Игра. Глава 10. За дверями бесконечного коридора

     Итак, я лежал на полке в парной, раскрасневшись не то от жары, не то от злости. Надо было что-то делать. Но что? Без оружия, без одежды, с пустым желудком не очень-то хотелось затевать бучу. Конечно, если мне не дали умереть до сих пор (или это только потому, что я сам о себе позаботился?), не застрелили и, более того, выдают "казенную" одежду, значит, не все еще потеряно.

     Приходилось верить, что из-за куска хлеба умирать не придется. Ведь кормили же меня хоть как-то до сих пор. Но, главное, я рассчитывал докопаться до сути созданной на стадионе "адской машины", понять некий алгоритм случайностей, вовлекающих людей в жестокую игру. И этого будет достаточно, чтобы решить придуманную кем-то головоломку.
 
     Желанием всех осчастливить здесь и не пахло. Я вспоминал Ирину Сергеевну, юную Викторию и думал о том, что их альянс со стороны первой – следствие невыносимого одиночества, со стороны второй – почти детской беззащитности. Истинное счастье состояло, пожалуй, лишь в том, что маньяк, глумившийся над бедной девушкой последним, был задушен приятелем. Из ревности! А Викторию, лишенную сил и рассудка, удалось спасти.

     Да, я должен докопаться до сути. Но для начала нужно остаться в живых.

     В меру успокоясь и отдохнув, я вышел в предбанник и смиренно надел серую пижаму с номером 2451-В. Меня как будто полностью предоставили самому себе, однако ощущение незримого присутствия совсем рядом другого человека или даже группы наблюдающих за мной людей не покидало.

     Предчувствие не обманывало: в углах помещений, где я оказывался, действительно блестели фиолетовые глазки телекамер. Математик-террорист был прав: контролировался каждый мой шаг.
 
     Выйдя в "бесконечный" коридор, я стал заглядывать за каждую дверь, внимательно наблюдать и вникать во все.

     В первой изученной комнате, за строго рядами расставленными столами сидели сосредоточенные шахматисты. Между рядами расхаживал увлеченно-задумчивый тренер, который останавливался иногда над той или другой доской и отгрызал себе ноготь. Трижды он оказывался возле дверного проема и подолгу смотрел на меня, или, казалось, сквозь меня. И каждый раз неожиданно, словно его внезапно осеняло, тренер говорил суетливо:

     – Вы или заходите, претендент, или закройте дверь с той стороны!

     Вторая комната, в которую я заглянул, представляла собой кафедральную аудиторию с несколькими десятками слушателей.

     За трибуной человек в серой пижаме с номером 4185-Д читал лекцию теологического содержания. Однако мысли, которые высказывал оратор, явно отличались от постулатов традиционных религий.

     – Мы можем терпеть нужду и отчаиваться от страшного горя или унижения. Это угодно богу. – говорил он. – Но силы, которые скрываются под оболочкой тела, однажды вырвутся наружу и сотворят чудеса. Мы не узнаем ни себя, ни людей вокруг. И мы сами, и окружающие нас люди станем другими. Потому что страдания делают человека великим. Страдания во имя благородной цели – великим вдвойне. Не случайно распятый Христос обрел бессмертие в муках за людей. Сильные впечатления и обостренное восприятие сущего обнажают все скрытые резервы человека. Доведенный до последней черты, за которой, может быть, сумасшествие, он вдруг перерождается, расправляет плечи, начинает жить заново. Перед ним открывается новая перспектива, новая мера времени глубиной ощущения поступка. И это тоже угодно богу. Богу угодно, чтобы каждый из нас копил в себе силы для главного поступка – стать исполнителем пригрезившейся мечты, предчувствия, предназначения, таящегося в лабиринтах души. Соберись в комок. Избавься от подавляющих тебя обстоятельств.

     Я задумался. Было сложно понять, что несла в себе эта идеология. Веру в преодоление? Бунтарство и стремление к индивидуализму и обособленности? Может, намекала на противление злу насилием? Имела ли она отношение к реальной жизни? Или была страницей неписанного устава моей нынешней жизни?

     Вопросы, вопросы... на которые ответа от оратора я так и не услышал.

     В третьей комнате за обитой бархатом дверью мне довелось увидеть сразу несколько "певцов", у которых не было ни слуха, ни вокальных данных. Каждый из них стоял возле своего рояля и голосил, не обращая ни малейшего внимания на соседа. "Если это поиск скрытых резервов, то интересно, кому из них достанется слава Паваротти?" – съязвил я про себя.

     Всего было открыто не менее полутора десятков дверей, за которыми возникали совершенно неожиданные картины, но люди, которые их создавали, неизменно делились на учащихся и учителей, придворных и господ, умных и глупых, лидеров и ведомых, властных и покорных... Везде кто-то от кого-то зависел, кто-то кому-то подчинялся, кто-то кого-то любил или ненавидел. Один жил за счет другого, добивался успеха или признания, благодаря молчаливой или раболепной покорности своих сплошь серых собратьев.