Последнее свято

I.
В тихой гавани, спящей меж скал,
На камнях восседает девица,
Ярко-красный целуя коралл,
С ним навеки не в силах проститься.

Все, что было, лежит на песке,
В позабытых волною узорах:
След от пули на левом виске
И медведи в небесных зазорах.

В сотый раз прикоснется коралл
К полюбившимся морем песчинкам,
Взвеет в воздух чистейший вокал,
Безучастный к падучим снежинкам.

В сотый раз перед ней на волнах —
Белый парус, сподвигнутый ветром;
Горделиво взметнувшийся флаг
Поравнялся с лазуревым фетром.

Темноглазый парнишка-матрос
Из гнезда  наблюдает за морем,
Вороненой копною волос
Потрясая в небесном просторе.

На груди возлежит медный крест:
Сколько лет ему, вряд ли кто скажет.
Словно братья ему Ост и Вест
И дома — судоверфи и пляжи.

Подвуальная бурная синь —
Ему матерь отныне родная.
Возмужал ею вскормленный сын,
С корабля горизонт наблюдая.

II.
Был закат. Все пылало в огне
Покорённого звёздами солнца,
Что палило теперь в глубине
Гладь и волны до самого донца.

Ветер смолк. Разукрашенный штиль
Уподобился льву на охоте.
Одинокая мачта, как шпиль,
Возвышалась в небесной дремоте.

Шелохнулась багровая гладь,
И под ней пролетела, как искра,
Не то призрак, не то благодать
Далеко ли, а может, и близко,

Золотистою гривой волос
Освещая бездонные недра,
Неподвластные музыке гроз,
Безразличные к пению ветра,

Чудо-девушка с рыбьим хвостом,
Изумрудом подводным горящим,
Всполыхнула зелёным огнём —
Океана творением вящим.

Парень спрыгнул на палубу вмиг,
Осторожно приблизился к борту,
К водной глади глазами приник
И забыл про матросов когорту.

Чёрный бархат окутал его,
Словно небо и море пропали.
Сонмы звёзд не от мира сего
Темноту вереницами рвали.

И сквозь это — негаснущий взгляд,
Ярче звёзд прорезающий темень.
Лишь на Запад бегущий закат
Не забыл, кому близок и верен:

Он коснулся далекой земли
И застыл, покорённый тем взглядом,
Но, всмотревшись в златые угли,
Вновь поплыл ща родным солнцепадом.

В этот миг появился Эол
В ореоле кружащихся вихрей,
Растворивших тот сумрачный дол
Своей силой и мыслью стихийной.

Небо вновь воспылало огнём,
Волны замерли морем рубинов,
А с Востока волшебным конем
Выплыл месяц в златых переливах.

Вдруг окликнул его капитан:
Парень вздрогнул, вернулся на вахту,
Проводив виридановый  стан,
Каждой капле плативший по фрахту .

III.
И с тех пор так встречались они,
Каждый день провожая закатом,
Зажигавшим ночные огни,
Что горели сияньем агатов.

На волнах малахитовых вод
Восседала русалка-девица,
А матрос, перегнувшись за борт,
Тихо пел и шептал небылицы.

Он рассказывал ей про людей
И про то, как живётся на суше;
Как народ под накалом страстей
В революциях прошлое глушит;

Как летят быстротечно года,
Как меняются лица и мысли;
Как пронзают сердца навсегда,
Наполняя пристанище смыслом...

Всяко слово, что он говорил,
Каждый звук, проронённый устами,
Её душу и сердце разил
И указывал в небо перстами.

«Неужели так люди живут?
Неужели на суше так странно?
Тесный угол — домашний уют,
И вся жизнь — предрешенная данность?

Где свобода, где выбор пути,
Не окованный хладным железом?
Почему им возможность уйти
Представляется страшным порезом?»

И в сравнении с бездной морской,
С беспредельностью синей долины
Ей пристанище жизни людской
Представлялось глубокой могилой.

«Все ничто, — говорил он, — Любовь —
Вот действительно сущая сила:
Переборет и страхи, и кровь,
И войне перерубит все жилы!

Люди злые, но любят всегда
Так отчаянно, бесповоротно,
Что любовных мучений года
Хоть три раза прожили б охотно.

Не подумав, мы жизнь отдадим
За того, кто берег нашу душу.
Не изменим и не предадим,
Данной клятвы вовек не разрушим!

Человек настоящий такой:
Не иначе, как добрый и честный,
С твёрдой волей и крепкой рукой,
Отрешённый от смрада  и лести».

