Кухня. Шторы. Эдик. Причал. Гл 1-6

                С Гением стать не запретишь

1



Почти каждый вечер, когда бриз возвращался из городских улиц на море, когда последние рыбаки приходили с улова, когда влюблённые пары шли на широкие проспекты красочного города, - Генуя, девятнадцатилетняя девушка приходила на причал и долго стояла, глядела в скрывавшуюся даль моря, бордовое пламя солнца.

Она откидывала длинную прядь каштановых волос, оглядывалась на то, чтобы никто не мог увидеть ее почти ежедневное занятие, странное, и продолжала смотреть в море. Она думала о чем-то своем, а когда образы ее мыслей овладевали ею полностью, она начинала улавливать их материализацию.

Где-то в дымке над черной гладью объявлялись очертания. Боялась ли она?

Стиснув зубы, ждала, не убирая глаз, едва моргая.

Она видела огромный образ Бунтаря, который изо дня в день, склонив голову, пытался добраться к ней, шагами меряя безбрежное пространство моря...

Шагая полновесными мощными силами, он оставался на месте. Ни он, ни она, не были уверены, уж давно, что встреча их когда-нибудь состоится.

Он? Был стар, пожалуй, слишком стар, чтобы соревноваться необузданным энергиям идей стихии, этаким живым духом, словами живого человека, которыми она могла поддеть Бунтаря за его немощность, предвзятость.

Бунтарь же шел и шел, сопротивляясь, упираясь, то ли в характер своей звезды, то ли в отмщение чему-то, истратив давно все слова, доводы, и он желал, чтобы она, Генуя, самостоятельно пустила его к себе.

Им обоим казалось, - и это становилось привычкой, - что обоим очень хочется встретиться, что суть встречи в малом – кто сломается раньше и признает поражение и справедливость своего неправильного существования, тот - в проигрыше. Разве это сложно? Но никто не хотел признать падение, оба искали истину или что-то еще, а это де-факто: «истина и что-то» - диаметрально противоположные вещи.

Она испытывала его, он – ее. Привычка. Ерунда...

Она пытала его на объяснение, что Бунтарь действительно достоин жизни, которой теперь жива она. А он, для себя, без неё, это знал наверняка.

Но какими словами ещё выразить свою боль, свою точку зрения? Ведь она не слушала! Она слушала море и чувства, свои чувства, которые, только ей, единственной, казалось, могут направить судно судьбы в нужном направлении, к ясным звёздам предназначения существующей жизни. И эти чувства... ее чувства – зачем-то происходят?

Генуя приходила домой, стряхивала с себя влагу солёных брызг моря, принимала душ и тщательно вытирала лицо, вглядываясь во всякую морщинку. Она понимала, что ей придётся очень долго жить в таком состоянии – молодой и красивой, чтобы дождаться...

Была б польза.

«Только что с этого»? – повторяла она себе, смеясь, понимая - полное значение и интерес жизни люди ищут совсем в другом. Жизнь течет ровным потоком, без приключений, без изменений. Всегда в выгоду чему-то, кому-то. И если ты не в тренде со всеми - твои проблемы.

Может быть, если вдруг открыть дверь той ЗАПЕРТОЙ комнаты, тогда изменится все? И в жизнь нахлынет что-то новое и надёжно правильное? Даже более того, что науськивает сама Великая Логика жизни?

Всего лишь поворот круглой ручки, взгляд в пустоту комнаты, и ты – другой.

Генуя подходила к двери, глядела сквозь стеклянный витраж, говорила громко:

- Я? Этого не сделаю.



2



Утром холодный душ. Чашка кофе и улыбка в зеркало. Сборы, щелчок замка. Стук каблучков по бетонным лестничкам. Лёгкий туман - обычная прибрежная влажность. Солнце смеётся. Девушка ходила на службу в нотариальную контору.

День проходил быстро. Общество нуждающихся скрепить договоры, вопросы, ответы. Нотариус – статный покровитель своих помощников и, разумеется, интерес к Генуе.

- Ты сегодня, что делаешь?

Генуя поднимает сызнова ничего не обещающие глаза.

- Понятно. – Ему не добраться сердца девушки. Иногда, кажется, она слишком замкнута на какой-то своей проблеме, комплексе, что ли?

"Черт ее знает? Фригидности… Да, и женат я... ".

