Уля. Очень странное чувство гл. 4

           Глава 4
Руся просил помочь по работе. Разнообразить деятельность мозга полезно.  Делать: принимать телефонные звонки, регистрировать встречи по вопросам перевозки ГСМ. Но звонки оказались чрезвычайно редкими, а потом и вовсе пропали. Какая же это работа, общение и какая польза?
Она приложила руку ко лбу, прикрыла глаза. По самочувствию - будто пропрыгала час на одной ноге.
Нужно хорошенько отойти от минувшего путешествия.
Лежа на кровати, набросила на себя край пледа, развернулась, захватывая еще большую его часть, укрылась полностью, задремала.
"Без памяти… все  удивляет, раздражает".
В душе качалось равновесием покой и семейственность. Окружение мягко о чем-то пошептывая, пело.
Найти в глубинке местечко, где ты сам точно есть, стопроцентно находишься, и нежно гладить самою себя по щекам, волосам, спине, провести пальцем  ушибленную коленку, чтоб снять боль, и чувствовать, как приятно и хорошо просто быть: есть ты и есть.
 «Пусть все летит живо, стремительно.  Путается, прячется, расширяется. Пусть живут и здравствуют  миллиарды ОСЧ! Надуманность? Пусть также живет. И я хочу жить саму себя, не менее  и не более того. Можно же так?»
Ей снился  сон. Клубы сигаретного дыма. Потом - арабеска. Ломти грязи взорвались по кругу. Земля зареготала и ходором шатнулась. Невозможно понять, что такое. Мир сна перекраивал последние события.
Пробудилась. Ком в горле. Встать и попить бы воды.
ОСЧ тоже пробудилось, ждало действий.
"В этом сне было что-то узнаваемое, не так ли?" – Спросила Оно. - Разметанные груды почвы, остатки клубящейся пыли...
- Нет, ничего. Ерунда какая-то. 
Она вспомнила, как явственно ей привидился клок чубатого неба и оттуда - оборвыш луча, полузрелого, выскочившего нашкодившим  мальчишкой, готовым  сбежать тут же. Что это?
Уля открыла глаза и ахнула, задыхаясь собственным вдохом.
"Еще чего! Во сне разговариваю!»
Перевернулась, посмотрела в потолок, прижимая руку к груди, другая – незаметно  самой себе теребила край подушки.
"Детали, разбавляющие жизнь, отвлекающие себя от себя, молчащие – необходимы. И небольшая беседа хоть перекинуться словечком, пусть с полулюбимым человечком так  нужна. Ведь так  можно жить, жить, хоть и полусчастливо. А кто живет по-другому?»
- Тяжело было на войне? - вдруг спросило ОСЧ, - каково это - стрелять?
- При чем тут я? – с разряженной хрипотцой ответила Ульяна.
- А направление-то, направление правильное держишь, - доказывало свое присутствие ОСЧ.
- Какое еще направление? Где я и где война? – спокойно ответила Ульяна, чувствуя, как притворен тон ее речи.
ОСЧ улыбалось. Оно улыбалось ровно той чудинкой, которую Ульяна уж видала сегодня в махагони, разумевшей себе что-то  на уме.
"И что?" - подгоняла девушка.
ОСЧ молчало.
Ульяна поднялась с кровати, пошла в ванную, умыться. Холодная вода пыхнула из крана, взбадривая внезапным хлопком. Недавно, видимо, сантехники перекрывали воду. Три-четыре плеска холодной водой в лицо, и - другое настроение.
Долго терлась бархатным полотенцем.
"Детали привлекают интрижку, но ты умей разделять свое и чужое. Чужое отвлекает тебя от себя, принуждает купаться в общей купели, а одиночество разбивает общее на  полезные личные часы, от которых, впрочем, как говорилось, тоже требуется избавляться".
 Высунувшись из полотенца, уперлась взглядом в зеркало, на раскрасневшийся нос. Пощупала его, поворошила ноздрями, кругом поводила губами. Сложила полотенце аккуратно, в три приема. Вышла.
В этих военных стрельбищах, что ежедневно показывают по телевизору, есть что-то исключительно больное,  идущее вразрез старающейся детализироваться здоровой жизни. Детали ртутные крупицами, стягиваются друг к дружке, склеиваются, схватываются конгломератом в стальную лужицу. Патриотизм, долг, обязанность, любовь. Это способствует привлечению массы раздумывающих, нестойких, которых потом бросают в воронку войны.
Война – клей кусков. Изменить, перемерять, перевесить, пооглядеться, пораздумать не даст. Война –  конгломерат сложившегося. Монопольно и неожиданно она сама возьмется разбивать куски понятий, соглашений, привязанностей, когда ей надо. Голышом, не срамясь, в открытом поле она станет делать это вдруг, на свое усмотрение, без всяких предупреждений, в любую секунду, демонстрируя внезапную  огненную славу свою, разбрасывая оторванные члены людей, спешащие к ней прийти, разобраться.
Она выжидает десятилетия, дабы хорошо вникнуть в детали колеблющегося, но клеящегося общего. Выжидает, когда накрепко схватится, казалось бы, на века. И тогда берется за нетрудное свое дело, - высвобождать «сверхнадежные» связи понятий, привязанностей, привычек, которыми так счастливо зажили люди. А дальше жди обратного хода, когда война насытиться и отстанет сама собой.
Подступила тошнота. Ульяна  прервалась.
«Никакой философии! Ах, эти мысли: тянутся, тянутся».
 В порядке эксперимента, попыталась представить своего мужа в военной форме.
" Пожалуй, я любила бы его таким. Без вопросов", - подумалось.
 Подошла к шкафу, вытащила оттуда пустой чемодан, открыла. Тот, шумно охнул крупным велюровым зевом, цвякнул зубами замков.
Неторопливо, прислушиваясь к себе, своим действиям, принялась выбирать вещи из шкафа и укладывать их в чемодан.
 - И куда это мы собрались? - Прозвучал вопрос ОСЧ.
Она игнорировала.

