Черная любовь гениев России 2

 ЧЕРНАЯ ЛЮБОВЬ ГЕНИЕВ РОССИИ  2



1


Почему   все четверо поэтов – Грибоедов, Пушкин, Лермонтов и Гоголь -  знали, что их убьют? Думали об этом, писали и прямо говорили. В худшие мгновения  своей жизни человек может спросить у Бога, почему он его не убил в ту минуту, чтобы он не видел того, чего не должен был видеть и не принял бы при жизни муки ада. Николай Первый, зная, какое их ожидает разочарование, если они выживут после его проделок, возомнив себя Богом, убил их сам – из «милосердия», что ли?
Какие разочарования, не совместимые с жизнью, ожидали бы наших поэтов-гениев?

Грибоедова -  плата за его жизнь алмазом «Шах» и смерть его новорожденного ребенка. Оговор его царем за его излишнее усердие в Тегеране и возложение на него вины за  собственную смерть. Известие о том, что грузинка из гарема шаха и важный кастрат-армянин, перебежавшие в российское посольство в Тегеране, были провокаторы-смертники, преданные шаху.

Пушкина – огромные тиражи его книг и  царские доходы с них. Брак Натали с провокатором Ланским. Оплата «30-и сребренников» по приказу царя матерью Натали ее сестре-предательнице Екатерине и ее мужу Дантесу из усадьбы Ярополец. Возвышение Дантеса. Самоубийство оклеветанного зятя Гартунга и жизнь и смерть в нищете дочери Марии, жены Гартунга. Настоящие лица «друзей» Карамзиных, Вяземского, Александра Тургенева. Мучения жены.
Здесь удивительна особая, прямо-таки библейская история приданого Екатерины Гончаровой-Дантес, размер которого был указан в договоре ее брата Дмитрия Гончарова – 30 тысяч рублей. Сразу он эту сумму сестре не выплатил, а после изгнания из России Дантес стал требовать эти деньги и даже обратился к Николаю Первому с просьбой взыскать их через суд. Но император отказался участвовать в этом скандале.  Или только сделал вид? Потому что через несколько лет, после того, как Наталья Николаевна Пушкина-Гончарова вышла замуж за Ланского, ее мать Наталья Ивановна Загряжская-Гончарова, вдруг выделила в завещании деревню Голперово с 230 гектарами земли и двухстами душами крепостных своему зятю Жоржу Дантесу, а рядом – еще одну такую же деревню оставила в наследство Наталье Николаевне и своему новому зятю Ланскому. Деревня Голперово существует и сегодня в 11 километрах от Волоколамска в Подмосковье. Но знают ли ее жители, что и эта земля, и  «русские души» их предков принадлежали предприимчивому французу, убийце Пушкина, мужу сестры его жены Екатерины Гончаровой – Иуде в женском обличье?
Без разрешения царя Загряжская бы этого не сделала. Да, именно он таким образом расплатился со своими «агентами» в грязном, убийственном, деле с русским гением. Это и были те самые 30 тысяч – 30 сребренников, которые требовали от него Дантес и Екатерина Гончарова за свою кровавую «работу». И как бы не желая оставаться в истории для потомков единственным виновником, Николай Первый пометил  память о тех, кто предал поэта. И среди них отметил его жену и Ланского, которые получили в Яропольце свою долю. Но ни те, ни другие никогда не воспользовались платой. Как и истинный библейский Иуда, впрочем…
А вот «оппозиционер» Петр Вяземский воспользовался – он после гибели поэта пошел служить царю и  до самой смерти в глубокой старости возвышался при нем  в чинах и должностях, получал огромные оклады и высокие награды от Николая Первого.

Лермонтова, останься он жив, изумило бы, может быть, до смерти,  огромное состояние бабушки, спрятанное от него, которое помогло бы ему получить желанную свободу от армии и осуществить свою мечту по изданию собственного литературного журнала, а не влачить жалкое нищенское существование, которое вызывало презрение многих  окружающих его аристократов. Ее  смертельное предательство, видимо, по приказу царя. Огромные посмертные  тиражи его книг и доходы с них родне и врагам. Предательская женитьба из выгоды его троюродного брата, «близкого друга детства» Шан Гирея, на  провокаторше Эмилии Клингенберг из пятигорской семьи генерала Верзилина.

