Ланселот и Гвиневра

1.

    «Приветствую тебя, благородный Ланселот. Твоя недостойная Гвиневра решилась напомнить о себе и, возможно, отвлечь от праведных трудов и семейных забот. Что-то ты, поросенок, совсем меня позабыл, почти два года хранишь гордое молчание. Не иначе, как твоя положительная во всех отношениях Марина наградила тебя, наконец, писклявым потомством, и благородный рыцарь разрывается между офисным муравейником и грязными подгузниками. Ладно-ладно, шучу. Я ведь понимаю: забота о семействе – первейшая обязанность каждого мужчины, тем более, такого серьезного и ответственного как ты. 
   
    У меня все хорошо (надеюсь, это тебя по-прежнему интересует), потихоньку подкармливаю и стригу своих барашков. Барашки, правда, иногда взбрыкивают, но в целом они очень милые и смешные. Мой ненаглядный супруг в последнее время дуется на меня (а заодно и на весь свет), - наверно, немного устал, бедняга, от моих невинных проказ. Ну ничего, ему это даже полезно - ты же знаешь, как он обожает свою девочку, подуется немного, потом начнет терзаться чувством вины за то, что травмировал мою нежную душу, еще больше любить будет. К тому же, в своем сегодняшнем состоянии он не так ревнив (не до ревности ему сейчас), и я вовсю пользуюсь дополнительной свободой.
   
    Кстати, о свободе. Я на время оставила в покое своих барашков – надоели малость - пусть чуток попасутся на воле, жирок нагуляют, и отсутствие ежедневной мозговой гимнастики ту же сыграло со мной злую шутку – целыми днями не могу отделаться от мыслей о своем благородном рыцаре, дамой сердца которого я была в самом счастливом периоде своей жизни. Так вот и маюсь:  вспоминаю времена, когда сумасбродная Гвиневра ощущала рядом надежное плечо верного Ланселота.
   
    В общем, Сережа, безумно хочу тебя увидеть. Не будь букой, вспомни свою былую (?) любовь, и давай встретимся завтра, часиков, например, в семь на нашем месте. Надеюсь, ты решишься отменить все свои суперважные дела ради столь редкой в последнее время встречи.
   
    Целую нежно везде (уверена, ты помнишь, КАК я умею это делать), твоя Инга».
   
    Закрыв письмо щелчком мыши, Сергей долго сидел, не шевелясь, задумчиво разглядывая вывалившийся на монитор список входящих сообщений. «Завтра утром я лечу в Красноярск» - первая мысль, пришедшая в голову после прочтения письма, казалась сейчас самой важной, он вцепился в нее, как утопающий в спасительную соломинку. «Командировка ответственная, отменять поздно, проблемы с дилером назрели давно, и дальнейшее промедление может привести к разрыву контракта. Да и не будь этой командировки, все равно - какого черта? Мальчика нашла – прибегать к ней по щелчку пальцев? И опять – ни тени сомнения в том, что приду, явлюсь на первый же зов. Кажется, все уже давно решил, - тот этап в жизни пройден и должен быть забыт. В общем, напишу, что лечу в командировку, вернусь в пятницу, тогда, может быть, и договоримся».
   
    Не обращая внимания на офисные шумы, он сидел, откинувшись на спинку кресла, и занимался самовнушением, апеллируя к чувству собственного достоинства и вспоминая все данные себе обещания. Потому что он слишком хорошо знал Ингу, и беспечный, слегка ироничный тон ее письма мог бы обмануть кого угодно, только не его. Он прочитал именно то, что она написала на самом деле: «Сержик, у меня проблемы. Похоже, я все-таки слегка перегнула палку, к тому же, у Фурсенко, судя по всему, серьезные неприятности и я больше не могу на него рассчитывать. Все дела пришлось свернуть, мне плохо, я боюсь, ты мне очень нужен».   
   
    Коротко промурлыкал телефон внутренней линии.
   
    - Сергунчик, с тебя шоколадка, - раздался в трубке чуть томный, с привычными нотками кокетства голос офис-менеджера Светы.
   
    - Светик, ты же знаешь: ради тебя – любой каприз, - отозвался Сергей на автомате, будто произнеся давно заученный пароль.
   
    - Ага, дождешься от тебя, - с усмешкой констатировала Света. – Ладно, я насчет твоего Красноярска. Полетишь бизнес-классом, Васильичу, если будет возникать, скажу, что                эконома не было. Билеты заказала, бухгалтерия уже поставила на оплату. С твоим любимым отелем тоже все ок, забронировала полулюкс. Ну что, доволен? Эта, которая до меня тут была, Серова, что ли, разве так о тебе заботилась?
   
    - Светик, ты прелесть. Только знаешь чего, - Сергей замялся, подыскивая подходящую версию. – Тут сеть одна крупная нарисовалась, я ее уже полгода окучиваю и они, наконец, созрели – позвали на встречу. Короче, Красноярск надо отменять. Понимаю, что проблемно, но я сам только что узнал.
   
    - Сержик, рискуешь нарваться, - озадаченно произнесла Светлана и, очевидно, зажав пальцами нос, нудно прогундосила: - Менеджер, который не может грамотно планировать хотя бы за неделю свои встречи с клиентами, командировки и другие мероприятия, не в состоянии управлять бизнесом компании на вверенном ему участке. С такими персонажами мы будем расставаться быстро и без сожаления. 
   
    Сергей невольно улыбнулся, - пародийный дар у Светланы явно присутствовал.
   
    - Ничего, выкручусь. Если завтра все пройдет нормально, то за сетевой контракт Васильич все грехи спишет. 
   
    Он положил трубку, поднял глаза на монитор. Перейдя в спящий режим, компьютер выдал на экран когда-то установленную Сергеем заставку: розовый в первых лучах восходящего солнца заснеженный массив двугорбого Эльбруса на фоне темно-синего утреннего неба. Забыв про отмененную только что командировку, про входящие сообщения и неотложные звонки, Сергей задумчиво глядел на знакомую, изученную до мелочей картинку, будто видя ее первый раз. Вспомнился вдруг тот день, три года назад, когда небо было не синим, а блекло-серым, затянутым белесой дымкой, а обе вершины прятались в шапке плотно окутавших их облаков.

2.

   
    Группа набралась спонтанно и состояла в основном из незнакомых друг с другом людей. Некий «профессиональный гид-альпинист с многолетним опытом восхождений на Кавказе и Памире» разместил на одном из тематических интернет-форумах объявление о том, что готов оказать услуги инструктора-проводника при восхождении на Эльбрус с севера группе до 7 человек. Услуги оказываются бесплатно при условии, что участники берут на себя оплату проезда и питания инструктора.
   
    Зная, как могут встретить горы случайных и неподготовленных людей, Сергей не любил подобные сборища в походах за непредсказуемость поведения участников, вероятное отсутствие дисциплины и неподтвержденный опыт гида. Но сходить с севера хотелось давно, других вариантов не оказалось, и, решив, что в крайнем случае он вполне может отделиться от группы и действовать автономно, Сергей отправил заявку.
   
    В первые дни, пока забрасывались на поляну Эммануэля, прогуливались на источники Джилы-су и поднимались на стоянки «Северный приют», стояла отличная погода и в конечном успехе никто не сомневался. Группа, вопреки опасениям, оказалась вполне дееспособной, а гид Андрей действительно имел немалый опыт серьезных восхождений.
   
    После однодневного отдыха на «Северном приюте» Андрей объявил на завтра акклиматизационный выход к скалам Ленца с последующим возращением для ночевки в лагерь, после чего группа будет готова при наличии погоды выйти на восхождение.
   
    С утра, еще до общего подъема, дежурные разожгли горелки, приготовили нехитрый завтрак – растворимая каша из пакетиков, чай и галеты с плавленым сыром, - и в девять часов группа, повязавшись в связки для прохождения опасного участка скрытых трещин и положив в маленькие рюкзачки лишь термосы с чаем, тюбики с солнцезащитным кремом и легкий перекус, начала подъем по леднику. Поднимавшееся все выше солнце щедро поливало огромное ледяное поле яркими лучами, которые, отражаясь от ровной сверкающей поверхности, пытались слепить даже сквозь светозащитные фильтры очков. Впереди контрастной черной полосой на фоне белого льда выделялись скалы Ленца – узкая каменная гряда, тянувшаяся к куполу Восточной вершины. Абсолютное безмолвие этого сказочного мира нарушали лишь хруст льда под зубьями кошек и тяжелое от воздействия высоты дыхание людей.
   
    До скал оставалось совсем немного, и уже был хорошо различим большой деревянный крест, установленный на крайнем валуне гряды в память о погибших на Эльбрусе альпинистах, когда налетел первый порыв несильного пока ветра. По поверхности льда с тихим шорохом пронесся тонкий слой снежной пыли; вершина, видная как на ладони еще несколько минут назад, вдруг оказалась покрыта шапкой плотных белых облаков, непонятно откуда взявшихся на чистом небе. Спереди донесся деловитый окрик Андрея, в котором пока не слышалось тревожных ноток:
   
    - Эй, вторая связка, не отставать! Похоже, сейчас подует всерьез, дойдем до скал – там укроемся.
   
    Сергея всегда поражала скорость, с которой может меняться погода в горах. После первого робкого порыва прошло не более пяти минут, а в ушах уже стоял вой ураганного ветра; небо исчезло за слоем несущейся снежной мути; мелкие снежинки вместе с поднятыми с поверхности колючими кусочками льда больно секли лицо; видимость упала так, что уже не было видно впереди идущего, а каждый шаг давался с трудом, как при движении по морскому дну.
   
    Добравшись до ближайшей скалы, группа, словно стадо испуганных овец, сбилась в плотную кучку в небольшой выемке на подветренной стороне, где пурга по крайне мере не сбивала с ног, и не нужно было постоянно сгибаться для преодоления встречного напора. При разговоре приходилось кричать, чтобы за ревом ветра тебя смог услышать даже стоящий рядом человек. Стараясь докричаться до всех, Андрей начал отдавать команды короткими (на длинные не хватало дыхания) фразами:
   
    - Выше не пойдем. Там еще хуже. Отдых пятнадцать минут. Можно попить чай. Потом валим отсюда вниз. Идти будем так. Я ведущим в первой связке. Серега, перевяжись, поменяйся местами с Ингой. Пойдешь замыкающим во второй. Инга, задача – не отстать от первой связки. Свободный конец веревки пристегни. К системе Витька – он замыкающий в первой. Теряться здесь нельзя. Это все надолго. Отстанете – убредете, никто не найдет.    
   
    Уходить из-под скалы, дающей хотя бы частичную защиту, всем очень не хотелось, но уже через полчаса спуска ветер начал быстро слабеть, а видимость заметно улучшаться. Под горку шли быстро, не останавливаясь на отдых, а когда вокруг прояснилось настолько, что стала видна обширная морена с разноцветными пятнами палаток, у всех, казалось, открылось второе дыхание. Горная погода вновь демонстрировала свою капризную избирательность. Когда, сбросив не более восьмисот метров высоты, группа сошла с ледника и ступила на крайние камни морены, в природе царили тишина и покой: было абсолютно безветренно, а солнце стало заметно припекать даже сквозь затянувший небо полупрозрачный слой сероватой мутной взвеси. Но там, откуда они только что спустились, половина ледника, скалы Ленца и сама вершина были плотно затянуты облаками, которые отсюда казались неподвижными и вполне безобидными. Эльбрус сегодня был явно не в настроении, надежно загородившись от непрошеных гостей мощным снежным зарядом.    
   
    На стоянках располагалось сразу несколько команд, морена была довольно плотно уставлена палатками, от небольших площадок, расчищенных от камней и огороженных от ветра невысокими каменными ограждениями, доносились приглушенные голоса, шипение горелок под котелками, стук алюминиевой посуды и шорох вскрываемых целлофановых пакетов. Царила обычная для штурмовых лагерей в период плохой погоды атмосфера скуки и вынужденного безделья, но внимательный наблюдатель без труда заметил бы в поведении людей признаки напряженного ожидания: обитатели лагеря то и дело бросали короткие беспокойные взгляды то в сторону закрытой облаками вершины, то на красно-синий вагончик МЧС, установленный на границе ледника. Около трех часов ночи, когда еще стояла отличная погода, и вершина четко просматривалась на фоне звездного неба, две небольших группы вышли на восхождение. По всем расчетам, к моменту начала пурги они вряд ли успели зайти на гору, и если стали спускаться сразу, как только испортилась погода, уже должны были вернуться. Эмчеэсовец из дежурной смены стоял около вагончика с биноклем в руках, пытаясь хоть что-то разглядеть в закрывавшем гору сплошном тумане. Из висевшей у него на поясе рации периодически раздавались заглушаемые треском помех короткие доклады, которые давали понять, что на противоположном, южном склоне, где пролегал классический, самый массовый маршрут восхождения, обстановка весьма напряженная и вовсю идет поиск сразу нескольких заблудившихся групп.
   
    - Ну что, народ, - сказал Андрей, внимательно глядя на закрывавшую вершину облачность, и в голосе его не слышалось особого сожаления. – Похоже, в этот раз горы не будет. Ночью, конечно, посмотрим на обстановку, если появятся просветы, может и попробуем. Но вообще-то маловероятно – обычно Эльбрус так закрывается на несколько дней. Дежурным завтра подъем в час, будите меня, а там – или спим дальше, или общий подъем и выход в два. Все, пока отдыхать. Дежурные – займитесь обедом.
   
    Все уныло побрели к палаткам, усаживались на камнях, неторопливо отстегивая от ботинок кошки, стягивая страховочные системы и снимая теплые куртки.
   
    Примерно через полчаса притихший лагерь охватило вдруг радостное оживление, послышались возбужденные голоса:
   
    - Вон они! Идут.
   
    - Где?
   
    - Да не туда смотришь. Вон, левее, скальный выход - два валуна, от них трещина еще вверх тянется, чуть правее трещины смотри.
   
    - Сколько их? Пять, шесть… семеро. Все, значит.
   
    Когда вырвавшиеся из туманной западни люди – запорошенные снегом, с плотно натянутыми на головы капюшонами, с лицами, закрытыми запотевшими масками и побеленными инеем балаклавами - устало добрели до морены, их встречали уже почти все обитатели лагеря. Каждому вернувшемуся по традиции вручали дымящуюся кружку c крепким горячим чаем, и конечно, засыпали вопросами: докуда удалось подняться, в каком месте накрыло, как нашли дорогу назад?
   
    Стоя чуть в стороне, Сергей наблюдал эту сцену с легкой удовлетворенной улыбкой, когда сзади послышался шорох камней под чьими-то осторожными шагами.
   
    - Слышь, Серега, поговорить с тобой хотела.
   
    Инга подошла, встала рядом, рассеянно глядя на вернувшихся с горы альпинистов.
   
    - У тебя билет в Москву на двадцать пятое?
   
    - Да. Если завтра не прояснится, будем спускаться на поляну, оттуда  на послезавтра машины заказаны до МинВод. Обидно, конечно. Я всегда говорил: один резервный день на погоду – слишком мало, два-три дня по любому надо закладывать. Но раз уж так все спланировано – ничего не поделаешь.
   
    - Я хочу зайти на эту гору, - произнесла Инга спокойно.
   
    - Не ты одна, - усмехнулся Сергей. – Только гора, похоже, это желание не разделяет.
   
    - Я должна зайти на эту гору, - в голосе появилось сдержанное нетерпение человека, вынужденного объяснять прописные истины. – Я шла сюда, чтобы взойти на Эльбрус и не собираюсь возвращаться назад ни с чем.
   
    Он повернул голову, посмотрел на девушку уже с явным любопытством.
   
    Так же как и Сергей, она была из Москвы, тоже присоединилась к туру в одиночку (кроме них двоих группу составила компания приятелей из Челябинска), в походе была общительна, активно участвовала в травле анекдотов и баек на стоянках, с готовностью исполняла обязанности дежурной по лагерю, на тяжелых переходах беспрекословно следовала командам гида. Судя по всему, горного опыта у нее не было, но азы техники перенимала быстро (вязку основных узлов освоила за несколько минут), на камнях и в кошках на леднике держалась уверенно, под рюкзаком с непривычки не стонала. В ней была заметна хорошая физическая подготовка, и чувствовался жесткий упрямый характер. О себе она старалась особо не распространяться, и по нескольким случайно оброненным фразам стало понятно лишь то, что работает она в какой-то финансовой компании, замужем и муж, не разделяющий ее тяги к активному отдыху, вполне обеспеченный человек.
   
