Над солью и желчью земной. Часть 1. Гл. 2

Глава вторая
По дороге домой я анализировал свои предчувствия. Только ими подпитывалось мое неприятие Тамилы. Она была жена Любавина, и он, похоже, любил ее. Или, на крайний случай, она ему необходима. Она была совсем не похожа на его первую жену, знаменитую советскую актрису, чьи лучезарные глаза во время войны поднимали солдат в атаку. Она была не проста, как можно было предположить по обворожительной улыбке, но именно из-за глаз и улыбки ей прощалось очень многое. Мне стало жаль, что с Любавиным теперь другая женщина, я был уверен, что мои предчувствия верны: эта иностранка посланница Рока.
– Ты не преувеличиваешь? – спросила Дина. – Ты видел ее пять минут…
– Боюсь, что я преуменьшаю. И потом, ты и сама знаешь, иногда одного мгновения достаточно, чтобы насквозь увидеть человека.
– Ой, не знаю. С одной стороны, ты прав, а с другой…. Бывает, что за всю жизнь человека не узнаешь.
– Бывает. Но здесь не тот случай. Чую я, понимаешь?
– Стало быть, это какая-то незаурядная женщина, – задумчиво резюмировала Дина.
– Да уж! – с чувством подтвердил я, – на заурядной Любавин бы и не женился!
Зазвонил телефон. Дина подошла, послушала, вежливо сказала: «одну минутку, пожалуйста, я позову», и крикнула Катю. И по этой вежливости, и по тому, что понадобилась Катя, я понял, что это звонит Анжела. Прошлое все еще не отпускало меня.
Вспоминая перипетии нашего развода теперь, мне почему-то не верится, что все происходило со мной, с нами. Хорошо, что в день свадьбы жениху и невесте не показывают их будущее. Разве мог я в той невесте, что стояла передо мной много лет назад, предугадать ту Анжелу, что с неистовым упрямством будет изобличать мою ничтожность перед всем белым светом. Мог ли расслышать в теплых признаниях в «любви на всю жизнь» скандалы и выяснение отношений, град упреков и обвинений, а порой и откровенной клеветы. То, что должно было остаться делом сугубо личным, вышло наружу в своей неприглядной, уродливой форме. Анжела с наслаждением выносила сор из избы, громоздя одну ложь на другую.
Я никак не предполагал, что задамся вопросом: «неужели я любил эту женщину?». Сама мысль об этом казалась мне невероятной. Нет, я не стал ненавидеть ее, но мне были больны подобные превращения. И потом, глядя на Дину, меня охватывал суеверный ужас: а что, если спустя время и мы будем расставаться похожим образом?
Сопротивление Кати, ее нежелание общения со мной и Диной, грело Анжелину душу. Мои усилия, направленные на примирение сторон, вызывали у нее приступы злого смеха. «Ты, в самом деле, думаешь, что мы сможем болтать, как подружки?! Может, в своей профессии ты и соображаешь что-то, но в жизни – точно – ничего!», заявляла она мне. И была уверена, что Катя никогда не простит меня! «Бедная девочка! Она узнала истинное лицо своего обожаемого папочки!».
Я долго не решался забрать свои вещи из квартиры, и, в конце концов, Елизавета Аркадьевна помогла мне, чем вызвала бурю возмущения у Анжелы. Какое-то время она не разговаривала с матерью. «Почему все на твоей стороне? – недоумевала она. – И Алиска, и судья, и моя мама? Что в тебе есть такого?». За годы совместной жизни она так и не удосужилась узнать меня до конца. Но, признаться, я и сам не знал ответ на ее вопрос.
Ее пророчество не сбылось, и Катя все же вернулась ко мне. Анжела считала дочь предательницей, сколько ее не переубеждали в этом. Однако она не могла совсем изгнать дочерей из своей жизни, и поэтому, скрепя сердце, иногда звонила нам. Если подходил я, она вешала трубку. Если Дина, делала вид, что разговаривает с кем-то посторонним, соседкой по коммуналке, например. И, тем не менее, звала исключительно Катю, будто у нее только одна дочь. Алиса первое время расстраивалась, обижалась, не понимая, чем вызвано такое отношение со стороны матери. Но мне удалось как-то успокоить ее. Хотя подобное поведение Анжелы, конечно, возмущало меня. Перенести неприязнь ко мне на детей, это было уже слишком! Пересилив себя, я пытался поговорить с ней, но ее реакция на меня была как у собаки на кошку. Особенно в первое время после окончательного судебного решения по нашему разводу. Вынесенное в мою пользу решение жалило Анжелу как оса.
