Выпрямление имен. Книга 2. Глава 9

"В сравнении с тьмой вещей, не подобен ли человек кончику волоска на конской шкуре"

Главный труд, который я в сентябре совершил в деревне, это разобрал и напечатал записки уже ушедшей из жизни Татьяны Григорьевны Галендаровой. Еще раньше Лида говорила, что Татьяна что-то о себе написала. В этот раз я попросил сестру зайти к ее внучкам в Асбесте и узнать где ее тетрадь, и если можно, привезти ознакомиться. Лида тетрадь привезла. Толстая, коричневого цвета, на 96 листов тетрадь в клетку начиналась с автобиографических записей, потом шли молитвы по разным случаям и посвященные конкретным святым лицам. На обратной стороне первого листа тетради  находилась фотография Татьяны, украшенная вырезками цветов из открыток.  В конце тетради обнаружил список родных и близких, с указанием дат рождения и смерти. Нашел в нем и себя еще во здравии. Больше всего в списке отмечено Зайцевых ( фамилия по мужу маминой сестры Евдокии и девичья Татьяны), родня которых осталась в Сибири, а точнее в Хакасии. Долгих три дня вчитывался в  строчки Татьяны и переписывал их в свою тетрадь.Вот, что Татьяна написала нам всем на память:
   
«Родилась я в селе Малые Кныши Идринского района Красноярского края. Отец - Зайцев Григорий Андреевич, 21 января 1903 года рождения, уроженец этого же села. Мать – Зайцева (Голдырева) Евдокия Авдеевна, 14 марта 1903 года рождения, из деревни Тагашет, недалеко от села Малые Кныши. Папа в семье Зайцевых был старший сын. В Армии служил пять лет. В семье с родителями папа с мамой прожили десять лет. Маму замуж выдали рано, в 16 лет. Она долга жила в семье Зайцевых одна так как муж находился в армии. Порядки там были строгие, люди грубые. Пережить пришлось многое.... Предки Зайцевых выходцы из Тулы, работали у Демидова, затем вместе с ним перебрались на Урал, в Удмуртию, жили в семи километрах от города Камбарки в селе Балаки, а позже решили пойти в Сибирь «на хорошую жизнь». Ехали на лошадях целый год и определились в 1893 - 1894 годах в деревне Малые Кныши.
У Зайцевых Андрея Павловича 17 июля 1883 года рождения и Степаниды Назаровны 25 ноября 1883 года рождения было 9 детей. С ними жила сестра Андрея Павловича - Ирина Павловна Зайцева, 9 апреля 1900 года рождения, инвалид с детства. Степанида Назаровна моя бабушка была еще молодая и рожала тоже детей. Жили все вместе и потому бабушку звали просто мама, а свою – мама Дуня. Моя старшая сестра Анна, 1920 года рождения и я Татьяна были  среди детей Зайцевых на втором плане. Росли мы самотеком – сами по себе.

На посев и страду дед выезжал с сыновьями и снохами, а мы все дети оставались при бабушке и жили привольно у небольшой речки, пока не заболела я тифом. У меня от этой болезни стянуло левую руку, врачей нет, ехать надо в район, а маму с поля не отпускают, не то чтобы лошадь дать. Мама в поле плачет, папа в армии тогда служил, в кавалерии. Каким-то чудом появился в деревне врач, и я случайно попала ему на глаза. Он осмотрел меня и дал строгий наказ везти меня в район. Запрягли лошадь и отправили нас с мамой лечиться. Было мне тогда три года и по рекомендациям, что дали нам в районе, лечили меня почти год, рука поправилась.
Когда папа вернулся из армии, то его определили председателем сельсовета и построили дом. Папины родители были против нашего отделения, так как в поле землю давали на паи и лишаться его и хозяйки, какой была моя мама, они не хотели. Была она хлопотливая, не ленивая, работала на совесть, вот они и взбеленились. В общем, отделились с большим скандалом. Сначала ничего не хотели давать для разведения своего хозяйства, но все-таки были вынуждены выделить лошадь, корову – нетель, двух-трех овец.