    Почти с самого начала похода Сергей порывался выказывать Инге ненавязчивые знаки внимания, поиграть с ней в легкий флирт, в котором считал себя признанным профессионалом, но к немалому удивлению обнаружил, что годами отточенная техника в этом случае дает позорный сбой. Никогда не испытывавший проблем в общении с женщинами, поверивший в достижимость любой цели и привыкший к быстрым победам, в случае с Ингой он, словно неопытный юнец, внезапно почувствовал  робость и давно забытое ощущение неуверенности в себе. В ее открытом и не по возрасту проницательном взгляде ему чудилась легкая снисходительность женщины, привыкшей к мужскому вниманию, многое испытавшей и потому видевшей насквозь  каждого из вьющихся вокруг нее мужчин. 
   
    Но сейчас во взгляде Инги не замечалось ни снисходительности, ни высокомерия, ей явно что-то понадобилось от Сергея, и она была готова добиваться задуманного любыми способами.
   
    - Должна зайти, значит? Ну что ж, похвально. – Сергей наконец-то почувствовал свое превосходство над этой излишне независимой девицей. – В горах, как я понимаю, впервые?
   
    - Это сейчас не имеет значения, - поморщилась Инга.
   
    - Имеет, - терпеливо разъяснял Сергей. – Здесь не мыслят категориями «Я должен зайти на гору». Здесь есть два вопроса: «Смогу ли я зайти?» и «Пустит ли гора?». С первым вопросом у тебя, похоже, проблем не возникнет, зато как все выглядит, когда не пускает гора, ты сегодня узнала. Тебя понравилось? Еще туда захотелось?
   
    - Сереж, ты меня не так понял. – Она легонько, двумя пальцами взялась за отворот его куртки, смотрела снизу вверх широко отрытыми просящими глазами. Нотки упрямства в голосе исчезли, тон стал вкрадчивым и почти нежным. В один неуловимый момент независимая, уверенная в себе девица превратилась в робкую девушку, отчаянно нуждающуюся в помощи. – Я же не отмороженная на голову – лезть в такую пургу. Я просто хочу еще подождать, вдруг погода будет. Понимаешь, завтра все снимутся и пойдут вниз, а я хочу остаться, хочу поймать шанс. А у тебя палатка своя, Димон с Игорьком к другим переберутся в случае чего, им внизу на поляне уже без разницы будет. А у меня палатки нет, да и одна идти боюсь, хочется, чтобы кто-то опытный рядом был. А ты ведь много в горах ходил, и этот маршрут знаешь. А, Сереж? В раскладке продукты еще остаются, мне дежурные сказали, на пару дней нам точно хватит. А билеты пропадут – плюнь. Давай так: ты тут со мной остаешься, и на гору вместе сходим, а билеты потом я куплю обоим, рассматривай это, ну, как благодарность за помощь что ли.
   
    - Да я и сам могу себе купить, - пробормотал Сергей, немного сбитый с толку этим ласковым напором, в котором трезвый расчет продуманно сочетался с откровенной лестью и отчаянной женской мольбой. – Не в этом дело.
   
    Сергей быстро сдавался. Глядя в широко раскрытые, кажущиеся сейчас по-детски наивными глаза, он уже знал, что сделает все, о чем попросит эта чуть взбалмошная, но такая, по сути, беззащитная и мило романтичная девчушка. Однако соглашаться слишком быстро не хотелось, надо было хоть чуть-чуть поддержать марку.   
   
    - Ну, не знаю, если только на пару дней, то в принципе, можно подумать.
   
    - На пару, Сережа, конечно, на пару. Дольше я и сама не останусь. Сидеть тут, погоду ждать – от скуки загнешься.   

   
    Из лагеря вышли в два часа. Неправдоподобно низкий, черный купол неба был густо усыпан  яркими, кажущимися сейчас совсем близкими звездами. На фоне этой звездной россыпи контрастно выделялся купол Восточной вершины, вокруг которого темными сгустками висели несколько небольших облаков.
   
    Сергей шел первым и, зная, что надо спешить (погода вокруг господствующих вершин традиционно портится во второй половине дня, а значит, не позднее часа уже нужно будет начать спуск), сразу же взял довольно бодрый темп. Инга не отставала - он ни разу не ощутил сопротивления натянувшейся веревки, - и, судя по звуку врубающихся в лед кошек, шла, как учили – ровным размеренным шагом, не нарушая ритма и не сбивая дыхание.
   
    Остальная группа ушла вниз накануне, когда гора по-прежнему была безнадежно закрыта облаками, и ждать погоды дальше означало опоздать на свои рейсы. И хотя дежурный эмчеэсовец еще с вечера предупредил всех обитателей лагеря, что прогноз на ближайшие дни неутешительный, ночью, увидев звездное небо и почти открытую вершину, Сергей с Ингой, не колеблясь, решили пробовать сегодня.
   
    После того, как благополучно миновали участок трещин, подъем стал заметно круче, пришлось сбавить темп и сделать более частыми остановки для короткого отдыха.
   
    Когда подошли к нижней границе скал Ленца, восточная сторона горы уже окрасилась розовым светом, встречая восходящее солнце. У той же скалы, за которой два дня назад безуспешно пытались укрыться от ветра, решили сделать большой привал. Разместившись под каменным навесом, сняли налобные фонари, сменив их солнцезащитными масками, достали термосы с чаем.
   
    - Как самочувствие? – спросил Сергей, отвинчивая крышку термоса.
   
    - Нормально. Только голова побаливает, виски ломить стало.
   
    - Это от высоты. Легкие симптомы «горняшки». Плохо, что так рано началось, мы сейчас примерно на четыре пятьсот, значит, еще тысячу сто набирать. Боль пройдет теперь только на спуске, так что потерпеть придется. Если станет хуже – голова закружится или затошнит, не молчи. С «горняшкой» не шутят, скрутить может не по-детски, надо сразу вниз валить.
   
    Сергей поднялся, с кружкой в руках выбрался из-под тени скалы, посмотрел в сторону вершины.
   
    - Кажется, облаков наверху прибавилось. И нижняя кромка вроде опустилась, нехороший признак.
   
    Словно в подтверждение его слов по ровному фирну прошелестели волны икристой снежной пыли, закрутившись у границы скалы в воронки маленьких бесшумных смерчей. Первый легкий порыв, будто играясь, мягко подтолкнул в грудь.
   
    - Все, Инга, подъем. Засиживаться некогда. Идем до верхней границы скал, там решим по погоде. Если скажу: вниз – никаких протестов. Договорились?
   
    …Они поднимались по становившемуся все более крутым склону уже больше двух часов. Справа тянулся, то возвышаясь неприступной стеной, то почти сливаясь с поверхностью, угрюмый скальный массив. Ветер усилился, но серьезных проблем пока не создавал. Облака, наседавшие сверху на вершинный купол, казались не слишком плотными, и Сергей все еще не терял надежды найти путь к цели, ориентируясь по уклону поверхности.
   
    Но по мере приближения к нижней кромке облачности, когда альпинисты стали постепенно погружаться в рваные быстро летящие хлопья белесого тумана, видимость заметно уменьшилась. Сергей пожалел, что решил не брать с собой на всякий случай палатку, поленившись тащить ее на себе, и в очередной раз вспомнил о неблагоприятном прогнозе на вторую половину дня.
   
    Инга шла намного тяжелее, чем в начале пути. Она чаще просила остановки для отдыха, и каждый раз после такой остановки начинала движение с явным усилием, механически переставляя ноги, и даже не пытаясь помочь себе ледорубом, безвольно волочившимся за ней на темляке. Сергей несколько раз предлагал ей повернуть назад, но в ответ видел лишь упрямое мотание головой.
   
    Сквозь не очень густую пока ватную пелену облаков Сергей явственно разглядел метрах в двухстах впереди конец хребта. Значит, они поднялись почти на пять двести и теперь, лишившись последнего ориентира в виде тянущихся справа скал, должны будут набрать еще более четырехсот метров по круто забирающей вверх и уже почти невидимой снежной целине.
   
    Примерно через десять минут, Сергей понял, что до вершины им сегодня не дойти, - усилившийся ветер сбивал дыхание, впереди исчезли последние просветы, и видимость упала до нескольких метров. Он вспомнил о расположенной на седловине хижине-приюте, построенной когда-то командой Red Fox специально для тех, кого на Эльбрусе застанет непогода, и прикидывал, как лучше поступить: быстро уходить вниз, пытаясь найти дорогу к лагерю, или, траверсировав вправо восточный купол, выйти к седловине и укрыться в хижине, когда натянувшаяся веревка резко дернула его назад, едва не повалив с ног.
   
    Сергей быстро обернулся. Инга сидела на коленях, чуть заметно раскачиваясь из стороны в сторону, заторможено, словно во сне, загребала руками снег, подносила его к лицу, запихивала в рот, тут же сплевывая большими слипшимися кусками и вновь опуская руки за новой порцией.
   
    - Инга, не надо!
   
    Сергей подбежал к ней, опустился рядом на колени, схватил ее за руки.
   
    - Инга, не надо этого, снег не поможет, им жажду не утолишь.
   
    Он сбросил с плеч свой маленький штурмовой рюкзак, откинул клапан, достал термос.
   
    - Пить хочешь – это нормально. Обезвоживание быстрое от высоты и нагрузки. Сейчас чаю  попьем и вниз двинем. Внизу все пройдет – и головная боль и жажда.
   
    Пока он наливал из термоса чай, она сидела, не шевелясь, безвольно опустив руки в снег. Ему пришлось взять ее за руку, вложить в рукавицу дымящуюся кружку, помочь поднести к лицу.
   
    - Пей, Инга, ну?
   
    Она сделала несколько больших судорожных глотков, явно обжигаясь, но даже не морщась от этого. 
   
    - Вот, хорошо, - подбадривал ее Сергей. – Допивай, я тоже сейчас хлебну и быстренько вниз. Тут больше нечего делать – пропадем. Ничего, под горку веселей пойдет, живо доскачем.
   
    - Я никуда не пойду.
   
    Рев ветра наполовину заглушил ее слова, и Сергей легко убедил себя в том, что ослышался. Он налил в свою кружку чай и наслаждением глотал темную горячую жидкость. Инга все так же сидела, не шевелясь, уже не раскачиваясь, и густой снег быстро превращал ее в неподвижного белого истукана. Сергей вдруг почувствовал сильное раздражение от того, что не может видеть ее глаз, скрытых за широкой солнцезащитной маской с зеркальным напылением.
   
    Допив чай, он быстро убрал в рюкзак термос и обе кружки, опираясь на ледоруб, с трудом поднялся на ноги.
   
    - Все, Инга, пошли. Сидеть больше нельзя, надо двигаться, а то совсем занесет. 
   
    - Я никуда отсюда не уйду.
   
    Несколько секунд он молча стоял, растерянно глядя на нее сверху вниз, потом вновь опустился на колени, резким движением поднял ей маску на лоб.
   
    - Инга, ты чего? Надо идти, идти вниз. В такую погоду нас никто не найдет, никто не поможет. Понимаешь? Надо самим, надо торопиться, скоро совсем затянет, тогда и к лагерю не выйдем.
   
    Ее взгляд был устремлен прямо на Сергея, но она явно его не замечала; в широко открытых глазах читались покой, умиротворение и какая-то грустная мечтательность. Колючие снежинки с силой впивались в лицо, больше не защищенное маской, но, казалось, не доставляли ей никакого неудобства. Его так испугали эти глаза – широко распахнутые, немигающие, не реагирующие на летящий в лицо снег, - что он потрясенно замолчал, больше не находя слов.    
   
    - Я никуда не пойду. Мне хорошо здесь. Мне наконец-то хорошо. Я останусь. А ты иди, иди, не мешай мне, я хочу быть одна, - и она легонько подтолкнула его в грудь.
   
    Вместе с внезапно пробежавшим по спине ознобом Сергей ощутил первые признаки подступающей паники. Конечно, он слышал истории о том, как жестоко порой обходится с человеком высотная гипоксия, слышал о галлюцинациях и неадекватном поведении, рассказывали даже, как один вроде бы опытный альпинист при сложном восхождении на Памире чуть не угробил всю связку, резко рванувшись спасать женщину, плачущую и зовущую на помощь «вон за тем камнем». Но все эти истории случались на гораздо более серьезных высотах, а здесь, на Эльбрусе, самыми тяжелыми симптомами горной болезни у тех, кого она настигала, оставались головная боль, тошнота, слабость и отсутствие аппетита. 
   
    Удерживая Ингу за плечи, Сергей быстро огляделся. Видимость упала практически до нуля; сквозь пургу не проглядывались даже темные очертания скал Ленца; следы, которые он оставил подходя к Инге, оказались почти заметенными и исчезали прямо на глазах; в окружающем мире пропали понятия «право» и «лево», «восток» и «запад», лишь крутизна склона указывала одно возможное сейчас направление – вниз. До хижины на седловине отсюда было значительно ближе, чем до лагеря, но этот вариант больше не рассматривался. Приют находился на высоте пять триста, а состояние Инги требовало немедленного спуска, - горная болезнь достигла у нее той стадии, при которой вполне могла перейти в стремительно развивающийся отек легких или мозга.
   
    - А ну, не дури! – перекрикивая ветер, Сергей сильно встряхнул Ингу за плечи. – Вставай, мы уходим.
   
    Он перехватил ее подмышками и резко потянул вверх. Она вновь сделала слабую попытку оттолкнуть его.
   
    - Не дури, сказал! 
   
    Ему с трудом удалось поставить Ингу на ноги и, обхватив за талию, осторожно повести вниз.
   
    Вскоре Сергей потерял чувство времени, так же как еще раньше потерял ориентацию в пространстве. Он знал, что с каждым шагом они сбрасывают высоту, и этого было достаточно. И он уже не думал о направлении, потому что у него оказались заботы поважнее: местами склон становился круче, местами они, как слепые, упирались вдруг в торчащий из снега валун, иногда вместо плотного фирна под ногами оказывался глубокий снежный наддув, или наоборот, участок голого льда. В такие моменты ему приходилось быть особенно внимательным, помогая Инге преодолеть все эти нехитрые препятствия.
   
    Инга молчала и больше не пыталась сопротивляться, шла, слегка привалившись к Сергею плечом, послушно меняла направление, когда приходилось обходить препятствие или опасное место. Но стоило ему остановиться для отдыха и чуть ослабить хватку, как она тут же безвольно оседала, стремясь вновь опуститься в снег. Иногда они валились с ног вместе, - когда Сергей терял равновесие, Инга, не пытаясь его поддержать и по-прежнему прижимаясь плечом, лишь ускоряла падение. И каждый раз на то, чтобы подняться на ноги, поднять Ингу и продолжить движение уходило все больше времени и сил. Чувствуя, как по всему телу разливается тяжелая отупляющая усталость, Сергей гнал от себя мысли о том, что такими темпами они вряд ли доберутся до лагеря засветло.      
   
    В какой-то момент, когда из снежной мглы прямо перед ними постепенно выступила россыпь небольших, наполовину занесенных снегом камней, Сергею показалось, что он узнает место. Кажется, они проходили эти обтесанные ветром, причудливой формы скальные обломки по пути наверх. Если он прав, то слева, совсем близко, должна тянуться цепочка скал Ленца, причем до ее нижнего края оставалось спуститься совсем немного.
   
    Он хотел пригнуться к Инге, чтобы прокричать ей на ухо обнадеживающие слова, когда обе кошки, которые из-за налипших на них толстых снежных пластов уже почти не цеплялись за фирн, одновременно поехали вперед. Сергей повалился на спину, увлекая за собой Ингу. Он попытался воткнуть в снег ледоруб, но движение получилось слишком слабым, чтобы остановить скольжение, и в следующую секунду он уже катился вниз, словно пущенная с горы бочка. Инга, которая в момент падения инстинктивно вцепилась в него руками, скатывалась вместе с ним, даже не пытаясь затормозиться. Крутизна была небольшой, они катились медленно, словно люди, соскучившиеся по зиме и с удовольствием принимающие снежные ванны, до тех пор, пока не оказались на почти ровном участке, где глубокий рыхлый снег остановил, наконец, это неспешное движение.
   
