Выпрямление имен. Книга 2. Глава 8

3 апреля 1938 г.  родилась сестра Лилия.  Именно так было обозначено в метрике. И фамилия у нее была по маме – Голдырева (мама с отцом еще не были расписаны). До школы, а проучилась в Артемовске она только в первом классе, один год ходила в садик. На праздники ребятишки многочисленной родни собирались чаще всего у тети Любы и дяди Павла Онищенко. Родители дяди Павла с детьми, а было их шесть братьев: Иван, Петр, Григорий, Павел, Василий и Николай были во время раскулачивания высланы из под города Березовска, что в 15 километрах от Одессы. В общем, приходились родственниками и по несчастью. Сестра чаще всего играла с ровесницами Галей, Любой Онищенко и Надей Кольцовой.
 
Тетка Евдокия Зайцева, мамина сестра с ребятишками Анной, Таней, Сашей и Фросей (Ольгой) жила в Артемовске своим домом, занималась домашним хозяйством, день корову доили Зайцевы, другой Голдыревы. Но даже, когда не доили, Лилька все равно приходила за своей пайкой с кружкой. В огороде росли овощи и, конечно, самый важный из них продукт картошка. В организации питания выручал богатый на дары природы лес: собирали малину, чернику кедровые орехи и многое другое. Сами сеяли пшеницу. Когда Лида рвала красные помидоры, то пряталась в сложенные снопы.
Однажды сестра вспомнила, как мама шила  внучке Наташе брюки в пионерский лагерь. Шила ночью, после смены. Наташа проснулась, все для лагеря приготовлена, а бабушка спит прямо на швейной машине. Вот такой она была трудяга, родившаяся в год Лошади.

Одно время мама с дочкой жили у тети Дуни, и Лилька постоянно ссорилась с Фросей, которой не стало в 2016 году. Она жила в Абакане и умерла на 84 году жизни.
Татьяна Галендарова, тогда еще Зайцева по малолетству работала возницей на   «Американке», так называлась фабрика в Артемовске, купленная за границей. С началом  войны Татьяну мобилизовали на принудительные работы на бывший Красноярский тракторный завод, который выпускал танки и боеприпасы. Женщины и девушки без специальности колотили для снарядов ящики. Тяжело было, голодно, Татьяна без разрешения поехала на побывку домой, за что  была выслана в Норильск на самый север Красноярского края. Дело в том, что действовал Указ Президиума Верховного Совета СССР от 26 июля 1940 года «Об уголовной ответственности за прогулы и самовольное оставление работы». Более 3 миллионов человек были осуждены по этому закону, из них 500 тысяч приговорены к тюремному заключению. Как сложилась жизнь Татьяны я позже узнаю из ее записок.

Город Норильск на карте появился в 1935 году и строился руками ссыльных, политзаключенных Норильлага, одного из самых крупных лагерей ГУЛАГа. В 40 лаготделениях и лагпунктах с 1942 по 1952 года ежегодно находилось около 250 тысяч человек. Там же отбывал свой  срок в 1943 -1945 годах и первооткрыватель никелевых руд Николай Иванович Урванцев. Первый электролитный никель комбинат получил в 1942 году; медь – в 1943, кобальт и платину – в 1944 году. В строительстве комбината принимали участия будущие народные артисты Жженов и Смоктуновский. Там же отбывал срок Лев Гумилев.

 Сестра вспоминала, что у них в Артемовске на две семьи была не только одна корова, но и ручная швейная машина. И мама, и тетя Дуня много шили, в том числе спецодежду для производства. У тетки от постоянного вращения даже отнималась рука. Дрова заготавливали в лесу летом, а вывозили на санях своим ходом зимой. В Ольховке был случай, когда за дровами послали мальчика, и его завалило снегом, обрушившегося на него сверху. С санями надо было вначале подниматься в гору, но еще труднее было спускаться с тяжелым грузом вниз, можно было и убиться. И потому, когда мама уходила в лес, Лилька боялась разных несчастий и однажды побежала встречать ее, за что ей сильно досталось. Мама была строгой, и наказывать умела. Во время войны она работала на компрессорной станции, а отдельно за муку подрабатывала в шахте. Что она там делала, сестра не помнит, помнит только, что  из муки пекли булочки по праздникам.