Из Тагашета мамины родители приехали на двух подводах. Как помню, на первой с квашенкой сидела бабушка Степанида, а при ней была наседка с куриными яйцами и гусиха на яйцах. Привезли муку, крупу, мясо, жеребенка и теленка. Радости у мамы и папы не было предела. Дом наш был небольшой: сенки, изба и горница, восемь окон, крыльцо высокое на пять ступенек. Помню его хорошо, так как я его мыла. Была баня, колодец во дворе, стайка для скота, погреб, ворота тесовые.
Прожили мы счастливо года четыре, а осенью 1932 года нас раскулачили, абсолютно все забрали и мебель и посуду. Оставили одежду только, что на себя. Когда забирали, то насмехались.  Была у папы в Управлении совета гулящая женщина, и звали ее Арина косолапая. Так вот, когда вытащили из дома кровать с периной, так эта женщина хлопала по перине, которую маме в приданное дали, и говорила:
- Посплю я на этой кровати с кем-нибудь, коли, с тобой Григорий Андреевич не получилось.

Сколько надо было вытерпеть, пережить! Увезли нас на санях. Запомнилось, что я была на малых санках, прикрепленных к саням, с кошкой «Бухаркой». Ехали долго, прибыли в Ольховку и поселились в какой-то большой  избе на четыре семьи. Дом перегородили занавесками и заново начали жить. После того, как привезли из ссылки бабушку Степаниду с Ксеной, они жили в этом доме на чердаке. Им приходилось прятаться, но со временем все, вроде, успокоилось. Ксена прибавила себе два года и пошла работать на компрессорную в шахте, дали ей маленькую комнату в «Красном бараке», там они с бабушкой и определились.
К тому времени нас у мамы с папой было уже трое, прибавилась Ольга, которая родилась 1 июня 1932 года. Были и другие дети. В 1928 году родились две девочки близнецы Марина и Мария. Умерли маленькими. Был еще мальчик Ванюшка, он погиб от несчастного случая - возник сильный ветер и его прилетевшей дрыной ударило по голове.

Папа с мужичками организовали бригаду и стали самостоятельно, что тогда еще разрешалось, рыть шурфы в поисках золота. Когда построили шахту и фабрику «Американку, - звали ее так, потому что появились американские специалисты, всякое частное изыскательство запретили. Все стало государственным. Папа в шахту не пошел и с братьями выехал в Чибижек, построили там домик и мыли золото артелью.
Позднее вывезли и нас туда, но жили мы там не долго и вернулись в Ольховку, которая стала называться Артемовском. В избушке на Чибижеке света не было, керосин по тем временам был очень дорогим. Вечером чуть стемнело, ужинали поочередно, друг другу освещая лучиной. К нам туда приезжали какие-то родственники. Золото так и не нашли. Было это в 1933-1934 годах. Не было соли, и я ходила обменивать вещи на соль. Мама заболела «куриной слепотой». Днем видела, а вечером, даже при свете не видела. Там заболел и младший брат Степаниды Андреевны Голдыревой (Бахтиной) Сергей Бахтин. Он у нас жил и работал".
Татьяна вспоминала: "В это время и дедушку Зайцева раскулачили, и он тоже прибыл в Артемовск. Дедушка работал кузнецом. У него было две коровы, две лошади, птица, сколько-то овец и собака «Серко», а детей к тому времени у Зайцевых вместе с моим отцом было девять: Григорий, Прасковья, Еремей, Ксения, Николай, Павел, Ирина, Иван и Ульяна. Последняя 1927 года рождения. Получается, я была старше своей тетки". ....

Зайцев Григорий Андреевич родился в 1903 году. Уроженец и житель с. Малые Кныши Идринской волости Енисейской губернии. Русский, малограмотный. Из крестьян-кулаков. Раскулачен, выслан. Проживал в поселке Ольховка Артемовского района. Заготовитель комбината "Минусазолото". Арестован 5 мая 1938 по делу Котовича П.А. (8 человек). Обвинение в контрреволюции и антисоветской агитации. Осужден 10 июня 1938 года  тройкой УНКВД на 10 лет ИТЛ. Срок отбывал в ИТЛе на Алданских приисках (Управление Северо-восточных лагерей), 9 апреля 1942 умер в лагере. Реабилитирован 16 июня 1956 года Красноярским крайсудом.
Про саму Татьяну Григорьевну  в Красноярском Мемориале тоже не забыли: Зайцева Татьяна Григорьевна, 1925 г.р. Уроженка с. Малые Кныши Идринского р-на, проживала в п. Артемовск. Арестована 28 августа 1944 г. Осуждена Военным трибуналом Хакаской автономной области (ВТ ХАО ) 17 сентября 1944 г. на 5 лет ИТЛ по указу ПВС от 26 декабря 1941 г.