    Некоторое время Сергей неподвижно лежал лицом вниз, чувствуя холод от снега, забившегося под капюшон, попавшего за шиворот и даже налипшего на ладони под перчатками. С трудом, помогая себе двумя руками, он, наконец, сумел принять сидячее положение, протер от снега маску, неторопливо огляделся.   
   
    Они оказались у подножья большого круглого валуна, возвышавшегося над снежной поверхностью почти на два человеческих роста. За время пурги с наветренной стороны камня успел образоваться довольно внушительный сугроб, и Сергей, уже не чувствовавший в себе сил продолжать путь, не видя направления и волоча за собой безвольно опирающуюся на него Ингу, несколько секунд разглядывал его, что-то прикидывая в уме.
   
    Инга лежала на боку в полуметре от него, поджав колени и почти свернувшись в позу зародыша. Одного взгляда на нее было достаточно, чтобы понять: идти дальше она сможет не скоро.               
   
    Сергей легонько пихнул ее рукой:
   
    - Эй, жива?
   
    Не получив ответа, он аккуратно повернул ее на спину, усадил, обхватив за плечи. Так же, как и несколько часов назад, поднял на лоб залепленную снегом маску.
   
    - Жива, говорю?
   
    Она смотрела на него загнанным, измученным взглядом, в котором, к огромному облегчению, он уже не заметил той отстраненности от мира, которая так напугала его вверху.
   
    - Сережа, я не могу больше идти, - сказала она, с трудом шевеля обветренными губами. – У меня болит все… голова кружится. И во рту сухо, горло дерет. Я не смогу. А ты иди, иди за помощью. Приведи кого-нибудь. Я здесь буду… здесь подожду.
   
    - Инга, послушай меня внимательно, - он нагнулся к ней, говорил громко, короткими фразами, чтобы его слова дошли до ее затуманенного усталостью и болезнью сознания. – В такую погоду я никого не приведу. Мы остаемся здесь. Сейчас допьем чай. Там еще с полкружки осталось. Потом я буду рыть для нас пещеру. Видишь сугроб? Он достаточно большой. Туда залезем, переждем.
   
    Она смотрела на него непонимающе, хотела что-то спросить, но Сергей, испытывая облегчение человека, принявшего окончательное решение, уже доставал из рюкзака термос.
   
    Помогая себе лопаткой ледоруба там, где встречались смерзшиеся комки, он яростно вгрызался под самое основание сугроба, уминал коленями или просто отпихивал ногами извлеченный снег. Он все больше погружался в прохладный сумрак снежной норы, срывал целые пласты с ее стенок, чтобы расширить до нужного размера, пока не услышал звон, с которым ледоруб ударился о каменную стенку.
   
    Инга, съежившись, обхватив себя руками и чуть нагнув голову навстречу секущему ветру, сидела неподвижно, и, не пытаясь помочь, отстраненно наблюдала за приготовлением убежища. Сергей выбрался из норы, торопливо накинул капюшон, защищаясь от летящего снега, критически осмотрел образовавшийся в сугробе черный круг входа.
   
    - Все, Инга, готово, - прокричал он. – Давай, ты первая.
   
    Некоторое время она недоверчиво смотрела во мрак пещеры, потом пригнулась и неуклюже полезла внутрь.
   
     - Э-э, куда? – остановил ее Сергей. - Головой к выходу. И кошки надо снять, а то поцарапаем друг друга. 
   
    Они лежали, так тесно прижавшись, что почти не могли пошевелиться. Вокруг царил мрак, - установленный Сергеем небольшой штурмовой рюкзак почти закрыл вход в пещеру. Рев пурги становился все тише, от стенок тянуло влажной прохладой, но после пронизывающего ледяного ветра уютная теснота убежища приносила долгожданный покой.
   
    Через некоторое время, в течение которого последние просветы, оставленные рюкзаком, присыпало снегом, Инга вдруг дернулась, попыталась, насколько позволяла теснота, резко рвануться в сторону выхода, заколотила руками по стенке пещеры, вызвал маленький снежный обвал.
   
    - Надо вылезать отсюда! Наружу, Сережа, скорее! Мы задохнемся тут!
   
    - Лежать тихо! – прошипел Сергей, обхватив ее руками и еще крепче вжимая в стенку пещеры. – Не дергайся.
   
    Почувствовав, как ее бьет лихорадочная нервная дрожь, он зашептал ей прямо в ухо:
   
    - Инга, здесь не надо делать резких движений, старайся дышать ровно, говорить много тоже не нужно. Мы не задохнемся, мы не первые, кто прячется так от пурги в горах. Здесь можно дышать, слышишь? Запомни: дышать можно. Надо просто спокойно лежать и все будет хорошо. Метель закончится, выберемся, пойдем к лагерю.
   
    Она еще дернулась несколько раз, но уже слабее, постепенно успокаиваясь, и вскоре совсем затихла. Сергей лежал с открытыми глазами в полной темноте, слушал тихий, будто доносившейся откуда-то издалека, свист ветра и ровное, с чуть слышным хрипом, дыхание Инги. Измученное тело никак не могло расслабиться, казалось, что оно по-прежнему напрягается, преодолевая упругое сопротивление встречного ветра, в мышцах ног ощущалась тупая ноющая боль. Он пытался сосредоточиться на насущных проблемах, - перебирал в уме содержимое рюкзака (газовая горелка с одним баллоном, плитка шоколада и несколько галет, пара запасных шерстяных носков, пол-литровая бутылка с водой и уже пустой термос) и прикидывал, как продержаться, если пурга затянется, но мысли текли вяло, не вызывая желания бороться или строить спасительные планы.  Хриплое дыхание Инги периодически прерывалось протяжными стонами, и Сергей позавидовал подруге, сумевшей так быстро забыться хоть и беспокойным, но таким необходимым сейчас сном. Ему казалось, что он навечно погружается в странное состояние на границе сна, бодрствования и болезненного бессознательного бреда.
   
    В какой-то момент Сергей вдруг почувствовал, что в их с Ингой микроскопическом мирке что-то кардинально изменилось. Он долго лежал, пытаясь понять, что смогло вывести его из равнодушного тупого оцепенения, пока не понял: стало совсем тихо. Он больше не слышал монотонного убаюкивающего свиста ветра за пределами убежища.
   
    Сергей приподнял руку, которой, лежа на боку, обнимал за плечи Ингу, попытался закинуть ее за голову, протискивая с узкое пространство между своим лицом и стенкой пещеры. Инга дернулась, словно получив разряд тока, попыталась пошевелиться и, очевидно, испугалась спросонья непроницаемой темени и сдавленной душной тесноты.
   
    - Что?! Сережа, ты где?
   
    - Здесь я, здесь, - зашептал он ей в ухо. – Слушай. Кажется, ветер стих. Попробуем выбраться отсюда.
   
    Он сильно, насколько это позволяла неудобно выгнутая рука, толкнул мягкую спинку рюкзака у себя за головой. Рюкзак подался, заваливаясь назад, и в ту же секунду прямо на лицо Сергея с тихим шелестом обрушился густой поток мягкого пушистого снега. Торопливо протерев перчаткой глаза, он увидел, что пещеру залил тусклый, чуть желтоватый закатный свет.
   
    Чтобы выбраться, пришлось вновь энергично поработать обеими руками, разгребая  путь наружу, и извиваться, уминая под собой снег. Потом он помог вылезти Инге и только после этого позволил себе оглядеться вокруг.
   
    Закрывая собой полнеба, эффектно подсвеченный закатным солнцем, мощный фронт облачности медленно уходил на северо-запад. Самого солнца не было видно – его закрывал Эльбрус, - и на всей поверхности ледника уже лежала вечерняя тень. Но ниже, там где, насколько хватало глаз, тянулись с севера серо-зеленые предгорья, все было залито светом. Сергей без труда разглядел у границы ледника маленький квадрат морены, на котором располагался лагерь «Северный приют». На таком расстоянии он не мог видеть покрывающие морену пестрые пятна многочисленных палаток, но знал, что там стоит и его палатка, у которой рано или поздно окажутся и они с Ингой.
   
    И еще Сергей разглядел на полпути от лагеря, примерно на середине ледника три маленькие точки – это могла быть только группа спасателей, выдвинувшаяся на их поиски, как только позволила погода. 

***
   
    - Да, неслабо меня развезло, - сказала Инга нарочито небрежным тоном. – Никогда бы не подумала, что могу так расклеиться.
   
    Она старательно напускала на себя равнодушный вид, будто констатируя малозначительный факт, но в голосе явно прозвучал вызов. Она предлагала Сергею высказаться о произошедшем и, возможно, хотела найти в его комментариях оправдание для себя.    
   
    За сутки, прошедшие с момента благополучного возвращения в лагерь, она впервые завела речь о том, что произошло на горе. Сергей ждал этого момента с легким волнением, - было очевидно, что Инга не привыкла к роли избалованной, изнеженной и капризной  женщины и непонятно теперь, как она станет относиться к свидетелю своей слабости.
   
    Час назад они закончили спуск из «Северного приюта» на поляну Эммануэля, встали чуть в стороне от многочисленных лагерей других команд, готовящихся здесь к восхождению и проводящих акклиматизационные выходы, сходили на ужин к группе больших кемпинговых палаток, где можно было получить горячую еду за совсем небольшие деньги, и сейчас сидели на траве на берегу неширокой, но быстрой речки, устало глядя на окружающие поляну крутые каменистые скалы.
   
    - Дело не в тебе, - начал Сергей, тщательно подбирая слова.
   
    Он собрался объяснить ей то, о чем знает любой человек, хоть раз ходивший в горы, но не хотел, чтобы его слова звучали как утешение, потому что чувствовал: фальшивые утешения лишь разозлят ее.
   
    - Понимаешь, реакция человека на высоту зависит от двух факторов: качества акклиматизации и индивидуальных особенностей организма. Особенности организма предугадать невозможно. Кто-то ходит на Эверест без кислорода, а кого-то валит уже на трех тысячах.   
   
    - Приятно слышать, - усмехнулась Инга, - что кого-то валит на трех. Меня свалило на четырех с половиной – есть, чем гордиться.
   
    - Твой организм так отреагировал на слишком быстрый подъем, - терпеливо продолжил Сергей. -  Акклиматизация у нас была никакая – третья ночевка уже на три семьсот без тренировочных выходов. Слишком мало дней – весь этот поход, по сути, авантюра. А бороться с «горняшкой» в той стадии, в какой она проявилась у тебя, вообще невозможно. В общем, ты для себя должна сделать только один вывод: когда в следующий раз соберешься в серьезные горы, имей в виду, что тебе нужна плавная ступенчатая акклиматизация.
   
    - Да не соберусь я больше, - весело сказала она. – Надо больно. Хотела попробовать новых ощущений, добавить, так сказать, в коллекцию – попробовала, добавила. А чем себя развлечь еще, я всегда найду.
   
    Инга задумчиво смотрела на скальный хребет, с которого они спустились пару часов назад, и над которым на месте двуглавой вершины Эльбруса по-прежнему возвышалась шапка плотных облаков.
   
    - А ты ничего, вроде, парень, - отстраненно, будто размышляя вслух, произнесла она. – Есть в тебе что-то такое, не знаю даже, как сказать, чего я не привыкла видеть в мужчинах. А может, просто мужчины такие вокруг… В общем, - заключила она тоном, каким объявляют о принятом решении. - Телефончик оставишь, я позвоню скоро.
   
    - Я оставлю, ты позвонишь, - усмехнулся Сергей, слегка озадаченный откровенностью вынесенной ему оценки и безаппеляционностью тона Инги. – Обычно наоборот бывает. Решила и меня добавить в свою коллекцию?
   
    Некоторое время она смотрела на него непонимающе, потом вдруг расхохоталась, откинувшись на спину и улегшись на траве.
   
    - Ой, не могу! Обиделся!
   
    Отсмеявшись, она вновь села, одной рукой приобняла Сергея за плечи.
   
    - Ты, Сережа, на меня не обижайся, - сказала она голосом, в котором еще сохранялись нотки задорного смеха. – Я обидчивых мужиков терпеть не могу. Ты, конечно, по-другому привык – сам девушку завоевывать, чтобы вся инициатива от тебя шла. Только со мной у тебя что-то кисло получалось, - я же видела, как ты вокруг вился, да не знал, с какой стороны ко мне подкатить. А то, что прямо все сказала и тон у меня командирский – так это привычка. Работа у меня такая – все быстро решать и командовать. И еще, - она постаралась сделать серьезное лицо. – Мужиков я не коллекционирую, мне это без надобности, да и не стоят они, в большинстве своем, таких хлопот.

3.

   
     Она позвонила через два дня после их совместного возвращения.
   
    - Привет, Тарзан, - ей понравится давать Сергею различные прозвища, и он впоследствии не раз будет заходить в тупик, пытаясь обнаружить в себе хоть какое-то сходство с очередным персонажем. – Ты представляешь, мне удалось расчистить сегодняшний вечер, и никто не знает, каких трудов это стоило. Все, что не смогла перенести – отменила нафиг, очень уж захотелось увидеться со своим отважным спасителем в нормальной обстановке, поговорить по душам и вообще. Я сейчас не могу долго разговаривать, так что запоминай все с первого раза. Усадьбу Архангельское знаешь? Ну, по Новой Риге, недалеко от МКАД? Там ресторанчик есть небольшой, слева от главного входа. Давай приземлимся там часиков в шесть? За руль не садись, такси возьми. Я, если и опоздаю, то чуть-чуть, ты дождись. Впрочем, я в дороге еще наберу тебя. Да, и вот что: мероприятие обещает затянуться – когда я еще смогу вырваться, - поэтому, если подруга какая имеется или, скажем, жена, ты там наври чего-нибудь красиво.
   
    Она говорила торопливой скороговоркой, в трубке слышался сдержанный гул большого помещения, звучали трели телефонных звонков и бессвязные обрывки разговоров. Вновь, как и три дня назад на горной поляне, Сергей почувствовал себя человеком, подчиненным чужой неумолимой воле, за которого уже обо всем подумали и все решили. Но непривычная позиция ведомого, как ни странно, не вызвала в душе отторжения и даже принесла какое-то сладко-томительное, не испытанное ранее удовлетворение.
   
    - Все, Тарзанчик, не могу больше говорить. Приезжай, хоть познакомимся по-человечески, а то, боюсь, в походе я была не слишком общительной. Чмоки-чмоки, до встречи.
   
    Ресторан оказался действительно небольшой, но весьма симпатичный, все в нем -   обстановка, дизайн, неяркий рассеянный свет и приглушенная музыка - откровенно располагали к романтическим встречам и неторопливым беседам. Пройдя по выложенному цветной мозаикой внешнему дворику, Сергей вошел в полутемную прохладу зала и после короткого раздумья направился к расположенному в дальнем от входа углу, огороженному невысокой ширмой круглому столику.
   
    Изучая поданное ему меню, он вдруг почувствовал какое-то легкое мимолетное движение, поднял глаза и увидел спешащую к нему через весь зал улыбающуюся Ингу.
   
    - Привет, Тарзанчик.
   
    Она непринужденно, словно давно принадлежащего ей мужчину, чмокнула в губы поднявшегося из-за стола Сергея, привычно повесила на спинку кресла маленькую сумочку и уселась напротив.
   
    - Знаешь, у нас с тобой все начинается очень удачно: во-первых, я почти не опоздала, что со мной случается редко, а во-вторых, ты сразу выбрал мой любимый столик.
   
    Приталенный брючный костюм кремового цвета, свободно распущенные по плечам черные волосы, поднятые на лоб солнцезащитные очки, на груди золотой кулончик в виде скорпиона с неизвестным Сергею камнем посередине, - он с трудом узнавал сейчас ту Ингу, с которой познакомился в горах. И дело было не в том, что в походе она почти не пользовалась косметикой, а собранные в хвост волосы тщательно убирала под шапку. Там она оказалась в непривычном ей мире, и сквозь внешнее хладнокровие явно пробивалась робость новичка. А сейчас ее движения и жесты, тон – снисходительный, но вежливый, - с которым она обращалась к официанту, непринужденная разговорчивость и прямой изучающий взгляд выдавали спокойную уверенность человека, который многого достиг и хорошо знает себе цену.
   
    Общаться с ней было легко, о себе Инга рассказывала непринужденно, с колким юмором и с откровенной, иногда циничной простотой. Пять лет назад она вышла замуж за владельца одного малоизвестного банка, который был старше ее на тридцать пять лет, к замужеству своему относилась, как к удачно заключенному контракту, давшему ей возможность встать на ноги и заняться делом, к которому испытала живой интерес еще со студенческой скамьи.
   
