Глава VII У меня всё!

- Оксане в помощь дали девушку, - сказала Биатриса Михайловна Саше, войдя к нему в комнату.
Буквально через минуту после неё, вошёл Арканин, и подсел консультироваться с бывшим инженером седьмой мастерской, а теперь переведённым на ту же должность в шестую, Сергеем, по конноспортивному комплексу, доделываемому под руководством Сашы, в остатках седьмой мастерской.
В общем работа кипела. Иногда Саше она даже чем-то напоминала свеже распакованную и тут же тщательно перемешанную колоду карт, словно бы предстояла очередная, решающая игра в покер, с немалыми ставками. Руководство, делало всё, что было в их силах для того, чтобы усложнить, и обезглавить работу проектировщиков, максимально лишив её ответственности. Ведь, как можно было отвечать за объект, который передавали из рук в руки, словно эстафету.
- Зачем? – ответил он Биатрисе Михайловне, бегло, кивком головы, поздоровавшись с Арканиным, который уже присел рядом с Сергеем.
- Она не справляется! – сказала Биатриса Михайловна, и подумав мгновение, добавила: - Когда её назначили, она не справлялась, помните?
- Помню.
- Вот и взяли ей эту девочку.
- Так, она до сих пор не справляется?
- Именно!
- Может проще уволить?
- А кто работать тогда будет? – с легкой улыбкой на лице, наигранно испугалась Биатриса Михайловна.
Иными словами, так и не сумев помочь в таком непростом деле, как добыча планировки этих, пострадавших от затенённости ТПУ, двух секций, Ответняк, предоставила бригаде Беатрисы Михайловны, под Сашиным руководством выкручиваться из сложившейся ситуации самостоятельно. И, тогда они решили рисовать, стоящие на крыше торгово-развлекательного комплекса, с парковкой, апартаменты самостоятельно, таким образом, чтобы они даже краешком собственной тени не, прикасались к университетскому общежитию, стоящему, напротив.
Постепенно рождалась форма, и этажность. Но, они, как назло залипали к тому краю торгово-развлекательной, стилобатной части здания, которая и была ближе всего к существующей железной дороге. И даже в самом узком месте отстояла от неё всего на тридцать восемь метров, что на двенадцать метров меньше минимально допустимого расстояния, и то, при условии соблюдения компенсирующих мероприятий. Таких, как звукозащитные экраны.
Это влекло за собой полнейшее разрушение замечательно продуманной концепции, известного в определенных кругах архитектора Мишулина. Вся нервотрепка вокруг этой темы не имела никакого результата. Никто из навязанных Саше и Биатриссе Михайловне руководителей не умел, да и не хотел принимать хоть какое-то решение. Они никогда не ошибались, и только по этой простой причине, уходили с предыдущей работы на новую, добившись поразительных результатов, которые, остались бы они хоть на пару недель, могли бы и вовсе захлестнуть волной сокрушительных побед. Но, ни Пенькова, ни Исходов, только из своей скромности не допускали и в мыслях такой возможности: - покоиться на лаврах собственной славы. Поэтому они, как люди порядочные, скромно оставляли эту славу тем, кто потом её и разгребал за них. Именно по этой причине, в трудовых книжках этих руководителей и было столько спасённых в тяжелые времена проектных институтов.
Наконец, как-то утром Ответняк снизошла до комнаты Биатрисы Михайловны, и войдя в неё, произнесла трубным голосом, словно ангел спустившийся с небес на землю:
- Завтра придет сам Мишулин.
- Кто? – не поняла Биатриса Михайловна.
- Мишулин.
- А-а –а!

Безусловно, это был великий праздник для всех их. В такой день мужчины надевают костюмы с галстуками, а женщины приходят утром в вечерних платьях, не имея возможности переодеться в течении дня.
Такой день наступил и у них.
Саша не надел галстук. Костюм же не снимал на ночь.
У Мишулина в институте был свой кабинет. И, несмотря на то, что он появлялся там редко, всего лишь раз в месяц, он очень в нем нуждался, прежде всего, как человек незаменимый, и восстребованный, среди создателей концепций новых станций метрополитена и траспортно-пересадочных узлов, лишивших полностью работы специально созданный для этих целей, ещё при СССР, институт метрополитена, под руководством хорошо знакомого Саше, Колобова, теперь практичесски полностью вынужденного посвятить себя должности председателя союза Московских архитекторов.
Кабинет Мишулина находился вплотную к кабинету Надеждина, их разделяла всего лишь одна стена, но какие разные люди, при этом сидели по обе ёе стороны. Один всю жизнь боролся за архитектуру, а второй, будучи всего лет на пятнадцать младше, боролся с ней, за свою известность. Так, как она нужна была ему, для того, чтобы не потерять место в обществе, а сегодня именно оно и могло помочь архитектору оставаться в профессии.
Получался, какой-то замкнутый круг. И в нём, кто-то бежал, а кто-то шёл спокойно, зная себе цену, не переживая от того, что в любой момент может оказаться вне его пределов.