Генуя любит поговорить на интересные темы, не прочь помочь в трудной ситуации и посоветовать, как себя вести с тем, иным. Разбирается в психологии.

А если жена не разговаривает с мужем несколько дней? Не так и плохи дела... Но затрагивать личное в Генуе самой не стоит, она ограничивает. Конечно, может сказать большее, но не хочет.

Что-то или кто-то таинственный, которого никто никогда не видел, завяз в ее сердце и она терпит.

В человеке главное – цельность. Слаженность. Это то, что делает человека человеком, остальное разрушает, что ли, а потом начинает медленно расплющивать. Впрочем, расплющивает всего все .

Желчь в том, чтобы следовать духу соседей, настроению группы и не дать себе уединения. Тогда ты цел!

Вечером щелкает замочек, включается свет. Радио бормочет привычные хиты. Верещит холодильник, встречая хозяйку, словно верная недвижимая собака.

Падают ключи на столик и часики ложатся рядом.

День прожит, и проекции идей не грезились так часто и не волновали замёрзшую душу.

«Можно даже сказать, что сегодня я была жива».

Она вспоминает приятные встречи, комичные моменты дня и на душе теплее-теплее, и ещё… Этот парень, лицо которого ей вроде понравилось...

В течение стольких месяцев сердце встрепенулось и разрешило пропустить к себе некий реальный образ земной жизни.

«Я способна любить? Неужели»?

Из рук выпадает столовая ложка, которой смешивался салат.

«Может быть, теперь и он думает обо мне»?

Она сдержанно улыбается, глядит в сторону закрытой комнаты и думает о том, что не исключено – в жизни каждого человека есть такая комната, которую нельзя, невозможно или просто не хочется открыть.

Генуя поужинала и оделась, чтобы снова идти на причал. Этот ритуал, это действо встречи с Бунтарём было скорее обязанностью защититься и оставаться на волне подлинной жизни, чем необходимость отдать должное Бунтарю.

Снова щелкает замочек, мягкие шаги (не шпильки) тарабанят по ступеням.

Вечер раскрывает объятия, и тёплой влагой ласкает ноги. Генуя спешит к причалу. Десять минут и у моря.

- Здравствуйте! – Она слышит и оборачивается, не пугаясь, потому что предполагает – это не к ней. И вдруг она видит того самого парня, лицо которого вроде понравилось ей.

Вскруживает голову. Моментность. Неожиданность быстрой развязки скора. Ах, и этот свежий аромат ветра, особенный аромат именно в этот вечер, развивающий так выгодно волосы ей. Люди встречаются не случайно, но случайно, наверное, теряются.

Она кивает головой. И не хочет скрывать своих чувств. Он видит это.

Приближается. В губах улыбка. Как-будто много лет назад она видела эти глаза, улыбку. Только тогда ее еще не было в живых…

- Здравствуйте! – повторяет он, приблизившись насколько мог близко.

«Наглец. Но это жизнь, которую надо жить полностью именно в этакой форме. Примени все силы, чтобы показать, что и ты жива, что этот человек, может быть…»

- Меня зовут Эдик. – Сказал он. – Может быть, я могу быть вам полезен?

«Так много слов? Можешь ли быть полезен? Я сразу и не придумаю для тебя».

Она отвечает:

- Да.

Его торс торжественно перемещается из стороны в сторону. Это есть состояние готовности? Он не ожидал столь быстрого признания, не так ли?

- Вы идёте куда-то, э-э... Вас проводить?

Она повторяет:

- Да.

Хотя в голосе искрится нотка сомнения, но он не заметит. Как бы не стал заикаться от счастья!

"Все ему вдруг покажется..."

- Я иду … в магазин, например, - так она сказала. Он не заметил подвоха.

- Я провожу вас. - Его.

Идут молча, стараясь, не задеть друг друга. Смешно. Бросают взгляды по сторонам, будто водители на каком-то напряжённом участке дороги.

- Я… - начал он.

- Это вы были сегодня на приёме?

- Это я.

"Ах, душа развалилась!"

- Машину оформляли?

- Да. Папа.

- И где же папа, машина?

- Ах, да, он ... она на ремонте. Я ... умею водить и все такое…

"Он смущается? Не стоит. Это я так».

«Что-то в этой девушке строгое, ледяное и притягательное», - подумала она за него, и поглядела на выражение своего спутника. Да, не ошиблась: где-то так.

«Надо держаться в сим ключике».

