Глава XVII Сорок вторая! Двадцать четвёртая! Тебе

- Александр, сейчас с вами будет говорить Сергей Михайлович, - услышал Саша у себя в телефоне, ответив на звонок.
- Саш привет. Ты в институте? Подойди ко мне сейчас быстренько! - сказал ему Райкин, спустя несколько секунд, понадобившихся для того, чтобы Лане перевести линию на мобильный телефон директора.
- Добрый день. Да. Иду, - ответил Саша.

- Ситуация, следующая у нас. Во второй мастерской, как ты знаешь, нет руководителя. Надо помочь. Бери мастерскую на себя, - отколол, прямо с места в карьер Райкин.
- Как это взять? – не понял, что вообще происходит Саша. Ведь этой мастерской уже руководила какое-то время Опле, после неудачного захода Варяга, который так же, как и она, не задержался там более двух недель. Неужели такая страшная мастерская под номером два есть в институте, если с ней никто не может справиться!? Но ведь её истинный руководитель уволился на пенсию, не выдержав давления Пристроева, только полгода назад, продержавшись на должности более двадцати лет! Неужели всего за полгода, такой адекватный и исполнительный коллектив изменился до неузнаваемости, став неуправляемым? Или же просто все эти талантливые руководители совершенно не способны справиться с бездарными сотрудниками, мешающими им самовоплощаться? Пробежала злорадная мысль в Сашиной голове.
- А вот так вот. Сколько их там человек-то?
- Думаю, что человек сорок, я их не считал! - ответил Саша, начиная догадываться, что кроме него, в институте просто некем заткнуть любую дырку.
Но, тогда не понятно для чего он нужен? Для того, чтобы грамотно руководить мастерской, вытаскивать её из жопы, делая архитектуру определенного уровня? Если же это все так, то не понятно тогда почему он должен делать всё, то же самое и с другими, неуправляемыми, оставшимися без руководства мастерскими?
Какой ужас! Думал он. Ведь сколько ещё в институте мастерских, во главе которых, после прихода Райкина стоят физики, историки, писатели, в общем, слава Богу, не юристы! До этого новый директор вероятно не додумался, смутно догадываясь о том, что человек творчесский всё же способен на многое и вовсе не важна та область, в которой он творит для его максимального самовоплощения. Одним словом, мастерскими, за редким исключением, руководили, кто угодно, только не архитекторы. Саше по-настоящему стало страшно, ведь он не мог просить помощи у директора, хотя бы потому, что тот его не слушал, требуя соблюдения графиков, качественной архитектуры и полноценной документации. Поэтому он и замкнулся в себе, никогда, ни у кого не прося помощи. Ведь попросив, можно ещё больше усугубить и без того предельно плохую ситуацию, в которой он теперь находился.
- Они дом делают со встроенным гаражом. Работа старая, но очень нужная городу. Она под контролем у самого Андрея Олеговича. Так что ты уж помоги им нарисовать что-то. Возьми под свое крыло. Пусть работают с тобой. У них много интересных объектов. Так, что не переживай, без денег не останешься; - продолжил Райкин, только сейчас видимо обнаружив, что он не подумал о том, что ему придется теперь повышать уровень зарплат в отсталой, четвертой мастерской, дотягивая его до второй. Но это его не смутило. Ведь он мог просто не платить во второй надбавку в виде премии до тех пор, пока не был бы погашен долг перед институтом, оставшийся от четвёртой мастерской. А это могло произойти ой, как не скоро из-за создаваемой им же самим бюрократии.
- Я ведь и так без денег сижу, в четвертой.
- Это ты сам виноват, что твои люди плохо работают, - хитро улыбнувшись, сказал Райкин.
- В четвертой мы делаем всё, что только нам дают, но долг перед институтом, вернуть не реально, и если кому-то и удалось сократить свои задолженности, как мне рассказывали, причем за, каких-то пару месяцев, то я вам докладываю - это физически невозможно. Вас обманывают. Я же врать не умею. Поэтому вряд ли смогу грамотно руководить таким большим коллективом. Честность моя здесь будет мне помехой. Вы уверены в том, что вам нужен именно такой человек, на данной работе?
- Да, уверен. А, если ты не согласен, я тебя уволю! - с той же улыбкой, заключил Райкин.