    - Я, как финансово-экономический окончила, устроилась в один маленький банчок, сначала куколкой на ресепшн взяли, потом уже в клиентский отдел перевели. Банчок смешной оказался – его, конечно, прикрыли потом, - клиентов-то всего человек сорок было, зато народ все солидный, многие в телеке до сих пор мелькают, жизни учат. Ну, сам понял, наверно, основной бизнес – обналичка, переводы на конторы всякие забугорные. Деньги выносили-вносили рюкзаками, платежи гоняли с фиктивными назначениями. У меня работа простая: улыбочка во все личико, глазками хлоп-хлоп, пальчиками по клавишам стук-стук, да «Здравствуйте», да «Готовы вам помочь», да «Будем рады видеть вас». Ну, всю эту кухню нехитрую я быстро изучила, прикинула, сколько наш скромный банчок при таких оборотах денег на пустом месте поднимает, аж дух захватило. А для всех я просто Барби с длинными ресничками, клиенты меня и не стеснялись особо, лишнее иногда болтали, чтобы на куколку такую впечатление произвести. Одному я все подыгрывала: «Вам так идет этот костюм! Это от какого модельера? Ой, правда? Я даже не представляю, сколько он может стоить». В общем, предложил он как-то «в люди» меня вывести, захотел, чтобы я сопровождала его на одной закрытой тусовке. Там-то и познакомилась с муженьком будущем. Фурсенко, как меня увидел – пузцо втянул, грудь выпятил, а у самого глазки замаслились, ручки засуетились. Помню, я тогда как-то сразу решила: «Этот, похоже, почти готов, надо еще чуть обработать и можно брать».
   
    - А кавалер твой как же? – засмеялся Сергей, которого столь откровенный рассказ сильно позабавил. – Этот, который «в люди вывел»? Он-то, как я понял, еще раньше был готов?
   
    - Да ну его, - поморщилась Инга с наигранной жеманностью. – Я тоже себя не на помойке нашла. Тот совсем уж старенький был – я ему, похоже, и нужна была только, чтобы приятелей удивить, - семейство огромное, дети-внуки взрослые, много сложностей.
   
    - В общем, с Фурсенко все за неделю получилось, как я и предполагала. Он сначала нахрапом попер, руки распускать стал прямо на тусовке той, да не на ту напал. Осадила его хладнокровно так, типа «Что вы себе позволяете?», потом беседу завела про дела финансовые, пару формулировок грамотных ввернула, он аж присел от восторга, - кукла Барби оказалась не из эскорта, а из банковской сферы. Короче, старушку свою он быстренько спровадил «на пенсию», она сначала порывалась в суд подавать на раздел имущества, да он сразу ей пособие отвалил нехилое и для верности еще пригрозил, что в противном случае вообще без всего оставит. Дочка его, моя ровесница, современных взглядов оказалась: на меня глядела с восторгом и мамашу ничуть не жалела. Свадьбу справили в Монако, с месяц покатались по Европе и вернулся муженек к трудовым будням. Я для приличия полгодика понежилась в безделье, изображая заботливую домохозяйку, потом заявила: «Все, не могу больше. Скучно. Твоя жена, дипломированный  финансист, не создана для такой жизни. Давай, пристраивай к делу потихоньку».
   
    В свои неполные тридцать Инга управляла ей же принадлежащей инвестиционной компанией. Поначалу Фурсенко, постепенно загоревшийся идеей посмотреть, на что способна его обожаемая супруга, помог с регистрацией и получением лицензии, он же стал и первым инвестором, выдав Инге «побаловаться» небольшую часть собственного капитала. Инга, к немалому удивлению и восторгу мужа, очень быстро усвоила правила биржевых торгов, продемонстрировала гибкий математический ум, способность мгновенно принимать хладнокровные решения, просчитывать варианты и оценивать риски. Она набрала себе небольшой штат, сразу установив жестко авторитарный стиль управления, который многие не приняли, не захотев подчиняться «сопливой девахе, выскочившей замуж и разом получившей через то самое место и компанию и капитал». Зато те, кто остался, составили азартную и работоспособную команду. Масштабы сделок ширились, сумма заработанных комиссионных росла, и тут уж Фурсенко подключился всерьез. Без громкой рекламы и шумных пиар-акций он грамотно запустил в нужных кругах слух о молодой, но крайне успешной компании, обеспечивающей инвесторам доход выше среднего по рынку. В желающих рискнуть, доверившись новому игроку ради дополнительной прибыли, недостатка не оказалось, и «клиент пошел».
   
    - Так вот пятый год и кручусь. С мужем у нас, можно сказать, полный консенсус и взаимопонимание: он мне в свое время помог, зато сейчас, когда у него проблемы с ликвидностью возникают, он в мой карман ручку запускает без стеснения.
   
    В ее голосе не слышалось ни скрытой похвальбы, ни напускной скромности, а юмор или  сарказм, с которыми она описывала отдельные эпизоды, не выглядели показными.
   
    - В общем, нормально, только времени ни на что не остается, этой работой невозможно заниматься с девяти до восемнадцати, она сжирает тебя всего. А я долго так не могу, мне иногда нужно отключаться. Поэтому временами и организую себе приключения всякие. Много уже, чего перепробовала. В этот раз решила вот сдуру в горах себя испытать, - она улыбнулась немного смущенно, - да чуть не загнулась там. Хорошо, рыцарь-герой рядом оказался – не дал окочуриться девочке-чайнику.
   
    В отличие от Инги, Сергей не мог похвастаться высоким статусом, финансовой благополучием или серьезной карьерой. Более того, он никогда особо не стремился к этим общепризнанным атрибутам успеха, и несколько удачных восхождений оставались единственным ярким пятном в обычной, ничем не примечательной биографии. В малознакомых компаниях и, тем более, в женском обществе  альпинистская тема неизменно выручала (Сергей любил и умел рассказывать про горы, легко завоевывая аудиторию и создавая себе в глазах непосвященных ореол героя-романтика), и сейчас, когда она была уже заранее раскрыта, он понял, насколько скучным должен получиться его рассказ о себе.
   
    В тридцать пять лет – менеджер по продажам небольшой фирмы, торгующей хозтоварами. Женился почти сразу после школы на девушке из параллельного класса, от супружеской жизни, продолжавшейся чуть больше трех лет, остались какие-то обрывочные и невнятные воспоминания:
   
    - Мы студенты оба, помню, денег постоянно не хватало, жить негде, а я еще тогда горами заболел, в институтский альпклуб записался, в походы стал часто уходить. В общем, ни семью обеспечить, ни досуг с супругой провести не мог толком. Она мне: «Ты зачем вообще женился?», а я и подумал: действительно – зачем? Она у меня первая была, мне, малолетке, казалось тогда, что лучше, чем с ней в постели ни с кем не будет. Глупо, конечно, но в таком возрасте решения принимаются быстро. Короче, когда она объявила, что нашла «настоящего мужчину, который уже многого добился в жизни и с которым ей будет надежно и спокойно», я испытал только облегчение. Детей, слава Богу, завести не успели, имущества никакого не нажили, так что, разошлись по-тихому. 
   
    Зарплата неплохая – вполне хватает на жизнь, на походы и на немногие привычные удовольствия. Работа – как работа, не лучше и не хуже других. Подруга? Да, есть. Неплохая девчонка, с ней хорошо иногда встречаться, съездить куда-нибудь, но не более того. Друзья имеются – с институтских времен остались, да и в горах  у нас отличная команда с годами сложилась. Скучно? Нет, скучно не бывает, всегда можно помечтать о новых маршрутах, с друзьями на природу выбраться, с подругой встретиться, в конце концов.
   
    С Ингой ему было легко, - он не замечал в ней даже намека на пренебрежение, которые могли бы вызвать не очень хорошо оплачиваемая должность, отсутствие карьерных амбиций и, вообще, вся его жизнь, казавшаяся на первый взгляд довольно серой. Про работу и походы она расспрашивала с одинаковым интересом, сделала несколько точных и хлестких комментариев, когда он описывал свою контору и руководство, непринужденно смеялась над забавными историями из походной жизни, молчаливо и внимательно слушала о трудных или опасных моментах на восхождениях.            
   
    Лучи вечернего солнца с трудом пробивались сквозь плотную стену высоких елей, окружавших здание ресторана и накрывших своей тенью внешнюю веранду; в зале чуть прибавили освещения; официанты лениво протирали освободившиеся столики. Сергей разлил по двум бокалам остатки вина из бутылки.
   
    - Заказать еще?
   
    - Думаю, достаточно. Мне кажется, самое время просить счет. 
   
    Она взяла бокал, машинально повращала в пальцах тонкую ножку, задумчиво следя за легким волнением густой бордовой жидкости, потом подняла глаза на Сергея и с невинным видом, как бы между прочим, заявила:
   
    - Да, кстати, я не случайно по телефону предупреждала, чтобы ты не планировал вернуться домой рано. Думаю, мы вполне можем продолжить общение в другом месте.
   
    Она вновь его опередила - все продумав и заранее решив, непринужденно сделала предложение, над формулировкой которого он бился последние полчаса. При всей легкости общения с Ингой, Сергей по-прежнему чувствовал себя с ней немного скованно, испытывая непривычную, удивлявшую его самого робость.
   
    Легкую растерянность он скрыл добродушной, понимающей усмешкой:
   
    - Не возражаю.
   
    Они вышли из такси на узеньком переулке в центре, в это время почти свободном от машин, и оказались перед неприметной металлической дверью без вывески, рядом с которой в стену были вмонтированы глазок камеры и кнопка звонка.
   
    - Учти, - она ткнула его пальцем в грудь, посмотрела исподлобья пристально, с легким прищуром. – Я здесь впервые. Это на тот случай, если ты решишь, будто я регулярно таскаю в пристреленное место понравившихся мне мальчиков для пополнения коллекции. 
   
    Сергей, которому тоже не приходилось раньше бывать в таких местах (проживая один в собственной квартире, он не нуждался в услугах подобных заведений), осматривал внутреннюю обстановку почасового отеля с откровенным любопытством. Молодая ухоженная девушка за стойкой была профессионально приветлива, при этом почти не поднимала на гостей глаза, давая понять, что не имеет привычки разглядывать и, тем более, запоминать своих посетителей. Длинный коридор, тускло освещенный редкими, горящими в полнакала светильниками, мягкий ковер, заглушающий шаги, массивные, покрашенные под красное дерево двери с позолоченными цифрами номеров и кругляшками глазков – все здесь создавало атмосферу интимного и конфиденциального покоя.
   
    Обстановка номера идеально отвечала ожиданиям посетителей подобных гостиниц: огромная квадратная кровать, покрытая бархатным покрывалом, занимала три четверти пространства; зеркала на потолке отражали мягкий свет подвешенных у изголовья кровати бра под красными абажурами; к двум глубоким кожаным креслам был придвинут низкий столик, на стеклянной поверхности которого красовался натюрморт из бутылки вина и вазочки с конфетами.
   
    - Немного пошловато, конечно, но в целом довольно мило. И зеркало на потолке – то, что надо.
   
    Быстро оглядевшись, Инга бросила на кровать сумочку, повернулась к Сергею.
   
    - Тебе нравятся зеркальные потолки, Тарзанчик?
    
    Медленно подошла, обвила его шею руками, прошептала в самое ухо:
   
    - Чур я первая в душ.

***

   
    Они встречались нечасто – иногда раз в три-четыре недели, а в периоды, когда Инга надолго уезжала из Москвы по делам, могли не видеться месяцами. Встречи проходили в той же гостинице (Инга почему-то сразу и наотрез отказалась приезжать к Сергею домой) и их инициатором всегда была Инга. Обычно она звонила накануне – вечно спешащая, не имеющая возможности долго говорить, - предлагала время и после короткого «Все, милый, целую. До встречи, пока-пока», сразу отключалась. Сергей, которого поначалу слегка раздражала эта роль ведомого, сделал несколько попыток перехватить инициативу - звонил первый и сам предлагал встречу, но всегда нарывался на один и то же ответ: «Нет, Тарзанчик, на этой неделе никак, и на следующей вряд ли, ты не представляешь сколько тут всего свалилось, потом расскажу, а в конце месяца я улетаю, дней на десять, наверно. Милый, я очень соскучилась, честно-честно, но правда не могу пока. Да и благоверный мой под боком крутиться. Я напишу тебе сегодня, а в следующем месяце увидимся точно».
   
    Переписывались они довольно активно, иногда отправляя друг другу по десятку сообщений в день. Обычно Инга была немногословна, кидая короткие послания типа «Привет, милый Тарзанчик. Ты как, трудишься? Я сегодня совсем задергалась, устала – жуть. Все надоело. Скучаю. Скоро увидимся. Чмоки-чмоки». Но иногда она явно испытывала желание если не пожаловаться, то хотя бы выговориться, и Сергей получал от нее совсем другие сообщения: «Сегодня явились на переговоры потенциальные клиенты-инвесторы. Два татуированных бугая. Господи, видел бы ты их мерзкие рожи! Даже не хочу думать, каким способом они заработали свои миллионы. Но их деньги мне очень нужны, улыбалась им полтора часа, казалось, челюсти сведет. Вроде бы убедила вложиться. После их ухода даже мои мальчики, не слишком щепетильные в выборе клиентов, косятся на меня. Наверно, бояться превращения респектабельной конторы в хранителя воровского общака. Знаешь, бывают моменты, когда я завидую тебе с твоей непыльной работой. Иногда, вот как сейчас, хочется послать все к черту – индексы, котировки, курсы – и заняться чем-нибудь реальным и полезным, хоть ширпотребом каким поторговать, к примеру. В общем, накипело все как-то, благородный Принц, совсем расклеилась героически спасенная тобой принцесса. Но есть и хорошая новость: у благоверного какие-то дела в Лондоне появились, скоро отчалит не меньше чем на неделю. Уже слышу твой восторженный клич! Все, пора бежать впрягаться. Чмоки. P.S. Интересно, что бы я сейчас делала, если бы у меня не появился ты?»
   
    Томительное ожидание очередной встречи, необходимость подстраиваться под сумасшедший график Инги, которая могла выкроить для короткого свидания пару часов и в разгар рабочего дня и поздним вечером, отсутствие времени для нормального общения и вечная роль ведомого раздражали Сергея, вызывая порой нешуточное озлобление. Он неоднократно давал себе слово, что в следующий раз проявит, наконец, характер и в качестве воспитательной меры возьмет и откажется от встречи, сославшись на занятость, или надолго замолчит, перестав отвечать на сообщения, или, наоборот, прямо выскажет все, что думает о подобной форме отношений. Но, давая себе такие обещания, он не верил в них сам, и стоило прозвучать короткому оповещению о пришедшем письме, Сергей хватал смартфон и, забыв обо всем, начинал лихорадочно набивать текст, спеша поделиться своими новостями, мыслями и планами. Когда он писал о том, как ему удалось раскрутить тяжелого клиента, или о том, как прижимистая Потапова (хозяйка конторы) задумала сэкономить, сократив бонусы отделу продаж, а он ответил откровенным шантажом, пригрозив свалить к конкурентам со всей клиентской базой, когда рассказывал о смешных случаях в офисе или задуманном новом маршруте, он всегда очень ясно представлял Ингу: как она, откинув со лба непослушную челку, читает его многословное и слегка сумбурное послание, загадочно, с легкой грустью улыбается чему-то, не обращая внимания на пиликанье телефонов, гудение принтеров, шум множества голосов, азартные выкрики и разочарованные стоны брокеров.
   
    Так продолжалось несколько месяцев: редкие встречи – слишком бурные и короткие, чтобы успеть просто поговорить – и, как компенсация недостатка общения, оживленная, почти ежедневная переписка.

***

   
    - Привет, мой Снежный барс.
   
    Она позвонила в разгар рабочего дня, когда Сергей, закончив, наконец, долгий и нудный телефонный разговор с недовольным клиентом, пытался сосредоточиться, занося в огромную таблицу данные для завтрашнего месячного отчета у Потаповой.
   
    - Трудишься?
   
    - А то. Завтра месячный отчет. У тебя, как я понимаю, появилась пара минут, чтобы поболтать? – в голосе помимо воли прозвучал легкий упрек.
   
    - Да нет, на этот раз все гораздо лучше. У меня для тебя две новости: хорошая и отличная. С какой начинать?
   
