Вы ещё про судьбу спойте...

«Вы ещё про судьбу спойте...»
Ася наотрез отказалась смириться.

И какой дурак ляпнул, что время только и делает, что лечит всех подряд? Ага, щас! Ася без всякой пощады со стороны этого «доктора» страдала каждое утро, каждый день и, разумеется, вечер. Она и ночью тоже страдала, если не спалось, а такое случалось. Иной раз муки становились до того нестерпимыми, что хотелось с зарплаты купить билет в первый попавшийся поезд и уехать, никому ничего не сказав. Но она на столь рисковый поступок вряд ли была способна, потому что мысль не останавливалась в тамбуре с виду спасительного вагона. «А дальше что? - думала Ася с отчаянием. -

Ну, уеду я в «куда-нибудь» - и?..»

Нет, никто бы не сказал, что девушка в нарядной фирменной блузе с ярким галстуком, сидящая за банковской стойкой в светлом красивом операционном зале, глубоко несчастна. Она обслуживала клиентов с мягкой и терпеливой вежливостью, даже самые раздражённые всем на свете старики, пришедшие за своей скудной пенсией, утихали и называли её «доченькой». И благодарности писали корявым почерком. А тоненькую пачечку денег принимали из рук Аси, как бесценный дар.

- Ты, Данилина, видно, не там работаешь. Тебе бы в кино на главные роли, слышь? - говорили ей девчонки-коллеги с неприкрытой завистью: Асю очень одобряло начальство, поощряло и прочило блестящее будущее в финансовой сфере. - А может, в театр попробуешь?

Вообще-то, некоторые основания для не совсем добрых слов у них были, хотя они и не знали об этом. В милую и славную Ася превращалась исключительно на рабочем месте, а до того сохраняла с сотрудниками молчаливую сдержанность, сторонилась разговоров о посторонних, не касающихся банка вещах, о себе не рассказывала, подруг не заводила. Могучий и симпатичный хранник Тимур попробовал было приблизиться-полюбезничать, но, натолкнувшись на ледяное высокомерие, быстро остыл, лишь посматривал издалека и с недоумением подёргивал плечами. Все решили, что Данилину, наверное, обидел какой-нибудь парень, которого она прямо безумно любила, вот теперь и шарахается от людей, как ненормальная. Ничего, пройдёт. Можно подумать, уникальный случай.

Когда заканчивался день и пора было собираться домой, Ася не торопилась. Уходила последней и две остановки шла пешком. Именно дом и причинял ей боль - пусть слегка застарелую, даже привычную, но зудящую, без малейшего намёка на избавление. Они, те, кто жил с ней рядом в этом доме, все жестоко её предали. И никакого прощения им не было.

Во-первых, мама. Ася, кажется, уже напрочь позабыла это слово «мама». На смену пришло холодное и будничное «она». Когда Асе было девятнадцать лет, а младшей сестрёнке четыр-надцать, она, то есть мама, забеременела.

И это притом, что отец умер давно, и никакого второго мужа совсем не наблюдалось. Значит... Ася пережила такое страшное потрясение, что мир померк в её глазах без надежды на просветление. Мама (мама!) предстала распущенной женщиной, даже находиться с ней в одной квартире стало невыносимо.

- Ты гулящая баба, да? - орала Ася на неё, давясь злыми слезами. - В твоём-то возрасте? Тебе не стыдно?!

- Убить мне его, что ли? - с тихим отчаянием говорила «она». - Дочура, постарайся понять меня... Я тебе потом... позже... всё объясню.

- Не надо ничего объяснять, ясно? - Ася в ярости топала ногами и тут же спрашивала: - Кто этот гад?

- Не скажу. Он хороший человек, но... женатый. Я дала слово, что никому не скажу.

- Ах, слово дала? Ну так и помалкивай. И дочурой больше меня не называй.

Младшая сестрёнка Соня в ужасе переводила взгляд с пышущей благородным гневом сестры на мать, которая закрывала лицо ладонями. Ася убегала в свою комнату, с треском захлопнув дверь. И ни разу во время таких стычек, которые происходили регулярно, сестра не помчалась следом за ней, чтобы разделить «семейный позор», как назвала всё это Ася. После каждого очередного такого взрыва мать наверняка плакала, а Сонька капала ей пустырник в стакан. Впрочем, нет, однажды эта соплячка явилась и сказала:

- Хватит истерить! Маме нельзя волноваться. У неё же будет маленький.

Ася просто вытолкала идиотку-сестричку, а сама повалилась на кровать и буквально заскрипела зубами: послал же бог мамашу-потаскушку. Если честно, от этого слова становилось нехорошо. До полночи ворочалась в постели, пытаясь найти хоть какое-то оправдание «ей», даже заставляя себя думать - «маме». Да, она ещё совсем не старая, ещё красивая, ну и... всякое могло случиться. Какое у неё, Аси, право судить и осуждать взрослого человека? «Такое! - возражал другой - злобный - внутренний голос. - Это называется распутство. И низкое предательство памяти папы».

