О том, что лишь в воспоминаниях

«Кр-р-р, кар-р-р, кры-р-р, кры—р-ры!» Под такие звуки пришлось проснуться сегодня. Я не сразу поняла, что это за звуки: - «Будильник? Нет…  Я же не пользуюсь будильником, и в этот раз о нем тоже не могло идти и речи, несмотря на то, что я проснулась не у себя дома. …Вчера была дорога…  Мой отчий дом – то самое место, в котором прошло мое детство, мама… Она всё так же как и прежде, здесь, как хранитель нашего детского мира, который навсегда с ней и в который мы можем вернуться, приезжая в родной уголок». Подумав, таким образом, с минуту, я окончательно поняла то, чтО это были за звуки, разбудившие меня. Это был шум грачей. И здесь они чувствовали себя полновластными хозяевами, прилетая на постаревшую ранетницу под окном. Каждый день, как по часам, ровно в пять, они кружились совершая свой ритуал, перекрикиваясь с другой стаей себе подобных, нашедшей своё пристанище на соседнем дереве. Через какое-то время, как сговорившись, они взметались со своих мест, менялись ими, потом вновь беспокоясь, поднимались ввысь и, сделав несколько кругов над поселком, объединялись со своими сородичами для продолжения странствия над полями и небольшими рощицами в которых, казалось, их гнёзд больше чем деревьев.

Такую картину я наблюдала каждый раз, когда возвращалась в свой родной поселок. И каждый раз, она казалась такой необычной, и каждый раз выступала свидетельством некоей дикости - когда улицы пустынны, дома через один брошены, и этот гул грачей, когда они то вдалеке, то тут,  уже совсем рядом и смотрят прямо в глаза, чувствуя, что им никто не может помешать и они вольны здесь делать все, что захотят. И вся эта «грачиная дикость» в сопровождении четкого шелеста листвы, прохладного воздуха, который именно воздух, которым дышишь не задумываясь и понимаешь то, КАК, оказывается, просто дышать, понимаешь то, насколько дыхание является естественным процессом – просто так, без напряжения, понимаешь, что дышишь чистым, а не фильтруешь смесь разгоряченных  городских газов.
Сегодня поселок тих. Здесь едва ли можно обнаружить какие-либо признаки коллективной хозяйственной активности, да и общественной в целом. «Сегодня» – это, то самое время, затянувшееся на десятилетия и как бы застывшее, но непременно ветшающее… и именно сейчас под гул грачей как-то вдруг вспомнились те шумные времена, когда жизнь не просто теплилась, но бурлила… и нам, ребятишкам, которым летом было дозволено спать сколь угодно долго, по нашему усмотрению, несказанно хотелось проснуться пораньше, чтобы посмотреть как со дворов на нашей улице собираются коровки и плотной толпой, друг за другом под свист и покрики хозяев, идут за поселок… и здесь из глубины тумана таинственно вырисовывается силуэт пастуха на коне. Когда же он, в широком плаще с капюшоном приближался, мы узнавали в нем соседа дядю Витю и радовались тому, что именно он сегодня будет присматривать за нашими драгоценными кормилицами. Так, запасшись буханкой хлеба и фляжкой воды, он бодро собирал стадо и ласково нецензуря, гнал его на ближайший луг, граничивший с небольшим водоёмом. Благодарные за его нелегкий труд  и довольные зрелищем все уменьшающейся и колеблющейся точки – уходившего вдаль стада, мы дети, еще несколько минут смотрели на то, как восходит солнце и своими лучами развеивает туман.

Иногда хотелось проснуться, и просыпались для того, что бы услышать, как горлопанят петухи в своих дворах. У нас, юных исследователей, с уст срывались вопросы: «Интересно как так петухи «договариваются», чтобы устраивать перекличку? Кто из них первый начинает? И знают ли они друг друга лично»? Но самым важным был вопрос о том, участвует ли наш питомец в этом действе и какой вес играет его голос? Выяснить это удалось и вполне достоверно: - «Наш петух часто просыпал, ему лишь однажды довелось неловко прокукарекать, причем так, что его сородичи были в явном недоумении и лишь спустя некоторое время продолжили свой ритуал».
 
Еще мы, ребятишки, просыпались для того, чтобы посмотреть, как вереница разной сельхозтехники отправлялась на поля и для нас за счастье было то, что мы могли дождаться её возвращения, когда уже темнело, когда солнце окончательно погружаясь в сон закрывало за собой занавес, оставляя землю в темноте и мы могли увидеть эту самую технику с зажженными габаритными огнями, и это было так таинственно, когда она уставшая, медленно и горделиво ползла в свои каменные гнезда. И глядя на нее, мы понимали то, насколько священен труд хлебороба и гордились тем, что и наш поселок – это часть нашей Великой Страны…

… такие воспоминания, вдруг промелькнули и оборвались очередным, но более резким, чем другие «Кар-р-р, Кр-р-р, Кр-р!». И эта черная птица без смущения смотрела прямо мне в глаза.