любовь к родине и причем тут манная каша

само ощущение первичнее, чем понятие об этом ощущении, поэтому осознание почти никогда не приходит сразу.
трудно сказать, когда именно это началось, но всеобщая истерия агонического патриотизма охватила россию, как это принято говорить, от калининграда до владивостока. вообще любить родину учили везде и всегда. бывало, это даже единственное чему учили: писать и читать можно и не уметь, а вот родину не любить нельзя.

помню, как в детстве я вообще не думала об этом слове серьезно, не придавала ему никакого значения. потом в школе учительница основ светской этики (или просто "ОСЭ", как было записано в дневнике) рисовала кластеры на доске и спрашивала:
- дети, что такое "родина"?
- родина - это место, где ты родился и вырос, - отвечали дети.

ещё более пустыми казались слова-синонимы. ладно "отечество" - это ещё куда ни шло, правда, оно почему-то приобретало окрас военного кителя и пахло порохом. но вот слово "отчизна", как будто отскакивающее от зубов, залетало в одно ухо, отзывалось в голове решительным ничем и вылетало через другое.
там же, в школе, патриотизм приобрел форму столовской манной каши. такой, как ей и полагается, жидкой, с противными комочками и нерастопленным сливочным маслом в центре. первая учительница, святой человек, стояла, возвышаясь над круглым столиком, и смотрела, чтобы ты всю эту кашу съел (даже с маслом, и с комочками!). золотое правило: выйдешь из-за стола тогда, когда тарелка будет чистой. эту кашу давали редко, никто её не любил, но все ели (иногда даже на скорость). ели, потому что надо. ели, потому что мало думали (когда тебе 8 лет, дело вообще исходнее мысли).

в средней школе в столовой ели не все, но манная каша, так или иначе, настигала каждого. из и без того небогатого школьного меню начали одно за другим исчезать блюда, манка же не пропадала никуда. странным образом в ещё более жидкой каше появлялись всё более твердые и большие комочки, а масло, как назло, таять вообще перестало. первой учительницы больше не было, появилась классная или по-простому - "классуха". одна её бровь была выше другой, она была до жути нервная и много кричала. любили её уже не все, только выскочки и отличницы (что, в принципе, понятия почти тождественные). они же и ели эту манную кашу. молча, напоказ, даже не морщась. остальные плевались, кто-то демонстративно отказывался глотать жижу, а кто-то кидался ей в соседа напротив, сосед на против в соседа с левого боку, и школьный завтрак превращался в кашу (син. - беспорядок). золотое правило больше не действовало, оно мистическим образом разбилось о гранит науки. дети стали меньше делать и больше думать. бесконечные "зачем" и "почему" превращали нервную классную в ещё более нервную. и дело было вовсе не в количестве вопросов, а в отсутствии ответов на них. любая форма протеста находила свою меру пресечения. за тихую и молчаливую забастовку можно было получить предупреждение ("ешь кашу или я буду звонить твоей маме!"), за бунт, бессмысленный и веселый, можно было отхватить замечание в дневник (дескать, "обратите внимание на поведение вашего ребенка, он у вас едой бросается!"), а вот за громкий протест и революционные настроения тебе грозила профилактическая беседа с классным руководителем в присутстивии родителей:
- вот, ваш. манную кашу есть отказывается!, - при родителях голос классной приобретает еле уловимый слащавый, даже полушутливый оттенок. одна её бровь по-прежнему выше другой, но глаз уже не дергается и вена на лбу не выступает, -  одноклассников, друзей своих подбивает, говорит: "нечего этой кашей противной давиться, когда другая есть, нормальная". я всё понимаю, сейчас возраст такой, переходный, но в коллективе не место эгоизму.
- ну не хочет ребёнок кашу, пусть не ест. что ж его заставлять?
- всё же ему во благо, школа зла не пожилает! мы сами такими были, помните? наши дедушки-бабушки манку ели, мамы-папы, мы тоже ели- и вон, какие здоровые выросли!
- и то верно, здоровые.
- видно, что ребенок у вас хороший, просто не по тому пути пошёл.. ну ничего. и не таких перевоспитывали!

обычно к концу такой беседы родители бесконечно благодарны классухе за эмпатию, за заботу ("хорошая она женщина, мировая!", - говорит мама, "надо тебе дома тоже начать манку готовить, чтоб не выступал!", - вторит ей отец). но, конечно, манку дома никто готовить не станет. родители всё понимают, да и некогда.

в 14-ом году началась самая настоящая патриотическая паранойя. учителя по всей россии судорожно распихивали манную кашу по глоткам детей на завтраки, обеды и ужины, заталкивали её туда, как могли. естественно плюющихся стало больше, и выплёвывали они её, единовременно цедив: "porridge".

к концу школы мы разделились на несколько лагерей: были те, кто полюбил манку (их было меньше всех), были те, кто смирился, были те, кто люто её возненавидел (обеих групп примерно поровну). мой воинственный настрой со временем сменился на жалость. ладно я, отмучилась 11 лет, - и баста,  а она, уже немолодая, со школьной скамьи эту кашу жуёт и до сих пор.   

уже несколько лет страна судорожно пытается штамповать новых патриотов, но получается у неё откровенно плохо. страна совершенно не знакома с тем новым поколением, что в ней живёт. страна пытается говорить с подростками на "их" языке, но получается какая-то отвратительная лингвистическая смесь, непонятная ни ораторам, ни слушателям. поколение Z. свободолюбивые скептики. много знают, но понимают мало.
все события в нашей жизни связаны невидимой цепью последствий. на любое действие всегда найдется противодействие. на протяжении долгого времени меня пытались заставить любить (ужасный оксюморон!) родину, но все эти мучители с полными ложками в руках вызывали у меня только презрение и жалость. сегодня я могу с гордостью заявить: "я люблю россию!", но они не получат и капли благодарности. простая истина: невозможно заставить любить. казалось бы, что тут непонятного? это чувство, вернее его осознание, приходит к тебе само по себе. абсолютно случайно. тогда, когда бы ты и не подумал, что это оно. просто просыпаешься утром и понимаешь, что что-то поменялось: то ли дышится легче, то ли мир вокруг стал ярче. и ты растешь, развиваешься, всё больше и больше корнями уходишь в русскую землю. говоришь на русском языке, читаешь русскую литературу, слушаешь русскую музыку, смотришь русские фильмы и думаешь ты тоже по-русски. и всё вокруг своё, родное. другого ты не понимаешь и уже не поймешь, даже если очень захочешь. любовь превратилась в воздух. ты дышал ею всё это время и не замечал.

и казалось бы, причем тут манная каша?