84. Мятеж Миронова

В армиях всего мира высоко ценят желание вступить в бой, но за боевой порыв без приказа могут сурово наказать. Это знают рядовые и тем более известно командирам. В ходе Гражданской войны на инициативы смотрели с политической точки зрения, щедро поощряя и так же легко наказывая за них. Исходя из политических соображений, командование РККА с определенными опасениями наблюдало за переменами во взглядах известного красного казачьего командира Филиппа Кузьмича Миронова.

Он был известен своими победами над белоказаками П.Н.Краснова, возглавляя крупные соединения. С другой стороны, бывший войсковой старшина (т.е. подполковник) Ф.К.Миронов был членом либеральной партии народных социалистов, а после разрыва с бывшими единомышленниками вплоть до 1919 года оставался беспартийным, то и дело противясь требованиям комиссаров.

Влияли на положение красного командира неоднократные колебания советского руководства по отношению к казачеству, происходившие в первой половине 1919 года. Если 15 марта Ф.К.Миронову собирались поручить формирование казачьей дивизии, то уже через две недели он был отправлен на Западный фронт помощником командующего Литовско-Белорусской армии, где оставался до лета 1919 года.

Его перевод совпал с начавшимся Вешенским восстанием и был определенной мерой предосторожности, исключавшей присоединение к повстанцам. Однако 10 июня о популярном командире напомнил член РВС Южного фронта Г.Я.Сокольников, предложивший использовать Ф.К.Миронова в качестве командира Экспедиционного корпуса.

11 июня Л.Д.Троцкий согласился с этим предложением. Экспедиционный корпус, создававшийся для подавления Вешенского восстания к этому времени существовал больше на бумаге. Ф.К.Миронову пришлось приложить определенные усилия, чтобы провести мобилизацию в еще незанятых белыми Хоперском и Усть-Медведицком округах.

Однако общее отступление Южного фронта вынудило командование РККА эвакуировать едва сформированные части в Липецк, где корпус получил наименование Особого. 19 июня Ф.К.Миронов официально принял командование Особым корпусом. Ознакомившись с делами своего соединения, командир уже 21 июня заявил о его небоеспособности.

Поразмыслив на досуге о причинах дезертирства и мятежей, Ф.К.Миронов 24 июня направил В.И.Ленину, М.И.Калинину и Л.Д.Троцкому телеграмму, в которой говорилось:

"Устремляя мысленный взор вперед и видя гибель социальной революции, ибо ничто не настраивает на оптимизм, а пессимист я редко ошибающийся, считаю необходимым рекомендовать такие меры в экстренном порядке:

первое - усилить Особкор свежей дивизией;

второе - перебросить в его состав дивизию, как основу будущего могущества новой армии, с которой я и ее начдив Голиков лично пойдем захватывать вновь инициативу в свои руки, чтобы другим дивизиям армии и армиям дать размах;

третье - или же назначить меня командармом 9-й, где боевой авторитет мой стоит высоко..."

Чисто военные предложения могли заинтересовать советское руководство, если бы Миронов не присовокупил к ним политическое требование:

"четвертое - политическое состояние страны властно требует созыва народного представительства, а не одного партийного, дабы выбить из рук предателей-социалистов почву из-под ног, продолжая упорную борьбу на фронте и создавая мощь Красной Армии.

Этот шаг возвратит симпатии народной толщи, и она охотно возьмется за винтовку спасать землю и волю. Не называйте этого представительства ни Земским собором, ни Учредительным собранием. Назовите, как угодно, но созовите."

Разумеется, никто в ЦК РКП(б) не собирался вводить некую выборную власть в духе Учредительного собрания. Однако на политические заявления командира корпуса обратили внимание, чтобы выработать новую политику в отношении казачества.

7 июля Ф.К.Миронов выступил с большим докладом о положении на Дону в Казачьем отделе ВЦИК. 8 июля командира корпуса принял В.И.Ленин.