- Вы сказали параллель?

- Что? – переспросила она, отдаляя свои мысли.

- Вы сказали слово «параллель»? – повторил он. Уже не глядя в его лицо можно было по голосу понять, что он озадачен чем-то.

«Проговорилась?»

- Я, - попыталась объяснить она, - думала о рабочих моментах. Работа…

- Понятно.

«Не слишком разговорчив, но трепетен. Из лучших побуждений, конечно. "Понятно» пересыщен рынок общения. Перейдём на «ты»? И все же вопросик насчёт трепета..."

- Перейдём на «ты»? – бросила она на него игривый одномоментный взгляд.

Эдик глубоко глотнул воздух. Кажется, он способен вполоборота входить в транс эмпатии. Забавно. Ему нравится неимоверный, искристый, обуздывающий ее характер.

«Ох, то ли ещё будет».

Открылась дорога, по окончании, то есть в тупике, которой стоял полносуточный, светящийся неонами продуктовый магазин.

«Требуется знать, что купить, чтобы не отпугнуть парня. Впрочем, просто представь, что ты на самом деле жива!"

Они остановились. Она повернулась к нему, он – к ней, и - сторонясь.

- Вы …ты любите море? – спросил он, слушая шум волн за киоском. Будто они могли поспешить бы ему на помощь?

- Очень. - Сказать "нет"- Не так. И далее:

- Я часто бываю здесь. Рукой подать. Два шага. – Уточнила она.

- Я тебя здесь раньше не видел.

- А я тебя раньше - нет. А раньше это когда? - Спросила она сразу, чтоб не ждать раскачки развития.

- Я родился в соседнем районе, а недавно поменяли квартиру. Живем тут. Мы почти соседи, получается... - Из него выдавилось какое-то совсем мальчишечье "х-ха".

- Соседи, да. - Согласилась она (почему бы и нет) - Ну, я недавно приехала. -

Солгала ведь.

- Живёшь с родителями?

«Ты же знаешь, мальчик».

- Да. Мама, папа, полная семья - солгала второй раз она.

«Ну, я ведь живорождённая, во всяком случае. Наверное...».

- Но только они не здесь, в другом городе. - Добавила Генуя.

- Вот как?

«А тебе, собственно, какая разничка»?

- Понятно.

«Какой-то едва живой парниха. И это тупое «понятно»!

Зашли в магазин. Прошли вдоль прилавка. Он аккуратно следовал за ней.

- Я только посмотреть! – сообщила она, бойко взглядывая на полки, но на него нет. Его итак было видно отовсюду, как на лысине - возле неё.

«Не мешало, к месту, сахарку б подкупить. И если бы я была жива, я бы только б и ела его!»

Эдик молча глядел на заставленные полки, отвлечённо, иногда переводя взгляд на девушку. Он тайно старался охватить ее всю.

Характер движений, идеальную фигуру. Она видела и чувствовала.

Потом он опускал голову, будто о чем-то размышлял, решал.

Она знала и о чем.

Вышли из ларька. Он перед ней открыл дверь, дохнув ей прямо в лицо.

Она соскочила с лесенок, быстро зашагала.

«Нельзя вести себя так – не согласованно. Если ты девушка скромная, стеснительная, мнительная, то характер нужный надо сыграть как-то по-другому?»

Она задерживала взгляд на нем, будто спрашивая, а он, теперь напротив - топорщился.

"Да, и нельзя ещё было выказывать навязчивость. Это вроде ты, а не я первым...".

«Так что ли, а?»

- Завтра суббота. Ты работаешь? - Спросил он, едва краснея или белея.

"Черт, разобраться надо в человеческих цветах!"

- Нет. Я иду на пляж. Только очень рано.

- Может быть..,- логично допускалось в нем.

«Конечно, да. Давай-давай-ка, продолжай».

- … Может быть, я провожу тебя? Я тоже завтра дома и …

Она изобразила в тонких губах сомнение.

«Наживка проглочена, теперь - подсечка».

Эдик во все глаза глядел на девушку. Что-то ему теперь яснее становилось.

- Я встаю рано. В пять часов, - предупредила она, рассчитывая, что жертва удачно заглотнёт поглубже.

- Я буду ждать. - Сказал он еще до того, как она закончила говорить, - у подъезда. Хорошо?

"Какой скорый поезд..." - рассудила Генуя, и вслух:

- Договорились.

