Глава IV Ихтиандр

 В своё личное время он пошёл к морю. Дело в том, что ему много раз за свою жизнь доводилось бывать в Бильбао, и в детстве, с мамой, и гораздо позже, уже со своим сыном. Но, каждый раз он мечтал побывать на берегу океана, там, где впадает в него река, протекающая через город, нанизывающая на себя все, прежде маленькие поселения, теперь сросшиеся, в один большой город, но сохранившие свои названия в виде районов. Такие, как: Басаури, Бильбао, Баракальдо, Сестао, Португалетте, и Сантурсе. Среди которых, именно Сантурсе, как раз и есть тот городок, из которого отплывал пароход с детьми, отправляющимися в СССР, в 1936 году.
Музей Гугенхайма, и башня Баскония, не интересовали теперь Сашу, как давно пройденные этапы в его программе познания мира. Там он уже бывал, и не один раз. Ему они были неинтересны. Гораздо больше вызывало интерес, что-то простое, и ни разу не виденное в этом городе, хотя и находившееся практически в нём. А именно близость океана. Близость свободы, открытой воды, ветра, крика чаек, и, конечно же, гор, как обрамление всего этого пейзажа.
В его сердце хранится много дорогих ему мест, и городов на карте мира. Они все хорошо знакомы ему, так, как исхожены вдоль, и поперёк в детстве. Это Симферополь, Пласенсия де лас Армас, или Соралусе. Потом, с возрастом, к ним стали прибавляться другие города, которые, он уже находил сам. Это Стокгольм, Таллин, Курессааре, Сан Себастьян, Санкт Петербург, Турку, Хельсинки. Когда он попадал в город на время, больше чем на пару дней, ему становилось интересно не просто находиться в нём, а знакомится с его улицами ногами, измеряя их длину, прямолинейность, или кривизну, архитектуру построек, тесно сформировавших их историческую атмосферу.
Человек вспоминает что-то всегда от крупного к мелкому, частями. Войдя в хранилище своей памяти. Сперва ищет ряд, потом шкаф, затем полку, и уж только после всего этого номер той папки, где именно и хранятся те самые файлы с информацией, нужной в данный момент.
Сегодня он вспоминал своё детство. Те поездки с мамой в Страну Басков, которые давно забылись им. И теперь он, шёл по хранилищам своей памяти, вспоминая детство не только мысленно, но и подтверждая воспоминания воочию.

Он шёл к Атлантическому океану, или просто к выходу в Бискайский залив, мимо городских кварталов. Вот старый квартал, где на крыше башни одного из жилых зданий, гордо возвышается фигура льва, высотою около четырёх метров. Это очень богатый район. В нём расположены самые дорогие квартиры в городе. Пройдя через реку по современному изогнутому дугой мосту, ему удалось оказаться в другом времени. Общественный транспорт здесь почему-то не ходил, а может быть, Саше не хотелось его видеть в данном месте, и времени. Именно сегодня, именно сейчас, его, как никогда неудержимо влекло окунуться в прошлое этого города, страны, своей семьи, мамы, её детства, войны, которая прошла для каждого по-разному. Для кого-то это были потери физические, для кого-то нравственные, но в любом случае именно в этот период, как он сейчас отчетливо понимал, и происходило становление характеров его родителей. Пускай и по разные стороны мира, в странах, в которых они родились, но момент их объединения зародился именно в этом месте планеты, с республиканской оппозиции фашистскому режиму, который тогда только начинал шагать по миру. Ведь всего в каких-то нескольких километрах отсюда, за соседней горой, и распложена легендарная Герника, практически уничтоженная Немецкой авиацией впервые дни существование республики. Тогда и появился нынешний Баскский флаг так хорошо знакомый всем. С этого момента и началась современная история противостояния Баскского народа агрессии наступающего по всей Европе фашизма.
Он догадывался о том, что сейчас в мире происходит нечто подобное, оставляющее в прошлом то мировоззрение, в котором он был воспитан, навязывающее новое, незнакомое ему и от этого тревожное в своей непознанности.