Гоголя – возвышение его заклятого врага  Достоевского с материальной и идеологической поддержкой староверов. Поощрение Романовыми пародийного творчества Достоевского, ставшего мировой классикой, против произведений и философии Гоголя и Пушкина. Поощрение Романовыми публичной нелюбви Достоевского к Гоголю и Пушкину. Приближение Достоевского, «последователя» Белинского и коммунистов до каторги, к императорскому двору. Увлечение Романовыми чертовщиной и «деланием» новых людей-атеистов для  госпереворота и революции. Решающая роль международной коррупции и  русских староверов, получивших английский капитал на «железный век», в падении Российской империи,- то, что он страстно обличал во втором, «сожженном», томе «Мертвых душ» и в  «Выбранных местах из переписки с друзьями».

2


Но мог ли Пушкин, получив  гнусную анонимку, предполагать, что одной из причин его гибели, если не главной – как версия, стала месть обожаемой им в свое время  императрицы Елизаветы Алексеевны его теще, матери Натальи Николаевны Гончаровой – Наталье Ивановне Загряжской-Гончаровой? Мстила она, уже будучи мертвой. С помощью своего  близкого друга и поверенного в личных делах  знаменитого историографа Николая Карамзина. Который сам не принимал участие в заговоре (если таковой был) против Натальи Ивановны Загряжской -Гончаровой, но располагал  дневниками покойной императрицы, где она в ярких красках изливала свои чувства к кавалергарду Алексею Охотникову. Карамзин вскоре  умер, а дневники были изъяты и уничтожены  Николаем Первым и его матерью,  императрицей Марией Федоровной, в бриллиантах которой выходила замуж в 1807 году в ее покоях неизвестная бастардка Наталья Ивановна Загряжская.
Венцом этого заговора против нее и мог быть тот самый злополучный «диплом рогоносца», полученный Пушкиным холодным осенним днем 4 ноября 1836 года. Который стоил жизни гению мировой поэзии. Причем, этой анонимкой заговорщики «убивали» сразу нескольких «зайцев», которых  в натуральном их виде так боялся Пушкин.
Только недавно я поняла: с того времени, как зловещая анонимка была опубликована, ее всегда рассматривали очень поверхностно, не вникая в значение деталей. А ведь именно они стали  чудовищным приговором не только поэту, но и всей его семье, и тем лицам, которые в письме упомянуты. Что же это были за «убитые зайцы» такие в том злосчастном «дипломе»? Давайте еще раз вернемся к тексту.
 «Великие кавалеры, командоры и рыцари светлейшего Ордена Рогоносцев в полном собрании своем, под председательством великого магистра Ордена, его превосходительства Д. Л. Нарышкина, единогласно выбрали Александра Пушкина коадъютором (заместителем) великого магистра Ордена Рогоносцев и историографом ордена. Непременный секретарь: граф И. Борх».
Всего одно предложение, но в нем такое огромное содержание, которое требует  специальной расшифровки, как настоящее «шпионское» послание. Первую сделали современники Пушкина и свидетели тех событий, которые хорошо знали, о чем идет речь – о графе Д.Л. Нарышкине и его жене Марии Нарышкиной-Четвертинской, любовнице императора Александра Первого на протяжение пятнадцати лет, по сути, «второй жене» царя, рожавшей ему детей и не скрывавшей своего положения ни от мужа, ни от императрицы Елизаветы Алексеевны. Таким образом Пушкину в лицо бросали грязную сплетню о связи его жены с Николаем Первым.
Но почему была выбрана фамилия именно Нарышкиных? Ведь был же длинный список других, не менее известных фавориток, чьи мужья лишь издали наблюдали за приключениями при дворе своих жен. Почему-то никто из исследователей не задумался об этом, лишь мельком упоминая только о том, кто такой этот граф Нарышкин. Но тут важен совсем не он, а его жена, о которой  мир так ничего и не узнал. А значение ее  настоящего имени для Пушкина было велико. И упоминание именно  этого имени для него, вполне возможно, было не менее отвратительно, чем намек на  связь царя с  Натали.
На самом деле имя Марии Нарышкиной-Четвертинской цепляло за собой имя Натали, как ни странно, не в первую очередь, а после имени ее матери Натальи Ивановны Загряжской. Которая, можно сказать, громко обнародовала связь Алексея Охотникова с Елизаветой Алексеевной, приворожив его своей необыкновенной красотой. Да так, что, называвший императрицу своей женушкой, воспылал желанием жениться на фрейлине Загряжской. Охотникова тут же зарезали на улице, в тот момент, когда Елизавета рожала от него  свою дочь Элизу.
Она потом горько оплакивала возлюбленного (также, как и ее соперница Загряжская, сразу выданная замуж за красавца и богача Николая Гончарова в покоях императрицы Марии Федоровны, матери Александра Первого и Николая Первого, словно это была ее собственная дочь), но откуда у историков уверенность в ее непричастности к гибели фаворита-изменника? Если «диплом рогоносца» через тридцать лет опосредованно «достал» Загряжскую и искалечил судьбу ее дочерей, то что говорить о «свежем» чувстве мести императрицы, которая не могла оставить в живых свидетеля и виновника ее унижения – Охотникова. Или это было сделано без ее участия, по  чьему-то распоряжению, но так, что подозрение в ее причастности в истории  осталось навсегда.


