***

НЕНАСТОЯЩИЙ МУЖЧИНА




ВАЛЕРА РЮКЗАК
РУСИК ТЕРЕХОВ




ЮГОСЛАВСКИЙ РАЗЛОМ





;
УДК 82-32
ББК 95

Валера Рюкзак, Русик Терехов. Югославский разлом. Солдат. –Наемник, ; М.: 2018. – 60 с.

Все события и персонажи книги являются художественным вымыслом. В произведении может иметь место случайное совпадение событий, имен, фамилий, населенных пунктов, вооружения и снаряжения.
Автор не придерживается никакой политической идеологии, и не хотел никого оскорбить в своем рассказе.

Внимание, 18+

Присутствует нецензурная лексика, сексизм, унижение чести и достоинства, попирание религиозных чувств, сцены каннибализма, сексуального насилия, употребления наркотиков, табака и алкоголя.

Огромную благодарность выражаю Лозинскому Никите, Заруцкому Максиму, Чернигову Игорю, Соболеву Артему, Канину Евгению, Сергею Завьялову, Терехову Русику и Кашкану Артемию за моральную и финансовую поддержку проекта «Ненастоящий Мужчина».

Бывший десантник ВДВ, спецназовец ГРУ, а затем и наемный убийца, волею судьбы оказывается вовлеченным в пламя гражданской войны, которая с новой силой разгорелась в многострадальной Югославской СФР. Во времена окончания бандитских войн Ланевский Семен Петрович, скрываясь от зачисток со стороны выходящего в легальный бизнес авторитета, становится добровольцем  и уезжает в Югославию. Примкнув к сербским наемникам, Семен, или «Зингер», как его теперь называют, становится снайпером в немногочисленном отряде таких же, как и он добровольцев и, узнав о тёмных делишках Красного Креста, решает немного исправить положение дел, при котором людей пускают на органы. Теряя товарищей, русский наемник приобретает веру в то, что он, убивавший людей как скот по заказу и ради удовольствия, может искупить вину за то, что делал ранее.

©Валера Рюкзак, Русик Терехов, 2018
 
Ибо правы пути Господни, и праведники ходят по ним,
а беззаконные падут на них
ОСИЯ, ГЛАВА 14

Пролог

Я поднялся в диспетчерскую вышку (преодолев неслабое препятствие в виде лестницы, ибо лифты были обесточены) со вторым номером   – Егерем. Пока я устраивал позицию (выбивал стекла и двигал столы, чтобы было удобнее отстреливаться), Егерь раскурочил ИРП и начал греть горячее на таблетке сухого топлива. Как ни крути, мы ехали почти сутки, питаясь по сути пачками нихуя и энергией космоса, словно монахи главного похуиста в мире. Но мы-то, блять, – нихуя не монахи, многие вообще не верят, и не ****ите мне про «атеистов на войне нет», сразу на *** пойдете (слава советскому образованию).
Я уже закончил двигать столы так, чтобы под ними можно было спрятаться  (цель, которую я преследовал, была не защита, а маскировка), ибо если заметят и накроют, то все равно – ****а, ибо снайпер – одна из самых важных целей, примерно как пекарь, а радисты вообще смертники, и по мне будут ебашить из всего: от малых калибров и ручных гранат до тяжелых пулеметов и ПТУРОВ и ПЗРК, вернее их забугорных аналогов, так что лучшим ходом будет просто не дать себя заметить, когда на всю вышку стоял запах риса с мясным соусом (соевой подливой).
– Ешь первым, Зингер, я постерегу, – сказал он.
–Добро, – ответил я, забирая винтовку с импровизированного рубежа.
– Э, ты винтовку оставь, как я врага без увеличения-то замечу?
«Охуел, чёрт?»  – промелькнула первая мысль. Правило снайпера номер один: «Никогда, никогда не давай винтовку автоматчику». Почему? Ну, причин много. Наиболее распространенной является их привычка собирать и разбирать свои «калаши», не пристреливая, а потом еще удивляются, почему они с 400 м не попадают в цель. По мне, этого уже вполне достаточно…
– Обойдешься биноклем, – сказал я ему. Он пожал плечами и пошел дежурить, а я с аппетитом принялся выскребать контейнер, напоминающий контейнеры с едой в самолете. Потом я прикончил шпик и галеты. Многие выбрасывают шпик, так как не умеют его готовить, а просто жир жрать не интересно. Но, если разогреть его в этих же самых контейнерах с овощной икрой и/или паштетом в нужной пропорции, разведя до массы немного мягче сырка «дружба» и погуще картофельного пюре, получится отличный соус к галетам, не имеющем своего собственного вкуса, а параллельно можно еще и заваривать чай/кофе/тонизирующий напиток – нужное подчеркнуть, а пока это все готовится, можно перекурить, либо заточить еще чего-нибудь. Ну, курением я не промышлял, точить чего-то до приготовления своего волшебного зелья не видел смысла, так что просто решил «повтыкать», смотря на миниатюрное пламя из белой таблетки. Языки то вздымались вверх, обхватывая контейнер и норовя съесть все вместо меня, то отступая, говоря, мол, «шучу, солдат... твое, твое». Пламя завораживало, отталкивало и манило одновременно... Да, я опять принял полтаблетки.
Только я отошел от покоя, вода начала немного подогреваться, а шпик переходить в жидкую форму, послышался треск лопастей вертолета. Я выглянул в окно, хватая винтовку. Так и есть, пидорасня летит на вертолете, который, словно «пузатая» стрекоза, летит в сторону аэропорта. Я взял его на прицел, расставив сошки и уперев приклад в плечо. Тем временем вертолет завис, будто выбирая место получше, и стал снижаться. Я стал судорожно соображать, что же делать – приказа стрелять не было, а сами мы не вольны уже отвечать за себя – с нами была туча российских солдат, и если нам-то все равно, к нам не подкопаться, то этим достанется по полной. «Ну, думай, думай, блять». Я загружал себя, как мог, просчитывая сотни исходов и вариантов событий. И, наконец, выбрал единственно верный.
– Машину! Машину под вертушку!
Реакция последовала незамедлительно. Второй «хаммер», ехавший за нами, мгновенно среагировал, прошипев шинами по асфальту, поднырнул под вертолет. Пилот, видимо, подумал, что с ним играют, и решил поиграть в ответ, сдвинувшись вправо на три метра, чтобы машина не встала под нее. И все бы получилось, но другой «хаммер» снова перегородил площадку вертолету. Открылась дверь десантного отсека, и высунулся, собственно, сам десантник (вот это новость, правда?). По-хозяйски осмотрев аэропорт, он, с присущей британцу красотой (хотя, как по мне, особый шарм его ****ьнику придавало перекрестье прицела), махнул рукой, словно отгоняя назойливую муху, мешающую спокойно отдохнуть. В ответ – тишина. Он залез обратно и навел свою коробку с магазином подмышку на один из «хаммеров». В ответ «хаммер» поднял пулемет, а подъехавший на шум бэтэр КПВТ. «Определенно, это 2:0. Британские фанаты, сосать!» Вертолет поднялся где-то метров на пять, и предпринял последнюю попытку: был выброшен трос, и по нему начал спускаться один из британцев. «Ой! Будет очень неловко, если в самый ответственный момент трос порвется. – Но снизу прострелить я трос не мог, так как он постоянно болтался. – Ну, сам виноват», – подумал я, – «никто тебя лезть не заставлял». Я взял на прицел натянутый весом чаехлеба трос. Легко просчитав амплитуду его движения, я выстрелил. Трос оборвался, когда британец был на четырех метрах. Он упал набок, пролетев кувырком, прямо на стоявший под ним «бэтэр». Я четко видел, как он ударился головой, а после тело сползло с «бэтэра» вниз.
–Зингер! Зингер, ****ый в рот!
– Зингер в канале…
– На *** ты это сделал? А если с нас спросят за него?
– Пусть спросят с себя, зачем он полез. Или с тех, кто им трос давал.
– Ты ****утый?
– А что? Дали плохой трос. Порвался так не вовремя, – сказал я с деланным сожалением, – упал и умер человек....
– Погоди, он вроде дышит.
«Это враг, нельзя щадить, – размышлял я, – или волки, или мы»
– Ну, так это легко исправить.
Тем временем Егерь к чему-то принюхивался. Я подсознательно последовал его примеру. Пахло... подгорающим шпиком!
– БЛЯЯЯЯЯЯЯТЬ! – я рванул к котелкам. Полкотелка воды выкипело, а шпик уже начал подгорать.
– Ну, сука, – я всерьез обиделся, – бля, почему так?




























Часть 1. Первый бой

– Кончай с ним уже, – сказал командир.
– Есть! – я полоснул ножом по горлу связанного черноволосого мужчины в амеровском камуфляже – усташей приказано живыми не брать.
Уже два часа как мы заняли деревню – местные жители смотрели на нас с надеждой, а связанные американские солдаты – с презрением. Как по мне, стоило зарезать этих черномазых уебков, а не братьев-славян.
Впрочем, братья-славяне сами выбрали «дерьмократические» и «либерастные» ценности, так что не братья ои нам уже.
Вообще-то мне никто не брат. Даже те, с кем я работаю, потому что мы – наемники.
– Движение на пять часов!
– Рассредоточиться!
Я быстро шмыгнул в дренажную канаву у обочины дороги, на которой я разделал тушу усташа, прикрытую густым кустарником. Кто-то успел спрятаться в дома, хотя от этих бревенчатых сараев толку никакого – от тяжелых калибров не защитят. К слову сказать, вооружили нас (де-юре «третья добровольческая рота», де-факто – наемники и отбросы, за пачку бумажек способных продать маму родную) неплохо. Бросившись  в кусты, я вскинул в сторону противника ВСК-94, тот же ВСС, но более сбалансированный и удобно лежащий в руках, с ПСОшкой.
Я осмотрел в него движущийся объект. Это был «хаммер» с монтированными пулеметами. За ним шли в колонну по два, груженные по самое не могу, солдаты – броники, полные рюкзаки с сухпайками и всякой ***ней типа батареек к ПНВ и колимам (самый лакомый кусок).
«Кажется, намечается ****ец. Тотальный ****ец», – подумал я.
– Внимание, всем приготовиться! Огонь по команде! – раздался в канале голос командира. Определенно, гарнитуры и радейки – отличная вещь, хотя садятся довольно быстро – более двух дней непрерывной работы ни у кого не протянули.
«Хаммер» вошел в поворот, подставив бок нашему взору, проехал дальше. За ним семенили переваливающиеся как пингвины солдаты, «Pendose», как назвал их один из местных. Как ни странно, название прижилось, и по-иному амеров уже называли редко. Тем временем «хаммер» почти въехал в село. «Огонь!» – прозвучала команда. Выстрелы из «трубы» (Гранатометов нам не выдали, пришлось сосать с РПГ*) точно легли в «хаммер», оставив за собой след из белого дыма, взорвались снопом искр, пробив броню, и «хаммер» взорвался как в кино.
Пехота сразу залегла, стала рассредоточиваться по опушке, коротко отстреливаясь из своих м-16. Наши поливали их огнем из калашей, точно выбивая противников: результат был отлично виден в ПСО. Пиндосы лежали, зажимая раны, из некоторых хлестала кровь, некоторые лежали, уже не двигаясь.
Неожиданно по домам застрочил пулемет из рощи. Из деревянного сруба послышался крик и звук падения на деревянный пол…
– Ну, сука, сейчас ты получишь! – я нашел стреляющего в прицел и совместил с перекрестьем. Голову бойца защищала каска.  Выстрел – и башку безвольно отбросило, брызнула кровью… «Каска у него, блять… Расскажи это девятке» – рассуждал я…
Определенно, патрон 9х39 обладает отличными бронебойными свойствами. Но я все равно предпочитаю стрелять  по незащищенным частям теля, особенно люблю стрелять в шею.
Почему? Ну, во-первых, мне не нравится, как бьется тело в конвульсиях. Во-вторых, в шейных позвонках расположен спинной мозг, проходит связь тела с головным мозгом. И если, допустим, враг наводит ствол на союзника (как сейчас) и я выстрелю в голову, то он нажмет на спуск из-за рефлекторного сокращения мышц. Но если связь между мозгом и телом разнесена всмятку тяжелым патроном, то тело становится бесполезной кучей мяса с говном. Пожалуйста, мой маленький снайпер, задача по сохранению личного состава выполнена. Мои мысли были прерваны сообщением по рации:
– Внимание всем! Работает снайпер! Зингер, за дело!
Вот дерьмо...
– Принял, работаю! Всем открыть беспорядочную стрельбу одиночными! – ответил я.
Стрельба одиночными нужна, чтобы замаскировать мой выстрел – так безопасней, ведь я сижу практически перед носом у врага.
Я начал судорожно выискивать снайпера. Все, что от меня требовалось – найти редкую вспышку на огромном поле боя и подавить её. Делов-то… Начав проверку с кустов, и, отправив в самые подозрительные по два патрона, я все равно не был уверен в успехе и продолжал водить прицелом, осматривая поле боя.
– Ну, что там? – спросил кто-то из стрелков.
– Ищу. От того, что в канал кто-то ****ит, дело быстрее не пой... – я не успел договорить, потому что как раз увидел то, что искал – за поворотом, где так беззащитен был «хаммер», в кустах блеснула вспышка. С помощью сетки ПСО я быстро посчитал дистанцию.
– Командир, я его вижу, но достать не могу – дистанция 350 метров. Могу дать целеуказание.
– Давай! Егерь, Ковбой, готовьте трубы!
– Дистанция 350, 11 часов по дороге, ориентир – куст за поворотом! По команде дам выстрел трассирами!
– Принял!
– Принял! – раздались ответы в эфире.
«А теперь, самое сложное – для меня. После того как я дам трассиры, меня сразу же накроют. Итак, есть два варианта: залечь и надеяться на удачу, или отползать. Как же поступить? – рассуждал я про себя. – Учитывая свой опыт, сам собой выходил второй. Но куда отползать? А что если...
Мне в голову пришла ****утая идея: махнуть на другую сторону дороги, где пиндосов не было.  А что, может и получится. Тем более, сразу навести ствол на меня они не сумеют. Секунда – и я в безопасности».
– Зингер, готов?
– Да! Даю целеуказание!
Я достал из подсумка магазин, помеченный синей изолентой, вытащил свой, уже наполовину отстрелянный, перезарядился. Поставил винтовку на автоматический огонь.
– Задайте ему перца, парни!
– Ну, с Богом. Или без него. – Я нажал на спуск, дав короткую очередь по снайперу, и лег. На меня обрушился шквал огня. «*** перепрыгнешь теперь. Зажали», – подумал я. Раздались два выстрела из РПГ, и, очень надеюсь, что в цель. Или хотя бы рядом. Однако пальба по мне не осталась не отмщенной – не накрываемые огнем мои товарищи, стали стрелять в ответ. Невероятный грохот скоро стал стихать.
– Зингер, поднимайся! Начинай работать! – прозвучал в ухе голос командира.
– Сейчас, позицию найду.
– Да стреляй с той, какая была, – сказал кто-то в эфире. Наверно, из новичков.
– Пошел на ***, мудак! – крикнул Егерь,  – стреляй оттуда сам! Точка уже пристрелянная, еблоид!
– Прекратить срач!
Я пополз по канаве, стараясь не замочить винтовку в этой гребанной канаве – техника тонкая, грязи не терпит. Сам я в ней уже порядком испачкался, замарав весь разгруз. Хорошо хоть карманы из плотной ткани, грязь не пропустят. Доползя... доползов.. короче, добравшись до мостка, над канавкой я, спрятавшись за ним, осмотрелся. Наши уже добивали оставшихся амеров, поэтому я без какого-либо страха вылез, и, сменив магазин и вытащив трассерный патрон (не хватало еще такого палева), с ходу, в чердак (работал красиво) добил еще троих, прямо на ходу.
– Все. Последний добит! Осмотреть тела, транспорт, и доложить мне, – сказал командир.


*под РПГ подразумевается здесь не гранатомет, а Реактивная Пусковая Граната, гранатомет одноразового действия.


Часть 2. Трофеи

Я поднялся, закинул винтарь за спину, подошел к «хаммеру». Со мной были двое: Егерь и Ганс, мы стали пытаться открывать дверь принесенным Гансом ломом.
– А ну, навались!
Дверь отчаянно не хотела поддаваться, скрипела и не открывалась.
– Да, чтоб тебя! Говно ****ое! Вот, блять, делают, ни то что наши «Жигули», блять: чихнешь – пошатнутся, кашлянешь – глохнут! – Егерь со всей дури ударил в лом, и дверь поддалась. Погнулась верхняя часть дверцы.
– Мудак, ты что сделал, как мы дверь откроем?
– Да я чо? Мы б так и так её сломали?
– А на какой хер ты со всей дури ****ул по лому? По голове себе так ебани!
– Я тебе сейчас ****у!
– А ну завалились оба! – сказал я, пытаясь ломом подцепить ручку изнутри, –  сейчас оба по ночнику получите, – тут я подцепил ручку, оттянул лом, и дверь открылась.
– Красава, Зингер! – восхищенно сказали они, но полезли, сверкая жаждущими поживы глазами, в «хаммер».
– Э, я чего-то не понял? Они везли людей?
– Съеби! Дай гляну!  – Людей? Че за хрень они несут? – Я залез внутрь  «хаммера». Там стояло четыре клетки, в которых сидели люди... ну как люди, до того, как по машине ебнули с рпг, они может, и были людьми, но сейчас они больше походили на непрожаренный подгоревший шашлык. Воняло паленой тканью. Я открыл бардачок и вытащил подгоревшие, но сохранившиеся благодаря конструкции, аналогичной, наверно, черному ящику самолетов, бардачка, бумаги. «Так… это че за поебень... выбросить.. выбросить.. так, а это чё? – рассуждал про себя я:  на листе стояли логотипы международного красного креста, – Я положил бумагу в карман камуфляжки – так-с, что еще интересного? Макулатура… макулатура... макулатура с логотипом пентагона... оооо, порошок! Можно будет загнать шнырям».
На этом осмотр машины был окончен, и я решил осмотреть точку снайпера. Его «гнездо» – почти такая же, как моя канава, представляла печальное зрелище. Землю раскидало взрывами, сам амер был нехило ею присыпан – видимо, гранаты попали в природный бруствер, и американскую версию Василия Зайцева оглушило взрывной волной. Но он меня мало интересовал. Я потянулся к винтовке. «Барретт м82», хорошая вещь».
Я снял свой рюкзак и стал скидывать туда магазины из своих подсумков, сложил туда же свою ВСК. В подсумки сложил магазины от Барретта, в утилитарку пересыпал патроны. «Чё я, две винтовки не потяну?» – подумал я.  Напоследок,  я достал грача из набедренной кобуры, приставил его ко лбу моего коллеги и нажал на спуск. Выстрел.
– Чёрт! Вот же ****ство! – всегда мечтал рисануться, добив контрольным в голову, как в кино. Но мать вашу за ногу, в фильмах кое о чем умалчивают  – в частности о том, что мозги вылетают, забрызгивая все вокруг. И моя горка, моя прекрасная горка, оказалась забрызгана мозгами этого ублюдка. Ну, не вся горка, а только часть штанины, но все равно – посреди портков, пятно от ошметков, на самом видном месте. «Какое невезение» – подумал я. Подобрав «барретт», магазины, и максимум патронов, я отправился на доклад к командиру.
– Зингер, ****а в рот, где тебя носит?
– Да вот, решил немного поднять свое материальное положение.
– Ты знаешь что за мародерство бывает?
– Эээ... Егерю АКОГ за мародерство, Гусь ЕОТЕК поднял, а Лис ходит в ****атом шлеме. Ничего нам за мародерство не будет, мы же наемники.
Мы дружно засмеялись – это была старая шутка, по типу шутки «сколько нужно гусю, чтобы затроллить лиса, если гусь из Англии?», когда Лис хотел присвоить себе половину того, что нашманал под Сараево, но Гусь настолько умело обчистил его, забрав «процент командиру», «процент сослуживцам», «и вообще это генеральские бабки». Не подумайте, Лис – не лох, иначе не получил бы в погремухи кличку самого хитрого зверя. Просто Гусю повезло в тот день. Командир отсмеявшись, повторил вопрос:
– Зингер, рапорт!
– Наших *** знает сколько трупов, один или два, в душе не ебу. Противников – все, сколько есть – груз двести. В «хаммере» нашел еще жмуров, документы красного креста. Эти уебки продавали сербов на запчасти. Вот бумаги, – командир взял их, стал вчитываться.
– О, да тут такие шишки замешаны! Мы явно попутали.
«Н…да, раз рыба гниет – то с головы. Если мы прервали их канал поставки, сюда скоро нагрянут по наши души бравые ребятки, да с напалмом – как в каком-нибудь «Апокалипсисе»».
Но другая мысль пребывала в моей голове – как будто проснулось во мне что-то из далекого прошлого: «А если отрезать голову – рыба не сгниет. Надо всего-то убить этих ублюдков, и мир вздохнет намного легче».





