Глава X Экзамен

В институте появился загадочный мужчина представительного вида. Никто не знал ни его имени, ни должности, на которую его взяли. Но, судя по тому, что этот человек получил свой персональный кабинет на подступах к третьему этажу, где сидело руководство, но, под ним, перед актовым залом - можно было догадаться, что он появился здесь не случайно. И, только, какое-то непонятное препятствие, возникшее на пути его движения, не позволяло ему пройти ещё, буквально пару лестничных маршей, для того, чтобы оказаться уже в святая, святых – третьем этаже.
Там было уже, как минимум три, освободившихся от предыдущего руководящего аппарата, кабинетов. Они пустовали. Райкин не собирался делиться властью с многочисленными новоиспечёнными замами, пристраивая их только ради любви к «ближним», приводя из наивозможнейших мест вселенной. Для того, чтобы узнать человека, и понять на что он способен, нужны годы совместной работы. Но, сейчас, когда времена серьёзно менялись, и присматриваться к людям было некогда, оставалось только приводить знакомых, друзей, или друзей друзей.
Для таких людей, как Райкин нет ничего лучшего, чем поставить на все значимые должности не тех, кто вырос в институте, и чей потенциал хорошо известен, а тех, кто способен вдруг, непредсказуемо-неожиданно раскрыть все свои дарования. Внезапность поджидала завоёванный новой командой прежний коллектив института на каждом шагу. Все, по мнению Райкина, «тёплые» места расчищались от мыслящих сотрудников, и заполнялись «своими», более преданными, умело изображающими деятельность ничтожествами.
Сиротин, главный инженер института, ещё продолжал работать в своём кабинете. Но, это уже была работа, скорее по-инерции, чем та, что проворачивалась им ранее. Он был отстранён от принятия решений и мог только лишь давать советы, часто забегавшим к нему по старой памяти, сотрудникам.
Сиротина часто стали замечать с неким, облачённым в полосатый, синий костюм, человеком, с загадочным выражением лица. Некоторые, забегая с очередным вопросом, видели его сидящим в кабинете у Сиротина. Остальные же могли наблюдать на институтских совещаниях, где этот неизвестный человек, садился всё время рядом с главным инженером, словно собирался постичь все тайны его должностных обязанностей.
Но, никто не знал точно, что же это за человек? А не собирался ли он и в правду перебраться к Сиротину из своего временного пристанища на втором этаже, при актовом зале?

- Вас выживают? – спросил Саша Сиротина прямо с порога, когда пришёл к нему в кабинет с целью подписать обложку, сдаваемого в архив проекта, зная, что тот ему не откажет, имея пока ещё разрешение на подпись старых, доделываемых объектов. Все новые проекты должен был подписывать, кто-то другой. Но, кто это будет никто не знал. Поэтому спешили подписать заранее, что только было возможно у того, кого хорошо знали и ценили.
- Выживают!? Я сам уйду. Пусть делают, что хотят. Понимаешь Саш, ты ещё молод. И тебе может быть интересно всё это безобразие. А я уже устал.
- А, кого они вместо вас задумали?
- Ты знаешь Саш, я, если честно и не заморачиваюсь такими вопросами. Ходит тут один. Кажется, Смуров его фамилия. А звать, погоди-ка, погоди-ка, - задумался, было, Сиротин, откинув голову слегка назад, и устремив взгляд куда-то в то место, где соединяется потолок со стеной.
- Виталий, Гаврилович кажется, - вспомнил он имя и отчество своего претендента.
- И, как он вам?
- Слушай Александр, отстань ты от меня с такими вопросами! Ей Богу! Откуда я знаю ж его!? Он не местный. Где он там работал!? Над чем!? Кто его знает!? Ты, вот лучше сам у него спроси.
- Так я же и не знаю толком его?
- Вот заодно и узнаешь! – раскатисто прогремело в стенах кабинета.
Весь институт находился в какой-то неопределённости, словно пассажиры поезда, пущенного в объезд, какой-то страшной железнодорожной катастрофы, произошедшей на подступах к столице, другим, незнакомым, объездным путём. Проводники не знали, где будет следующая станция, а пассажиры нервничали из-за того, что не имели ни малейшего представления о том, когда они окажутся дома. Те же из них, что были транзитными и впереди их ожидала пересадка на другой поезд, или самолёт, вообще впали в состояние, граничащее с истерикой.
Ни о времени в пути, ни о компенсации за потерянный билет им не могли предоставить никакой информации. Но и выпрыгивать на неизвестных полустанках никто не хотел, всё же веря в лучшее.
Поезд мчался к цели, которая не изменилась. Но того прежнего настроя уже ни у кого не наблюдалось.

