Камертон 21 апреля 2018

КАМЕРТОН — 21.04.2018
#духовныемиры #женственность #мужество #эрзац #суетасует

Человек — это прибор. Приёмник. Камертон. Если два одинаковых камертона находятся рядом, то когда вы ударяете по одному, начинает звучать и другой. Второй камертон резонирует с первым. Точно так же способен резонировать человек, только мы резонируем с другими феноменами и областями физического и духовного мира своим сознанием.

Пожалуй, не будет большим преувеличением сказать: самое интересное, что есть в человеке — его способность быть камертоном, и человек интересен тем, какие именно области он своим сознанием регистрирует. Кем мы были бы без этого камертона? Двуногим животным (да и то, звери любопытней). Мы были бы без него прямой кишкой, с одного конца в которую входит еда, а с другого выходит известная субстанция.

Почти во всех случаях великих и выдающихся людей нам интересен не сам человек, а то, что посредством способности нашего сознания быть камертоном светит с-к-в-о-з-ь этого человека. Некоторые люди являются, к примеру, воплощением великодержавной мощи, жуткой, почти демонической, и они интересны не своей человеческой личностью, а именно в качестве острия оружия, за которым чуется хоть невидимая, но огромная масса. Другие люди — выдающиеся писатели, поэты, люди религиозного дара — делают своё сознание камертоном, резонирующим с чистыми землями, и именно этим они и интересны, а также интересен плод их труда. Ряд русских художников начала прошлого века своими ландшафтами будто намекают на иные пространства, и этим передают нам сладкое содрогание полуузнавания или предчувствия этих пространств. Если бы не это предчувствие, их картины производили бы, пожалуй, беспомощное впечатление, впечатление «Да десятилетний ребёнок, который посещает изостудию, сделает это тщательней и детальней». Тщательней и детальней он сделает, а вот звучания иных миров он не передаст, и тогда tatah kim, tatah kim, «К чему, к чему это всё?», как сказал Шанкарачарья.

Есть иные ламы, которые не наделены способностью очень красно говорить, говорят они в рамках своих учений вполне обычные вещи — и это если вообще говорят, потому что многие монахи отличаются высокой скромностью, которая заставляет их раз за разом уклоняться от телевидения, от толп учеников, от учений с большим числом слушателей и так далее. Также не отличаются они способностью творить чудеса (в любом случае, для буддийского монаха есть запрет творить чудеса на публику), не обладают какой-то поразительной внешностью, запоминающимся голосом и прочее. А между тем в их присутствии мы чувствуем, что находимся рядом с камертоном добра и чистоты. В этом и есть, кстати говоря, смысл личной передачи Учения: у нас есть шанс ощутить движение ума учителя, который сам звучит высоким ладом, и посредством этого самим соприкоснуться с этим звуком. Если бы не эта возможность, то в чём был бы смысл давать Учение вживую и в чём была бы ценность такой передачи? Просто для сохранения традиции? Но для сохранения традиции можно ведь и носить валенки деда, которые уже дышат на ладан (и то, самая крепкая обувь не проживёт ста лет).

Или возьмите даже такую вещь, как человеческая влюблённость. Отбросим её половой, физиологический аспект, который совершенно ничего не говорит о тайне этого феномена. Что остаётся тогда, и как происходит эта влюблённость? Через звучание камертона, через созвучие умов. Но само созвучие возможно тогда, когда камертон женщины настроен на многоликую реальность Женственности. Образно говоря, мы любим то, что звучит через другого человека (и то, что глянцевые журналы вместе с пластическими хирургами более или менее успешно пытаются нам продать как якобы самосущее свойство самого этого человека, убеждая жертв гламура сделать лицо «как у Ким Кардашьян»). Аналогично и с мужчиной, который не обязательно будет зримым орудием мужественности, но может быть зримым орудием некоей идеи, и за это будет любим. Впрочем, в наши дни всё чаще не срабатывает ни первое, ни второе. Если в воспитании и в культуре утеряна мысль о возвышенной женственности (или, к примеру, о благородной мужественности), то откуда она и возьмётся? Возьмутся только их суррогаты, в виде сексуальной привлекательности или брутальности. Соответственно, женщина, лишённая идеи возвышенной женственности, становится этаким эрзац-мужчиной (но зачем заколачивать гвозди микроскопом?, лучше бы тогда рождалась мужчиной сразу). А мужчина, лишённый идеи подвига, становится покемоном. Вот так и будет процветать поколение людей-lite, но об этом мы уже говорили.

Внутри нас есть уникальный инструмент: вот что мы должны осознать. Этот духовный камертон нашего сознания способен прийти в резонанс со всей Вселенной. Он может открыть любые тайны, вооружить нас любыми силами, познать любые глубины духа, для человека нет ничего невозможного. А вместо этого камертон нашего ума используется для ковыряния в зубах. Он покрывается ржавчиной ежедневных новостей и суеты мира сего. Мы читаем новостные заголовки, смотрим телевизор, слушаем сплетни коллег на работе, видим в пробке некий стикер, наклеенный на заднем стекле машине впереди нас — и по много раз на дню испытываем возмущение, раздражение, возмущение, раздражение. Ну, положим, с некоторыми вариациями: сексуальное влечение, страх, зависть, тупое уныние и так далее. Это всё реагирует наш внутренний камертон, который мы сами настроили определённым образом. Когда он звучит определённым образом, у него уже не остаётся времени звучать иначе. И между тем мы ведь сами являемся людьми, которые втайне мечтают о чуде, о тайне, о чём-то чистом, возвышенном и прекрасном, которое вторгнется в наш ум, как детский смех Заратустры, с которым он входит во все склепы. С какой же стати оно вторгнется? Чудесное может быть рядом с нами каждую минуту, но мы неспособны зарегистрировать его. Мы не ответствуем этому чудесному. Мы привели в негодность свой камертон. А между тем, притопывая ножкой, капризно требуем счастья. Кто виноват? Мы сами и виноваты.

Вот почему так важна религиозная практика вообще, затворы, молитвы, обеты и медитации в частности. Затворы — это способ создать тишину, выключить белый шум, который всё время мешает нам починить наш приёмник. Молитвы — это поиск станций чистых земель, которые вещают на совершенно иной длине волны, чем вульгарные голоса пластикового мира вокруг нас, хоть этот пластик нам и пытаются продать под видом чистого жемчуга. Обеты — насильственное блокирование тех станций, которые нам совершенно не требуются. Медитации — это малые затворы, способ проверить работу нашего приёмника, предварительно обесточив его от движения суеты. Есть и другие способы настройки камертона, но все четыре очень важны как способ создания счастья. Счастье создаётся нами самими. Или оно не создаётся. Если мы не настроим работу приёмника нашего ума на те станции, которые являлись и являются источником Учения, мы будем слышать в динамике только шум, треск и вопли. Если мы ничего не изменим, мы будем их слышать до конца жизни, да и после смерти, видимо, тоже.