Мастер и Маргарита. Роман в романе

Автор выражает благодарность Вадиму Волкову, записавшему лекцию, и Юле Никифоровой, расшифровавшей запись.

Подходят к концу наши совместные семинары общекультурного характера. Тем, кто был на лекции о Расселе, я уже объяснил, что это на самом деле не так страшно и что сам Рассел пускался иногда в рассуждения о готике, о Ренессансе, о романтизме. Я думаю, что это влияние Матисса, ибо Рассел читал свои лекции по истории западной философии в центре Барнеса в Филадельфии, для которого Матисс написал панно, а кроме того там висят и другие картины Матисса. Так что, может быть, это настроило Рассела на общекультурный лад. Теперь что касается «Мастера и Маргариты». Ну, во-первых, я начну с эпиграфа. Вы знаете, что эпиграф взят из Гёте. «Я часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо». Я сейчас напомню, в каком контексте в самом «Фаусте» произнесены эти слова. Фауст спрашивает Мефистофеля: как тебя зовут? И Мефистофель отвечает: странный вопрос от человека, который так мало ценит слово. Этот ответ Мефистофеля отсылает нас ещё к одному моменту из Фауста, где Фауст пытается переводить первые строки Евангелия от Иоанна: «В начале было Слово». И вот он говорит – сначала я хотел перевести: «Im Anfang war das Wort». Но потом ему показалось неправильным переводить греческое слово «logos» немецким словом «Wort», и он перевёл его словом «Sinn» (по-немецки «смысл»). Потом и «Sinn» ему не понравилось, и он заменил его словом «Kraft» (по-немецки «сила»). И в конце концов он остановился на четвёртом варианте: «Im Anfang war die Tat» («В начале было дело»). Т.е. как бы от слова к делу. Перебрал несколько вариантов. Получается, что он не очень сильно ценил слово, и именно на это намекает Мефистофель, кстати, демонстрируя при этом свое квазивсеведение, ибо откуда он мог знать о переводческих штудиях Фауста? «Allwissend bin ich nicht; doch viel ist mir bewust» = «Я не всеведущ, но мне многое известно» - говорит Мефистофель о себе. Но Фауст настаивает: и всё-таки имя значит многое, поэтому всё-таки скажи, как тебя зовут. И тогда уже на прямой вопрос Фауста Мефистофель даёт уклончивый ответ: «Я часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо». И вот, собственно, этот ответ и является эпиграфом к «Мастеру и Маргарите».

Теперь второй момент, на который я хотел бы обратить ваше внимание, а именно, что антирелигиозная лекция Берлиоза, которую он читает поэту Ивану Бездомному, в каком-то смысле притянула нечистую силу. Так получается, я не знаю, Булгаков прямо это не подчёркивает, но то, что заинтересовало Воланда, – это именно слова об Иисусе Христе. Слова Берлиоза, а вы знаете, что Берлиоз, общаясь с поэтом Иваном Бездомным на Патриарших прудах, обсуждал антирелигиозную поэму, которую написал Бездомный и в которой он изобразил Иисуса Христа отрицательным, но реальным персонажем. И, как вы знаете, главное возражение Берлиоза состояло в том, что вообще никакого Иисуса не было, ни отрицательного, ни положительного. И вот, когда Воланд услышал, что никакого Иисуса не было, он очень оживился и говорит: извините, что я вмешался в вашу беседу, но её предмет такой, что я не мог не вмешаться. Т.е. получается, что если бы они говорили на какие-то нейтральные темы, то, может быть, он бы и мимо прошёл, но, взяв такую тематику, они сами спровоцировали вмешательство потусторонних сил. Из чего можно сделать вывод, что и в лекциях надо быть осторожным, потому что, взяв такую тему как «Мастер и Маргарита», мы тоже можем спровоцировать некоторый интерес "нечистой силы", чего в принципе можно избежать, если заниматься чистой логикой, или физикой, или химией, или даже, может быть, биологией. Но когда мы затрагиваем вопросы культуры и особенно религии, то мы рискуем вторгнуться на территорию, скажем так, войны идеологий. Если бы Берлиоз не говорил об Иисусе Христе, то, может быть, остался бы в живых. А так он попал под трамвай. Т.е. в каком-то смысле был наказан.