* * *

Сергей Михайлович, решил взять Сашу с собой на одно совещание. Правильнее было бы сказать, что это не столько совещание, сколько помощь заказчику Райкина и соратнику по бизнесу.
Работа заключалась в том, чтобы грамотно охарактеризовать предлагаемые участниками разыгранного заказчиком конкурса – проекты жилой застройки участков, выкупленных в Серебряном бору.
То ли Райкин специально не хотел объяснять до того, как они приедут на место Саше его обязанности, то ли он хотел посмотреть, как тот будет выкручиваться, будучи кинутым, прямо в самую стремнину, Саша не знал. Да и ему было некогда задумываться над этим. Он был не из его команды и поэтому слегка настораживал нового директора. Но, только слегка. Райкин вообще не любил напрягаться, и если хоть что-то в Саше не устроило его, то в один миг ему пришлось бы возвращаться обратно в первую мастерскую.
Машина нового директора отличалась не только маркой от той, на которой последние годы ездил Пристроев, перебравшись на иномарки, следуя примеру правительства Москвы, но ещё и самим классом. Нет, это уже был не седан, а джип. Но, в отличие от тех невыразительных в плане цветовых решений машин, приобретённых институтом ранее, эта была чёрной не только снаружи, но ещё изнутри.
Саше показалось даже, что Райкин приобрёл её сразу вместе со встроенным в неё шофёром, настолько бескомпромиссно и гордо восседал тот внутри неё на водительском месте, что казалось, его вставили туда ещё на самом сборочном конвейере, где-то в Баварии.
- Вот здесь поворачивай! – сказал Райкин своему водителю Вове, который несколько заплутал, и не мог подъехать на новый для него адрес с первого раза, сделав ошибочно один заезд, пропустив поворот.
- Но, ведь тут две полосы!? – предупредил Вова о возможном штрафе.
- Ты не слышал, что я сказал!
- Это не встречка. Откупимся, если что, - успокаивая сам себя, сказал Вова, понимая, что помощи от руководства ему не приходится ждать.
- Ты, что заранее не мог подготовиться? Я тебе за пятнадцать минут дал адрес? Смотри Вова! Ох, смотри! - пожурил его Райкин, который сидел сзади слева, где и положено сидеть тем, кто, прежде всего, беспокоится о своей сохранности и безопасности. Но, при этом передние сиденья были задвинуты под торпедо до предела. Вове это не мешало, так как он вырос видимо в кармане у своего «папы». Но Саше от этого было очень некомфортно, и лучше бы ему позволили добраться до места на его скутере, где было гораздо больше места для его ног, которые сейчас хранились в заваленном на бок состоянии, так-как переднее, правое, пассажирское место было так же максимально отодвинуто вперёд.

Саша работал по-честному, сразу определяя то, что не было видно с первого взгляда. Он способен был понять по одной лишь картинке, что представляет собой само проектное бюро, насколько высок уровень его проектирования. Видя нелепые сочетания остекления и фасада, плоские кровли без чердаков, примитивно повторяемые, лишь слегка переделанные фасады таунхаусов, и отдельно стоящих коттеджей, выдаваемые за нетиповую архитектуру коттеджей, на самом же деле имеющих одни и те же планировки. Все это Саша видел с первого взгляда. И сейчас он почувствовал себя в своей тарелке. Ему нравилось это занятие. Он вошёл в раж. И если сначала ему было несколько стыдно перед авторами архитектурных предложений за свои знания, то теперь он разошёлся не на шутку. Заказчик к тому моменту вообще перестал открывать рот, что он пытался делать ранее для того чтобы завуалировать ненужными словами всё спрятанное от пытливого Сашиного взгляда.
Райкин сидел поодаль, и тоже наблюдал, с какой легкостью это удаётся его человеку. Наконец, поняв, что тут и без него прекрасно обойдутся, видя ещё огромное количество приехавших представителей проектных бюро, он встал и сказал:
- Я, пожалуй, оставляю своего помощника Александра вам вместо себя, так, как полностью ему доверяю.
Сама комиссия, во главе которой теперь находился Саша, состояла из двух каких-то директоров. Кажется, коммерческого и по развитию явно нуждающегося в этом бизнеса. В последнее время, с целью сэкономить на промежуточных должностях, все стали директорами. Причём должности, исчезнув на бумаге, переродившись в директорские, не сократили штат, но увеличили зарплаты.
Именно поэтому директора и выглядели абсолютно одинаково, как внешне, так и по стоимости надетых на них дорогих костюмов, наивозможных оттенков синего цвета. Видимо, это была форма одежды, так экстренно вводимая во всех претендующих на определенный уровень развития, учреждениях.
И только один мужчина, запенсионного возраста сидел недалеко от их компании, в глубоком отдельно стоящем у маленького журнального столика, кожаном кресле. Он пил виски, что можно было определить по цвету жидкости, и по наклейке, на стоящей одиноко на этом столике бутылке. Саша понимал это ещё и потому, что не только в России чай из бокалов данной формы, пить не принято.
- Уходишь, Сереж?
- Да, Аркадий Матвеевич. Дел невпроворот у меня.
- Знаю, ты теперь директор института. Я тебе всегда говорил, что далеко пойдёшь
- Я старался. Вы же знаете.
- Ну, ступай. Мы тут без тебя разберемся. Вон, какой толковый у тебя сотрудник!
- У меня все такие, - на прощание, уже на пороге, сказал Райкин.