Скандалить смысла не было. Ася замкнулась в себе, угрюмо молчала, встречая виноватые взгляды матери и без жалости отвергая любые попытки Сони примирить их. Втайне она надеялась, что произойдёт какое-нибудь чудо - и ребёнок не родится. Но время шло, и уже ни от кого нельзя было скрыть интересное положение. Асе казалось, что все соседи в их старом доме теперь с ехидным любопытством смотрят в её сторону - и быстро пробегала мимо, едва буркнув «здрасьте». Одна хищная бабка всё-таки изловчилась поймать за руку и жадно спросила:

- Прибавленьица ждёте?

Ася грубо вырвалась и прибавила скорости, проглотив неприличный ответ.

Зато другая, тоже тётка не первой и даже не второй молодости, очень удивила. Ася как раз вернулась с работы и раздевалась в прихожей, а тётка эта приговаривала в кухне:

- А ты гордо ходи, Верочка, гордо! И не плачь. Ты женщина хорошая, твоё дело детей рожать, пока можешь.

- Да меня Ася стыдится... - «она» захлюпала носом.

- Успокойся. Аська молодая ещё, поймёт когда-нибудь, какое это счастье - новый маленький человечек.

- Ну-ну... - ядовито процедила Ася, неслышно возникнув в дверях. - А если бы я сейчас без мужа забрюхатела, что бы вы сказали, а? Небось все кости бы перемыли с соседями.

Тётка кивнула ей, не взглянув на Асю:

- Я зайду к тебе, Вера. Ты мои слова не забывай. А ты, девочка, смирись.

- Вы мне ещё про судьбу песенку спойте, - Ася смирятьсяне собиралась.

Молчком ужинала, уходила к себе, включала компьютер. Она слышала, как прибегала откуда-то оживлённая Сонька, рассказывала мамочке всякие глупости, они звенели посудой, смеялись. «Дура, - думала Ася о сестре. - Такая же предательница». И сердце её сжималось от жалости к себе, от внезапного одиночества там, где его не может, не должно быть.

Оля родилась маленькой, слабенькой, но вполне здоровой, оставалось только набрать вес. Домой мать доставили сослуживцы - начальник дал машину. Натащили в квартиру кучу подарков, даже детскую кроватку, хоть и не новую. Ася вышла из своей комнаты, когда гости, отшумев с поздравлениями, наконец-то убрались вон.

И заметила с некоторым удивлением, что мамино лицо уже не выглядит виноватым, наоборот - светится пока неведомым ей, Асе, счастьем. Она уютно держала на руках аккуратненький розовый свёрток. С улыбкой осторожно протянула его:

- Хочешь побаюкать?

Ася от неожиданности взяла почти невесомый кулёк, глянула на показавшееся очень даже хорошеньким личико и тут же отдала обратно, пожав плечами.

Олечке уже семь лет. И все эти годы Ася воспринимала её как данность, с которой невозможно бороться. В случае крайней необходимости соглашалась покормить её, даже книжку как-то почитала, но в детский сад отвела всего один раз и отказалась, услышав там от какой-то женщины: «Какая у вас дочка славненькая!». А Оля засмеялась:

- Это моя сестра! Ой, она такая сердитая всегда!

Недоумённый взгляд в ответ больно уколол Асю. А два года назад вышла замуж Соня и привела в дом Артёма. На её свадьбе Ася сидела с прямой спиной и каменным выражением лица, словно ожидая удара. И дождалась. Подвыпившая родственница жениха всё-таки не удержалась: «Перебежала тебе дорожку сестрица?». Ася молча отвернулась.

Артём оказался тихим и покладистым парнем, много работал, тёщу уважал, Асю побаивался, а Олечку и своего родившегося сына Ваню носил на руках, иногда обоих вместе. Ваня был в папу - такой же тихоня. Чтобы он заплакал в голос - ни-ни!

- Вы бы его проверили, - посоветовала Ася. - Может, дебил растёт.

Спорить никто не стал. Сделали вид, что не слышали.

- Возьми Ваньку из кроватки, подержи, - предлагала иногда Соня. - Видишь, он к тебе ручки тянет.

- Успею ещё надержаться, когда свой будет, - хмуро отвечала Ася.

Она проснулась от того, что кто-то потрогал за голое плечо. Вздрогнула, открыла глаза, включила слабенький ночник. У кровати стояла в тонкой пижамке Оля.

- Ты почему не спишь? - строго спросила Ася.

- А почему ты не любишь меня и Ваню? - жалобно спросила Оля.

- Не люблю?

Вот что ей сказать? Стоит, ёжится, ручонки тонюсенькие, будто и не кормят её здесь.

- Замёрзла? Давай-ка под одеяло.

Оля быстро юркнула под бок, доверчиво прижалась и уснула. Ася, боясь пошевелиться, чтобы не разбудить, вгляделась в её лицо и поразилась: ну ведь копия её собственной детской мордашки на фотографиях. Сестрёнка...