Пингвины не летают!

Занесла меня как то нелёгкая на рыбаки. Ловили мы рыбу в море Космонавтов около побережья Антарктиды, что совсем не далеко от Российской Антарктической станции Молодёжная.

Рыбы тогда в тех местах было не просто много, а очень много. Наберёт траулер полные бункера и бортовые карманы рыбы, да ещё из жадности и полный трал на промысловую палубу вытащит. Прижмётся к первой попавшейся льдине и стоит, переваривает, перерабатывает улов, шкерит,  пакует, морозит, да в трюма укладывает.
 
В Антарктиде лето. В первые три дня частично ослеп практически весь экипаж траулера. Такое бывает, когда без защитных очков долго смотришь на искрящийся на Солнце снег и лёд. Зрение потом постепенно восстанавливается, если вернуться и посидеть в полумраке судовых помещений.

Никогда не мог подумать, что в Антарктиде столько жизни. Часто представлялась возможность сойти с борта судна на льдины и просто побродить по ним. Часами можно было наблюдать, как потерявший колонию пингвин ищет своих сородичей, как резвится в ледовых лунках криль, как чешутся о борт судна дети кашалотов.

Иногда, разогнавшись, они выскакивали на кормовой слип, и медленно, сползая в воду и упираясь при этом плавниками, с любопытством разглядывали стоящих на палубе людей.
 
Не заставил себя ждать и официальный визит пингвинов на борт судна.

У меня сложилось впечатление, что они нас изучают. Сначала пингвины, забираясь по тралу с рыбой, приходили на борт траулера группами. И обязательно со старшим. В первый пингвиний визит, рефмеханик намешал полное ведро снега с каким-то вареньем, и поставил его перед ними. Угощение пришлось по вкусу. Сначала попробовал старший, затем став в сторонке он наблюдал и контролировал процесс поедания лакомства остальной экспедиционной группой.

Пингвины, выстроившись в круг, чинно, по очереди подходили и по разу прикладывались к ведру. Клюнувший варенье дважды, был тут же наказан старшим и пропустил круг.

Шло время, и пингвины освоились на траулере как у себя дома.  Вереницы этих  существ целыми днями бродили по промысловой палубе, смешно переваливаясь и по очереди заглядывая во все места, куда можно засунуть любопытную голову.

И никого уже не удивляло их присутствие в жилых помещениях. Приходишь с вахты к себе в каюту, а там, на столике, стоит пингвин и смотрит в иллюминатор.

Если кто-то считает, что человек самый умный, и не понял, что на этой планете мы не одни, то он  просто не дорос до понимания этой прописной истины.

Всё когда то заканчивается. Вот и наш полугодовой контракт подошёл к своему завершению.
 
По судовой трансляции капитан сделал объявление, предписывающее всем не местным пингвинам покинуть борт траулера, а экипажу проследить за исполнением приказа.

В штурманской рубке, что-то весело напевая себе под нос и постоянно ломая карандаши, пытался проложить курс на карте старший помощник капитана Мамедович. Личность очень колоритная. И была у него маленькая лысоватая собачонка, подлой и неизвестной породы, которую мы тоже окрестили Мамедовной.

Однажды Мамедович попросил напечатать на машинке инвентаризационную ведомость по его заведованию.
 
Согласившись помочь, и с интересом разглядывая несколько листов полученных от старпома с неизвестной доселе никому клинописью, я горько пожалел об этом и почему то вспомнил о советском учёном, Юрии Валентиновиче Кнорозове, расшифровавшем в своё время древнюю письменность индейцев Майя.
 
Бился я над расшифровкой этой инвентаризационной ведомости, как в прямом, так и переносном смысле, около недели. Помогали мне в этом, где интуиция, а где и аналитика с дедукцией. В конце концов, не понятым осталось одно слово! Из глубин памяти ехидно всплывала фраза командира роты Иванова И.П.: «Есть у меня слово, и я его уже целую неделю думаю!»

В общем, слово это было, если по буквам, ЛОШИ. Сдавшись, обратился к старпому за помощью. Мамедович, загадочно улыбнувшись, произнёс: «Радист, ты же умный, да? Что, не знаешь слова ЛОМЬ?» В ответ, я отрицательно замотал головой, после чего он поучительно продолжил: «ЛОМЬ – это то, чем долбить земля! А ЛОМИ – это когда их много!»

Что-то я немного отвлёкся.

Так вот, покинув промысел, судно взяло курс на южную оконечность Африканского континента.
 
Стоявший рядом со мной, третий помощник капитана Александр Мятович наблюдал в бинокль за горизонтом.  Из штурманской рубки вышел и присоединился к нашей компании старший помощник Мамедович. Тут то, Александр и произнёс: «Смотри, смотри, как низко пошёл»!

Мамедович, взяв с полки второй бинокль, тоже начал осматривать горизонт.  Третий добавил: «Тридцать градусов слева по курсу. Дистанция около трёх кабельтовых». Я интуитивно подтвердил: «Да, действительно, низко летит».

После нескольких попыток что-то увидеть, старпом не выдержал и поинтересовался: «Кто летит? Куда летит?». На что, не сговариваясь, в один голос, мы с третьим помощником ответили: «Как кто? Пингвин летит».

Мамедович, постоял ещё немного на ходовом мостике, молча озирая окрестности  в бинокль, а затем тихонько удалился. Мы с Сашей, немного посмеявшись, после ухода старпома, занялись каждый своими делами.
 
Через два часа, старпом снова поднялся на мостик, и заявил: «Как вам не стыдно, вы всё врёте! Я у капитана и даже у судового доктора спрашивал! ПИНГВИНЫ НЕ ЛЕТАЮТ!!!»