Красное и белое 5

                Красное и белое 5

     И вот, в этом "специальном" месте оказалось что-то вроде запущеннной аллеи, ведущей к памятнику (забыла кому, потому что сам памятник давно исчез, остался только массивный цоколь), у подножия которого находилось костровище, как алтарь неведомому богу, на котором воскуривался огонь и жарилось жертвенное животное.  Сережа стоял по пояс в дыму, размахивая картонкой над мангалом, раскладные три стула стояли полукругом лицом к постаменту, возле каждого, из травы, выглядывало по "полторашке". Полукруг за постаментом занимали старые яблони и сирень, надежно закрывая нас  от окон следующей гряды бараков.
     Ребята расспрашивали о том, как живется за границей, какие там цены, какие там ценности, я разливалась соловьем, и не могла остановиться, я, если меня слушают с интересом, могу говорить, как мама, сорок пять минут до звонка на перемену. У Сережи оказались и одноразовые стаканчики, и одноразовые тарелочки, и хлеб, уже нарезанный, и зеленый лук, и укроп, и малосольные огурчики. Мы там сидели, пока не стало темнеть. Они так возле меня прыгали - оба, что я так и не посмела спросить, что же все-таки случилось, почему, и разве нельзя было предотвратить. Вообще, был первый день, как светило солнце, и вечером не пошел дождь. И они говорили, что это я привезла тепло в Челябинск. Как я могла спросить? Просто ляпнуть, что я знаю, Наташа, что четыре года назад ты выгнала Игоря из собственного дома, и это мне не дает покоя?
     В общем, когда мы вернулись в дом с располовиненной решеткой куриного шашлыка и к уже охлажденным трем другим "полторашкам", и Наташа спросила, не погреть ли мне кастрюлю с водой "для процедур", и пока я ими занимаюсь, они займутся бабой Верой, я взяла телефон и набрала номер Саши Кацева. Кстати, там, на костровище, когда я попыталась завести разговор, кто был на кладбище в день погребения, и был ли Саша Кацев, Наталья кивнула, а Сережа спросил ее "это который там больше всех плакал?", может быть, это сыграло решающую роль. Но еще большую роль сыграл ответ Кацева, когда он ответил "да". А спросила я его в лоб:
     - Саша, у тебя есть горячая вода?!

     У меня в подарках было четыре мужских летних майки (лето же когда-нибудь наступит), я выбрала самую дорогую, за тысячу сто крон (Сереже она бы была все равно мала, а с Сашей, судя по фотографиям на ФБ, я могла угадать). Я даже девчонкам подарила каждой по нарядной блузке, в пределах восемьсот-девятьсот крон, и тоже угадала, но я эту майку купила Игорю, еще по весне, когда у меня был порыв начать потихоньку собираться на мамин день рождения, и она не могла достаться никому, кроме Кацева. Еще я взяла с собой банку шпрот и банку сгущенного молока, а с таксистом мы по пути заехали в какой-то каван-сарай и я купила бутылку бренди. Бренди триста рублей, таксист сто пятьдесят. Саша встречал машину на крыльце какой-то девятиэтажки улучшенного типа по улице Труда, рядом красовался вход в одноэтажную пристройку со знакомым названием "Красное и белое".
    
     И оказалось, что он не пьет, но ради такого случая выпьет.
     Пока я плескалась под душем (и тоже в чугунной ванне, но там она была к месту), он пожарил яичницу из четырех яиц, и именно так, как я люблю, с целыми желтками, в которые можно было макать хлеб, сам же ее и съел, я-то, после шашлыка, и на шпроты смотреть не могла, зато у него оказался лимон, и вот, закусывая этим лимоном, я рассказала ему про все мои терзания, про все мои ужасы, про все подозрения, про зло, которое гложет меня, а он взял гитару и спел мне низким, глубоким, очень усталым голосом свою песню:

                Хорошо хоть, нет ипотеки,
                Как ди-джеи без дискотеки,
                Спрятались,
                Прислушались,
                И ждем.
                Интересней и интересней,
                Неизвестней и неизвестней,
                Дети лета,
                Скомканные дождем.
                А вот. Идет Любовь.

                А она все мимо и мимо,
                Шелестя крылами незримыми,
                Жаром отдает,
                И снова лед.
                А оно само не настанет,
                И бездарное не перестанет,
                Если ты
                Не бросишься вперед.
                А вот. Идет Любовь.

     Он пел мне песни до рассвета.
      А на рассвете я взяла такси, и по его службе "125", доехала до Ереванской за пятнадцать минут:
     - Сколько? - спросила я таксиста.
     - 125, - невозмутимо ответил он.
     Я дала 150. Это же речь идет о рублях. Пятьдесят крон в любой конец города. Два евро.
     Засов отодвинула Наташа, после того, как я три раза стучала, два раза звонила, и уже вознамерилась кинуть камушком в окно кухни. Дверь скрипела, мама не проснулась, я юркнула на раскладушку и проспала до одиннадцати. Мама тоже.
      Ровно в одиннадцать Наташа раздвинула тяжелые шторы на большом окне, и провозгласила:
     - Режим!