- Нельзя ведь никакое дело доводить до края, правда? Даже войну до конца никто никогда не доводит.  Людям надо отдохнуть, дать создать, разрушить и еще раз создать. Это, как навоз... – Говорило ОСЧ.
- И?
 - Природность  в любом завершении лежит через легкость, разнообразие, слабой этакой согласованности всего со всем, и наметках частей, а заканчивается далеко, очень далеко, откуда и начиналась – за горизонтом, в мечтах. Такова мудрость. – Поучало ОСЧ. - Все необходимо менять, перемещать. Жизнь - мечта.  Война – порог, что старается оседлать тебя. И ты, переступай этот порог, не задумывайся. Помни о мечте с самого дня рождения и  до самого конца. С ней ничто не может спорить, даже война.  С мечтой буффонаду не склеить, войны не сотворить. А ты что?
- А я? А я  борюсь. И в этом проблема?
- Ты сама себе гражданская война.
- Ну и?
- И: все нужно начинать сначала.  Зачем собирать чемоданы, милочка? Подумай. Наворотишь. Да и идти куда?
- Но жить, когда все разговаривает с тобой, а ты молчишь, как? Я не могу сдвинуть  камень этой могильной тишины.
- Мне кажется, ты, напротив, слишком разговорчива.
- Одним и тем же голосом?
- Поставь где-нибудь точку, и она через минуту обрастет подобными. Их понаставят чужие. Это грязь. Война растворена в людях, а ты – сама по себе.  Дрейфуешь в одноголосых  мыслях. Разве это дорогого стоит? А для разнообразия, разноголосия – задачка тебе. Что если, например, та рыжая, которая прицепилась к тебе сегодня на улице, является близкой Руслану, тогда как?
« Любовницей?» - От такой догадки краска ударила в лицо, словно разлилось вино.
- Этого не может быть, - проговорила Ульяна.
- Очень даже, - не отставал диалог. – Вот тебе и развлекись, пока не надела других глупостей. Недельные командировки, тонкие нежности, жаркие поцелуи, отношения без скандалов. Чем не конгломерат? Ты от себя давишься инфантильной философией.
Пальцы скользили по  вискозе укладываемых брюк.
-  Нет!
- Слишком сосредоточилась  на шаблонах, на верности, а шаблонов нет. Все, черт дери, тащится в какую-то другую сторону. Руслан - в свою, ты - в свою. Откуда точно знать: как пересекаются ваши пути, вот, сейчас, например?
Ульяна сидела, низко склонившись, коленки выпирали кверху. Дотронуться до висков - стучат.
- Я жива. И все тут! Жива. А ты кто такой?
Вискоза брюк, карамелевый шарфик, фетровая шляпа, детали, пляшущие невпопад, мечта…
« Да, куда бежать?»
 Руки нырнули в чемодан и стали вынимать вещи.
«Разобраться надо».
 Задержала в руках сарафан, бессмысленно смотрела в его рисунок. Сарафан изъят, заброшен на полку. Чемодан защелкнулся.  Ладонью провела по взъерошенному против шерсти  скатывающемуся слою пыли на нем, бросила на место.
Руслан? Руслан занят, и у него опасная работа такая, что пришлось даже охрану нанять для нее, для жены, для Ульяны.

      Глава 5