозяин растил для того, чтобы потешиться над драками, а затем сварить из него суп.
   То же самое происходило и с Еловым. Мягкий в душе, он понимал что влип и не мог никак избавиться от пресса улицы. Два друга выдумывали всякие предлоги, чтобы поменьше бывать в "дозоре", но их крепко предупредили - нельзя, а то "Будет очень плохо". Когда у Мэна умерла четвероногая питомица, то Еловый сразу прибежал и сочувственно начал хлопать по плечу друга и восклицать: "Я же тебе говорил, что нельзя щенков фотографировать, плохая примета!" (Когда кутята были еще маленькие, Мэн сфоткал своего.).Это была глупая, но искренняя фраза, которую тот все повторял. Сочувствовал Мэну и третий их приятель, Коров, вернувшийся с интерната на родную улицу, когда ему исполнилось пятнадцать. Пьющие родители были лишены прав и, знакомый Мэну с детства, он теперь после пяти лет практически детдомовской жизни, влился в их общую бандитскую ватагу и  проводил все свое время с двумя бывшими собаководами.