Глава XXI Сказочные замки

Гостиница строилась под Калугой, рядом с городом Романово. Зачем там нужна была панельная гостиница, да ещё и с двумя башенками на крыше? Саше она напоминала обложку книжки Буратино, которую он любил больше рассматривать, нежели читать, так как картинки в ней были очень выразительными, а на обложке красовался красочный замок с крышами, «гробиком» и двумя башенками с золотыми флюгерами на них. Он был выложен из красного кирпича.
Директор института, в котором Саша работал, был близким другом мэра Москвы. Они не просто дружили, но и любили при этом одни и те же вещи. А именно: носили кепки, ездили на черных машинах, были без ума от архитектуры девятнадцатого века, при первой же возможности применяя башенки, везде, где только можно было их сделать, причём в неограниченном количестве. Одним словом, они сильно ценили всё волшебное.
Директор института любил это проектировать, а мэр – в этом жить. Поэтому он навязывал городу такой же, как и у него – сказочный образ жизни. Сашин директор, помогал в этом мэру, заставляя проектировать всё, что попадало в его институт в одном и том же стиле. Что это за стиль? Сформулировать специалисту было достаточно сложно. Так, как он объединял в себе сразу все, за исключением двух – модерн, и конструктивизм. Да и вообще эти два слова были запрещены к применению в стенах подвластного ему института.
Сложно было понять, в чём же кроется такая ненависть к этим двум направлениям в архитектуре. Саше казалось, что он разгадал причину. Он считал, что она заключается в том, что именно из модерна и зародился конструктивизм, а он, в свою очередь и есть самый близкий родственник всего того современного, что позволяют нам проектировать нынешние технологии.
Пристроев, как огня боялся современной жизни. Будь его воля, он бы вообще ездил на работу в карете, обязательно черного цвета. Он опасался всего, что, хотя бы с натяжкой можно было назвать современными строительными материалами. Гипсокартон пугал трещинами. Пенобетонные блоки – промерзанием. Вентилируемые фасады – грибком. Одним словом, эти два друга хорошо спелись на теме обмана. Никому в этом городе, кроме них и ещё одного очень известного художника, выдававшего себя за скульптора-монументалиста, архитектора, и конструктора – не удавалось так профессионально обманывать население, маскируя муляжи под настоящие, чудом сохранившиеся кое-где, памятники архитектуры.
Лепнина на фасадах эмитировалась пластиковыми элементами, производитель которых был рад выполнить любую средневековую форму ради крупного контракта, вместо того чтобы искать новые, современные решения с другой, альтернативной группой архитекторов, не способных в таких условиях, обеспечить производство крупными заказами.
В итоге эркера и башенки облицовывались вентилируемыми фасадами по радиусу, создавая эффект мелко нарезанной фанеры.
Окна из ПВХ, выполненные по современным технологиям, но радиусные в плане имели огромное количество вертикальных импостов, при этом до минимума сокращая количество квадратных метров самого остекления, удаляясь всё дальше от применяемых ещё совсем недавно больших плоскостей остекления, тем самым возвращаясь в средневековье.
Этим людям удавалось заставить промышленность работать на исполнение решений прошлых веков. Задача, была непростая. И это приводило к тому, что те, кто не зависел от этой команды и проектировал современно и логично, наоборот ища возможности увеличить остекление, упростить фасады, и избавиться от всевозможных видов пластиковых элементов на фасадах, были насильно отодвинуты далеко на задний план.
Но эти люди, находясь в большинстве, тем не менее не имели абсолютно никакой силы тогда в Москве. И поэтому они не могли мешать тем грандиозным задачам, связанным с возвращением к прошлому архитектурно-планировочного облика столицы, которая, менялась на глазах, превращаясь в муляж той, умершей безвозвратно дореволюционной Москвы.
За МКАДом росли коробки гигантских торговых комплексов, закамуфлированных под «Парфенон», или «Капитолий», разве, что не с таким высоким куполом. Новые микрорайоны застраивались панельными домами с эркерами наивозможнейших форм, начиная от треугольника, и кончая эллипсами. Домостроительные комбинаты творили чудеса, в попытке угодить правительству и рынку одновременно.
Людям нравилось то, что происходило с городом. Ведь человек создан таким образом, что ему не может, не нравится, что выглядит подороже, и побогаче, при этом являясь безвкусной подделкой под то, что уже отмерло более столетия назад из-за своей трудоемкости и дороговизны. Теперь же, благодаря новым технологиям, получившее новую жизнь.
Домостроительный комбинат, с которым сотрудничал институт, и непосредственно мастерская, где работал Саша, находился в поиске.
Руководство ДСК, вместе с директором Королевым, главным инженером, технологом, и просто начальниками цехов – искало что-то новое, в приёмах прошлых веков, пытаясь повторить их с помощью нынешних технологий, созданных для современных решений. Поэтому задачи, ставящиеся проектному институту, были, не просто невыполнимыми, а ещё и очень «интересными» в поиске ненаходимых форм. Шла какая-то сложная, бессмысленная игра. В ней не имел значения результат – важен был лишь сам процесс.
Директор домостроительного комбината, самого крупного в Москве на данный момент, Королёв, благодаря его пристрастию к мёртвой архитектуре, которая устраивала руководство Москвы, являлся ярым сторонником таковой.
Он стремился попасть в состав той тройки товарищей по несчастью для города, тем самым пытаясь переделать её в четверку, что ему не удавалось, как бы он ни старался. Нет, его, безусловно, любили, ценили и уважали, но не брали к себе и всё тут, хоть разбейся.
Почему!? Очень часто возникал в его голове вопрос, на который не было ответа.
Точнее ответа не было у него, а вот сам по себе он конечно был. Но жил отдельно от его головы. И был простым.
А потому, что ты нетворческий человек! Звучал он примерно так.
И если бы он узнал об этом, то очень сильно расстроился.
Как так, нетворческий? Разве может быть нетворческим тот, кто прошёл от рабочего каменщика, бригадира, до руководителя домостроительного комбината? Да он и есть самый, что ни на есть творческий человек в Москве, если не в стране. Ведь, как он скажет, так и будет. Ну, если конечно мэр место под его слова выделит. Но, не брали и всё тут!