Третий момент. Я просто сейчас пройдусь по пунктам, а потом, может быть, сделаю некоторое обобщение. Это вроде бы тривиальная вообще вещь - продажность писателей. Вот такая тема. Вы скажете, что эта тема была всегда и не началась с Булгакова, но это, безусловно, могло затруднить появление романа в советское время. А когда роман всё-таки был опубликован в 1966-1967 году в журнале «Москва», то эта тема продажности писателей, конечно, не могла не вызвать сенсацию, потому что нам внушали в школе, что наши писатели - самые честные писатели всего мира и пишут не ради каких-то наград или привилегий, а исключительно руководствуясь своей совестью, своей любовью к добру, социализму, рабочему классу, прогрессивному человечеству. Наши писатели самые лучшие. И сами принципы социалистического реализма включают в себя бескорыстное служение идее. В качестве идеального писателя нам приводили в пример Николая Островского, его роман «Как закалялась сталь», где главный герой - совершенно бескорыстный человек, который, можно сказать, жертвует своей жизнью, своим здоровьем для того, чтобы победил коммунизм. И даже формулирует это кредо: «Самое дорогое у человека – это жизнь. Она дается ему один раз, и прожить ее надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы, чтобы не жёг позор за подленькое и мелочное прошлое, чтобы, умирая, смог сказать: вся жизнь и все силы были отданы самому прекрасному в мире - борьбе за освобождение человечества». Нас учили, что все советские писатели думают так, как Николай Островский, и что они все готовы умереть ради истины и что никто из них не думает о том, как получше устроиться в этом мире. И вдруг мы видим описанный Булгаковым писательский ресторан «У Грибоедова», где очень вкусно кормят. Помните, в ресторане какой-то голос командовал: «Карский раз! Зубрик два! Фляки господарские!!». Фляки – это польский густой суп из рубцов. Ясно, что это что-то изысканное. И получается, что эти писатели пользуются льготами и из-за этих льгот готовы на всё. И вот описывается главная контора Массолита и какая огромная очередь стояла в кабинет, где было написано «Жилищный вопрос». Для нас, читателей, в то время это был шок. Советская власть, разрешив публикацию романа, сама дала потом отбой, но, выпустив этот роман, она уже не могла сделать вид, что его не было. Т.е. само появление этого романа в год 50-летия Октябрьской революции было, конечно, событием уникальным. Пожалуй, его можно сравнить только с публикацией первого философического письма Чаадаева в 1836 году (по словам Герцена, это был «выстрел, раздавшийся в темную ночь»). Но если Чаадаева можно было как-то обвинить или преследовать, то Булгакова преследовать было уже невозможно, потому что он умер в 1940 году.

