Вампиры с картины

Никоноров наконец остался один и сел в свое новое рабочее кресло. Ну как новое – кресло-то, конечно, старое, весьма старое! Просто непонятно даже с первого взгляда, как держится, и со второго, если честно, тоже – старый латаный перелатанный дерматин рассыпается в труху, колеса и шарниры безбожно скрипят. Одно колесо к тому же выпадает, и тогда одна сторона ножки шаркает стержнем по полу.
Это старо-новое кресло досталось Никонорову вместе с новым рабочим местом охранника. Ну как новым – до него тут, конечно, народу переработало тьма-тьмущая. Эта шарашкина контора еще с совковых времен все на ладан дышит, а никак не закроется окончательно, как и многие госпредприятия по всему бывшему «Совку», как принято сейчас называть все бывшее советское. Кем принято, Никоноров так до конца и не понял. Да и к чему ему?
Платили охране даже больше, чем у частников, а работы не в пример меньше – в форме держать себя не надо, обмундирование носить тоже, как и стоять на ногах весь день в стойке смирно где-нибудь у двери. Сиди себе, кимарь весь день в сторожке, а после рабочего времени офисного люда сделай два раза обход, а потом кимарь себе дальше.
Что интересно, сторожка – по старому названию должностей, когда еще сторожами звались, а должность по новому – охранник! Тогда место дислокации как должно зваться? Вроде «Охранная». Никоноров подумал об этом еще пару минут и бросил, он вообще себе завел такую полезную привычку – не думать о чем-то долго…
К старому креслу прилагался еще и стол с аппаратурой слежения. Ну как с аппаратурой – старая, плохо работающая рухлядь – комп и камеры слежения, все работало через раз или зависало. Но косынку раскладывать можно было, но только после 17.00, как все из кабинетов выметутся домой.
Вадим Михалыч, сменщик, рассказал, мол, раньше все «программера» вызывали, но тот после третьего раза сказал, что проще все заменить, и руководство решило, что красть и так нечего, а лишних денег у государства нет! И точка. Хотя, по слухам из бухгалтерии, деньги на ремонт раз в квартал выделяются и, что интересно, как раз перед праздниками – когда офис устраивал сабантуй…
Голова все еще гудела от инструктажа – это ж целый час пришлось слушать, что здесь да как, а еще и вид делать, что понял. Ну ничего, чай не впервой, вот уйдут все, тогда и осмотримся, на свой вкус, так сказать. Завтра уже суббота, никто в офис, кроме сменщика не придет, а он заявится только к двенадцати, обычно в это время у офисного планктона обед, потому и пересменка.
А может, как оказалось, и не придет, если запьет. Тогда Вадим Михалыч предложил или на вторые сутки остаться, или его вызвонить. Но Никоноров решил в случае чего и остаться. Что там дома делать-то, телевизор все одно не пашет, как и радио, мать-старушка опять в больничке, нести ей нечего, да и неохота – снова ворчать станет, что все сыновья как сыновья, а он…. А так он - на смене!
Ведь что интересно, сменщик молодой, а уже пьющий, – пришел на подработку, во время учебы в ПТУ, да так и не доучился. Причем пил по слухам именно перед работой, а не после.
Это Никоноров понял уже после пары смены дежурств, да и много еще чего узнал. А пока он дождался конца рабочего дня в кабинетах — по пятничному случаю все сбежали уже после 16.00 — взял связку ключей и пошел делать свой первый обход. Оказалось, что в здании действует лишь два этажа, а третий, верхний, перекрыт фанерой вместо двери и заброшен уже,… да без разницы Никонорову, сколько лет, а обход есть обход, тем более любопытно.
Пробираясь по завалам мусора и старой мебели, Никоноров забрел в большую комнату, на полэтажа. Сквозь тусклый свет, пробивающийся через кое-где заколоченные, а кое-где просто грязные окна, он увидел на стенах стенды советских времен, доску почета и что-то подобное еще. «Видимо актовый зал», - подумал Никоноров.
На стене была нарисована картина, по всем правилам: в верхнем углу Кремль – далекая, но общая Москва, в другом углу река с величественными елями и гусями-лебедями – дань родному краю. В центре — родной некогда завод с уходящей вдаль дорогой, по которой туда-сюда мчатся грузовые машины. А на фоне завода рабочие и колхозники в спецовках, с инструментами, все как положено – честь по чести, бабы в платках, мужики в рукавицах и кепках со спец очками.
- Вот страшенны-то – подивился Никоноров - белые фигуры с черными глазюками - вылитые вампиры!!! Фигуры при лунном свете и впрямь выглядели зловеще – неестественно бледные лица со злым выражением, черные провалы глазниц, ни тебе положенного румянца во всю щеку, ни задорных улыбок, ничего, что приличествовало довольному рабочему люду на картинах тех времен. Щуплые, будто костлявые фигуры, чисто скелеты под балахонами спецовок, при неровном лунном свете, казалось, следили за глазевшим на картину Никоноровым…
- Тьфу на вас, нехристи, - пробормотал новый охранник и полез обратно к выходу – пора и чай пить.