Сантурсе. Этот город Саша помнил с детства. О нём ему говорила мама, когда он был маленький. Он часто фигурировал в её рассказах. Саша раньше не понимал насколько значимо это название в её судьбе. Ведь с него и начался путь в открытый океан жизни, из этого прибрежного городка, который теперь стал одним из районов огромного города, началась её самостоятельная жизнь.
Из него отчалил в далеком 1936 году огромный, как она рассказывала ему, пароход с детьми на своем борту. Все эти дети были из семей республиканцев, то есть тех, кто поддержал республику, и встал против режима Фашистского режима Франко. А ведь тогда никто и не знал, к чему приведет это страну, весь мир, в целом. Никто не догадывался о том, что здесь, в тот момент зарождалось противостояние двух политических строев, заполонивших собой в последствие полмира - фашизма, и социализма.
Его мама тогда была на борту этого парохода вместе со своим младшим братом, Висенте, двумя сестрами, которые были, одна старше, другая младше её. Все плыли в Россию, в страну победившего социализма. Ведь мамины родители были коммунисты, члены коммунистической партии Испании, и СССР для них казался раем.
Пароход уходил в океан, для кого-то навсегда, а для кого-то на долгие, долгие годы. Многие вернулись, но тогда мало кто знал о том, что предстоит им пережить и пройти в этой жизни. Гораздо большее, чем прошли их сверстники, оставшись на Родине, и так и не получившие того представления о мире, которое приобрели «дети войны». Тогда Испания теряла их на долгие годы, не понимая этого, и веря только в светлое будущее, как для своей страны, так и для своих детей. Пароход уходил в океан, наверх по карте, на север. А всего в нескольких километрах от берега уже ждал немецкий военный корабль, в задачи которого входило их сопровождение.
И вот теперь он мог приблизиться к этому месту. Постоять на набережной, и представить всю атмосферу тех давних событий. Для этого надо было всего лишь дойти. И недаром он выбрал именно пеший путь к своей цели. Видимо это всё, словно паломничество к святым местам, нужно было пройти пешком. Ведь именно с помощью ног любые истины запоминаются гораздо глубже и на всю жизнь. Нет лучшего учителя на свете, чем собственные ноги. Для этих уроков не нужны учебники, и тетради, для них требуется всего лишь дорога, причем, чем она длиннее, тем больше знаний можно приобрести.

Саша шёл вдоль набережной, постепенно становясь ближе, и ближе к Атлантическому океану. Проходя мимо забора с обвалившейся штукатуркой, и довольно яркими, и выразительными граффити, он наткнулся на сидящего, поперек тротуара с очень грустным, задумчивым выражением на, тем не менее, нахальной морде, рыжего кота. Когда он поравнялся с ним, и он оказался практически под ногами, ни одна мышца на его теле не дрогнула. Он продолжил так же, в полной задумчивости сидеть и дальше, до самого прикосновения к нему Сашиной руки, со словами:
- Ах ты, рыжая скотина.
Саша погладил его по голове, ему понравилось, он подставился целиком, тем самым, как бы говоря: так мне нравится. «Давай ещё. Так уж и быть, позволю тебе глупый человек, погладить меня чуть-чуть».
На-другом, берегу реки, усыпанным какими-то гигантскими цепями, каждое из звеньев которых было не менее метра в длину. Они создавали собой огромные горы. Кран, поднимающий их зачем-то вверх и загружающий в огромный кузов грузовика, вдруг уронил сразу несколько звеньев, которые с неистовым громом, и звоном рухнули на асфальтовое покрытие грузового причала, мимо кузова самосвала. Звук несколько задержался из-за расстояния, отделяющего Сашу от противоположного берега реки.
Этот резкий, непредсказуемый грохот напугал котика, который, всё же испугавшись, запрыгнул на самый верх стены, не имея видимо больше желания спускаться вниз, даже и для такого важного для него сейчас дела, как лёгкое поглаживание по голове, случайного прохожего, возможно прилетевшего сюда именно только по этой причине.