    - Давай с хорошей, - Сергей тут же забыл о своем намерении слегка подразнить ее, изобразив крайнюю занятость.
   
    - Хорошая в том, что нам с тобой сегодня нужно обязательно увидеться. Наплети чего-нибудь своей мымре-хозяйке, ты умеешь – я знаю. Давай так: часика через полтора… кстати, ты, надеюсь, на машине?
   
    - Я-то на машине. Слушай, Инга, давай вечером? – из-за радостно-томительного предчувствия близкой встречи жесткость тона давалась Сергею нелегко - У меня сейчас реальный завал и потом, я уже говорил тебе, что срываться вот так, по звонку, в любое время мне не всегда удобно. Я, между прочим, тоже…
   
    - Знаю-знаю, Сереженька, ты прав во всем, я, наверно, ужасная эгоистка, но сейчас совсем другой случай. Если честно, мне просто нужна небольшая помощь. Мне съездить надо в одно место, ну, неофициально, понимаешь? Я сама только узнала про это, правда. Мы бы с тобой скатались туда быстренько, это недалеко, а потом… Кстати, - с напускным возмущением поинтересовалась она, - а почему ты не спрашиваешь про отличную новость? Отличная новость, между прочим, в том, что благоверный сваливает на неделю и несколько ближайших вечеров, включая сегодняшний, у меня совершенно свободны.
   
    …Вечерний час пик еще не начался, и Минское шоссе на выезде из Москвы оказалось относительно свободно.
   
    - Чего за встреча-то? – спросил Сергей.
   
    Он перестроился и чуть притопил педаль, обгоняя неторопливую фуру, потом вновь сбросил газ (треньканья навигатора периодически сообщали о густо расставленных вдоль дороги камерах) и вернулся в правый ряд.
   
    - Да так, можно сказать, переговоры предварительные.
   
    - Что-то прикид у тебя для переговоров не очень подходящий, - Сергей покосился на светлые джинсы и черно-красные кроссовки Инги. – И на машине моей подъехать – не стыдно будет перед клиентами?
   
    - Ну, я же говорила: разговор первый, пока неофициальный. Фурсенко попросил на людей поглядеть, пару нетелефонных вопросов выяснить. Он мне в таких вещах доверяет, и я еще не облажалась ни разу. И прикид и машина для таких встреч – самое то.
   
    - Разговор неофициальный, вопросы нетелефонные, - проворчал Сергей. – Не нравится мне то, чем ты занимаешься.
   
    - А мне, думаешь, нравиться? Тарзанчик, милый, только давай не начинать опять? Сколько раз говорили об этом, и я сколько повторяла – не могу я этот бизнес бросить. Не могу и не хочу.
   
    Она слегка повернула голову, глядя на проносящиеся за стеклом деревья, и чуть слышно добавила вдруг:
   
    - Да и поздно уже, наверно, бросать.
   
    В течение нескольких минут тишину в салоне нарушало лишь чуть слышное бормотание диктора из магнитолы, монотонно читавшего новостные сообщения. Инга, о чем-то задумавшись, безучастно смотрела в окно; Сергей, досадуя на себя за то, что вновь позволил ей оборвать разговор, который он затевал уже не раз, размышлял о том, что вот опять, подобно услужливому мальчику-пажу при властной королеве, подорвался по первому требованию, отложил все дела и едет неизвестно куда и зачем. Водительских прав у Инги не было, и получать их она, по неизвестной Сергею причине, не собиралась, но он знал, что ее контору обслуживает сразу три автомобиля с водителями, способных доставить и ее и любого сотрудника на любые переговоры и в любое время суток. Ему оставалось только надеяться, что просьба Инги действительно вызвана стремлением провести с ним лишних пару часов, а не нежеланием святить предстоящую встречу перед посторонними.            
   
    - Заправку видишь? – спросила Инга, выйдя из своего задумчиво-созерцательного состояния. – А за ней щит рекламный? После него по описанию поворот направо будет, там указателя нет, не пропусти.      
   
    Узкая дорога, пропетляв через редкий лесок, вывела к небольшому коттеджному поселку. Будка охраны, на вид совершенно необитаемая, полосатый шлагбаум, казалось, навсегда застывший в поднятом положении. Сергей медленно вел машину по единственной улице поселка. Большинство коттеджей по обеим сторонам оказались явно недостроенными, - некоторые были заброшены еще на стадии возведения первого этажа, другие выглядели почти законченными и имели бы вполне жилой вид, если бы не пустые провалы не застекленных окон и не кучи строительного мусора перед входом.
   
    - Душераздирающее зрелище, - усмехнулся Сергей. – Тяжелое наследие экономического кризиса. Куда дальше-то, знаешь?
   
    - Говорили, до конца доехать, слева коттедж под зеленой крышей будет.
   
    Инга и сама явно не ожидала оказаться в столь заброшенном месте, смотрела по сторонам с удивлением и любопытством.
   
    - А вот, кажется, и он.    
   
    Последний в левом ряду кирпичный трехэтажный дом выглядел вполне обитаемым: аккуратно подстриженный газон, увитый плющом забор из кованых прутьев с узорным орнаментом, цветы в клумбах перед домом и в горшочках под окнами. Ворота оказались гостеприимно распахнуты, на асфальтированной парковке напротив крыльца, рассчитанной не менее чем на пять машин, одиноко красовался начищенный до блеска «Гелентваген», и Сергей с веселым злорадством припарковал рядом свой старенький «Форд-Фокус», для которого посещения автомойки давно стало редчайшим событием. 
   
    - Ну, и какова, собственно, моя роль в данном мероприятии? – спросил он, с подозрением разглядывая широкое крыльцо с железной дверью, снабженной панелью видеодомофона. – Выступаю в качестве референта, охранника, водителя, любовника?
   
    - Тарзанчик, ну хватит дуться, - Инга смотрела нежно, с легкой понимающей улыбкой, как на любимого, но капризного ребенка. – Я, правда, быстро – минут пятнадцать, не больше. Ты же понимаешь – тебе не надо со мной. Зато потом сразу в наше гнездышко и только попробуй сказать, что ты не соскучился, - она потянулась к нему, чмокнула в щеку, и, открывая дверцу, интимным шепотом добавила: - Я мигом.
   
    - Ладно. Не особо там глазки строй инвесторам своим нетелефонным, - буркнул Сергей ей вслед.
   
    Небрежно помахивая тонким кожаным портфельчиком, похожая на школьницу, спешащую на урок к любимому учителю, она легко вспорхнула на крыльцо, нажала кнопку домофона. Раздался мягкий щелчок, и Инга, потянув на себя тяжелую дверь, проворно юркнула в приоткрывшийся полумрак прихожей.
   
    Сергей заглушил двигатель, опустил стекло, слегка добавил громкость в магнитоле и теперь уже более внимательно огляделся по сторонам. Поселок казался окончательно заброшенным давно и всерьез, на довольно длинной улице не наблюдалось ни малейшего движения, не видно было ни хозяев, ни строителей, ни потенциальных покупателей. Сергей подумал, что это, наверно, довольно редкий случай – недостроенный и пустующий коттеджный поселок в тридцати километрах от Москвы, когда услышал отдаленный шум мотора, и в конце улицы появился угловатый, напоминающий старинный утюг, «Ленд Крузер Прадо». Миновав будку охраны, машина двигалась по улице медленно и как-то неуверенно, периодически притормаживая или совсем останавливаясь, - было похоже, что водитель здесь тоже впервые и терпеливо выискивает среди элитного недостроя нужный ему дом.
   
    Проехав почти весь поселок, «Ленд Крузер», как и следовало ожидать, зарулил на единственную не пустующую и не заваленную мусором парковку и скромно приткнулся на самом краю асфальтированной площадки в паре метров от машины Сергея. Стихло урчание двигателя, передние дверцы одновременно распахнулись, из машины шустро выпрыгнули двое угрюмых парней. Полная синхронность действий, кошачья плавность движений и мрачная сосредоточенность на лицах, в сочетании с абсолютно одинаковыми костюмами делали их похожими на участников танцевального коллектива, исполняющего хорошо отрепетированный номер. Водитель встал спиной к своей машине, несколько секунд откровенно разглядывал Сергея, потом бросил быстрый запоминающий взгляд на номерной знак Форда и только после этого, видимо, слегка расслабившись, неторопливо осмотрелся по сторонам. Его напарник тем временем распахнул заднюю пассажирскую дверцу и, почтительно поддерживая за руки, помог выбраться из высокого внедорожника невероятно толстому господину, одетому в потертый вельветовый пиджак, мешковато сидящие джинсы и мягкие открытые сандалии. Не оглядываясь по сторонам, слегка нагнув голову, словно глубоко задумавшись о чем-то, и зажав подмышкой белую пластиковую папку, столь экстравагантно одетый толстяк целенаправленно двинулся к дому, а оба сопровождающих, поспешно захлопнув дверцы машины и догнав босса, заняли позиции по бокам и чуть впереди. Перед самым крыльцом произошла небольшая заминка, и пока охранник помогал толстому господину взобраться на ступеньки и жал на кнопку домофона, водитель, обернувшись, безучастно озирал окрестности и вновь, как показалось Сергею, задержал взгляд на его непрезентабельном запыленном Форде.
   

    Когда вся троица, наконец, скрылась за дверью, Сергей выключил радио, нагнувшись, достал из «бардачка» хранящуюся там на всякий случай (курил он редко – под настроение или по пьянке)пачку сигарет, закурил, выпустив дым в открытое окно.
   
    Легкий ветерок плавно раскачивал бутоны высаженных около дома цветов, ласточки чертили в небе стремительные зигзаги, откуда-то издалека, едва различимое, донеслось короткое коровье мычание. Не было слышно ни шума машин с недалекого Минского шоссе, ни гула самолетов, ни тарахтения тракторов, ни разговоров на соседних участках. Дом с плотно зашторенными изнутри окнами хранил тишину сам и, казалось, накрывал ей все окружающее пространство вплоть до далекой полоски леса на горизонте. Чувство смутной тревоги, которое Сергей испытывал всю дорогу сюда и которое заметно усилилось после прибытия гостей на «Ленд Крузере», под воздействием царившего вокруг сонного покоя стало постепенно отступать. Ощутив внезапный приступ сонливости, он откинулся затылком на подголовник и прикрыл глаза.
   
    Уловив приглушенные звуки, вдруг нарушившие мирную тишину, Сергей мгновенно напрягся, пытаясь установить их источник, и лишь через несколько секунд понял, что слышит раздающиеся из коттеджа голоса. Слов было не разобрать, но говорили сразу несколько человек, причем явно на повышенных тонах. В окнах стояли плотные стеклопакеты, но одна рама на втором этаже оказалась слегка приоткрыта в режиме проветривания. Очевидно, шум разгорающейся ссоры исходил именно из той комнаты. Словно в подтверждение этой догадки одна из штор на втором этаже несколько раз заметно колыхнулась. Сразу после этого явственно донесся истерический, сорвавшийся на визг выкрик «Не сметь!», и один за другим раздались три резких хлопка. Еще несколько возбужденных возгласов, среди которых удалось разобрать лишь самые короткие: «Все уже, ну!» и «Пусть уходят!», что-то тяжелое разбилось с жалобным звоном, затрещало разламываемое дерево, словно в комнате начался погром мебели.  Слыша все это, Сергей быстро вынул из боковой ниши длинный баллонный ключ и уже взялся за ручку, собираясь выскочить из машины, когда дверь коттеджа резко распахнулась и на крыльце появилась троица из «Ленд Крузера». 
   
    Первым, что сразу бросилось Сергею в глаза, был пистолет в опущенной руке водителя внедорожника. По пути от крыльца до парковки оба сопровождающих нервно оглядывались на окна коттеджа и явно спешили поскорее сесть в машину. Однако их босс, похоже, никуда не спешил -  брел неторопливо, понурившись, один раз даже сокрушенно покачал головой как человек, расстроенный досадным недоразумением. Водитель бросил быстрый взгляд в сторону Форда, что-то коротко сказал. Толстяк чуть притормозил, поднял голову, пару секунд задумчиво рассматривал застывшего за рулем Сергея. Увидев эти спокойные, слегка суженные припухшими веками глаза даже с расстояния в десяток метров, Сергей с пронзительной ясностью понял, что сейчас, именно в эти секунды, путем трезвого расчета и взвешенного анализа решается вопрос о целесообразности его дальнейшего существования. Он почувствовал холод в спине от мгновенного озноба, стремительной волной пробежавшего от затылка до ступней, вцепившиеся в руль руки охватила мелкая нервная дрожь.
   
    Ничего не сказав, толстяк сделал вялое,  чуть заметное движение рукой, будто отмахиваясь от назойливого собеседника, и по-прежнему неторопливо продолжил путь к внедорожнику. Охранники, сразу потерявшие интерес к незнакомому Форду, бросились вперед, стремясь поскорее погрузить шефа в машину. Хлопнули дверцы, «Ленд Крузер» задом выбрался с парковки через распахнутые ворота, развернулся в сторону выезда и мощно рванул вперед.
   
    Некоторое время Сергей сидел неподвижно, заворожено глядя в зеркало заднего вида, как медленно оседает на обочину поднятая пыль, потом перевел взгляд на крыльцо коттеджа, увидел оставшуюся приоткрытой дверь и, мгновенно сбросив вялое оцепенение, выскочил из машины. Вбегая по ступенькам, он резко взмахнул зажатым в руке балонником. Выскользнувшая со звонким щелчком дополнительная телескопическая секция превратила автомобильный инструмент в довольно длинную дубинку.
   
    Обширная полутемная прихожая. Налево длинный коридор, заканчивающийся закрытой дверью. Справа лестница на второй этаж. Сверху доносятся возбужденные голоса как минимум троих человек:
   
    - Пусти. Пусти, говорю!
   
    - Не дергайся, живой он. Хотели б завалить – завалили бы.
   
    - Скорую надо.
   
    - Какую, на хрен, скорую? Чего ты им расскажешь?
   
    - Саркису надо звонить. Саркису ответят, суки.
   
    Перепрыгивая через две ступеньки покрытой толстым ковром лестницы, Сергей взбежал на второй этаж. Узкая площадка, огороженная резными перилами, картины на стенах, три белые двери. Он толкнул ту, из-за которой раздавались голоса.
   
    Просторная угловая комната, два широких окна, по углам расставлены кожаные кресла, в середине – сломанный, с разбитой поверхностью стеклянный журнальный столик, мелкие осколки рассыпаны по полированному наборному паркету. Справа вдоль стены тянутся деревянные полки, уставленные множеством дипломов в застекленных рамках, одна из полок, сорванная с креплений валяется на полу. Около столика в позе зародыша скорчился человек, прижимая одну руку к боку, второй обхватив голень правой ноги чуть выше колен. Пальцы густо измазаны красным, первые капли уже упали на паркет. Около лежащего склонились двое, оба, как по команде подняли головы на звук распахнувшейся двери. Третий – невысокий кряжистый парень вдруг выскочил откуда-то сбоку, встал, загораживая Сергею комнату.
   
    - Ты кто?!
   
    - Я с Ингой приехал. Где она?
   
    - Там.
   
    Парень уперся в грудь Сергея ладонями, довольно сильно толкнул, выпихивая из комнаты. С трудом сохранив равновесие, ни о чем больше не спрашивая, Сергей развернулся к противоположной двери. Успел разобрать за спиной: «Э, Свищ, попридержи пока в доме обоих, потолковать надо будет».
   
    В этой комнате почти все пространство занимал большой светло-коричневый стол, вокруг которого были расставлены с десяток стульев, на одной стене располагался белый экран, с потолка свисал массивный проектор. Инга стояла у края стола, судорожно вцепившись в спинку стула и напряженно глядя на раскрывающуюся дверь. Увидев Сергея, сразу как-то обмякла, расслабленно опустилась на стул и, прикрыв глаза ладонью, устало выдохнула:
   
    - Ты?.. Знала, что придешь.
   
    - Чего расселась? – Сергей потянул ее за руку, заставил подняться. – Все, переговоры окончены, пошли отсюда.
   
    Из комнаты Сергей выходил первым. Левой, протянутой назад рукой он сжимая ладонь послушно семенящей следом Инги, в правой, свободно опущенной, по-прежнему находился удлиненный баллонный ключ. На площадке, надежно перегораживая выход на лестницу, в расслабленной позе, скрестив руки на груди и заведя ногу за ногу, стоял Свищ. Рассматривал возникшего перед ним Сергея без злобы, с интересом и почти доброжелательно, но в слегка сощуренных глазах без труда читалась чуткая настороженность.
   