Любой, уважающий себя человек понимает, что всё скоро кончается. И любовь к городу, и любовь города. Всему наступает конец. Да и у президента, конечно же, было много желающих, творческих людей, способных переделать все массово тиражируемые башенки ну, скажем на купола, или вообще переметнуться на покрытие всё и вся тротуарной плиткой, наихудшего качества, за огромные деньги. Согласитесь, ведь не каждый способен придумать такие новые решение в масштабах города? А то, что уже было – прошло! Всегда нужно что-то новое, хорошо забытое! Тогда тебя ценят и уважают. Если же делать просто дело и приносить, не дай Бог, пользу, то такой человек буквально через пару месяцев становится опасен, а уж через год – просто вредителем, и дальше уже изгоем. От него избавляются.
Вот и тот мэр, который входил в эти годы в пресловутую троицу, хорошо понимал это. Он чувствовал, что его могут поменять на ещё более глупого, в любой момент. Поэтому не мог не думать о своем «свечном заводике», на котором придется коротать оставшиеся годы на грешной земле. Причём не просто лепить свечки, а употреблять их по назначению в храме, который он же и построил на «съэкономленные» от Москвы деньги, но у себя на малой Родине.
Тяжело приходится тем мэрам, у которых есть малая Родина. Она разрывает душу, городской бюджет, и чего уж там говорить – сознание.
Поэтому, построив молочную ферму, замок, поселок для рабочих, детский сад, школу и, разумеется, православный храм на пять тысяч прихожан, он крепко задумался над главным вопросом, который обычно и возникает тогда, когда уже всё построено.
- А что бы еще построить? И, правильно, когда всё построено нужно строить гостиницу. И только её. Потому что если кто-то приедет посмотреть на все удачи местного развитого капитализма, то ему нужно будет где-то переночевать. А где он это сделает, если нет гостиницы? Правильно – нигде. Поэтому вообще может никто и не приехать в гости, а это очень страшно. Самое страшное не то, что нечего больше строить, а то, что некому приехать посмотреть на то, что уже создано. От этого возникает пустота в человеке.
Вот именно поэтому он и обратился к своему близкому другу, архитектору, а по совместительству директору института, с просьбой запроектировать гостиницу. Причём гостиницу не простую, а дорогую. Из панелей серии П44т. Так, чтобы её издалека было видно, и при этом никто не смог догадаться из чего же она построена. А что для этого надо? Правильно. Для этого надо декор. Море декора. Ведь простые панели они никому не интересны. В доме из панелей и останавливаться на ночь никто не будет. Разве может себе позволить нормальный человек уснуть в панельном доме? Нет, конечно. Разве что только глупый Москвич. Но, позвольте же, позвольте, а не они ли будут сюда ездить? Да, они. Ну, и что с того? Они не должны догадываться о том, где они живут.
- А что же можно для этого сделать? Возникнет вопрос.
Правильно! Надо крышу гробиком, башенки, и много, много просторных помещений внутри.
Но, как же это сделать? Ведь это же всего лишь навсего панельный дом. Все перекрытия кратны осям стен. Значит надо где-то и усилить их, увеличив пролёты. Ничего если будет слегка дороже. Главное пространство.
Но, ведь так будет дороже в два раза, нежели чем сделать индивидуально из монолита, и облицевать потом кирпичом с утеплителем! Скажет любой проектировщик.
Но они должны не говорить, а работать. И работать так, как им скажут умные, разбирающиеся лучше их в проектировании управленцы. Ведь главное сделать не просто дёшево, а дёшево для города на бумаге. А все излишества можно допускать потом, какие угодно. Главное, чтобы снаружи всё выглядело из панелей.
А, как же тогда крыша гробиком, и башенки? Спросите вы.
А, что тут такого? Подумаешь башенки! Никто и не догадается о том, что они не панельные. Возразит «профессиональный» управленец.