3


Итак, вот и первый «убитый заяц» «диплома рогоносца»: за опороченную память дочери Охотникова и Елизаветы, малютки Элизы, скоропостижно умершей через восемнадцать месяцев после рождения, которую Александр Первый признал своей, откровенно  радуясь, что родился не мальчик (наследник престола – от кавалергарда?), была  на все времена опорочена репутация дочери Натальи Ивановны Загряжской, Натальи Николаевны Гончаровой. А также и второй ее дочери – Екатерины, вышедшей замуж за  убийцу Дантеса.
Второй «убитый заяц»  – высочайший уровень скандала, достигнутый, благодаря его главному участнику – известному поэту Пушкину, приближенному Николая Первого.
           Третий «мертвый заяц» анонимки - был посрамлен «историограф» Пушкин – за эпиграмму на Карамзина и за то, что как выскочка, по мнению семейства Карамзиных, занял эту должность. А, значит, посрамлены «Борис Годунов» и «Капитанская дочка». На возможное участие Карамзиных в этом скандале «по завещанию» близкого друга и наперсника Елизаветы Алексеевны – великого историографа Николая Карамзина - указывает именно слово «историограф», упомянутое в «дипломе рогоносца». Зачем оно, так ли принципиально? Ведь для позора вполне достаточно и «должности» Великого магистра Ордена рогоносцев, возглавляемого Нарышкиным.
Но нужно помнить, что еще в 1826 году, сразу после кончины Николая Карамзина, между Пушкиным и Петром Вяземским, братом жены историографа, Екатерины, разгорелся крупный спор по поводу эпиграмм поэта,  авторство которых  Пушкина ставится под сомнение специалистами.  Вот одна из них, как считают, более достоверная:

— «Послушайте, я вам скажу про старину,
Про Игоря и про его жену,
Про Новгород, про время золотое
И наконец про Грозного Царя» —
Эх, бабушка, затеяла пустое!
Окончи лучше нам «Илью-богатыря».

Это намек на сказку Карамзина „Илья Муромец“, как считали исследователи, и написана она Пушкиным еще в лицее.

Но есть и другие, более жесткие, которые приписывали поэту. Такая, например:

В его «Истории» изящность, простота
Доказывают нам, без всякого пристрастья,
    Необходимость самовластья
        И прелести кнута.