    - Погоди, приятель, не спеши. Надо всего пару…
   
    Молниеносный замах правой рукой, чуть отведенной в сторону, чтобы не задеть стоявшую сзади Ингу, и баллонник, сверкнув никелированными боками в свете потолочной люстры, устремился прямо навстречу внимательному и добродушному взгляду. Если бы цилиндрическая торцевая головка ключа достигла своей цели, находящейся чуть выше переносицы этого кряжистого паренька, то он, скорее всего, навсегда потерял бы интерес к любым переговорам о  портфельных инвестициях. Но Свищ продемонстрировал отменную реакцию: стремительно пригнулся, сделав быстрый шаг к противнику, одновременно вскинув одну руку вверх, прикрывая голову, а второй потянувшись к горлу Сергея. Предплечье поднятой руки с мерзким хрустом приняло на себя удар рукоятки баллонника, по инерции Свищ сделал еще один шаг мимо посторонившегося Сергея, чуть не свалив стоящую сзади Ингу, и медленно осел на колени.
   
    - О-о-уй, ты, падла!
   
    Не найдя, что возразить на столь спорное утверждение, Сергей кинул быстрый взгляд через  открытую дверь угловой комнаты, увидел двух людей, по-прежнему склонявшихся над раненым и только сейчас беспокойно обернувшихся на шум с площадки, и, рванув за собой Ингу, устремился вниз по лестнице.
   
    Они выскочили на крыльцо, бегом бросились к машине и в тот момент, когда оба уже распахивали дверцы, Сергей боковым зрением уловил какое-то движение в той стороне, где был выезд с участка. Створки гостеприимно распахнутых ворот плавно двинулись навстречу друг другу. Медленно. Очень медленно – можно успеть. Педаль тормоза. Поворот ключа. Селектор в положение «Задний ход». Газ! Сквозь рев мотора он услышал тупой удар и короткий скрежет, - «Фокус» все-таки задел правую створку, задний фонарь разлетелся фейерверком стеклянных брызг, а стальная окантовка ворот оставила вдоль всего правого борта белую полосу глубокой царапины. Вывернув на широкую и по-прежнему абсолютно пустынную дорогу, Сергей, не оглядываясь уже на столь симпатичный с виду коттедж, бросил машину вперед, к выезду из поселка.
   
    Та же узкая, петляющая через лес дорога вела их по направлению к трассе. Несколько раз посмотрев в зеркало заднего вида и убедившись в отсутствии погони, Сергей слегка расслабился, но по-прежнему держал максимально возможную в таких условиях скорость, с трудом вписываясь в крутые повороты и не обращая внимания на хлесткий звук периодически бьющего по машине придорожного кустарника. Инга смотрела вперед, сжимая в руках свой кожаный портфельчик, который, похоже, ей сегодня так и не пригодился.
   
    Проскочив сквозь короткий темный туннель под трассой, Форд влился в редкий поток двигавшихся в сторону Москвы машин.
       
    - Надо же, как не повезло, - со злой досадой заговорили Инга. – Вот, что значит: оказаться в ненужном месте в ненужное время. А Фурсенко – козел, - не очень логично добавила она после короткого молчания. – Говорила ему: к себе надо звать или на нейтральной территории встречаться. Они чего-то замялись, а ему жадность совсем мозги вырубила. Говорит, ребята перспективные, только осторожничают сверх меры, сгоняй к ним неформально, поговори, присмотрись, а потом уж на официальную встречу позовем, такие бабки, говорит, на дороге не валяются.  Идиот!
   
    «Отпускает потихоньку, - мысленно усмехнулся Сергей. – Стресс проходит – сейчас разговорится».
   
    - Не был бы жадным, не стал бы таким богатым, - философски заметил он. – Может, все-таки поведаешь, что это за клиенты такие у респектабельной инвестиционной компании, к которым нужно ехать на встречу в заброшенный поселок, а потом уносить оттуда ноги? И кто эти… гости? И вообще, чего у вас там произошло?
   
    Он знал, что Инга не любит подобных вопросов, всегда старательно уклоняясь от разговоров про свою работу, но посчитал, что сегодняшние события дают ему право требовать откровенности.
   
    - Да я сама не очень много знаю, - неохотно призналась Инга. – Эти ребята вышли на нас, намекнули, что готовы вложить кое-какие деньги под хороший процент. Деньги не очень чистые, Фурсенко их бы помыл у себя в банке, прогнал через пару контрактов с однодневками – у него такие схемы отлажены, – а потом в мою контору перевели, я бы их в надежные бумаги поместила, и все довольны в итоге. Так сейчас многие делают, с оффшорами проблемы, старые схемы ненадежны стали. Фурсенко попытался по своим каналам пробить информацию по этим людям, но узнал немного. Судя по всему, ребята серьезную кассу держат, вроде, что-то с водочным производством связанное в Сибири где-то. Подпольным, конечно. Эти потоки обычно местные власти контролируют, деньги чаще всего через Москву моют. В общем, ребята эти – кассиры у серьезных людей. И касса у них немаленькая – тут Фурсенко прав, конечно.
   
    - Понятно. И много среди твоих клиентов подобных «кассиров»?
   
    - Достаточно, - хмуро ответила Инга, всем своим видом давая понять, что хочет прекратить этот разговор, но Сергей не собирался останавливаться.
   
    - Слушай, а без этого никак нельзя? В конце концов, у тебя серьезный бизнес, на бирже тебя уже знают, есть нормальные клиенты, и доходность ты им показываешь неплохую, - я, между прочим, отчетностью твоей интересовался, она вся есть в Интернете, не думай, что совсем уж лошара в этих делах. Просто легальным бизнесом заниматься не пробовала? Зачем тебе все это? Ты же под статью загреметь можешь или еще чего похуже.
   
    - Ты не понимаешь, - она устало, как-то вымученно улыбнулась. – У Фурсенко весь банк только на таких схемах и живет. У него обычные легальные операции занимают процентов десять от бизнеса. А я – такая крутая бизнесвумен – практически всем обязана ему. На самом деле, у меня все не так радужно, как ты видел в отчетности, я тоже ошибки допускаю и деньги теряю, и без его помощи мне было бы ох как непросто. Весь мой бизнес по-настоящему он организовал – и денег дал и клиентов подогнал, с надзорниками договорился, и разорвать с ним я теперь не могу. В таких ситуациях соскочить просто так никому не дают.
   
    - Не дают, значит, - повторил Сергей. – Я чего-то путаю, или мы говорим сейчас о твоем муже?
   
    - Не путаешь. Мы говорим о муже, для которого семейные отношения являются лишь приятным дополнением к деловым, а не наоборот. Я оказалась для него удобной помощницей в делах,  полезной, потому что неплохо разбиралась в финансах и была в состоянии руководить компанией. А женитьба – это так, для куража, потешить самолюбие и покрасоваться перед партнерами.
   
    - Тебя это устраивает?
   
    - Пока да. Я не только не могу отыграть сейчас все назад, я еще этого и не хочу. Это затягивает, понимаешь? Как рулетка, как тотализатор, как... не знаю, еще что. В твоем распоряжении большие, очень большие и, при том, чужие деньги, ты решаешь, как ими распорядиться, ты рискуешь, твои решения могут кого-то обогатить, а кого-то пустить по миру. А они, хозяева этих денег, обычно ничего не понимают в твоих действиях, да большинство и не хочет понимать. Многие из них заработали свои капитала сомнительными способами, - я никогда не думаю об этом, меня это не касается, к тому же такие персонажи, как правило, не доставляют хлопот, - они не такие дотошные, вопросов не задают, радуются, что все удачно наворованное не менее удачно отмыто и еще приносит доход.
   
    - Понятно, - хмуро проговорил Сергей. – Ну а сегодня чего все-таки там произошло, у «кассиров» этих твоих?   
   
    - Да говорю же – просто не повезло. Но больше на такие встречи ездить не буду, - пусть Фурсенко сам прощупывает своих протеже. Только нормальный разговор  пошел после всяких приветствий и комплементов сальных – тут гости эти пожаловали. Их явно никто не ждал, даже сначала дверь открывать не хотели, потом один сказал, что глупо, мол, прятаться, надо выяснить, чего им надо. Ну, открыли, передо мной извинились, сказали, вынуждены прервать разговор совсем ненадолго, свалили все в другую комнату. Минут десять бубнили чего-то – они дверь в гостиную не закрыли, только в переговорную, а потом крики начались, а потом стрельба. Я, как выстрелы услышала, думаю: «Ну все, Инга Васильевна, доигралась, подставил тебя в конце концов муженек твой безбашенный». Хотела драпануть по-тихому, да побоялась, - дверь у них на площадку открыта была, заметили бы сразу. А потом ты появился…
   
    - Есть предположения, кто это такие и чего им надо было?
   
    - Откуда? Я и про хозяев-то толком мало чего знала, а уж про гостей их… У тех, кто сидит на таких потоках, много каких проблем может возникнуть – работа неспокойная. Скорее всего, денег подо что-то взяли, и чего-то не так пошло, контрагенты недовольны остались. Не в суд же им идти. Приехали разбираться. Думаю, те, что приехали, хотели все по мирному решить, разговор сначала спокойный был, пару раз смеялись даже, потом этот, которому ты руку, похоже, сломал – психанул чего-то, первым орать начал. Ну, тут и пошло – слово за слово.
   
    - Слушай, а машину-то ты здорово об ворота приложил, - резко сменила она тему. – Может, хоть остановишься, посмотришь?
   
    - Страховая посмотрит.
   
    Поток заметно уплотнился и скорость движения постепенно снижалась. Впереди показались развязки Кольцевой дороги.
   
    - Куда сейчас? – как бы, между прочим, поинтересовался Сергей.
   
    Вообще-то, они планировали сразу после переговоров отправиться в любимый и давно пристреленный почасовой отель на Таганке, но Сергей не знал, насколько стресс от сегодняшних событий может повлиять на настроение Инги, да и сам он после всего произошедшего был бы не прочь опрокинуть для начала пару рюмок водки.
   
    Инга долго молчала – они успели миновать Кольцевую и въехать в город, - потом вдруг поинтересовалась невинным и слегка обиженным голосом:
   
    - А чего это ты меня в гости к себе не приглашаешь?
   
    - Это я-то не приглашал?!
   
    - Ладно-ладно, приглашал. Я отказывалась, считала, что на нейтральной территории лучше. А сейчас не считаю, не хочу больше казенной обстановки, хочу домашнего тепла и уюта.
   
    - Вообще-то, с уютом у меня того… не очень.
   
    - Вот и хорошо, что его некому создавать. Посмотрим, как я меня получится.


***


   
    Неделя сложилась из муторных, бесконечно длинных дней, наполненных унылыми переговорами, общением с нудными клиентами, надоедливыми коллегами и вечно недовольной Потаповой; дней, когда казалось, что стрелки сразу всех часов замерли на месте навсегда, а рабочее время превращается в кусок тягучей замазки, способной растягиваться бесконечно. 
   
    Но наградой за девятичасовые мучения неизбежно наступал вечер, сразу вышибая из головы  скучные дневные хлопоты и принося с собой сладость нежданного медового периода. Вечер сменялся почти бессонной и казавшейся слишком короткой ночью – ночью влажных скомканных простыней и длинных предутренних разговоров.      
    
    Инга, завладев запасными ключами, умудрялась появляться дома раньше Сергея, притаскивала с собой пакеты с готовой едой, а иногда успевала что-то приготовить и сама, с нетерпением ждала «своего Ланселота», набрасываясь на него в прихожей раньше, чем он успевал снять обувь, после чего заранее разогретую еду приходилось греть вновь значительно позже. Обе комнаты больше не напоминали что-то среднее между местом сбора в дальний поход большой группы и обиталищем огромного и неряшливого семейства. Каждой из хаотично разбросанных вещей нашлось свое место – в шкафу, на антресолях, в ящиках стола, – и только элементы верхней одежды и нижнего белья по утрам приходилось собирать в самых неожиданным местах, там, где они были брошены и забыты накануне – в прихожей, в ванне, на кухне, на ковре и креслах в гостиной. Плита и кухонные поверхности сверкали чистотой, исчезла пыль на шкафах и столиках.
   
    - Знаешь, а я ведь сейчас, пожалуй, впервые веду жизнь обычной современной бабы, - произнесла однажды Инга, прижавшись к боку Сергея и обхватив его руками. – Работа, поход за продуктами, готовка, уборка, встреча мужа. Детеныша, правда, не хватает, да и не нужен он – мешал бы только. Что-то в этом есть, конечно, только, наверно, надоедает быстро.
   
    Гневная тирада Потаповой, разозленной сделанным наспех, с массой неточностей, месячным отчетом: «Мне не нужны менеджеры, которые не умеют представлять результаты своей деятельности в рамках принятых в компании стандартов! Тот, кто не способен составить вменяемый отчет, не способен и планировать свою работу, не способен управлять временем – своим и клиентов, не в состоянии формулировать себе задачи и фиксировать их выполнение!» оставил Сергея абсолютно равнодушным.  В тот момент он, так же, как и на протяжении всей это недели, слегка ошалевший от свалившегося на него семейного счастья, думал только о том, сколько осталось времени до конца рабочего дня. В конце концов, Потапова, похоже, почувствовала, что ее праведный гнев обращен в пустоту и, к удивлению других участников совещания, резко сменила тему, принявшись за очередного нерадивого сотрудника.
   
    С самого начала их знакомства Инге нравилось выдумывать Сергею всякие брутальные прозвища – Тарзан, Рембо, Самурай, - причем меняла она их регулярно, под настроение. Но после случая в подмосковном коттедже она, кажется, окончательно определилась с тем, как ей хочется его называть.
   
    - Ты меня два раза спасал? Спасал. Мечом, то есть, ключом ради меня махал? Махал. Из замка со злодеями вызволил. По всему теперь выходит, что ты – мой Ланселот.
   
    Она стояла голая перед большим зеркалом, придирчиво разглядывая свое отражение.
   
    - А я, соответственно, твоя Гвиневра, - она раскинула волосы по плечам, приняла позу античной статуи, повернулась к нему через плечо и с вызовом спросила: - Похожа я на Гвиневру?
   
    Сергей лежал на кровати поверх скомканной и измятой постели, закинув руки за голову.
   
    - Ага, а Фурсенко твой – король Артур, - мрачно проговорил он. – Похож?
   
    На мгновение она комично скривилась, потом прыснула веселым смехом, легкими кошачьими шагами подобралась к кровати, улеглась на Сергея сверху, обхватила его голову двумя руками, и жарко прошептала в самое ухо:
   
    - Плевать на Фурсенко. Не думай о нем никогда. У нас с тобой все будет очень-очень хорошо.
   
    … Все закончилось на седьмой день. Они сидели утром на кухне, торопливо пили кофе перед тем, как разбежаться по работам, когда Инга, грустно и чуть виновато улыбаясь, проговорила тихо:
   
    - Все, Сереженька, вечером приехать уже не смогу. Фурсенко прилетает – пора, так сказать, превращаться в примерную супругу. Я ему и так про эту неделю наплела чего-то о подругах своих институтских, уж не знаю – поверил ли? Ну а теперь, когда вернется, сам понимаешь, отмазки уже не прокатят – надо присутствовать. Так что, на время Ланселоту с Гвиневрой вновь придется уйти в подполье. 
   
    …Все вернулось в привычную колею – частая переписка, редкое телефонное общение, периодические торопливые встречи в отеле, и о временах короткой совместной жизни напоминал лишь порядок в квартире, который Сергей старался поддерживать,  словно ожидая скорого возвращения создавшей его женщины.
   
    А потом он увидел Фурсенко.
   
    В вечерних новостях шел репортаж о проходящем на Черноморском курорте финансово-экономическом форуме «Россия – страна воплощенной мечты». В тот день на форуме прошла панель «Возможности привлечения частного капитала для решения государственных задач». Невысокий подиум с полудюжиной установленных на нем широких кресел был залит светом софитов, в переполненном зале мелькали вспышки фотоаппаратов, несколько телекамер хищно нацеливали свои объективы на расположившихся в креслах солидных мужчин с серьезными лицами, ведущими между собой неторопливую беседу.
   