Он уехал, а Саша проработал председателем комиссии до самого позднего вечера. Но, этот день не прошёл для него даром. Теперь директор мог доверять ему больше. Саша не мог подтвердить оказанное ему доверие при назначении на должность, так-как объекты, которые он вёл со своими ГАПами и ГИПами, были из вчерашнего дня, а с новыми пока имелся некий напряг.
Саша почувствовал уверенность в том, что, несмотря на то, что ему не довелось запроектировать ничего подобного из просмотренного сегодня, он мыслит правильно, так, как от него и требуется, делает это от всей души. Разбирая все представленные комиссии сегодня проекты, он вырабатывал в себе уверенность в правоте, указывая на чьи-то недостатки, хитрости и уловки.
Сегодня он сдал экзамен.

Буквально за первые пару, тройку недель Райкин набрал столько «мёртвых» объектов, что расплачиваться за них пришлось много лет. Саша и сам не понимал, как ему вообще удалось отвертеться от всего этого ужаса. Это были очень серьезные работы, которыми ему раньше никогда и не приходилось заниматься. Например, горнолыжные курорты со всей инфраструктурой, находящиеся где-то далеко, в Сибири, благоустройство парков, реставрация памятников архитектуры. Чтобы взяться за них одной смелости было мало, требовалось ещё иметь огромные связи и опыт проектирования, или просто элементарную глупость, и тупость. Скорее всего, второе и присутствовало при выборе данных работ. Стоимость их казалась большой, но, вникнув в суть дела, становилось ясно, что этих денег не просто мало, а еле хватает на то, чтобы обеспечить сам процесс проектирования, с многочисленными подрядчиками. За эти деньги могли бы справиться лишь те проектировщики, что знали специфику работы, а не то экстренно набранное неизвестно откуда болото, управляемое такими же, как и они пришлыми, но очень талантливыми блатными руководителями. Новый директор видел только суммы, и умело отсчитывал от них коэффициент, который невзначай мог потеряться, где-то в недрах его карманов.
Но, в том-то всё и дело, что они только казалась огромными, на самом деле, денег было катастрофически мало. Новый руководитель не задумывался о завтрашнем дне. Ему хотелось жить сегодня, впрочем, как и всем сотрудникам института. И, если Пристроев мог фильтровать новые объекты, то Райкин не имел таковой возможности, так, как был не из той команды, что оказалась у власти в городе. Он старался быть лоялен с ней, и делился, когда это было нужно, зная, что таким образом можно продержаться какое-то время. Иногда на него даже находили приступы дальновидения, но, они быстро проходили. Сама, нынешняя власть не позволяла никому, и даже тем, кто её же и представлял, надеяться на будущее, превращая всё в некую игру. В неё играли, делая ставки на сиюминутную прибыль. Ведь никто не мог дать гарантий, что завтра всё останется по-прежнему. Гигантские шестерёнки властной машины, прокручивались со страшным скрежетом, часто несовпадая своими зубцами друг с другом, ломая их, но, никогда не ржавея от постоянного трения.
Райкин брал для решения всех, возникающих, всвязи с появлением новых направлений в проектировании, людей из той среды, в которой он и сам раньше вращался. Это были хорошо знающие себе цену специалисты, по большей части женского рода. Молодые, перспективные мужчины, словно шагнувшие с подиума прямо в коридоры института, выглядели очень стильно. Девушки же, на высоких каблуках, джинсах в обтяжку, с распущенными волосами, скорее претендовали на роль так называемых «ходящих», как их за глаза называл Саша.
Ему удалось каким-то немыслимым образом отвертеться от той волны идиотизма, которой захлестнуло институт в первые дни руководства нового директора. Пристроев никогда не шёл на такие авантюры, не мог позволить себе это. Его дружба с мэром Москвы дозволяла так себя вести, выбирая из потока проектных помоев, самые сладкие и ароматные. Теперь бы он ничего не смог принести в институт, ведь к кормушке подошли следующие, кто как раз голодал в то время, пока Пристроев очень хорошо кушал. У этих проголодавшихся по «сочной» работе людей, теперь и пытался отхватить кусочек хоть чего-то, явно не первой свежести Райкин, вместо того чтобы подойти к той самой кормушке со стороны самого хозяина, выплескивающего из поганого ведра корм два раза в сутки, утром и вечером.
Если бы он оказался у этого ведра в тот момент, когда «хозяин» кормил свою лучшую скотину, то обнаружил бы в нём такое колличество заказов, что можно было бы ими завалить не только их институт, но и все другие оставшиеся не у дел Моспроекты, так же отодвинутые подальше к задворкам фермы.
Райкин не столько не понимал этого, сколько не мог ничего поделать, пытаясь пролезть в доверие к главному архитектору Москвы. А пока, не зная самой специфики проектирования, хватался за всё, что можно было, обернув в белоснежную обложку из бумаги с названием проектного института, выдать за проект.