- Увольняйте, мне так спокойнее. Так, как я всё равно не смогу доказывать на бумаге с помощью цифр тот факт, что долг гасится, и что загрузка больше чем на самом деле. Я так не умею. У меня рука не поднимется считать, как прибыльную, только на бумаге в никому не нужных графиках, ту работу, по которой нет, да и не может быть договоров, потому, что она бесполезна. Я не собираюсь лгать вам в лицо, заговаривая глупыми словами.
- Нет, конечно, не уволю. Но, это только пока ты мне нужен. Но и отказываться тебе не позволю по той же причине. Дело решённое! С завтрашнего дня ты руководитель ещё, и второй мастерской. Какой мы этому безобразию дадим номер, не имеет никакого значения.
- Хорошо. Воля ваша.
- Ну, вот и славно! Я скажу Жене, он поможет тебя представить коллективу.
- Только вот, как же мы назовём мастерскую? – машинально спросил Саша.
- Что!?... Ах, да!.. Никак!
- Но, ведь было две, четвёртая и вторая. А теперь какая будет? Сорок вторая?
- Сорок вторая! Двадцать четвёртая! Тебе так важно!
- А может пусть так четвёртая и называется?
- Не морочь мне голову! С Лышкиным решите.
- Я могу идти?
- Да. Жду с докладом, если возникнут какие-нибудь проблемы.
- До свидания, - сказал Саша, и, выходя из кабинета директора, улыбнулся Лане, которая последнее время стала обращать на него внимание, несколько большее, чем то, что она уделяла другим, серым, и невыразительным личностям, постоянно шастающим, и шныряющим перед её взором в приемной двух директоров одного института.
Но спрашивать разрешения взять конфету из наполненной ими, огромной вазы, стоящей на журнальном столике, перед кожанным диваном, он по-прежнему не решался.
Сорок вторая, или двадцать четвёртая, не имело никакого значения, не только для Райкина. Саше, было так же всё-равно. Та лёгкость, с которой принимались решения руководителем, передавалась и подчинённым, помогая им разгрёбывать последствия множества необдуманных, спущенных сверху, решений. Руководство веселило их своей глупостью, отвлекая от мыслей о полном развале, настраивая на главное – объекты, сроки, договора и графики.
Сотрудники видели свой профессионализм и востребованность на фоне полного его отсутствия у своих начальников. Это придавало им уверенности в себе и в своих силах. Они держались за свою работу несмотря ни на что.

Саша стоял в растерянности перед лифтом на третьем этаже, выйдя от Райкина. А не зайти ли мне к Сан Санне, в отдел кадров!? Вдруг в голову ему пришла правильная в данной ситуации, мысль.
Открыв дверь, над которой висел маленький, Китайский колокольчик, он вошёл в отдел кдров.
- Здравствуйте Сан Санна, - поздоровался он с неуволенной, несмотря на приход нового начальника отдела кадров, сотрудницей. То ли из-за того, что она сидела тихо, то ли по причине её осведомлённости о каждом из сотрудников института, которых она просто не могла не знать. ведь когда-то принимала на работу всех именно она.
- Привет Саш. Ну, что, не дают тебе покоя? – с пониманием поинтересовалась она, тем самым выдавая свою информированность обо всех, происходящих в институте делах.
Да уж! Не говорите. Но, ясно одно – не могут они никого найти на стороне – это точно! Поэтому мне всё разгрёбывать придётся, как местному.
- Этим болотом нереально руководить. Там каменный век. Они не управляемы!  Так Опле говорила, когда пару недель там просидела. Только, между нами это. Я тебе ничего не говорила. Понял? -  ответила Саше Сан Санна. Как всегда, нужной и краткой инфомацией, улыбнувшись улыбкой жизнерадостного идиота.

* * *

- Добрый день Саш. Когда в мастерскую пойдём? – спросил его по внутреннему телефону, голос Лышкина, буквально уже на следующий день после его разговора с Райкиным.
- Здравствуйте Евгений Михайлович. Так, пойдёмте прямо сейчас, - ответил он ему.
- Слушай, зайди ко мне сначала.
- Хорошо, - смиренно согласился Саша, зная, что лучше не шутить с людьми Райкина.
Сам кабинет, где сидел Лышкин не отличался особой роскошью, да и площадь его была не велика. Но, для того чтобы разместить в нём два составленных вместе и окруженных стульями стола, места было достаточно. Только вот сами совещания, которые изредка, по старинке собирали за ними народ, проходили уже не так, как прежде. То ли было уже, где воспитывать и орать на людей, то ли здесь они не могли понять, чего же от них хотят, так, как хозяин кабинета ещё был очень молод и беспомощен. На фоне отсутствия опыта, подкреплённого хотя бы минимальным количеством знаний, данный, очень главный, прежде всего для самого себя, но не для остального коллектива, главный инженер института, не вызывал доверия среди присутствующих у него на совещаниях.