- Я провожу?

- О -да, конечно.

Ее талия тонка, ресницы длинны, волосы русы. Кукла. Только что-то ещё дОлжно исходить, чтобы привлекать противоположный пол, то есть этого парня. Какой-то запах, флюиды, сексуальность.

«Если слишком поднапрячься можно и пукнуть. Но ведь это не флюиды? Для мужчин придумана парфюмерия. К следующему разу воспользуюсь дезодорантом и духами».

Они продолжали идти, говорили о погоде, хорошем настроении, курортном сезоне, набитых битком отдыхающих по квартирам именно их района, которые тут и там бесстыже таскались по тротуарам в плавках и полотенцах.

Он открыл ей дверь и придерживал ее, пока она почти не скрылась за лестничной площадкой.

"Чего это у него руки дрожат?"

Она чувствовала его дыхание за спиной, как живой человек может чувствовать другого живого. Она кивнула ему милой улыбкой, прежде чем скрыться окончательно. "Это нужно? Ну, пожалуй. Не помешало во всякий случай. Прилично тебе и правильно.

А для себя, конечно, слишком много вопросов-заморочек".

И тем не менее сердце стучало, билось в груди поерзывало, словно желудок. Странно. Отсюда что ли все начинается?

«Я жива? Неужели по-настоящему? Чувствую, как внутри переворачивается, трепещется, бьётся хвостовым плавником на выбросивший берег. Смешно. Чувствую боль в своём теле, некую тушку".

"Я чувствую боль души? Даже если ничего не выйдет с этим ухажёром, можно сделать вывод, формальный, разумеется, – я жива, жива на полную катуху!»

Стянула мягкую обувь. Побежала на кухню приготовить какой-нибудь прохладительный напиток.

Мимоходом оглядывалась в витраж запертой двери комнаты и увидела, что там что-то происходит, - какое-то движение...

Истина и, правда – слишком часто совершенно диаметральные вещи. Для истины исключительно верно правило – цель оправдывает средства. Для правды – хочешь правды - действуй правдой!

Ей не хотелось более никаких испытаний в своей жизни. Она не хотела дрязг приключений, модных выдумок, предприимчивых действий. Она хотела жить, как живут все, - распутно, внепланово, удерживая каждый день эфемерное счастье. Она хотела- понимающего человека, закрепляющего истину, что жива- это первое, во-вторых, классическую семью, чтобы закрепиться вторично - на социальном уровне, и ещё раз, в квадрате, подтвердить себе самой, что жива.

Генуя хотела избавиться от Бунтаря, хотя знала - это почти абсолютно невозможно.



3



Генуя легла поздно, и специально не завела будильник на утро. Она знала, как поступить: пожертвовать своей пунктуальностью, выйти слишком поздно или не выйти вовсе к обещанному свиданию. Это чтобы напрочь влететь в ум парня. А там... его проблемы. Не убьёт же он ее!

Рано утром она выглядывала из-за штор, стоя босой на полу. Ее радовало то, что она не испытывала никогда такого - волнение живого человека, ожидание им ее.

Эдик заглядывал в окна почти час, после того как на часах было пять, потом исчез.

Треволнением на губах Генуя впервые прочувствовала щекочущую тревогу.

"Вот еще напасть!"

И дальше на счет Эдика: "Что же это такое сверчеловечное он нашёл во мне?" - И в груди, на месте ровно ходящего сердца, снова пошевелился желудок.

Эдик не ушел, он поднялся на этаж и нажал звонок.

Но дело в том, что звонок был предварительно отключён, и оставалось - стучать.

"Будешь стучать?"

Она хотела знать его темперамент.

За дверью молчали.

"Не решается? Бродит в сути мути собственной морали или чего ещё там?"

Эдик постучал. Скромно, едва, пожалуй, слышно, потом ещё и ещё раз – дробней и громче.

По всему телу, прикрытому шёлковой ночнушкой простегнулась дрожь, подобно той, как заядлый курильщик напрочь бросил курение, но вот, в последний разок еще..."

Ее трясло еще и оттого, что она понимала это...

"Это так живо. необычно..." - С хрустом в пальцах Генуя опустилась на полную ступню, отрываясь от дверного глазка.

- И это все, на что тебя хватило? - Говорила она, удаляясь, но думая больше о себе, своих бешеных ощущениях.