Они собирались к Мишулину вдвоем с Беатрисой Михайловной, которая брала с собой его прежний буклет и свои наработки, с новой планировкой апартаментов, когда им позвонила Оксана Ответняк, сказав:
- Срочно к Мишулину идем! У него мало времени сегодня. Он только что от Венеровой, и ему надо бежать к Андрею Олеговичу.

Первой вошла Ответняк.
- Добрый день. Вот, привела, - коротко сказала она ему, словно воспитательница детского сада, приведшая детей к папе, который сегодня пришел позже обычного, очень усталый и злой.
- Добрый день, - поздоровался Саша.
- Здравствуйте, - сказала Беатриса Михайловна.
- Угу, - поздоровался тайный главный архитектор института.
И тогда Саша подумал: - А знает ли он о наличии Мышкина?
- Ну, что у вас там не получается!? – энергично спросил Мишулин.
Это был худой, длинный человек, в сером костюме. Что, своего рода являлось уже вызовом по отношению ко всем остальным, кто предпочитал синюю форму одежды. Смелость его чувствовалась во всём. И в гладко выбритом лице, без намёка на хоть какую-то небритость. И в нестандартно длинных волосах, которые превышали среднестатистическую норму аж на пять, шесть сантиметров. И, даже в отсутствии модной приталенности самого костюма, которая навязывалась сейчас всеми производителями. Каким образом, ему удавалось плыть против массового течения, окружающего его общества, оставаясь при этом абсолютно серым и незаметным? И, если бы не его образ общения, который сразу же, буквально через две минуты разговора, дал о себе знать, то он так бы и остался в памяти Александра – нахально серым человеком.
- У нас все получается, как раз, - сказала Биатриса Михайловна.
- И мы хотели бы это согласовать с вами, как с автором идеи, - добавил Саша.
- Ну, показывайте! – приказал Мишулин, всем своим видом проявляя недоверие к тому, что кому-то в этом мире, кроме него, удётся мыслить совершенно и логично.
Саша, взяв у Биатрисы Михайловны буклет Мишулина, развернул его перед ним на столе, затем положил перед ним два листочка, на которых были план апартаментов, который они нанесли как раз на контуре стилобатной части, и условная объемка всего этого решения.
Саша не успел открыть свой рот, чтобы рассказать из-за чего у них произошли все эти изменения, и что по другому сам объем апартаментов нарисовать невозможно из-за выверенного с точностью до полуметра по инсоляционной линейке контура их стен, как его перебил оказавшийся почему-то таким нервным сегодня Мишулин.
- Нет! Так делать нельзя! Я против. Уберите это сейчас же. Я даже и смотреть не буду ничего!
- Но вашу архитектуру мы не сможем согласовать в экспертизе, она затеняет окружающую застройку! – успела сказать Биатриса.
И, видимо только благодаря тому, что она говорила медленно, и при этом посмела быть спокойной, Мишулин не на шутку рассердился.
- Меня не волнуют эти ваши проблемы. Я даже и слушать ничего не хочу! Менять ничего не будем! У меня всё! До свидания!
Саша вспомнил, как один раз он не мог долго уснуть, когда у него под окнами долго, и с переливами, словно предутренний соловей, кричала алкоголичка из соседнего дома. Потом вдруг затихла на пару секунд, и добавила:
- У меня все!
Так, и сегодня, у автора архитектурной концепции, которую они должны были разрабатывать дальше, в виде рабоче документации – имелось всё. Ему нечего было добавить к тем ошибкам, и нестыковкам, которые он допускал, именно, как человек, коему было дозволено принимать все принципиальные, архитектурно-планировочные решение.
А может быть так и должно быть теперь? Тот, кто придумывает самое главное и есть профессионал, которому и дано право ошибаться. Но он, это право, на самом деле, ни у кого и не брал, имея его в глубине себя, только лишь поверив в то, что это так, единолично.
Может быть достаточно, просто пару раз пустить пыль в глаза своими убогими картинками, ещё более примитивным, в отношении пологающимся им знаний, чиновникам – и ты уже гений!? Ведь никого, кто мог бы сделать лучше, грамотнее и быстрее, просто не было рядом, только потому, что они не решились втягиваться в это безумие, привыкши расчитывать только на себя, от начала проетирования и до конца. Эти люди, более ответственные и профессионально грамотные, в какой-то момент, поняли, что им проще не спорить с теми, кто заявляет о себе многое, не умея, на самом деле, практичесски ничего. Поэтому они, тут же стали победителями, в итоге оказавшись куда хитрее этих никчёмных профессионалов, какими они их считали, поняв, что вовсе и не нужно проектировать всё от начала и до конца. Достаточно всего лишь снять пенку с объекта, придумав его концепцию, пусть и примитивную, на уровне подготовительных курсов института. А затем, отдать всё на субпотрад, этим строптивым, как они раз и навсегда решили для себя, теперь уже ставшими исполинителями, профессионалам. Которые, отказавшись хотя бы один раз от невыполнимой на их взгляд, работы, тут же оставили освободившейся на рынке проектирования – нишу. А свято место, как известно, пусто не бывает.
Но «святость» таких, как Мишули, отдает скорее бесовщиной, особенно, если познать сполна всю её подноготтную.