    Фурсенко (о том, что это именно он Сергей узнал из появившейся внизу экрана надписи), вольготно закинув ногу на ногу и щурясь от яркого света, чуть снисходительно, даже с какой-то ленцой в голосе, вещал, формально обращаясь к сидящему в центре подиума министру финансов, но явно работая на журналистскую публику: «Сейчас, когда для развития страны и повышения уровня жизни наших граждан структурные реформы в экономике стали абсолютно необходимы, а правительство, - короткий, слегка насмешливый взгляд на министра, - явно не в состоянии их должным образом профинансировать, особенно остро встает вопрос о привлечении в государственные программы частного капитала. Нам нужны большие проекты! – пафосно возвысил голос оратор. – Нам нужны инвестиции в прорывные технологии! Бюджет не резиновый, а выход на международные рынки капитала сейчас, по известным причинам, сильно затруднен. В такой ситуации мне видится лишь один выход: обратиться к честному, социально ответственному отечественному бизнесу. Мы готовы активно развивать частно-государственное партнерство, конечно, на приемлемых и взаимовыгодных условиях. У нас даже есть к правительству конкретные предложения. Возглавляемая мной банковская группа готова войти в целый ряд проектов, связанных с транспортной и энергетической инфраструктурой , а также участвовать в финансировании научных разработок в сфере оборонно-промышленного комплекса».
   
    Обширная, в мелких каплях пота лысина в обрамлении редкой поросли седеющих волос; повешенный на шею пластиковый бейдж уютно расположился на внушительно выпирающем животе; масляный блеск сощуренных глаз, явно наметившийся двойной подбородок и выпуклые гладко выбритые щеки, короткие рукава рубашки выставляют напоказ покрытые курчавыми волосами, активно жестикулирующие руки; брюки плотно обтягивают толстые расплывшиеся ляжки, а при очередном театральном взмахе руками на мгновение становятся заметны темные влажные пятна подмышками.
   
    Сергей смотрел на экран с болезненно-острым интересом. Воспаленное воображение услужливо рисовало в мозгу удивительно четкую и реалистичную во всех своих мерзких подробностях картину: вальяжный банкир из телевизора рядом с Ингой – той Ингой, которую Сергей слишком хорошо знал, - распущенные волосы разметались по подушке, а несколько прядей прилипли к слегка влажному от пота лбу, закусанная нижняя губа, проступивший на щеках румянец, глаза, прикрытые мелко дрожащими веками, невнятный полустон – полушепот: «так, да, да, так» и, наконец, конвульсивная дрожь в теле, резкий поворот головы, ладонь, прижатая ко рту и заглушающая почти звериный утробный стон.
   
    Думать об этом было мучительно, но Сергей с каким-то мазохистским наслаждением не отрывал глаз от экрана до тех пор, пока Фурсенко не закончил свою гладкую и убедительную речь, а камера не съехала на другого участника дискуссии.
   
    Он позвонил ей на следующее утро.
   
    - Привет, Ланселот, - она ответила после первого же гудка. – Ты не представляешь, что у нас тут творится! Ты слышал вчерашние слова Премьера на форуме? Ну, где он сказал про расширения списка системообразующих и стратегически важных банков? Ты только подумай: мы растем уже на восемнадцать процентов! И это всего за сорок минут торгов! К вечеру, конечно, слегка откатится, как всегда, но держу пари, что по итогам дня мы прибавим процентов сорок. У нас тут сумасшедший дом сейчас, давай я тебе попозже…
   
    - Инга, послушай меня, - его голос звучал спокойно, но она почему-то мгновенно оборвала свое восторженное тарахтение. – На Гоголевском есть пиццерия, названия не помню, но она на углу, со всех сторон заметна, к тому же, это в пятистах метрах от твоего офиса. Сегодня в семь жду тебя там. Нам надо поговорить.
   
    Он отключился, не дожидаясь возражений, вопросов и жалоб на отсутствие времени, что никак не вписывалось в формат их отношений, давно привычный обоим. Но в том, что она обязательно придет, он почему-то не сомневался.
   
    Она опоздала на пятнадцать минут. Войдя в стеклянную дверь, на секунду замерла, обводя быстрым взглядом полупустой зал, и, увидев Сергея, быстро, словно стремясь как-то загладить свое опоздание, направилась в его сторону. Отодвинула стул, привычно повесив сумочку на спинку, села напротив.
   
    - Привет, Ланселот.
   
    Она нетерпеливо отстранила протянутое официантом меню, коротко бросив: «Капучино большой без корицы», облокотилась локтями на стол, положив подбородок на сложенные ладони, посмотрела на Сергея внимательно и с заметной тревогой.
   
    - Ну, рассказывай. Что случилось, что за срочность такая?
   
    Тревога во взгляде и голосе была явно не наигранной, Сергей, настроившийся на решительный разговор, почувствовал, что вновь готов дать слабину, смягчить фразы и обойтись без заранее подготовленного ультиматума. Он слегка замялся, и Инга, не привыкшая долго ждать ответы на свои вопросы, тут же начала строить предположения:
   
    - Может, твоя мерзкая Потапова все-таки уволила тебя, и ты, наконец, сможешь заняться нормальным делом? На работе чего-то, да? Хотя, нет - думаю, такой новости ты бы скорее обрадовался. Слушай, ты, вроде, говорил, что друзья твои в Фаны собирались, может, с ними чего случилось? Ну, Сереж, не молчи.
   
    - Инга, я тебя позвал… в общем, я больше не хочу общаться с тобой в ресторанах и встречаться в гостиницах, не хочу писать письма и гадать, когда смогу тебя увидеть. Не хочу делить тебя с Фурсенко и ждать, когда он куда-нибудь надолго свалит. 
   
    - Так. Я поняла, чего ты не хочешь, - тихо проговорила она, опустив глаза и нервно теребя край скатерти.  – А чего ты хочешь я, конечно, догадываюсь.
   
    - Правильно догадываешься. Я хочу, чтобы ты развелась с Фурсенко и бросила заниматься тем, чем занимаешься сейчас. Я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж. Еще я хочу, чтобы ты родила от меня ребенка. Инга, прошло больше года – достаточно, для того, чтобы принять решение. Тебе нравится твоя работа? Не вопрос – ты сможешь заниматься ей и дальше, только без твоего пухлого жулика.
   
    Пока официант ставил на стол кофе, выкладывал завернутые в салфетку приборы, явно ожидая дополнения к столь скромному заказу, они сидели молча, не глядя друг на друга. 
   
    - Тебя что, смущают мои заработки? – продолжил Сергей после вынужденной паузы. – Может, ты просто не можешь отказаться от образа жизни, который…
   
    - Сережа, не болтай чепухи, - поморщилась она. – Ты сейчас требуешь от меня отказаться от моего дела - а уйти от Фурсенко – это значит остаться без всего, бизнес он отнимет, - требуешь превратиться в домохозяйку или попытаться начать все с нуля. Ты не занимался бизнесом, поэтому не понимаешь, что это для меня значит.
   
    - Я ничего не требую, - устало проговорил Сергей. Он уже знал, чем закончится этот разговор, знал еще утром, назначая встречу, но отчаянно подогревая в себе остатки слабой надежды. – Я просто прошу, чтобы ты приняла решение  - здесь и сейчас.
   
    - Почему именно сейчас? – спросила она, опустив глаза на чашку с кофе, в которой машинально мешала уже давно размешенный сахар. – Что случилось за те три дня, которые мы не общались?
   
    - Это случилось не за три дня. Это продолжается уже год, и не говори, что ты не ждала подобного разговора.
   
    Он замолчал, испытав даже некоторое облегчение от того, что теперь сказано все, и, как человек, от которого больше ничего не зависит, с напускным спокойствием ожидал ответа. Инга перестала, наконец, мешать кофе, подняла глаза, и вместе с горьким упреком Сергей явственно прочитал в ее взгляде упрямый вызов.
   
    - Сережа, мне очень сложно поступить сейчас так, как ты просишь, - голос чуть дрожал, но слова произносились твердо, в них не ощущалось неуверенности и сомнений. – Я не могу вот так сразу поломать в своей жизни то, что выстроено с таким трудом. Дело не в заработках и роскоши, хотя и это, конечно, тоже…  Невозможно отказаться даже не от того, чего уже достиг, а от того, чего еще можешь достигнуть через год, два, десять лет. Отказаться от мечты, от цели. Этот  процесс, однажды начавшись, должен продолжаться, ты должен двигаться вверх, всегда вверх. В какой-то момент человек перестает быть хозяином своего дела, - дело поглощает его, начинает само вести за собой. Это сложно объяснить, Сережа, но я не могу так. Я понимаю тебя, честно, но ты тоже постарайся меня понять.
   
    - Значит, говоришь, все время вверх? – задумчиво повторил Сергей. – Это хорошо. Жаль только, что, как мне кажется, страховка у тебя гниловата для таких подъемов. Да и напарник в связке не внушает доверия. Не боишься?   
   
    Она долго молчала, потом проговорила – так тихо, что он едва смог ее расслышать:
   
    - Я, Сережа, боюсь сейчас только одного – остаться без тебя.
   
    - Тогда решай, Инга, - сказал он мягко.

4.

   
    Неяркий свет от настенных бра, приглушенная музыка, уютные диванчики вокруг столов, - все было так же, как и три  года назад, лишь маленький внешний дворик сейчас, поздней осенью, пустовал и ведущую к нему закрытую дверь поливал нудный, зарядивший с самого утра мелкий дождь. В ожидании Инги Сергей сидел за тем же столиком, за которым впервые встретился с ней после Эльбрусского похода.
   
    В течение всего дня – и на работе, и по дороге сюда – мысли о предстоящей встрече не вызывали в нем особого волнения и лишь теперь, в обстановке, поднявшей целую волну ностальгических воспоминаний, Сергей заметил, что слишком часто и нетерпеливо поглядывает в сторону входа.
   
    Они не виделись больше двух лет, и за это время в его жизни произошло не так много событий. Вскоре после своего последнего разговора с Ингой он чуть было не решил жениться, - не столько из-за стремления создать семью, сколько из-за острого желания заполнить пустоту, мгновенно образовавшуюся на месте прекратившейся переписки, ожидания звонков и нетерпеливого возбуждения перед очередной встречей. Марина – та самая девушка, про которую он говорил Инге «неплохая девчонка, но не более того», даже работая в другом, хоть и соседнем офисе, умудрялась постоянно быть рядом. Она напрашивалась сопровождать его на обед, доставала билеты и приглашения на самые невероятные мероприятия, часто поджидала его после рабочего дня у дверей бизнес-центра. Один раз даже уговорила взять ее в несложный недельный поход по Западному Кавказу, где в первый же день сбила ноги новыми, специально купленными горными ботинками, истерла плечи лямками рюкзака, еле добредала до стоянок, но стойко изображала восторг от походной жизни, желая понравиться любимому человеку. Сергей не отталкивал ее, но, как ему казалось, и не давал повода строить в отношении себя далеко идущие планы. Она всегда была под рукой, часто ночевала у него, сопровождала в гостях у друзей, которые давно обзавелись семьями, и к которым ему не хотелось являться в одиночку.  Это казалось удобным, и даже в период отношений с Ингой он, измученный и раздраженный долгим ожиданием встречи, словно в отместку своей слишком занятой подруге несколько раз приводил домой Марину.
   
    Возможно, по-детски эгоистическое стремление отомстить Инге тоже стало одной из причин спонтанной мысли о женитьбе, но, в любом случае, после недолгих раздумий Сергей решил не делать резких шагов и постепенно вернулся к прежнему образу жизни - работа, друзья, походы, - без эмоциональных встрясок, без томительных ожиданий, без обиды на оборванные разговоры и паузы в переписке, зато и без упоения редких встреч, без радости от полученного письма или назначенного свидания, без смутной надежды на неизбежный счастливый финал всей этой затянувшейся истории.
   
    Вскоре после разрыва с Ингой он стал вдруг испытывать к Марине все усиливающееся чувство жалости, словно побывав на ее месте и взглянув на привычную картину с противоположной стороны. Он быстро, хоть и мягко, завершил их отношения, чему дополнительно помогло внезапное увольнение с работы, после которого им уже не приходилось встречаться ежедневно. На одном из директорских совещаний, в ответ на очередную истерику Потаповой по поводу окружающих ее  «тупых и ленивых раздолбаев» он очень аргументировано, не повышая голоса и не заводясь, в присутствии десятка сотрудников разъяснил свое отношение к используемым хозяйкой методам управления коллективом и бизнесом, и через пятнадцать минут уже покидал офис совершенно свободным человеком.  С Мариной Сергей больше ни разу не виделся, а на рынке труда надолго не задержался, - конкурирующая с конторой Потаповой фирма схватила его, не раздумывая, предложив заметно лучшие условия и деньги.
   
    Судя по всему, после Черноморского форума бизнес Фурсенко заметно пошел в гору: банкир стал частенько мелькать на экране телевизора, его банк вскоре вошел в ТОП-20 по размерам капитала и периодически упоминался в связи с крупными строительными проектами. Сергею, незнакомому с тонкостями миграции больших денежных потоков,  оставалось только удивляться, как мелкий, полулегальный банк, еще недавно занимавшийся, в основном, обналичкой и не совсем прозрачными операциями с узким кругом VIP-клиентов, превратился вдруг в системообразующее финансовое учреждение. Несмотря на возросшую медийную известность, свою жену Фурсенко, очевидно, предпочитал оставлять в тени, - руководимый Ингой фонд лишь иногда упоминался в обзорах бизнес-новостей и комментариях аналитиков, а сама она никогда не сопровождала мужа на форумах, конгрессах и презентациях. Впрочем, судя по обзорам и комментариям, дела у нее тоже шли неплохо.         
   
    …Вся окружающая обстановка – монотонный осенний дождь за окном, спокойная музыка, тихий уют небольшого зала – создавала в душе сентиментально-романтический настрой .  Глядя на бегущие по стеклу капли, Сергей неторопливо перебирал в памяти моменты того кажущегося сейчас таким далеким  и ставшего в итоге таким коротким периода, когда несколько слов короткого сообщения казались самыми важными в жизни, чуть заметная благосклонная улыбка приводила в дикий восторг, а каждая ночь, проведенная в навязчивом уюте дома свиданий, надолго оставляла после себя чувство безудержной эйфории. Это длилось чуть больше года, и за все это время, за исключением одной недели полноценной совместной жизни, било лишь несколько встреч в ресторанах, торопливое и жадное – будто в последний раз – насыщение друг другом в отеле, да нелепая поездка за город «на переговоры». В ресторане все началось, в ресторане закончилось, и вот опять – старое место, куда он послушно явился по первому зову.
   
    Сергей продолжал задумчиво разглядывать поливаемое дождем окно, когда почувствовал вдруг, что он уже не один. Медленно повернул голову, поднял глаза.
   
    Неслышно подойдя, она стояла около столика, смотрела на него сверху вниз с грустной полуулыбкой.
   
    - Ну, здравствуй, мой Ланселот.
   
    Села на диванчик напротив, машинально поправила скатерть, чуть сдвинула в сторону оказавшуюся между ними вазу с цветами.
   
    - Ничуть не изменился, - она протянула руку, ласково потрепала Сергея по короткому чубу. – И стрижешься все так же.
   
    Подошел официант, Инга посмотрела на Сергея с хитрым прищуром:
   
    - Есть не хочу, выпила бы чего-нибудь. Закажи сам. Заодно и проверим, какая у тебя память.
   
    Он сделал заказ, продемонстрировав, что не забыл ее предпочтений, и некоторое время они просто сидели, молча разглядывая друг друга, словно решая, кто первым начнет разговор. Сергей невольно искал в ее лице перемены, произошедшие за период разлуки, заметил тоненькую, почти невидимую сеть мелких морщинок, разбегавшихся от глаз, и обозначившуюся упрямую складку на лбу, которая раньше появлялась лишь в короткие моменты хмурого настроения или сильной усталости. И еще – взгляд. В нем сквозила сейчас абсолютно не свойственная Инге раньше, какая-то глубокая, хоть и тщательно скрываемая грусть. Инга старалась выглядеть по-прежнему независимой, деловой и агрессивно веселой, но Сергей, успевший слишком хорошо ее изучить, видел, каких усилий это ей стоило.
   
    - Надо же, - усмехнулась она. – Два года не виделись, а встретились – и сидим, как сычи, будто и говорить не о чем. Расскажи что ли, как живешь. В горы ходишь, семейством обзавестись успел?
   