Направлена из Минусинской тюрьмы 23 сентября 1944 в Шушенский совхоз Норильлага. Картотека Минусинского СИЗО.
 Мама жила у кирпичного завода по улице Советской. По рассказу Татьяны Галендаровой, за водой ходили очень далеко на водокачку мимо столовой. В памяти у сестры Лиды, тоже ходившей по этому маршруту, остался красивый дом, который стоял рядом со столовой. Мама с тетей Дуней заново раскорчевывали место под картошку. Сеяли просо, овес, гречу и лен.
Да, было времечко! Но самое трудное — война. Она была еще впереди. Все Зайцевы, по записям Татьяны Галендаровой, остались жить в Хакасии, кто в Абакане, кто в Черногорке. Дедушка Зайцев умер 9 сентября 1960 года, бабушка в 1969 году, прожив 89 лет. Их дети: Прасковья  прожила 68 лет и умерла в 1973 году, Еремея не стало в 1983 году, Ксения жила с дочерью Валей в Черногорске, Павел, крестный Татьяны, жил в Абакане, служил на Дальнем Востоке, все четыре года был на фронте, ранен, не стало в 1987 году. Ирина Андреевна проживала в Абакане с мужем Ефимом, детей не было; Ульяна осталась одна, при  родне в Абакане. От бывшего мужа Михаила были дети Николай, Михаил и дочь Лида. Лида жила в Минусинске.

Вот так Татьяна все подробно написала. Правда, была еще долгая и драматичная жизнь в заполярном Норильске, куда ее сослали во время войны. Она ее тоже описала, но  это уже другая история. Самой Татьяны Григорьевны Галендаровой не стало в декабре 2007 года. Она немного не дожила до 83 лет, а вся ее жизнь уместилась на восьми листах. Остальные 91 в тетради  остались не заполненными.


Внешняя красота уничтожила сущность, а многознание ослабило разум.

Кто только в Норильске не бывал! В этом я убедился, когда читал еще одни воспоминания -  С.А. Далина, в книге «Китайские мемуары». Книга эта давняя, приобрел я ее еще в Хабаровске. Заинтересовала она меня тем, что в ней упоминался Б.З. Шумяцкий, тот самый первый комиссар в Иркутске, который принимал участие в подавлении выступления юнкеров и кадетов в 1918 году. Одновременно он был членом Реввоенсовета 5-й армии и принимал участие в решении политических вопросов, связанных с Тувой, находился в контр. отношениях с местным Иннокентием Сафьяновым, выжил его, а в Туву командировал  комиссаром Нелидова. Не исключено, что он имел отношение  к судьбе деда, когда по нему проходило разбирательство в Красноярске.

А вот что пишут о Шумяцком сейчас. В 1904 году стал рабочим Красноярского железнодорожного депо. Во время революции 1905 года командовал большевистским боевым отрядом из 800 человек, в том числе с дружиной Красного креста, состоящей из учениц фельдшерской школы, забаррикадировавшихся в железнодорожных мастерских. После подавления восстания был арестован, но в январе 1906 г. бежал от смертного приговора Жил в эмиграции".
Женился на Лии Исаевне Пандре (1889-1957), взявшей фамилию мужа, ученице фельдшерской школы, дочери богатого купца из Канска. В 1909 году у них родилась дочь Нора, в 1922 году - Екатерина
Кандидат исторических наук Леонид Максименков в статье "Главный режиссёр", опубликованной в журнале "Родина", утверждает, что Шумяцкий был знаком "со Сталиным по сибирским ссылкам".