Теперь я перейду к более сложной вещи. Я бы это так назвал – роман в романе. Вы знаете, что «Мастер и Маргарита» - это не первый роман Булгакова. Его первый роман, который сделал его знаменитым – это роман «Белая гвардия». На самом деле никакого упоминания о «Белой гвардии» в «Мастере и Маргарите» нет, но там фигурирует роман о Понтии Пилате, который написал Мастер и за который все критики на него ополчились. Но если дальше сделать вывод, что Мастер – это сам Булгаков, тогда получается, что роман о Понтии Пилате – это и есть «Белая гвардия». По сюжету «Мастера и Маргариты», роман о Понтии Пилате – это тот роман, из-за которого на Мастера ополчились все литературные критики. А в реальности это произошло с самим Булгаковым, когда он написал роман «Белая гвардия». Он даже специально завёл папку, куда собирал отрицательные отзывы, их там было более трехсот. Булгакова не брали на работу, и он написал письмо в ЦК ВКП(б) с просьбой выпустить его за границу. И вот 18 апреля 1930 года, через 4 дня после самоубийства Маяковского и на следующий день после похорон Маяковского, Булгакову позвонил лично Сталин. Булгаков совершенно не ожидал, что на это письмо последует такой неожиданный ответ в виде звонка Сталина. И Сталин спросил: «Вы хотите уехать? Мы Вам очень надоели?» Потому что в письме Булгаков писал, что поскольку меня тут зажимают и на меня пишут отрицательные отзывы, то может быть мне лучше уехать, раз меня здесь всё равно не печатают, я не могу устроиться на работу, а без работы я фактически обречён на голодную смерть. И неожиданно для самого себя в ответ на вопрос Сталина Булгаков сказал: «Я не мыслю себе жизнь вне России». И Сталин сказал: «Правильно». А потом спросил: «А вы не пробовали устроиться на работу в Художественный театр?» Булгаков ответил: «Меня туда никто не возьмёт». А Сталин говорит: «А Вы попробуйте». И действительно, после этого звонка Булгакова взяли на работу в Художественный театр. Ну а дальше его жизнь круто изменилась. Еще в 1929 году он познакомился с Еленой Сергеевной Нюренберг, она была замужем за Шиловским, военачальником. Елена Сергеевна из-за Булгакова ушла из семьи, и 4 октября 1932 года они поженились. Собственно говоря, она и сохранила рукопись романа, в котором содержится некое предсказание о нём же самом: «Рукописи не горят». Сказано-то сказано, но где гарантия, что рукопись, существующая в одном экземпляре да еще к тому же антисоветская, не будет изъята? Поэтому шансы, что рукопись сохранится и роман будет опубликован, да ещё тем более в советское время, конечно, были практически нулевые. Понятно, что если бы этот роман до нас не дошёл, то мы бы даже не знали этой фразы: «Рукописи не горят». Исчезло бы всё. Это тоже надо иметь в виду. Ну а когда мы всё-таки увидели этот роман, то мы увидели и эту фразу. Это тонкий вопрос, но я сейчас о другом. Даже не столько о судьбе романа в самом романе, сколько о том, что этот роман о Понтии Пилате – это и есть фактически роман «Белая гвардия». Но если мы отождествим роман о Понтии Пилате с «Белой гвардией», то тогда мы поймём, что когда критик Мстислав Лаврович  призывает «ударить и крепко ударить по пилатчине», то надо понимать, что в реальности литературные критики призывали «ударить и крепко ударить» не по пилатчине, а по белогвардейщине. Потому что главный упрёк Булгакову был в том, что он идеализирует белогвардейцев, пробуждает к ним сочувствие. Тогда получается, что Иешуа Га-Ноцри – это и есть распинаемая и гибнущая старая Россия. Тогда всё становится более или менее понятно. Тогда вопрос о том, почему Иешуа не похож на Иисуса из Евангелия, решается очень просто: Булгаков и не хотел его делать похожим на Иисуса Христа, а просто воспользовался образом Голгофы, или образом распятия, для того чтобы символически описать судьбу старой России и русской интеллигенции. Как вы знаете, у Гегеля тоже было такое понятие: «Голгофа абсолютного духа», и даже, кстати, у самого Маяковского, антагониста в каком-то смысле Булгакова, тоже используется образ Голгофы: "Это взвело на Голгофы аудиторий Петрограда, Москвы, Одессы, Киева, и не было ни одного, который не кричал бы: «Распни, распни его!»". Так что если мы примем такую гипотезу, что Иешуа - это как бы вообще Россия или русский интеллигент, восходящий на Голгофу, тогда всё становится более-менее понятно.