* * *

Саша часто заходил в комнату, куда перевелась от Михалыча Ирина. Ее занимала бригада ГАПа Царициной. Она полностью состояла из женщин. Это было волшебное царство, где Саша отдыхал душой.
Саша для них был свежим дыханием ветра, который доносился с пятого этажа, принося с собой всегда какие-нибудь новости, или истории. Сами они не приходили к нему, а вот если он заскакивал к ним, то это уже было другое дело. Иными словами, не столько он интересовал их, сколько они его. Ему было приятно общаться с этими людьми. Он всегда мог поделиться с ними новостями, обсудить архитектуру своих объектов, а так, же закритиковать их решения. Ведь архитектор не может сидеть весь рабочий день в четырёх стенах.
С того момента, как Ирина перевелась от Стасова к Царициной, Саша практически каждый день приходил к ней в гости, заодно общаясь и со всеми остальными. Так, постепенно, он стал продолжением их коллектива, влившись в распорядок их дня. Иногда он шутил с ними, иногда разыгрывал. Но, каждый раз, когда приходил в комнату, они ждали его.
- Привет всем. Представляете, нашей бригаде храмы дали! – с порога заявил Саша, влетая к ним.
Иногда он сбивал дверью кого-нибудь из их коллектива, застывшего в раздумье перед закрытой дверью, словно ожидая своего часа, чтобы внезапно, резко, проснуться и продолжить свой нелегкий путь дальше.
Все подняли головы от компьютеров. Лишь только Царицина продолжила какие-то подсчеты, даже не заметив его прихода. Видимо считала показатели. Она была исполнительным и очень ответственным сотрудником
- Как это? Какие храмы? Сразу несколько? – спросила его Валерия, человек православный, верующий, заинтересовалась этой темой.
- Ну, типовые. Храм, и дом церковного причта к нему. Но, поскольку типовые, то я и говорю о них во множественном числе. Конечно, не построят ничего. Просто игра идёт с проектировщиками. Но, кто его знает?
- Как это типовые!? Разве так бывает? – не поверила Валерия.
- Ещё как бывает, Лер. Видишь, он же не врёт, - догадалась Ирина.
- Он, не врёт!? Ира, о чем ты говоришь!? Знаем же его все прекрасно! Опять разыгрывать нас и веселить пришел! – с недоверием сказала Раиса.
- Я же говорю, что Пристроев Надеждину поручил их. А он мне. Вот и делаем теперь. Потом, попозже зайду с картинками, а то Раиса не верит, - подсел к Ирине Саша.
- Ну, что, Саш, как жизнь молодая?
- Замечательно, Ира. Едем с Валентиной в Египет через две недели.
- Деньги вам некуда девать. Лучше бы начали с того, что на квартиру накопили, хотя бы на однушку, - пробурчала Раиса. Она делала это любя, скорее имитируя недовольство. Такой уж она была человек, что не могла без этого.
- На квартиру не накопить.
- Можно и ипотеку взять, - настаивала Рая.
- Да, я кредит за машину плачу.
- Не надо было машину в кредит покупать!  Зачем она вообще тебе, такая дорогая? – не ограничилась темой ипотеки Раиса.
- Пусть катается. А на квартиру ещё успеет заработать, - поддержала Сашу, Валерия, у которой сын работал шофёром.
- Правильно, Лер. И я тоже так считаю. Райка только вид делает, Саш, что такая строгая. На самом деле она тебя тоже любит, как и мы все, - защитила Сашу Ирина.
- А в Египет, куда едите? – спросила Валерия.
- В Шарм Аль Шейх.
- Молодцы! Оттуда легче до Синая добраться.
- А что там?
- Там Екатерининский монастырь, православный. Обязательно побывайте там. В нем по сей день растёт Неопалимая Купина. Та самая.  Хорошо, если бы ты ещё и благословился у батюшки, - объяснила Валерия.
- Сгоняем. Всё равно делать нечего будет. Не люблю я на пляже лежать под солнцем целый день.
- Я тебе сгоняю! Это святые места! Туда паломники со всего мира едут.
- Вообще, Саш, интересная у тебя жизнь. Надеждин что-то новое даёт, не то, что нам, одни панельные привязки, и изредка, раз в пять лет, новые серии, - вздохнув, пожаловалась Ирина.
- Я не виноват, Ир. Он сам так решает. Я у него ничего не выпрашиваю никогда.
- Я знаю. Просто говорю, что ты молодец.
- Там потрясающие кадры получаются самого рассвета. Если на гору пойдёте, то увидите, - покончив с арифметикой, произнесла Царицина.
- На какую гору?
- На гору Моисея. Туда всех ведут встречать рассвет, - объяснила она.
- Да, обязательно сходи, Саш, - подтвердила Валерия.