- Какой же все-таки он талантливый, - иронично сказала Биатриса Михайловна, когда они шли обратно к себе на этаж.
- Да, я тоже заметил, нам многому надо у него поучиться, но совесть все же берет свое.
- Вы это о чём? – хитро улыбаясь, спросила Биатриса Михайловна.
- А об архитектурной совести, которая говорит мне, что строить без инсоляции, во всяком случае пока её не отменили - нельзя. Нет, проектировать, конечно, можно сколько угодно. Особенно, если ты человек, что называется с именем. Но, не более того. А мы с вами без имени, как шелудивые псы. Поэтому нам тяжелее и нужно проектировать, в соответствии с договором, то что возможно построить, не нарушая норм. Иначе будет непростительно стыдно, за каждую повторенную ошибку.
- Ну, не утрируйте так Александр Александрович.
- Вы знаете, я сегодня наблюдал в метро некую картину. В очереди на выход, внутри вагона, когда поезд уже практичесски остановился на станции Площадь революции, одна женщина уронила на пол пуговицу…
- Какую такую пуговицу? Откуда? – перебила его Биатриса Михайловна, так, словно не слушала его, и теперь, потеряв нить событий, даже и не пытается разобраться в них.
- А я и сам не знаю, что за пуговицу. Но она метнулась за ней так, словно та была выполненна из чистого золота, высшей пробы, - продолжил Саша.
- Послушайте, зачем вы мне это всё рассказываете?
- Если вы мне дадите досказать, то, я думаю, получите ответ на все ваши вопросы, - невозмутимо, произнёс Саша.
Молчание со стороны собеседницы позволило ему продолжить, понадеявшись на то, что его, всё же слушают.
- Так вот, подняв её, она бросилась напролом к двери, пытаясь занять своё место в очереди, расталкивая всех тех, кто, воспользовавшись её мгновенным погружением на пол вагона, сомкнулся в плотную толпу выходящих, - всё же сумел досказать свою длинную историю, по меркам собеседницы, Саша.
- Молодец.
- Кто молодец? – искренне не понял её Саша.
- Женщина эта ваша.
- Да. Безусловно она молодец. Но, дело не в ней, а в человечесском поведении. Понимаете, они все так себя ведут, словно уронили пуговицу. И не дай бог оказаться у них на пути! Затопчут!
- Вы о ком так?
- Я о всех тех, кто теперь нам ставится в пример. А в данном случае, конечно же Мишулине.  Понимаете, он, уничтожит каждого, кто встанет на его пути. Эти люди примитивны, как женщина в метро. Истоки их поведения берут своё начало в толпе. А она страшна в своей предсказуемости.
- И всё же он не толпа! Он начальник проектного бюро.
- В том-то всё и дело, что теперь данное поведение прижилось и в нашей среде.
- Всё равно, когда-нибудь придётся опять мыть окна. Но, у меня на балконе они такие поразительно чистые, что я очень удивлена этому факту, - сменила тему Биатриса Михайловна.
- Да, весна, как правило, приходит после зимы. Но, до неё ещё так далеко. Ведь зима только наступила, не так ли? А как же поживает вашь окурок? – вспомнил Саша.
- Да вы знаете, он всё ещё там. И как мне не стыдно признаться, я не нахожу в себе сил выйти на балкон и выкинуть его. Так и смотрю ему в наглые глаза. Ведь тогда придётся все там разбирать, а вы и представить себе не можете, что это такое! – с грустью в голосе ответила она Саше.

Вопрос с Мишулиным со временем, определился в их пользу. И скорее всего не из-за того, что у них были более интересные решения, а только лишь потому, что им удалось разобраться с проблемой инсоляции. Она, как теперь понимал Саша, становилась страшным препятствием, с которым постоянно сталкивались все эти юные, ужасно успешные архитекторы. И видимо только от этого, у них постепенно внутри формировался дикий, непреодолимый, животный страх к солнцу, как непобедимому, и коварному врагу всех архитектурно-планировочных предложений.
- Это все добром не кончится, - думал тогда Саша, понимая, что где-то уже во всю идёт борьба с солнцем не на шутку, и оно, при этом всё больше и больше сдавая свои позиции, уходит за горизонт, признавая и само свою ненужность в этих давно уже мертвых мегаполисах.
- Все. Мишулин нам не помеха! Пусть занимается метрополитеном! Под землей солнца нет! Да, и к тому же это ему удается гораздо лучше и проще, - пошутила как-то на следующем совещании Пенькова, которая, иногда позволяла шуточки в отличие от Исходова, который не имел за собой такой поддержки, как у неё, и поэтому старался по большей части молчать. Её же шутки распространялись только на тех, над кем шутить было позволительно.
Сейчас же, она скорее чувствовала, нежели понимала, что правда на её стороне, доверяя проектировщикам, над которыми непосредственно и была поставлена. Ведь, если верить её словам, то можно понять, откуда взялось это доверие к подчинённым. Видимо она, и в правду имела раньше какое-то отношение к строительству, в отличие от множества её предшественников и – последователей.