 
Теперь ещё одна мысль, я немножко перескакиваю с одного на другое, но мне кажется, что это тоже важно. Мы не случайно вспомнили Маяковского. Маяковский сыграл в жизни Булгакова необычную роль, т.к. самоубийство Маяковского спровоцировало Сталина на звонок Булгакову. Можно сказать, что Маяковский своим самоубийством заставил Сталина задуматься, с кем он вообще остаётся. Маяковский покончил с собой, Замятин уже сидел на чемоданах и через год уедет из России. Кто же остался? Пастернак и Булгаков. Не так уж и много. И Сталин разговаривал и с тем, и с другим. С Пастернаком он говорил позже, в 1934 году, когда был арестован Мандельштам. Пастернак просил за Мандельштама, и после этого Сталин позвонил Пастернаку. Мы знаем не так много случаев, когда Сталин лично звонил писателям. Наиболее известны два звонка – это звонок Пастернаку в 1934 году и звонок Булгакову 18 апреля 1930 года. Можно сказать, что из-за смерти Маяковского Булгаков был оставлен в живых. Потому что арестовать человека, которому лично звонил Сталин, уже было невозможно. Да, ещё третий случай я знаю - это был, правда, не звонок, а резолюция на частном письме. В 1935 году Лиля Брик написала Сталину письмо о том, что безобразно относятся к наследию Маяковского, и на этом письме Сталин начертал такую резолюцию: «Маяковский был и остаётся лучшим, талантливейшим поэтом советской эпохи. Безразличие к его памяти и его произведениям – преступление». И вот после этого стали издавать Маяковского, станцию метро назвали в честь Маяковского, наконец воздвигли памятник Маяковскому – всё это отсюда, из этой резолюции Сталина на письме Лили Брик. Но самое интересное, что эта резолюция спасла жизнь самой Лиле Брик, потому что Сталин лично вычеркнул её фамилию из списка людей, которых должны были арестовать. Якобы он сказал: «Не будем трогать жену Маяковского». Может быть, это легенда, но в любом случае Лиля Брик дожила спокойно до советских времён, и я лично видел её на одном из вечеров в Пушкинском музее, где выступал поэт Андрей Вознесенский, помню, что он был в светло-сером вельветовом костюме. И была Лиля Брик, которая покровительствовала Вознесенскому. Она считала, что Вознесенский в каком-то смысле продолжает Маяковского, ей так казалось. Это был 1974 или 1975 год, а в 1978 она покончила с собой. Так вот, возвращаясь к Булгакову и Пастернаку, – это были два человека, которым лично позвонил Сталин. Таким образом ни Пастернака, ни Булгакова никто не мог тронуть без разрешения Сталина. Поэтому, как бы ни складывалась их судьба, и что бы они там себе ни позволяли писать, они были как бы неприкасаемы. Звонок Сталина давал в каком-то смысле им гарантию, что они умрут своей смертью. И вот, как ни странно, по-видимому именно Маяковского Булгаков вывел в романе «Мастер и Маргарита» в образе поэта Рюхина. Я напомню соответствующий эпизод. Ивана Бездомного, как вы знаете, отправили в сумасшедший дом. Там целая история. Я потом расскажу о психиатрии в романе, но в данном случае интересно, что сопровождал его Рюхин. А дело было, как вы помните, ночью. И в результате Рюхин не выспался, пока там в сумасшедшем доме Бездомного принимали, а потом водитель грузовика, который привёз Бездомного и Рюхина в сумасшедший дом, возвращался уже с одним Рюхиным, и полотенца надо было вернуть. Те полотенца, которыми вязали Ивана Бездомного. Кто жил в Советском Союзе, тот понимает, что полотенца казённые, поэтому их надо вернуть, за них отвечают, так сказать, головой, полотенца из ресторана Массолита, за них отчётность, поэтому их надо вернуть в целости и сохранности. А полотенца эти всё время ползали по кузову, и Рюхин их ловил, помните? И когда этот грузовик проезжал мимо памятника Пушкину на Страстном бульваре, Рюхин стал грозить этому, как сказано в романе, «никого не трогающему чугунному человеку». И Рюхин говорит: что такого особенного Пушкин написал? Просто повезло ему. Стрелял в него этот белогвардеец и обеспечил бессмертие. Кто читал стихотворение Маяковского «Юбилейное», тот помнит, как Маяковский пишет про Дантеса: «Мы б его спросили: - А ваши кто родители? Чем вы занимались до 17-го года? - Только этого Дантеса бы и видели». Т.е. метафора «Дантес-белогвардеец» – это из стихотворения Маяковского «Юбилейное». Поэтому можно сделать вывод, что Булгаков вывел Маяковского в образе Рюхина. Но надо сказать, что Рюхин не очень приятный человек, бездарность, не знаю, объективен ли тут Булгаков или нет. Известно только, что в реальной жизни Маяковский и Булгаков не были в ссоре и даже, как сообщает нам в своих воспоминаниях Елена Сергеевна Булгакова, любили играть друг с другом в биллиард: оба были умелые и азартные игроки.