Все эти четыре женщины, предпенсионного возраста выглядели моложе своих лет. И тогда Саша не знал, что время пролетит так быстро, и уже через четыре года, их всех уберут из института, словно они никому не нужный хлам, уволив на пенсию.

* * *

- Алексей, понимаешь, ситуация такая. Надо спроектировать из секций п44т гостиницу, трехэтажную. - сказал Пристроев Надеждину, вызвав его к себе в кабинет, в один из солнечных осенних дней.
- Хорошо. Мансарда в счёт этажности, или плюс к этим трем? – профессионально поинтересовался Надеждин.
- Конечно плюс! Кто же уложится планировками в трёх этажах? А на мансарде нужно конференц-зал сделать и фитнес, - пояснил Пристроев.
- А почему из панелей?
- Много хочешь знать. Сам, не понимаешь, что ли?
- Понимаю, Игорь Артамонович, просто машинально спросил.
- Для мэра делаешь. Поэтому аккуратней со сроками. Понимаешь сам прекрасно. И скажи Эриховичу, чтобы не выпендривался, со своими расчётами. Да, постой, подожди. ГАПу своему молодому дай делать.
- Хорошо Игорь Артамонович, - согласился с директором Надеждин.

Саше всегда доставались именно те объекты, за которые никто не хотел браться. Всё индивидуальное Надеждин отдавал ему в бригаду.
- Но это же ужас какой-то!? – возмущенно сказал Саша Надеждину, когда они сидели вместе и пытались нарисовать первый эскиз самого здания. Получался всё время замок из сказки про Буратино, с четырьмя маленькими башенками.
- А без башенок никак нельзя?  - спросил Саша.
- Нельзя! Сам знаешь, ему нравится, когда перебор, - вздохнул Надеждин.
- Ну, хотя бы модерн, и разной высоты, как на Киевском вокзале? Ведь здание у нас симетричное и одну ну, никак нельзя, – взмолился Саша.
- Ты же знаешь, что модерн он не любит!
- Да, знаю. А давайте попробуем, хотя бы один эскиз?
- Ну, хорошо. Но, сам понимаешь, что в мусорное ведро.
- Понимаю.

Саше никогда не приходилось проектировать в современном, логичном стиле. Всё время ему навязывалась архитектура сложная, дорогая и бестолковая. И с годами, из объекта в объект, он уже смирился с этим. Ведь с таким директором института, чётко сориентированным на архитектуру, спускаемую сверху – уже никто не пытался попробовать вставить что-то своё наперекор навязываемому им.

- Вот! Хорошо! Что-то такое примерно и надо им! – согласился Надеждин, когда Саша показал ему первые, начерченные на компьютере варианты фасадов.
- Да, ужас какой-то! Согласен.
- Пойдёшь со мной к Артамонычу? – спросил Надеждин.
- Да.
- Пошли.
- Прямо сейчас?
- Ага.
- Хорошо.

