Сказки фея Ерофея 60

Глава 60.  «Правило 34», призрак любви и высокие замки
 
С Юркой читатель встречался не так давно - в тот самый день, когда Антон нуждался в дружеском совете. Трамвайчик Юркиной судьбы твердо стоял на рельсах, отклонений от маршрута не было и быть не могло.
Действительно, женился Юрка не на Кате. На Даше. Женившись, обрел множество страхов и жизненных установлений. Удалил все телефоны (особенно Кати!), спрятал немногочисленные юношеские и даже детские фотографии. Задернул штору, отгородившую кулисы минувшего от жизни нынешней. Антон всегда считал, что в кармане обязательно хватит места еще для одной монетки, даже если там уже лежит сотня. Юрка целомудренно отворачивался даже от червонца, боясь потерять свой червонец с полтиною.
В сауны если и ходил, то только с женой. На хмельные беснования с друзьями не собирался, поскольку сторонился тех, с кем можно было бы побесноваться. Корпоративные застолья не стоит принимать во внимание: какие же друзья среди сослуживцев? В запои не впадал. Иногда напивался до утреней головной боли, мучился день, а на другой - снова, как Сизиф, упорно принимался за свой бесполезный труд.
Деньги тратил только на жену и детей – девочку и мальчика. Раз в год вывозил семью в какую-нибудь традиционную локацию, о чем аккуратно выкладывал фотоотчеты в интернет. Архитектурные шедевры Гауди, пик Эйфелевой и слоновья нога Пизанской башен, пирамиды египетских фараонов и амфитеатры римских императоров, прочие храмы, монастыри, купола и колоннады, приправленные аппетитными иллюстрациями из местных ресторанов, призваны были создавать сакраментальный образ успешного и всесторонне развитого человека. При этом книг Юрка не читал из принципа: разочаровавшись в журналистике как в смысле бытия, проникся обидой и презрением к любому печатному слову, если только это не вывеска для туристов у памятника архитектуры.
Излишки денег копил и через несколько лет сумел за городом взять в кредит четырехкомнатный таунхаус в два этажа и в сто двадцать квадратных метров. За каменными стенами сего замка обрел, наконец, филистерское счастье свое и спрятался от всех соблазнов внешнего мира.
Любовных отношений на стороне Юрка боялся панически, в самом слове «проститутка» находил средоточие всех мыслимых и немыслимых бед, пороков и болезней. Потому, вооружившись высокоскоростным интернетом, пару раз в день отдавал должное шедеврам современной порноиндустрии. Особых предпочтений у Юрки в этой области не было, он открывал настежь форточку своей пуганой фантазии, чтобы вновь и вновь убеждаться в справедливости широко известного «Правила 34»: «Если это существует - про это уже есть порно. Без исключений».
Еще несколько страниц терпения, мой читатель, и мы продолжим вместе с Антоном путь к не такой уж и далекой теперь Венере. Лишь вспомним еще кое-кого из наших старых знакомых.
Каждый сам выбирает направление движения, и лишь от самого путника зависит, какой именно будет дорога. Время все расставит по своим местам и за каждым закрепит выбранный маршрут. «Дорогу осилит идущий», - так гласит ведийская мудрость, но стоит добавить: лишь сам идущий определит, какой этой самой дороге быть. Будь то лестница в небо, дорога в никуда, горка аквапарка или замкнутое кольцо трамвайного маршрута – любая дорога хороша, если гармонично сочетается с самим путником.
Еще раз вспомним вслед за Нестором Ивановичем нидерландца Спинозу и его шестую теорему этики: «Истинная идея должна быть согласна со своим объектом». А поскольку все мы, куда бы кто ни шел, рано или поздно оказываемся у одного порога, наберусь смелости предположить, что вожделенная идея кроется не в конце пути, а в самом процессе путешествия.
Вот и зашла снова речь о Несторе Ивановиче. Где он сейчас – догадаться нетрудно. Все так же руководит мультимедийным каналом культурных обозрений, все так же курсирует на служебном авто, которым управляет верный Пимен, между работой, домом на Кисельной, 8, пивной «Варяк» и винным рестораном «Дом Диониса». Часто – в сопровождении привлекательных спутниц.
Я сказал «домом на Кисельной, 8»? Не ошибся. Нестор Иванович вернулся домой. Нина устала наконец бороздить моря и океаны, набралась впечатлений, поссорилась в одной из поездок со своим альфонсом и вспомнила былую грусть. Набрала на удачу полузабытый номер, и Нестор Иванович явился пред ясны очи так быстро, как только смог, – с огромным ананасом под мышкой и двумя бутылками шампанского в пакете. Вы скажете, что две бутылки шампанского, - всего лишь дым для опытного в таких делах Нестора Ивановича. Но не будем забывать о сокровищах, что содержит винный погреб дома на Кисельной, 8. 
Пимен невозмутимо вел автомобиль хорошо знакомым маршрутом по загородному шоссе, а Нестор Иванович на заднем сидении всю дорогу пел в горлышко пивной бутылки детскую песенку:

День добрый, день добрый, день добрый, день добрый леса и поля!
День добрый, день добрый, я рад, что вернулся в родные края!
День добрый, день добрый, увидеть вас вновь я всем сердцем хотел
И вот прилетел, прилетел, прилетел, прилетел, прилетел...