Взор его был рассеян, фразы обрывисты и неуверенны. Инициатива уходила в руки тех, кто приходил сюда за помощью и, невидя её старался решать всё самостоятельно. Можно было подумать, что в Германии не проводятся совещания, и поэтому Лышкин не имел опыта проявления уверенности, как лидера, в отличие от Сиротина, который не работал в Германии и поэтому умел не только видеть главное, но ещё и доносить его окружающим самостоятельно.
Только лишь заставка на мониторе компьютера, всегда слегка развёрнутого в сторону посетителей, показывая, что Лышкина открыт перед людьми и не скрывает в себе специалиста горнопроходческого дела.
Она состояла из фотографий, которые менялись в режиме показа слайдов. И на них были видны наивозможнейшие ракурсы горных туннелей, в процессе строительства.
- Привет. Проходи, садись, - ещё раз поздоровался с ним Лышкин.
Саша, уже догадывался о том, что будет дальше, но, тем ни менее прошёл к столу главного инженера и присел.
- Вот видел, чем я раньше занимался, в Германии, - как бы невзначай, сказал Лышкин, указывая на заставку в мониторе.
- Да, какие-то туннели горные.
- Не туннели, а путепроводы в сложных сейсмических условиях. Я работал там и как конструктор, и как проектировщик, и как комплексный ГИП. В общем, опыт колоссальный. К тому же являюсь членом Баварского союза конструкторов.
- Наверное правильнее будет, горных инженеров, - попытался поправить его Саша.
- Нет, именно конструкторов, - настаивал на своём Лышкин, даже и, не заметив в Сашиной интонации капельку иронии.
- У нас в институте эти знания можно будет как-нибудь применить? – продолжил издевательства Саша.
- Конечно! Они фундаментальны! Горы, это основа всего! Кто умеет проектировать в таких наисложнейших условиях, тот может всё.
- Да, вы действительно правы. Ведь проектирование жилых и общественных зданий, уже подразумевает возможность их строительства, где угодно. И в горах, прежде всего, - еле сдерживая улыбку, сказал Саша, рискуя быть раскрытым.
- Правильно! Прежде всего, - очень хорошо, что ты понимаешь такие вещи. Думаю, что нам с тобой будет легко работать дальше вместе.
- Так вы мне хотели что-то сказать здесь, у себя в кабинете, прежде чем мы с вами пройдем во вторую мастерскую? – попытался прекратить процесс ознакомления с горным делом, Александр.
- Да, я хотел, чтобы ты получше меня узнал, как своего непосредственного руководителя. Ведь нам теперь придётся не только работать вместе, но и принимать важнейшие решения, обоюдно, или совместно, если говорить проще.
- Хорошо, но я и раньше подозревал о том, что вы не простой, и очень интересный для нас человек, - уже слегка улыбнувшись, сказал Саша.
- Да, я знаю, что вам интересен. Ну, что ж, пойдём, пожалуй, во вторую мастерскую. Я должен самолично участвовать в жизни института, и видеть, как устроен рабочий быт его сотрудников. Тем более, что тебе принимать под своё крыло всех этих людей, а это, поверь мне, наиответсвеннейшее мероприятие.
Они вышли в приёмную, где сидела молоденькая девушка, его секретарь. Она, что-то напряженно впечатывала в какой-то документ, не обращая внимания на вышедших из кабинета людей.
Лышкин привёл её практически сразу же после своего назначения на должность. Никто не знал, зачем ему потребовался секретарь-референт, да ещё и со знаниями Немецкого языка, который она знала хорошо, и Саше даже показалось, что это несколько томило её, нежели чем приносило какую-либо пользу.
- Серафима, вот ты спроси у Саши, сколько у него архитекторы получают?
- Не буду я у него ничего спрашивать.
- Хорошо, тогда я спрошу. Саша, ответь нам с Серафимой, сколько у тебя получает, ну, скажем, ГАП?
- Евгений Михайлович, ну, я прям, не знаю, зачем вам это? – уныло пропел Александр.
- Это не мне, а Серафиме надо, - пояснил Главный инженер института, ничего не ведающий об окладах, вверенных ему сотрудников.
