Забыла, как рога мне наставила?!

«Забыла, как рога мне наставила?!»
У него всегда был припасён в рукаве этот козырь.

Дура. Вот так коротко и обидно я назвала себя. Причём вполне серьёзно, что ещё обиднее. А ещё лучше «форменная дура», как говорила когда-то моя бабушка. Интересно, сказала бы она это обо мне, будь жива и узнай мою историю? Вряд ли: слишком меня любила и оправдывала всегда, даже если я была и впрямь неправа. Но я себя не пощажу, хотя, если честно, мне очень больно, и я чувствую нестерпимую вину перед самой собой. Только кто бы другой целых семь лет губил собственную? Как можно было допустить это издевательство? А я это сделала...

Мне сострадали все друзья, но от их слов и советов ничего не менялось, проблема оставалась. И крылась она в невероятно красивом молодом человеке с ангельской улыбкой, густыми, почти чёрными волосами, неизменно мастерски постриженными по последней моде. Сколько ни присматривайся, на его стильной, явно не случайно снятой с крайней вешалки одежде невозможно было обнаружить хоть малюсенькое пятнышко, хоть чуточную непроглаженность. И это при том, что следил за собой и своим прикидом он исключительно сам, не доверяя никому. И парикмахер у него был победителем всех и всяческих профессиональных конкурсов. Я так хорошо это знаю, потому что говорю о нежно любимом и ненаглядном муже Серёженьке (так он просил меня называть его, чтобы, наверное, вспоминать детство, которое у него было вполне счастливое и беззаботное).

Поженились мы скоропостижно, месяца через два после знакомства на остановке общественного транспорта. Он поднял и подал мне оброненный ключи от квартиры, когда я, вытащив из кармана горсть мелочи, подсчитывала, хватит ли на автобусный билет. Подал и улыбнулся на моё смущённое «спасибо». И у Сергея, и у меня уже был за плечами неудачный брак, так что мы не впервые вступили в мутные воды семейной жизни. Серёжа радостно переехал от родителей в мою пусть и двухкомнатную, но тесноватую берложку. Трудно поверить, однако больше года у нас не случилось ни одной ссоры. Ни одной! Нам было так хорошо вместе, что по утрам, разбегаясь по делам, мы еле расставались, а вечерами встречались, будто каждый благополучно вернулся по меньшей мере с пятилетней зимовки на Северном полюсе. Если он задерживался, я ждала его на балконе - и издалека, едва заметив меня, Серёжа махал мне рукой или букетом и почти бегом устремлялся к дому. Всё свободное время мы проводили вместе. Смешно сказать, даже муср выносили вдвоём, превращая этот заурядный процесс в лёгкую и приятную прогулку. В микрорайоне мы стали своего рода достопримечательностью. Иногда совершенно незнакомые люди говорили нам: «Какие вы красивые! Будьте счастливы, ребята...» Мы расплывались в улыбке и сияли друг другу глазами.

И у меня, и у Серёжи было много друзей, которые со временем стали общими. Нас наперебой приглашали в гости, мы не отказывались, нам нравилось быть в центре восхищённого внимания. Видимо, от нас в ту пору шёл такой мощный поток радости, что все вокруг невольно заражались ею. Помню, на этих вечеринках много хохотали, пели и танцевали. Главным «номером» опять-таки был Серёженька. Поломавшись для приличия, он соло, под чьё-нибудь подтренькивание на гитаре, глуховатым голосом пел: «Ты у меня одна...» - и у девчонок, да и у меня тоже, накипали от полноты чувств сладкие слёзы. Особенно часто мы собирались у Решетовых - Нади и Лёши. С ними мы и за город ездили на их машине, в общем, выручали друг друга во всём.

Я ходила тогда упругой походкой человека, которому очень повезло. Неурядицы на работе ничуть не расстраивали, ведь дома, в ласковых руках Серёжи, всё станет преодолимым, не стоящим драматических переживаний. Может быть, эта моя внутренняя безоблачность и стала причиной того, что я упустила момент, когда прямая счастья, круто взлетевшая вверх, достигла своего пика и, надломившись, так же стремительно ринулась вниз. К тому же тогда я, наивная и слепая, даже не подозревала о жестоком законе «переворачивающейся медали».

Серёжа был предельно честным. Даже малейшая попытка соврать заканчивалась обычно конфузом: он начинал багрово краснеть, мямлить, а потом, сердясь на себя, обречённо вздыхал и признавался в каком-нибудь пустяковом грешке. Не стал обманывать и по большому счёту. Или не смог. Съездив на выходные на рыбалку с приятелем, Серёжа вернулся вообще без улова и, помаявшись, сказал, что ни на какой рыбалке не был, а два дня провёл с «бабой». Слово это меня покоробило - наверное, из ложной женской солидарности - и я его ещё спокойно поправила. Он удивился моей реакции, видимо, ждал скандала - и неловко пожал плечами. Дескать, ну, пусть с «дамой». Я видела, что он не рад моей невозмутимости, но, когда попытался приблизиться и обнять меня, я вывернулась. Серёжа застыл с нелепо вытянутыми вперёд руками и пробормотал: мол, эта «дама» нужна ему только для того, чтобы ещё больше ценить меня. Вот ведь логика! Я даже мысленно восхитилась.