Теперь Саша разглядел, что вся противоположная набережная была завалена огромным колличеством цепей, назначение которых ему было совершенно неизвестно, но, эти ржавые горы придавали вид заброшенности и запущенности, которую, что есть мочи, пытается растащить этот бедный кран, и у него это не совсем удачно получается. Мимо, медленно, как в тумане, проплыл белый катер, напоминающий собой кусок длинного, морского судна, аккуратно вырезанный из его самой середины, и от этого не имеющий ни начала, ни конца, а только огромные окна по бокам, расположенные в два яруса. Большими буквами, заходящими красным цветом прямо на окна, и закрашивая их при этом, на его борту было аккуратно выведено: «Бильбот».
- Речной трамвайчик. Подумалось ему. Вот на чём надо было плыть. Как же он не догадался, что по этой загрязнённой до предела реке, в которой, несмотря ни на что, стаями ходит осётр, плавают ещё и такие трамвайчики. Волны от него треугольником расходились в стороны, и разбивались в мелкую рябь о бетонные набережные, и пришвартованные тут же другие, более вытянутые речные, и морскиё посудины.
По набережной неспешно проехала стайка байкеров на старых чоперах, собрав за собой небольшую группу таких же неспешных и флегматичных автомобилистов, на скромных, маленьких машинках, так же вяло перебирающих своими колесами метры кристально чистого асфальта.
Впереди его ждал очередной мост, перекинутый через реку на большой высоте, соединяя собой новостройки кварталов, отвоевавших квадратные метры прямо из скал, примостившихся своими домами, вцепившимися в склон, что есть мочи, в надежде так и продержаться до самого своего последнего часа. Река постепенно расширялась. Ветер, дующий со стороны залива, приносил океанскую свежесть.
Где-то далеко, метрах в двухстах, на том берегу, на стене, подпирающей край аутописты, на краю обрыва, с помощью граффити, было нанесено какое-то гигантское человеческое лицо, как бы выглядывающее из-под скоростной дороги. Издалека казалось, что человек, которому оно принадлежит, сидит под дорогой, на корточках, выглядывая в трещину подпорной стенки, при этом, приподнимая головой над собой, покрытие дороги, идущее теперь как бы по легкому пригорку. Делая это лишь только для того, чтобы лучше разглядеть сквозь создавшуюся трещину всё, что происходит на том берегу, где в данный момент, ступая к своей цели, шёл Саша.
Эти глаза наблюдали сейчас именно за ним. Ведь он выглядел инородным телом на совершенно пустой набережной. Они не просто смотрели, но и говорили своим взглядом:
«Не надо тебе ещё туда. Слишком рано. Ты не готов. Потерпи. И ты дойдешь, но позже, и не один, как пытаешься, сегодня»
Кто мог изобразить их на этой подпорной стене? Да ещё так выразительно, что они выглядели живыми, ищущими, и нашедшими именно его, ради которого их видимо когда-то и нарисовали, даже и, не догадываясь о том, как они потом заживут своей, отдельной, самостоятельной жизнью.
- Здорово! Но, я не смогу в этот раз. Извини папа. Я сдаю экзамены, - просчитал он у себя в телефоне, сообщение от Ани.
- Ничего страшного. Я думаю, что это говорит только о том, что я ещё приеду к тебе. Хотя, кто его знает, может быть ты сама раньше окажешься в Москве на каникулах? – ответил он ей.

Время неумолимо приближалось к двенадцати часам дня. И если он уже был в пути около двух часов, то дорога в обратном направлении заняла бы не меньше. Это выглядело несколько тревожно, тем более в такой ситуации, когда он находился под особым присмотром руководства.
Недавно он прочитал в интернете легенду про Баскского человека амфибию, а точнее это скорее не легенда, а реальная история, с небольшим налетом мистики.