В записке Вяземского Пушкину от 12 июня 1826 года имеются слова: «... ты... шалун и грешил иногда эпиграммами против Карамзина, чтобы сорвать улыбку с некоторых сорванцов и подлецов...». Пушкин был глубоко обижен этими словами и отвечал 10 июля 1826 года: «Во-первых, что ты называешь моими эпиграммами противу Карамзина? довольно и одной, написанной мною в такое время, когда Карамзин меня отстранил от себя, глубоко оскорбив и мое честолюбие и сердечную к нему приверженность. До сих пор не могу об этом хладнокровно вспомнить. Моя эпиграмма остра и ничуть не обидна, а другие, сколько знаю, глупы и бешены: ужели ты мне их приписываешь? Во-вторых, кого ты называешь сорванцами и подлецами?»
Пушкин хорошо помнил, в какой атмосфере возникла его эпиграмма. В его записках это достаточно ясно обрисовано: «Молодые якобинцы негодовали; несколько отдельных размышлений в пользу самодержавия, красноречиво опровергнутые верным рассказом событий, — казались им верхом варварства...». Пушкин называет имена этих якобинцев: Никита Муравьев и Михаил Орлов. Бранные эпитеты, произнесенные Вяземским в отношении них в пылу безотчетного рвения к памяти Карамзина, могли показаться весьма неуместными накануне казни и ссылки декабристов.
И хотя поэт впоследствии очень сожалел о своей юношеской горячности в отношении Карамзина, его родственники, в том числе и Вяземский,  ему этого никогда не простили. Возмущению их не было конца тем более, когда Пушкин, как когда-то Николай Карамзин, занял пост историографа по распоряжению царя. Вполне вероятно, что «диплом рогоносца» был «коллективным творением» и очень тщательно обдумывался его создателями, чтобы нанести удары по самым важным «стратегическим направлениям», о которых исследователи  предпочли не задумываться по разным причинам. Так в исследованиях советских ученых Петр Вяземский на сто лет остался «самым близким другом» Пушкина. Даже при том, что накануне дуэли, после получения поэтом анонимки, Вяземский откровенно  и публично признавался, что он и его семья «отворачивают лицо от Пушкина». Может быть, семья совсем не ожидала совершенно иной реакции Николая Первого на  смертельную дуэль, нежели той, чем она предполагала?  Официально заклеймены были Геккерен и Дантес, а не Пушкин.  И Карамзины, и Вяземский резко дали «обратный ход», лукавя в письмах о своем сочувствии к гибели поэта.
Да, они явно не учли намерения самого императора, связанные с международными отношениями России, о которых, конечно, не могли знать в подробностях. Их уверенность в желании Николая Первого погубить Пушкина видна даже в подписи под текстом «диплома» - И. Борх -  это одно из имен Геккерена: (нид. Jacob Derk Burchard Anne baron van Heeckeren tot Enghuizen). То есть, враги поэта действовали практически открыто, намекая ему на  предстоящую безусловную победу голландского посла и его приемного сына. Даже не подозревая о том, что истинное желание российского императора – немедленное прекращение дипломатической карьеры Геккерена в России. И всеми  ими обожаемый  французский красавец Дантес получил в этом зашифрованном по всем правилам разведки  спектакле всего лишь жалкую роль вышибалы в международном политическом «кабаке». Кого там было любить-то – на балах в Анненском? Жука…
Что же в итоге получается? Участников и организаторов скандала – Полетику (и ее любовника Ланского), Строгановых, Карамзиных, Вяземского, Геккерена и Дантеса, и, как ни прискорбно, Екатерину и Натали Гончаровых, как марионеток Николай направлял в одну сторону, сам же, бросив эту гранату в Пушкина,  бежал совсем в другую! Возможно, именно такой и была задумана операция по компрометации голландского посла в России.


4



Этот «диплом рогоносца» имел куда большее значение, чем ему придали современные  (19 века) и советские исследователи. Всего в одной фразе и подписи  заключено  такое огромное количество смысла, что ее хватило на события, к которым были причастны  многие люди. В том числе, и представители правящей династии Романовых, и международной дипломатии.
Если бы в анонимке были указаны другие фамилии, то  сейчас  была бы причина вести разговор о них. Но мы имеем то, что имеем – фамилию супругов Нарышкиных. Поэтому необходимо рассматривать те факты, которые связаны именно с этими людьми. А именно – с  именем Марии Нарышкиной-Четвертинской, потому что она тут – ключевое звено, но вовсе не ее супруг, хотя историки сделали акцент именно на его личности. Это ошибка. Однако советские  исследователи ничего не рассказали о Марии Нарышкиной-Четвертинской по политическим соображениям: польский вопрос в том ракурсе, в каком он рассматривался в Российской империи, в СССР был под запретом.