Часть 3. Назад в прошлое

Несколько лет назад. Часть ***ской дивизии ВДВ.
– Рядовой Ланевский!
– Я!
– Шаг из строя!
Я вышел из строя.
– Тебя хочет увидеть майор КГБ. Следуй за мной. Остальным военнослужащим проследовать на спортивно-массовые мероприятия. Строй! Нале-во! Шагом марш!
Я пошел за старлеем, стараясь приноровиться к голубому берету: только сдал на него, и он был непривычен, так и норовя слететь от нечаянного движения или порыва ветра. Он привел меня в каморку у КПП, завел внутрь.
– Рядовой Ланевский в сопровождении старшего лейтенанта Клочкова прибыл!
– Вы свободны, лейтенант, – сказал человек в штатском, закуривая «беломор», – лейтеха вышел, – сигарету? – обратился он ко мне.
– Не курю, товарищ майор, – сказал я ровным голосом. «Храбрюсь. А на деле – душа в пятки. На кой *** чекиста вызывать? Что я натворил? Политику повесть хотят? Врага народа?»
– Это хорошо. Рядовой, вы показываете отличные результаты по стрельбе. Очень хорошие.
Страх заставлял искать причину во всем.
– Это подозрительно?
Да, я и впрямь стрелял из всего – от калаша и СВД до ВСС, которых было всего две штуки в батальоне. И классно стрелял – на спор в монетку с пятидесяти метров. За что и получил погремуху «Зингер» – как машинка швейная, точно протыкаю своей иглой (калибром от 5.45х39 до 9х39 и 7.62х54, зависит от ствола).
– Нет, это отлично. Многие мечтают продолжить карьеру на военном поприще, а многие спецподразделения мечтают о хороших стрелках. В вашем распоряжении будут почти все существующие винтовки... – дальше я его не слушал. Как только я взял пошарпаную СВД, посмотрел в её прицел, сделал один пробный выстрел – я понял, что это любовь с первого взгляда. Я снайпер от Бога – все, у чего есть снайперский прицел – это мое. Это как мания. Я был готов сидеть на полигоне с утра до ночи, расстреливая мишень, внося поправки в прицел, стрелять... это было одно наслаждение... – стабильная зарплата и соцпакет. Вы согласны?
Конечно, я согласился на все. Меня взяли в спецназ ГРУ, где я, после месячного курса подготовки, уже на равных с остальными проходил марш-броски и полевые учения. Потом начался развал Союза. Голод, задержки зарплаты, боеприпасы доходили в настолько малых количествах что просто ****ец – почти все уходило налево. Учебных стрельб становилось все меньше, а показухи все больше. Я не мог этого терпеть и ушел в отставку.
На гражданке был такой же ****ец. Пару месяцев я перебивался случайными заработками, старался поддерживать отца (в квартире которого я жил, ибо служебную квартиру отдали сынку какой-то шишки), который страдал от гастрита и нервных потрясений (уволили с завода, на котором он со школы работал). Раздали какие-то ваучеры. Зачем? Что это вообще такое? Может, в будущем это и аукнется, но я свой поменял на джинсы – от него все равно никакого толка, а одеваться во что-то надо.
Однажды, возвращаясь с подвернувшейся халтурки, я как обычно шел домой. Но, зайдя в подъезд, я увидел троих бритых мужиков в кожаных куртках.
– Товарищи, дайте пройти, – я попытался избежать конфликта.
– Мы тут по твою душу.
По спине побежал холодок, а рука потянулась к ПМу, спизженному в армейке.
– Но мы не со злом. Мы хотим поговорить, – я его внимательно слушал, но руку с пистолета не убирал, – ты же ГРУшник. Профессионал. А живешь как бомж. Неужели не хочешь лучшей жизни?
– А кто мне даст хорошо жить? – сказал я с иронией.
– Мой шеф.
– А что нужно делать? – спросил я, почти зная ответ заранее.
– Бизнес у нас честный, не подумай. Но конкуренты, сволочи, так и зажимают. И так просто к ним не подойти, телохранители мешают, телефон не берут... Остается один вариант – снайперская винтовка.
Я думал. Только что мне предложили убивать людей за деньги. До этого я не убивал ни разу. Но возможность стрелять снова! Разве мог я её упустить?
– Я согласен, – сдержанно сказал я.
– Вот и отлично. Парни, – обратился он к двум другим бугаям, – стволы уберите. Они вытащили из-за спин ТТ и убрали в кобуры под курткой.
«Вот  же черт.... скажи я что подумаю, или вообще откажись, то я был бы похож на дуршлак. И всем было бы похуй».
Я стал киллером. Убивал, стреляя с крыш и из окон, людей. Разных людей: ментов, бандитов, юристов, свидетелей...
До сих пор помню свою первую жертву – ей стала женщина, жена одной из шишек, на которых я работал. С тех пор я стал самым толерантным человеком на планете – цвет кожи, политические предпочтения, пол, нация, возраст – это не имеет для меня значения. Мне не было дела ни до кого из них, если их фотография была в конверте, который мне передавал заказчик  – мне вообще насрать, кого гасить.
Но вскроре ситуация изменилась – бандитов потихоньку прессовали, и они либо уходили в белый бизнес, отмывая все, что есть, не забывая занести тяжелый чемоданчик с купюрами американского производства дяденькам свыше, или наоборот, начинали войну, и, вполне закономерно погибали в неравной борьбе. Со временем работы становилось все меньше, и скоро она совсем закончилась.
«Второй месяц уже без работы... раньше и недели не сидел. Если так пойдет...» – мысль судорожно неслась вперед, – «если так пойдет, меня просто уберут, как знающего слишком много. Надо валить». Я надел пальто, взял так называемую мною «красную папку», в которой лежали все документы  (оригиналы) и деньги на черный день, если придется валить – чтобы не искать их по всему дому, теряя драгоценное время, а сразу закинуть в рюкзак и уходить.
Я вышел из подъезда, пошел в сторону автобусной остановки, решив срезать через парк. Я шел, спрятав голову под капюшон, зарывшись в свои мысли, и не заметил идущего навстречу мужчину, столкнувшись с ним плечом.
– Извините.
– Да ничего…
         Я пошел было дальше, пройдя шагов пять, как вдруг услышал сзади голос:
– Семен? – это было имя, под которым меня знали ТАМ. По всем (подложным) документам меня звали Персунов Семен Игоревич. Я понял, что он знает меня в лицо, так что надо действовать.
– Нет… Андрей, – остановившись, я выдал первое, что пришло мне в голову, роясь в кармане, доставая АПС, притом стараясь это сделать незаметно…
– Прошу прощения, обознался…
«Двадцать два, двадцать два, двадцать два» – я выждал паузу, чтобы он отвернулся и расслабился, а затем развернулся, вскидывая пистолет.
 Выстрел. Он вскрикнул и упал.
– Какой же ты уебок… В спину, – прохрипел он… (видимо, я в легкое попал, или еще куда-то – я биологию знаю только на уровне «стреляй в голову/нервные центры чтобы убить».
– Мне похуй.
Я подошел ближе и взял голову в захват и резко дернул, упокоив моего визави, и по совместительству коллегу. «Все мы пешки. Ведь это меня могли заказать его, но судьба распорядилась иначе. Или он меня, или я его».
Несколько суток я мотался по городу в поисках какого-либо укрытия. Пробовал снять квартиру или койку в общаге, но не выходило – рожей не вышел, как объяснил один из вахтеров. В отель соваться было самоубийством – все заносится в базы и вычислить меня можно было, как «два пальца обоссать».  Вкрай заебанный и злой от того, что не выспался – на вокзальных скамейках спать крайне неудобно – спина потом весь день болит – я бесцельно шлялся по улице, как вдруг увидел толпу народа стоящую в очереди в какое-то здание. Я подошел к одному из пацанов, лет восемнадцати, тронул его за плечо.
– Братан, не подскажешь, куда очередь стоит?
Он обернулся, посмотрел на меня тяжелым взглядом – совсем не характерным для его возраста.
– В военкомат. Здесь пункт сбора для добровольцев, защищать наших братьев–югославов.
«Ясно. Парень пересмотрел зомбоящик. Небось, по первому зову прибежал защищать от вселенской несправедливости братский народ». И тут у меня в голове появилась идея. Я пошел в сторону ближайшего банка (минут пять назад проходил мимо него) и по-быстрому сбагрил туда свои сбережения – они мне нескоро понадобятся, и побежал в очередь. Ведь если мне и надо исчезнуть из города, то  добровольческий десант подходит для этого как нельзя лучше.
Спустя час, а может, два, дошла и моя очередь до военкома. Я положил перед ним свой паспорт и «военник». Он открыл его, посмотрел. Положил. Потом снова взял, открыл, стал вчитываться. Когда до него дошло, что я был в спецотряде спецназа ГРУ, у него глаза на лоб полезли. Из уставшего лицо вмиг сменилось миной удивления. Он глянул на меня.
– Спецназ?
– Сначала десант, потом спецназ.
Он выдал мне свежую медкарту.
– Удачи вам!
Затем месяц учебки с зелеными юнцами, насмотревшимися телевизора. Я чувствовал себя словно бриллиант в куче навоза, хотя нашел там еще двух таких же крутых мужиков, как и я – Лиса и Егеря, и старался держаться их, хотя особо и не сближался. Лис и Егерь служили в какой-то элитной мотопехотной дивизии, Егерь был гранатометчиком, а Лис его комодом. После дембеля они остались по контракту, но ушли во время развала, как и я, а сюда пришли в надежде подзаработать – в первую чеченскую, где они опять-таки записались добровольцами, они не хуже чехов обирали местное население, и решили попытать удачи еще раз.
Но самой лучшей новостью для меня стало, что я снова стал снайпером! Я чуть не кончил в тот момент, когда узнал, что за мной закрепили новую ВСК-94. Я сразу поднялся в настроении, как кот, объевшийся сметаны, но на первом же стрельбище понял, что стрелять по нарисованным кружочкам уже не так интересно. Не хватало какого-то азарта, ощущения, что жертва вот-вот уйдет, что ли. «Ну, вот теперь можно и воевать» – подумалось мне.




























Часть 4. Я – твой кошмар

– Гусь! Гусь! Тащи свой окорок сюда! – позвал его командир.
– Что надо? – подошел он.
– Ты же англичанин? Вот, переводи!
– Так-с.., ну тут короче… некий Дритан Лека – походу, албанец, «любезно предоставляет» материал для операций для организации «врачи без
Границ», за что те выплачивают ему в качестве благодарности... fuck this shit! грант в десять тысяч баксов за двадцать.... эээ.. объектов!
– А разве это столько стоит?
– Да, по-любому, там половина на откаты уходит, – сказал я.
– Заткнись… А откуда поставка идет, не написано?
– Из…военной базы «US ARMY Ogosto» – пункт сбора, куда и направлялась эта машина.
– Значит, нам туда... – командир открыл карту, покопавшись в ней, – пленные пиндосы еще живы?
– Так точно!
– Мне нужна эта их база. Я хочу, чтобы эти сраные нигеры сдали мне своих вместе с потрохами.
Вечерело. Командир, разбив ****о одной из обезьян, все-таки вытянул инфу про их лагерь, и утром мы должны были выступать. Я и еще несколько привилегированных солдат и комодов ужинали в командирской (временно реквизированной у сербов) избе.
Веселый шум, смех... как меня это заебало. Вся неделя тяжело давила на душу, если она у меня еще есть. Впрочем, раз давит – значит есть. Я хотел уже попросить немного мета у соседа слева, уже лежавшего в объятиях морфея, но вдруг вспомнил про одну штуку, которую с большим трудом выпросил у медиков миротворцев – «Валиум». Это транк, он дико успокаивает, но в отличие от бухла и дури, от него не трясутся руки – а для снайпера это суперважно. Я достал пачку, напоминающую внешне «валидол» или «пектусин» – стандартные десять таблеток. Врач говорил принимать не больше одной – но, как известно, в таких случаях умножай на два и будь уверен. «А *** с ним». Я вытащил сразу четыре и запил их из стоящего на столе стакана воды.
Сначала ничего не происходило. Потом пришло какое-то отупляющее чувство покоя, как утренний тупняк, только намного сильнее. Все двигалось очень медленно. Я откинулся на спинку кресла – и делал это целую вечность. Я только откинулся и расслабился, как погас свет. «Интересно, это глюк?» – я услышал голоса других солдат и комодов – «видать, не глюк». Вдруг посреди темноты появилась маска, какие бывают в театре, две: грустная и веселая. Маска не двигалась и смотрела на меня.
– Ты... кто? – выдавил я из себя?
Маска улыбнулась – страшной, неестественной улыбкой. Из-под белого материала блеснули желтые от кариеса зубы в чем-то красном, похожем на кровь.
– Я – та, кто всегда будет с тобой!
Сюрреалистичная маска-кошмар подлетела ко мне и схватила зубами за ногу.
– Аааа! Сука, снимите её!
Я дернул ногой так, чтобы приложить маску об стол. Вдруг на лицо мне вылилось что-то холодное, зажегся свет. Меня по щеке хлопал Лис.
– Эй, Зингер, ты в норме?
– Ни ***! Он приход словил!
Нога жутко болела.
– Что… у меня, блять, с ногой?
– Утырок, ты стол чуть не сломал ею! Как ты думаешь?
– А там нет следов от укуса?
Лис посмотрел на меня, как на дебила. Поднял штанину.
– Ну, кровоподтеки какие-то есть, видать об угол ударился, или гвоздь какой из стола торчал, – он спустил штанину обратно.
– Зингер, – обратился ко мне командир, – если будешь так кидать, то будешь спать на улице.


Часть 5. Марш-бросок

На следующий день мы выдвинулись в сторону той самой американской базы, загрузив взятых в плен любителей бургеров обозными рюкзаками по самое «мама-не-горюй». Особенно досталось ниггеру, которого в шутку называли «заряжающим Джо»: он нес самый тяжелый рюкзак с ИРП на всю нашу бригаду и моей разобранной ВСК с БК. Мерно двигаясь по подлеску рядом с дорогой  (не хватало еще закуситься с какими-нибудь местными обрезанными). Держа на прицеле заряженных пиндосов, мы быстро выдвинулись из деревни и прошли половину дистанции – шутка ли, пятьдесят километров за день, после чего командир разрешил привал.
Американцы валились с ног, одному мы даже вкололи стимпак из кофеина и витамина Е, и ему вроде полегчало. Все время, пока мы шли, я вспоминал вчерашнее видение. «Что же это было? Неужели от того, что слишком много принял? Хммм. Да не может быть! Или может?» В итоге я пришел к такому выводу: «надо будет кинуть сегодня еще раз, но меньше в половину. Да. Именно так и сделаю».
Стемнело. В ямках на горелках грелись горячие пайки, а по кругу ходила фляга с горячительной его частью под охуительные истории. Меня это мало интересовало. Я сидел во тьме, прислонившись к дереву, перебирая «Барретт», аккуратно лаская каждую деталь чистой тряпочкой, сдобренной оружейной смазкой – всегда носил их в отдельном подсумке, чтобы не испачкать. Завершив обслуживание прочисткой ствола, в качестве шомпола использовав ветку с намотанной на нее тряпкой, я собрал винтовку обратно. Эта винтовка бесподобна, ни из чего подобного мне раньше не приходилось стрелять – эргономичная, отливающая приятной тяжестью, с таким же тяжелым патроном и удобными сошками. Боеприпасов, конечно, было не так много, но мне должно хватить на какое-то время – пять магазинов по десять патронов и еще примерно столько же, обнаруженных в подсумке у снайпера. Должно хватить на нашу авантюру. Что конкретно хотел командир, меня мало интересовало. Пока что моя цель – защитить живущих здесь людей, как бы высокопарно это не звучало. Просто у каждого должен быть свой путь: заработать денег, выебать понравившуюся бабу, купить квартиру, и человек стремится к этому, у него есть стимул жить. А если смысла нет? Просто быть планктоном, жить от зарплаты до зарплаты, не зная ради чего? Вот мой отец  именно так и жил, хотя давно мог стать начальником цеха, но не делал этого. Почему? Наверное, у него не было этой цели. А у меня есть цель, и я к ней иду. «Что-то всякая хрень в голову лезет. Где там «Валиум», надо бы проверить мою тему».
Перекусив, я закинул на этот раз две таблетки – опять волна спокойствия. Время потянулось медленно–медленно. «Похоже, все-таки я перебрал тогда». С этой мыслью я не заметил, как заснул.
Внезапно я проснулся в холодном поту. Давило неясное чувство тревоги, при котором угроза почти видна, но она на самом видном месте, а из-за этого незаметна, и начинаешь ждать атаку отовсюду, затравленно озираясь.
Все уже спали, кроме пятерых часовых. «Блять... неужели снова? Да ну, нахуй». Вдруг чья-то рука резко опустилась мне на плечо. Я выхватил нож, и плечо сразу же освободилось.
– Эй, Зингер, крыша чтоль поехала? – спросил кто-то голосом Лиса.
          – Не *** так подкрадываться, мудак, – чувством выругался я, – я чуть не обосрался.
– Заметно…
– Чего будил-то?
– Твоя очередь на часы. Через три часа во-о-о-он того малого разбудишь, погремуха «Хан» у него.
– Монгол что ли?
– Да, хрен его знает. Иди уже, я спать хочу.
Я встал, подобрав свою винтовку. Дежурство прошло вполне себе спокойно, хотя я не отказался бы засадить паре местных чурбанов–албанцев по пуле в тушу, чтобы опробовать ценный трофей. Я прямо мечтал увидеть в оптику разлетающиеся ошметки, брызги крови и падающее на землю тело... Это желание было сродни ломке. Чтобы подавить его, я потянулся было за еще одной таблеткой. «Нет. Не на посту». Достояв свой пост, я поднял сменщика и лег сам.
Проснулся я от непонятного шума. Пленный, которого вчера приводили в чувство, явно хотел сбежать: в отличие от своих более благоразумных братьев по «дерьмократии»,  он решился на это. Шум, от которого я проснулся, очень напоминал звук удара прикладом по человеческому телу, чем он, в общем-то, и являлся. Он явно отказывался вставать, слабым голосом что-то ныл на своем языке. Я подошел поближе.
– Пристрелить его. Он скоро от истощения сдохнет.
Кто-то достал пистолет и пустил ему пулю в бошку. Пулей снесло часть макушки с волосами, и пуля попала криво – в последний момент приговоренный дернулся.
– Алкота, блять. Дай сюда, – сказал я, забрав ПМ, и добил и так бьющегося в конвульсиях солдата двумя – для надежности двумя  выстрелами, оставив сантиметровые дырки в его черепушке с торчавшими оттуда мелкими осколками костей и вытекающей кровью пополам с серым веществом. Вчерашнюю жажду крови как рукой сняло.
– Держи, – я отдал пистолет его хозяину и посмотрел на него. Парень  лет двадцати пяти, тот самый, которого я вчера будил  (Ханом кличут вроде) смотрел на меня немного испуганным взглядом. Видать не понял еще – я поступил с убитым добрее, чем он сам своим промахом. Я хотя бы быстро и безболезненно все сделал.
Остальные янки засуетились и запряглись сами, без просьбы командира. Тонкой цепочкой в колонну по одному мы выдвинулись снова. Прошло полчаса, как мы вышли. Я услышал какой-то шум, как вдруг по рации раздалась команда:
– Всем лечь! Едет транспорт!
Из нашего подлеска было хорошо видно ленточку из «хаммеров» с закрепленными на них тяжелыми пулеметами и двумя грузовиками, везущими мясо.
– Не стрелять! В контакт не вступаем! Пропускаем мимо – прозвучал голос в эфире.
«Эхх, а так хотелось… Хотя против такого количества врагов мы бы не вывезли как в прошлый раз, почти без потерь. Колонна проехала мимо, сопровождаемая нашими взглядами».
– Зуб даю, – сказал встающий и отряхивающийся рядом Егерь, – это по наши души.
От этих слов мне стало нехорошо.
– Подъем, кривоногие! Нам еще идти и идти!
Спустя какое-то время, мы дошли до базы противника. Это было легко понять, что перед нами полевой лагерь – ровно стояли палатки, словно их отмеряли линейкой, отдельно располагалась полевая кухня, пара «хаммеров», грузовиков, и какой-то танк – я в них не разбираюсь. «Что же задумал командир? Неужели брать штурмом?». Я посмотрел на него.
Он, подозвав Гуся, приказав тому оставить ствол. «Переговоры», – понял я, – «надо бы подстраховать».
– Хан, Егерь со мной! Прикроете!
Вместо Хана я бы позвал более опытного Лиса, но он куда-то отлучился, видать нужда приперла. Мы заняли удобную позицию под деревом: широкая крона и ствол давали хорошее прикрытие на случай отступления, кустарник прикрывал от лишних взглядов. Расположившись в нем, я стал смотреть в оптику за тем, что происходит. Сначала Гусь и командир просто стояли. Затем к ним вышел какой-то офицер, и они начали о чем-то ****еть.
– См отри, как забегали – сказал Егерь, – надо думать, о лагере противника.
– К чему бы это? – спросил Хан.
– Боюсь не к добру, – сказал я, все еще смотря в прицел. Они ****ели, командир повернулся, показал рукой в сторону нашей стоянки и что-то говоря, махнул рукой. «Бля, кинуть что ли хочет?» Палец уже был на спусковом крючке, я нервно поглаживал его. Перед глазами промелькнули взрывы, треск автоматных очередей, окровавленное лицо солдата, сжимавшего калаш.
– Помоги мне... – хрипло сказал он.
         Я мотнул головой. «Спокойно».
 Наконец они пожали руки, и из эфира донеслось:
– Мужики, выходим! Я добазарился с обезьянами!
«О чем это он добазарился?». Позже выяснилось, что он предложил сотрудничество по поддержанию порядка, так сказать. Если быть точным – резать сербов, чему янки были только рады, а взамен он попросил долю с торговли потрохами. Только вот мне это не понравилось. Неправильно все это. Я высказал эту мысль с глазу на глаз трем людям, и не нашел  поддержки у них в глазах.
«Значит, придется действовать одному».
На следующий день.
– Всем построиться! Скоро приезжает дилер! – крикнул Гусь, замещающий командира. Янки уже давно стояли в строю, и, ехидно посмеивались, глядя на командира русских, пытающегося построить своих рас****яев. Построить наемников, представляющих собой биомусор даже в одну шеренгу тяжело, особенно нас – в нашей ватаге почти все ненавидели муштру.
______________
Стоял гул авиатурбин. Солдаты торопливо выгружались.
– Третья добровольческая рота! Построиться в две шеренги!
Мы неторопливо стали занимать свои места напротив командира.
– Живей, живей!
– Пошел на ***! – крикнул Лис, сам бывший командиром (пусть и комодом), и прошедший всю ПЧ отнюдь не на кордонах. Он люто ненавидел строгач на плацу.
– Сейчас ты на *** пойдешь! – командир подошел к нему и врезал кулаком под дых, – бегом, хромые!
Ничего не поменялось. Лис медленно встал, и, так же неторопливо, стал занимать свое место в строю. Худо-бедно, за минуту мы построились, к явному неудовольствию командира, и в итоге за это рас****яйство мы добирались до располаги пешком – там было десять километров, которые мы добирались по осенней грязи, а командир, сидящий в уазике, поливал нас матом и иногда грязью из луж. Потом выяснилось, что он такой же ветеран ПЧ, сидел за то, что отказался работать с братвой – они повесили на него сфабрикованное дело.