Вечер прошёл в молчании. Серёжа занял выжидательную позицию, а я думала, как поступить. И решила сделать вид, что ничего не произошло. И он, успокоившись, принялся отрываться на всю катушку. Раза три в месяц на пару дней уезжал к «даме», а потом возвращался с видом человека, который не то вырвался из тюрьмы, не то вернулся из долгого и тоскливого путешествия. Серёженька, милый мальчик, сверкал глазами, суетился, сам готовил завтрак или ужин, хватался мыть пол и сверх всякой меры восторгался мной - «самой любимой и святой женщиной». Я вела себя холодно и отчуждённо, но, к сожалению, не выдерживала. Из меня внезапно извергался целый водопад бессильных слёз, и тогда он с облегчением обнимал, прижимал, гладил по голове и говорил, что скоро всё это у него пройдёт, что он сам не понимает, как такое могло случиться. «Не плачь, мы снова будем счастливы вдвоём и только вдвоём...» Но ничего не проходило. Наоборот, становилось неотъемлемой частью нашей жизни.

Наконец я разозлилась и впервые, ещё неумело, закатила истерику. Тогда он просто поусмехался на мой крик. Отвечать тем же самым стал позже. Ещё позже мы стали драться. Это я «проявила творческую инициативу» и кинулась на него с кулаками после очередной отлучки, но Серёжа моментально скрутил мне руки и швырнул на диван. Полёт оказался неудачным: я сильно ударилась головой о подвернувшуюся по курсу тумбочку. А он и не подошёл ко мне, хотя раньше охал и ахал над любой моей царапиной...

Из друзей больше всех встревожились, конечно, Решетовы. Надя звонила мне почти каждый вечер, Лёша упорно зазывал к себе, чтобы я не куковала в одиночестве, умываясь слезами. Я сопротивлялась, не желая выглядеть жалкой полуброшенкой, но однажды, когда Серёжа опять загулял, отправилась к ним. Как обычно, было шумно и весело. Хозяева успешно делали вид, что у меня всё в порядке. Сидел за столом новенький гость, Дима, который от начала до конца не выпускал из рук принесённую, как я поняла, электрогитару. Ближе к ночи я засобиралась домой - и Дима вызвался проводить меня. Бог весть почему, но у меня внезапно полегчало на душе, и я почувствовала себя девчонкой, за которой первый раз ухаживает парень. Мы, конечно, были полупьяненькие, однако не настолько, чтобы потерять голову.

Потом события стали развиваться так быстро, что я за ними не успевала. Я перестала «напрягать»

Серёжу - мне на самом деле стало всё равно, где он и с кем. А Дима так увлёкся мной, что я волей-неволей поддалась его чувству. Нет, мы не стали близки. Просто он поджидал меня вечером после работы возле офиса, мы шли куда-нибудь ужинать, до одури бродили по городу, забираясь в неведомые доселе уголки и расставались скромно у моего подъезда. Дима уважал меня и не допускал никаких «лишних движений» и слов. А как-то он вечером увёз в загородное кафе, где мы просидели до рассвета, ничуть не заскучав за разговором, по сути, ни о чём и обо всём. Едва проклюнулось солнце, пешком отправились домой: было воскресенье, никто никуда не торопился. Топали по пустому летнему шоссе. Смеялись. Хотелось разбежаться и взлететь. Правда, я немного продрогла в тонкой блузе, и Дима, который жил ближе, предложил зайти к нему на чашечку кофе. Его холостяцкая квартира оказалась чистенькой и уютной. И была тёплая рубашка хозяина на плечах, и кофе, и очень вкусное печенье. Сиди себе и наслаждайся приятной беседой. Но какой-то маленький котёнок в душе точил коготки, которые могли и окрепнуть. Хотя я и оправдывала себя тем, что Серёжа вовсе не чаи ходит пить к «дамам», всё же предпочла попрощаться с огорчённым и, возможно, мечтавшим о большем Димой. Как ни странно, расставаться с мужем я не собиралась.

Уж и не знаю, кто проболтался Серёже о моём «романе на стороне». Он примчался вечером в бешенстве, швырял вещи, разбил в кухне две кружки и тарелку, орал, что искренне любил меня, считал святой, а я - шлюха. Но увидев мою ледяную улыбку, бухнулся на колени и стал умолять не бросать его, иначе он поубивает всех и себя тоже. И такие у него были глаза, что я разрыдалась. Поняла, что люблю и прощу всё...

Диме позвонила и попросила не искать со мной встреч. Он промолчал в ответ. А с Серёжей мы прожили ещё два года. Адских и мучительных, с воплями и драками. У него теперь был козырь в рукаве: «Забыла, как рога мне наставила?! Вот и заткнись!». И наконец полный разрыв. Я не верила своему счастью, глядя, как Серёжа аккуратненько, чуть не по списку пакует в чемодан безукоризненные рубашки, костюмы и носки с трусами. Не рассказать, как ликовала и праздновала моя освобождённая душа.

Диму я с тех пор не видела ни разу. Слышала, что он женился, но стал крепко попивать. Жалко его, если честно. Я всё вспоминаю то утреннее шоссе - и кажется, что это одно из лучших мгновений моей жизни, которое останется со мной, может, не навсегда, но надолго. Мгновение, бездарно потерянное мною.

Потому что дура...