Баржа смерти

                Глава из романа "Балапан..."

  Забрезжил рассвет, наступил новый, последний день жизни невинных и несчастных узников баржи смерти. И это подсказывал Эмилю здравый смысл, но он отказывался в это верить. «Почему, за что, ведь мы же не сделали ничего против власти, страны, как нелепо...» - и чем больше он думал по этому поводу, тем больше приходил в отчаяние, тем отчётливее понимал неизбежность происходящего, неизбежность того, что должно вскорости случиться. Во время революции такие баржи называли баржами смерти. Ими, как тюрьмами, пользовались как белые, так и красные. Эти плавучие тюрьмы предназначались для классовых врагов, арестанты и заканчивали в них свою жизнь. Баржу просто вывозили на середину реки, подальше от берегов, закрывали наглухо и забывали о её существовании. Люди на них просто умирали от голода, если раньше не задыхались от человеческих испражнений, или эти баржи  попросту отправляли на дно. Всякого, кто приближался расстреливали на месте, даже если это были сердобольные крестьяне, которые хотели только подкормить узников. Известен лишь один случай из времён Великой Октябрьской и Кровавой, когда узники такой баржи были спасены. Белые, узнав, что там содержится их любимый командир, ценой больших потерь отбили баржу у красных.
   Что последний день не за горами, самый последний день, осознавали узники этой плавучей тюрьмы, это несколько часов уже хорошо знал лейтенант А.С. Нечипуренко, который получил пакет и строгий приказ вскрыть пакет только после выхода в Каспий «на достаточную глубину». Не дождавшись этой пресловутой «достаточной глубины» Нечипуренко вскрыл пакет ещё в устье Волги, ничего неожиданного он там не обнаружил и нисколько не удивился и не испугался задания. Открытый пакет он оставил лежать, а сам отлучился. Вездесущий сержант Радкакаша, обнаружив его, разумеется, прочитал, как и прочитал о месте и времени вскрытия, а это было уже нарушение приказа, и он подумал сообщить при случае куда следует, как и о беглеце с борта. «Посмотрим кто кретин, а кто сукин сын.»
   Невозмутимый Каспий встретил их довольно спокойной погодой. Вообще-то не о такой карьере мечтал Нечипуренко после военного училища. Ну ничего, он выполнит это задание и ему дадут достойное назначение. Командовать, вершить судьбы он любил и делал это совершенно не терзаясь совестью, она у него была напрочь атрофирована, поэтому начальство помня его былые заслуги и доверило ему эту миссию. Сдавать, строчить доносы, он начал ещё в военном училище, если что-то при нём говорилось, достойное внимания чекистов, это было известно этим чекистам во всех подробностях и даже приукрашено. Так, он, чтобы получить повышение по службе, настрочил донос на своего начальника и получил его должность, чтобы избавиться от соседа по коммунальной квартире, он написал другой анонимный донос и сосед по квартире получил 10 лет лагерей, а Нечипуренко - в своё распоряжение всю квартиру.
   Теперь он сопровождал этих «фашистских выродков» - такие формулировки быстро вошли в моду и ими обширно пользовались ещё долгое время после войны. Было с ними ещё полвзвода солдат срочной службы из НКВД, вот и весь конвой. Охранять было не трудно, из баржи выбраться, сделать побег было практически невозможно, потому и такой немногочисленный конвой.
