Эта долгая, короткая жизнь. 40 глава

     Сабира, побледнев, попятилась назад и что есть силы закричала:
     - Кеное!
     Наима, услышав её крик, выбежала из квартиры, забыв про Умара, которого укладывала спать. Малыш, испугавшись, сполз с кровати и пошёл за матерью.
     - Сабира? Что случилось, дорогая? - воскликнула Наима, схватив девушку за руку.
     - Мама... это я... Бахтиёр. Прошу Вас, не пугайтесь, я жив, - вдруг услышала Наима и подняв голову, посмотрела на молодого человека, в котором не узнавала своего приёмного сына.
     Женщина как-то покачнулась и упала без чувств к ногам Сабиры. Бахтиёр быстро подбежал к ней и подняв на руки, занёс в квартиру. Сабира, шатаясь, шла следом, взяв за руку Умара и уводя его за собой. Войдя в дом, Бахтиёр осторожно положил Наиму на диван.
     - Сабира, принеси воды, маме плохо, - попросил Бахтиёр.
     Сабира не совсем понимала, что происходит и словно в тумане пошла на кухню. Она принесла в кружке воды и подала Бахтиёру. Казалось, Сабира не узнаёт парня и даже голос, вроде, был не его. Лицо пересекал шрам от подбородка до брови, волосы поседели, хотя и были коротко пострижены. Девушка во все глаза смотрела на него, не понимая, что это происходит наяву. Бахтиёр, набрав воды в ладонь, брызнул Наиме в лицо, женщина медленно открыла глаза. Но вдруг кинулась на шею сыну и зарыдала.
     - Сыночек мой! Живой... живой... о, Аллах, слава тебе... - бормотала она, никак не отпуская Бахтиёра из своих крепких объятий.
     - Мамочка... простите меня. Простите за всё... - отвечал ей молодой человек.
     Наконец, разжав свои объятия, Наима пристально посмотрела на сына и нежно провела ладонью по его лицу. Она никак не могла успокоиться и всё время плакала, пугая этим Умара. Ребёнок скривил губки и тоже заплакал. Посмотрев на него, Наима сквозь слёзы засмеялась и протянула к малышу руки.
     - Это твой брат, Умар. Он жив... жив... Но как? Мы же на тебя похоронку получили, сынок. Столько лет прошло... - спросила Наима, одной рукой прижимая к себе Умара, другой поглаживая по голове Бахтиёра.
     - Я и был почти мёртв, взрывом меня отбросило в воронку. Не знаю, сколько я там пролежал. Потом немецкие танки и солдаты. Прикладом автомата, меня заставили встать. В общем... не буду Вам всего рассказывать, чтобы ещё больше не травмировать. В плену я был, а был приказ, живыми не сдаваться. Думал, расстреляют меня, приняв за еврея, даже слышал, как они говорили, юден, юден. Потом другой, видимо старше званием, сказал, найн юден. Мамочка, наверное я выжил, только благодаря Вам. Знал, что будет с Вами, если я погибну. Лагеря, изнурительная работа, унижения... помогло то, что я хоть немого работал в поле с отцом, изо всех сил старался выжить. Давайте не будем больше вспоминать то, что мне пришлось пережить даже после того, как советские войска нас освободили. Допросы, даже пытки... обидно было, что свои не верят. А где отец? Он ведь вернулся с войны, верно? - спросил Бахтиёр.
     - Да-да! Вернулся, слава Аллаху. Он на работе, сейчас Сабира позовёт его. Сабира, дорогая, сходи за братом. Только не говори ему ничего, боюсь я за него. Ему волноваться нельзя, - сказала Наима, посмотрев на девушку.
     Сабира едва приходила в себя от перенесённого шока. Она, кивнув головой, быстро вышла из квартиры.
     - А как же ты нас нашёл, сынок? - спросила Наима, опять и опять обнимая сына.
     - Я же в кишлаке был, но дом наш закрыт. Мамат акя, наш сосед, он и сказал, что вы в Ташкент переехали. И ещё... он сказал, что отец... в общем, вернулся без обеих ног. Но главное живой, верно? А приехав в Ташкент, я дал запрос в справочную и мне выдали ваш адрес, - ответил Бахтиёр.
     - Бедный ты мой... сколько же тебе пришлось пережить. Но война пять лет, как кончилась, сынок. А тебя так долго не было. Хоть бы весточку какую дал. Я же извелась вся. До сих пор по ночам плачу по тебе, - опять заплакав, сказала Наима.
     - Эх, мамочка... да если бы я мог, я бы на крыльях к Вам прилетел. Меня же осудили за то, что живым в плен сдался. Без права переписки. А совсем недавно, стали все дела заново пересматривать. Не знаю, но меня освободили и еду я с самой Сибири, - ответил Бахтиёр.
     - Ты вернулся, большего мне не надо, - ласково поглаживая сына по лицу, сказала Наима.
     - Теперь всё позади, мамочка. Я хочу всё забыть и начать жизнь с чистого листа. Хотя... как забыть... - произнёс Бахтиёр.
     - Ой, глупая, что же это я сижу? Тебя же кормить надо. Я сейчас, родной, сейчас. Я быстро, - впопыхах говорила Наима.
     - Я поел, мамочка. Ещё на вокзале купил пирожки с картошкой и поел, - удерживая мать, сказал Бахтиёр.
     Тут послышался звук тележки и в комнату, опираясь на кожаные упоры, въехал Гулом, в сопровождении Сабиры.
     - И что за срочность такая, отрывать меня от работы, - недовольно бормотал Гулом.
     Но подняв голову, он внимательно посмотрел на Бахтиёра и тут же остановился. Сабира стояла за его спиной.