Теперь, поскольку мы уже коснулись Ивана Бездомного, я бы хотел о нём поговорить в плане так называемого обращения, т.е. трансформации («ветхий Иван» и «новый Иван»). Мы встречаем Бездомного в начале романа в качестве фаната новой идеологии, социализма, свято верящего большевикам и т.д. И даже Берлиоз был более осторожен в своих высказываниях, а вот Бездомный прямо лез на рожон. И помните, когда Воланд сказал, что Кант, хотя и опроверг пять доказательств бытия Божия, но придумал шестое доказательство, Бездомный вдруг «бухнул»: «Взять бы этого Канта, да за такие доказательства года на три в Соловки». Здесь одновременно показана его необразованность, некультурность, но и некий искренний эмоциональный порыв. Т.е., если Кант плохой, значит надо его наказать, перевоспитать, на Соловках его перевоспитают, перекуют, и будет хороший Кант. На что Воланд ему сказал с иронией, что это замечательная мысль, «ему там самое место», но, к сожалению, отправить Канта в Соловки невозможно по той причине, «что он уже с лишком сто лет пребывает в местах значительно более отдаленных, чем Соловки, и извлечь его оттуда никоим образом нельзя», т.е. намекает на то, что Кант уже давно умер. А Берлиоз стыдится за Бездомного, что он тем самым как бы показал необразованность не только собственную, но и вообще скомпрометировал советского человека в глазах иностранца. Потому что был такой момент: я только что рассказывал вам о Расселе, и вот Рассел вспоминает о том, что когда он был в Советском Союзе, он почувствовал желание принимавшей стороны произвести максимально хорошее впечатление и скрыть, по возможности, недостатки. Но от Рассела, конечно, скрыть было ничего невозможно. Он всё чётко просекал. По крайней мере, такое желание водить иностранцев за нос – было. Так что можно было бы ещё одну тему поднять. Но в данном случае речь идёт о Бездомном, что Бездомный невежественный, но, в общем, искренний человек, и он, как вы помните, очень переживал, что Берлиоз попал под трамвай, и решил наказать всю эту банду или шайку во главе с Воландом. Поэтому он и стал искать Воланда, и тут уже налицо элементы гротеска, напоминающие сцены из романа Кафки «Процесс», особенно тот эпизод, когда Бездомный оказывается возле какого-то жилого здания и ему вдруг кажется, что Воланд должен быть именно в этом доме и именно в такой-то квартире. И он поднимается по лестнице, заходит в коммунальную квартиру и почему-то идёт в ванную комнату, и там оказывается какая-то моющаяся под душем голая гражданка. И она говорит, вероятно, приняв его за соседа: «Кирюшка! Бросьте трепаться! Что вы, с ума сошли?» Я сначала не понимал, что значит «трепаться» в этом контексте, а оказывается, у слова «трепаться» есть значение «волочиться за кем-то». Но сейчас мы слово «трепаться» употребляем только в одном значении – «болтать». Т.е. мы благодаря роману ещё вдобавок узнаём устаревшую русскую лексику. Но это не так важно, короче, эти элементы гротеска, элементы абсурдистского романа здесь есть. В конце концов он оказывается в Москве-реке, у него крадут одежду и т.д. Потом он попадает в Дом литераторов, где его как раз и повязали этими полотенцами. И он оказывается в сумасшедшем доме. Здесь ещё новая тема поднимается – тема психиатрии, ведь Булгаков – врач по первой профессии, обучался медицине в Киеве, где была известная в то время психиатрическая школа. Он не был психиатром, но он, конечно, изучал психиатрию. Булгаков очень точно описывает состояние Бездомного: это состояние человека, не способного взглянуть на ситуацию со стороны. Эмоционально настолько возбуждённого, настолько увлечённого, что он не может понять, как он выглядит в глазах окружающих. И тогда, чтобы образумить пациента, врач-психиатр говорит: хорошо, развяжите ему руки, пустите его к телефону, пусть он делает, что хочет. И Бездомный подходит к телефону, набирает номер милиции и говорит в трубку: срочно вышлите наряды с пулемётами, надо выловить опасного иностранца, диверсанта. Вроде всё хорошо, и его даже слушают, но потом его спрашивают – а кто говорит? – Говорит поэт Бездомный из сумасшедшего дома. И потом – гады, бросили трубку. Т.