- Ну, тысячи сорок две, сорок пять, плюс надбавка иногда бывает, - без особого энтузиазма, ответил Саша, понимая, что эти цыфры никак не смогут удовлетворить гораздо более творчесского, чем сами ГАПы, человека, втиснутого в ограничения секретарской профессии.
- Вот видишь Серафима! А тебе, всё мало! – укоризненно подитожил Лышкин.

Мастерская уже заранее собралась в маленьком помещении, где раньше сидел руководитель мастерской с экономистом, занимающим теперь его в одиночку. Видимо из-за такого знакового назначения, да и расположения посередине, между остальными комнатами мастерской – этот, бывший кабинет и был выбран коллективом, для данного диалога.
В комнате поместилось около двадцати пяти человек, может и чуть меньше. Кто-то остался в коридоре.
- Это, что, все, что ли? – небрежно, как и всё, что он делал, спросил Лышкин.
Саше было смешно от того, что он участвовал во всём этом представлении. Лышкин, который не знал в институте никого, кроме тех, кто сидел, как и он на третьем, занятом руководством этаже, представлял Сашу знакомым ему уже много лет людям, как нового для них человека, сам же, при этом, видя многих из них впервые в жизни.
Саша сдерживал, так и лезущую ему на лицо, идиотскую улыбку, в отличие от самого Лышкина, который улыбался от всей души, ничуть не стесняясь и не сомневаясь в своей значимости и нужности на данном мероприятии.
Понимая, что идёт какая-то игра, в которой нужно подыгрывать, чтобы не обидеть неожиданно введённого посередине пьесы, нового актёра, Саша, впрочем, как и все остальные, старался, что есть мочи, не замечать весь идиотизм ситуации.
- Все, а кто еще вам нужен? Остальные в декрете. Кто болеет, кто в отпуске, кто в экспертизе. Тут все, кто в данный момент должен быть на работе. Никто не обманул, и не спрятался от вас Евгений Михайлович. Да, и как можно спрятаться от такого обаятельного главного инженера? – ответила на его вопрос комплиментом Львова. Она приняла правила игры, но, всё же слегка импровизировала.
Как потом понял Саша, в мастерской было три ГАПа, и три ГИПа. Львова, как знал он и ранее, являлась человеком, не лишённым чувства юмора, но сама она первой шутить никогда не начинала, а скорее выжидала, пока её оппонент не сделает, какой-нибудь промах и тогда лёгкая улыбка касалась её глаз, и разговор от этого становился уже на градус теплее. Она словно выжидала пока вы невольно не раскроетесь перед ней, и только после этого, начиная понимать, искала уже в вас и в теме самого разговора, положительное, и приятное для нее. Этот редкий дар, делал её приятной в общении, и у многих вызывал такое же желание, превращать деловую беседу в игру.
- Тогда я хочу сказать следующее. Вашим руководителем назначен Шумейко Александр Александрович. Вы прекрасно его знаете, и мне больше нечего добавить к этому, - уж очень был краток сегодня Лышкин.
- Да, мы давно знаем Сашу. И у нас нет никаких вопросов к нему. И очень довольны тому, что именно его назначили к нам. Но, есть ряд моментов! - сказала Лышкину Захарова.
Наталья Анатольевна была человеком спокойным и скромным, но также, как и Львова хранила в себе частичку скрытой иронии на происходящее вокруг. Видимо это свойство помогало ей выжить в таком неправильном, и тревожном мире. Будучи полненькой, она комплексовала от этого своего недостатка. Но недостатком это считала только она. Никто не обращал на её полноту внимания, так, как прежде всего ценили в ней человеческие качества.
- Какие у вас вопросы? Лучше задавайте их при мне, я должен знать всё, что происходит в институте, - на полном серьезе, сказал Лыкшин, скинув улыбку со своего лица. Он иногда пытался шутить с другими, с собой же никогда, и никому, не позволял это делать. И от этого его шутки выглядели, убого, словно угрозы.
- Ну, например, такой. Что будет с его четвертой мастерской теперь? – спросила Львова, улыбаясь одними глазами, словно мама с подростком, заподозренным в чём-то нехорошем, том, чем бы ему не следовало заниматься, тем более одному. Она относилась к происходящему с шуткой, так, как видела всю беспомощность и примитивность нового руководства.