Едва не трясла занавеску от хохота, за которой пряталась, когда он появился на виду, на улице. Но - еще напасть - хохот хохотом, а смеха не слышно.

Более деловитым образом он походил, отходил, разнеся руки к поясу, стоял ещё эдак минут десять, деловито, заглядывал в окна.

Иной раз, ей казалось, он попадая прямо ей лицо, и она держала взгляд...

Но вот он пошёл вон со двора.

"Наверняка направился к морю, чтобы найти меня там," - шептала она в треморе пошатывающейся горловиной.

"Логика!" - прошептала она, стараясь не обращаться к своим перебежчивым ощущениям.

Ах, как хотелось бы, действительно, каким-то чудесным образом, минуя прямую дорогу реальности, оказаться теперь на пляже вдруг, объясниться там...

Она думала именно так, но какое действо - чужое - продолжало работать и над ней. Она была раньше способна думать отвлечённо, теперь? Нет?

"Нет. Отсюда все начинается..."

Бунтарь отобрал все еще тогда. Обнулил.

Генуя подошла к витражной двери, и поглядела в розовый свет, который ниспадал на неё через не зашторенное окно в той комнате окно. Ни тени, ни звука сейчас. Как-будто бы ОН умер?

Генуя вернулась к себе, легла в постель, съёжилась, улыбнулась. Крохотный потряс, который прошелся по ней у входной двери за делом подглядывания - медленно затихал. или ее просто тогда продрал холод?

Она натянула простынь повыше, до самых глаз и зачем-то поцеловала край ее повлажневшими губами.

"Час от часу - чудеса!"

Какое-то жаркое чувство, сдерживаемое до сих пор, вдруг нагло навалилось, овладевая всем ее сознанием до такой степени, что чтобы не утопить в нем окончательно, надо было ему громко сказать: "Нет!"

Но ей хотелось знать саму себя. Утонуть...

"Ведь все-равно не удастся?"

Она замерла, прислушалась ко вспугнутому чувству. Словно алкоголь медленно и надолго разливающийся доселе по кровеносным сосудам, флегматично располагаясь во всех ее членах стал отходить и запахло...

"То, что было - любовью у них называется", - думала она.

Она не знала, что ей суждено испытывать ее. То есть одну безешку из огромной тарелки, вываливающихся из нее десерта.

Она не знала, что одна она так явно придётся по вкусу.

Это чувство.. это более, чем просто симпатия к постороннему человеку, наверное.

"Это более..." - проговаривала она и давала простор органам дыхания, которые раньше сгрудненные, теперь толкались отовсюду, задыхались в предвосхищении чего-то ещё.

"Любви ли это чувство вообще?"

Потом ее вдруг захлестнуло ещё более странным. ноги зачесались и захотелось бежать вслед за Эдиком...

"Вот чухня так чухня, настоящая!"

Воображение обрисовало, как и что может быть: его обеспокоенное лицо при встрече и ее раздутые ноздри...

"Напрасно Эдик, напрасно время тратишь. Это же все только ради меня!"

Она представляла его болезненно стиснутые брови, поджатый по-детски подбородок, глаза, заполненные серой глиной тоски, отражающей кипень пены волны с моря, от которой пахло мертвечиной.

Бесцельно бьющаяся прибрежная волна... "ЛЮДИ, ЧЕМУ ВЫ ПОКЛОНЯЕТЕСЬ?"

Идеи, мысли, которые с той поры полностью и праву принадлежали ей...

В сердце кольнуло, и в глаза выстрелила слеза.

"Вот это - да! Край!"

"Я доложу вам - это просто класс!" Она замерла, заставила все слушать то, что происходило в ней.

«Внутреннее мышечное чувство, которое требует сопротивления, но сопротивления нет. Побег... Но упорно стоит у чужих замкнутых накрепко ворот, сквозь щели досок которых за тобою лицезреют чужие глаза, а ты убиваешь себя прилюдно, стягивая с себя сначала нижнее белье...

И тебе не стыдно? Любовь...

Небывалая низость, обида, выскочившая голышом. Видишь свой позор? Любовь...

Которая тут тебе привалила, шаткая, беззубая, мерзкая... только Вы этого не видите. Суть!"

"Тебе не страшно?"

ТЕБЕ.



4



Прошёл день. Вечер. Причал пуст. Проекции, едва проявляясь, тут же исчезали. Бунтарь сегодня отсутствовал.