е. что это значит? Он не понял, как он воспринимается со стороны. Ну и второй момент: во время повторного осмотра профессор Стравинский предлагает ему, раз там бросают трубку, написать заявление в соответствующие органы. И он попытался написать и начал с фразы: «Вчера вечером я пришел с покойным М. А. Берлиозом на Патриаршие пруды». Но фраза ему не понравилась: «как это так – пришел с покойным?» Решил пояснить – «впоследствии покойным», а тут ещё композитор примешался, поэтому пришлось добавить: «не композитором». Короче, выяснилось, что ему очень трудно сформулировать свою мысль. Это как раз случается с человеком, который слишком эмоционально относится к делу. Поэтому всё, в смысле психического состояния Бездомного, описано с фантастической точностью, именно так, как это и должны были описывать грамотные врачи. Но самое главное, что Бездомный, наконец, пришёл в себя и задал сам себе вопрос: « Почему, собственно, я так взволновался из-за того, что Берлиоз попал под трамвай?» И потом уже настоящее превращение «ветхого Ивана» в «Ивана нового» произошло тогда, когда Бездомный встретил Мастера, который был в соседней палате. В романе подчеркивается, что Мастер носил какую-то особенную шапочку. И вот я обычно показываю в этой связи портрет философа Лосева, который носил шапочку, напоминающую монашескую скуфью. Сам Булгаков ничего подобного не носил. Поэтому я думаю, что сама шапочка взята от Лосева, потому что Лосев в то время как раз жил в Москве. Здесь контаминация, или совмещение двух образов. Образа отца Булгакова - Афанасия Ивановича, профессора Киевской Духовной Академии и специалиста по западным исповеданиям - и Лосева. Получается собирательный образ русского интеллигента. Этот момент подчёркивается шапочкой, которую носит в романе Мастер. Но, конечно, Мастер – это и сам Михаил Булгаков (кстати, он на два года старше Лосева). Мастер спрашивает Бездомного: что с Вами произошло? Тот ему рассказывает. А он говорит: неужели Вы не поняли, с кем Вы имеете дело, кто такой Воланд? Разве Вы не читали «Фауста» Гёте? Вы понимаете, что Вы связались с нечистой силой? И Иван в ответ забормотал невнятно, что ездил в Ялту по путёвке и не успел прочесть. Короче, выяснилось, что он «Фауста» не читал. И потом Мастер спрашивает Ивана: ну вот вы пишете стихи, скажите честно, какие у вас стихи? И Иван отвечает: если честно – плохие. Надо иметь в себе смирение, или не смирение, а какой-то момент прозрения, когда человек, наконец, начинает себя видеть таким, какой он есть. И эта способность к чистосердечному признанию есть положительная черта Бездомного, и поэтому Мастер не считает его безнадежным и дарит ему свою дружбу. Бездомный немного спятил в конце концов, вы помните, что он женился даже, но жена знала эти особенности, когда лунная ночь или полнолуние, он начинает заговариваться или уходит куда-то гулять и лучше его не трогать в этом состоянии, т.е. он всё-таки изменённый. Это тоже, кстати, чистая психиатрия, есть в психиатрии такое понятие «шуб» (сдвиг). После перенесённого острого состояния, острого психоза, человек может выровняться, перестать галлюцинировать или возбуждаться и т.д., но что-то остаётся. Этот и есть шуб. Это можно сравнить с остаточным магнетизмом в физике. Короче, остаточные явления. Они могут проявляться в виде бессонницы, утомляемости, раздражительности, различных идиосинкразий, но при этом человек не теряет трудоспособности и может казаться вполне нормальным и благополучным, за исключением каких-то небольших странностей, о которых обычно знают только близкие люди – родители, жена, дети, в общем, те, кто его окружает, может быть, еще и коллеги по работе.