    Сергей заговорил, неторопливо описывая свою не слишком богатую на события жизнь, Инга слушала, иногда вставляла привычно колкие комментарии, задала несколько вопросов о немногих общих знакомых, выразила удовлетворение по поводу ухода Сергея от Потаповой, и тут же - досадное разочарование по поводу его новой работы, ничем, по ее словам, не отличающейся от старой. 
   
    Но вообще, разговор получался каким-то вялым, совсем не таким, каким должен быть при встрече двух любящих людей после долгой разлуки, и Сергей, вспоминая полученное накануне письмо, терпеливо ждал, когда Инга расскажет, наконец, зачем ей понадобилось это свидание и откроет причину своего явно не веселого настроения.
   
    Долго ждать не пришлось. После весьма лаконичного рассказа о собственных достижениях, Сергей перевел разговор на ее жизнь, поинтересовался успехами в бизнесе и, не удержавшись, заметил, что выглядит она, конечно, прекрасно, но как-то не особо бодро.
   
    Инга вдруг замялась, отвела глаза, помолчала, словно собираясь с духом, и неуверенно заговорила, глядя на тающие в бокале кусочки льда:
   
    - Знаешь, я позвала тебя… попросила придти, потому что поняла, что должна, обязательно должна сказать тебе одну вещь. Раньше как-то не пришлось… не думала об этом, потом все закончилось у нас так неожиданно.  – Она допила свое мартини двумя большими глотками, дала знак официанту повторить, и продолжила уже спокойно, не сбиваясь и не отводя взгляда:
   
    - У меня в конторе сейчас работает больше тридцати человек. В основном – молодые, активные,  жадные и пробивные мальчики, почти всем чуть за двадцать пять или тридцать. Я для них – непререкаемый авторитет, потому что владею фирмой, управляющей многомиллиардным портфелем, то есть – почти небожитель, достигший, в их понимании, всего, к чему должен стремиться человек.  И еще я знаю, что почти каждый из них был бы просто счастлив меня трахнуть, и есть даже такие, кто не стал бы звенеть об этом тут же по всей конторе. Эти мальчики – основа моего бизнеса, но мне они не интересны, потому что я вижу их насквозь. Когда я работала в банке, мне приходилось общаться с чуть более солидными дядьками, эти уже поднялись, чего-то добились, напустили на себя лоск, но по своей сути они ни чем не отличались от моих сегодняшних мальчиков, только самооценка повыше. Большая часть их – кто предлагая прямо, кто «обхаживая» по всем правилам – пыталась затащить меня в койку, и я не отказывала в тех случаях, когда это могло помочь карьере. Сейчас я часто общаюсь с друзьями и партнерами Фурсенко – это уже совсем другой уровень, респектабельные бизнесмены, список «Форбс», финансовая элита. Я вижу, как они смотрят на меня и не пытаются подкатить только по одной причине: не хотят брать без спроса чужую игрушку, чтобы не обидеть ее хозяина, который очень полезен в их делах. Понимаешь, меня окружают много людей, но я не вижу ни одного живого лица. Одни маски – набор масок, из которого выбирается подходящая для конкретной ситуации. Меня не влечет ни к одному мужчине, у меня не бывает желания ни с кем из них просто поговорить на темы, выходящие за рамки делового общения или гламурного этикета. Меня тошнит от их шуток, мне противно и снисходительное обращение друзей мужа и подобострастное обожание подчиненных. Бабы – жены и любовницы финансистов - со своей вечной болтовней о брюликах, яхтах и виллах – это вообще отдельная песня. Это общество я выдерживаю не больше пяти минут, не могу это скрыть, поэтому считаюсь в их среде заносчивой и высокомерной сукой.
   
    Она замолчала, взяла со стола бокал, сделала маленький глоток.
   
    - Да уж, - усмехнулся Сергей. – Тебе явно не мешало бы разбавить круг общения.
   
    - Знаешь, Сереж, - продолжила Инга. – Я попросила тебя придти, чтобы сказать: ты – единственный человек, с которым мне было по-настоящему хорошо, единственный мужчина, с которым я ложилась в постель не за карьеру, не из-за постылого супружеского долга, не по сиюминутному капризу или просто от скуки. Ты совсем не похож на тех, кого я вижу вокруг себя. Тебя совсем не интересует то, что они считают смыслом жизни, а то, чем живешь ты вообще недоступно для их понимания. У тебя нет миллионного состояния, но в любой кризисной ситуации, выбирая, к кому прижаться, я предпочла бы тебя всем этим успешным состоявшимся людям вместе взятым. Там, под Эльбрусом, еще до того, как тебе пришлось спускать меня с горы, я сразу почувствовала это, – нутром, неосознанно, еще ни в чем не разобравшись, я уже точно знала: ты – тот мужчина, какого вряд ли можно встретить дважды.
   
    - Между прочим, - глухо проговорил Сергей, - мое последнее предложение остается в силе. Так же, как и на нашей прошлой встрече, решение за тобой. Тебе не нравится, как ты живешь? В твоих силах все изменить прямо сейчас.
   
    - Нет, Сережа, теперь уже ничего не изменить, - она чуть заметно покачала головой. – В понедельник утром ЦБ вводит в банке Фурсенко процедуру наблюдении. Дальше будет снежный ком и все закончится отзывом лицензии и санацией. Пока все удается держать в секрете, новость уйдет в СМИ уже по факту, и к тому моменту, когда станет по-настоящему горячо, мы будем  далеко. Без уголовного дела не обойдется, - там дыра такая, что никакими случайностями или просчетами не обоснуешь.   
   
    - Почему – мы? – встрепенулся Сергей. – Слушай, Инга, то, что ты рассказала – просто отлично. Это же шанс, понимаешь? Твой Фурсенко – не первый и не последний, кто разворовывает собственный банк, специально для таких существует прекрасное место для отдыха от праведных трудов – солнечный город Лондон. Пусть валит туда, у него там полно коллег, может, создаст там партию «Воры из России – за защиту от русской агрессии». Это же его банк, ты тут причем? А ты останешься здесь. Останешься со мной.
   
    Инга невольно улыбнулась, глядя на наивный энтузиазм Сергея.
   
    - На этот раз, Сережа, все не так просто. Боюсь, нам с благоверным не придется везти респектабельную жизнь в поместье под Лондоном (поместье, кстати, имеется) и изображать из себя жертв московского режима. У Фурсенко, да отчасти и у меня через него, в управлении находились деньги не только простых инвесторов. Там еще были деньги, об исчезновении которых не узнает никакое следствие, зато не забудут их настоящие владельцы. Понимаешь, есть люди, не желающие по понятным причинам указывать в декларациях свои реальные доходы и обнародовать состояние. Им сейчас приходится нелегко: привычные оффшорные схемы стали ненадежными, совсем старый и проверенный способ – чемодан с наличкой в багаже – тоже уже слишком опасен. И вот для них, такие как Фурсенко, умеющие не только грамотно «стерилизовать» излишек средств, но и обеспечить с них, хоть и небольшой, но стабильный доход, становятся просто незаменимыми. И все ведь шло хорошо, и дальше было бы еще лучше, не случись этого шухера с операцией «Остров». Слышал, конечно?
   
    Трудно было бы найти человека, который ничего не слышал о грандиозном скандале, потрясшим деловой мир пару месяцев назад. Министерство финансов США нашло-таки новый, креативный способ решения проблемы астрономического дефицита бюджета, объявив о проведении совместно с ФБР и ЦРУ операции «Остров». Сразу несколько широко известных оффшорных зон были названы территориями, через которые финансируется враждебная Америке деятельность, и львиная доля номинированных в долларах активов оказалась замороженной, а через пару дней попросту конфискованной. Грабеж был проведен молниеносно, с вежливыми реверансами в сторону «честного бизнеса» и подкупающей откровенностью формулировок; гигантским цунами пронеслась по планете волна возмущения, но, как водится, дальше пронзительных воплей дело не пошло, и мир постепенно успокоился, покорно привыкая к новой реальности.
   
    - Дело в том, что Фурсенко держал там солидную часть средств клиентов, причем сами клиенты, полностью ему доверяя, об этом даже не догадывались. Те немногие партнеры, кто был в курсе, убеждали его вывести оттуда все, говорили, что времена «тихих гавань» закончились и надо искать другие схемы. Но он же у нас упрямый, самый умный, - верил в старые методы, за счет которых сам когда-то встал на ноги, вот и доигрался.
   
    Она помолчала, улыбнулась виновато, словно провинившаяся школьница.
   
    - Так что, теперь, Сережа, мы с моим чудесным супругом повязаны крепко. И дело не в следствии, по банкротству банка мне ничего не предъявишь. Дело в тех деньгах, за которые спрашивают не с помощью судебных исков.
   
    - Инга, Инга, что же ты натворила? – он смотрел на нее потрясенно, медленно качая головой. – Чего тебе не хватало? Зачем ты влезла во все это… Ответь только на один вопрос: зачем?!
   
    - Сережа, я прошу тебя, - перебила она тихим, но неожиданно твердым голосом. – Это может оказаться нашей последней встречей. Я хотела увидеть тебя, сказать… то, что сказала, хотела все объяснить. Давай не будем возвращаться к тому, о чем говорили много раз. И вообще, если тебе очень хочется это услышать, - она подняла глаза, он увидел застывшие в них слезы, и это мгновенно вызвало острый приступ жалости, смутной необъяснимой досады, раскаяния – не понятно, перед кем и за что.
   
    - Если тебя так хочется это услышать, - повторила она с вызовом, - то за два года я много раз успела пожалеть, что не согласилась тогда на твое предложение. Много раз. Испугалась тогда – нищеты, неизвестности, резких перемен, проблем с бизнесом, не знаю, чего еще – и не согласилась. Вот, теперь уж точно сказала все, что хотела.
   
    Она смахнула слезы, выразительно показала стоящему у барной стойки официанту пустой бокал.
   
    - Куда вы теперь? – хмуро спросил Сергей.
   
    - Не знаю, мне, если честно, все равно. Фурсенко занимается, говорит, что все готово, даже паспортов достал три пары и все на разные фамилии. Я и не догадывалась,  что у него такие возможности. Говорит, с тремя пересадками полетим. Здорово, видно, испугался – следы заметает усердно.
   
    - Ну, вот, - весело сказал Сергей, пытаясь придать разговору легкомысленный тон. – Окажешься ты, в конце концов, в какой-нибудь экзотической стране, где белый песок, синее море и зеленые пальмы и, знаешь, мне кажется, тропический загар тебе будет очень к лицу. И уже через пару-тройку месяцев слякотная Москва со всеми ее суетливыми инвесторами, брокерами и трейдерами покажется тебе давнишним страшным сном, который нужно просто поскорее забыть.
   
    - Все будет примерно так, кроме одного, - медленно проговорила Инга. – Забывать я ничего не хочу, и жизнь такая очень быстро встанет мне поперек горла. Я знаешь, что решила? – слез уже не было, и Сергей с удивлением уловил в ее голосе привычную твердость. – Я там надолго задерживаться не собираюсь. Подожду, пока тут все уляжется – не могут же нас искать вечно – или Фурсенко, в конце концов, найдет денег, чтобы угомонить самых опасных кредиторов, и свалю оттуда. Одна. И вот тогда, - она, слегка прищурившись, наставила на него палец, - ты скажешь, остается ли в силе твое предложение.
   
    Короткий приступ слезной жалости к себе прошел, перед Сергеем была уже не та Инга – потерянная и грустная, - которая вошла в ресторан полчаса назад, это была прежняя Инга – спокойная и самоуверенная, - и он вновь почувствовал радостную готовность подчиняться воле этой решительной, не по-женски деловой, но столь близкой девушки.      
   
    - Ну, так что - готов благородный Ланселот дождаться свою Гвиневру?
   
    Сергей самодовольно усмехнулся, как делал всегда, когда пытался показать ей свою независимость.
   
    - Готов.   

5.

   
    Компьютер загрузился, вывесив на экран заставку с рассветным Эльбрусом. До начала рабочего дня оставалось еще больше пятнадцати минут, и Сергей по обыкновению запустил новостной портал.
   
    Рука, державшая мышку, чуть заметно дрогнула. Он медленно подвел курсор к одному из заголовков в разделе «Происшествия», несколько секунд просто смотрел на экран, словно набираясь решимости, перед тем, как щелчком кнопки открыть описание новости.
   
    «Ночное ДТП у Шереметьево: несчастный случай или преступление? Сегодня ночью на Международном шоссе в двух километрах от аэропорта Шереметьево произошло ДТП: автомобиль Мерседес GLS-500 столкнулся с самосвалом КАМАЗ, груженным строительным щебнем. Удар был такой силы, что самосвал оказался опрокинут набок. Водитель и пассажирка иномарки в результате аварии погибли на месте, в кабине грузовика обнаружены следы крови, но сам водитель с места происшествия скрылся, проводятся мероприятия по его розыску. Позже выяснилось, что грузовик был угнан этой же ночью с площадки одной из строительных компаний.                Личности погибших установлены по найденным при них документах. Ими оказались председатель правления банка «Стандарт-инвест» Михаил Фурсенко и его жена, генеральный директор и основной акционер управляющей компании «Норма» Инга Ларионова. ДТП предположительно произошло около трех часов ночи; на данный момент полиции не удалось найти ни одного очевидца аварии; по расположению автомобилей проведена примерная реконструкция событий, которая указывает на то, что КАМАЗ изначально следовал по правой полосе и по невыясненной пока причине совершил резкий маневр перестроения влево, в результате чего в него врезался двигавшийся на большой скорости в сторону аэропорта Мерседес.
   
    Напомним – на прошлой неделе в прессу просочилась информация о серьезных финансовых проблемах банка «Стандарт-инвест», некоторые наблюдатели даже предсказали возможный отзыв лицензии, но представитель ЦБ назвал тогда эти заявления досужими домыслами. Однако загадочные обстоятельства сегодняшней трагедии позволяют предположить, что…»
   
    …С неба густо валил мокрый, первый в этом году снег. Опаздывающие на работу обитатели многочисленных офисов торопливо вбегали в стеклянные двери бизнес-центра. Сергея, двигавшегося навстречу суетливому потоку, кто-то ощутимо задел плечом, он, не обратив на это внимания, вышел на крыльцо, неторопливо огляделся, будто впервые видя стоящие вокруг здания, спустился по низким ступенькам и медленно побрел по тротуару вдоль припаркованных, побелевших от снега машин. 
   
    В кармане назойливо запищал мобильник, - начавшийся рабочий день требовательно напоминал о себе. Сергей остановился, достал телефон, отключил его, аккуратно убрал в карман и так же неторопливо двинулся дальше. Он вдумчиво изучал вывески попадающихся ему ресторанов, банков, контор, подолгу задерживал взгляд на рекламных щитах, - это занятие казалось ему сейчас очень важным, потому что позволяло сохранять в голове спасительную пустоту, заслоняло от безумной действительности, в которой все было неправильно и происходили какие-то страшные вещи: гибли любимые люди, обрывались радостные ожидания, преследовало мучительное чувство неисправимой вины.
   
    Через какое-то время он вдруг осознал, что движется по направлению к дому и при таком темпе часа через полтора окажется у двери собственной квартиры. И тут же в голове возникла яркая картинка: его комната, такая, какой он увидит ее от самого порога. И центральным элементом этой картинки, который бросится в глаза первым, окажется стоящая на письменно столе мягкая игрушка – искусно изготовленный по специальному заказу плюшевый медведь со сдвинутыми на лоб альпинистскими очками, с рюкзаком на спине, с пластмассовым ледорубом за поясом и с привязанными к лапам игрушечными кошками. Этого медведя Инга подарила ему на день рождения – единственный его день рождения, который они проведи вместе. «Смотри, Ланселот, какой мишка, - сказала она тогда. – Очень похож на тебя, потому что сильный – медведи ведь сильные – и при этом добрый – видишь, какие у него глаза? К тому же, любит горы. Я хочу, чтобы ты всегда оставался таким – сильным и добрым, любил меня и, так уж и быть, еще немного свои горы». Сергей не хотел сейчас смотреть в доверчивые глаза мишки-альпиниста. На первом же перекрестке он свернул в небольшой, неизвестно куда выводящий переулок и продолжил свое неторопливое шествие.
   
    Ветер бросал ему в лицо крупные липкие снежинки, которые тут же таяли, стекая по щекам медленными прозрачными каплями.