     - О, Аллах! Бахтиёр! Сынок! Ты? Живой? Это чудо... чудо... - воскликнул Гулом, пытаясь подъехать ближе к сыну.
     Но руки его не слушались и от волнения, просто тряслись. Бахтиёр сам подбежал к нему и сев перед ним на колени, крепко обнял отца.
     - Отец... отец... - бормотал Бахтиёр.
     Никогда не плакавший Гулом, вдруг заплакал и не стесняясь своих слёз, никак не хотел отпускать Бахтиёра из своих объятий.
     Наима и Сабира, стоя рядом, плакали навзрыд.
     - Ну всё! Всё. Все перестали плакать. От счастья и я заплакал, - вдруг засмеявшись сквозь слёзы, сказал Гулом.
     - Гулом акя, я сбегаю к мяснику, надо в честь возвращения нашего сына плов приготовить, - сказала Наима.
     - Конечно, жена, конечно. Ну-ка, сынок, помоги мне пересесть на диван, - попросил Гулом.
     Бахтиёр поднял отца на руки, хотя тот и просил просто помочь, упираясь руками и посадил на диван. Конечно, Гулом привык к тому, что он без ног, но перед Бахтиёром смутился.
     - Спасибо. Я же просил просто помочь... - пробормотал Гулом.
     Пришла Наима, держа в руках завернутое в старую газету мясо. Она ловко нарезала морковь, которую уже успела почистить Сабира, казан уже накалялся.  Часа через полтора, плов был готов. Сабира нарезала салат из свежих огурцов, лука и помидоров, поставила на стол, разложив в косушки. Наима всё время поглядывала на Бахтиёра, всё ещё не веря своим глазам. Умар, чувствуя присутствие чужого для него человека, игрался в углу комнаты, разложив на полу деревянные игрушки. Все сидели за столом и ели плов.
     - Как же давно я мечтал поесть Вашего плова, ойижон. Думал, уже не придёт такой день, - с аппетитом отправляя в рот деревянную ложку с пловом, сказал Бахтиёр.
     - Родной мой, а я уже и не чаяла увидеться с тобой, - опять заплакав, сказала Наима.
     - Всё, жена, теперь в этом доме будет звучать только смех. Радоваться надо, такая страшная война выиграна, вот сын наш вернулся живой и невредимый. Жизнь налаживается, люди стали лучше жить, - с каким-то воодушевлением, говорил Гулом.
     - Слава Аллаху, всё плохое позади, - ответила Наима.
     - Сабира, опажон? А Вы почему всё время молчите? - спросил Бахтиёр.
     Сабира от неожиданности чуть не подавилась. Она была старше его всего на два года, но так полагалось, называть старше себя на Вы, будь это сестра или брат и будь он старше хоть на один день, да и приходилась Сабира Бахтиёру тётей. Увидев, что Сабира растеряна, Наима улыбнулась. Оно конечно, Бахтиёру было всего двадцать семь лет, но он уже воевал и даже был в плену, поэтому Сабире стало неловко.
     - А наша Сабира скоро замуж выходит и ты приехал прямо на свадьбу, сынок, - сказала Наима, поглаживая сына по крепкому плечу.
     - Правда? Поздравляю от души. Счастья Вам, опажон, - улыбнувшись, сказал молодой человек.
     - Спасибо, - только и ответила Сабира.
     Через неделю, все стали собираться в Самарканд. От Сардора пришла телеграмма, где он написал, что непременно приедет со всей своей семьёй. Только приедет он сразу в Самарканд, чтобы не ездить туда-сюда.
     - Где же мы там остановимся? Надеюсь, гостиница в Самарканде есть? - собирая вещи и кое-что из приданного, которое несколько лет готовила для Сабиры, спросила Наима.
     - Так ведь при школе есть общежитие. Многие учителя уехали и комнаты освободились. Я договорюсь и места всем будут, - ответила Сабира, складывая в саквояж свои вещи.
     И следующим утром, они отправились на автовокзал и сели в автобус Ташкент-Самарканд. Это был небольшой автобус, с приплюснутым носом и одной дверью, которую при необходимости, открывал водитель, отодвигая рычаг. Ехали через Янгиюль и Гулистан, через Сыр-Дарью и Аму-Дарью. Проехав Джиззак, автобус, наконец, въехал в Самарканд. Когда все пассажиры вышли, Гулом попросил водителя, за дополнительную плату, довезти их до самой школы.
     - Эээ, акажон, Вы защищали Родину, рискуя собственной жизнью и ноги свои оставили на поле битвы. Я бы Вас на руках отнёс, о какой плате Вы говорите? Не обижайте, прошу Вас, - сказал водитель и поехал по направлению к школе.
     - Рахмат, укажон, - растроганно ответил Гулом.
     Приехав к школе, Сабира и правда быстро договорилась о жилье. А услышав, что родственники приехали на её свадьбу, все были рады сделать хоть что-то для неё. Сардору, адрес Сабиры в Самарканде, был написан в телеграмме и поздним вечером, из Москвы приехал и он, вместе с женой и детьми. Про  Бахтиёра, Сардор ещё ничего не знал и увидев его, он был страшно рад. Правда сначала, от неожиданности, даже сказать ничего не мог. Оля плакала вместе с Наимой и Сабирой. Сардор никак не отпускал из своих крепких объятий Бахтиёра.
     - Чудеса... просто чудеса. Как же я рад тебя видеть, Бахтиёр. Ты жив... жив, чёрт подери. Это же здорово! Всем смертям назло, ты выжил, сынок, - возбуждённо говорил Сардор.
     Вечером все сидели в небольшой столовой и мирно разговаривали, дети спали и не мешали взрослым, когда к ним, с радостным лицом вбежал Тимур.