 
И наконец, поскольку ещё есть время, я расскажу о пяти доказательствах бытия Божия. Вы помните, что Воланд очень удивился, узнав, что Берлиоз и Бездомный не верят в Бога. А Берлиоз говорит: ну да, мы не верим в Бога. Воланд спрашивает его, имитируя испуг: «Вы атеисты?». А Берлиоз такой на себя напустил форс, понты: а у нас вообще атеизм обычное явление, мы все атеисты, многие атеисты, у нас не запрещено, мы не в буржуазной стране, имеем право. И тут Воланд задает Берлиозу вопрос: «А как же быть с доказательствами бытия Божия, которых как известно, существует ровно пять?» И вот тут надо сказать, что эта  фраза почему-то очень плохо была понята даже авторами комментариев к «Мастеру и Маргарите». Я сам видел издание «Мастера и Маргариты», где комментатор не мог объяснить, откуда взялись пять доказательств, и пустился в рассуждения, что их на самом деле не пять, а четыре, и эти четыре доказательства разбираются Кантом в «Критике чистого разума» и т.д. Но речь-то идёт не о Канте, а о пяти доказательствах Фомы Аквинского из «Суммы теологии», где Фома Аквинский пишет, что бытие Божие может быть доказано пятью путями. Так и сказано у Фомы: «Respondeo dicendum quod Deum esse quinque viis probari potest» («Отвечаю, что следует сказать, что бытие Божие может быть доказано пятью путями»). Я лично хорошо помню эти пять доказательств, иногда даже рассказываю о них студентам. Первое доказательство от движения. Второе от невозможности ухода в бесконечность в производящих причинах. Третье доказательство от возможного и действительного, что если бы существовало только возможное (контингентное) бытие и ничего не было бы необходимого, то тогда вообще бы ничего не существовало. Четвёртое доказательство, которое не любит Докинз, – это доказательство от шкалы добра и зла. И пятое доказательство – это целесообразность устройства мира. Для Булгакова это прописи, потому что всё-таки он сын профессора Киевской Духовной Академии, специалиста по западным исповеданиям, который прекрасно знал и Августина, и Фому Аквинского. Может быть даже об этом говорилось в семье, об этих пяти доказательствах. Но, как вы знаете, произошел такой большой культурный сдвиг, что даже авторы комментариев к книге "Мастер и Маргарита" не разобрались с этим до конца и не отослали к Фоме Аквинскому, а почему-то стали отсылать к Канту. Я просто удивился, я не думал, что всё так далеко зашло.
 
Теперь расскажу про Маргариту. Почему Мастер, понятно. Мастер - это сам Булгаков, может быть, в каком-то смысле Лосев, или вообще собирательный образ старого русского интеллигента. А вот что такое Маргарита, почему Маргарита? Ведь третью жену Булгакова звали Елена. Почему она Маргарита? Конечно, это в честь Маргариты, которая спасла Фауста, т.е. теперь мы видим ещё одну отсылку к Гёте. Теперь понятно, почему эпиграф из Фауста и почему Мастер спрашивает Бездомного, читал ли тот «Фауста». Вы помните, что гётевская Маргарита вымаливает у Бога душу Фауста, потому что Мефистофель хотел погубить Фауста. В конце концов её молитвы услышаны, и Фауст спасён. Так, по крайней мере, заканчивается Фауст: «Хор ангелов поднимается к небу, унося бессмертную душу Фауста». В любом случае понятно, почему она Маргарита.