 На широкой полосе я пропела песни все
 Пела не напелася, села наревелася

Это про нашу маму. Там где песня, там и слезы. Чувствительная была, тонкокожая и легко ранимая. Настроение менялось от малейшей несправедливости, а где правда, попробуй найди.
Тетя Дуня с ребятишками в 1946 г. уедут к Татьяне в Норильск, а мама с Лидой в 1947 г. на Урал. Бабушка Степанида останется в Артемовске с сыном Терентием. Терентий Голдырев перед войной женился. На военную службу его проводили в 1941 году, встретили в 1945. Служил он на Дальнем Востоке, в трудармии, как «социально-опасный элемент из раскулаченных». В памяти маленькой Лильки осталось, что с собой он привез подарки грецкие орехи и материал на пальто. Жена дядю не дождалась и ушла к другому, остался сын Григорий (Гоша).

Первый раз Терентий Авдеевич был женат на девице Марии (Мане) и сын Григорий (Гоша) случился от этого брака. Любовь у них быстро угасла и Мария, когда Терентий был  на руднике, похитила Григория, находящегося у отца,  при возвращении из школы. Однажды, уже проживая в Норильске, Татьяна Галендарова случайно встретила эту самую Марию. Она была замужем. Мужа звали Матвеем Захаровичем и у них была дочь Люба. Григорий в это время служил в армии. С Любой же случилось несчастье – она сгорела от неосторожного обращения с электроплиткой, когда родителей не было дома.
После службы Терентий женился на женщине по имени Агафья (Аганя), взял её с сыном Федором, про которого я уже вспоминал, и дочерью Ниной. Про Нину рассказать ничего не могу, так как видел её только на фотографии. Григорий служил на флоте, женился, жил в Жданове, Грозном.  Приезжал к матери в Норильск, именно там женился на девушке Клаве, а затем переехал на Юг. Клава его не любила и злобно относилась к сыну Валерию. Еще у них были две дочери Марина и Людмила.
В 1980 году Татьяна Галендарова со своими внучками Наташей и Таней были у него в гостях в Жданове (Мариуполе). Григорий имел на 7-8 комнат каменный дом. Приезжал в гости на Урал, торговал шапками из нутрии. Папа с ним переписывался Позднее Григорий  с Клавой развелся, дом или продал, или разменял и след его затерялся. Валера остался, пожалуй, последним из рода Голдыревых.

Дядя Тереша в Артемовске был знатным шахтером, орденоносцем. С другой стороны, оставался известным в крае старовером и в какой-то мере, был блаженным. Жил аскетом. Как-то приехал в гости на Урал в кирзовых сапогах и парусиновых штанах. Привез детям подарки-карамельки пересыпанные в сумке с табаком. Татьяна Галендарова в это время жила уже в Асбесте. Решила его помыть в ванной и дала ему нижнее белье сына Владимира – теплую белую рубаху и кальсоны. Он не стал их одевать, решил сохранить до дня смерти, так ему это белье понравилось. Татьяна с мужем Лебедевым и сыном Валерием летом  1968 года посещали Артемовск и были у дяди. Ходили, смотрели свой старый дом и дом, где жила моя мама. Мамин дом по цвету отделки, называли «красный». Он ранее стоял на отшибе и к тому времени не сохранился. А дом где жили старики Зайцевы еще стоял.