Часть 6. ****орезка

Где, блять, командир? Какого *** нас строит Гусь? И от Лиса до сих пор ни хуя – как съебался вчера, так и не вернулся.
Послышался звук работы двигателей. Вот–вот должен был появиться «хаммер» из-за пригорка... Раздался звук взрыва, и он, подлетев, появился в поле нашего зрения – объятый пламенем, словно призрачный гонщик.
– ****ь–копать... – произнес кто-то.
Пиндосы похватали оружие и пятеро бросились в сторону взрыва, остальные распределились по укрытиям – кто-то спрятался за мешки с песком, разложенные на границе лагеря, аккуратно сформированные в бруствер, кто-то за боевую технику. Оттуда послышалась стрельба: взрывавшие явно хотели добить тех, кто в колонне. На горизонте мелькнуло какое-то тело, и я рефлекторно вскинул винтовку, глянул в прицел. Я не поверил своим глазам. «Командир? Какого ***?»
– Мужики, не стрелять!
– С *** ли?
Тело на горизонте исчезло, но янки были полны решимости догнать, и, видимо, без анальных наказаний не обошлось бы. Наша рота стояла и тупила, глядя на убегающих амеров.
– Гаси! – раздался в эфире голос командира, – гаси уебков!
Я развернулся и поймал в оптику офицера пиндосов. Он бежал к «хаммеру» (вот тормоз), ища укрытия. Из-за моей спины раздались звуки выстрелов, маты на двух (если не больше) языках. Быстро рассчитав опережение, я нажал на спуск. Винтовка сильно отдала в плечо – намного сильнее, чем ВСК, сбился прицел. Я глянул в оптику, чтобы осмотреть свое «произведение». О-о-о-да, у меня, кажется, встал хер. В груди, чуть ниже нагрудного кармана, зияла огромная дырища, из которой резкими толчками выливалась кровь, а еще живая жертва пыталась ползти куда-то вперед, к машинам. Ну и *** с ним.
Начался ад. После протупа и потери половины состава, янки очухались, и начали поливать огнем в ответ.
Оператор одного из «хаммеров» сел за пулемет, мстя за убитых товарищей. «Интересно, а бронестекло я пробью?»
Выстрел. Пуля пробила лобовое стекло, но стрельба не прекратилась – видимо, задержалась стеклом. Еще выстрел – пулемет замолчал. Это со стороны кажется, как легко я все делаю, а на самом деле я до сих пор удивлен, что жив, так как стреляли со всех сторон – пули пролетали в считанных миллиметрах, воздух нагревался от свистящей, чертящей огненные дуги трассиров в воздухе смерти. Еще один пулеметчик бежит к машине. «А *** тебе!». Он подбежал к двери и замешкался, открывая её. Выстрел. Точно в голову – она разлетелась почти как сброшенный с крыши арбуз, закидав ошметками «хаммер», а тело откинуло на полтора метра. Раздался взрыв гранаты в трех метрах от моего укрытия – точки, окруженной мешкам с песком. «Понял. Понял вас».  Я залег, вытащил ПМ. Ну а хуле еще, не спрячусь, точку накроют, и одной криво кинутой гранатой дело не обойдется. Скоро (минут через пять) стрельба прекратилась, и я аккуратно высунулся. Вся база была усеяна телами убитых, несколько амеров успели уйти в лес.
– Зингер! Зингер! – подошел ко мне Егерь, смеясь.
– Чего тебе?
– Убери ствол!
Я опустил ПМ.
– Да не этот! – он заржал как конь.
Нас осталось четырнадцать человек: Егерь, я, командир и Лис плюс десять неизвестных мне. Бедняга–Гусь скопытился от первой очереди из «хаммера», я бы даже затруднился найти хоть что-то от его останков, если бы Егерь не показал бы мне их – держащиеся на тонкой ниточке кожи да подпаленного мяса две половинки, с одной стороны которых вылезали словно разорванные дождевые черви, кишки, обдав тело говном, а из второй половины торчал кусок прокуренного серого легкого.
– Вот же сука! – зло вскрикнул Лис, увидев его, – всегда хотел с****ить его горку, а то моя флора через раз рвется! Унес с собой в ад, подонок жадный.
– Сколько гусей нужно, чтобы наебать лиса? – повторил я старую шутку.
– Пошел на ***, – сказал он, снимая жетон с шеи Гуся, – так-с, что у нас? Семецкий, Юрий Густавович... И, правда, англичанин...
– Обидно, что мы узнаем настоящие наши имена вот так, – сказал один из наемников, согласно нашитому шеврону – Барс.
– Таковы обстоятельства, – сказал командир.
– Кстати об обстоятельствах, командир. Ничего не хотите нам сказать?
Он вздохнул и начал свой рассказ.
________


– Шевелись, хромые, нам еще идти и идти!
Колонна пошла дальше: груженые американцы; настороженные штурмовики; гранатометчик с помощником, несущие с собой пять труб, а с ними и смерть всему отряду  (не дай Бог рядом взорвется что-нибудь – ****ет так, что в моем родном селе будет слышно). Самоубийцы, блять. За ними снайпер со спизженным «барреттом». «Показушник, мля. И где ты под него патроны искать будешь?»
Но главным был вопрос в том, что же делать с базой янки? То, что до *** их уехало, проблему облегчает, но не решает полностью. Как вариант, прикинуться своими? Тогда нужно, чтобы кто-то оставался вне отряда для разведки. Гусь? Этот со своим «чаехлебским» гражданством первый перейдет за пиндосов. Зингер? Опять своих колес нажрется, в самый ответственный момент. На задании он конечно ни разу не кидал, но хочется быть уверенным на сто процентов. Егерь? Нет. Слишком шумный. Лис?
Я затянулся сигаретой. Да, Лис – идеальный вариант.
Дойдя до предполагаемой точки, я по-тихому отозвал его.
– Будешь в тылу, со мной на связи. Сухой паек вот. Частота 555.600.
– Что нужно?
– Разведка. Все, что можно – предполагаемые передвижения противника, схроны, дополнительные базы, о которых мы не знаем. И самое важное – тебя не должны видеть.
– Даже наши?
– Наши, тем более.
Далее я пошел с Гусем на переговоры. С трудом нам удалось убедить его принять нас в этот бизнес – мне почти удалось убедить, что мы можем помочь с охраной. Но амер задал тот вопрос, которого я боялся.
– А откуда у вас такая информация?
Секунды потянулись долго. «Что ему ответить? Что?»
– Сербские партизаны напали на конвой. Мы попытались его отбить у них, но тщетно. Могу показать место, где все произошло.
– Давайте. Потом зачистите деревню – это будет ваше первое задание. Завтра приедет наш спонсор – с ним и поговорите.
Мы пожали друг другу руки.
– Мужики, я добазарился...
Ночью меня поднял Лис через рацию.
– Командир, я фугас нашел. Хочу установить на дорогу, если вдруг поедет кто – ****а ему.
Я вспомнил слова о приезжающем спонсоре.
– Сейчас буду.
Подошёл к Гусю, передав записку, что оставляю его за старшего, и, словно тень, прошмыгнув мимо часовых (попал во время смены) я вышел в лес, где вскоре отыскал Лиса, связываясь с ним по радейке. Он вытащил из-за камня здоровый – с елду мамонта – противотанковый фугас.
– Помоги, бля,  – кряхтел он.
Вместе с ним мы дотащили этот фугас, и с помощью наших кривых ручек и мата долго закапывали и маскировали его.
Наутро я разбудил Лиса – мы дежурили поочередно, давая друг другу поспать. Он взял свой калаш, и мы стали ждать гостей. Гости не заставили себя ждать: два «хаммера» (всего-то) – «хаммер» с ПТУРами и гражданский джип. Как только один из автомобилей подъехал к фугасу, он взорвался, а от него сдетонировали и ПТУРЫ (или как их там эти носители дерьмократии называют?). Гриб поднялся на два метра, машину прижало к земле взрывом и объяло красным пламенем, пополам с черным дымом. Послышался шум с базы.
– Что делать, командир?
– Гаси! Гаси уебков! – крикнул я и стал стрелять по стеклу джипа. Лис последовал моему примеру. Сначала громко лопнули шины, потрескалась стекло. Водила пытался отстреливаться, но с пистолетом против двух калашей далеко не уедешь – скоро он упал лицом на руль. Открылась задняя дверь, и пассажир попытался убежать.
– По ногам! – крикнул я и начал аккуратно одиночкой пытаться попасть в бегущую ногу, но бесполезно. «А *** с ним!». Я прицелился в бедро – оно двигалось меньше и выстрелил. Сразу вырвался фонтан крови, клиент упал набок и истошно закричал, как баба. «Или богатенький сыночек».
Я подбежал к нему.
– Дритан? Дритан Лука?
– Нэ! – задыхаясь от боли, крикнул он, – Криштоф! Криштоф Лука!
– Где Дритан?
– What? – непонимающе спросил он, – HELP ME! I need help!
– Shut up, mother fucker! Where is Dritan Luka?
– Prishtina! Pristina, Teutastreet, 86! – заверещал албанец, – Help m... –
его истеричный возглас был прерван выстрелами Лиса.
– Не пожалел ты его, – заметил я.
Первая пуля пришлась в челюсть, разворотив её – часть зубов вылетела, часть уродливо топорщилась из дырки во рту, вторая пуля попала чуть выше и разнесла нос и остатки содержимого, в итоге сопли смешались с рыжей отрыжкой, пролившейся во время кратких конвульсий, зубами и кровью. О том, как это воняло, говорить не стоит – словами это передать невозможно. Признаться, я сам тогда чуть не блеванул.
– Заебал он меня. Орет как баба.
Мы пошли осмотреть джип. В бардачке нашлось немного еды – сладкие батончики, чайный пакетик и влажная салфетка. У водителя, залившего все свое место густой красной кровью – видимо, питался большим количеством гематогена – кровь была правильного цвета и хорошо свернулась за такой малый срок, также нашелся ТТ и магазин к нему. В багажнике мы нашли  ППШ и три диска, а также закрытый баул. Открыв его, я присвистнул – там были «бабки» – пачки стодолларовых купюр пополам с поролоновыми кубиками – видать, для объема. Чистыми вышло всего десять тысяч.
____________
– Такие вот пироги...
– Приштина тут недалеко. Теперь туда? – спросил его Барс.
– Надо. Но нас мало. И с патронами плохо.
– Ну, особо вариантов нет.
– А давайте патронами тут затаримся. Так сказать, «махнем не глядя».
– На эмки?
– Вот ты и махнул, – сказал третий, с позывным «Бритва», – тебя потом выебут за проебанный ствол. Лучше не возвращайся.
Командир в это время стоял и задумчиво курил («Лаки страйк – вот же везучий).
– Меняем стволы. Калаши сложим там, где лежал фугас – хорошее место, *** найдешь, если спецом не искать. Твой винтарь, – обратился он уже ко мне, – мы спишем, как сломанный.
Взревели моторы, и два хаммера, битком забитые нашим братом, покинули располагу наших коллег–миротворцев («Гусь свинье не товарищ» – как сказал тогда Лис. «А лису тем более», – заметил я, вызвав приступ ненависти со стороны последнего). Колонной по одному, просматривая из камер турелей – а на пулеметы оказались турельными с органами управления внутри бронированного туловища машины, так что можно было косить вражин, будто Толстой сено, попивая кофеек. Максимум бы поскребывания пулек по броне отвлекали, не более.























Часть 7. Операция «Аэропорт»