В «дипломе рогоносца» была посрамлена Нарышкина-Четвертинская, дочь героя-поляка, сторонника России, сложившего за нее голову, императрицей Елизаветой Алексеевной «посмертно» – из личной мести, а также - международными либералами, которые хотели независимости Польши, которую Пушкин желал видеть, по его собственному выражению, «скорее придушенной» в 1830 году.
Заодно было осмеяно патриотическое творчество Пушкина, выступившего против восстания в Польше – стихотворения «Клеветникам России», «Бородино».
От его смертельной дуэли получили удовлетворение и враги, и те, кого Пушкин считал друзьями, но они были врагами.

Была, таким образом, отомщена покойная Елизавета и, вполне возможно,  баденская венценосная семья, немало пережившая из-за  ее запутанных и непрочных семейных отношений с русским императором Александром Первым.

Получили удовлетворение ненавидевшая Пушкина Софья Карамзина и  ее семья – за оскорбление отца, Николая Карамзина, в эпиграммах  поэта.

А также Петр Вяземский – как их родственник и тайный сообщник, яростный противник идеологии пушкинских патриотических произведений, к тому же  безумно влюбленный в Натали и желавший видеть ее свободной для своих домогательств, которыми уже после смерти поэта он еще раз пытался испортить ее репутацию  в обществе, пока вдова, поняв это, тактично не указала ему на дверь.

Безусловную выгоду от смертельной дуэли  получили Николай Первый и его зять Принц Оранский: это - возможность, наконец, разделаться с надоевшим и опасным международным агентом-шпионом Геккереном. Николай, «благодаря» преступлению  французского подданного Дантеса, получил также в руки козырь для намеренного осложнения дипотношений с Францией и давления на нее в связи со свержением Карла Десятого-Бурбона и  начавшимся правлением нежеланного «короля с зонтиком» Луи Филиппа.

Бастардка Идалия Полетика и  ее незаконный отец граф Строганов отомстили  бастардке Наталье Ивановне Загряжской-Гончаровой за их наследство, переданное в ее руки по непонятным причинам по распоряжению Екатерины Второй – огромной и богатейшей усадьбы Ярополец под Москвой.

Граф Толстой Американец – вначале оклеветавший Пушкина тем, что распространил сплетню о том, что его якобы высекли в секретном отделении, а затем, после  освобождения из Михайловского, ставший сватом Пушкина к дочери его соседки по Полотняным заводам Натальи Ивановны Загряжской-Гончаровой, отомстил за своего дядю, поэта-сатирика Горчакова,  которому Пушкин приписал авторство Гавриилиады. В 1820 году  их дуэль не состоялась по причине высылки Пушкина, но поэт был убит на другой дуэли, которая произошла « с помощью»  его жены, сосватанной ему жаждущим его гибели Толстым Американцем.  В СССР эту месть поддержали ради политики большевиков, которые объявили Пушкина атеистом и навсегда приписали именно ему спорное авторство безбожной «Гавриилиады».


5

 