 Осенью 1968 года, когда я был в армии, уже после завершения летней страды отец с мамой посещали родные края. Ездили они вместе с тетей Любой Онищенко и после Артемовска гостили в Кызыле и Ак-Довураке у Саши Чакирова и Василия Кольцова, с которым в то время жила его мать Татьяна Александровна. Мама там заболела, был приступ и ее положили в больницу. Папа с Сашей Чакировым летали к Игорю Матонину в тайгу. А мама, как поправилась, с тетей Любой Онищенко и Любой Кольцовой, супругой Василия, выехали домой. Тетя Люба Онищенко вспоминала, что их загрузили сушеной черемухой и потому всю зиму пекли пироги.
Тетя Люба с  сыном Борисом и с своей сестрой Верой Чакировой еще раз путешествовали по родным местам. Было это в 1982 году. В этот раз с помощью Саши Чакирова и тети Нюры,  им удалось побывать на Бегреде. Домашних и хозяйственных построек уже не было. Их еще в 30-годы разобрали и сплавили по Енисею в Кызыл, а родные места, конечно, сохранились. Сестры  бегали по знакомым пригоркам-тропинкам и кричали от радости как маленькие. Рыбачили. Тетя Люба на кобылку поймала трех хариусов. Тетя Нюра, в девичестве Тутатчикова, собирала лечебную траву.

 Чтобы сохранить себя, нет другого пути, как замкнуться от внешнего.
Не казаться, а быть, не кривляться, а жить.

За примерный труд отца освободили на 10 месяцев раньше срока. По рассказам сестры, у папы срок заканчивался 19 января. Этот день оказался воскресным и ему пришлось ждать еще один день. Для него он стал самым трудным за весь срок – 9 лет и два месяца.
 Как же родители встретились через 10 лет? Большую в этом роль сыграла бабушка Степанида. Это она после получения от отца письма об освобождении убедила маму все бросить, и ехать «к какому ни какому, но к мужу» на Урал, куда к тому времени переехала большая часть Чакировых. Голод, разруха, больная бабушка. Мама все же решилась поехать к почти забытому мужчине за четыре тысячи километров.

 Продали корову, выручили деньги на дорогу. Сплошные слезы и переживания. Уже вроде собрались ехать, но вдруг мама передумала. Деньги отдали, корову вернули. Все же кончилось тем, что бабушка Степанида благословила дочь и внучку в путь, а сама осталась в Артемовске. В 1951 году ее не стало.
Когда папа с мамой осенью 1968 года были в Артемовске на родине, то не смогли подойти к могиле бабушки. Запор на железной оградке так проржавел, что его не смогли открыть. Кто-то сразу заключил - обиделась бабушка на детей и к себе не пустила. Обида, наверное, была. Обе дочери Евдокия и Ксения уехали и оставили ее больную с сыном Терентием, у которого своих проблем хватало с излишком.
Мама и Лида выехали из Артемовска 31 марта 1947 года, на Урал приехали 14 апреля. Из Артемовска ехали на грузовой машине, По причине весеннего разлива реки, останавливались в селе Курагино, где отдыхали у родственников. Пришлось пользоваться лодкой, так разлилась река Туба. Тем не менее, через реку Абакан переходили по льду пешком. Машины с грузом переправлялись выше по течению реки без пассажиров. Сестра помнит точно, что в Абакан добрались во вторник, именно в день ухода поезда до Свердловска.

По этой причине около недели жили у бывшей жены маминого брата Ивана Прасковьи, которая после его смерти вышла замуж за другого. Дальше поездом через Ачинск до Асбеста, а потом на попутной машине. В поезде было голодно. Хлеб продавали горький и пришлось его заедать последним вареньем из берестового туеска, который сохранился до сих пор.
По приезду в пос. Изумруд, где осели Чакировы, никто, естественно, не встретил. Незнакомый край, дремучий пустой поселок, чужой дом. Отец приютился во времянке старшей сестры Татьяны, уже Кольцовой. Бабушка Татьяна Дмитриевна с дочкой Верой проживали в Каркасном бараке, которого уже нет.  Как свидетельствует трудовая книжка, выданная папе 17 мая 1948 года,  он 6 марта 1947 года устроился на работу в мехцех ГГМК (Государственного горно-металлургического комбината) № 3 в качестве кузнеца.  О предыдущем стаже в книжке было указано - «со слов работал 14 лет».