«Франсиско дела Вега Касар был реальным человеком, жившим в XVII веке. Ещё, будучи малышом, он поражал всех уникальной способностью плавать лучше взрослых. В шестнадцать лет он уехал в Страну Басков — учиться ремеслу плотника. Однажды Франсиско плыл по излучине реки, в результате сильное течение занесло его далеко в море. Франсиско надолго пропал, и его мать уже перестала надеяться, что когда-либо встретит сына. Минуло пять лет, и рыбаки в бухте Кадиса заметили, как к ним приближается какое-то крупное существо, пугающее своим видом. Оно появлялось в бухте не однажды — его манила чужая добыча. Похитителя рыбы решили выловить и соорудили приманку из мяса и хлеба. Поймать его удалось не сразу. Когда морское чудище, ревевшее по-звериному, вытащили на берег, все изумились: оно было похоже на рослого парня, только от человека отличалось тем, что имело почти прозрачную кожу и полосу чешуи, проходившую от горла до низа живота и по спине вдоль позвоночника. Длинные волосы были огненно-рыжими, а пальцы рук соединялись тонкой коричневой пленкой… Человека-Рыбу, на несколько недель поместили в ближайший монастырь францисканцев. Там над ним совершали обряд изгнания бесов, долго пытались разговорить, но слышали одни только нечленораздельные звуки. Наконец пленник вдруг произнёс слово «Лиерганес», которое было знакомо местному инквизитору. В эту деревушку тотчас же послали человека. Так открылась поразительная история о пропавшем на пять лет молодом плотнике. Пленнику устроили встречу с матерью, она признала в нём своего сына. Но ихтиандр почему-то не был рад встрече с родственниками. Франсиско стал жить в своей деревне, но в полноценного человека не превратился. Он молчаливо слонялся по двору, иногда произносил отдельные слова, ничем не интересовался. Прошло около двух лет. И вот однажды он вдруг освободился из заточения и побежал к реке Миере, которую прекрасно знал с детства. Прыгнул и с рекордной скоростью уплыл восвояси. С тех пор его никто не видел… Долгое время в прошлом веке велись поиски церковных метрик, чтоб доказать существование этого парня. Лишь несколько лет назад легенда о Человеке-Рыбе превратилась в быль. Исследователи нашли официальную запись местного кюре о смерти Франсиско дела Веги. Но она была сделана через столетие, после того как он пропал без вести второй раз…»
Саше казалось тогда, что все перечисленные в этой истории топонимы имеют место быть именно здесь, в этих краях, где все поселения слиплись в береговой линии в один большой и протяжённый город. Складывалось впечатление, что вокруг раскинулась на много миль, сплошная промзона, в которой нет жизни, а одни только причалы, и разбросанные цепи. Именно эти цепи и есть те самые, которыми связывали Франциско в том, далеком от нас XVII веке, но теперь они лежали бесхозные на берегу. Связывать, и тем более удерживать кого-то на берегу было не зачем, так, как в море больше никого не тянуло, фривольная жизнь была и на берегу, наступали другие времена, начинался двадцать первый век. Век процветания общества потребления, созданного только лишь для получения удовольствия от жизни, и приобретения всех наивозможнейших благ.
Саша в этот раз так и не смог дойти до океана, видимо был не готов к этому. Судя по времени ему нужно было возвращаться. Но что-то говорило в нём, что он здесь ещё будет, и уж точно дойдет до самого края, до той границы, где и впадают воды реки в Атлантический океан.
А пока, видимо ему действительно рано.
Выйдя из-под моста, он остановился перед довольно длинным участком прямой набережной, который исчезал где-то далеко в океанической дымке, так и не дав ему хотя бы издалека увидеть ту грань, к которой он так стремился. Но зато он почувствовал в себе силы от приобретения данного чувства уверенности в неизбежности получения знаний, позволяющих ему когда-нибудь, в следующий раз, но совершенно точно, вернуться на это место, уже другим, изменённым человеком.
А пока, он шёл в обратном направлении, так и не прикоснувшись к океаническим волнам, набегающим на песчаный берег, с торчащими из него фрагментами скал, где-то там, совсем недалеко отсюда, у самого океана. Волнам, которые, нежно ласкали своими прикосновениями сушу, напоминая о присутствии чего-то непредсказуемо-бескрайне-бесконечного.