Море молчало. Оно не могло теперь говорить с существом, которое решило называть себя человеком. С ней, с Генуей.

«Неужели так просто стать человеком? Стоит влюбиться, стать объектом любви, и просто… Но я же в шутку…».

Истина и, правда – диаметрально противоположные понятия?

"Ах, да, это уже было..."

Она хотела добиться истины? Ее?...

"О чем ты говоришь, сбиваясь с темы?"

Как живой человек пытается выбить из жизни ее саму, которая его все это время кормит за свой счёт, ты чувствуешь - за счёт неё. Кто же кому, чего обязан?"

МОЛЧИШЬ?

ТЫ ХОЧЕШЬ ЛЮБВИ, ПОТОМУ, ЧТО ЭТО ЗАРАЗНО. ТЫ ПИШЕШЬ ПОТОМУ, ЧТО ХОЧЕШЬ УСЛЫШАТЬ СЕБЯ.







5



- Генуя? - Спросил он, когда встретил ее на улице следующим днём.

- Да. - Ответила она серьезно, боясь проколоть его насквозь этим настроением. потому ей пришлось опустить глаза.

Он только понял в себе, что такой именно она ему нравиться.

"Ах, и разбираться не надо. Остановимся на этой планке". - Думала она.

Он не успел, он не мог распознать в ней ничего такого.

Его голос равномерно ложился в площадь обычного дня, чуть трепетно, чуть взволнованно.

«У своих проблем и остановись».

Она видела - он мог вдруг выпалить ей тут же все, что накопилось в уснувшем сердце, отозванное от души на время...

"За прошедшие полсуток мальчик столько надумал!"

Исключительное чувство, обожание, одиночество, ревность - кони, прогуливающиеся на лоне созданной тобою природы. И где они теперь? Где то лоно?

Он тут сейчас, при ней, пытался взять себя в руки, заламывая пальцы...

Но ведь это так примитивно, а жить хочется на полную. "Правда?"

- Я приходил к вам вчера. - Пробубнил Эдик себе под нос.

«Да, я видала. И что?"

Она молчала. Тревога рвалась наружу.

- Как условились в пять утра, вчера... - Его слова стекают с уст ... Ах, это не слова. Журчащий ручей, набравший смелости ароматов в теле огромного деревянного леса, изголодавшегося по ледяному циничному ливню. И ты - тонкий, уединённый шкет.

"Да, он без меня - никуда".

Эдиково придыхание для него самого, наверное, открытие. Его брови то и дело скачут.

А как ещё, когда перед тобой такая миледи! Тут рассудок потеряешь…

Он что-то все это время говорил, торопливо и ждал.

Она подняла на него свои глаза и они схлестнулись взглядами. Он и она.

Он замолчал и беспомощно, не по-мужски опустил свои.

"Отсюда начинается? - Сделала она уже третье предположение. - Но это для него, а я?"

- Ты меня не понял. - заговорила она на помощь ему. Ей нужно было знать, чем все это закончится. Иначе зачем было все это зачинать?

- Я говорила о следующем дне. - Объяснилась она, улыбнувшись.

Он увидел, как жалостливо дрогнули ее красивые брови.

"Этого тебе лучше было не видеть!"

Он невольно задержал на этом взгляд.

"Тонешь, мальчик... А я?"

- То есть вчера на послезавтра. - Продолжала она. - А вот сегодня - уже на завтра.

Эдик молчал, хмурился, переваривал сказанное. Он не мог понять, почему ничего не слышит? Это издевательство?

Любовь – такая штука...

А, впрочем, чем ему не угодили? Люди себе на здоровье, на все свои возможности, фантазии, краски.

В конечном счёте - дама всегда останется права, вот только с вопросом. Вот

такие-с выкрутансики.

- Так что? Тогда до завтра? - Сказала она во что-то совершенно опустошённое.

Он молчал, не в силах разобраться тут со своими членами, не то, что исходило снаружи.

- Зайдёшь сейчас? – спросила она, чувствуя, что теряет парня, как физическое тело.

Он откашлялся.

"Вот-вот, приходи в себя!"

Как забавно все-таки колотится сердце, и рот пытается говорить сообразно чувствуемому. Это же хорошо.

вот и он теперь неизвестно, что шепчет сам себе. Ему стоит, впрочем, повторить последние свои слова, чтобы прийти окончательно в себя.