Татьяна Кольцова (Чакирова), по рассказам родственников, переехала из Артемовска на Урал в 1942 году к мужу Валентину, который, как рассказывали, воевал, получил ранение и лечился в госпитале в районе Свердловска. Затем как негодный к военной службе, был направлен в трудармию, на работу в Асбестовский леспромхоз, который относился к военному ведомству и потому сокращенно назывался «Военвед». По некоторым данным, родители Валентина Кольцова до войны проживали с сыном в Артемовске, там скончалась его мать, а отец приехал к нему на Урал, жил с ним вместе на Изумрудской Макарьевке и умер на Изумруде, где и был похоронен.
Отца Валентина, как выяснилось в 2016 году и благодаря Михаилу Тимченко из Кызыла, звали  Андрей Силантьевич. По переписи 1914 года ему было 45 лет.

 Столько же лет было его жене Палагее Павловне. По переписи проходили их сыновья: Андрей, Михаил, Виктор и Валентин, которому на 1914 год было 8 лет. Была и дочь Феоктиста.  Глава семьи по переписи числился православным мещанином из Минусинска. жил на Тодже в Урянхае, занимался купеческими делами.
Купцом был и дед Валентина Кольцова - Силантий Николаевич Кольцов, 1846 года рождения, из села Качулька Каратузского района, как и его супруга Олимпиада. Смерть  Силантия наступила от  ран нанесенных во время мятежа  30 ноября 1918 г.  против красных партизан. Погиб и брат Андрея Силантьевича — Лаврентий, 1876 года рождения. Было у Андрея еще два брата Петр и Денис, две сестры Милитина ( по мужу Федорченко) и Мария ( по мужу Наталушко).

В общем уехали Кольцовы из Сибири, от тяжелой жизни и памяти. Последовали за ними родственники Чакировы, Голдыревы и Онищенко, как перелетные птицы, а может как старообрядцы в поисках благодатной земли в Беловодье.
Следующими переселенцами из Сибири были бабушка Татьяна Дмитриевна и тетя Вера Чакировы, а затем уже мама и Лилька. Последними на Урал перебрались тетя Люба с дядей Павлом Онищенко. У них уже был сын Борис. Тетя Люба болела и бабушка Татьяна  ездила помогать им с переселением. Поездка  досталась ей не просто . За Минусинском  закончились деньги. На последние она купила стакан муки, залила ее водой  и сделала мамалыгу (болтушку). Перекусив, от Курагино до Артемовска «в гору» шла пешком. Это не менее 40 километров.
Тетя Таня Кольцова о встрече моих родителей рассказывала так: «Стучат значит, открываем, заходят Голдыревы. Лилька увидела напротив трех мужчин, а это были мои Валентин с сыном Василием и брат Христя, и говорит кто же мой папа?  Да вот там, что сидит в углу с обстриженной головой, он и есть твой отец, сказала Ксена, а сама навалилась на косяк двери и заплакала».

Предо мной две фотографии, между ними срок 10 лет. На одной мама и папа совсем молодые и красивые, хотя горя уже хватили с избытком, на другой совсем взрослые и уставшие. Отцу 35 лет, маме 29, Лильке скоро 10. Вот с этой фотографии и началась моя жизнь. Трудно представить условия, в которых я родился.  Мама только устроилась на работу в ГГМК № 3, в химцех и вскоре отравилась. С трудом отпоили молоком. Я появился на следующий год. Отец  освободился, произошло это фактически, а духовно он так и остался на многие последующие, если не на все годы, узником. Срок его не окончился и в 1955 году, когда его реабилитировали.
Официально мама и папа стали мужем и женой 2 февраля 1948 года, о чем в книге записей актов гражданского состояния сделана запись за № 3. «Молодоженам» было выдано свидетельство  ЮН № 029121. Запись произвел заведующий бюро ЗАГС некто Перепелюк. С этого времени мама стала Чакировой. Сестра Лилия продолжала оставаться Голдыревой вплоть до выхода замуж за Бориса Чурбанова. В школе она была Чакировой, а по документам Голдырева. На эту фамилию получила и аттестат о среднем образовании.  Страховались и скорее всего береглись возможных последствий при отце — враге народа.

