Затмение

Странно, что об этом деле, некогда столь шумно известном, так скоро и плотно забыли. Помню, в нашем институте в те годы только и были разговоры, что о тёмных инсинуациях мая 1992 года, когда наш город вдруг накрыла тьма. Тьма была полной и длилась несколько часов, в ходе которых случилось множество странных и страшных вещей. Я кое-о-чём перебросился парой слов по этому поводу в нашем психиатрическом диспансере, когда тем летом работал там санитаром. Сам я, живя на окраине города в районе новозастройки, ничего особенного не припоминаю. Всё самое жуткое происходило в центральных районах города. Я мог только слышать что-то из окна. Истошные крики, какие-то сияния и всполохи... В какой-то миг я увидел в небе гигантский алый диск неведомой планеты. Заворожённый этим зрелищем, я впал в подобие транса и в своём мозгу вдруг услышал неведомые мне речи, сути которых не понимал, но коими проникался до самой глубины души.

Это помрачение, которое, казалось бы, должно было стать сенсацией века, однако же совершенно изгладилось из памяти людской уже через несколько дней. Я никак не мог понять, как такое возможно, почему наш город не заполонили банды репортёров и шарлатанов всех возможных мастей? Где вообще хоть одно упоминание об этой истории в местной или любой другой газете? Помню, что на следующий день власти города что-то пробубнили про "временное отключение света" - и на этом всё закончилось. Потрясённый такой наглостью, я решил проверить себя же, предположив, что, может быть, это было какое-то затмение у меня лично. Я спросил всех своих друзей, что же это было и все с поразительным равнодушием и деловитостью сказали, что была полная тьма - тьма такая, что не было видно вытянутой руки. Кто-то видел и гигантский перламутровый или багряный шар, который меня так глубоко заворожил. Я бродил ещё два или три месяца, спрашивая уже всех подряд об этом, но от меня только отмахивались. Я же запомнил это отчего-то навсегда...

И вот тем летом, я, уже и сам став безразличным к этому ужасному и в то же время неописуемо прекрасному случаю, работая санитаром в местной клинике, с некоторым удовлетворением обнаружил, что почти все пациенты оказались в этих условиях именно по факту впечатлённости от страшной тьмы, накрывшей город наш. Я подкармливал их и, используя свой талант психолога, максимально корректно допрашивал их, вызнавая подробности, и открыл для себя странный мир шизоидного или просто ирреального мировосприятия. Средь откровенной чепухи я вдруг увидел искорки какого-то невероятного знания, доступного единицам даже среди этих несчастных умопомешанных. Интуитивно я понял, что для восприятия всей полноты этого космического знания потребуется полностью отречься от своего рассудка и погрузиться в истинное, глубокое и бесповоротное безумие, отважиться на которое я, конечно же, не был готов. И эти сумасшедшие на самом деле были лишь психически травмированными, а не истинными безумцами, которым знание по-настоящему открылось. Возможно, это была жертва или условие неких неслыханных сил, но никак иначе заполучить это откровение было нельзя. Что же испытал я сам в эту страшную ночь полной тьмы? Вероятно, приглашение к приобщению. Не принял его я лишь по той причине, что во мне возобладал эстет, действительно чуть не сошедший с ума от великолепия и бескрайности ужаса от вида багряной звезды, засиявшей вдруг в абсолютно чёрных небесах. Те же, кто подвинулись рассудком, сделали шаг, но не осмелились сойти с ума по-настоящему, уйти в космос этой звезды, засиявшей то ли в иной вселенной, то ли из каких-то неслыханных глубин космоса. Я не думаю, что возможно хотя бы предполагать о природе этой звезды или планеты, от которой исходили странные молитвы или заклятья, кои я теперь слышал от пациентов психиатрической больницы, записывая их тайком с фанатичностью суфийского еретика...

Некто Болеслав, который отныне стал зваться Никомос, заглянул в недра ужаса, кажется, глубже других, сохранив при этом относительную здравость рассудка. Он был инженер и человек очень ясного мышления, коим, должно быть, он и воспользовался, довольно трезво оценивая происходящее. Он говорил мне, что язык страшной звезды ему был понятен. Однако он категорически отказался рассказывать подробности. Он лишь говорил о "чудовищном исходе, который неминуем" и который он предвкушает как "Великое Завершение". Он был страстно увлечён идеей перемещения во вселенной и даже показывал мне какие-то графики и чертежи. Когда же я опрометчиво назвал его Болеславом, забыв о его "вековечном" имени, он вдруг впал в буйство и был скручен моими коллегами и переведён в нижние этажи для буйных. Больше мы с ним разговоров не вели.

Были и другие, с кем я разговаривал, однако психика их была повреждена ещё больше, чем у Никомоса, и в их лепете или завываниях я мог найти только крупицы чего-то, что могло иметь смысл. Сам я настолько увлёкся этим расследованием, что стал ловить на себе подозрительные взгляды. А когда декан елейным голосом поинтересовался, как я себя чувствую, я понял, что нужно идти на каникулы, ибо я из санитара мог успешно стать и пациентом. Такое происходило постоянно, хотя обычно - с практикующими врачами с большим стажем.

Но даже и на каникулах я не прекращал попыток найти тех, кто так же, как и я, был увлечён странным эпизодом, о котором - что поразительно - официоз хранил прямо-таки гробовое молчание. Рискуя заполучить репутацию совершеннейшего психа, я всё-таки старался придерживаться методичности в своих изысканиях и развернул большую переписку со всеми издательствами нашего города. Кое-кто из редакторов был готов вести беседы на эту тему и мы сошлись на том, что случай действительно прелюбопытный. Благодаря моей настойчивости, в прессе появилось несколько шаловливых заметок с названиями в духе "Кто открутил лампочку?" или "А психам всё неймётся", в которых дело обстояло так, словно это было самое смешное, что когда-либо случалось на Земле. Я просто глазам поверить не мог, читая эту шутовскую ерунду.

Наконец, совершенно разозлившись и уже ведя себя как немного психотик, я издал за собственный счёт 45-страничную брошюру "Чудовищность событий из глубин Инферно", в которой самым живописным слогом изложил свои личные впечатления о майском затмении. Я не солгал ни словом и надеялся на то, что это оценят. Однако, раздав 15 экземпляров своим друзьям (полагаю, они даже не пролистали это), я не знал что делать с оставшимися 85 брошюрами. Ещё не один месяц я потратил, рассылая этот чудовищный рассказ в редакции других городов и даже в другие страны, но так и не дождался ни одного ответа. Наконец, я решил, что вовсе и не было ничего. Точнее, что-то было, но не столь грандиозным. как мне казалось поначалу. Возможно, в городе действительно выключился свет, а ужасный алый диск был луной кровавого типа, и кто-то из впечатлительных людей слегка тронулся рассудком от этого зрелища. Что же касалось диких воплей в центре города, то это были обыкновенные грабители, воспользовавшиеся случаем.

Вот так всё и сложилось в итоге, хотя не проходит и ночи, когда бы в моих снах я не видел этот жуткий багряный лик, источающий столь чистый, столь запредельно холодный ужас, что пена восторга и содрогания выступала на моих губах. Быть может, вскоре я окажусь среди пациентов клиники, в которой работал в те дни, но я и не вижу особенного смысла влачить это нелепое существование, мимо которого прошло нечто выходящее за все мыслимые рамки разумности, я полагаю...