Короткие истории

FREE HUGS

Хипстеры устроили в парке свою барахолку, и там была полная девчонка с табличкой FREE HUGS на картонке. К ней подходили иногда ребята, похожие на нее, они радостно обменивались «положительными вибрациями». Когда подошел я и уставился на нее, щеки ее загорелись и по лицу пробежал испуг. Ясно, что я тоже пришел за обнимашками.

Деланно улыбнувшись, она обхватила меня руками, похлопывая по спине, отвернула голову в сторону и как бы даже затаила дыхание, но я слегка встряхнул ее за плечи, привлек к себе лицо, которое выглядело уже измученным, посмотрел ей в глаза и попросил: обними меня, пожалуйста, по-настоящему.

Она подчинилась, словно отдавшись, словно не выдержав гипноза моего взгляда и тяжести чувств, говоривших через него, и добрых пару минут я крепко продержал ее в объятиях. Забыв обо всем вокруг, я открывал в нее всю свою горечь, тоску, жизненные обиды, шептал об одиночестве и смертельной усталости, жадно впивая теплоту, излучавшуюся ее телом. Я ждал сочувственного колебания, взаимности, какого-нибудь отклика, но она оставалась пассивна и напугана. Она честно обнимала меня, но ждала, когда это закончится.

Наконец я отпустил ее и ушел. После этого настроение у нее испортилось, она села на травке, спрятала свою табличку и стала молчалива и уныла. Непонятно, что такого страшного произошло. Веселая атмосфера, окружение давно знакомых людей уже не радовали ее, она словно изолировалась и была где-то далеко отсюда. Странно, что же такое произошло. Под конец, говорят, она даже разревелась ни с того ни с сего и долго не могла остановиться.


СВОБОДНАЯ КАССА

- Свободная касса!

Подхожу и делаю заказ. Девчонка в красном козырьке начинает возиться, а я пока слежу за муравьем, пробегающим по стойке кассы. Интересно, какие у него могут быть там дела. Лезет грабить? Я ухмыляюсь этой своей шутке. Девчонка тем временем кладет на поднос по ошибке не тот салат, я делаю замечание и она исправляется. Потом возникают неполадки с кофейным аппаратом, не хочет выдавать мне капучино. Она в растерянности зовет старшую, та быстро смекает в чем дело, достает откуда-то из закромов заляпанный пластиковый стакан с молоком, опускает туда какие-то трубочки, попутно ругая беднягу, что пора, мол, уметь с этим справляться, и вот процесс пошел, мой кофе готов. Как хотите, но все-таки приятнее, когда все готовится целиком внутри аппарата, по крайней мере не видно, что там происходит. Ну да бог с ним.

Мой заказ готов, я озираюсь в поисках уютного местечка, но все они заняты, поэтому сажусь где придется, в середине зала, и неспешно принимаюсь за еду. Вокруг летают и садятся где попало мухи. В салате нахожу ресницу, аккуратно извлекаю ее и задумываюсь, кому она принадлежала раньше. Должно быть, тому весельчаку кавказской наружности, который выглядывает из кухни. Осторожно пробую кофе — обычный, привычный вкус. Правда, как выяснилось, увиденное зрелище приготовления добавило ему легкую, но устойчивую ноту отвращения.
По соседству освобождается хорошее место, я прошу женщину убрать со стола и пересаживаюсь туда. Но как только вкус откушенного мной куска пиццы с курицей причудливо сплелся в гармонию с запахом вонючей тряпки, которой только что протерли стол, стало чересчур, я поднялся и спешно покинул забегаловку. Больше никогда туда не пойду.
 

СТРАШНЫЙ ЧЕЛОВЕК ЗА ОКНОМ

Однажды из окна своего дома я увидел некоего страшного человека, и с тех пор не могу найти себе покоя. Чем он был страшен, я совершенно не понимаю, однако в душе моей поселился ужас, и, без сомнения, это его рук дело.

Отныне это окно превратилось для меня в источник таинственной опасности. Часто бывало, что, проходя мимо, спокойный, ничем не омраченный, занимаясь каким-нибудь своим делом, малейшее мерцание, какая-нибудь тень, пробежавшая за окном, разом останавливали меня, заставляя прервать свои занятия и застыть на мгновение в ужасе, пронзенным холодным, как нож, страхом.