Мама по характеру была живая, шумливая, пела песни, была веселой, но часто расстраивалась по пустякам, сказывались нервы. Вечно в работе, заботе, она казалась, не уставала. На самом деле печаль не состоявшейся, украденной жизни, о которой мечтала девчонкой, постоянно накапливалась. Она умерла от рака 10 декабря 1969 года. До этого долго болела, случались приступы. Помню, как она кричала, как приезжала скорая помощь. Её жизнь, как и жизнь отца, сломалась еще в детском возрасте. Первые десять лет, вторые, третьи. Все несчастья и страдания. Разве не закричишь? Страх, война, голод. На руках маленькая дочь и больная мать. Кстати, как рассказывала сестра, бабушка Степанида, когда у нее случались приступы, тоже  кричала, сестра пугалась и уходила из дома к Онищенко, где у нее была подружка Галя. Галя умерла во время войны от порока сердца. Еще раньше на кладбище в Артемовске нашли себе приют  старики Онищенко – родители дяди Павла. После смерти Гали и малолетнего сына у дяди Вани Онищенко, ходила молва, что дедушка и бабушка Онищенко забрали себе внука и внучку.

В 1947 году в СССР отменили смертную казнь. Куда уж далее, когда во время войны сгинуло чуть не 30 миллионов человек! Однако, одновременно с этим, в 1948 г. было принято постановление Совета Министров СССР о концентрации «политических» заключенных в «особлагах» - «особых лагерях», где меньше было уголовников. Одним из них был «Озерлаг», о котором речь пойдет позже и отдельно. И только в 1958 году, когда мне  исполнится 10 лет, будет упразднено понятие «враг народа». Получается, до этого я был сыном врага народа. В то время я ходил в третий класс и ничего об этом не знал.
Постановлением комиссии Красноярского края по пересмотру дел, осужденных за контрреволюционные преступления от 8 декабря 1955 года, решения Тройки от 9 декабря 1937 года в отношении Чакировых Александра и Христофора были отменены и дела производством прекращены на основании пункта «б» ст. 204 УПК РСФСР издания 1940 года.
 
По делу Гавриила Чакирова принималось постановление Президиума Красноярского края от 18 августа 1956 года,  решение Тройки тоже было отменено. Все братья были реабилитированы. Узнав о причине смерти Чакирова Гавриила, я написал письмо в УКГБ по Красноярскому краю. Вероятно с его подачи, из отдела ЗАГС Курагинского райисполкома пришло письмо и свидетельство о смерти Чакирова Г.А. за номером 11-БА 482276 от 28 ноября 1989 года. В нем указывалось, что место смерти дяди Гани  не Минусинск, как думали ранее, а село Курагино.
Сохранилась справка о реабилитации отца, выданная прокуратурой  Свердловской области от 18 апреля 1994 года. В ней сообщалось, что постановлением прокуратуры, УВД и УКГБ СССР по Красноярскому краю от 8 декабря 1955 года,  постановление тройки при УНКВД по Красноярскому краю от 9 декабря 1937 года в отношении Чакирова Христофора Александровича, 1912 года рождения, уроженца Усинского района Красноярского края, репрессированного по политическим мотивам (ст. ст. 58-2,7,9,11 УК РСФСР) отменено.  Дело прекращено за отсутствием в его действиях состава преступления. Чакиров А.Х. реабилитирован полностью. Незаконно находился в местах лишения свободы с 19 ноября 1937 года по 20 января 1947 года. Справку подписал старший помощник прокурора области старший советник юстиции В.А.Волков.