   Так они вышли в открытое море и, прийдя «на достаточную глубину», бросили якорь. Невозмутимый Каспий оставался невозмутимым. Солнце медленно поднималось в зенит, но было весьма прохладно от воды. На все четыре стороны одинаковый пейзаж, если не считать едва видневшегося берега с одной стороны, ни одной захудалой лодчонки, по всей глади моря-озера. Место и время, а также обстоятельства благоприятные подумал лейтенант и скомандовал открыть кингстоны на барже, в данном случае дно этой злополученной баржи. Воины сначала опешили, но потом бросились выполнять приказ, так как лейтенант повторив приказ достал из кобуры свой наган. Вода в трюме начала прибывать, холодная вода, очень холодная вода, и если кто-то был уже наполовину покойник, она его привела в чувство, перед тем как отобрать навсегда возможность чувствовать. Вода прибывала сначала медленно, поднимая со дна баржи все нечистоты, но потом, по мере погружения баржи в воду, всё быстрее и быстрее,. «Да...,» - невесело подумал Эмиль Шмидт, - «Это конец. Боже, если ты есть, прости что мне всё не до тебя было, помоги выжить моему сыну и семье, помоги им, раз уж мне помочь не хочешь. Аминь.» Вода всё прибывала, уже дошла до половины, паника была неимоверной, особенно поначалу, все пассажиры хотя и подозревали о цели их прогулки, всё же для них, для каждого развязка наступила неожиданно. Те кто не умел плавать или уже не мог, был не в состоянии, захлебнулись сразу. По мере редения населения паника поутихла, и в конце-концов свелась к барахтанию в воде. По мере наполнения трюма, вода становилась чище, Эмилю пришлось попробовать её на вкус, оказалась солёной, «мы в море» сделал он очередное невесёлое открытие. Хоть захлебнуться чистой водой, а не нечистотами, промелькнула малоутешительная мысль. Вода неумолимо прибывала, точнее сказать было бы, что крыша опускалась, так опустилась, дошла до уровня воды. Они, уровень воды и крыша встретились, и безо всякой остановки уровень воды оказался выше крыши, она скрылась под этим уровнем. Эмиль набрал последний раз полные лёгкие воздуха, ещё какое-то время сознание было при нём, за эти самые последние несколько мгновений он увидел видения всей своей жизни на изнанке век. За пару секунд прожил ещё раз всю свою сознательную  жизнь, все 45 лет, начиная с пятилетнего возраста, с самых первых воспоминаний, даже мелькнуло в воспоминаниях то, чего он не вспоминал ни разу при жизни - вплоть до расставания с женой и потом с Робертом. Ему стало жалко их, что они будут сильно опечалены, расстроены, узнав о его смерти, что даже могилы у него не будет. Как переживут его дорогие женщины эту депортацию, ведь с ними не осталось ни одного мужчины, ни старшего сына Карла, ни его самого, ни Роберта. Время относительно. Может и сто лет пролететь за миг, можно и за миг прожить целую жизнь... приступ удушья заслонил собой видения и в следующее мгновение сознание покинуло его...
   На буксире солдатики печально смотрели на следы своего злодеяния, точнее на полное отсутствие этих следов. Баржа ушла под воду, выпустив в виде огромных воздушных пузырей остатки воздуха изо всех своих сусеков и вместе с ней ушли под воду все приглушённые закрытой крышей баржи, отчаянные вопли и тщетные мольбы о помощи. Ушли под воду жизни, чаянья надежды, которые никогда не сбудутся. От них не родятся дети и они не будут выращивать, поливать и окучивать для страны Советов...
  Буксир ещё постоял около часа на якоре, как было письменно приказано, в ожидании, не всплывет ли что-то или кто-то, и удостоверившись, что сработано чисто, легли на обратный курс. Солдатики избегали  не только разговоров но и смотреть друг на друга. Могли ли они противодействовать, воспрепятствовать этому преступлению, если бы и хватило мужества этим совсем ещё мальчишкам? Что они могли противопоставить мощной карательной машине, работающей на протяжении десятилетий, достаточно отлаженной карательной машине, сметающей на своём пути целые народы? Судьба этих пацанов оказалась не намного завиднее, взвод расформировали и разослали по разным частям, предварительно взяв подписку с каждого о «неразглашении», в которой то особой нужды и не было. Разослали в самые горячие точки, во избежание утечки информации, где они и оставили свои молодые жизни «во имя» да «на благо».
   А лейтенант А.С. Нечипуренко выпил из горлышка бутылку водки залпом - и дело с концом.