Николай Первый в отношении великих русских поэтов вел себя, как кровавый ростовщик, собирая смертельную прибыль в казну от погубленных им гениев. Мертвые, они падали к нему в бюджетную корзинку, как спелые гроздья винограда. Это был его промысел, который оплачивал  народ своей любовью к русской литературе.
А потом в Россию пришел англичанин Кноп и собрал кровавую прибыль с Романовых, заплативших за большие английские деньги собственной кровью.
Но сначала Николай  давал «друзьям» и родным поэтов - как  римский прокуратор в Иудее народу – самим избрать меру. И они избрали смерть. И сами убили. А император  умыл руки. Нет никаких доказательств его причастности. Напротив, у всех был выбор, и император каждый раз даже хотел остановить гибель: Грибоедова предупреждал «не пылить» в Тегеране, Пушкину запретил драться на дуэли, Лермонтова услал подальше от скандалов с дуэльными пистолетами и кинжалами, к Гоголю не подпускал злодеев – Белинского и Достоевского. Но вот беда – АННУШКА каждый раз разливала масло! Женщины поэтов уже были рядом и уже лили масло им под ноги. И они скользили, падали и разбивались насмерть.
Напомним: «скоропостижная» женитьба Грибоедова перед трагическим отъездом в Тегеран на праправнучке грузинского царя Ираклия Второго, героически сражавшегося с Персией за свободу Грузии и Армении, могла подвигнуть его на решительные действия в Тегеране по взиманию контрибуции с Персии и защите национальных прав плененных шахом грузин и армян, что вызвало недовольство власти и разгром русского посольства, когда Грибоедов был зверски убит.
И сватовство ( в это же самое время – вот странное совпадение!), а затем женитьба Пушкина на  юной красавице, дочери привилегированной бастардки Натальи Загряжской-Гончаровой, привела его к смерти.
Оба поэта во время этих событий болели и были как бы не в себе. А Пушкина к сватовству подталкивал известный «алеутский» колдун Толстой Американец,  вызвавшийся быть его поверенным  в этом деле.
Гоголь никогда не был женат, но перед смертью страстно влюбился в жену славянофила Александра Хомякова, самого богатого человека в Москве, имевшего весьма амбициозные, хотя и фантастические, планы в политике, а кроме того – гомеопата, колдовавшего с ядами, Екатерину Языкову-Хомякову, сестру поэта Языкова и очень странную женщину, каким-то колдовством покорявшую и губившую мужчин. Как говорили, от нее, умиравшей от тифа, Гоголь заразился и умер в страшных мучениях.
А какие женщины были задействованы в «организации»  гибели Лермонтова? Ведь возлюбленной на тот момент у него не было… Но были другие, и очень важные для этой истории женские персоны.


6

Особенность положения любого русского офицера в Пятигорске в 19 веке, призванного служить на Кавказе,  была в том, что он попадал в ад в раю, или в рай в аду – что одно и то же. Провинившиеся в столицах и «сосланные» сюда отлично были осведомлены, куда и зачем едут. За смертью. Знал об этом Грибоедов в 1928 году, понимал свое отчаянное положение и Лермонтов летом 1841-го.
А ведь Пятигорск был здравницей для раненых и больных. Для них здесь местные жители создавали условия для веселого и беззаботного времяпрепровождения. Для аристократов старались  две дамы самого высокого статуса в городе, две генеральши: вдова генерал-лейтенанта С.Д. Мерлини  и  супруга генерал-майора П.С. Верзилина. Оба воевали, прославились в сражениях, Мерлини  незадолго до смерти от ран  был комендантом крепости в Кисловодске, а Верзилин исполнял обязанности  наместника на Кавказе. Жены их тем временем успешно занимались в Пятигорске курортным бизнесом, сдавая внаем отдыхающим дворянам жилье.