По утверждениям отца и тети Любы Онищенко, Гавриил внешне не походил на братьев и сестер, по характеру был вспыльчивый, может, последнее и явилось причиной его гибели. Больше всего брата любила и часто вспоминала его сестра Вера. Однажды, в один из моих отпусков с границы, она мне сообщила о схожести брата Гани со спортивным комментатором центрального телевидения Ческидовым и попросила написать. А вдруг,  он окажется сыном Гавриила. Ни я,   ни тетка тогда еще не знали о трагической судьбе Гавриила Чакирова, то что он был расстрелян 5 августа 1938 года. Сергей Юрьевич Ческидов родился 10 октября 1947 года.

Выдающийся не тот, кто стремится выделиться из толпы, а тот, кто освободился от страсти к приобретению, ему покорятся даже души предков и Боги.

Пора заканчивать разбор старых бумаг и записей и возвращаться из тревожных 30-50-х годов в наше время, в 2008 год. Как только выдался, более менее сухой день на Изумруде, сестра Лида предложила докопать картошку, чтобы потом не возиться в грязи, так как прогнозы передавали неблагоприятные. Картошку выкопали. Всего-то ведер тридцать. Половину выкопали Ивановы неделю назад.
Нашелся Боря Онищенко, который уехал рыбачить на озера в Челябинскую область и  пропал, на телефон не отвечал. Приехал, привез карпов и пелядь. Варили уху, пекли пироги. Один раз с Олегом Бурмакиным и Борисом сходили за грибами в традиционный район  за Клубной улицей.
 
Ходили долго набрали мало. Правда, под конец, на светлых полянках в сосновом лесу стали попадаться маслята. Часть из них от воды раскисли, а часть молоденьких были просто чудо. Нашел я и несколько белых грибов, были грузди, бычки, и синявки. В общем, всего помаленьку. Когда отдыхали, фотографировались, остались снимки на память и среди них фото с мухомором. Придумала же природа, самый красивый гриб и не съедобный. В этом что-то есть.
Вечером Валя Бурмакина приготовила для нас грибницу. К грибнице с Олегом пожарили мясо на жаровне. Жарили на улице, и на нас иногда капал дождик. На ужин приглашали Борю, но он не приехал. Я возвращался домой на такси. За рулем оказалась молодая девица, а с ней напарница. Видимо, для уверенности и охраны.
На следующий день копали у Олега Бурмакина картошку. Участвовал и его сын Юра. Я орудовал лопатой, а Юра с Олегом рылись в земле. С задачей успешно справились. Валя нам приготовила легкую закуску, доедали мурманскую рыбу, что я привез в презент, пили любимый  в доме чай каркадэ из лепестков суданской розы.
В Китае в старину были стихи, воспевающие чай.  В них говорилось:

Как юйчжуй ароматен и вкусен цицян,
Наивысший, отличнейший сорт.
Не жалели монахи упорный труд,
Этот сорт выводили умело....

Когда надоедала дома сидеть и смотреть на дождь, проведывал Бориса. Сначала ему звонил, уточнял, что он дома, а затем выдвигался. Шел через магазин «Военвед», так он по традиции назывался, хотя уже ничего военного давно в поселке не осталось. Покупал что-нибудь к чаю, немного сыра, колбаски и стучал в Борину дверь. Он угощал ухой, наливал самогону, и мы с ним рассматривали старые фотографии. Были такие, какие я ни разу не видел. Один раз я пригласил Бориса прогуляться на карьер. Идти на Рефт он отказался, под предлогом, что не дойдет, а на карьер сходить согласился. Старой тропинки уже нет, и мы шли дорогой, которая привела к дальнему берегу. К удивлению нашему обнаружили рыбака. Позднее выяснилось, что это наша общая знакомая, соседка по улице Шахтерская Валя. Она приезжала на карьер на старых Жигулях и отдыхала, разглядывая окружающую природу. Это ей посоветовали врачи.