Встряхнувшись, я подходил к окну и задумывался. Очевидно – я боюсь, что снова придет этот страшный человек, это может случиться в любой момент. Что, если он объявится прямо сейчас? Эта мысль настолько тяжела, что с прежним ужасом я отскакиваю от окна, укрываясь за стеной, откуда он не смог бы меня увидеть. Сам я тоже отнюдь не желаю видеть его, даже украдкой.

Больше он не появлялся, но мысли о нем не дают мне покоя. С улицы он не представлял для меня совершенно никакой угрозы, но теперь я живу в постоянном страхе, и, кажется, само его существование представляет для меня угрозу, даже если я больше никогда не увижу его. Неужели мне теперь вечно носить с собой это ужасное ощущение опасности, которое проросло во мне – в этом я не сомневаюсь – от него? Меня утешает лишь то, что, кажется, в других домах с их окнами этого не происходит.


ЛАВАШИ

Как-то я работал водителем на одного серьезного, хмурого армянина с черными мешками под глазами, устроившего пекарню на задворках возле Центрального вокзала.  Пекарня, на которой трудилось все его семейство, производила лаваши. Каждое утро я приезжал на стареньких Жигулях, получал накладные, по которым загружал машину свежим хлебом, и отправлялся развозить его по магазинам, прикинув предварительно удобный для себя маршрут. Работа была отличная. Я катался по городу от места к месту, без спешки, в свое удовольствие. Приехав на точку, я сверялся с накладной, складывал нужное количество товара в картонную коробку и нёс на приёмку. Объёмы были небольшие, а времени у меня было почти сколько угодно. Я мог устраивать себе перерывы на кофе или вообще отъехать по каким-нибудь своим делам. В общем, работа была приятная.

Однажды, когда я остановился возле магазина и возился в багажнике, складывая лаваши в коробку, подошел пожилой человек в белой кепке, с любопытством заглянул в багажник и заговорил со мной.

- Что это у тебя там, лаваши? – он достал один из коробки и, прищурив глаза, рассматривал его.

- Да, грузинские и узбекские, – ответил я.

- Дааа, знаю, - протянул он, - Я покупаю и те, и другие, и могу сказать, что вот эти – узбекские (он потряс лавашом в руке) – повкуснее будут. 

Затем он положил лаваш на место и ушел, а я невольно усмехнулся про себя. Я-то хорошо знал, что и те, и другие делаются из одного теста и в одной печке, и единственная разница между грузинским и узбекским состоит в том, что у грузинского посередине дырка, как у бублика, а у узбекского такой дырки нет. Этот случай потом не раз становился поводом для смеха, когда я рассказывал его кому-нибудь из друзей.

Однако теперь я понимаю, что тот старик был, наверное, прав. Лаваши совсем не обязательно должны нравиться одинаково только потому, что сделаны из одного теста. И разве не может иметь значения та самая дырка от бублика? Разве не может она вызывать неприязнь самой своей пустотой, когда тот хлеб, что без дырки, напротив, давать успокаивающее чувство наполненности? Мы редко осознаем такие мелкие ощущения, но окружены со всех сторон неуловимым влиянием вещей, их форм и сочетаний. Они могут радовать нас  или угнетать, и мы судим о чем-нибудь, понятия не имея из каких мелочей складывается наше суждение.


ПАРАНОЙЯ

Нет, я не параноик, просто что-то не в порядке с моими нервами. Конечно, я прекрасно понимаю, что никто меня не преследует, я только почему-то веду себя как будто это так.

Нет, я не собираюсь ничего красть в этом магазине, я просто веду себя подозрительно, или мне кажется, что я веду себя подозрительно. Возможно, всё это оттого, что мне кажется, что другим я кажусь подозрительным, от этого мне начинает казаться, что я подозрительный, и я начинаю вести себя как-то подозрительно, а от этого я в самом деле начинаю казаться подозрительным другим, даже если сначала мне только показалось, что я кажусь им подозрительным, вот и всё.