После долгой беседы Председатель Совнаркома согласился с предложением Ф.К.Миронова сформировать казачий корпус из трех дивизий к 15 августа. К этому времени аналогичную рекомендацию В.И.Ленин получил от члена РВС Особого корпуса С.Скалова.

В докладе Председателю Совнаркома Ф.К.Миронов уже не говорил об абстрактном "народном представительстве" и более сдержанно советовал:

"Лучше было бы, чтобы были созваны окружные съезды для выбора окружных Советов и вся полнота власти передана была бы исполнительным органам этих съездов, а не случайно назначенных лиц, как это сделано теперь."

К этим предложениям отнеслись более внимательно. 10 июля Ф.К.Миронов был кооптирован в Казачий отдел ВЦИК. Особый корпус, передислоцированный в Саранск, стал именоваться Донским, а его дивизии донскими и казачьими.

Однако уже к концу июля сторонник этих преобразований С.Скалов усомнился в их целесообразности и писал Г.Я.Сокольникову:

"...при нашем отступлении с Дона было выведено много казаков (мобилизованных), которых желательно было наилучшим образом использовать, а это можно было сделать, по уверению тогда Миронова, только с помощью его. На деле получилось обратное...

Они [казаки] теперь же требуют уплаты им полной стоимости лошадей и выдачи свидетельств о том, что они мобилизованы, а не добровольцы, на случай, вероятно, перехода к Деникину.

Сам Миронов не только не доверяет им, он их боится, и весьма серьезно. Также смотрят ответственные коммунисты. Это показывает наглядно, что его влияние на общую массу казаков не так велико, как об этом говорилось."

Сам Ф.К.Миронов в это время снова заговорил о своих особых политических взглядах:

"Я - беспартийный. Укрепление социальной революции или завоевание средств производства. Далее строительство коммунальной жизни, полагая, что это дело - дело мирного времени. Сейчас необходимо покончить с контрреволюцией. Мое расхождение: во времени и в приемах. Я нахожу необходимым участие всего народа, а не одной партии."

31 июля 1919 года Ф.К.Миронов направил В.И.Ленину большое письмо, в котором подробно изложил свое отношение к политике большевиков в отношении казачества и крестьянства.

В конце этого послания говорилось:

"Я не могу быть в силу своих давнишних революционных и социальных убеждений ни сторонником Деникина, Колчака, Петлюры, Григорьева, ни др. контрреволюционеров, но я с одинаковым отвращением смотрю и на насилия лжекоммунистов, какое они чинят над трудовым народом, и в силу этого не могу быть и их сторонником.

7. Всей душой, страдая за трудовой народ и возможную утрату революционных завоеваний, - я чувствую, что могу оказать реальную помощь в критический момент борьбы, при условии ясной и определенной политики к казачьему вопросу и полного доверия ко мне и моим беспартийным, но жизненно здоровым взглядам. А заслуживаю ли я этого доверия - судите по этому письму."

Призывы Ф.К.Миронова к ненасильственной коммуне то и дело сопровождались конфликтами с политработниками его корпуса.

6 августа комиссары 1 Донской казачьей дивизии И.Зайцев и В.Ларин докладывали в Казачий отдел ВЦИК: "Смеем подчеркнуть, что при таком явлении и открытой агитации со стороны Миронова партийным работникам работать не предоставляется возможным, так как Миронов чуть ли не во всеуслышание говорит казакам, чтоб не слушать коммунистов, дабы коммунисты к хорошему не приведут."

Казачий отдел ВЦИК с мнением комиссаров не согласился и переслал их письмо командиру корпуса. Тем временем, 8 августа считавшийся беспартийным Ф.К.Миронов объявил себя эсером-максималистом.