Дней свободных хватало, и однажды с Лидой пошли гулять по поселку. Прошли по нашей Шахтерской, вышли у бывшей автозаправки на ул. Куйбышева и дошли до старой школы. По пути разглядывали высокие ели и развесистые липы, под которыми мы пацанами играли в волейбол. Наш старый огород наполовину зарос травой. Другие участки тоже имели вид заброшенный. Мало стало желающих иметь дело с землей. Скота нет, хватает приусадебных участков, да и народу в поселке поубавилось. Остались по большей части старики, молодежь чаще заглядывает в магазины и на рынок.
 А какой раньше был вид:  с горки вниз до самой Сретенки поселяне толпились на пашне! Праздник картофельного прибытка! Копали, считали количество накопанных ведер, мешков и радовались обеспеченному завтра. Радовались ватаги ребятишек, собаки бегающие между полей с разбросанными на просушку клубнями основного жизненного продукта. Горели костры, дым разносил запах горелой сухой ботвы. Вечером, когда уже становилось чуть прохладнее, в  золе пеклись печенки. Мужики на телегах только успевали загружать мешки и вывозить урожай на лошадях! Была страда, чувствовался ритм жизни, а сейчас застой и одни страдания.
 
На обратном пути завернули с сестрой на 4-ю Садовую, сфотографировали домик, где жили Кольцовы (первый приют наших родителей)  и наш первый угол в двухэтажках по Куйбышева, дом 4. Лида показала окно на чердаке, из которого я чуть не вывалился и лужу в которой она меня мыла по нужде. Заодно сфотографировали и наш домик № 10 по Крупской, куда мы перебрались из двухэтажек.. Он совсем просел, стал маленьким и почти невидимым из-за высокого забора. Путешествие в детство закончилось.
На очереди убирать морковку. Она рясная и крупная. Собрали пять ведер и разложили в сарай рядом с картошкой на просушку. В субботу с Екатеринбурга приехали Ивановы. На улице идет мелкий дождик. Топили баню, готовили разные угощения. Разговаривали о детях, которые стали совсем взрослые и предстоящей поездке Тани в Москву на защиту производственных планов ее отдела на следующий год. Реформы в ее службе после реорганизации РАО ЭС продолжаются. Приходится приспосабливаться, а это раздражает. Был разговор о квартире на Малышева, которая осталась после скоропостижной смерти Бориса Чурбанова, первого мужа сестры. Со слов судебного эксперта, смерть  случилась от ишемической болезни сердца (ИБС). Этому способствовало воспаление легких. Случилось это, по расчетам, 24 мая. Забеспокоились соседи, что он не выходит за почтой. Зашли в квартиру, а он на полу.

В общем, квартира освободилась, наследники дочери Чурбановы, нужно продавать и Лида мне посоветовала прицениться и может купить. За эту мысль ухватился Олег Бурмакин и стал меня уговаривать переезжать на Урал. Ключ от квартиры был у Лиды и мы с ней, а потом с Олегом квартиру посмотрели и примерно определили расходы на ремонт. Квартире 50 лет, капитального ремонта не было. Даже электропроводка проведена поверх стен на роликах. Окна, двери, пол, электропроводка, санузел подлежат замене или серьезной реставрации. Евро-ремонтом здесь не обойдешься.
В воскресение провожали Ивановых, загруженных мешками с овощами и Лидиными вещами  на возвращение после лета на зимнюю квартиру в Екатеринбург.  На следующий день с Олегом ездили смотреть его дачу, которую он приобрел на Рефтинском. Действительно, она рядом с ГРЭС и под высоковольтной линией. Дом хороший и теплицы замечательные. Хозяйство большое, все растет, есть спуск к воде, причал и лодки. Можно купаться, рыбачить. Кто-то будет отдыхать, а кому-то и поработать придется. На обратном пути заехали к его супруге Вале на службу посетили рынок, закупили продукты. Олег, в качестве презента, решил купить мне теплую кофту с замочком, а я себе в подарок взял двое трусов по сходной цене. Они здесь дешевле мурманских.