Прошел месяц, промозглый ноябрь сменился декабрем, приближался новый год, а может быть и праздничная премия, если не тринадцатая, так хоть за смену в новогоднюю ночь, а то и после праздничную. Молодой сменщик неожиданно пропал, а сменяющий его дедок стал беспрерывно болеть. Перед праздниками с новыми кадрами было туго, кто после одной смены сбегал, кто после двух, вот и остались из постоянных они с Михалычем одни. Хотя он велел не звать себя просто Михалыч, а именно Вадим Михалыч, что бы не возникало ненужных ассоциаций – а что за ассоциации Никонорову было думать лень – Вадим так Вадим.
А сбегал люд, по словам старенькой технички бабы Люды, частенько, или по болезни уходили. Вот так отработают пару смен и не выйдут, кто говорит, заболел, да и после не возвращался, кто и вовсе на звонки не отвечал. И что интересно, по слухам той же бабы Люды и сплетням из бухгалтерии, за зарплатой тоже не приходили. Вот как!
И вот оно – смена с 31-го на 1-е! Народ в офисе гудит с самого утра. И Никоноров с тревожным ожиданием, когда же и его позовут к праздничному столу – все таки и он член трудового коллектива.
День сменился вечером, а руководство все гуляло. «Дома что ли дел нет?» – злобствовал обиженный охранник, к столу его так и не пригласили. Но он надеялся поживиться, тем что останется. «Все одно пропадет за неделю-то. Тока как бы не схарчили все под чистую, ироды.» – переживал Никоноров как за свое, хотя скидываться нужным не посчитал, так как тринадцатую ему, проработавшему без году неделю, все ж не выделили.
Время обхода уже по всем параметрам прошло, а они все гужбанили. И кто-то, похоже, подзадержался на всю ночь. Вечер приближался к полночи, в животе, от фантазий о харче, урчало и крутило. И Никоноров решил лечь спать – глядишь, и утро быстрей, а там поищем, че пожевать, наверняка уж тогда все по домам будут, а может и выпивка перепадет. С тяжелым сердцем, не дожидаясь наступления нового года, Никоноров еле как заснул.
И приснилось ему, что ровно в полночь на той треклятой картине, что на третьем этаже, в ярком полуночном свете луны зашевелились тени, и сошли на пол точные копии тех работяг, что намулеваны. Отряхнулись деловито и молча, перемигнулись и двинулись к выходу на второй этаж, тот самый, где народ только затихарился по углам и кабинетам….
И что погас в один миг везде электрический свет, даже сигнализация. И только луна ярко светила в окна, да мягко кружили крупные хлопья новогоднего снега. В полной тишине тени скользили вдоль стен приближаясь к уснувшим где придется людям. Склонялись над их головами, жадно причмокивая воздухом со вкусом железа. ИЛИ КРОВИ! А после, довольные, трясли головами и переходили дальше. Затем собрались в круг, протянули друг другу руки, как для объятий, склонили головы и замерли, раскачиваясь из стороны в сторону. А оставленные в скрюченных позах люди тихо поднимались со своих мест и тенями становились позади своих убийц.
- С сегодняшним урожаем их девяносто девять, - прошелестел в тиши сухой, как шорох снега, голос – нужно торопиться, до конца полнолуния нужен сотый! И тогда мы будем наконец властвовать в этом мире! Да наступит в нем конец света!
- Есть еще один, Михалыч! Вон в сторожке спит! – и все повернули через пространство в сторону охранника свои страшные провалы глаз. И вытянули все удлиняющиеся руки с черными когтями! Все ближе, БЛИЖЕ, Б-Л-И-Ж-Е!!!
…Никоноров свалился с раскуроченного кресла и упал на пол. – Приснится же такое с голодухи! Бред собачий! Вот так и появляются слухи…
За окном светил жиденький рассвет, а в окнах офиса было темно. «Ну наконец-то все свалили, будет чем поживиться», - думал Никоноров, разминая затекшее тело и отправляясь в обход. Он уже проверил все, что следовало, на предмет пожарной безопасности и сигнализацию. Осталось только подобрать ключи к кабинету заседаний, где и накрывали праздничный стол, как он заметил кучу пыльных следов, ведущих на площадку третьего этажа.
– Да что ж им не сиделось-то на месте, - пробурчал Никоноров, но все же решил проверить как там и что, вдруг по пьяни сигарету кто не затушил…
На этаже все также было пыльно и захламлено, но картина, как ни странно, казалась свежепротертой, особенно фигуры рабочих. А еще, именно к ней и вели пыльные следы. Хотя среди грязи они уже были почти не заметны.
- Что ж он паломничать к ней что ли ходили? – подумал смурной охранник и подобрался ближе. Отодвинул кусок фанеры, закрывавший путь к картине, и остолбенел – под фанерой внизу убегающей дороги была нарисована толпа людей: кто в современных костюмах – «Пропавшая делегация из глав.района!» – подумалось Никонорову, кто в куртках с надписью «Секьюрити» - «Да то ж наши сторожа!» – пробило потом Никонорова. Вот почему их больше никто не видел - под фанерой же! Понятно теперь, отчего так часто сторожа или увольняются, или пропадают, или заболевают со смертельным уходом, а списывали то на старость и водку!
- Значит сон про то поверие, что, когда они усосутсотого — наступит конец света - правда! А их уже там 99 человеков!
- А ты-то и есть СОТЫЙ! – сказал кто-то рядом голосом бабы Люды.
- Так вот он какой – Конец света! - в ужасе шепчет Никоноров, почему-то тем же голосом бабы Люды…