- Он останется в ней. Дело в том, что вы видимо неправильно меня поняли. Вас объединяют, - ответил Лышкин, с очень серьезным выражением лица. Со стороны можно было подумать, что он рассказывает Немецким детям страшную сказку на ночь, чтобы те, испугавшись, прекратили шастать босиком по холодному полу деревенского дома.
- Как объединяют? То есть все мы должны будем переехать в другой конец коридора? – спросил Каспаров, который до сих пор скромно стоял в стороне. Он был третьим ГАПом в мастерской.
- Нет, зачем же? Не надо никуда переезжать Эвклид, э-э-э, извините забыл ваше отчество.
- Генрихович, - помог главному инженеру Каспаров.
- Замечательно! Эвклид Генрихович! – поправился Лышкин, с таким видом, словно бы он переместился откуда-то из подножия заснеженных, зимних Альп, на покрытый редкой растительностью, со снегом лишь на самой своей вершине, весенний Арарат, стоя в горнолыжном костюме на дорогих, немецких горных лыжах.
- А, понятно! То есть это они переедут к нам? – спросила Захарова.
- Нет, говорю же вам, никто и никуда не будет переезжать. Все останутся на своих местах, - начал уже постепенно выходить из себя Лышкин, превращаясь в Цахеса.
- Так это, значит, я буду нарезать круги по коридору, как подстреленный заяц от ГАПа, к ГАПу? – спросил его уже Саша.
- Нет, руководители мастерской обычно сидят на месте, и вызывают к себе подчиненных. Я вас, что учить должен?
- Нет. Зачем же? Не надо меня учить. Я учёный уже. Просто у нас, как-то принято не отвлекать от работы ГАПов и ГИПов, и подходить к ним для разговора в бригады, только в экстренных случаях вызывать к себе на совещание, - рассказал Лышкину, как принято работать в России Саша.
- Ты меня не учи, как надо работать, а лучше подойди ко мне потом, я тебе сам расскажу, как надо строить работу для того чтобы повысить ее эффективность! - сказал, уже совершенно не понятый никем, именно от этого, не на шутку расстроенный, Цахес Циннобер.
- А, какой же номер теперь будет у нашей совместной мастерской? – улыбаясь уже не только глазами, поинтересовалась Львова.
- Это не мой вопрос, - гордо поправив волосы, зачёсанне назад, ответил главный инженер.
- А чей? – не унималась Львова.
- Обращайтесь к Райкину.
- Сорок седьмая, - предложил Саша.
- Нет Александр Александрович, нам больше тогда уж нравится двадцать четвёртая, - подперев бока руками, согнутыми в локтях, сказала Захарова.
- Товарищи, не мне решать, а Райкину – перевёл свой взгляд на Лышкина Саша.
Тот с ненавистью посмотрел в его сторону.
- То есть мы уже можем начинать по-настоящему советоваться с Сашей и задавать вопросы, отвечая на которые он будет так же нести за всё ответственность, как и мы? – сменил направление беседы Гаспаров. Его не интересовали такие мелочи. Он привык к порядку и безусловно был рад тому, что теперь у них появился руководитель.
Это был очень серьезный, семейный человек. Примерно лет пятидесяти. Он никогда не делал ничего лишнего, не из-за того, что не хотел заниматься бесполезной работой, а скорее от того, что просто, и не знал, что можно было бы натворить ещё, дополнительно, к тому, что уже было сделано. Его огромные руки обычно, когда они сжимали маленькую, серую мышку, и чертили что-то в компьютере, казалось, не привыкли ни к чему большему по размеру, чем она сама. Не знавшие тяжелого физического труда, они как бы являлись продолжением его огромного, могучего, но очень мирного тела. Это был тот тип великанов, которые, со временем сильно уменьшились, но оставили при этом в себе скрытую суть больших людей.
Помимо «живых» объектов он изредка ездил на авторский надзор жилого микрорайона Шарфино, строительство которого в данный момент было практичесски «заморожено», но раз в неделю всё же приходилось там бывать, так, как инвестор, несмотря на то, что у него кончились деньги, продолжал мужественное сопротивление.
- Да, пока он ещё ваш руководитель, - со зловещей улыбкой на лице, произнес Лышкин, и с презрением посмотрел в Сашину сторону. Саше показалось, что он тем самым, как бы хочет показать ему и всем присутствующим здесь, что стоит гораздо выше на должностной лестнице института. И даже не из-за своей более высокой должности, а только потому, что умнее, способнее и талантливее его. Но это только вызвало у Саши еле заметную улыбку, которая теперь уже не сдерживалась им и расплылась по его лицу.