Мост в никуда

    На Гебридских островах, что на северо-западе от большой Шотландской земли, есть одно любопытнейшее место, которое сразу приковывает наше внимание своим необычным именем. Называется оно - «Мост в никуда». Однажды ночью мы с друзьями, ведомые любопытством, решили отправиться на этот мост, но ничего особенного в нём не усмотрели. Старый каменный мост через овраг, а может, небольшую речушку, к которому ведёт асфальтированная автомобильная дорога, на том берегу превращающаяся  в грунтовую. Возможно, в Европе грунтовая дорога и считается отсутствием какого-либо пути вообще. Мы это так не восприняли. Но ощущение лёгкой тревоги всё же присутствовало, пока мы там находились. Во-первых, оттого, что мы — мистики, и всё, что «в никуда» вызывает у нас ощутимый трепет, во-вторых, потому, что дело было глубокой ночью, а в-третьих, по причине того, что за нами откуда-то издали следила какая-то непонятная одинокая машина, держащая с нами дистанцию километра в два. Это нам понравилось меньше всего — и мы отправились обратно.
       В лобби гостиницы Сторновея, главного города острова, нас уже заждались. «Где вы пропадали?» - воскликнул наш «вожатый» и организатор путешествия Виталий (когда-нибудь он сыграет в кино Александра Третьего, и будет это похлеще Михалкова). «Мы ездили на мост в никуда» - сказали мы таким тоном, который он, вероятно воспринял, как обвинение в некомпетентности. И правда: везде, где только можно, он побывал, а там, оказывается, и не был вовсе. Он сразу принялся горячо нам доказывать, что этот мост — полная ерунда, что он не имеет никакой исторической ценности, что творческие люди, де, всегда инфантильны, а потому ведутся на подобные туристические трюки. Мы не стали ничего ему доказывать и даже рассказывать, потому что рассказывать, как и доказывать было объективно нечего.
      На этом диалог был бы исчерпан, но к нему неожиданно подключился один незнакомый нам человек. Производил он впечатление, как получше выразиться, не то чтобы душевно-больного, но как бы живущего в своём собственном пространстве. Логично было предположить, что он являлся таким же постояльцем мини-отеля, как и мы. На нём были ярко-красные носки и зелёная повязка на голове, выполняющая, судя по всему, роль некой экстравагантной шапочки. На его носу гордо сидели очки из роговой оправы, что делало его похожим не то на Маршака, не то на Шостаковича. Сквозь эти очки на нас смотрел острый, я бы сказал, «задорновский» взгляд. Одет этот дядечка был во что-то серое. Уже не вспомню, был то халат или пальто. Да это и не важно.
-  Have you been to this bridge? - спросил он по-английски с подозрительно русским акцентом, на который я не обратил внимания, звук «р» шотландцы зачастую произносят вполне по-нашему.
- Да, были, - гордо ответили мы ему на его вопрос о том, побывали ли мы недавно на нашем мосту.
- Well. Haven’t you noticed anything strange there?
    И эта фраза была далеко не праздной. Скажем так, это была фраза, явно продлевающая диалог, а продлевать его в наши планы не входило. Но ответить надо было. Хм. Заметили ли что-либо странное… А что мы должны были заметить? При этом лично мне стало словно как-то неприятно и любопытно одновременно. И секунд на пятнадцать воздухе повисла тишина.
-  Вам не хотелось поскорее уснуть там, на мосту? - спросил нас наш собеседник.
- Честно говоря, нет, - ответили мы, - слабо представляя, в честь чего это мы должны были хотеть уснуть, и в своём ли уме наш новый незнакомый.
Собеседник поёжился, произнёс нечто вроде «простите меня, друзья» - и поспешил ретироваться. Какое-то время мы слышали его шаги с лестницы.
    Мы тихо поужинали и быстро легли спать. А через какое-то время в мою дверь постучали.
- Простите, что разбудил Вас, - начал монолог наш новый странный собеседник (а это был именно он) подчёркнуто корректно, настолько корректно, что стало ясно, что короткой парой слов здесь не отделаться.
- Мне надо, чтобы Вы съездили со мной на тот мост, - произнёс он отрывисто и сухо, после чего тяжело задышал. Это было сказано страшноватым тоном, но судя по выражению лица моего нового знакомого, ему будто бы было в этот момент во сто крат страшнее, чем мне. Возможно даже из-за того, что я ему сейчас, скорее всего, откажу.
- Хорошо, - к своему отчаянию я неожиданно дал слабину. - А… скажите сначала, зачем, собственно? - попытался я отыграться.
