Ноцириум. Рассказ 9

  Вокруг тьма. С потолка, в образовавшуюся лужицу, звонко капает конденсат из вентиляционной системы. Весь вагон провонял естественным, первобытным страхом перед неизвестностью. Вагон номер 6322 в составе большой сцепки продолжает своё движение к точке невозврата для юных, еще не окрепших детских душ и умов. Сотня в каждом вагоне. Пятнадцать вагонов. Полторы тысячи новых рабов жестокой и кровожадной системы. Они не знают, что их ждёт. Все они едут на поезде в пустоту, в один конец.
  Комендант распределительного пункта уже пять десятков лет занимается одним и тем же: одних на опыты в лапы бесцеремонных мясников, именуемых учёными, других на ИТПИ, третьих в казармы, чтобы делать из них бездушных солдат, не знающих жалости и боли.
  Вселенская тоска, которой пропитан каждый квадратный сантиметр этого ужасного места, не даёт спать на старости лет коменданту Лиону. Он никогда не думал о том, что делает. Это была работа. За неё платили. И никаких вопросов он не задавал. Потому что не надо было. В его возрасте, психика слабеет и в неё начинает проникать чернота тех загубленных душ, которых он сортировал как мусор на свалке. Они шептали ему в уши, каждую извилину его воспалённого мозга будто царапала бешеная кошка, которая в предсмертной агонии забилась в угол и ненавидит весь свет. Сначала он не обращал внимания, но с каждым днём голоса всё усиливались, тьма сгущалась в его голове. Дурные мысли то и дело затуманивали его разум во время работы. Он бы и хотел заплакать, но его слёзные железы уже давно пересохли. Пустые глаза, во впалых глазницах, дряблые, худощавые щёки, губы словно нити и нос как вороний клюв - не самое лучшее зрелище. Но он уже не обращал на это внимания.
  Все дети казались ему одинаковыми. Кто-то плачет, кто-то просто дрожит от страха, стойкий запах детской мочи и фекалий он уже не чувствовал, пока не увидел то, что пробило его чёрствую душу, как копьё пробивает прочный щит. Белокурые волосы, голубые глаза, наивный взгляд и грустная улыбка. Он как будто парил над остальными мальчиками.
  Душа рвалась на две части. Он должен выполнять свою работу, и отправить его по одному из трёх путей, но он не мог. Рука, которая должна была нажать на кнопку выбора, будто не слушалась его. Тут-то и заговорили в первый раз голоса, которые он больше не мог игнорировать:
 - Спаси его. Спаси его, спаси свою жалкую душу, Лион.
 - Я не могу, - мысленно он отвечал им - я должен делать работу, меня казнят, если я ослушаюсь.
 - Не казнят. Они не узнают. Ты ведаешь здесь о каждой лазейке. Отпусти его.
 - Не могу!!! - ментальный вопль сотряс пространство, - у меня работа!
 - Ты достаточно страданий причинил, спаси свою душу...
  Голоса пропали. А мальчик продолжал смотреть на него своим ясным, как солнце взглядом. Руки Лиона задрожали. Он схватился за голову и закричал:
 - Почему?! Почему он??? - пропитанный безысходностью крик отражался от металлических стен звенящим эхом. - Подойди сюда, мальчик.
  Он подошел.
 - Спрячься здесь, - Лион открыл панель вентиляции в стене. - Сиди молча. Издашь хоть один звук - я тебя убью. Понял?
  Ребёнок кивнул, продолжая улыбаться.

  Весь оставшийся рабочий день Лион был сам не свой. Дрожь в руках была неугомонной, всё валилось из рук.
 - Лион! - громкий, сиплый голос начальника сотряс помещение. - ты очень неважно выглядишь. Что с тобой?
 - Э-э.. Сэр, не знаю, сэр... Приболел, наверное, сэр. Не знаю...
 - Не вздумай болеть, Лион. Здесь некому тебя заменить. Если ты сдохнешь, кто ж ещё возьмётся за эту работу? - рассмеялся начальник. - За работу! И не вздумай отлынивать.
 - Да, сэр. Хорошо, сэр. Не буду.
 - Правильный ответ.