Настало время приобретать обратные билеты. Решили с Лидой, что в Екатеринбург поедем вместе после 28 сентября. Приедут еще раз Ивановы, заберут остатки вещей и нас в добавок. Поэтому я взял билеты на 1 октября. Брал не в асбестовском универмаге, как обычно, а в туристическом бюро на Ладыженской. Расписание изменилось. Теперь поезд уходит не в 18.30, а 23.10 и прибывает в Питер в 9.00 с копейками.
24 сентября отмечали день рождения у Бори. Ему исполнилось 61 год. Из Екатеринбурга приезжал его сын Павел, которого он зовет Паха. До этого ездили с Олегом в город, купили пироги на закуску и к чаю. Боря традиционно угощал своим фирменным самогоном, сам приготовил вкусный салат, пирог из рыбы. Были мы с Лидой и Бурмакины. На следующий день Павел уехал и оставил на сохранение машину. Сам с подружкой улетел в Египет. Живут в кредит, летают по заграницам и о будущем серьезно не думают. Главный поплавок и одновременно якорь у них – папа. Он так и не дождался от детей помощи, один выкопал картошку.

С Лидой подчищаем свой огород, убираем мусор. Заходил сосед Геннадий, удивился, что нам удалось сжечь картофельную ботву, ведь она совсем сырая.  Мы сознались, что подложили несколько кусков рубероида, вот она и воспылала. Что не сгорела, я вывез в болото. Перебрал доски во дворе, часть из которых уже сгнила. Кое-что распилил, кое-что вывез на мусор. Последние дни печь и баню топили этими досками.
В доме появились мыши. Лида говорит, что раньше их не было. Год мыши, вот и они начали резвиться. Однажды я проснулся от грызущего звука. Сначала подумал, что он раздается из кладовки. Оказалось, из под дивана, на котором я спал. Перед сном разложил диван, и мышь, которая туда залезла, оказалась в блокаде, вот ей и захотелось на волю. Перед отъездом в Екатеринбург  Лида насыпала мышиного яда. Однажды она это уже делала, но в тот раз они обгрызли вкусную оболочку, а яд есть не стали.

Заболела Валентина Бурмакина. Вечером, после бани с ней случилось плохо, вызвали скорую помощь, а потом увезли в асбестовскую больницу. Мы ходили с Олегом ее навещать. Второй этаж, палата № 41. Я уже бывал здесь, когда приходил к Татьяне Галендаровой. Палата, правда, была другая. Перед больницей встретили женщину. Олег с ней оживленно по свойски общался, ее лицо мне показалось знакомым. Выяснилось, что это Трубина, давняя знакомая по Малышева и подружка Вали еще с медсестерских времен. Она сейчас работает начальником отдела кадров на РМЗ. Когда-то дружила с Борей Онищенко. Вид ее мне понравился, стройная, а главное в глазах веселая.
В отпуске традиционно заболели зубы. Простыл или холодного молока из холодильника попил Возможно, и от твердых олеговых яблочек. Скорее всего, от того и другого. Дня два мучился, а потом решился на кардинальные меры. Сначала переговорили с Лидой Никитиной-зубным мастером, а а потом с Олегом поехали в поликлинику. Было это, как раз в Борин день рождения. Лида Никитина тоже в этот день родилась.

Поэтому мы ее сначала поздравили, а потом я пошел на пытку. Операция не заняла и пяти минут, но последствия оказались тяжелыми.  Марлю, которой прижали рану, нужно было выплюнуть минут через двадцать, я об этом забыл  и держал ее во рту до приема пищи. Как выплюнул тампон, так и сел у Бори за праздничный стол. Рана не зажила, а я навалился на разные разносолы. В итоге началось воспаление, с которым я с помощью многочисленных лекарств, боролся до самого отъезда. Боль прошла уже в Петербурге, когда я гулял по Центральному книжному магазину на Невском, в бывшем магазине «Зингер». Чудо свершилось, зуб отошел, но из правого уха пошла желтая, липкая жидкость, которую я не успевал вытирать платком. Воспаление с зубов перекинулось на ухо, и получился отит.