   Незнакомец выдохнул. «Можно я войду?» - сказал он.
- Ну, давайте, заходите.
   Мы присели, я на кровать — он на стул рядом с зеркалом. Зеркало мутно отражало его профиль, и мне казалось, что в этот момент он похож на композитора Яна Сибелиуса в случае, если бы тот работал лесником. Кстати сказать, на нём уже не было дурацкой зелёной quasi-шапочки на голове, очки же оставались на месте. «Профессором лесных дел Сибелиусом», поправил я себя.
- Видите ли, начал он, существует на свете одно ужаснейшее место. Самое ужасное…
  Он говорил, а во мне при этом с какого-то перепугу укреплялось дурацкое чувство, что этот человек — вроде как мой родственник. Или не родственник, но что-то своё, родное, в нём безусловно, есть.
- Знаете, продолжал он, - как Высоцкий пел…
И после слова «Высоцкий» я вдруг некой внутренней рукой стукнул себя по какому-то внутреннему лбу. Мой собеседник вёл со мной разговор на русском языке! Не дожидаясь продолжения рассказа, я выпалил:
- А вы откуда сами?
Собеседник скорчил кислую гримасу: «Вы сначала выслушайте. Если я начну рассказывать откуда я, мы на это убъём ещё полночи, а времени у нас нет».
- Хорошо.
- В общем, существует одно место. Целый мир. Параллельный, что ли. А может, наше будущее. Я сам до конца не знаю.
- Простите, - перебил я его, до сих пор не понимая, включаться ли мне в его психологическое пространство. - Как мне к вам обращаться?
- Эммануэль, - произнёс он. В эту секунду я окончательно взглянул на нашу встречу со стороны, а может, с позиции моих друзей, которым я наутро расскажу о ней — и не смог сдержать смеха. Я смеялся так громко, что наши соседи за стеной недовольно заворочались в постели. Звукоизоляция в гостинице была не самая лучшая. «Простите, простите меня, я слушаю вас» - завершил я свой смех жалким оправданием своей некорректности, по поводу которой как-то внезапно и резко ощутил вину. «Я вас слушаю, продолжайте»
- Вы можете звать меня просто Мишаней, - добавил собеседник — и я расхохотался во второй раз. Нет, невозможно сдержаться! Совершенно невозможно!  После чего снова извинился и приготовился воспринимать его, стало быть, галиматью далее.
- Там есть одна девушка, - перешёл мой гость к, видимо, главной для себя теме, видимо, не желая более становиться объектом моих насмешек. - Девушка, которую хотят выдать замуж.
- Так.
- Можно я пока не стану говорить, за кого? - предупредительно учтиво посмотрел на меня таинственный Мишаня-Сибелиус. - Я не хочу, чтобы вы ещё раз будили соседей за стенкой, та то они совсем не выспятся сегодня. - И он вперился в меня взглядом настолько пронзающим, что мне стало не по себе. Слишком серьёзен и трезв был этот взгляд.  «Если он не сумасшедший, - мелькнула мысль, - то дело может обернуться едва ли не криминалом или ещё чёрт знает чем неприятным, чёрт возьми».
- Давайте поедем, я по дороге доскажу.
  И я зачем-то согласился.
  Мы вышли на улицу, сели в его старенький «форд». А ведь умалишённый вряд ли получил бы права. Что, впрочем, не радует.
А Мишаня продолжал:
- Итак, есть девушка. Её хотят выдать замуж. За животное, - отчеканил он.
- Ага...
- Вы, кажется, не впечатлились. За животное, понимаете? - он задрожал всем телом.
- Это ужасно, - ответил я. Неравный брак, учитывая ещё то, что наверняка вы к ней питаете…
- За животное… - ещё раз произнёс он, только шёпотом. За настоящее животное. Зоофилия, мать её. Дошло?
  Я остолбенел. Скорее, от поразившей меня уверенности, что передо мной — таки-да, съехавший с катушек человек. А он добавил: «И так там принято. Такая у них, мать её, свобода. Ну, как в нашем современном мире с этими легализациями всего и вся, только в тысячу раз позаковыристей». Что же - да, в печёнках у него сидит эта легализация, судя по всему, оттого и спятил. Здесь всё понятно. Но как же это меня угораздило с ним связаться, и куда мы собираемся ехать? О, да мы, собственно, уже и едем!
  А ехали мы по двухполосной асфальтовой дороге по направлению к тому самому «мосту в никуда» - и больше всего мне хотелось спрыгнуть на ходу этого дурацкого автомобиля. Но скорость была слишком высока.