- Сейчас? - В его глазах вспыхнуло каскадом, он помялся, медленно выходя из внутренних своих лабиринтов.

"Еще раз повтори, что сказал и осмысли"!

- На всю ночь, – добила Генуя, глядя в играющие зрачки парня. Он сглатывал воздух, поглядывал на нее попеременно, внутренне ища дверь куда бы высунуться.

"В этом месте путанница, но это ненадолго! То, откуда все началось уже позади!" - Решилось в ней.

Генуя смотрела на парня в упор. Ему не было неприятно, потому что еще ничего не было.

«Что его дырявая голова думает? А тут-то действовать надо. Это, кстати, начало другого этапа».

- Я - Он, наконец, собрался, обратился уже больше наружу, то есть к ней, чем к себе, проглотил сухую слюну. - Я зайду.

Он сказал, развернулся и пошёл прочь. Она глядела на него во все глаза.

"С ума сошёл, парниша".

Эдик остановился, задумался, обернулся.

- Ну? - Спросила Генуя.

Эдик кивнул и, не поднимая головы, поплёлся назад, к ней.



6





«Его мысли - мои путешествия! А мне самой что дать? Мало, что есть. Отдать нечего. Разве жалко было бы, если бы я, например, была жива?»

- Все же мне надо кое-что прикупить, - говорила она, шагающему, молчащему рядом с ней Эдику. Он громко хлопал сандалиями по асфальту.

Через полчаса хождения туда-сюда закончились.

Парень сидел у дивана, у ее ног. Он тупо смотрел в ее колени.

Вечер сгущался - и не обратно.

В его глазах - готовность идти куда попало. Он готов был умереть в эту предстоящую ночь.

Пускай даже если она, Генуя, недостойного поведения, лёгкого статута... Зачем-то так скоро она пригласила его к себе домой?

Даже если его ожидания обмануты, и все пойдёт не как-то так… Ради этой ночи …

Она приспустила платье с плечика и увидела, как лицо Эдика округлилось словно блин.

"Боже, неужели я должна все это видеть?"

"Вот почему девочки во время секса прикрывают глаза".

Круглое лицо ждало.

Дьявол едва проглядывался сквозь сужавшиеся, наподобие кошки зрачках, этого человека.

«Вот он где посиживает!» - Отметила она.

«Как много проглядываться в этом комплексе любви!»

- Подожди! – сказала она, когда Эдик упал влажными губами на ее колено. Его рот слишком широко раскрылся, захватывая все - запахи, ощущение тонкой кожи.

"Ты меня грызть что ли собрался?" - Она чуть не отскочила от его мелкозубастого рта.

– Погоди! - просила она. - Всего несколько минут внимания.

- А? – Эдик поднялся на ноги, будто ни в чем не бывало, будто ничего не было совсем только что...

Лицо его было багровым, слащавая улыбка расползалась по лоснящейся физиономии то ли в поте, то ли в масле.

"С тобой, мальчик, раньше бывало такое?"

В общем, все пока в норме.

- Слушай. - Она взяла его руку.

Эдик сгустил брови, начал о чем-то думать, но повинуясь, сел.

- Я хочу сказать тебе кое-что. Прежде чем это случиться, понимаешь? Может быть, сейчас это не очень кстати, но я должна тебе сказать, потому что... Да ты, Эдя, слушаешь меня?

Она вытаращила на него, без стеснений, глаза. Он ответственно глядел на неё.

- Дело смерти и жизни, смерти и чести, смерти и ... Ну, понимаешь?

"Что вы хотите от меня, женщина? - Прочитала она в его разочарованно оттаивающих глазах. - Вы меня на секс пригласили или чего я тут делаю?"

- Дело смерти и жизни, смерти и чести, чести и... - Упрямо повторила, несколько меняя слова.

- Так-с. - Вышло из него.

Она кивнула и сказала:

- Ага, наконец!

Он глядел на нее с сожалением? Ждал? Нет. Пожёвывал что-то своими дрянными щеками.

«Но это уж ни к чему».

- Я знаю, что такое любовь. – Сказала она, невзирая ни на что. - Это контрагент между одинокостью и одиночеством. Одинокость присуща почти мёртвому человеку, тому, кого называют инсайдер, отщепенец, отступник, отверженный. Тот, который испытывает свою одинокость абсолютно самостоятельно. Одинокость похожа на аналогичные одинокости мозаично.