Так матрос говорил под луной,
Под её зачарованным светом
И, качая простой головой,
Дивно славил куплет за куплетом.

И, прощаясь, он ей говорил:
«Только тот человек счастье знает,
Кто вовеки веков полюбил
И любить никогда не устанет».

IV.
Вдалеке появилась земля
Ровным строем белесых фасадов,
Привечая и трюм корабля,
И матросов обилием складов.

Белопенными реками ввысь
Уносились крутые дорожки
И к вершинам далеким вились,
Поднимаясь к скалистым порожкам.

На террасах в неверной тени,
Под крылами цветущих оливок
Голосили привычные дни,
Усадив солнцепёк на загривок.

А матросы, с восторгом смотря
На далекие синие горы,
Опускали, спеша, якоря,
Оставляя морские просторы.

Заскучали подошвы сапог
По камням и неровным тропинкам,
Уходящим в мерцающий смог
Деревенской поющей глубинки.

Этот шумный морской городок
Лишь на месяц им станет приютом,
Окружённым сплетеньем дорог
И забытым домашним уютом.

V.
В этот вечер кровавый закат
Веки вечные клятвой обрушил.
Паренёк не спускал с неё взгляд
И, забыв обо всем, песни слушал.

Дивный голос жемчужной росой,
Словно киль, рассекал этот вечер.
Океан, как мальчишка босой,
По песку пробегал к месту встречи.

Легкий бриз алым шелком ласкал
Предрассветные  губы и руки
В тихой гавани, спящей меж скал,
Где любовь разрывалась на муки.

И он сжал её нежную длань,
Осторожно коснулся губами,
Отдавая ей вечную дань
И клянясь перед всеми Богами.

В этот вечер их души сплелись
И сердца стали биться по нотам,
К потемневшему небу взвились,
К золотым отворённым воротам.

Ярко-красный цветущий коралл,
Лунный свет отражающий нимбом,
Их любовь как сестру целовал
И прощался с синеющим лимбом .

Этот камень — чарующий знак,
Что матрос вместе с сердцем оставил,
Завещая любви каждый шаг
На пути прегрешений и правил .

VI.
Так и было до белой зимы,
Что по-чёрному их разлучила
В измождении чертовой тьмы,
Чьи масштабы — земная могила.

Забурлила холодная гладь
И разверзлась в отчаянной муке...
И распята на дне благодать...
И расхристана в небе разлука...

Сизый дым на смертельном одре,
Искушённый в соленых сраженьях,
Почивал в полуночной дыре,
Разнуздав свою волю в отмщеньях.

А она, о морское дитя,
Безудержной горячей слезою
Всей Вселенной сполна отплатя
За прекрасный закат пред грозою,

Умирала в объятьях войны,
Задыхаясь от сломленных воплей,
Будто стон дребезжащей струны,
Что вот-вот надорвётся и лопнет.

В этот день, в растреклятой ночи
Берега покрывал серый саван.
Скорбный шёпот умерших: «Молчи»
Обуял пустоокую гавань.

Все, что было, зарылось в песок
И забылось пустою волною,
Но по-прежнему билось в висок
С неуёмною силой морскою.

Канул в бездну непознанный мир
Вслед за ясной любимой улыбкой —
Так же солнце в созвездии лир
Погружается в синюю дымку...

VII.
В тихой гавани, спящей меж скал,
На камнях восседает девица,
Ярко-красный целуя коралл,
С ним навеки не в силах проститься.

Все, что было, покрыто волной,
От рассвета бегущей к закату
Босиком по душе ледяной,
Где любовь — то последнее свято.

(2017-2018)


  1) Гнездо (воронье гнездо) –  наблюдательный пост на мачте судна в виде прикрепленной к ней на определенной высоте бочки. В бочке помещается наблюдатель.
  2) Эол – в древнегреческой мифологии владыка ветров, обитавший на плавучем острове Эолии. В новое время с именем Эола связано сказание об эоловой арфе, струны которой звучат при дуновении ветра.
  3) Виридан – оттенок зеленого цвета.
  4) Фрахт – 1. Плата за перевозку груза морским или воздушным путем; 2. Груз, перевозимый на нанятом - зафрахтованном – судне; 3. Перевозка грузов на нанятом - зафрахтованном - судне
  5) Имеется в виду аморальное поведение, безнравственность сознания и поступков.
  6) Предрассветные в значении юные, молодые.
  7) Лимб – в католицизме место пребывания не попавших в рай душ, не совпадающее с адом или чистилищем. В данном контексте – океан, море.
  8) Прегрешения и правила в контексте стихотворения – жизнь.