- Успокойтесь, - вдруг промолвил он. Вы в Бога веруете?
- Верую. - тихо произнёс я, не зная уже, как и на что реагировать. - А вы?
- Уверовал. Там... - и он вздохнул.
Оставшийся участок пути мы молчали. Я — оттого, что должен был хоть немного переварить происходящее, в том числе — решить, как я выскочу из всей этой фантасмагории, он , видимо, - по какой-то другой причине, о которой я мог только догадываться.
   А вот и мост.
- Введу в курс дела, - заговорил Михаил голосом, от которого вдруг расхотелось смеяться. Таким голосом говорят судьи, когда выносят вердикт о лишении водительских прав. Или проверяющие документы пограничники. Мы притормозили у края сооружения. - Итак, там творится действительно чертовщина. Быть может, это — самый настоящий ад, не берусь судить. Всё возможно. Выглядит их мир вполне себе эстетично. Очень аккуратные улочки, газончики, транспорт тихий, замечательный. Весна и солнышко круглый год. Я очень обрадовался, когда туда попал в первый раз. На одной из остановок общественного транспорта мы познакомились с Самантой, той самой девушкой, о которой я упомянул в разговоре с вами. Мы быстро подружились, народ там очень открытый, контактный, вскоре меня пригласили к ним в дом на обед. Там меня встретили две женщины, довольно красивые, одна, правда, покрасивее другой, но не суть. В общем, это её матери. Этому у нас, кажется, уже перестали удивляться, правда ведь? Перестали. А нельзя. Нельзя переставать удивляться, нельзя ни в коем случае, иначе… Ну да ладно, сами увидите. В какой-то момент мне стали показывать семейный альбом. «Вот моя мама, заявила одна из женщин, - а это её второй муж». «Мой дедушка!» - воскликнула Саманта нежно, почти ребячески. Я глядел на эти фотографии, и долго не мог понять, где у них там дедушка. Видел только холёного спаниеля на поводке у статной женщины средних лет. В общем — это чудище и есть их дедуля. «Приёмный», разумеется. А те мне и тараторят: «Она его очень быстро похоронила, люди живут дольше наших небольших сограждан. Но, говорят, скоро примут закон, в котором жизнь человека предлагают немного сократить в связи с этим. У закона этого, безусловно, есть свои минусы. Потому что люди не смогут тогда видеть своих внуков. Но с другой стороны это — гораздо демократичнее. У всех будут равные права и возможности. Моя же мама, например, и так долго не прожила, она невероятно расстроилась, так расстроилась, что после похорон подала нашему священнику заявку на эвтаназию» «Эвтаназию? - переспросил я, никак не будучи способным соотнести сие понятие с церковью.» «Ну, да, такая треба. Странно, что вы этого не знаете.» Ну, тут в глазах у меня помутнело — и дальше помню только комнату с просторной холодной кроватью, на которую меня уложили, видимо, после того, как я потерял сознание. Две пары женских глаз заботливо глядели на меня, в руке у одной из этих «пар» был стакан с какой-то жидкостью. Её прописала врач. Как потом выяснилось — зайчиха (мой знакомый очень серьёзно и грустно посмотрел на меня. И почти улыбнулся. А я поёжился под его светлым проницательным взглядом, точно от холода). Ну, не суть. В какой-то момент я понял, что надо бежать подальше из этого зоопарка. Нашёл, слава Богу, наше старое-доброе место с мостом (он кивком указал вперёд) - и мне на этом месте, к великому моему счастию, снова захотелось спать. Ах да, я вам говорил, что мне вначале на этом мостике тоже очень спать захотелось. С этого всё и началось. В общем, когда засыпаешь, тогда и попадаешь в другое пространство, или как его там. А теперь, пора действовать.
   Я захотел привычно проглотить слюну, но у меня не получилось. В глотке пересохло.
- Что вы собираетесь делать? - странно было слышать от себя конструктивный вопрос по отношению к безумцу. На тот момент я это объяснил тем, что нарочно ему подыгрываю.
- Сейчас я собираюсь выкрасть Саманту. Для этого мы заедем на мост, уснём, попадём в их мир и всё тихонечко сделаем. После чего привезём её к нам. Кстати, теперь, когда вы уже поверили мне (с чего это он взял?), я могу вам сообщить, кто её жених. Не испугаетесь?
   И он сообщил... Тихим срывающимся голосом. Но приводить название этого животного на страницах данного рассказа я не намерен.