Колонной по одному мы выехали на дорогу, ведущую к Приштинской магистрали. Только передний «хаммер» выехал на дорогу, из-за поворота вынырнул «бэтэр». За ним еще один. И еще. «Урал». «Бэтэр». Мы в ахуе смотрели на это, пока командир не дал подзатыльник водителю:
– Хорош пялиться! Не парад победы смотришь. Трогай! – последнее прозвучало в эфире.
Только «хаммер» двинулся, почти сразу колонна затормозила, стволы КПВТ стали направляться на нас. Из «Уралов» стали высыпать солдаты десантники и готовиться к бою.
– И что делать? – спросил кто-то, разрядив неловкую паузу.
– А я ебу? – несколько неуверенно сказал командир, – Зингер, Лис со мной. Будем добазариваться.
Сначала вылез Лис, за ним я, последним командир. Оружие мы, конечно, оставили – чтоб не провоцировать, так оно еще и не наше. Выйдя из машины, мы втроем неторопливо, вальяжно пошли к колонне, стараясь не показывать волнения. На самом деле, как сейчас помню, мое очко сжалось до размеров песчинки. «Пожалуйста, Господи, спаси и сохрани, сукин сын...» – не, не подумайте, что я верующий. Но в тот момент я не знал, во что верить. Я был готов молиться всем богам, чтобы у солдат оказалось тоже прочное очко, и никто из них не нажал на спуск случайно и не запустил цепную реакцию. Что их командир не прикажет нас стрельнуть просто потому, что ему так захотелось. Что никто из нас не споткнется, так как это резкое движение может быть принято как провокация, и немедленно последует наказание. «Сука, как же страшно!» Холод пробирал меня от поясницы до плеч.
Навстречу нам вышел какой-то младший офицер, походу лейтеха.
– Кто вы такие?
– Свои, – ответил командир с каменным лицом, но я видел боковым зрением, как у него дернулся уголок рта, третья добровольческая. Слыхали?
– Не похожи вы на добровольцев. Да и на роту тоже.
– С пиндорасами сцепились.
– Потери?
– Почти все. Осталось пятнадцать тел.
Лейтенант выдержал паузу, достал сигарету, закурил.
– А их?
– Три сотни. Все. С офицерами и прочей тыловой братией.
Лейтеха присвистнул.
– А вы кто?
– Это… секретная информация. Хотите – присоединяйтесь. Нам такие профессионалы лишними не будут.
– Куда двигаетесь хоть?
– Приштина, потом к Косову Полю. «Приштина? Приштина – это заебись. Считай с конвоем доставят, ручку пожмут, да и поебаться может завернут с какой-нибудь медсестрой».
– Добро, – решил командир, можно поговорить с вашим командиром?
– Так точно. Вы со мной, остальные в хвост колонны.
– ****уйте, – обратился Командир к нам.
Мы развернулись. Я (не особо эмоциональный человек) чуть не побежал, раскидывая лепестки роз во все стороны – настолько я был счастлив, что все обошлось.
Как выяснилось, Лис тоже был на грани срыва – сев в тачку, он сразу же приложился к фляге, а на его руке остался глубокий отпечаток от рукояти пистолета.
– Вторая, вы нас слышите? – сказал я в канал, – следуем за ленточкой, позади всех.
– Это вторая, понял тебя.
«Вот так повезло». Ощущение будто гора с плеч не покидало меня. Казалось, все сложности должны решиться сами собой, без нашего участия. Колонна двинулась, мы поехали за ней следом. Чувство свободы окрыляло, и я достал ещё «Валиум».
Выключив рацию и выпив две таблетки, я снова погрузился в покой. Я слышал, как переговариваются другие наемники, слышал рев двигателей «БТР» и катафалков – так мы прозвали транспортные грузовики, перевозящие солдат – по сути, одна очередь из хорошо замаскированного пулемёта и вместительный и неприхотливый транспортник превращается в отличную труповозку. Или не пулемета, а скорее даже калаша. Вот вы когда-нибудь стреляли из пулемёта? Вероятно. По своему опыту хочу сказать, что идея стрелять из пулемета  на поражение бредовая. Да даже из АК очередью более трёх патронов *** куда попадешь, а тут пулемёт! И калибр у него больше. Зато больше повреждений. Дырки по два сантиметра, залившие весь пол застывшей, свернувшейся вишнево-бордовой желеобразной массой, бывшей когда-то кровью. Белые лица, с пустым взглядом. Куски плоти, конечности, торчащие под неестественными углами – это все так впечатляет! Когда я впервые увидел результат работы пекаря, я захотел написать ему оду. Меня затряс истеричный смех. «Пекарь бесчеловечнее мясника. Смешно».
Релакс понемногу уходил, и рассудок вновь вступал в свои права, словно солнце, освещающее наш мир каждое утро. «Вот это меня накрыло, конечно». Машина ехала не слишком быстро, переваливаясь на разбитой войной дороге. По краям рос роскошный лиственный лес.
– Скоро Приштина, – сказал водила, – будьте начеку.
– Ну что, парни, готовы? – спросил Барс, с металлическим щелчком передернув затвор у М4А1.
– А есть варианты? – ответил Лис, осматривая местность из камер, сидя за местом стрелка-пулеметчика. Все готовились к неизбежному столкновению с противником.
Въехав в Приштину, мы поняли, что не зря. Пришлось сильно замедлить движение, так как на улицу выскакивали дети, женщины и мужчины – они забрасывали транспорт цветами и радостно кричали что-то на сербском. Нам, конечно, стало спокойнее дышать, но, тем не менее, цветы водила снимал дворниками с лобового стекла, а высыпавшие на улицу люди не хуже пехоты противника задерживали наше продвижение, хотя настроение у всех приподнялось.
– Смотри, какая красавица, Лис, – я ткнул пальцем в девчонку лет восемнадцати, стоявшую в красном платье по колено, в белый горошек и махавшую платком колонне.
– Мелковата. Пусть подрастет немного. Девушка как вино…
– Чем старше – тем лучше?
Если после первой реплики многие улыбнулись, то после второй заржали в голос.
– Да пошёл ты.
К слову, многие из местных недоуменно таращились на две американские машины, плетущиеся в конце русской колонны. И если к концу дня, когда мы проехали-таки этот гребаный город, у многих вояк в бэтэрах и мясовозках не было места от цветов и провизии, то у нас, выглянув, я обнаружил всего лишь банку тушняка. Открытую и пустую банку из-под тушняка на крыше машины.
– Серьёзно, блять?
– Скажи спасибо, что туда не насрали, Зингер.
– Нет, блять, какого ***? Почему этих пидоров, годных лишь на мясо, облизали, как только можно, только по домам не разобрали и не дали выебать своих жен, а нам целую банку нихуя?
Лис молчал.
– Потому что мы наемники, – сказал Барс, – на нас похуй. Ты видишь на нас опознавательные знаки? Я – нет. Если мы отбросим коньки тут, и наши ****ьники покажут генералам, они скажут: «это не наши, впервые их видим», и никто им не предъявит. За нас не будут печься, как за ту зелень...
– Пусть так. Мы ничьи для всех. Нас нет даже для страны, нас родившей. Но в отличие от той зелени, мы куда полезнее. Хоть и весьма специфично.
– Да, ты прав. Всё-таки, оно мы добровольцы. Хоть это никто и не докажет, – он добродушно улыбнулся.
«Ну, вот сука и сражайся за этих неблагодарных мразей», – думал я. Злоба все не уходила, руки чесались набить чей-нибудь ****ьник.
Стемнело. Было уже три ночи, а мы все ехали. Водитель был под стимпаком  – поступил приказ не останавливаться. «Как будто опоздать куда боимся. Трубы, блять, горят у кого-то». Хотелось еще немного вкинуться, но мы почти проехали Косово поле, а это уже территория врага. Здесь надо быть начеку, так что винтовку я не выпускал из рук. Скоро покачивание машины бросило меня в сон.
____________

Что может сниться солдату? Смотря какой сон и какой солдат! Хорошему будет сниться уволка, встреча с батькой, друзьями, девушкой. Лично я не одобряю последнее – нет, не подумайте, я не пидорас, но как по мне во время увала куда лучше скинуть бабла шлюхе, ведь еще столько дел впереди, а уламывать бабу – бредовая идея. Вообще не понимаю, кто уходит в армию в надежде, что баба дождется? Вот я не верю, сам через это прошел. Не прошло даже половины срока, за восемь месяцев забыла про меня. Впрочем, я заговорился.
Плохому солдату приснится, как духи моют полы, слон ему убирает тумбу, а он с другими дедами да черпаками режется в карты, и обязательно выигрывает. Как окучивает медсестричку из санбата. Как ему дает друг дембельские сигареты – тридцать штук, по одной на день.
Хорошим солдатом я себя никогда не считал. Проебался я нехило. Хотел бы я им, солдатом, назваться? Сложно сказать. Я солдат скорее идейный. Я далеко не готов что-то делать без экипировки сидя в катафалке с зелеными срочниками. Но я и не наемник – бегать за дяденькой, который машет деньгами и валить направо–налево народ не готов. («Блять, а че ты восемь лет подряд делал?» – спросите вы). Тут другое. Не согласись я, сам бы сдох.
Мне не снилось ничего. Давно уже. Я засыпал и видел черную пелену. Серую дымку, словно кто-то бросил РДГ, иногда перекрывающую тьму. Но сегодня я даже дымки не видел. Пожалуй, у всех бывает кризис...
_______________

Я проснулся от удара по голове. Не думая, схватился за пистолет. «Дозорный, пидорас, заснул», – крутилось в голове. Но оказалось что все в порядке, просто сильно тряхнуло.
– Эй, Шумахер! Куда гонишь? Трясет нещадно, – я был недоволен прервавшимся сном.
– Приказ.
– Какой приказ?
– Такой, блять! Хватит дрыхнуть, рассвет уже!
Я выглянул в окно. Солнце только-только начинало свой каждодневный путь, освещая людям землю. Красное зарево освещало небольшой кусочек неба, но тьма, словно неохотно уступая, все еще властвовала. «Рассвет, блять».
–…шшшш...овиться! – донеслось из эфира. «Совсем скоро сядет, видать», – возможна встреча с противником! «Хаммеры», вперед, идете после первого бэтэра.
Эта новость не встретила ни ненависти, ни одобрения, только что-то вроде «надо бы других разбудить» – утренний тупняк подогнал. Впрочем, все и так были готовы – никто не думал даже с предохранителя сниматься. Тем временем водила нашей и другой машин начали обгон, и скоро мы ехали вторыми в колонне. Опасно, конечно, но боевая мощь в виде двух пулеметов должна находиться там, где она сможет быть использована. Теперь я сидел за «турелью», следя в камеру за кормой «бэтэра». Вдруг он подлетел на трамплине, и я понял, что нас ждет в следующую секунду. С криком «ЕПТВОЮМАТЬ!» я попытался схватиться за сидение, но не успел, и ебнулся каской об низкий потолок машины. Другим повезло больше – отделались испугом. Тем временем, «бэтэр» вынес хлипкую калитку чего-то там, и начал проезжать внутрь территории.... аэропорта.
– Шшшшш..доточиться!
Я увидел на дисплее людей в ангаре аэропорта в каком-то стремном камке, похожем на американский вудланд, и, недолго думая, нажал на гашетку.
– Контааакт! – закричал я, тщетно пытаясь попасть хоть куда-то на ходу, попутно стараясь сориентироваться с управлением, – тормози, мудила!
Водитель дал по тормозам, и, спустя секунду, я наконец-то смог попасть по машущим нам руками (мол, «свои же, чего стреляете?») солдатам. Одного, идущего во весь рост переломило пополам убойной пулеметной очередью, забрызгав фаршмаком ближайший метр асфальта.
– Ууууууу! – кричал я от восторга.
Остальные начали отступать, прячась в ангар, но тонкий лист стали не мог остановить тяжелый пулеметный калибр.
Тем временем катафалки разгружались за забором, и из мяса десантники, сидевшие там, успели превратиться в хорошо размешанный кусок дегтя в бочке меда у врага – теперь не завалишь одной гранатой. Шеренгой они бегом стали занимать оставшиеся здания, не встречая сопротивления.
– Подбрось меня к диспетчерской вышке, – сказал я, доставая «барретт».
– Без проблем, – сказал мой товарищ, уже свыкнувшийся с ролью таксиста.
Он резко развернулся на два часа, дрифтанув, двинулся к вышке, с ветерком подбросив меня до новой точки.






















Часть 8. “The lines must hold, the story told…”
 
Я поднялся в диспетчерскую вышку (преодолев неслабое препятствие в виде лестницы, ибо лифты были обесточены) со вторым номером   – Егерем. Пока я устраивал позицию (выбивал стекла и двигал столы, чтобы было удобнее отстреливаться), Егерь раскурочил ИРП и начал греть горячее на таблетке сухого топлива. Как ни крути, мы ехали почти сутки, питаясь по сути пачками нихуя и энергией космоса, словно монахи главного похуиста в мире. Но мы-то, блять, нихуя не монахи, многие вообще не верят, и не ****ите мне про «атеистов на войне нет», сразу на *** пойдете (слава советскому образованию).
Я уже закончил двигать столы так, чтобы под ними можно было спрятаться  (цель, которую я преследовал, была не защита, а маскировка), ибо если заметят и накроют, то все равно – ****а, ибо снайпер – одна из самых важных целей, примерно как пекарь, а радисты вообще смертники, и по мне будут ебашить из всего: от малых калибров и ручных гранат до тяжелых пулеметов и ПТУРОВ и ПЗРК, вернее их забугорных аналогов, так что лучшим ходом будет просто не дать себя заметить, когда на всю вышку стоял запах риса с мясным соусом (соевой подливой).
– Ешь первым, Зингер, я постерегу, – сказал он.
–Добро, – ответил я, забирая винтовку с импровизированного рубежа.
– Э, ты винтовку оставь, как я врага без увеличения-то замечу?
«Охуел, чёрт?»  – промелькнула первая мысль. Правило снайпера номер один: «Никогда, никогда не давай винтовку автоматчику». Почему? Ну, причин много. Наиболее распространенной является их привычка собирать и разбирать свои «калаши», не пристреливая, а потом еще удивляются, почему они с 400 м не попадают в цель. По мне, этого уже вполне достаточно…
– Обойдешься биноклем, – сказал я ему. Он пожал плечами и пошел дежурить, а я с аппетитом принялся выскребать контейнер, напоминающий контейнеры с едой в самолете. Потом я прикончил шпик и галеты. Многие выбрасывают шпик, так как не умеют его готовить, а просто жир жрать не интересно. Но если разогреть его в этих же самых контейнерах с овощной икрой и/или паштетом в нужной пропорции, разведя до массы немного мягче сырка «дружба» и погуще картофельного пюре, получится отличный соус к галетам, не имеющем своего собственного вкуса, а параллельно можно еще и заваривать чай/кофе/тонизирующий напиток – нужное подчеркнуть, а пока это все готовится, можно перекурить, либо заточить еще чего-нибудь. Ну, курением я не промышлял, точить чего-то до приготовления своего волшебного зелья не видел смысла, так что просто решил «повтыкать», смотря на миниатюрное пламя из белой таблетки. Языки то вздымались вверх, обхватывая контейнер и норовя съесть все вместо меня, то отступая, говоря, мол, «шучу, солдат... твое, твое». Пламя завораживало, отталкивало и манило одновременно... Да, я опять принял полтаблетки.
Только я отошел от покоя, вода начала немного подогреваться, а шпик переходить в жидкую форму, послышался треск лопастей вертолета. Я выглянул в окно, хватая винтовку. Так и есть, пидорасня летит на вертолете, который, словно «пузатая» стрекоза, летит в сторону аэропорта. Я взял его на прицел, расставив сошки и уперев приклад в плечо. Тем временем вертолет завис, будто выбирая место получше, и стал снижаться. Я стал судорожно соображать, что же делать – приказа стрелять не было, а сами мы не вольны уже отвечать за себя – с нами была туча российских солдат, и если нам-то все равно, к нам не подкопаться, то этим достанется по полной. «Ну, думай, думай, блять». Я загружал себя, как мог, просчитывая сотни исходов и вариантов событий. И, наконец, выбрал единственно верный.
– Машину! Машину под вертушку!
Реакция последовала незамедлительно. Второй «хаммер», ехавший за нами, мгновенно среагировал, прошипев шинами по асфальту, поднырнул под вертолет. Пилот, видимо, подумал, что с ним играют, и решил поиграть в ответ, сдвинувшись вправо на три метра, чтобы машина не встала под нее. И все бы получилось, но другой «хаммер» снова перегородил площадку вертолету. Открылась дверь десантного отсека, и высунулся, собственно, сам десантник (вот это новость, правда?). По-хозяйски осмотрев аэропорт, он, с присущей британцу красотой (хотя, как по мне, особый шарм его ****ьнику придавало перекрестье прицела), махнул рукой, словно отгоняя назойливую муху, мешающую спокойно отдохнуть. В ответ – тишина. Он залез обратно и навел свою коробку с магазином подмышку на один из «хаммеров». В ответ «хаммер» поднял пулемет, а подъехавший на шум бэтэр КПВТ. «Определенно, это 2:0. Британские фанаты, сосать!» Вертолет поднялся где-то метров на пять, и предпринял последнюю попытку: был выброшен трос, и по нему начал спускаться один из британцев. «Ой! Будет очень неловко, если в самый ответственный момент трос порвется. – Но снизу прострелить я трос не мог, так как он постоянно болтался. – Ну, сам виноват», – подумал я, – «никто тебя лезть не заставлял». Я взял на прицел натянутый весом чаехлеба трос. Легко просчитав амплитуду его движения, я выстрелил. Трос оборвался, когда британец был на четырех метрах. Он упал набок, пролетев кувырком, прямо на стоявший под ним «бэтэр». Я четко видел, как он ударился головой, а после тело сползло с «бэтэра» вниз.
–Зингер! Зингер, ****ый в рот!
– Зингер в канале…
– На *** ты это сделал? А если с нас спросят за него?
– Пусть спросят с себя, зачем он полез. Или с тех, кто им трос давал.
– Ты ****утый?
– А что? Дали плохой трос. Порвался так не вовремя, – сказал я с деланным сожалением, – упал и умер человек....
– Погоди, он вроде дышит.
«Это враг, нельзя щадить, – размышлял я, – или волки, или мы»
– Ну, так это легко исправить.
Тем временем Егерь к чему-то принюхивался. Я подсознательно последовал его примеру. Пахло... подгорающим шпиком!
– БЛЯЯЯЯЯЯЯТЬ! – я рванул к котелкам. Полкотелка воды выкипело, а шпик уже начал подгорать.
– Ну, сука, – я всерьез обиделся, – бля, почему так?
Заварив чай из остатков воды, я попробовал шпиковую смесь с икрой и паштетом. «Вроде ничего так. Есть можно» – подумал я, обмакивая в него галету.
Спустя часа два, не более, пинания ***в и бесцельного наблюдения за зеленкой нам удалось засечь противника. Под словом «нам» я имею в виду представителя наших войск. И как вы думаете, с какой, блять, стороны они выходили? Во фланг? В тыл (хотя какой тыл, тут фронт на все 360 градусов)? Нет, не угадали. Британские танки маршевым шагом ехали к парадному въезду, как к себе домой. Впереди шел какой-то офицер, судя по внешности и погонам. Я сразу взял его на прицел, так как хороший командир противника – это мертвый командир.
Живой, даже если он последняя бестолочь, является сдерживающим фактором, и солдаты пусть и тупо, но действуют заодно. Если же командира нет, солдат никто не координирует, начинается если не паника, то беспорядочная поебень – кто-то идет вперед, кто-то отступает... все равно, что клетки организма начали бы работать каждая сама на себя.
Командир спокойным шагом подошел к воротам и начал о чем-то говорить с командиром десантников. Сначала спокойно, потом, судя по жестам, тон сменился на требовательный. Десантник, спокойный как удав, сложив руки на груди, спокойно качал головой. Брит, видимо, выругался и махнул рукой в сторону аэропорта. Первый танк только тронулся, как перед въездом встал бэтэр, до этого припарковавшийся метрах в трех, перекрыл проход. Брит сказал еще что-то, и танк навел орудие на десантника. «Яйцами хочешь помериться? Успехов!» – мои мысли были едкими словно желчь.
Я выстрелил. Стальной столб, на котором держалась калитка, прошило пулей и согнуло. Британец, стоявший в полуметре от него, чуть в штаны не наложил, а мы с Егерем чуть животы не надорвали, угорая над этим додиком.   Ушли они по-английски, не прощаясь. Как по мне, я отлично сработал, я вполне был доволен произведенным эффектом, положив пулю от стремного ****ьника того чаехлеба всего в двух сантиметрах. Солдатня будет довольна.
– Что за долбаеб! Какой мудак выстрелил? – видимо, кто-то из наших дал зелени частоту, – ****ь всех! Я спрашиваю, что это был за долбаеб!
«Что не так с этим миром?»
Итак, уже третий день мы держим этот гребанный аэропорт. Британцы окружили нас, но пока не нападают. То ли очкуют, то ли не хотят.
– Блять, – ругался командир десантов, – где, сука, наши? Обещали максимум два дня!
С едой больших проблем не было – того, что накидали благодарные жители Приштины, хватит надолго, но эта еда уже осточертела. Воды оставалось совсем мало, видимо скоро начнется жажда. Кто-то придумал крутить из тряпок и найденной в офисе аэропорта бумаги фильтры и добывать воду из местного водопровода, но вода как была ржавой, так и оставалась и к питью была непригодна.
В итоге было решено допустить малую делегацию, возглавляемую командиром бритов, чтобы не обострять ситуацию. Офицер бритов – как я понял, его называли «мистер Джексон», важно ходил по нашей территории со свитой из двух офицеров, осмотрел позиции солдат, само здание, и удовлетворенно кивнув, хотел удалиться, но к нему подошел наш командир. Они о чем-то стали говорить, и в итоге пожали друг другу руки. Они вместе пошли к «хаммеру», а свита осталась на месте.
– Собираемся, парни! Скоро поедем!
«Ну вот», – вздохнул я, «я только стал подниматься по лестнице без одышки». Моя винтовка была при мне, да и вообще я придерживался концепции «все свое ношу с собой», чтобы в случае чего не тратить времени на сборы. Да и вообще я, если можно так сказать, был легким на подъем, так что сразу пошел к нашим машинам. Там наш командир стал рыться в бардачке перед лицом брита. Я подошел ближе. Он, видимо, нашел, что искал, и передал бумажный пакет, похожий на авоську бриту. Он открыл и вытащил оттуда котлету, стал пересчитывать деньги, лежавшие в ней. Затем еще одну. И еще одну. Наконец, посчитав все, он кивнул и пошел к выходу, а наши тем временем грузились в тачки.
– Сколько там было? – спросил я командира.
– Пять тысяч. Все продается, все покупается.
«Доля на рыло уменьшилась в два раза. Обидно. Но зато мы сделаем то, что должны. Если бы потребуется, я заплатил бы больше». Моей решимости не было предела. Торговец людьми Дритан Лука должен быть убит и обоссан.
Проехав блок-посты англичан, снова, как и неделю назад, мы выдвинулись колонной по одному...


