Но если заметный дом Верзилиных называли «домом трех граций», поскольку три сестры-красавицы  привлекали сюда множество молодых офицеров и он слыл местом веселых развлечений молодежи, то дом Екатерины Ивановны Мерлини облюбовали немолодые степенные аристократы. Здесь каждый вечер шла напряженная карточная игра. Собственно, весь Пятигорск в то время азартно играл, и его можно было бы назвать сегодня  современным  кавказским «Монако».
На самом деле, эти два знаменитые дома были настоящими адскими ловушками для «предназначенных к  смертельному наказанию». Да, нужно, наконец, назвать вещи своими именами. Но для того, чтобы понять истинное назначение этих адских «гнезд», нужно пристальнее вглядеться в то, чем жили их хозяйки.
Еще при жизни Екатерины Ивановны Мерлини сложилась легенда, которую она не опровергала, о том, что в отсутствие мужа, однажды, при внезапном нападении черкесов, она взяла на себя командование гарнизоном и отбила штурм. Она ездила верхом по-мужски и имела манеры резкие и решительные. Дом ее находился в середине пятигорского бульвара, выдаваясь против линии фасадов на несколько метров (на предписания начальства о сломе этого дома она не обращала внимания). В этом доме собиралось самое аристократическое общество (как оно себя само считало), которое, впрочем, кроме карт, ничем тут не занималось. Однако от покойного мужа, любителя живописи, в доме осталось около шестидесяти различных картин, которые привлекали сюда множество любителей искусства и просто любопытных. Ходили слухи, что вдова-генеральша чуть ли не осведомительница Третьего отделения и что она каким-то образом принимала участие в «подготовке» дуэли Лермонтова с Мартыновым. Все это ничем не доказано.
Ну кто же даже сегодня предоставит исследователям секретные документы Третьего Отделения? Однако мы имеем важный факт: в доме Мерлини общество занималось преимущественно карточной игрой. А что это такое? Это – ловушка для серьезного шантажа любого дворянина, для которого невыплата карточного долга, также, как и бесчестная игра, были несмываемым позором.
Не в эту ли ловушку попал Николай Мартынов, который в это время вынужден был по неизвестным причинам срочно уволиться из армии? Предполагалось, что из-за нечестной карточной игры. Но точных сведений не было, и Мартынов почему-то  не спешил уезжать с глаз долой  тайных свидетелей своего позора и все чего-то ждал да еще с ясными глазами посещал дом Верзилиных и чуть ли не сватался к Надежде! До тех пор, пока не случился известный скандал между ним и Лермонтовым, вызвавший смертельную дуэль.
Объяснение Мартынова во время следствия настолько  нелепо, что  кажется, их давал умственно отсталый человек. Но он вовсе не был таковым – Мартынов был высокообразованным представителем  известной богатой семьи, сын  многоопытного масона и сам масон, обладавший, как показало время,  тайными знаниями. А в объяснении он показывал, что обиделся на Лермонтова по незначительному случаю до того, что решил убить обидчика… То есть, смешливое замечание  в присутствии женщины его бывшего товарища не только по юным забавам, но и по героической совместной службе в кавказском спецназе того времени, оказалось для Мартынова куда более «опасным» нежели  возможность ежеминутно быть разоблаченным в каком-то неблаговидном поступке, из-за которого он был вынужден  уйти в отставку и слонялся теперь неприкаянным по Пятигорску.
Конечно,  в истории этой жуткой дуэли  понимающими людьми сразу была определена преднамеренная роль Мартынова. Но чья рука его направляла – это остается тайной. Хотя, если называть вещи своими именами, и роль Третьего Отделения в организации операции по устранению Лермонтова в Пятигорске, и ловушка в «карточном домике» Мерлини, в которую попал Мартынов, а затем – уже выполнение полученного задания в доме генеральши Верзилиной, где ему помогали сводные сестры Эмилия и Надежда устроить повод для дуэли – все это практически очевидно.