На этот раз, пройти к директору оказалось очень просто. Никто не ожидал ауедиенции в приёмной. Дорога была открыта.
Первым вошёл Надеждин, а за ним, словно прячясь за его спиной, Саша.
- Добрый день Игорь Артамонович. Мы вам принесли решение, - радостно, но скромно и несколько приглушённо, произнёс Надеждин.
Пристроев, поздоровался за руку с Надеждиным и с Сашей. Затем взял, положенный перед ним на стол буклет и принялся его листать.
- Вот здесь, там, где закладка, - осторожно посмел подсказать ему Надеждин.
Пристроев открыл буклет на нужной странице, и практичесски сразу, не вдаваясь в подробности, что бывало с ним довольно редко, произнёс:
- Вот, что-то такое ему и надо. Только модерн уберите, и всё будет замечательно.
- Вот, видишь! Говорил же я тебе! - радостно прошептал Саше на ухо, Надеждин. Ведь теперь у них в руках был практичесски согласованный буклет. Оставалась самая малость, сделать из двух больших башен, четыре маленькие, словно трубы у парахода. И тут же взяв из рук Пристроева буклет, ответил ему:
- Хорошо Игорь Артамонович, мы всё сделаем!
Не дав директору придти в себя, они спешно ретировались к двери, и незаметно, словно вода в песок, просочились через неё.

- Вот всегда так! Теряем только время. Я же знаю, что надо делать, а вы в мастерской все спорите со мной! Ведь не я же решаю! Видел сам теперь, что его не перешибить ничем!? Он будет делать только то, что востребовано городской верхушкой. И даже пытаться нечего! Всё! Срезай башни, убирай все плавные модерновские линии! В общем, сам всё прекрасно знаешь. Не первый раз! – говорил Анатолич по дороге от директора.

Пристроев будучи давно пенсионного возраста, красил редкие остатки волос на своей голове в каштановый цвет, чтобы выглядеть моложе. Он очень тщательно следил за своим здоровьем. Малейшая простуда лечилась им качественно и по полной программе. Держался он со своими подчинёнными подчеркнуто вежливо. Движения его были несколько замедленны, как у гепарда перед прыжком. Но на гепарда он не тянул, скорее напоминая ядовитую змею. От яда, которой не умирали, а только сильно и долго мучались.
А, как ещё можно с людьми!? По-другому с ними и нельзя! Оправдываясь за свой стиль руководства, спрашивал словно бы самого себя на общеинститутских совещаниях директор.
И действительно, как ещё можно с этими постоянно, так и стремящимися обмануть, или уйти от ответственности, ленивыми, и бестолковыми олухами, которые окружили процесс проектирования плотным кольцом? Думал он о своих подчинённых.
Держать коллектив большого института под контролем очень тяжело. Только страх может хоть как-то сосредоточить на работе. Если наказывать премией, начинаются волнения, хождения по руководству, длительные и неприятные разборки. Но это не смиряет народ, а только подзадоривает его. Если запугать путем постоянных репрессий до состояния полного, звериного страха быть уволенными, люди ломаются и не могут уже творить, превращаясь в рабов.
Пристроев не доводил никогда ситуацию до второго типа страха. Он никого не увольнял. Те, кто был с чем-либо не согласен – уходили сами.
Это были ещё другие времена, когда в воздухе царила та, оставшаяся после СССР, демократия. Все её основные принципы. Не было ни проработки по партийной линии, ни явной поддержки профсоюза. Этого не было. Но, во всём, несмотря на начало двухтысячных, ощущалась ещё вольная атмосфера конца восьмидесятых.
Самое главное, что удавалось сохранить директору, это структура института. То есть главный инженер, главный конструктор, заместитель директора по экономике, начальник отдела кадров, главный бухгалтер – всё оставалось, как прежде. И что немало важно, продолжало работать по отлаженной десятилетиями схеме. Когда менялся очередной директор, новый, который приходил вместо прежнего, не предпринимал каких-то экстремальных мер по реструктуризации института. Видимо потому, что сам институт не нуждался в переменах, работаля хорошо, не требуя изменений. Изредка только менялись заместители директора.
Пристроеву, в своё время достался мощный институт, сформированный до него. Ему же удалось не только не растерять всех этих наработок, но и приумножить их, благодаря своему умелому руководству. Будучи поставлен в институт в 1994 году, он крепко сидел на своём месте, особо и не строя интриг. Всего лишь исполняя просьбы правительства Москвы, хорошо зная его вкус и желания, которые были для него святы, так, как помогали оставаться нетронутым уже не первое десятилетие. Пока ещё были те времена, когда для этого достаточно было только исполнительности. И никому не приходило в голову, что скоро это закончится.