Часть 9. Косово Поле

Снова проделав тот же путь – Через Косово Поле, мы рванули на Приштину.
– Машины оставим на въезде в город, а затем я и двое со мной прогуляются узнать, где этот «сучий потрох» вообще есть. Со мной пойдут... Так... Барс!
– Я!
– И Егерь.
– Принял.
Кивнув уставшим, небритым и бледным от недосыпа лицом, командир уткнулся в приборную панель переднего сиденья и закемарил.
Машина переваливалась на кочках. Дороги, черт их подери, были не лучше наших, русских, а то и похуже.
– Да, – мыслил я вслух,  – машину бросает не хуже, чем шлюху на члене.
– Эх, сейчас бы бабу, – мечтательно отозвался другой «доброволец», с позывным «Сепар», потирая щетину.
– Да, неплохо бы. Я под Шатоем одну такую штучку порол – что она исполняет, прям цирк Дюсолей! Но самое забавное, что рядом валялись два подранка-вы****ка этой бабы. Вот же черти – всю стену кровищей залили, пока в конвульсиях болтались.
– Зато сука орала... ай, блять, – ответил Егерь, бросая на пол сигарету, которая обожгла ему пальцы, и схватился обожженными пальцами за мочку уха.
Раздался жидкий смех.
– И сколько ей было? – спросил Барс с азартным блеском в глазах.
– Да лет 30, 33 не больше, – копаясь в своих воспоминаниях, ответил Сепар.
– А я вот как-то сороколетнюю пер, – с достоинством уткнув руки в бока, сказал еще один из пассажиров.
– Ну и как? – поинтересовался я.
– Нормас, – ответил он довольно, – она была тренером юношеской сборной по бегу. Вся подтянутая, силикон где надо, – он показал руками жест, как будто обхватывал апельсины. Большие апельсины.
– А я только тридцатитрехлетнюю. Далеко мне до вас, титаны, – раздался ответ командира.
– Да на *** оно надо. Давайте как приедем, на бухло скинемся.
– Моих шекелей только на стекломой хватит, – сказал Барс.
– Я вообще не пью, чтоб руки не тряслись. И вам не рекомендую, – вставил я свои пять копеек.
– Да ***ня.... ааа! - Барс полетел вниз с сиденья – машина резко тормознула.
– Чего случилось-то, шеф?
– У второй топливо кончилось. Дальше идем пешком. Зингер, на тебе общак. Лис, берешь патроны, распределяешь на всех. Пулеметы либо снять и забрать, либо привести в негодность. Егерь плюс два, займитесь этим.
– Есть!
Я  закинул остатки бабла – тысяч пять бачей в утилитарку, когда Егерь ***рил прикладом эмки по дисплеям «хаммера» – видать, снять не вышло. Лис торопливо складывал из всех карманов, бардачка и из-под пассажирских сидений магазины и обоймы и скидывал их в рюкзак. Я вышел из машины.
Быстро построившись и распределив остатки патронов, мы потопали дальше.
«Кто же я такой?» – думал я, – «вроде как солдат. Но солдаты – вот они – нападут на одного, впрягутся все. А стану ли я впрягаться? Вряд ли. Видимо, я слишком долго был наемником. Но ведь исправиться не поздно!» Вы наверняка слышали про закон кармы – как ты к людям, так и люди к тебе. Я в это не верил. Да и в помощи людей не нуждался. Зачем тогда исправляться? Хмм. Правильный вопрос. Суть не в том, что люди будут мне помогать – срать я хотел на эту помощь. Но вот если скажут, что я – фуфло, мне не понравится. А вот если скажут что я уважаемый или достойный человек – это уже совсем другой разговор. Бред? На первый взгляд да. Но смысл в том, что я делаю это для себя, а не для какого-то закона кармы, вот и все. Семь часов постоянной ходьбы, недосып, тяжелые рюкзаки и подходящая ночь, пахнувшая еще одним проебанным сеансом сна, постепенно сказывались на нас. Все больше наваливалась усталость – особенно заебались водилы, так как отдыхали меньше всех. Один из них, (к которому после штурма аэропорта прилипла новая погремуха – «Шумахер»), упал прямо на марше. К нему подорвались два ближайших человека, стали поднимать его, хлопать по щекам, остальные словно зеваки – гражданские стали смотреть на это действие.
– Разбить сектора! – раздался злобный рык командира, – оттаскивайте его в зеленку! Быстрее, бля! Шевелись, хромые, – подгонял он. Лично я очень хотел послать его, и в рост пойти, забив на все, но понимал, что нельзя: если авторитет командира подорвется, то все пойдет по ****е: начнется анархия. Поэтому, стянув ****ьник, я стал отходить в указанном командиром направлении, держа барретт наготове.
Шумахера уложили в тени дерева, вкололи ему витаминов, поставили греться воду для чая на таблетке сухого топлива, залили для него витаминный напиток и, когда он пришел в себя, стали отпаивать его им из фляги, а затем – горячим чаем с тройной дозой сахара. Он понемногу стал приходить в себя примерно через час–полтора. За это время мы успели поставить разогреть выпрошенную у солдатни еду: консервированную фасоль, сварить тушняк с гречкой в котелках. Были и сухпайки, но пока было решено есть то, что упаковано менее автономно, так как сухпайки представляли собой комплексную жратву в отличие от тушенки, которую просто так не поешь, хлеб вообще скоропортящийся – он уже начинал черстветь, а весило это все побольше тех же самых сухпайков – герметично упакованных, легких, хоть и не таких вкусных. Кто-то вкидывался – Егерь обмотал жгутом руку и бил по вене, кто-то прикладывался к «экстренной фляге» с согревающими напитками, часто очень крепкими.
С сумерками пришел и холод, и волей-неволей солдаты сдвигались к таблеткам. Проблема таблеток была в том, что горели они пусть и долго, хорошо отдавали тепло, но отдавали его точечно, так что как согреться от него, как от костра было нереально.
– Сука, как же холодно! – возмутился Егерь. Его лицо из-за героина было сходно с человеческим, но именно сходно – глаза расширились, брови стали «домиком», а лицо... бля, не знаю, что про это лицо сказать, но оно вызывало у меня отторжение.
– Да, ****ец, – согласился Сепар.
– Какого *** тот мудак не разрешил развести костры? – продолжал Егерь.
– Успокойся, Егерь – сказал Лис.
– Ну а чо, успокойся, – Егерь возмущенно махал руками, повысив голос, но голос был не нормальным – упоротым, только так я могу сказать, – он, значит, нам запрещай, а мы – молчи? – голос его чуть не срывался.
– Саня, ****ьник стяни, – спокойно сказал Лис, вытянувшись, отчего он стал казаться выше, – и кончай уже дурью играться. Плохо кончишь.
– Слышь ты, товарищ комод, я столько прошел – и чечню, и ***ню, – в порыве наркотического гнева Егерь, видимо, забыл, что они прошли эту "хуйню" вместе.
– Лис, он прав, – сказал Ганс, – если не развести костры мы померзнем все к ***м.
– Померзнем – не сдохнем, – сказал я, ежась от холода.
– Так, бля, мне похуй, я за сушняком, – Егерь встал, пошатываясь, и ушел во тьму.
Очень скоро он вернулся с сухими ветками. Руки его были исцарапаны, как и лицо. «Видать, какой-нибудь кустарник рядом». Егерь стал ломать ветки, и на звук хрустящего дерева оборачивались парни с соседних костров. Я не горел желанием привлекать внимание, но, похоже, никто не собирался ставить зарвавшегося наркомана на место, так что придется это сделать мне.
– Это что такое? – спросил я, – тебе кто приказ дал?
– Я сам себе его дал!
«56 статья неписанного устава любой страны: нельзя подрывать авторитет командира. Особенно публично».
– Оспорить хочешь? – продолжал он.
Я молча смотрел ему в глаза, стараясь найти хоть что-то человеческое.
Он встал в победную позу.
– Ну вот и молчи! – он взял спички и стал складывать костер, затем поджог и стал его раздувать, прижавшись к земле. Едва пламя зажглось как следует, я схватил котелок, в котором кипела вода, и бросил его. «Бинго! Точно в цель!» Такой «костер» можно разжечь только огнеметом – щепа и береста промокла полностью, веткам тоже досталось кипящего душа. А самое приятное то, что, отскочив от земли, горячий котелок отлетел в щи Егерю. Остатки роты смотрели на выяснение отношений, затаив дыхание.
«Ну, и где же командир», – промелькнула нервозная мысль.
Упоротый Егерь тем временем лежал в той же позе лицом к уже мокрым веткам, смотря на последнюю надежду согреться, в последний миг бесследно исчезнувшую.
– Ты... – прошептал он, разрывая затянувшуюся паузу. Все это время я стоял спокойно, хотя возможность драться с наркоманом под кайфом меня не радовала и я малость очковал.
– Ты... – проговорил он громче, пошатываясь, вставая.
– Ты, мудак! – он наконец-то встал и повернулся ко мне, – на ***? На хуя ты это сделал?
– Был приказ, – отчеканил я с каменным лицом, – не разводить костры.
– АааааАаА.!! – издав крик неопределенной интонации, он бросился на меня. Я сделал пару шагов вперед, чтобы те, кто сидел рядом не мешались, да и чтобы их не задеть.
Егерь с широким, прямо-таки деревенским замахом буквально летел на меня. Вспомнив уроки рукопашки в ГРУ, я сделал подставку, по-боксерски закрывая лицо и скручивая корпус, подставив плечо. Удар пришелся в предплечье. Затем второй удар – апперкот, которого я не заметил, из-за того что наклонил голову, и его-то я и пропустил. Меня отшвырнуло назад, но я быстро сгруппировался и вышел в стойку через кувырок назад. В руке Егере слабо блеснул нож, отражая тусклый свет огня сухого спирта. Он снова бросился, широко замахиваясь пером. В этот раз я уклонился от пера, пропустив руку с ножом вперед, параллельно захватывая ее, смещаясь назад, удар коленом в локоть – не сильный, просто чтоб расслабить кисть, и вмазал по кисти. Нож упал в траву. Затем из смещения назад я сблизился с ним, схватив за руку и шиворот, повернулся и подставил ногу, придав ему дополнительно силы, помимо его собственной инерции для полета через ногу. Он упал, пролетев полметра. Только он начал вставать, я уже двигался к нему. За секунду – тот даже не опомнился – я схватил его за затылок и приложил коленом в лоб. Егерь свалился в нокаут. «Блять, бровь рассек». Сначала хотелось переебать по полной – в нос или в подбородок, но потом решил пожалеть: солдат с переломом не солдат.
– И что это за ***ня тут происходит?
Я обернулся. Из кустов, застегивая ширинку, выходил командир. Вслед за ним вышел еще один боец. «Ну, все верно. По одному в толчок не ходят, а то с перерезанным горлом в куче говна лежать будешь».
– Какого, блять, ***, мне даже посрать нормально нельзя?
– Этот мудак, – я ткнул пальцем в Егеря, – начал разводить костер. Я его потушил, а он бузить начал, пришлось успокоить.
– Упокоил, блять? Он не сдох там?
– Так точно.
Командир посмотрел на меня, потом на Егеря.
– Свяжите его, вдруг ночью проснется и по новой начнет. Отбой. Туши огонь.
Кто и сколько стоит было распределено заранее, так что мусолить это по десять раз не надо было. Помявшись, я подошел к ближайшему дереву (ей оказалась ель) и лег спать. Вообще, именно ель – самое «теплое» дерево – иголки образуют своеобразную шубу, сохраняющую воздух, а опавшие иголки создают мягкую подстилку.
Ночь прошла незаметно. Вколов утром водиле, уже пришедшему в себя, кофеина и витаминов, мы двинулись дальше, естественно, сбавив темп. Егерь, вместо того, чтобы как все, смотреть по сторонам, смотрел себе под ноги. Потом, спустя полчаса марша, сбавил ход, и мы оказались с ним на одном уровне.
– Зингер... – он нерешительно заговорил со мной, – извини за вчерашнее. Нервы.
Конечно, я все понимал. Нервы, дорога, голод, холод любого выведут из себя. Но, боюсь, проблема была не только в этом: больше всего, по моему мнению, на него повлиял героч.
– Только если перестанешь кидать дурь, – сказал я спокойно, – заодно и нервишки подлечишь. Я ведь не сказал командиру, что ты ширанулся.
Он встал как вкопанный.
– Я... постараюсь.
Под конец дня (шутка ли, восемь часов марша, без учета привалов, но все же) мы всё же дошли до пригорода. Поскольку перспектива ночевать в лесу не радовала никого, то мы вошли в него, хоть и было уже затемно. На вооруженных эмками солдат во флоре и в горках настороженно смотрели все: и босняки с албанцами, и словенцы с сербами. Наконец нам удалось найти гостиницу, обойдя полгорода и собрав сотни испуганных и подозрительных взглядов. Цены, конечно, были довольно высоки – по пять бачей с рыла. Но, поразмыслив, все-таки мы приняли это предложение.