ДИКАЯ СОБАКА СТРАХА

Теплым летним вечером я сидел на лавочке во дворе, под сенью рябин, а поблизости кружила большая, дикая собака страха. Она рыскала без остановки, жадно что-то вынюхивая, и я слышал, как пыхтели при дыхании ее мощные ноздри, как чавкала ее огромная слюнявая пасть. Когда на пути ей случайно попался чей-то доберман, она резко кинулась и, насев на него сзади, вцепилась когтями в спину. Бедный пес с трудом вырвался и унес ноги, истекая кровью, а она как ни в чем не бывало продолжила петлять по окрестности и вынюхивать что-то, уткнувшись мордой в землю. На меня она не обращала никакого внимания, но я сидел, не шевелясь, и боялся – вдруг обратит, если я попробую уйти.

- Эй! – окликнула меня Катерина, - ты идешь?

Ее белые, гладкие волосы словно светились в сумерках.

- Нет, не могу, - ответил я, - у меня есть еще кое-какое дело. Идите без меня.
- Пойдем, это совсем ненадолго!

Странно, подумал я, почему они так спокойны и расслаблены, как будто ничего не происходит, почему они не боятся этой страшной, дикой собаки? Потому что она была только моя.


ВОЛЧЬИ ГЛАЗА

- Ну что там у тебя? – резко бросил Кириллов, не глядя на вошедшего в комнату Беденкова и продолжая стремительно искать что-то в ящиках комода.

Беденков только вздохнул и пожал плечами.

- Кажется, я ничего не могу поделать, - пробормотал он жалобно и виновато. - Медвежьи волоса!
- Медвежьи волоса? – удивился Кириллов и спокойно добавил, не поднимая на того взгляда - Да нет, Вася, волчьи глаза.

Беденков с досады щелкнул себя ладонью по лбу и рухнул на стул. Волчьи глаза, ну конечно же! Теперь все сразу становилось на места. Его лицо покрыла холодная испарина, а взгляд тупо рассеялся в серых досках пола. Долгие годы страданий предстали бессмысленными, впустую растраченными в этот момент.  Как он ни старался, а ведь всегда чувствовал какую-то ошибку, всегда грызло его опасение, что он не может ухватить самое главное. Ну почему, почему он, взрослый человек, так и не смог понять, что это волчьи глаза, а не медвежьи волоса; какой изъян, какое проклятие пеленой застилали ему глаза все это время! Ведь это так просто, так удивительно точно – волчьи глаза. Это то, чего он искал всю свою жизнь. И ведь они, получалось, всегда были где-то рядом, не скрывались, не прятались от него, надо было только узнать, назвать их по имени. А Кириллов? А все другие близкие люди, почему никто ничего не сказал ему раньше? Неужели никто не видел его мучений? Похоже, для них это всегда было чем-то само собою разумеющимся, им просто и в голову прийти не могло, что здесь может заключаться трудность, ломающая жизнь человека напополам.


ЖАЛКАЯ МУХА

Муха села на стол, а я стал искать, чем бы ее убить, но вдруг увидел жалкий, печальный задок и тоненькие ножки, беспомощно семенившие в огромном, недружелюбном пространстве, и ее одиночество. И я подумал – она похожа на меня, эта жалкая муха, разве что немного меньше, немного проще, но если взять масштаб покрупнее, мы с ней – вообще почти одно и то же. Так что я оставил ее в покое.
Она прожила у меня несколько дней, а потом улетела.


КРЮК НА СТЕНЕ

Представь себе крюк на стене.

Представь упругий резиновый жгут, одним концом закрепленный в полу и с петлей на другом. Петля должна быть накинута на крюк.

Представь себе человека, у которого петля накинута на крюк, и жгут, с огромной силой натяжения, держится на крюке сам по себе, без участия этого человека.

Представь себе другого человека, который изо всех сил старается натянуть петлю на крюк, удерживает ее буквально на волосок от крюка, но набросить все же не в состоянии, и лучшее, на что он способен - только оставаться в этом положении, пока не надорвется.

Со стороны может показаться, что эти два человека ничем друг от друга не отличаются.