А еще через несколько дней он написал "Программу Рабоче-крестьянско-казацкой партии", в которой в несвойственной политическим документам манере писал: "Братства - нет. Равенства - нет. Правды — нет. Любви - нет. И вдобавок: нет хлеба в городе, нет соли в деревне."

Из этого следовал вывод: "Следовательно, злейшими врагами социальной революции являются: справа - генерал Деникин, слева, как это не дико, - коммунисты."

Забыв о недавних беседах с В.И.Лениным, Ф.К.Миронов требовал упразднения Совнаркома, ревкомов, ЧК и отмены смертной казни. Впрочем, в этот момент о новых взглядах командира Донского корпуса могли только догадываться.

Более того, в это время в духе рекомендаций Миронова и других членов Казачьего отдела ВЦИК Л.Д.Троцкий 12 августа издал распоряжение о восстановлении в Донской области гражданских органов власти вместо введенных полгода назад ревкомов.

14 августа 1919 года ВЦИК и Совнарком приняли обращение к казакам, в котором говорилось:

"Деникина ждет та же судьба, что и Каледина, и Краснова. Оставаясь в рядах его дворянской армии, вы только помогаете напрасному пролитию лишней братской крови. Крепко подумайте - чье дело вы защищаете. И переходите на сторону красного казачества, Красной Армии, чтобы скорее покончить усобицу, скорее перейти к дружному, мирному труду и скорее залечить тяжелые раны долгой войны."

Однако Ф.К.Миронов призыва к примирению не услышал. 14-17 августа ему в очередной раз пришлось выяснять отношения с комиссаром В.Лариным, выступившим против проведения командиром корпуса гарнизонного собрания.

Политотдел 1-й Донской казачьей дивизии выступил вообще против формирования корпуса во главе с Мироновым, сделав вывод: "Создавать силу казачью под руководством Миронова - значит создавать нового донского атамана типа Григорьева."

И снова информация из политотдела дивизии попала к командиру корпуса, который не замедлил 18 августа отправить в Казачий отдел ВЦИК телеграмму:

"Среди партийных работников Донского корпуса у меня есть свои люди. Отсюда я знаю, что политотдел сообщил в центр о расформировании еще не сформированного корпуса или это григорьевщина. С такою подлостью я мириться больше не могу."

Казачий отдел ВЦИК попробовал заступиться за командира Донского корпуса, но к этому моменту Миронов уже не хотел ждать, считая себя жертвой политического недоверия.

Между тем, мироновская агитация серьезно беспокоила политработников корпуса. Начавшийся рейд Мамонтова заставлял тревожиться еще больше.

20 августа член РВС Донского корпуса С.Скалов обратился к В.И.Ленину с письмом, в котором говорилось:

"Я неоднократно предлагал прекратить формирование, распылить казаков в действующую армию, дабы не иметь нежелательных последствий. На это они не согласились, а решили вместо корпуса формировать дивизию и пустить ее в бой, когда это не будет опасно.

Пока же решили держать нас в тылу, как пугало на огороде, о котором якобы говорят уже у Деникина. Но я позволю себе еще раз высказать опасение, что, если это пугало почувствует себя достаточно сильным, как бы оно не стало пугать и тех, кто этот огород городит."

В том же духе было выдержано письмо члена Донбюро А.Френкеля выступавшего против чрезвычайных мер на Дону:

"Меня, конечно, не могут не беспокоить эксперименты беспартийного Миронова, так как от него может получиться авантюра похлеще григорьевской.

И его работу по нейтрализации должна вести только наша партия через своих испытанных и дисциплинированных членов. Миронов должен использоваться в определенных границах и рамках, которые служили бы гарантией от всяких неожиданностей."

Но предотвратить выступление Донского корпуса было уже невозможно. 22 августа Ф.К.Миронов выступил в Саранске на митинге перед бойцами местного гарнизона с призывом к борьбе против деникинцев и коммунистов. В приказе по Донскому корпусу его командир писал: "Чтобы спасти революционные завоевания, остается единственный путь: свалить партию коммунистов."