Часть 10. Хорошее дело

Я проснулся. «Наконец-то, наконец-то над головой потолок», –обрадовался я. Повернув голову набок, я увидел стул, на который вчера побросал одежду. Рядом с ним валялись еще два, пока еще спящих тела. «Видать совсем обомжели», – подумалось мне. Вчера, пока я ушел в душ, они еще сидели и играли в карты, но когда я вернулся (душ был один на весь этаж) они уже дрыхли. На полу. Обойдя их, два кресла–трансформера, я разложил диван и лег. Белья не было, да и заправлять его не было ни сил, ни желания.
«Как же мало надо для комфорта. Чистый сральник, более-менее удобная кровать и душ. И как же быстро дичает человек без этих вещей».
– Подъем, бля!  – я несильно пнул ближайшее тело, надевая штаны от горки, – на завтрак пойдем.
– ***втрак, – зло ответил он, щурясь от света и натягивая покрывало, – дай поспать.
– В располаге так же говорить будешь?
– Ну, еще пять минуут, – жалобно протянул он.
Пожав плечами, я стал спускаться, по пути встретив Лиса и командира. Поднял руку в знак приветствия. Они повторили мой жест в ответ.
– Вниз?
– Давай с нами, – последовал лаконичный ответ.
«Почему нет?»
– Так вот, – они продолжили свою беседу, – я порылся в телефонном справочнике и поспрашивал администратора, тупая блять ****а, – командир едва удержался от плевка на пыльный грязный ковер, – эта кочерга сказала, что наш клиент живет в двух кварталах отсюда, на улице Teuta, дом 86.
Он сделал паузу, широко вдохнул и продолжил.
– Зингер, как народ?
– Дрыхнет без задних ног. Вставать отказывается.
– Хммм... – командир о чем-то задумался.
Спустившись, мы позавтракали овсянкой на воде и дешевым чаем (пачка по два-пятьдесят), конечно же, без сахара.
– Есть тема, – оглянувшись, и припав на стол, сказал командир, – бабки поровну. Остальные не узнают.
«Бабки? Бабки – это хорошо», – подумал я.
– Я в деле, – легко согласился я.
– У этого пидора по-любому много бабла. Но если мы поделим не на... сколько нас?
– Семнадцать.
– Не на семнадцать, а на троих, выйдет больше. Сечёте?
– Остальным это вряд ли понравится, – сказал я, – да и по городу в «камуфле» втроем ходить так себе затея.
– Согласен. Мне уходить нельзя. Вы двое ****уйте, найдите какой-нибудь рынок и купите шмоток. Вечером пойдем.
– Ну, такое... – сказал Лис, до этого момента молчавший. Он всегда был умнее, чем казался многим из младшего состава.
– Да ладно тебе, – сказал командир, пригубив спиртного из горл; фляги, – делов-то на пять минут. Зашли и вышли.
– Ну... – неуверенно сказал он, – погнали. Я в теме.
Гуляя по городу, мы искали торговые площади и наконец-то наткнулись на одну. Рынок напоминал ярмарки при НЭПе – такие же бедные продавцы, кругом попрошайки и беспризорники. Найдя ряд со шмотками мы стали затариваться – взяли спортивные кофты от «абибас» и штаны полуджинсового покроя с неярким рисунком. Как по мне, такое носить могут только бомжи, да и от безысходности.
Еще прогулявшись, мы затарились жратвой типа консервов: тут была популярна фасоль и горох. Мяса не было совсем. Взяв банок десять и расплатившись, мы ушли. По пути домой я вглядывался в лица: и сербов, и местного населения, и албанцев.
Ни одного счастливого лица – все хмурые, взгляды в землю. «Вот она ваша революция – получите и распишитесь! Нравится? За то у всех независимость». Если бы передо мной встал выбор между независимостью и вынужденным сотрудничеством, я, при всей своей индивидуальности, предпочел бы сотрудничество. «Ну, дебилы. Хуль тут еще рассуждать».
И тут я почувствовал, как кто-то шарится у меня в кармане. Не думая, я дернул руку, пытаясь поймать ту фантомную руку. Сзади меня раздалось что-то вроде «оооох», а мои пальцы сжались на кисти вора. Я обернулся. «Воровки», поправился я. Это была девочка лет пятнадцати, невысокого роста со светлыми волосами и тщательно вырывавшаяся из моих пальцев. Её лицо (довольно приятное, должен сказать) было покрасневшим, а из глаз лились сдерживаемые слезы.
– Пусти!
Я смотрел на нее, а тем временем ко мне подошел какой-то мужик.
–Хеј, момак, ти си млад! Ова курва крадеовдејетрећи дан, имам све купце схооед!
– Чё? – спросил Лис.
– Руссе?
– Руссе, – сказал я ровным тоном.
– Цэ курва крадунка. Треций ден крадет всех, – начал он объяснять на плохом русском, перемешанном с хохлятским, но мне, в общем, все было ясно: покупателей распугала. Отдай мне.
– И что ты хочешь с ней делать?
– Розговать.
«Розговать это типа... выпороть что ли? А хотя мне ли не похуй?» Я еще раз глянул на воровку. «Довольно мила».
– Эй! Хочешь заработать?
Она посмотрела на меня слезливыми глазами, упала на колени и стала что-то быстро тараторить так, что я ее не понял.
– Так заработать хочешь?
– Да, да! Молимо вас...
– Извини, мужик, она идет со мной.
Серб видимо расстроился, но виду не подал. А мы без приключений добрались до отеля.
Придя в гостиницу, я, держа мелкую за руку, двинулся в комнату командира, Лис двинул за мной. Я боялся наткнутся на кого-нибудь вроде Егеря или Ковбоя, которые будут рады выебать малолетку, а она мне еще для дела пригодится. Но мне не повезло. В тесном коридоре, прямо передо мной, открылась дверь, и из неё вышел Шумахер. Увидев девчонку, его глаза жадно сверкнули.
– Ооо, Зингер, кого это ты ведешь?
– Твое какое дело? – задал я вопрос, не сбавляя ходу.
– Стоять! – попытался он приказать мне, – давай напополам?
– Она тут не для этого, – ровным тоном сказал я.
– Да? – протянул он, – давай сюда девчонку! – Шумахер лязгнул затвором ПМа.
– Убери ствол, – вмешался, наконец, Лис.
– Завали ****ьник, Ланевский ***. Девчонку сюда, – Шумахер начал злиться.
Девочка сначала раскисла и почти сразу заревела.
– Заткнись и иди сюда, – ствол пистолета смотрел на меня.
«Не люблю я такой плотный контакт. Мне с винтовкой по кайфу лежать», – почему-то вдруг подумал я.
– Не дури, – подняв руки, я сделал полшага к нему, – успокойся!
Ствол пистолета мгновенно уткнулся мне в грудь.
– Не кома...  – хотел было сказать утырок, но внезапно открылась дверь, и из соседней комнаты (видать на детский плач и русский мат) выглянула старушечья голова.
– Ну хто ж так с чадом обращаеца... – с сербским акцентом начала она. Только начала. Но этого хватило – Шумахер отвлекся. «Сейчас!» – промелькнула мысль. Я схватил его ПМ, правая легла на затвор, а левой отжал курок вниз. «Сука, не дай бог палец соскользнет. ****а мне тогда», – лихорадочно роились мои мысли. Я толкнул правую вперед, уводя её вместе с затвором назад. Мгновение спустя затвор был уже в моей руке, НО отдельно от пистолета. И этот затвор вместе с рукой продолжил движение прямо в нос оборачивающемуся обратно Шумахеру.
– Уауу.. – растерянно выдохнул Шумахер.
«Ннна еще». Я поднял ногу и с рывком вперед ударом колена в пах сбил его с ног.
– Лежать, тварь, – сказал Лис, глядя на падающее тело.
– Ходу! – я схватил мелкую, все еще ревевшую, и под неодобрительные крики бабки, мы рванули в командирскую комнату. Лис – мстительное создание, во время бега он успел пнуть по лицу аки футболист по мячу лежащее тело. Забежав, мы встретили там командира (а где ему еще быть?)
– И что это за ***ня? – спросил он.
Я сбивчиво поведал о том, что случилось в коридоре.
– Зингер, – переводя дыхание после забега спросил Лис, – а на кой ***, – снова, жадно хватая кислород, взял паузу он, – ты ее взял?
Не говоря ни слова, я стал снимать верх горки, оставшись в тельняшке. Девчонка опять приготовилась плакать – видимо, решила, что без ебли не обойдется.
– Постираться надо бы, – сказал я, расшнуровывая ботинки, – а самому мне в падлу, – «ага, конечно», – подумал я про себя
– Ты больной, блять.
– Нет, ну он не дебил?
– Он дебил.
– Да успокойтесь!
– Нет, блять, он мудак, а не дебил, – перешептывались три мужика, сидя на диване в майках и несвежих труханах, потягивая пиво и закусывая сухариками.
– Да успокойтесь! Как будто она ваши комки не стирает, – поставил я на место двух противников.
– А чем ты думал, ведя ****ючку на дом к наемникам? Как мы её выводить будем? Там полюбас уже толпа стоит, – нервничал Лис.
– Ну, так иди и разгони, – флегматично ответил командир, потягивая пивко.
Лис косо посмотрел на него.
– Я похож на суицидника? – ответил он.
– Ладно, бля, пошли со мной, – командир поднялся, – Зингер!
– Я! – отозвался я.
– Считай это платой за стирку, – он почти ушел, но в конце обернулся и добавил, –  да, пусть потом труханы постирает, а то мои, – он показал руками на серые мешковатые семейники, – совсем ****ец, бегать невозможно, ноги натирают.
– Принял.
Я вытянул ноги, положив их на столик, стоявший перед диваном. Где-то за спиной шумела вода и старалась, отмывая месячную грязь с жесткой ткани горок, ставшей еще жестче от грязи: шпик, неудачно капнувший с галеты, подлива с соевого мяса, пятно от кофе – всего понемногу. Я снова поднял бутылку, полюбовался преломляющимися в пиве лучами закатного солнца, как будто пил какой-нибудь коньяк или виски. Но нет, это было просто пиво, две бутылки за доллар. «Слава зеленому богу! За валюту, которую примут в любой жопе мира – боже, благослови Пиндосию!»
Не знаю, сказал бы я это сидя в своей квартире на маршала Берзарина, но сейчас я с этим был согласен. Пиво было хорошее, так что, отчего бы не поблагодарить «спонсоров» сегодняшнего вечера? Ах да... Замотавшись, я забыл, что пути назад-то мне и нет. Только я объявлюсь, как меня примут люди того упыря, на которого я работал. Я сделал еще один глоток. Обернулся. Мелкая прачка, низко наклонившись, так, что платьице открывало вид только чуть ниже коленок, отстирывала флорку Лиса. «А не засадить ли ей? По-любому тут и албанцы, и амеры шныряют, и все бабы одинаково дырявые».
Вдруг меня чем-то обожгло. Секунду спустя, я понял чем – совестью. «Ну албанцы и янки такие, а ты чем от них отличаешься, если поступишь так же? Девчонка и так натерпелась, раз в воровки подалась». Я присел на диван, упер локти в колени и схватился за голову.
– Аааархг, – выдался нечленораздельный звук отчаяния. «Блять, ****ец, педофилом чуть не стал». Я начал сжимать пальцами голову – инстинкт или еще какая-то ***ня подсказывала, что так станет легче. Не стало. «Ладно, хуй с ней. Отведу до дома и дам консервов – у нас  тут с печенью трески валяется три банки, так их никто не жрет. А ребенку рыба полезна».
– Господин, – послышался тонкий голос. Я обернулся, – я закончила.
– Посидишь тут. Повесь сушиться.
Я накинул взятый из ванной халат (странно, что он вообще тут был, и вдвойне странно, что предприимчивый Лис еще не с****ил его. Видимо, не заметил), и вышел наружу.
– О, вон он! – крикнул кто-то, тыкая пальцем в меня. Я осмотрелся. Толпу из пяти наемников сдерживали два мужика в майках и семейниках, походившие на «Джентльменов удачи» на пробежке.
– Где бабу спрятал?
– Где ****а? Я месяц бабу не ****!
– Давай бабу на пятерых! Дрочить заебло!
– ****ь, ты вовремя вышел!
«Сколько людей. И все мной недовольны». Но я решил попробовать применить к ним свое главное оружие – совесть.
– Вы собрались ****ь эту ****у? Серьезно? Ей же всего пятнадцать... – я вдохновился, словно Платон, спорящий с Аристотелем, но мой запал был подрезан на корню.
– Пятнадцать? – спросил кто-то недоверчиво.
– Ковбой, а хули ты не сказал, ****абол?
– Да они тут все одинаково поебаны!
– Не, братиш. Пошли. Щас ты ****ы получишь.
Похоже, театр боевых действий перенесся. Я вздохнул спокойно.
Лица. Опять суровые лица. Покосившиеся дома. Я веду мелкую за руку, точнее она ведет меня к своему дому, а я иду за ней. Зачем? Не знаю. Видать, крепко меня совестью припечатало. Бывает. Главное, в приступе гуманизма не наделать лишнего, так что я даже немного подстраховался – денег почти не взял: всего два доллара, тушняка взял те, что мне дал Лис, а этот жмотяра дал две самые поебанные банки. Впрочем, я с ним потом, через два дня, когда отойду от филантропического шока, скажу ему спасибо, я уверен.
А пока я шел по улице, держа маленькую ручку в своей широкой ладони. Поворот. Снова поворот. Трущобы все беднее и беднее. Поворот. Наконец девчонка подошла к покосившемуся, подгнившему штакетнику, открыла калитку. На участке через штакетник я увидел женщину, копающуюся в огороде, в грязном – как моя горка до стирки – платье. Увидев мать, дочь бросилась к ней, но мать встретила её злым взглядом, и начала ее отчитывать на всю улицу на своем наречии, так что я не понимал ничего. Помявшись немного (минуты две), пока мать ругала мелкую, а та пыталась ей возражать, я заебался, и, оставив банки тушняка, повернулся и пошел.
Пройдя метров сто, я услышал из-за спины шепелявый (как и все местные) возглас.
– Эй, солдат!
Я обернулся. Мать дочки шла за мной быстрым шагом. «Дождусь, когда сама подойдет. Не царское это дело»
– Солдат, – обратилась она ко мне, когда расстояние стало относительно небольшим – метров двадцать, – спасибо за то, что защитил мою дочь. Позволь угостить тебя, чем Бог послал. Я хочу отблагодарить тебя.
Мне в тот момент показалось, что в её глазах в тот момент блеснула ****ская искорка, но сразу потухла. «А чё нет-то? Пожрать это мы все горазды» – промелькнула мысль, тем более что решительно не хотел возвращаться в хостел, к ожидавшему меня срачу с Ковбоем.
В доме царило уныние и бедность. Ковры не стирали со времен Тито, а печь топилась крайне редко – в основном еда готовилась на более экономной буржуйке. Там сейчас кипела кастрюля с чем-то аппетитным, судя по запаху – гречкой. «Ммм, гречка с тушняком. Заебись! Как в одном анекдоте – а жизнь-то налаживается». Пока варилась каша, ко мне подсела мать с бутылью самогона, видать собственного производства, а дочь куда-то исчезла. То ли опять на рынок убежала воровать, то ли мать ее отправила перекапывать огород в наказание. Впрочем, меня это уже волновало мало. Разлив по эмалированным кружкам эпохи Варшавского блока, мы выпили мутной жидкости, отдававшей сивухой за километр. Я был решительно против, поэтому лишь немного пригубил, дабы не обидеть хозяйку. Хозяйка тем временем сняла кашу с огня и разложила по тарелкам.
– Спасибо, солдат, – сказала она, – теперь у нас есть и мясо в доме.
– Рад был помочь, – сказал я первое, что пришло в голову. «Блять, что за бред несу. Надо съебываться, пока она меня ни напоила и, я ни пообещал ей  вынести все из роты в пьяном угаре».
– Пей еще, солдат, – она ко мне прильнула, подливая самогон, – отдохни. Расслабься.
«А ебись оно все конем». Я выпил залпом все, что было в стакане. Алкоголь и сивуха ударили в голову мгновенно.
Уже не помню как, мы переместились на кровать. Не скажу, что она была десять из десяти, но, как человеку не пресыщенному – два месяца без бабы (учебка, переброска и прочая ***ня) дали о себе знать. Немного целлюлитная жопа, грудь второй плюс размер, небольшой жирок на животе – постоянная работа давала о себе знать, но все равно охренеть. Моделью я б её не назвал, хотя давно ебля мне не доставляла такого кайфа – баба визжала так, что было слышно на весь район, поэтому я намотал её волосы на руку и прижал её голову к подушке – громкие крики сменились на редкие всхлипывания. Кончив прямо в нее (мне-то похуй, завтра меня тут уже не будет), я упал прямо на неё, больно ущипнув за булку, и прямо так лег спать.
Проснулся я от звука копошения. Приоткрыл глаза – голая баба рылась в карманах моей горки, матерясь в полголоса. Я усмехнулся. Все, что она там могла найти, это два рубля зеленью, которые я и так хотел отдать, только забыл вчера. Решив не мешать, я закрыл глаза. Еще немного покопошившись, и, видимо, найдя те деньги, она убрала их, и легла обратно, обняв меня своим голым телом.













Часть 11. Teuta, 86

Смеркалось. Прошло часов восемь с того момента, как я, довольный как слон, вернулся в ночлежку. Все это время мы готовились к вылазке – точили ножи, изучали карту, и возможные пути отступления, чистили пистолеты и привыкали к новой одежде.
– Ну что, двинули? – спросил командир.
– Посидим на дорожку? – спросил лениво Лис. Традиция у него, блять.
– Какую на *** дорожку? Часы сверили и пошли, – ввел я свою привычку.
– Двадцать-ноль семь, – сказал кэп, пристально смотря на свои часы марки «Ракета».
– Так, сейчас поправлю. Мои на минуту спешат, – сказал я. На самом деле, это его отстают. Я свои ходил сверять аж к Кремлю – ну такой вот я перфекционист. Две вещи должны быть в идеальном порядке – ствол и часы. Остальное наладится.
Под покровом ночи три тени, словно призраки или ассасины, крались во тьме. В голове что-то стучало, тихо шептал голос: «... пустота холодна...», «...я не буду служить тебе вечно». Мля, да я ощущал себя ассасином на самом деле, я им был! Готовый исчезнуть и тут же появиться в другой точке где-нибудь за стеной дабы покарать неугодного и тут же отступить в тень.
–  Так, бля,  – тихо шептал главный,  – не проебать поворот, не проебать поворот...
Еще пять минут – и мы на месте. Не богатый, но приличный дом. Названия улицы нет, но номер дома тот, что нам нужен – 86. А в том, что улица наша я не сомневаюсь, так как верю в командира как ни в кого другого (кроме своей винтовки конечно, но это *** с ним).
–  Подсади! – попросил командир, махнув рукой на забор, – все равно ты на стреме!
– Принял, – сказал, припадая спиной к забору и становясь на колено Лис. Параллельно он сложил руки в замок, – первый пошел!
Наш лидер разбежался, встал на подставленные ладони, оттолкнулся от них, а Лис в свою очередь подтолкнул прыгающего командира. Он перемахнул через забор и неслышно приземлился, перекувырнувшись. «Вот уж кто действительно лис», – подумал я.
– Второй!
Я повторил ранее ход Лиса – разбежался, оттолкнулся, приземлился. Правда, не так удачно, но *** с ним.
– Достаем стволы! – прошептал командир. Я вытащил ПМ из внутреннего кармана. Мы, направив стволы на окно и дверь, медленно и тихо подходили к дому, прикрывая друг друга.
Дверь открылась.
– Приготовься действовать быстро! – услышал я резкий шепот.
Из двери вышел ребенок, и, встав к нам спиной, стал ссать прямо с крыльца. «Не, бля, че-то тут не так», – возникла навязчивая мысль. «Так или иначе, постараюсь действовать мягче, если что – наломать дров всегда успеем».
Мы стали тихо подходить к ребенку. Лично я верил в то, что его можно вообще не убивать, а просто оглушить. Но вот струя, пары которой хорошо были видны в приглушенном лунном свете, потухла, я понял, что надо действовать и стал судорожно обдумывать план. В голове нарисовались три варианта: выстрелить – для Косова поля это ***ня. Подумаешь, опять кто-то кого-то гасит. Ничего нового. Главное – не высовываться, а то и сам получишь маслину. Минусы – громко. Можно переполошить хозяев. Второе – бросить пистолет. «Бля, какая хуйня в бошку лезет», – подумал я. Так, третье – спрятаться. Но спрятаться мы не успеваем. «Вперед!»
В три звериных скачка я преодолел десять метров, забрался на крыльцо, но не успел – ребенок повернулся. Он вскрикнул ровно в тот момент, когда моя рука ложилась ему на лицо. Раздался короткий вскрик, и тут же прервался – я крепко схватил его рот. Но поздно – внутри началось копошение.
– Внутрь! – услышал я приказ. Кэп уже вбегал вовнутрь, смачно переебав кому-то рукоятью по ****у, вызвав порцию женских визгов, а я тем временем вырубил мальца – несильно ткнул под ребра, и он заткнулся. «Крысы первыми бегут с тонущего корабля», – подумалось мне. Я обернулся. «Ну, так и есть». На полу с рассеченным хлебальником лежала в отключке баба лет тридцати пяти.
Я поймал взгляд командира. – Дальше, – жестом показал он. Держа ствол наготове, я двинулся дальше. Внезапно на меня из тьмы вынырнул детина с дубиной. Он материализовался из «ниоткуда»! Как эта чертова тварь смогла так спрятаться? Впрочем, неважно. Его дубина с замахом летела мне в висок. Я попытался закрыться рукой, отступая назад, и дубина попала по левой руке с пистолетом. Пистолет вылетел из неё, ударившись об стену, а кэп бросился в рукопашку, быстро перейдя в партер. Я хотел помочь ему, но дальше в комнате я отчетливо слышал звуки копошения.
–  Быстрей туда! Уйдут! – услышал я приказ. Я двинул дальше.
Войдя в комнату, я, снова выставив ствол на изготовку, двинулся во тьму и  увидел мужика/деда, стоящего на коленях.
– Не пуцајте! Поштеди!
– Где Дритан Лука?
– Тут такого нет! – поняв, что можно говорить по-русски, он немного расслабился.
– Я спрашиваю, где Дритан Лука?
– Нету таких!
«Ну, сука, доигрался», – зло подумал я. Положив ПМ, я схватил его за плечо и ударил в лицо. Еще раз. И еще. Бровь хозяина дома обильно источала кровь. Он попытался взбрыкнуться, но не получалось – я сел на него, больно прижав коленями руки к полу.
– Где Дритан Лука, тварь?
И тут до меня дошло. Это он и есть. «Ну, все, сучий потрох. ****а тебе». Я достал нож, медленно поднес к его лицу.
– Батько! Не трожь батько! – донеслось из шкафа. Тело подо мной дернулось, но я сдержал его порыв. Из-за спины, где, собственно, и располагался выше упомянутый шкаф, на меня набросился ребенок, схватил за шею и стал молотить кулачком, но, конечно же, бесполезно. «Надо же! Такой мелкий, а яйца уже есть», – восхитился я. Схватив его за ухо, я вытащил, поставив перед собой, затем стал опускать ухо вниз, чтобы он упал.
– Аай! – в слезах, падая, вскрикнул он.
– Не трожь! Пожалуйста, – плача, взмолился его отец.
– Зингер! Зингер, стой! – донесся сзади голос Лиса и топот шагов.
– Чего тебе, – я недовольно обернулся. Меня отрывали от мести, от, так сказать, искупления за все мои грехи, которые я совершил, будучи киллером. Я очень хотел пришить того ублюдка, что лежал подо мной и облегчить жизнь многим, тем самым, возможно, искупив свою вину.
– Мы перепутали дом!
Я облегченно вздохнул – детей убивать не придется.
Лис вбежал в комнату.
– Извините за беспокойство.
Убедившись, что хозяин буянить не будет, я встал. Потрепал мальца по голове, но он зло столкнул мою руку. «Что ж. Ничего удивительного». Далее мы разняли кэпа и детину, а в качестве извинения нам пришлось оставить немного денег – по пятере бакинских рублей с рыла. «Ну, все могла быть и хуже», – подумал я.
Мы вышли с той гребанной улицы, пошли обратно. Ну, как так можно было обосраться?
– Вот он, тот ****ный поворот! – показал пальцем Лис, – как мы его проебали-то?
– Да, *** его знает, – зло сказал командир, – Ладно, проехали, – он махнул рукой, – пошли.
Мы двинули по проебанной улице, и скоро дошли до того дома, что нам нужен был. Как мы это поняли? Ну, очень просто. Во-первых, дом сильно выделялся среди местных халуп – был построен высокий кирпичный забор – метра два, красивые металлические ворота, рядом стояла будка охраны. И, во-вторых, будто в насмешку, на углу забора висела надпись: Teutastr., 86. «Ну, тут уж не ошибешься».
– Как действовать будем? – спросил я, – какие варианты?
– Вариантов, – задумчиво подперев подбородок, сказал командир, – два. Либо по-тихому перелезем через забор. Но тогда у нас остается за спиной блокпост охраны. Да и что внутри, мы не знаем. Второй вариант – как учили Рейнор и Тайкус. Входим через парадный вход, внутри не стесняемся, делаем то, что надо, выходим также через парадный.
– Ну, как по мне, для второго нужны гранаты, – заметил я, – поэтому вариант очевиден.
– Неправда. Я взял с собой гранаты, – «вот же запасливый», – удивился я, – так что решение все равно за вами, командир.
– Оставлять такое количество противников в тылу опасно. Будем входить через ворота. План такой. Лис, ты самый легкий. Мы тебя подсаживаем на забор, ты перелезаешь, открываешь нам ворота. Мы займемся охраной – я кидаю гранату, потом добиваем всех, кто остался. Сразу после этого проскакиваем вовнутрь и проводим зачистку. Зингер, – обратился он ко мне, – гасим ВСЕХ.
– Принял.
– Лис, все ясно?
–Так  точно, – ответил он.
Мы зашли за угол так, чтобы нас не было видно из будки охраны и стали подсаживать Лиса. Он залез на забор и сразу вскинул ПМ. Спустя секунду раздался выстрел, вскрик откуда-то изнутри периметра, а Лис спрыгнул с забора. Внутри завязалась перестрелка.
– Бегом! – командир достал гранату, и, выбегая из-за угла, метнул ее в окно будки, из которой выбегал охранник со снаряженным калашом на звуки стрельбы.
Взрыв! Я едва успел занырнуть обратно в угол, как взорвалась граната. Выглянув, я увидел, как дергается в судорогах хрипящее тело. Вся кожа почернела от взрыва, ноги все были в крови и осколках. Второй охранник, выходивший вслед за ним, не получил должную долю осколков, но её с лихвой заменило стекло, установленное в будке и разлетевшееся на осколки от взрыва. Прямо из шеи у него торчали три здоровых – сантиметра по три, куска стекла.
Я подбежал к двери, дергая за ручку, но перестрелка внутри еще не стихла. Кэп тем временем залез в будку и забрал калаш у покойного охранника.
– Закрыто? – спросил он меня.
– Да, – кивнул я с сожалением.
И тут меня осенило. «Если они вышли из будки, значит, они знали, как зайти. Если дверь закрыта, значит у них ключ. Скорее всего, ключ у первого».
Я стал рыться в его карманах, и вскоре нашел то, что искал – связку ключей. Посмотрев на скважину, я сразу отбросил пару ключей, а из оставшихся трех выбрал более–менее средний. Вставил. Он не вошел. «Нужен поменьше». Я взял другой и вставил. Он подошел. Я повернул – дверь приоткрылась, и моему взору представились трое охранников с ПМ, что загоняли Лиса к углу – двое двигались, один прикрывал. На меня они не обратили внимания.
– Гранату! – сказал я резко. И она не заставила себя ждать – перелетела через забор. Взрыв. Я взял калаш охранника–ключника и осмотрел. «Вроде ничего такой. Надеюсь, не ****ет», – оценил я его состояние. Внешних повреждений, кроме осколка в цевье, крови на ствольной коробке и трещины в деревянном прикладе, *** знает, откуда (но, судя по всему, трещина старая, так что бояться нечего) – ничего критичного. ПМ я убрал в поясную кобуру.
Пока я прибарахлился, командир через дверь оценил ситуацию во дворе.
– Чисто. Три минус.
Я проверил «калаш» на наличие патрона в патроннике, и, убедившись, что все в порядке, вошел во двор вслед за командиром.
– Лис! Лесное уебище! Выходи, свои, – негромко сказал я, но так, чтобы он услышал. Ноль реакции. Я забеспокоился, и пошел было туда, откуда он отстреливался, но он вышел сам. Держась за стену, но вышел – с раной в живот.
 – Парни, все нормально, – сказал он.
Командир смерил его оценивающим взглядом и сказал: «Ждешь тут!»
Лис кивнул, но в его движении чувствовалась слабость. Я отвернулся и пошел с командиром к входу – это была красивая дверь из красного дерева на медных петлях, один вид которых заставлял меня чувствовать себя оборванцем из Выхино. Сделано красиво и со вкусом, вот только тонкая эстетика богатой жизни разобьется о жестокую реальность военного времени.
Мы одновременно встали к двери и приготовились выносить
– На счет «три». Раз, – начал командир отсчет, – Два. Три.
Синхронно ударив плечами в дверь, мы сорвали ее с петель. Дерево жалобно скрипнуло, падая вниз. Мы вскинули автоматы и двинулись вперед, в пустой коридор. На нашем пути встала первая комната – видимо, гостевая или что-то вроде террасы.
– Крест! – назвал маневр командир. Это значит, что один проверяет комнату, а другой прикрывает коридор.
– Центр! – сказал я, выставив ствол в коридор.
Командир быстро глянул в центр комнаты.
–Чисто.
– Угол!
Он повторил свои действия, заглянув немного глубже.
–Чисто!





