Одиночество же – от Бога. Люди рождены одинокими, - заключёнными каждый в свою шкуру на 100 лет... - говорила она и смотрела на реакцию парня. Тот мял кулаки, медленно выкручивая их. Отполосованные они бледными и красными пятнами крутились перед ее глазами.

- Любовь, - говорила она, стараясь отвлечься от кулаков, жеманного поведения парня, - отзывает эти два понятия и распределяет по полкам. Кому, что требуется. Работать, не покладая рук или развлекаться... Насыщенное одинокостью существо теряет любовь окончательно, и...

Эдик затих, перестал мять кулаки, глядел на неё. Генуя едва выдерживала.

"Вот те взгляд так взгляд. Чего тебе?"

Она не могла понять этот не сложный, кажется, взгляд. И читалось в нем только жалостливость.

- Одиночество от Бога… - Пробубнила она.

Он не отрывал глаз от неё, не как раньше.

- Я не крещена, ты знаешь? - Вдруг выпалила она.

У Эдика в груди вздохнуло и он без слов поднялся. Она услышала внезапно для себя, то есть абсолютно непредвиденно запах от его мошонки.

- Генуя! - Обратился теперь он к ней так же внезапно. А в лице неподдельная ирония.

Она подумала и решила опередить его:

- Я - не человек. - Сказала.

Эдиковы эмоции не могли выдержать такого переполоха. Нога его сама тронулась к выходу.

"Ограничения, церемонии долой" = Неслось в ее голове.

- А куда ты? - Спросила она на первый случай.

Эдик откашлялся на ходу, пересекая порог коридора.

Она глядела на него и понимала - он хочет ей что-то сказать.

- Ты, нормальная? - Послышалось ей.

Она увидела, как шевелилось его ухо, когда он быстро натягивал на свои паршивые носки коричневые сандалии. А по лицу, с боку было видно, катились изъязвлённые неизвестного смысла морщины, будто веником мели рассыпанную кучу лаврового листа на кухонном полу.

Она глядела на него в изумлении. Вот он любил, а вот тебе - нет!

"И, что это за любовь такая?"

- Ты, может быть, книжки пишешь, сочиняешь или рисуешь? У тебя такие слова...

Он поднялся с обновившимися силами.

Его руки, ноги вдруг стали стройнее, крепче, ей казалось. Его до сих пор пахнущие носки с провисшими, как клювами носочками, плотнее уложились к ступням. Шаг твёрд, плечи...

- Ты хочешь уйти? - Сказала она, не веря, что говорит это.

Он остановился. Усмехнулся криво, вызывающе.

Из него даже вышел какой-то резкий звук, наглый. Она открыла рот, чтобы сказать ему, еще не зная точно что. Эдик надел второй сандалий и направился к выходу.

Ухо его приподнялось, шевельнулось в прощание ей.

"Вот, чертеныш! Ты решил меня оставить так?"

Она резко поднялась с дивана, который никогда не издавал звука, но теперь свистнул, направилась к комнате с витражным стеклом. Остановилась и посмотрела на Эдика. Тот был в противоположном месте, ковырялся в ручке замка.

- Она заперта изнутри! - предупредила Генуя.

- Так откройте же мне ее! - Сказал Эдик, не оборачиваясь, разговаривая будто с дверью. И только по тому, как взмыла его голова кверху, было видно, что он внимательно общается именно с Генуей.

- Может ты посмотришь на меня? - Попросила она, держась за керамический кругляк-ручки СЕКРЕТНОЙ КОМНАТЫ.

- Зачем это? - неоднозначно, многоголосно и не однотонно произошло из него.

- Ну! - Потребовала девушка.

Он обернулся вполовину. Шея его сморщилась. Глядел ничтожно, видя ее лишь краем глаза.

"Ты со мной так?!" - Думала она, и произнесла главное:

- Я – не человек. Я – выдумка.

На пороге, у самых ног парня чем-то заскрипело. Он ещё раз настойчиво дёрнул крохотный пельмень-ручку на выходной двери.

«Она все-таки гениальна», - прочла девушка мысль парня, у которого такой мысли не то что не было...

Он бесполезно дёргал ручку, готовый расцеловать эту дверь только, чтобы она его выпустила.

- Может, откроешь? - Просил он, все так же, не глядя на Геную.

она чувствовала себя какой-то Медузой и ожидала благоприятный момент, как заставить парня просто оглянуться.





7