23 августа в 1.15 С.Скалов передал члену РВСР И.Т.Смилге сообщение о начавшемся мятеже в корпусе Миронова. Через два часа в Полевой штаб РВСР были переданы подробности:

"В г.Саранске в 20 верстах от Рузаевки сего числа днем (12 час.) был митинг граждан города и гарнизона казаков, которых насчитывается до 5000. На митинге выступал известный казачий полковник Миронов, их командир корпуса, и призывал к выступлению против коммунистов.

Митинг был оцеплен его казаками, здесь же были арестованы коммунисты (около 100 человек), которые объявлены ими заложниками. Положение серьезное. Ждем его выступления на ст. Рузаевка и Красный узел ежеминутно. Вооруженных сил в нашем распоряжении нет, кроме железнодорожной охраны 100 человек."

23 августа в 14.00 состоялся разговор Ф.К.Миронова с И.Т.Смилгой, который потребовал от командира корпуса доложить о своих намерениях. В ответ Миронов начал жаловаться на недоверие и происки политработников.

Смилга потребовал, чтобы командир корпуса немедленно выехал в Пензу, где в это время находился штаб Южного фронта. И тут же Ф.К.Миронов послал в штаб 9-й армии телеграмму с призывом: "Долой самодержавие комиссаров и бюрократизм коммунистов, [заливших всю страну кровью и] погубивших  революцию."

Главком РККА С.С.Каменев тут же распорядился направить к станции Рузаевка войска для подавления мятежа.

24 августа член РВСР И.Т.Смилга издал обращение к бойцам Донского корпуса:

"Товарищи донцы! Ваш командир Миронов изменил революции и Советской власти. Он ведет Вас на соединение с войсками Мамонтова и Деникина. На словах он защитник социальной революции, на деле он такой же предатель, как Григорьев и Махно.

Ему был послан приказ не двигать войска из Саранска с предупреждением, что, в случае неповиновения, он будет объявлен предателем. Вместо исполнения воинского долга, он повел свои части против советских войск. Заявляю Вам: Миронов - предатель и  изменник делу революции и объявляется вне закона."

Обращение РВСР было поддержано членами РВС Донского корпуса Скаловым и Лариным.

В телеграмме Миронова к Смилге от 24 августа были уже угрозы: "Все коммунисты, по пути в Пензу, будут мною арестованы и уничтожены тогда, когда мы не придем к соглашению и когда Вы, в силу Вашей доктрины, захотите рассматривать меня и корпус как материал для отдаленного будущего."

И в тот же день Донской корпус выступил в сторону расположения 23 стрелковой дивизии, которой командовал бывший помощник Ф.К.Миронова А.Голиков.

После обращений РВСР некоторые бойцы Донского корпуса подчинились приказу и остались в Саранске, который вскоре был занят частями, переброшенными из Алатыря.

Вместе с Мироновым ушли, видимо, около двух тысяч бойцов, некоторые из которых вскоре покинули его. 26 августа от мятежников ушла конно-пулеметная команда 1 Донского полка.

А в это время Миронов уводил свои части на юг, стараясь не вступать в бои. Тем не менее, бескровного марша у него не получилось, так как в ходе отдельных стычек погибло 6 красноармейцев.

27 августа И.Т.Смилга констатировал: "Миронов выпускает прокламации [против] комиссародержавия и коммунистов, его никто не поддержал." 30 августа В.И.Ленин в записке Э.М.Склянскому заметил: "Большое, громадное значение имеет поимка "крестника Сокольникова" [Миронова] и полное уничтожение  "крестников Лашевича" [Мамонтова]."

В этот же день штаб Пензенской бригады доложил:

"30 августа в 5 час. 43 мин. западнее разъезда Елюзань были обнаружены переправляющиеся части отряда Миронова, около села Рождественское - разъезд казаков силою 50 чел[овек].