Часть 12. Дритан Лука

Первый этаж был чист. «Значит, все враги народа попрятались сверху». Так же, встав двойкой, мы двинулись вперед, к лестнице. Я шел спереди, командир сзади, положив мне левую руку на плечо. Выйдя обратно в коридор, мы вернулись лестнице. Она начиналась почти у входа и вела на второй этаж, поднимаясь до высокого потолка. Мы выходили к ней боком, грубо говоря, наше движение было параллельно направлению лестницы и мы не видели, что там. Внезапно половица сверху скрипнула. Кэп сразу вскинул калаш, целясь в вероятного противника сверху. Но мы напрягались зря. Раздался детский плач.
– Не пушайте, – умоляюще попросил детский голос, – просjмо!
«Ага, конечно», – зло подумал я. Не, ну как же, охренели! Вот так вот отпускать ребенка, мол, вы ОБЯЗАНЫ не трогать ребенка. Это же РЕБЕНОК. Я, конечно, сомневаюсь, что он знал, откуда у его отца такие бабки, но меня это мало волновало. Назло родителю этого малолетнего идиота я хотел пришить его. Невольно я сравнил его и другого ребенка, того, что по-умному спрятался в шкафу, чтобы переждать опасность и не палиться так по-тупому, и с другой стороны, когда его отцу стала угрожать опасность, он попытался его защитить. Вот это вызывало уважение. А это что? Какой-то трусливый крысеныш...
Я решительно двинулся вперед, не забывая смотреть по сторонам, держа калаш наготове. Командир же держал верх. Я все ближе подходил к основанию лестницы, вот уже скоро моя голова должна поравняться со ступеньками...
Выстрел! Я сразу присел. Определить направление, откуда стреляли было несложно – с лестницы. «Вот гаденыш. Хотел по-хитрому, а нервишки не выдержали. Ну, сейчас ты получишь». Я двинулся к основанию лестницы на корточках чтобы пройти как можно дальше. Выйдя на тот уровень, где ступеньки были примерно на уровне моего бедра, я повернулся на предполагаемого противника и резко встал. Он не успел ничего осознать, и держал ППШ (им еще пользуются?) На том уровне, где я чуть не вылез в прошлый раз. Я выстрелил. Еще. И еще. Три пули попали точно в цель. Он упал, ППШ выпал из его рук. Так же, как и раньше, прикрывая друг друга, мы поднялись на лестницу, и я осмотрел тело. «Вроде живой», – оценил я его состояние. Два попадания в живот, одно в левое плечо – в третий раз ствол увело отдачей. «Не, ну такие уебки не должны жить. Он, конечно, ребенок, но я в благородство играть не буду, мля». Я немного отошел назад, зная о том, как широко может разлететься внутренний мир человека при контрольном. Вон, американский снайпер, у которого я отжал барретт – отличный пример. Отойдя на полшага назад, я навел ствол ему на голову и выстрелил. Серые (и не очень) ошметки разлетелись на четверть метра, а в голове появилось одной дыркой больше – пуля попала в щеку, совсем рядом с носом, отчего тот снесло в другую сторону набок. Командир кивнул, одобряя мои действия.
Мы поднялись на следующий этаж. Заглянув туда, я увидел большое помещение – комнату с бильярдным столом, а из нее выходили две двери. «В какой же прячутся наши клиенты? Попахивает задачей про два стула». Сходство усиливалось еще и тем, что граната осталась всего одна, и права на ошибку, если вдруг что, не было. Аккуратно, стараясь не шуметь, мы двинулись вперед по стеночке, вскинув калаши. Я подошел к первой двери, приготовился открывать ее.
– Готов, – прошептал командир.
– Крест, – ответил так же тихо я и открыл, сразу приготовившись встречать противника с другого направления, – центр!
– КОНТАКТ! – проорал кэп, заныривая обратно и вытаскивая гранату.
По двери раздалось два громких стука, и она чуть не слетела с петель. Кэп начал вытаскивать чеку из гранаты. «Стоп. Стоп, стоп, стоп! Нам же еще надо выбить у него инфу, где бабки! Он же сейчас от него мокрого места не оставит!»
Я попытался остановить руку командира.
– Ты чё творишь? – нервно спросил он меня.
– Спасаю пидора того! Как мы бабки достанем, если ты его взорвешь сейчас?
Командир едва улыбнулся, но я уверен, будь обстановка менее нервной, он бы заржал как конь. Он разжал руку и показал мне металлический цилиндр, диаметром сантиметра два–три с кольцом и предохранителем.
– Это светошумовая. Ворвемся и ****а им.
«Ай да Лис, ай да молодец! Пока все разбирали бабки и стволы с убитых амеров, он, проныра, залез на склад и с****ил шумовуху!» Я мысленно снял шляпу перед ним. «Надеюсь, он там еще не отбросил копыта»
– Готов?
Такой маневр я осуществлял впервые, поэтому сильно волновался.
– Твой правый, мой левый.
– Принял. Пять... – вдруг для меня медленно потекло время, словно карамель – медленно, неконтролируемо. Я успел ощутить пот на ладошках, перхоть в волосах и зуд на правой булке, захотелось смертельно почесать её. Я вдруг понял, что это всё. Конец. После таких долгих мытарств, наконец, будет сделано то, ради чего погибло столько людей, то, к чему я стремился так долго. А что будет дальше? – ... Четыре. Три... – А может попробовать вернуться домой, в Россию? Податься снова в армейку? Да не, ну на ***. С такими бабками, как у меня, там делать нехуй. Вообще, армия – удел бомжей, у которых нет другого способа заработать, или идейных идиотов. Вот я – идиот. Но я действительно не жалею о тех годах, что прослужил в ГРУ, несмотря на то, что платили там копейки. Но в армейке меня могут отправить на смерть, а пока у меня есть деньги, есть смысл жить. Вообще, как по мне, в условиях современной жизни есть два смысла жизни: заработать деньги и потратить их. Это как замкнутый круг. Бедняки с низов поднимаются, ведомые неизвестной силой, прорываясь сквозь тернии к звездам, к славе. И богачи. Их цель, наоборот, потратить деньги, максимально вложив их в свой комфорт и в то, чтоб заработать еще денег. Вот такой порочный круг. – ...Два... – А к кому отношусь я? У меня на счетах раскидано под пол лимона – все, сколько не успел проебать, пока был на гражданке. А сейчас? Сейчас я ходу в одной горке, в одних труханах месяц, из имущества – то, что в рюкзаке. Тогда моя жизнь оберегалась конституцией (понятно, что все на нее болт клали, но чисто теоретически), законами... А тут? Тут моя жизнь стоит столько, я готов её защищать. Бред? Наверняка я потом скажу, что бред. А пока это кажется мне самой светлой философией, и вы меня не переубедите. Имея в кармане то, что получил сам, защищая свою жизнь, чтобы её не отняли другие, и вообще когда тебя, как волка, ноги кормят тяжело иметь другую философию. – ...Один...  Мирная жизнь – теория, а военная – практика. В мирной жизни важно знание законов, правил, короче, теории. В военное время – нет. Конечно, есть определенные нормы, типа «не кидать своих», «не ****ь детей», хотя бы по возможности, иначе тебя свои же завалят. Проще говоря, твоя жизнь зависит от твоих поступков. А на гражданке? Быть офисным планктоном, ради повышения, подсиживая своих же коллег? В этом смысле, в зоне БД проще: ты за своих, и свои за тебя. Исключения...
– Граната!
Залетев в открытую дверь, граната пару раз стукнула об пол. Послышались маты (что характерно, на русском), но я их не расслышал, так как закрыл уши, чтобы сберечь их. Раздался громкий хлопок. Мы сразу оторвали руки от ушей и двойкой ввалились в комнату. Мы думали, что раз выстрелов было два, значит и человека тут два. Но это было ошибкой – тут был один человек, мужчина, лет сорока, темноволосый, растиравший глаза одной рукой, с кровоточащими ушами и истошно орущий. Почему? Мы рассчитывали, что противников тут двое, и поэтому готовились стрелять оба – и я, и кэп. Вот и получилось, что получил уебок по пуле в голень от меня и в плечо от кэпа. Рядом валялся ПМ с глушителем. Пули 7.62 сделали с его рукой, не растиравшей глаз, что-то невероятное – она повисла как плеть, из нее сочилась кровь. Не фонтанировала, но текла довольно обильно. Кэп подскочил к нему и стал снимать с него ремень, и затем перевязывать ему руку.
– Сходи проверь вторую комнату!
– Принял!
В его просьбе был резон – если здесь был вы****ок, то и его шлюха-мать где-то тут тоже ошивалась, а единственное место, где она могла быть, это либо шкаф этой комнаты – огромный, дубовый, окрашенный черным лаком, платяной шкаф. Повернувшись, я уже сделал пару шагов, как вдруг мне в голову пришла странная мысль по поводу этого шкафа. «А чем черт не шутит? В нашем деле удача – последнее, на что стоит рассчитывать». Я подошел к шкафу, выжидая, прислушался.
– Ты что делаешь, Зингер? – спросил меня командир, недовольный невыполнением приказа. Вместо ответа я поднял в его сторону развернутую ладонь, призывая к молчанию. Из шкафа не доносилось ни звука. Я уже хотел повернуться и уйти, но мои уши уловили шорох. Тихий, незаметный, но с головой выдающий его автора. «Станешь ли ты дарителем жизни, или же пожнешь её?» – пришли на ум слова, непонятно откуда. Идея оставить жизнь тому, кто был внутри (если мне не показалось) была сомнительна, по нескольким пунктам. Во-первых, оставлять командира один на один с противником, не поставив его известность, было чревато. Либо получит ****ы командир, либо я, за то, что не предупредил его об этом. И, во-вторых, этого человека можно использовать как объект давления на торговца запчастями, так что выбор абсолютно дурацкий.
Я ударил ногой в дверь, сбив одну из дверей с петель. Ударил еще – на этот раз нога попала в тело, раздался короткий вскрик. Я засунул руку внутрь шкафа, заполненного бабскими шмотками настолько, что видно не было ничего. Нащупав голову, я схватил ее за длинные волосы и рванул на себя. Послышалась ругань женским голосом… Ну как женским? У нас в подъезде была одна такая женщина. Постоянно на картанах сидела, голос грубый от большого количества сигаретного дыма и кончи, обильно попадавшей в горло той гопницы, матерившийся так, что даже я, человек, служивший в армии по контракту, охуевал от её словарного запаса. Посылая всех далеко и надолго, она не боялась даже ментов, один раз от****ив участкового лет двадцати. Гопница югославского розлива, в отличие от своей русской сестры по разуму, оказалась не такой крутой, поэтому, как только эта бабища вынырнула, она попыталась сбежать, но я держал её волосы, поэтому попытка побега сорвалась, и она бросилась на колени, прося о чем-то на неизвестном мне языке, но с кавказким акцентом.
–Нихуя себе! – удивился кэп, – ты кто будешь, тварь?

Баба сразу перешла на русский.
– Не трогайте меня пожалуйста! Прошу! – затараторила она.
– Имя? – спросил я её.
– Лусинэ! Лусинэ Григорян!
«Армяночка. Это заебись», – отметил я про себя.
Я  полез в карман ее джинс, параллельно заценив жопу и немного помяв ее, вытащил паспорт. В нем было написано: Lusine Luk; Gorovna. «Вот же падла».
Ну, такое должно наказываться. Я уже хотел её начать ****ить, но вспомнил, что мы вообще-то на деле.
– Where do you hiding money? – спросил командир перевязанного подранка.
– Nowhere!
– So, this is your wife, isn't it?
Албанец зло мотнул головой. Что обозначал этот жест можно только гадать – от «нет» до «не трогайте, суки».
–If you don’t say, we fuck and kill her. And we shall do it very painful.
Албанец молчал. По-английски я понимал слабо, но, по словам "fuck", "kill" и "she" я примерно понимал, что происходит. «Ну что, второй раз за неделю шанс присунуть бабе. Жизнь-то налаживается, как говорится». Я начал срывать одной рукой одежду с армянки, второй придерживая её. Тонкая белая блузка порвалась сразу в двух местах, открыв вид на дорогой белый лиф и тело – мягкую ухоженную кожу. Армянка задергалась, начала вырываться, но так как я держал её за волосы, у нее это не сильно выходило. Она извернулась и укусила меня за руку. «У, сука, кусаешься?»
Когда у меня был кот, он очень любил играть со мной – кусать за пальцы. Не сильно, не больно, будто обозначая, а потом он ложился ко мне на пузо и грел своим теплом тела и теплым мурчанием. Я же, стараясь отучить его от этой дряни, когда он кусал палец, клал его чуть дальше, за клыки, и, в силу кошачьей анатомии он не мог его укусить. Тогда он обиженно размахивал хвостом, будто дворник метлой, недовольно выхаркивая что-то.
Вот и решил я применить опыт своих с кошаком войн – укушенную руку я стал пропихивать бабе в пасть. Она стала пытаться выталкивать, но *** там. Скоро уже вся моя кисть была у нее во рту. Я вытянул два пальца и немного пошевелил ими, засовывая их в глотку. Баба начала рефлекторно дергаться, я сразу вытащил руку, и вовремя: сдерживаемая лишь моей рукой, армянка начала блевать на пол, а пока она блевала – позыв был недолгим, всего два раза она продресталась, я снимал с неё шмотки дальше – полностью снял блузку и лиф, а затем, облапав дойки (к явному неудовольствию её мужа), начал снимать джинсы, но, в силу прочности ткани это было намного сложнее.
– Guys, stop this. I will give you money! All money, what I have in my home.
– Ok, – сказал командир, и обратился ко мне, – оставь бабу пока.
– Есть!
Но я все же не удержался и въебал ей рукояткой пистолета по башке, чтоб она вырубилась, и отпустил её. Она упала точно в свою блевотину.
– Нахуя, блять? – недовольно спросил командир.
– Безопасность, – почти невинно ответил я.
– Back the picture, – указывая на картину, висевшую на стене, заговорил албанец, тяжело подбирая слова. То ли сказались на нем нервные потрясения, то ли плохое знание языка, а может и то и другое.
– I have a safe. In the safe all my cash and two guns.  Password: five, seven, seven, zero, four, nine.
Происходящее продолжало оставаться для меня полузагадкой. «Вернусь в рашку, обязательно английский выучу», – зло пообещал себе я. Тем временем командир подошел к картине на стене, снял её. За ней оказался сейф, и он стал вводить в него пароль. Скоро сейф приветливо запищал, принимая пароль. Кэп его аккуратно открыл, осторожно заглядывая вовнутрь, и я его понимал – мало ли какие там сюрпризы. Но обошлось без них.
– Зингер, – сказал он мне, параллельно держа хозяина дома на прицеле, – скидывай себе в карманы, у тебя больше. Из гражданской одежды, в которую мы переоделись, у нас у всех были обычные «абибаски», но у моей были внутренние карманы, выгодно её отличавшие от остальных. Я стал распихивать пятидесяти баксовые котлеты, лежавшие в сейфе, по карманам. Не удержавшись, я взял и посчитал сколько там. «Двести пятьдесят купюр! Это сколько?» Ощущение богатства ударило мне в голову, как транквилизатор.
– Эй! – командир пытался до меня достучаться, – эй, Зингер!
– А?
– Все в порядке? – спросил он меня. «Хах, как будто волнуется»
– Да! – ответил я, запихивая последнюю котлету в карман
– Дай-ка мне пару купюр. Вдруг фальшивка.
Я отдал ему котлету, которую только что запихнул в карман. Он её потер, помял. Затем выставил на лунный свет, пристально вглядываясь. «А вдруг доллары чеченские?» Я вдруг занервничал. Тем временем командир опустил бумажку.
– Настоящие, – сказал он, протягивая банкноту обратно.
– Фууух, – шумно выдохнул я с облегчением.
– Ну, все, все взяли, валим? – спросил я командира.
– Подожди. Во-первых, – поднимая лежачее тело бабы, начал он, – ты и сам заметил, какая она тварь, – увидев, что его жену мы решили взять с собой, албанец попытался встать. Я вскинул калаш и добил его короткой очередью – едва поднявшуюся голову откинуло назад, а в воздух быстро поднялись брызги крови и тело легло, полностью расслабившись, – во-вторых, надо забрать Лиса и добить... короче, только забрать Лиса.
Мы стали спускаться вниз, и по пути я не удержался и пнул тело ****юка, да так, что он скатился, неестественно перекатываясь и выставляя конечности с лестницы, ударился о стену, находившуюся в полуметре от последней ступени, оставив кровавый след по всему пути следования, а след на стене напоминал след от прибитого газетой комара. Огромного комара, насосавшегося крови. Сзади я услышал что-то вроде «дебил, блять», но не обратил внимания. А спустившись вниз, я увидел Лиса. Он сидел все в той же позе, что мы его оставили с полчаса назад, смотрел все тем же взглядом, полным надежды и обреченности. Но теперь его взгляд был потухшим, а лицо и кисти рук синими.
– Лис! Лис, блять, подъем! Уходим! – начал командовать кэп, выходя из дверей.
– Лис уже ушел, командир, – медленно проговорил я. Мне вдруг стало грустно – Лис и Гусь были одни из самых адекватных людей в нашей бригаде – никогда не упарывались по-жесткому, крыша у них не текла. Только Гусь был более жадной версией Лиса, вот и все. С Лисом мы были вместе с учебки... К горлу подступил ком, но я его подавил. «Еще не хватало...»
Солнце медленно поднималось, и первые лучи озарили недвижимое лицо мертвого наемника. Уже спокойное. Безмятежное. Командир подошел, взглянул на него и сказал:
– Забирай тело.
– Принял.
В освещенном первыми лучами солнца по еще пустым пока улицам мы несли два тела на себе и огромное количество бабла, о котором можно только мечтать.
Когда мы почти дошли до гостиницы, появились первые люди, которые удивленно смотрели на нас, но нам было все равно. Занеся тела по-быстрому, пока все наши спят, в комнату командира, мы положили их на пол, армянке я связал руки. Затем подошел к Лису, нащупал на его шее жетон и сорвал его.  «Петр Иванович Тонский» – прочитал я.
– Земля тебе пухом, Петян. Или... Тонировщик, – мне вдруг показалось, что прозвище «Тонировщик» ему пошло бы больше, тем более, что, по его рассказам, ему приходилось этим заниматься. Мне было его почти жаль... Почти, потому что я давно никого не жалею. Жалость – тупое чувство. Ее ощущает только слабый. Духом, конечно. Я встречал и дрищей, которые кого угодно переплюнут в быковании, на одних костях к троим подойдут и возьмут на понт. И шкафов, которых эти самые дрищи и брали на понт. Они боятся бить тех, кто слабее их, но мне, как снайперу это не свойственно. На перекрестье прицела – дрищи, шкафы, генералы – вы все равны для меня и одинаково беззащитны. В даже не знаете, что уже мертвы, и откуда прилетит пуля...
Из моих размышлений меня вырвало что-то вроде «мфффхм» – звук, который издает человек, проснувшийся от глубокого сна с похмелья и обнаруживший у себя во рту кляп.
«Ну, а теперь самое время поразвлечься», подумал я, расстегивая ремень и решительно отодвигая все думы про винтовку, Лиса, и прочую ***ню.
Я решительно подошел к дергающейся особе, обнаружившей себя связанной после долгой отключки и стал её раздевать. Ну как раздевать? Срывать с неё одежду, а что не мог сорвать срезал ножом, и все это продолжалось под аккомпанемент её завываний и дерганий. Зачем? Все равно бесполезно.
Сорвав с неё последние тряпки я привстал, чтобы осмотреть результаты своей работы. Шлюха лежала на животе со связанными руками за спиной. «А торгаш знал толк не только в дизайне», – с одобрением подумал я. Жопа у неё была что надо – без целлюлита, но и не совсем сухая, как у тяжелоатлеток, округлой, правильной формы. Из-за связанных рук чуть выступали буфера, и, должен сказать, очень неплохого качества. Я просунул руку, попробовал. «Упругая», – с одобрением заметил я. И, судя по всему, не силикон.
Я скинул с себя горку и прочие манатки, достал жесткую подушку с кресла и подложил шкуре под живот, чтобы её задница приподнялась, и я пристроился сзади. Шкура то ли смирилась, то ли сама была не против поебаться, но так или иначе больше не сопротивлялась. Ну, так или иначе, мне все равно. Я вошел в неё. Она шумно вздохнула, а я ощутил влагу внутри неё. «Ну, как есть – шлюха. Её сына и мужа убили, саму вырубили и принесли *** пойми куда, а ей в кайф», – подумал я, – «ну, погнали».
Постепенно мои движения становились все резче и жестче, а всхипы армяношлюхи все громче. Вдруг в дверь вошел Ковбой, тот самый, которому не обломалось поебаться в прошлый раз. Увидев, чем я занят, и памятуя о том, что было в тот раз, он застыл в дверном проеме. Я ощутил его взгляд: взгляд с завистью и некоторой злобой, что ему опять не обломится.
– Что, Зингер, весело бабу ****ь?
Я остановился. Шлюха сама начала подмахивать мне, как породистая сучка на случке.
– Да, по кайфу.
– А как же поделиться с друзьями? – спросил он, по–ястребиному смотря на меня.
– Десять баксов, и она твоя.
Он уставился на меня, не веря свалившейся на него удаче. Поиметь такую, не побоюсь этого слова, богиню (особенно по местным меркам), да всего за десять баксов! Да о таком мечтать было сложно!
– Но только после меня.
– К-к-конечно! – с радостью сказал Ковбой, закрывая дверь и бегом направляясь за деньгами.