7

Но почему эти женщины – Мерлини и Верзилина – брались в Пятигорске за такие грязные дела? Ну во-первых, их тоже могли в Третьем Отделении  чем-то шантажировать. Во-вторых, надо иметь в виду, что делали они свой бизнес в таком месте, которое предполагало подобную деятельность -  место, откуда  нелояльные офицеры отправлялись в ад. И это место занимать серьезной недвижимостью, которой располагали эти дамы, «просто так» им никто бы нее разрешил. А генерал Верзилин прикупал и прикупал земельные участки под строительство своих курортных «коттеджей». Поскольку сам он особым расположением у императора не пользовался (его отстранили от должности наказного атамана Кавказского линейного казачьего войска и отправили к Паскевичу в Польшу), то, вполне возможно, выделяли «золотые» земельные участки за сомнительные заслуги его супруги.  Которые со временем взяла на себя ее дочь Эмилия.
Эта  красивая девушка, которую в 1829 году встретил в Пятигорске Пушкин и, по легенде, назвал ее «розой Кавказа», в 1839 году могла попасть в такую же ловушку, как и Мартынов два года спустя. У нее случился роман с Владимиром Барятинским, представителем богатейшей и влиятельнейшей фамилии в России. Позднее его брат Александр будет назначен наместником  Александра Второго (своего товарища в юные годы) на Кавказе. Но Владимир не женился на Эмили, но выслал  для нее на чужое имя 50 тысяч (пятьдесят миллионов «на наши») рублей для решения их совестной проблемы – говорили, что ей пришлось избавиться от ребенка.
Примечательно, что эта тяжелая история вовсе не сломала ни  Эмилию, ни ее семью, которая и не думала (как и Мартынов два года спустя) переезжать с глаз долой от свалившегося на нее позора. А, может быть, ей кто-то запретил покидать Пятигорск? И Эмилия, как ни в чем ни бывало, продолжала блистать на местных балах, покоряя сердца многих мужчин.
На одном из балов в 1839 году ее увидел приятель московского почт-директора А. Я. Булгакова П. О. Вейтбрехт, обозначивший падчерицу генерала Верзилина среди пятигорских дам «первым номером». Отметив в своем письме, что она «довольно хорошо образованная», «…получает корсеты и прочие туалетные вещи из Москвы», «стройна, хорошо танцует», Вейтбрехт сообщил приятелю о ее роковой роли в судьбе приезжающих в Пятигорск молодых столичных офицеров. Девица эта, писал он – «есть единственный камень преткновения всех гвардейских шалунов, присылаемых сюда на исправление. Они находятся в необходимости влюбиться в нее. Многие за нее сватались, многие от нее искали в отчаянии неприятельской пули и, оную встречая, умирали».
Если снова назвать вещи своими именами, то прекрасная «роза Кавказа» Эмилия  Клингенберг после провального адюльтера с князем Владимиролм Барятинским стала настоящим «палачом» для всех гвардейских шалунов, «присылаемых сюда на исправление». Их не надо было царскому правительству  высылать на каторгу в Сибирь, вызывая неодобрение либералов и просвещенной Европы, публично расстреливать – все это мило и изящно проделывала  молодая красавица в пятигорском курортном «раю».
Говорили, что  на следующий день после похорон Лермонтова Эмилия весело танцевала на очередном балу, устроенном князем Голицыным. Потому что была равнодушной красавицей, или потому, что испытывала удовольствие от хорошо выполненного задания? Видимо, и то и другое.
Удивительна еще одна загадка – это необычные замужества  сводных сестер  Эмилии Клингенберг и Надежды Верзилиной. Десять лет спустя обе они сочетались законным браком с родными братьями Акимом и Алексеем Шан-Гиреями.  Эмилия  в тридцатишестилетнем возрасте вышла за троюродного брата Лермонтова Акима Шан-Гирея, с которым он вместе вырос и которого считал своим родным братом и самым преданным себе человеком.
Большая любовь или что-то другое заставили Акима и очень немолодую Эмилию заключить этот брак? Который так похож на  неожиданный брак Натали Гончаровой-Пушкиной и Ланского,  преданного и пылкого любовника Идалии Полетики и  наперсника ее и Дантеса в деле  с компрометацией жены поэта, вдруг воспылавшего нежными чувствами к обесчещенной ими женщине?
Остается по сей день загадкой. Но наводят на определенные размышления такие факты. Если Алексей и Надежда уехали из Пятигорска и поселились неподалеку от  Тархан в Пензенской губернии, то Аким и Эмилия спокойно проживали в Пятигорске, в том самом доме, который печально прославился на весь мир как место предыстории смертельной дуэли Лермонтова. И это ничуть не смущало супругов, которые свезли сюда памятную мебель поэта. Более того, Аким выкупил принадлежавшую Столыпиным  усадьбу Новостолыпинку с винокуренным заводом. Состояние его росло,  но  в 1860 году он судился с собственным отцом за свою долю наследства в имении, где проживал его брат. До окончания суда отец не дожил.  С 1866 года Аким стал не только одним из самых богатых, но и  видных общественных деятелей в Закавказье. А, как известно, госзаказы и тогда шли в первую таким вот людям.
Ему  бабушка Лермонтова оставила большую часть наиболее ценных книг и рукописей внука.
Может быть, секрет женитьбы Акима Шан-Гирея на Эмилии Клингенберг – тот же, что и секрет женитьбы Ланского на Натали Гончаровой? Аким Павлович принадлежал к числу немногих друзей, посвященных в творческие замыслы поэта. Лермонтов диктовал ему свои сочинения, до нас дошли страницы "Княгини Лиговской", написанные рукой Акима Павловича, у него хранилось много рукописей Лермонтова и списков, в том числе, список 4-й редакции "Демона". В последний свой приезд в Петербург Лермонтов передал Шан-Гирею целую связку черновиков.
Если Аким был осведомителем Третьего Отделения, то становится понятно, почему  двух агентов в конце концов соединили вместе навсегда. В церковном браке было надежнее сохранить государственные секреты царской охранки. Ну и кроме того, и Эмилия, и Аким получили в этом браке солидное материальное вознаграждение в виде наследства и собственного бизнеса.