Катя взяла трубку. Разговор был односторонним, и потому не досягаемым для наших ушей. В конце Катя сказала:
– Да мама, хорошо, я поняла – и добавила: – Если папа не будет против….
Мы с Диной переглянулись: «что там Анжела придумала?»
Закончив разговор, Катя как-то не смело вошла на кухню.
– Ну, рассказывай, – потребовал я.
– Понимаешь… – Катя опустила глаза, чем усилила мою настороженность. Опять предчувствия охватили меня, как до того при виде Любавинской жены. И что за день такой! – Мама говорит, что мне надо учиться в Англии, и у нее есть возможность меня туда отправить, –произнесла дочь единым духом.
У меня аж сердце замерло от ее слов. Англия? Анжела, что, с ума сошла?! Дина посмотрела на меня.
– Кто будет платить за это твое обучение? – спросил я первое попавшееся.
– Она не сказала…
– Интересно…. очень…. Неужели спонсора нашла?
– Женя! – одернула меня Дина.
– А что – Женя? Спонсор – это неприличное слово?
– Я так понимаю, что ты против? – тихо спросила Катя.
– А ты как думала? Я должен радоваться, что моя дочь уезжает от меня далеко и надолго, да еще и на деньги неизвестного кого?
– Пап, ну что тут страшного? Многие едут…
– Многие? Дети олигархов, насколько я знаю. Дети обычных людей не едут.
– Так что тебя больше беспокоит: что Катя будет учиться не в России, или, что платить за это будешь не ты? – уточнила Дина.
– И то, и другое, –  И Кате: – А ты сама-то, хочешь учиться в Англии?
– Не знаю… – честно призналась Катя.
Я позвонил Анжеле и высказал ей все, что я думаю относительно ее затеи. А заодно поинтересовался, кто же тот благодетель, который будет оплачивать обучение.
– А вот это, – протянула Анжела, – не твое дело.
– Да, пока это касается только тебя. Но раз это имеет отношение к моей дочери….
– Тем более ты должен быть заинтересован в ее судьбе, – сказала она спокойнее. – Она должна получить хорошее образование.
– Почему за границей?
– Ты сам прекрасно знаешь, что в России сегодня это невозможно.
– Допустим. Но я хочу знать, кто за это будет платить!
– Один хороший человек…
– Твой любовник?
– Ты что, ревнуешь?
– Ответь на вопрос.
– Какая разница? Любовник или нет, главное, что он готов помочь!
– В таком случае, я категорически против. Ты слышишь: – ка-те-го-ри-че-ски! – отчеканил я.
– Катя совершеннолетняя, и твое согласие не требуется, – послышался ответ.
– Это мы еще посмотрим! – крикнул я и бросил трубку.
Внутри у меня извергался вулкан. Я никак не мог принять реальность происходящего. Пришла мысль, что Анжела просто напросто хочет уехать из страны и забрать Катю, а учеба здесь только предлог.
– Она до сих пор не может отпустить тебя, – сказала Дина.
…. У судьи на лице отразились усталость и разочарование. Бремя страстей человеческих, наблюдаемое ею изо дня в день, только укрепляло его.
На меня она смотрела с затаенным сочувствием с самого начала процесса. В ее глазах я был не артист известного на всю страну и половину мира театра, в котором, кстати, она никогда не была, а всего лишь хороший муж, которому досталась вздорная жена. Заурядная история.
В разыгрываемом действе, согласно юридическому своду, я был виновной стороной. Но судье было трудно хранить беспристрастность. И может, дело тут в том непонятном для меня и для Анжелы свойстве, благодаря которому я вызываю симпатии даже малознакомых людей. Видимо, судья тоже попалась на этот «крючок», и подсознательно завидовала и  Анжеле, и той неведомой женщине, ради которой я решился разрушить семью. Женским чутьем Анжела «прочитала судью» и в меня полетел еще один камень.
– Все бабы на твоей стороне! – кричала, Анжела, не сдержавшись.
– Гражданка! – одернула ее судья. – Не забывайте, где вы находитесь!