Часть 13. Возвращение домой

Итак, спустя часа три-четыре, передо мной лежало уже два трупа и пачка зелени. Армянка пошла на ура, и каждый хотел её выебать. Но ничто не вечно, и, как только она надоела, я придушил её полотенцем. Долго не забуду, как она сама лезла на два хера, пытаясь отсасывать третий – я такое только в порнухе видел и вообще не знал, что так бывает. Теперь же она лежала с посиневшим лицом, вся в сперме. Раздался стук в дверь.
– Кто?
– Свои, – открывая дверь, сказал командир, – я бенз принес, – он показал две баклахи с прозрачной синеватой жидкостью…
– Поможешь? – поднимаясь с кресла, спросил его я.
– ***ня вопрос.
Вдвоем мы стали обливать их этим бензом, который, почему-то больше походил на стекломой, ну, да и все равно, главное чтоб горел хорошо. Я вдруг вспомнил, как она извивалась, когда я её душил – из-за того, что руки у неё были связаны за спиной, она не могла меня оттолкнуть, так что словосочетание «уж на сковородке» отличное её описывает. Сперма с лица и тела армяшки образовывала чудаковатые узоры, смешиваясь с бензином, и, в зависимости от концентрации, приобретала разные оттенки. Честно говоря, мне эта идея не нравилась. Но еще меньше мне нравилась идея бросить его здесь просто так. Он, конечно, мертвый, и ему уже все равно, но как-то это не по-человечески. А нести тело через весь город – идея такая себе. Поэтому придется сжечь их. И показывать его труп остальным нельзя, потому что сразу возникнут вопросы. Хорошо, утром, когда зашел Ковбой, все его внимание было сосредоточено на бабе, и труп Лиса, лежащий в трех метрах он попросту не заметил. Как только он ушел, я спрятал труп под диван, к явному неудовольствию бывшей жены торговца органами, что её прекратили ****ь.
Залив все, я поджег это все трофейной «Зиппо», спизженной там же, где и взял гранаты Лис. «Земля тебе пухом, братан», – подумал я. Затем, подобрав заранее собранные манатки: винтовку, разгрузку, рюкзак, мы вышли из комнаты, предварительно открыв окна и дверь, чтобы лучше разгоралось. А когда огонь заполнил всю комнату, командир прикрыл дверь, и громко, так чтоб было слышно на всех этажах, крикнул: «Пожар, пожар, сука!»
И мы пошли стучать в двери нашим, чтобы как можно быстрее вытащить их из комнат. Довольно скоро началась вакханалия: наемники, которых мы оповестили первыми, спускались вниз в выкладке, и вскрывали кассу, которую администраторша оставила, съебавшись непонятно куда. Остальные, поняв, что тут кусок не урвать, выбегали из здания гостиницы и отходили за её территорию. Гостиница полыхала: огонь принялся, как родной, и скоро от неё ничего не останется. Языки выглядывали из окон, словно смотря на толпу собравшихся зевак, которые с таким же пламенным взглядом смотрели на чужое несчастье.
Собравшись через два квартала, мы построились. Поредевшая рота смотрелась довольно жидко и странно, и большей странности придавало оружие, которое, как вы помните, мы с****или у амеров. Прибежали трое с канистрами для бензина – мы предпочли не идти пешком, ибо опасно и долго, лучше уж с ветерком домчаться за бронированными стенками.
– Вопросы есть?
– Так точно! – вышел из строя Егерь.
– Слушаю, – ответил командир спокойно, однако я ощутил едва заметную напряженность в его голосе.
– Мы же вроде хотели идти на торговца потрохами? Так и уйдем?
«Опасный вопрос. Какой будет ответ?» Я немного занервничал.
– Там охраны, – начал спокойно командир, – до ***. Мы даже в полном составе не штурманули бы. Мы с Зингером ходили смотреть. Туда соваться нет резона.
– Принял, – кивнув, Ганс встал в строй.
– А где Лис? – раздался в строю голос. Все стали осматриваться, но, конечно же, найти его не могли, так как его не было. Все смотрели друг на друга и молчали.
– Кто-нибудь видел, как он выходил? – спросил командир. Никто не знал, что ответить. Каждый считал виноватым себя, что не позвал его, не проверил, а занимался только спасением своей шкуры. Но больше всех считал себя виноватым я, сжимая в кармане его жетон, – проверьте, кого еще нет!
Все остальные были на месте. А Лиса – нет. Молча дойдя до машин (как ни странно, без эксцессов), мы обнаружили их там же, где и оставляли, затем снова смонтировали на них спрятанные в кустах пулеметы, и, спустя десять минут, укатили в закат.













Эпилог

Вернувшись на базу, мы без проблем получили свои деньги. А так как база располагалась в пригороде какого-то сербского аналога нашего Мухосранска, то вопрос о том, куда их деть, не успел даже подняться. Выйдя в город, мнения разделились: половина хотела сначала наебениться, а потом по бабам, вторая же половина страстно желала угандошиться, а потом пойти по лупанариям.
Я, как не большой фанат алкоголя, отправился сам по себе. «Сначала – стрип-бар, затем – бордель», – мысленно размечал маршрут я, – «а потом в ресторан нормально пожрать. Или сначала похавать, а потом по бабам? Хотя не, с полным пузом окучивать ****ей ни о чем...» – я во всю спорил с собой, и, скоро пришел к выводу, что лучше сначала в стрип. Единственный нормальный стрип в этой жопе мира был в еще более залупанских районах. Выживал он там благодаря завязкам в мусарне и трем ОПГ, которые постоянно резались за него. Собственно то, что этот ****ежник был реально годным в этом клоповнике, и было единственной причиной, почему враждующие бандиты и менты его не разнесли до сих пор. Но чтобы до него дойти, нужно было переться сквозь трущобы, и проблема тут не столько в архитектуре и эстетике домов, сколько в людях, их населяющих. Эти не чурались разбоя, воровства, да и вообще, насколько я знаю, половина состояла в бандитских группировках. «Ну что ж, игра стоит свеч», – подумал я, и решительно зашагал в трущобы.
Это были одноэтажные покосившиеся дома, некоторые с облупившейся краской, некоторые дома были разбиты на два подъезда по квартире, как в наших  деревнях, часть была сожжена или заброшена, а их заборы поросли мхом, лишайником, вьюнком, или вообще сгнили и ничего не хотело жить на них, будто избегая. Метров двести я прошел без происшествий, и неудивительно, ведь улицы были пустынны. Внезапно меня приперло по мокрому делу. «Блять, ну и вовремя», – со злостью подумал я, оглядываясь в поисках места, где бы отлить. Найдя заброшенный участок, и спокойным шагом дойдя до него, я пролез в дыру в заборе (вернее прошел, ибо дыра была метр на два, да и вообще правильнее сказать, что это не дыра в заборе, а забор в дыре), и начал делать свое нехитрое дело. Заправив ширинку, с чувством выполненного долга я вышел с участка. Но на выходе меня поджидали трое: первый с цепями, второй с кастетом и третий с пером.
– Братка, мошну сымай! – обратился ко мне первый, а вторые стали медленно подходить. «Ну вот, блять, расслабился», – огорченно подумал я. Время сложное, я только с выхода вернулся, поэтому на рефлексах я потянулся не за кошельком, нет, у меня мысли-то такой не возникло, а за ПМкой.
– Ща, мужики, достану, – спокойно сказал я, нащупывая ПМ, – держите, блять!
Выстрел.
Парень с цепью, приближавшийся ко мне, уронил свое оружие и схватился за ногу, скуля как собака.
Выстрел.
Второй упал на спину, роняя нож. Я целился в грудак, но темноте было неясно, куда попала пуля. За секунду до третьего выстрела я успел увидеть резкую смену лица парня с кастетом: от победного счастья охотника, в чьи силки наконец-то попалась дичь, до осознания, что эта дичь – злющий медведь, на которого собираются с ружьем и егерями.
–  Не стреляй! – произнес он, поднимая руки, но мне было по ***.
«Сука, выходной испортили, твари. *** тебе, а не «не стреляй!» – зло размышлял я.
Выстрел.
Пуля поймала его на развороте к бегству, когда тело уже развернулось, а ноги еще нет. Он покосился, нога запнулась одна об другую. Я подошел к каждому в поисках кошельков, и, найдя в общей сложности по десять баксов лишь у последнего, немного расстроился. «Сука!», – выругался я в сердцах, и, не сдержавшись пнул его. Тело отозвалось коротким стоном.
Через пять минут я уже сидел в стрипе, где, на удивление, было очень неплохо. Сразу после входа ко мне подошла полуодетая девушка, пытаясь флиртовать со мной, и я бы ответил, не испорть мне те трое настроение. А какое лучшее средство для поднятия настроения? Правильно, хороший алкоголь, поэтому я сразу направился к барной стойке, заказав себе Б-52. После него пошел бренди, который, на удивление, был не ущербным пойлом и даже смахивал на настоящий. Неторопливо осушая стакан, я наслаждался приятной музыкой и обстановкой. Скоро настроение нормализовалось. Ко мне подкатили две девочки из местных ночных бабочек, лет по двадцать – блондинка и шатенка, и начали со мной разговор ни о чем, постепенно оголяясь. На вопрос о комнатках, где можно провести ночь с понравившейся работницей за дополнительную оплату, они одновременно кивнули, а их глаза загорелись. Когда же они узнали, что я из добровольцев, они чуть не начали ссориться меж собой, явно желая отработать свою зарплату со мной. Подумав, я сделал выбор в пользу двух, и, взяв ключ у бармена, отправился в сторону лестниц, ведя девчонок в комнатку, преобняв за талии. Вдруг музыка выключилась, а посетители и работники стали разбегаться. Началась паника. Из подсобки раздались два выстрела.
«Ну сука! Не дано мне отдохнуть. Убью, блять!» – с такими мыслями я направился в сторону подсобки, вытаскивая на ходу ПМ. Открыв дверь, я увидел, как один мужик, лет тридцати избивает другого, рядом лежат еще трое.
Незнакомец сидел сверху на поверженном противнике и его
локоть методично превращал лицо жертвы в фарш.
– Мужик, ты кто? – спросил я по-русски, не переставая держать на прицеле агрессивного субъекта.
Не знаю, на кой черт мне сдалась эта разборка, ведь я вообще собирался домой, живой и при деньгах. Но моё природное любопытство и пикантность ситуации очень интриговали.
Мужчина резко повернул голову и я увидел его взгляд. Никогда во взгляде человека я не видел такой тоски и усталости. Хотя, наверное, видел, в зеркале.
– Мужики в поле пашут, парень, – ответил незнакомец по-русски и медленно встал, задрав скуластый подбородок, – пушку убери.
Скуластый боксер, как я его окрестил про себя, был безоружен. «Хотя это не помешало ему уложить троих», – резонно подумал я. Его кожаная куртка и джинсы были все в кровавых разводах. Кровь виднелась даже на его стриженной под ноль голове.
Я опустил пистолет – земляк все-таки. Но далеко ствол убирать не стал.
– Закурить дай, – попросил незнакомец, тяжело дыша.
По всей видимости, минутой ранее была интенсивная заруба. Весь бетонный пол подсобки был в брызгах крови, а лежащие тела не подавали признаков жизни.
Немного покопавшись в кармане, я бросил пачку сигарет, в которой предусмотрительно лежала зажигалка.
Скуластый четко поймал сиги и прикурив одну, незатейливо положил все остальное в свой карман.
– Ты кто, уважаемый? – снова задал я вопрос, – меня стала раздражать наглость этого пассажира, а мое любопытство просто зашкаливало.
Незнакомец, еще раз ****анув своего визави, но уже ногой, неторопясь сел на деревянную лавку у стены. Он явно наслаждался процессом курения.
– У этой ****ой недобратвы весь табак промок... в крови, – незнакомец ухмыльнулся, – я думал у меня уши в трубочку свернутся. А ты чего у балканских братушек забыл?
Это становилось забавным. Скуластый никак не обламывался от того, что разговаривает с вооруженным человеком через губу.
– Так, на курорт приехал, – ответил я, сев на верстак напротив и держа пистолет наготове.
– А, ну да. Здесь теперь самое место отдохнуть, – незнакомец выпустил дым вверх и, одернув рукав куртки, посмотрел на часы, – а я проездом тут.
Скуластый бросил окурок, сплюнул на пол и растоптал кроссовком огонек окурка.
– Ну ладно, парень, – незнакомец встал и размял шею, – некогда мне. Уходить надо, скоро сюда бородатые пожалуют.
Ни капли не обламываясь, скуластый направился к выходу.
– Как тебя зовут хоть, земеля? – в надежде хоть что-то узнать опять спросил я.
Незнакомец едва повернулся и пристально взглянул на меня.
– Меня не зовут, я сам прихожу, – ответил скуластый и, открыв дверь, шагнул в темноту.
Стрелять я не стал, и некоторое время сидел, как мудак на грязном верстаке.
«Бывает же», – подумал я и взглянул на труп лежащий передо мной.
Мертвый албанец, которого пять минут назад убил похититель сигарет, лежал раскинув руки и оскалив пасть. Все лицо было как то перековеркано, как будто его били молотком.
Сунув пистолет в кобуру, я вышел из подсобки и вдохнул свежий воздух.
«Ибо правы пути Господни, и праведники ходят по ним, а беззаконные падут на них», – пришла в голову, не знаю почему, ветхозаветная цитата.
Улыбнувшись своим мыслям, я стал шарить по карманам в поисках сигарет. «Вот мудак. Сиги мои подрезал и даже имя не сказал. Ну да ладно, потом куплю», – подумал я.
«А вообще», – подумал я, почесав щетинистый подбородок, – «Нехуй мне тут делать. Валить надо – деньги есть, чего же еще надо?», – я все еще пытался нащупать сигареты, меж делом успев подумать, что надо бы завязывать с этим, и, не найдя, забил на это. «Ну и что, что в Союз... тьфу, в Россию мне путь закрыт? Свалю куда-нибудь в Латвию. Или в Беларусь. Говорят, там нормальный президент, не то, что у нас – страну своим состоянием не позорит... Короче, решено: съебываю».
Я встал и направился к выходу из подсобки, затем к выходу из бара. На выходе обернувшись, непонятно зачем, я увидел разбросанные осколки бутылок, разлитый алкоголь. Повернувшись окончательно и выйдя из бара, я увидел трущобы.
Прощай, Югославия... и прости, если что.











Спрятавшись за гнилую осину,
В темном гилле снайпер сидит.
Ищет в прицел вражину,
Денно и нощно он бдит.

Нет у него напарника,
Забыл отчий дом, семью,
Рожден убивать и калечить,
Чтит лишь винтовку свою.

Ясным днем накрыли точку,
Гнездо подорвал снаряд.
Гори, гори в котле, убийца,
Да будет тебе домом ад!








Содержание


Пролог                3
Первый бой                9
Трофеи                15
Назад в прошлое                19
Я – твой кошмар                28
Марш-бросок                31
****орезка                39
Операция «Аэропорт»                48
“The lines must hold, the story told…”  60
Косово Поле                69
Хорошее дело                80
Teuta, 86                94
Дритан Лука                105
Возвращение домой                122
Эпилог                126



 





Немного об авторах:
Сергей Завьялов – основатель общества «Ненастоящий мужчина», *** знает сколько лет и как выглядит. Платиновый бомж.
Валера Рюазак – автор данной графоманщиныю латентный алкоголик и женоненавистник. Бухат даже на работе, из-за чего был уволен с трех мест подряд, не пройдя испытательный срок, после чего послал всех в ****у, назвался писателем и работает в «НМ» к сожалению.
Русик Терехов – школяр, мамкин милитарiст, папкин страйкболист, получил мастера спорта в 17 лет и забил *** на спорт усердно тренируется