Выяснилось, что все неприемлемое можно принять, а все непрощаемое можно простить, что ворчать друг на друга нет ни смысла, ни повода, когда разменяли седьмой десяток, когда нет никого на этом свете ближе и роднее. Никуда она не делась, эта любовь, просто затаилась на время и решила подождать, пока вместе с сединой в головы вернется мудрость. И дороги, которые, казалось, вели в никуда, сделали плавный изгиб и вновь соединились в тихую загородную грунтовку, не тесную для двух путников, бредущих, держась за руки.
А вот Лев Моисеевич Шило, наоборот, с женой развелся. Подарил бывшей супруге в качестве отступного одну из своих гостиниц (именно ту, в которой работал некогда Антон) и вылетел на постоянное место жительства в одну из средиземноморских стран. Доход с оставшихся в его владении отелей позволял провести остаток дней безбедно и беззаботно.
Марину Лев Моисеевич забрал с собой. Такой поворот судьбы заставил девушку тут же забыть про Антона и сказанное ему когда-то горячечно-нелепое «бросила бы все». Марина с радостью и благодарностью приняла предложение своего хозяина и в подарок за все благодеяния подарила ему сына. И новорожденный сын jus soli, как говорят юристы, по принципу почвы, стал гражданином совсем другого государства и признал родным совсем другой язык.
Одновременно труден и легок шаг того путника, что, потеряв в веках родную землю, по праву признает своей любую другую, – стоит лишь на ней поселиться. Мы, прикипевшие душой, сердцем, кровью к своей малой родине, сросшись мыслью со своим родным языком, никогда не сможем ощутить это трепетное счастье: быть своим не там, где родился и вырос, а там, где, как мнится, хоть немного веселей и богаче, чем на родной земле. Не умеем мы так: просто перелистнуть страницу небесного атласа, заучить ее, пусть и с ошибками, и вот уже подобострастно благословлять чужие звезды над головой. А напротив, суждено нам, как проникновенно говорил вечно живой Виктор Робертович, смотреть в чужие небеса сквозь чужие окна и не видеть в чужой тьме знакомых звезд.
Бегство Марины (или ее победный марш, тут уж как посмотреть) избавило Антона от бремени тяжких сомнений. Сам Антон называл свою позицию в отношениях полов «прикладной полигамией». Он был уверен, что за благоприобретенным скептицизмом находится в безопасности, как за каменной стеной. Верил, что стены эти хранят покой его семьи, отношения с Машей, ответственность перед Майей.
Но любую крепость можно взять: если не штурмом, то через подземный ход. И Марина нашла потайной лаз, произнеся эти свои дрожащие «бросила бы все» и «давай сбежим». Нельзя, нельзя играть с любовью. Неосторожно сказанное «люблю», как заклинание, трансформирует окружающую реальность, меняя судьбы, сметая преграды, свергая ценности, низлагая принципы.
Конечно же, Антон не собирался тотчас все бросать и бежать с Мариной в неведомые дали. Но даже секундная задержка в принятии решения, даже тень подобной мысли настораживали, давали повод задуматься. Антон чуть не разуверился в такой удобной концепции «прикладной полигамии». Трепетное касание пальцев возымело эффект землетрясения. Стены замка дрогнули, и хоть, в целом, монолит устоял, но стихия любви показала свою силу и напомнила, что шутки плохи даже с призраком этого чувства.
Теперь Антон мог перевести дыхание и вернуться к прежней жизни – к тому, что от нее осталось. Жизнь эта не была проста. Войдя некогда тихой тенью в съемную двухкомнатную квартиру, Маша как бы дала молчаливое обещание, что ни словом, ни делом, ни неисполнением долга не нарушит покой выбранного мужчины. И в дальнейшем Маша нерушимо держала данное обещание. До самой свадьбы.
Став же полноправной хозяйкой не только на жилых метрах, но и на жизненном пути Антона, Маша, как и любая другая женщина на ее месте, стала работать супружеским долотом с упорностью и терпением опытного каменотеса. Но семейная история Антона и Маши – это материал для отдельной сказки. Пусть расскажет эту историю какой-нибудь другой фей, которому поручено быть гением нового семейного пространства. Мы же доскажем сказку фея Ерофея – в знак почтения к его нелегкой миссии оберега, что выполнял он в доме на Кисельной, 8, а также как дань памяти его земному воплощению – усопшему аляскинскому маламуту Ерофею, очень большому, очень страшному и очень доброму.