Наш бронепоезд обстрелял противника в указанных пунктах, причем нашими частями был отбит обоз и захвачены 427 чел[овек] пленных, 7 лошадей."

31 августа из Пензенской бригады сообщили: "Части отряда Миронова окружены нашими частями, разбиты наголову, причем с нашей стороны потери: 5 человек убитых, 10 чел[овек] раненых, со стороны противника потери невыяснены, но имеются сведения о 10 убитых и раненых, взяты 2 пулемета, около 80 всадников с лошадьми, 1 орудие, более 700 пленных."

1 сентября состоялось заседание Оргбюро ЦК РКП(б), на котором было принято решение отложить следствие по делу о мироновском мятеже до поимки бывшего командира Донского корпуса. 8 сентября ранее защищавший своего земляка Казачий отдел ВЦИК, "не желая иметь ничего общего с врагом Советской России", исключил Миронова из числа членов отдела.

А сам мятежный командир продолжал движение на юг с пятью сотнями сторонников. Силы его только убывали. Не оправдались надежды мятежного комкора и на своего давнего соратника А.Голикова, который при одном намеке Буденного на связь с Мироновым замахал руками: "- Что вы, что вы!... Я знаю Миронова, мы с ним земляки, но это нисколько не означает, что я стану на сторону предателя."

12 сентября Председатель РВСР Л.Д.Троцкий издал обращение, в котором говорилось: "Как изменник и предатель, Миронов объявлен вне закона. Каждый честный гражданин, которому Миронов попадается на пути, обязан пристрелить его как бешеную собаку."

На самом деле, советское руководство не было заинтересовано в гибели Миронова и предпочитало захватить его живым.

И уже 14 сентября командование Конного корпуса 10-й армии доложило: "Доблестными частями 4-й  кавдивизии у хут. Сотаров, что в 30 верстах южнее Филонова, целиком захвачена без боя конная группа Миронова в 500 сабель. Миронов и его конница обезоружены и содержатся под конвоем при штакоре в Аннинской."

Сам Ф.К.Миронов был доставлен к командиру Конного корпуса С.М.Буденному и на первых порах пытался протестовать против ареста. Но возмущение быстро улетучилось, когда он услышал: "Вы прекрасно понимаете, что обезоружены как изменник, объявленный вне закона."

С.М.Буденный собирался немедленно доложить о захвате Ф.К.Миронова, но ему сообщили, что Л.Д.Троцкий уже прибыл на ближайшую станцию Филоново и готов забрать арестованного. На предложение казнить мятежника на месте Председатель РВСР ответил: "Зачем вам заниматься Мироновым... Ваше дело арестовать и отправить его. Пусть с ним разберутся те, кто объявил его вне закона."

16 сентября арестованные мироновцы были доставлены в Балашов, где уже работала следственная комиссия под председательством Д.В.Полуяна. На следующий день Президиум ЦИК принял решение о проведении суда над участниками мироновского мятежа. 3 октября в Балашове открылось заседание Чрезвычайного трибунала, в который вошли Д.В.Полуян, Поспелов и Н.А.Анисимов (1892-1920) при секретаре Д.Клеме.

Суд был недолгим. 5 октября на суде выступил И.Т.Смилга, потребовавший для всех командиров, принявших участие в мятеже, смертной казни.

6 октября с последним словом на суде выступил Ф.К.Миронов, сказавший:

"Дайте мне эту возможность, чтобы я мог защищать революцию в самые ее критические моменты. Окажите снисхождение к моему преступлению и вспомните о моем нравственном душевном состоянии, в котором я находился в последнее время, и о чем Вам подтверждали свидетельские показания... Вы  видите — моя жизнь была крест, и если нужно его нести на Голгофу - я понесу, и, хотите верьте, хотите нет, я крикну: "Да здравствует социальная революция, да здравствует коммуна и коммунизм!""