   Мы въехали на мост.
- Не убивайте там комаров! -  Мишаня-Эммануэль словно делал последние наставления перед каким-то боем.- Когда они пьют вашу кровушку, они этим проявляют к вам свою любовь (и он дико засмеялся). После их убийства вас объявят в розыск, - начал Мишаня пороть откровенную чушь, — и это осложнит дело. Тем более, вы не знаете, может, среди них — мэр города или ещё какая шишка…
- Комар? Мэр города? - пролепетал я непонятно с какой целью.
- Не отвечайте на ласки дворовых кошек, - продолжал он, - обяжут связать с ними судьбу.  Нравы, ёшкин кот, у них строгие. За чистоту отношений. Против беспорядочных этих, как их там… Пуритане! (Сибелиус начал заводиться не на шутку) Есть, есть там один единственный нормальный человек. Отец Сергий. Официально он у них садовник. Работает именно в том доме, где живёт прекрасное дитя и его распрекрасные мамочки. К нему мы и поедем сперва. Переночуем… - по его голосу становилось понятно, что товарища клонит ко сну. - Вы… простите меня, что пристал к вам… - и он захрапел. Нить беспорядочного больного рассказа оборвалась. Воцарилась звенящая, почти электрическая тишина. Стало очень холодно.
   Я отвернулся от него и увидел вдалеке пару автомобильных огней. Они находились километра за два до нас. Это были точно такие же огни, а может, и те же, что и в прошлый раз, за несколько часов до этого. Только в этот раз огоньки были для меня, скорее, спасением, нежели источником страха. Они приближались с ощутимой скоростью, вот сейчас они подъедут — тогда я выйду к ним. Будить умалишённого спутника неосторожным хлопком двери я точно не желал, а потому решил вести себя максимально тихо, точнее — сидеть не двигаясь.
   В какие-то моменты я словно начинал проваливаться в сон, но огоньки, подскакивая на кочках, будили меня — и я возвращался в реальность. Один раз я поймал себя на том, что мне противны эти безразличные жёлтые фары, так нагло противоборствующие моему естественному желанию спать. «Вам не хотелось уснуть на том мосту?» - вспомнились слова попутчика, и на тот момент, как часто бывает между сном и явью, показались мне вполне серьёзными. Я вдруг увидел своего попутчика совсем иным, без смехотворных очков и повязок, мне показалось, что он одет во что-то белое. Белое и воинское одновременно. Он улыбался мне — и жестом звал куда-то вдаль. Но в эту секунду во мне проснулось — нет, не недоверие, скорее — омерзение в отношении того пространства, о котором я знал самую малость, а вместе с тем — уже достаточно много. Или даже слишком много. Я силой разомкнул глаза — и увидел огни совсем рядом с собой. Они подъехали к нам вплотную.
   Но мне не пришлось выходить из машины. Потому что никакой машины, равно как и её хозяина, не существовало больше, а сидел я перед огромными фарами просто так, на сырой земле. В первые полсекунды сознание успело прокрутить всю нашу встречу с растворившимся в пространстве Михаилом — от и до. С поиском лазейки для объяснения происходящего чем угодно — сном, алкогольным опьянением, тем, что я уснул и не заметил, как Мишаня выкинул меня из машины. Чем угодно, лишь бы это было привычно, материально, в рамках физических законов.
    Но мои попытки развеяли вышедшие из полицейской машины люди в штатском.
    - Вы — пассажир серого Ford Sierra? - отрезал один со столь свойственным англосаксам кричаще-безразличным взглядом в никуда.
- Да…
- Вас вёз этот человек? - и он показал мне фотографию моего недавнего спутника. На ней он также, как и в моих видениях, был без очков.
- Ну, да… - я ещё раз оглянулся, не уехал ли мой злосчастный водитель куда дальше? Но местность слишком хорошо просматривалось, фары полицейских слишком ярко светили вдаль — и никакого «форда» в округе слишком отчётливо не было видно.
   Мой спутник действительно исчез. Исчез, как и обещал.
- Проедемте со мной в отделение.
  Уже в четвёртый раз я ехал по этой дороге за этот вечер, и второй раз — в направлении Сторновея. Всю дорогу мы молчали. Люди в штатском были сильно озабочены, как мне показалось. И решительны.
  Беседа продолжилась в отделении полиции. Больше всего задел меня внимательный и подчёркнутый вопрос о том, рассказывал ли мне что-нибудь этот человек. Ежели властным структурам важно знать, располагает ли кто определённой информацией, то, стало быть, такая информация уже не может считаться бредом сумасшедшего.