Анжела поморщилась, но умолкла.
– Итак, – продолжала судья, – можете ли вы, истица, что-то добавить по существу дела?
Она имела в виду претензии Анжелы ко мне, кои та перечисляла на всех предыдущих заседаниях. Анжела замялась, по всему выходило, что ее фантазия дала сбой. Однако признаваться в этом – значит объявить поражение, а сдаваться она не собиралась.
– Он настроил против меня нашу младшую дочь! – повторила она старый упрек.
Судья досадливо усмехнулась.
– Истица, вы уже заявляли об этом. Суд уже разобрался, и принял решение.
В зале стало тихо и душно. Все происходящее порядком вымотало меня. Часы, висящие над столом судьи, показывали, что я опаздываю в театр, и Любавин будет рвать и метать, ибо передряги личной жизни его артистов не интересны ему. Пусть артист хоть повесится, но только чтобы это не навредило работе.
Помню, что в тот момент, когда Анжела собралась с мыслями, и нашла новое обвинение для меня, я встал и направился к выходу.
– Истец, вы куда? – окликнула меня судья. – Заседание еще не окончено.
– Простите, – сказал я. – Но мне, в самом деле, необходимо идти. У меня репетиция…
Я слабо улыбнулся и вышел.
В тот день Елизавета Аркадьевна тайком сообщила мне, что суд прекращен, и иск Анжелы не удовлетворен. Судья решила, что мы сами договоримся.
– На нее подействовал твой уход, – объяснила моя бывшая теща.
– А что Анжела?
– Ничего. Прикусила губу. Сейчас заперлась в комнате и ненавидит весь мир…..
…. Телефон снова зазвонил. Это была Елизавета Аркадьевна.
– Я думал о вас сейчас.
– Не мудрено, тебе ведь звонила Анжела – засмеялась она.
– Вы слышали?
– Конечно. Они ведь с этим давно носятся.
– Они?
– Ну да, Анжела и этот ее Анатолий. Женечка, эта идея кажется мне бредом!
– А кто он, этот благодетель?
– Ничего определенного я тебе о нем не скажу, еще сама не поняла, что он из себя представляет. Но кажется, у них с Анжелой все серьезно, – она вздохнула.
– Ясно, – мрачно подытожил я. – Я хотел бы пообщаться с ним.
– Конечно, Женечка, разумеется! И я дам тебе его телефон…
Я записал номер, еще раз поблагодарил ее, мы договорились держать связь. Стоило жениться на Анжеле, чтобы получить такую тещу!
– Ты будешь звонить ему прямо сейчас? – спросила Дина.
– А чего тянуть? Ждать, пока они увезут Катю?
– Катьку? Куда увезут? Кто? – Алиса вбежала в кухню, и что-то цапнула со стола.
– Во-первых, – сказал я внушительно, – вмешиваться в разговоры взрослых неприлично…
– Я взрослая! – воскликнула она.
– Перебивать, когда с тобой разговаривают, тоже…. Во-вторых, не хватай, а сядь и поешь по-человечески. Ты руки мыла?
– Да!
– Вот и молодец! Садись, и ешь как взрослая.
Она послушалась, села, придвинула к себе тарелку. Я смотрел на нее и думал, что она, в самом деле, выросла: в детстве процесс кормления требовал неимоверных усилий.
– Так куда Катьку-то увозят? – задала она прерванный моей нотацией вопрос.
– Никуда, никуда, успокойся, – вмешалась Дина.
По лицу Алисы стало понятно, что такой ответ ее не устраивает, и даже обижает.
– Ну, правда, это еще так, фантазии твоей мамы, – уступил я.
– Мамы?! Она хочет, чтобы Катя уехала?
– Да, учиться за границу.
– За границу? Зачем?
– Я не знаю, – ответил я немного нервно.
– Пап, не переживай, сам же говоришь, что это еще так…– она сделала неопределенный жест рукой.
– Так…. Не так…. Я уже ничего не знаю….
– А вот я от тебя никуда не уеду! – звонко пообещала Алиса.
– Это ты сейчас так говоришь, – вздохнул я.
– Нет, нет! Правда, не уеду! Ни за что!
Как мне хотелось верить ей! Но я знал, что жизнь очень быстро отменяет клятвы, обещания, благородные порывы и поступки.