А теперь, пока есть ещё пять минут, тема милиции. Очень интересный такой эпизод. Я просто призываю вас вспомнить. Какой-то чиновник ругался – чёрт меня побери и т.д., и в конце концов чёрт его куда-то взял, и остался один пиджак. Вы помните этот эпизод? Он стал невидим, но пиджак вел себя как реальный человек, а самого человека не было, и все, конечно в ужасе и вызвали милицию. Но, обратите внимание, что как только пришла милиция, чиновник тут же вернулся на место. Т.е. милиция, с точки зрения Булгакова, ограждает общество от нечистой силы. Хорошо это или плохо (Маяковский считает, что хорошо: "Моя милиция меня бережёт"), но правоохранительные органы наводят всё-таки некоторый порядок в обществе. Когда появляется милиция, нечистая сила отступает. По крайней мере, есть некая вражда между милицией и этой бандой Воланда. Это видно, кстати, в сцене, когда пришли кота арестовывать. Кот говорит: «Не шалю, никого не трогаю, починяю примус». Но всё-таки милиция изгоняет нечистую силу из Москвы. Понятно, гротеск, но тем не менее это можно понимать как просто метафору, а можно понимать, как понимал Гёте, что есть некоторая оккультная сила, неважно какой она природы, можно назвать ее нечистой силой. И тогда выясняется, что нечистая сила появилась из-за атеистической лекции Берлиоза, т.е. он её как бы приманил её своей атеистической лекцией, а изгоняется милицией, которая действует в данном случае как некая власть, а вы, наверное, знаете, что в христианстве есть такое понятие, что нет власти не от Бога, что в каком-то смысле всякая власть, даже атеистическая, в некотором смысле удерживает общество от гибели. Есть такое греческое слово «katechon» – удерживающий. Первые христиане, хотя их гнали римские императоры, естественно, римская полиция тоже их гнала, но они считали, что римская империя, римская полиция - это всё-таки благо. Потому что если её не будет, то будет ещё хуже, не будет «удерживающего», который не даёт злу разгуляться в полную мощь. Вот это такой момент, который кстати, позволил и самому Булгакову как-то ладить с Советской властью. Вы знаете, что родная сестра Елены Сергеевны Булгаковой, Ольга Сергеевна, была агентом ОГПУ, и она постоянно доносила на Булгакова, а он говорил всё честно, т.е. он ничего не скрывал, и поэтому, читая её донесения, власти могли сделать вывод, что да, конечно, Булгаков – враг матёрый, но с ним можно как-то существовать. Он не активный, не встал на путь борьбы с советской властью. Он не террорист, не призывает к вооружённому свержению существующего строя, и даже более того, был такой период, когда Булгаков решил написать пьесу о Сталине, которую назвал «Батум». Там изображён ещё юный Сталин, как цыганка ему гадает о будущем и т.д. Но Сталин, прочитав в рукописи эту пьесу, сказал – ставить не будем, нехорошо изображать вождя первого в мире социалистического государства в виде романтического героя. Булгаков расстроился, стал ждать ареста, ему показалось, что после этой резолюции Сталина его непременно арестуют. Но Сталин просто решил не ставить пьесу и всё. А об аресте речь и не шла. Кстати, были арестованы и расстреляны многие из тех литературоведов, которые критиковали в своё время «Белую гвардию».
 
И последнее, что я хочу сказать, поскольку осталось очень мало времени, появилось совершенно неожиданно талантливая девочка-художница, Надя Рушева, которая умерла в 17 лет, и одна из последних её работ перед смертью – это иллюстрации к «Мастеру и Маргарите». Вы, наверное, забыли о ней совсем, об этой девочке, а, может быть, даже и не знаете о ней, но я, будучи первокурсником, случайно попал на выставку её работ, и там выставлялись и её иллюстрации к «Мастеру и Маргарите». Вдова Булгакова, Елена Сергеевна, тогда была еще жива, и она считала эти иллюстрации самыми лучшими. Вот, собственно, на этой ноте я бы и закончил наш разговор о «Мастере и Маргарите», тем более что дождь кончился, и предлагаю вам прийти 28 апреля, если кто сможет, я буду рассказывать о Бродском.