  Прозвенел звонок. Все дети закончились. Пора было собираться домой, благо далеко идти не надо. Лион жил на этом же распределительном пункте, в подсобке. Скромное жилище, другого ему не нужно было. Он отставил в сторону заслонку и приказал мальчику:
 - Выходи. Только тихо. Спрячься в моем плаще.
 Он повиновался.
 - Тебя как зовут-то? Чего молчишь? У тебя имени нет? Ладно... Будешь тогда Билл. Так, говорят, моего отца звали. Правда, я его плохо помню. Тогда война только началась и его призвали в легион. Больше о нём ничего известно не было. Как и о твоём, видимо. Может ты есть хочешь? Будешь сандвич? Или что вы там дети едите...
  Он сделал сандвич с сыром и куском вяленого мяса. Билл схватил его, как голодный котёнок и принялся кусать и ломать как мог, чтобы поскорее его съесть.
 - Ого, какой голодный. Ладно. Поешь и давай спать, завтра я тебя отсюда выведу. У меня есть одна знакомая, которая, думаю, поможет тебе. А теперь спи.
 - Спойте колыбельную, дяденька?
 - Что? - опешил Лион, - колыбельную??? Я.. Я не знаю никаких колыбельных, у меня и детей-то не было. Давай ты просто так уснёшь, а? А за это получишь завтра ещё сандвич.
 - Но я хочу колыбельную, - всхлипнул Билл.
 - Чёрт подери, вляпался же... Ладно, что-нибудь придумаю.
  Лион достал с верхней полки небольшого шкафчика уже изрядно запылившуюся губную гармошку, протёр её и начал играть. С первых нот он вспомнил, как давно не играл на ней. Рука сама двигалась, а ноты как будто живые слетали с его губ. Он и сам не заметил, как Билл уже уснул. Поиграв ещё немного, он лёг спать. Завтра был выходной, Пункт не работал и можно было обдумать подробнее план побега.

 - Вставай, Билл. Давай, подъем. Сейчас позавтракаем и будем тебя отсюда вызволять.
 - Но зачем, дядя?
 - Здесь ужасное место. Тебя здесь не должно быть, мне кажется тебя ждёт гораздо лучшая участь, чем просто погибнуть как кролик на опытах, или быть убитым в бою.
 - А что будет с другими? С ними всё будет хорошо?
 - Не думай о них. Главное, береги себя. Запомни это. Никому не давай себя в обиду. Когда ты подрастёшь, ты поймёшь всё. А сейчас просто слушай меня и делай то, что я тебе скажу, договорились?
 - Договорились!
 - Ладно, пойдём.

  Лион хотел вывести мальчика через дополнительный коридор, через который ходят только сотрудники. Ему повезло, что сегодня был выходной и коридор оказался пуст. Они без труда прошли большую часть пути. Свернув направо, в сторону запасного выхода, предусмотренного на случай пожаров, Лион думал выйти и через плотную сеть дворов и переулков, похожих на фавеллы, отвести мальчика к единственному человеку, которому он доверял - его сестре.
  Та была сердобольной тёткой, и помогала всем, кто к ней обращался, за что её сразу невзлюбила новая власть. Но она просто перешла в подполье и продолжала помогать сбежавшим детям, раненым повстанцам и просто нуждающимся. Она не видела брата около тридцати лет, потому что была в обиде на него, из-за той работы, которую он выбрал. Но Лион продолжал её любить и доверять ей.
  Они шли быстрым шагом, эхом отдающимся от каменных стен коридора, когда позади раздался звонкий бас:
  - Стоять на месте, не двигаться или открою огонь на поражение.
  Лион не учёл одного: на пункте всегда оставалась охрана, которая обычно запиралась в своей комнате и устраивала там пьянки. Но именно сегодня, по необыкновенному стечению обстоятельств Лион повстречал новенького, который ещё не привык к подобным времяпрепровождениям.
  Охранник начал осторожно идти в сторону Лиона и Билла.
 - Видишь ту дверь? - прошептал он мальчику.
 - Да.
 - Когда я скажу - беги туда и не останавливайся ни на минуту. Понял?
 - Понял, дядя.
 - Руки за голову! - крикнул охранник, подойдя на расстояние вытянутой руки к беглецам.
 - Беги, Билл! Беги!!! - закричал Лион и развернувшись схватил охранника за руку, в которой был пистолет.
  Билл выбежал на улицу, и бежал так быстро как мог в свои три года.
  Раздался выстрел. Затем ещё один, и ещё, и ещё.
 - Чего ты хотел добиться?! Что за чёрт здесь происходит?! - кричал охранник.
  Лион молча сполз вдоль стены, кровь пропитала его рубашку и уже струйкой текла по бетонному полу.
 - Беги Билл... Беги, Билл... Беги... - продолжал шептать он. В глазах начало темнеть и он увидел то, чего никогда до этого не видел. Вокруг охранника, вдоль стен и под потолком летали и просто маячили светлые шарики, которые хотели ему что-то сказать, но Лион не мог разобрать слов. Затем один из них подлетел к лицу и мягко и мелодично прошептал:
 - Молодец, Лион... Ты спас того, кто спасёт всех...
  Он почувствовал боль в уголках глаз и его щека намокла. Впервые за сорок шесть его службы он заплакал. Слёзы текли по щекам и капали на воротник рубашки. В глазах стало совсем темно. Жизнь оставила его.

  Билл бежал не оглядываясь. Повернув за очередной металлической коробкой, он ударился головой о чью-то ногу, облаченную в обсидианового цвета сапог. Страж протянул руку и поднял мальчика. Охрана успела рапортовать в полицию и Билла вернули на распределительный пункт. Но одно он запомнил точно: его зовут Билл и он должен изменить Ноцириум.