Во время Первой мировой войны Борис Шумяцкий был призван в армию и с 1915 года служил писарем в 14-м Сибирском пехотном запасном полку 4-й Сибирской стрелковой дивизии, который в то время дислоцировался в посёлке Песчанка под Читой. Там до войны служил Л.И. Брежнев, а я вместе с ансамблем "Зеленый огонек", когда в Чите Даурский пограничный отряд  давал концерты, посещал на Песчанке его музей. После Февральской революции Шумяцкий стал одним из организаторов Красноярского Совета, а в 1918-1919 годах стал председателем Губисполкома в Сибири.
В 1923-1925 годах полпред и торгпред СССР в Иране. С 1926 по 1930 годы назначался членом бюро Ленинградского губкома ВКП(б), затем - ректором Коммунистического университета трудящихся Востока, членом Средазбюро ЦК ВКП(б). В 1930 году  стал председателем "Союзкино", а в 1933 году он уже начальник Главного управления кинопромышленности и заместитель председателя Комитета по делам искусств при СНК СССР.  И вдруг финал, 1938 год арест и расстрел.
Что касается С.А. Далина, то он принимал участие в формировании революционной базы на Северо-Востоке Китая. Неоднократно посещал Маньчжурию в 1920-х годах. Карьера его закончилась тем, что он, как и моя родственница Татьяна Галендарова, оказался на строительстве комбината в Норильске. Вот какие бывают жизненные каламбуры!

К удивлению своему узнал, что когда в мае 1921 года  Азиатская дивизия Унгерна выступила в поход на Забайкалье, Чжан Цзолин в июне перенес свою ставку из Мукдена на станцию Маньчжурия, поближе к границам Халхи, и готовился отдать войскам приказ двинуться в Монголию, но его опередила Москва: спустя две недели в Ургу вошел Экспедиционный корпус 5-й армии и цирики Сухэ-Батора.
 Монгольская Народно-Революционная партия (МНРП), была создана из группы монгольских эмигрантов по инициативе коминтерновца Бориса Шумяцкого. Затем образовано Временное народное правительство в изгнании. Лама Бодо занял в нем пост премьера. Что касается Лама Бодо. Бывший преподавателю школы переводчиков и толмачей при русском консульстве, один из первых монгольских журналистов – при автономии он издавал ежемесячный журнал “Шинэ толь” (“Новое зерцало”).
Военным министром и главкомом стал Сухэ-Батор, 27-летний выпускник первой военной школы в Урге, пулеметчик распущенной китайцами монгольской армии. По словам очевидца событий Першина, это был человек, “беззаветно любящий свой несчастный народ”, храбрый, “чистый сердцем, с неподкупной совестью, но сущий ребенок в политике”.

Его марксистские убеждения – позднейшая выдумка. Все члены Народного правительства, включая Сухэ-Батора, были пылкими националистами с долей либерального просветительства. Своей целью они ставили полное освобождение страны от чужеземцев, равно гаминов (гоминьдановцев) и белых русских, для чего хотели опереться на большевиков, чтобы потом избавиться и от них.
От них пытались изавиться и в «Дикой» дивизии Унгерна. Вынужденно поддерживали контакты. При этом, ни начальник штаба Дикой дивизии полковник Торновский Михаил Георгиевич, кстати, выпускник Иркутского военного училища, ни сам Унгерн не подозревали, что их курьер, посланный в Троицосавск с письмом к  большевикам, связан с ними.
Непосредственный контроль за Лама Бодо и его министрами осуществлял коминтерновский деятель Борисов, алтаец по происхождению, выбранный на эту роль в силу относительной этнической близости к подопечным. Когда он предложил им сразу после победы над Унгерном низложить Богдо-гэгена и провозгласить Монголию республикой, ему прямо заявили, что Халха должна остаться монархией, а если большевики думают иначе, придется обойтись без их услуг. В результате Кремль со своей обычной тактической прагматичностью согласился и на монархию. Именно тогда монгольский Сухэ-Батор развернул над своим отрядом знамя революционного буддизма – красное, но не со звездой, а с черным знаком “суувастик”.

Среди тех, кто в Иркутске допрашивал пленного барона Унгерна, был и Николай Борисов,  видимо, буддист по воспитанию (иначе ему не доверили бы в 1925 году возглавить первое советское посольство в Тибет, к Далай-ламе XIII). Он интересовался антикоминтерновским проектом Унгерна создать Федерацию народов Центральной Азии и спрашивал, был ли монгол Богдо-гэген посвящен в эти планы. Унгерн ответил, что с хутухтой как человеком “мелочным и неспособным воспринимать широкие идеи” он об этом не говорил. Если даже и так, Богдо-гэген и его министры не могли не знать о замыслах барона, столь же грандиозных, сколь и опасных для хрупкой независимости Халхи, зажатой между двумя гигантами – Китаем и Россией.
Изучая различные записки, книги и хроники о Китае, Монголии я никогда не упускал из виду факт службы деда на границах с этими странами, пребывания в Маньчжурии, хоть и дальних, но все же родственников Чакировых.