И.Т.Смилга в разговоре с В.А.Трифоновым отнесся к предстоящему приговору утилитарно:

"Картина суда напоминала процессы великой революции. Подсудимые в последнем слове кричали: "Да здравствует Советская власть и коммунисты!" Несмотря на то, что я требовал для них смерти, один даже произнес здравицу за меня. Сегодня я обратился по всем адресам с предложением о помиловании всех осужденных. Я считаю, что вполне достаточен смертный приговор. Убивать Миронова и его товарищей не считаю полезным."

7 октября Чрезвычайный революционный трибунал постановил: "Миронова, Булаткина, Матвеенко, Фомина, Праздникова, Изварина, Федосова, Дронова, Корнеева и Григорьева - подвергнуть высшей мере наказания - расстрелу; Иголкина, Шишова, Хорошенкова и Дородникова — приговорить к десяти годам тюремного заключения; Объедкова приговорить к пяти годам тюремного заключения."

Часть бойцов Миронова должны были отправить на Северный фронт. Однако показательный приговор был тут же дополнен показательным помилованием.

9 октября из Москвы в Балашов поступило срочное сообщение: "Ввиду ходатайства Чрезвычайного революционного трибунала, опирающегося на полное раскаяние подсудимых и осознание  ими своей вины перед революцией и трудовым народом, Президиум ВЦИК постановил: Миронова и его  соучастников, присужденных Революционным трибуналом в Балашове к расстрелу по делу о восстании, помиловать и приговор в исполнение не приводить."

Характерно, что более других за смягчение участи Ф.К.Миронова выступал Л.Д.Троцкий, в отношение которого осужденный не скупился на оскорбления. Члены ЦК РКП(б) не ошиблись в расчетах.

Уже 11 октября Ф.К.Миронов выступил с обращением к донским казакам: "Бросайте ваших генералов и идите к трудовому народу, чтобы с ним рука об руку закончить борьбу труда с капиталом."

Нельзя сказать, что осужденному комкору верили до конца. Отныне он оставался под бдительным присмотром вплоть до своей трагической смерти. Однако он был необходим для выполнения задачи, которую кратко сформулировал Л.Д.Троцкий: "Дон должен быть Советским".


1. В.П.Гольцев. Командарм Миронов. Документальная повесть. М. Воениздат. 1991. 238 с.

2. Р.А.Медведев, С.П.Стариков. Жизнь и гибель Филиппа Кузьмича Миронова. М. Патриот. 1989. 366 с.

3. М.В.Филин. Протест против политики военного коммунизма: Филипп Миронов. Власть. 2007.

4. Филипп Миронов. Тихий Дон в 1917—1921 гг. Документы и материалы. М. 1997.

5. И.И.Дедов. Создание красной кавалерии на Дону в годы гражданской войны и ее роль в разгроме контрреволюции на Юге России (1918—1920 гг.) Автореферат кандидатской диссертации. Ростов-на-Дону. 1982.

6. М.Е.Разиньков. Мятеж Миронова: штрихи психологии казачества периода гражданской войны. Лес. Наука. Молодежь. Воронеж. 2009. С. 14-19.

7. Е.Ф.Лосев. Миронов. М. Молодая гвардия. 1991. 430 с.

8. В.А.Юрчёнков. "Мы в этом глубоко убеждены...". Ф.К.Миронов как идеолог казачества и крестьянства. Центр и периферия. 2012.  № 2. С. 34-39.

9. А.Я.Перехов. Власть и казачество. Ростов-на-Дону. 1996.

10. П.Дмитриев. Командарм 2-й Конной Ф.К.Миронов. Военно-исторический журнал. 1972. № 10.

11. Н.В.Ми­ро­но­ва-Суе­тен­ко­ва. Ис­по­ведь. М. 1991.

12. Н.А.Соколов-Соколенок. По путевке комсомольской. М. Воениздат. 1987. 191 с.