- Ерунду какую-то говорил, - отвечал я, понимая, что не должен ни в коем случае выглядеть в их глазах сообщником моего недавнего спутника. Впрочем, сообщником в чём? Неужто я стал относиться ко всему этому серьёзно? Непонятно отчего, но сердце заметно сжалось.
 - О каком-то зоопарке, - продолжал я, - о зоопарке, в который, наверное, ходил в детстве. Перед тем, как сойти с ума, - добавил я и попробовал засмеяться… На меня внимательно смотрела проницательная и непроницаемая пара мужицких англо-саксонских глаз, у одной из этих «пар» был стакан воды в руке. «Зайчиха прописала? Или пингвин какой?» - успело подуматься. Я чуть не рассмеялся. Или — чуть не задрожал. Что-то среднее между тем и другим.
- Спасибо вам, что спасли меня от этого ненормального, - сказал я. - Хорошо ещё, что он выкинул меня на улицу, перед тем, как смыться…
 Но допрашивающие не унимались.
- Расскажите, что вы помните из его рассказа?
 Врать было бесполезно. Я стал излагать обрывки из недавно услышанной истории, перевирая их, как только возможно. Так, чтобы они окончательно и бесповоротно в моих устах сошли за бред. Воспринимались как бред мною самим, а вместе со мною — всем миром. Всем цивилизованным миром. Ведь - как это в нашем мире происходит? Бред, бред, бред… А потом — хлоп! И бред становится реальностью.
   Мои собеседники сделали несколько записей в своём журнале и в компьютере. А затем отпустили меня с миром.
  Уже светало, когда я вернулся в гостиницу. А потом проснулся. И не мог понять, с какого момента сон следовало считать сном. Не было ни одного шанса вспомнить, когда и с чего он мог начаться. По ощущениям — всю предшествующую жизнь я воспринимал как сон.
   На завтраке все расспрашивали меня, почему я такой грустный. Потом справлялись о том, почему я так долго отсутствовал, пока наша компания грузила вещи в машину (мы в тот день уезжали).
   Я же всё это время чувствовал себя омерзительно гадко. И главное, в каждую следующую секунду объяснял это сам себе различными причинами. Вначале — тем, что на меня подобным образом воздействовала недавняя история об этом чудовищном извращённом мире. Этого, казалось бы, хватало для подобной подавленности. Но душа не успокаивалась. Затем я подумал, что состояние безумца, пускай приснившегося, таким образом воздействует на мою нервную систему — и я сам скоро рехнусь. И это было многое, но ещё не всё. Потому что ни в одном из тех случаях у человека не может возникнуть жгучее чувство вины, стыда и сожаления. А здесь они присутствовали. Я решил сходить к полицейскому участку, проверить, на месте ли он. Но с полдороги повернул обратно, так и не выяснив, существует ли в самом деле вчерашнее неприятное здание в запомнившемся мне переулке. Очень не хотелось попадаться этому переулку на глаза. Так, на всякий случай...
    Спустя несколько часов мы уже ехали в аэропорт по большой шотландской земле. Старой, древней земле, где пока ещё существовали мужчины и женщины, где животные всё ещё были животными, а холодильники — всего лишь холодильниками. И я лучше всех на земле понимал, что истинно великое может оказаться в какой-то момент и по-настоящему хрупким. И разрушительной волне, ставящей под сомнение простые человеческие истины, нужно и должно противодействовать любою ценой.
    И тогда вдруг понял, что же меня больше всего задевало в моих переживаниях. Начиная с какого момента я уже не мог себя простить. Какую вину должен искупить всею своей последующей жизнью.
    Я — не заснул. Не заснул там, на мосту. Не отвернулся от приближающихся огней. После чего никогда не узнаю, чем закончится история спасения далёкой и неведомой мне Саманты, что стрясётся со странным человеком в очках, а главное — чем обернётся моё неучастие в этом рискованном предприятии.
    Пускай и нет никакой Саманты, есть моё решение. Моё неверие. И оно со мной — навсегда.
    Впереди по курсу возвышались горы. На них лёгкой пеленой светилась дымка, словно там, за ними бушевал ливень.
- Слушай, а всё-таки странно, что делала там та вторая машина? Помнишь — светила фарами, пока мы стояли на мосту? - спросил меня Андрей, один из друзей, с которыми мы путешествовали на наш злосчастный мост в первый раз.
  Я вздрогнул — и ничего ему не ответил.

20-21.06.2018