Прощён

Первый раз я умирал в 25 лет в водосточной канаве от передозировки. Это было страшно, мучительно, больно. Душа не хотела расставаться с телом, зная, что впереди ее не ждёт ничего хорошего. Она цеплялась своими чёрными щупальцами за кости и плоть, из которой ее стремилась вырвать неведомая сила, тянущая вниз. Мои кости трещали и ломались, как будто их клали под пресс и давили… давили сильно… давили беспощадно…. Я кричал, стонал, хрипел. Извиваясь в грязи и зловонии, вместе с каждым отчаянным вдохом я заглатывал водосточный смрад. Мои ощущения так обострились, что я перестал что-либо соображать. Я мог только ощущать могильный запах смерти и моего больного тела, которое доживало последние секунды. Следующее, что я помню, как меня безжалостно вырвало из плоти и потянуло вниз. Сначала я ощущал страх и любопытство, а мое движение было быстрым и лёгким, словно я упал в воду с тонущего корабля и меня тянет ко дну. Чем ниже я опускался, тем тяжелее и стремительнее становилось моё неизбежное падение. Двигаясь сквозь картины моей беспутной жизни, я забирал с собой все зло, когда-либо совершенное мной при жизни. Оно как две гири нарастало вокруг моих ног. Когда я миновал картины моего шестнадцатилетия, - времени, когда я сам подписал себе приговор, связавшись с дурной компанией, я уже не опускался вниз, а мчался со скоростью света, так тяжела была моя ноша. Пространство вокруг меня становилось темнее и зловещее. Рядом также быстро падали вниз другие, такие как я. Женщины и мужчины. Молодые и старые. Инстинктивно стараясь найти опору, я хватался за воздух вокруг. На долю секунды мне казалось, что я нашел твёрдую поверхность, но она как вода растворялась между пальцами и я, безобразно переворачиваясь, как марионетка в руках кукловода, падал вниз, пока вдалеке показалась серая бездна. В ней подобно смоляному кому сплелись черные души, такие же нечистые как моя. Я стал отчаяннее махать руками, чтобы ухватиться хоть за что-нибудь, лишь бы не упасть в эту огромную кучу из орущих тел, которые заполняли собой бездну. Они прилегали друг к другу так плотно, чтобы доставлять им как можно больше боли и страданий. Искореженные и покрученные, они были больше похожи на поломанные игрушки, чем на людей. Казалось, мастер с извращенной психикой оттачивал их специально, чтобы мучить целую вечность. Он соединял их, как проволоку, изгибая в нужную сторону и отрезая лишние куски. Скоро и я стану частью этой бездны. «Нет, нет, я не сдамся!» - крикнул я, что было сил, но в ответ бездна внизу отозвалась эхом, в котором мне почудился хохот. Я упирался ногами и руками в прозрачную пустоту, цеплялся за воздух как кошка когтями. Со мной рядом также отчаянно сопротивлялись другие падающие. Один из мужчин камнем падал вниз, извергая проклятия. Он двигался быстрее меня, как будто на его ногах были не две гири, а сотни. Позже я пойму, что произошло, а сейчас я был зол на него, потому что в своём хаотическом падении он налетел на меня, и от столкновения с ним меня отнесло в сторону. Я оказался в воронке картин его жизни. Удар был таким сильным, что мужчина каменной глыбой рухнул в бездну из сплетённых тел. Я успел увидеть, как его тело изогнулось под рукой невидимого мастера. Он как плющ растянулся и обвил несколько из них, заполнив собой узкие щели между ними. Только широкий рот остался на своём месте и продолжил извергать свои проклятия. Меня же потянуло вверх.  Гири на моих ногах становились все легче и легче, как будто от моего стремительного подъема с них сползало металлическое покрытие, пока они совсем не помельчали, а затем и вовсе превратились в пыль. Впереди показался яркий свет. Я зажмурился, и меня закружило как на карусели, с такой бешеной скоростью, что меня выбросило из неё, а вынырнул я в незнакомой комнате с бело-серыми стенами и запахом лекарств.
Я пришёл в себя в больнице на следующий день. Первое, что я увидел и запомнил навсегда – это лица, незнакомые и чужие, но почему то рыдающие надо мной. Только одно из этих лиц привлекло мое внимание. Оно было молодым, красивым и принадлежало русоволосой женщине. Она все время старалась держаться в стороне, чем вызывала явное неудовольствие пожилой супружеской пары. Я никогда не видел этих людей прежде, поэтому их слёзы и объятия казались мне нелепыми и даже смешными. Они называли меня своими родителями, а тыча пальцем в русоволосую женщину, говорили, что это моя жена Карина. Если бы в первые несколько дней после пробуждения, я мог двигаться, то давно бы ушёл из этого сумасшедшего дома, а как иначе назвать место, где незнакомые мне люди называют меня «дорогим сынулей», а женщину, которую я вижу впервые в жизни – моей женой. Хотя сама «жена», похоже, была не очень рада своей семейной жизни со мной. Явственно чувствовалось ее раздражение, когда ей приходилось приближаться ко мне. Когда она присаживалась на край больничной койки, её лицо становилось каменным, губы сливались в тонкую плотно сжатую полоску. Казалось, одно мое присутствие рядом с ней вызывало у нее отвращение, но она терпела, видя мое бедственное положение.
Врач сказал, что у меня амнезия и что моим родителям и жене нужно проявлять чуткость и понимание. Вся эта ситуация с амнезией меня даже позабавила, пока мне разрешили вставать и я увидел свое отражение в зеркале. Оттуда на меня смотрело чужое лицо удивленными впалыми глазами. Для пущей уверенности в том, что мне это не снится и что я не сошёл с ума, я ущипнул себя за руку, шлепнул себя несколько раз по щекам, зажмурил глаза, надеясь, что галлюцинация рассеется, но чуда не произошло. Чужое лицо в зеркале не исчезло. Оно все также таращилось на меня оттуда и не собиралось уходить. Хотя этот человек был мне незнаком, в чем я был твердо уверен, я где-то его видел. Я напряг память и заметил, как кончики губ в зеркале поплыли. Они стали опускаться, рот приоткрылся, глаза стали еще шире. Догадка поразила меня как удар током. Ведь это тот самый мужчина, который налетел на меня, когда я падал в бездну. Теперь я понял, что каким-то чудом  оказался в его теле. Но почему? Как? Наверное, этот мужчина должен был вернуться, остаться в живых, но столкновение со мной решило и его участь, и мою. Слава Богу, что мне хватило благоразумия не устроить истерику, иначе бы моя амнезия быстро сменилась на другой более удручающий диагноз.
После выписки меня отвезли домой. Так странно было оказаться в незнакомом месте, когда все ожидают от тебя чуда прозрения. Мои новые родственники показывали мне разные предметы, фотографии, надеясь, что они напомнят мне что-нибудь из моей жизни, но им было невдомёк, что я никак не могу вспомнить то, чего никогда прежде не видел. 
После разговора с Кариной, в который меня не посвящали, мои новоиспеченные родители вернулись к себе. Сначала я подумал, что Карина, мягко говоря, попросила их. Мне показалось, что они не ладят, и их присутствие в доме было для неё неприятным. Позже я узнал, что они вместе приняли такое решение для моего блага. Их дом, а теперь и мой, мне понравился. После тесной двухкомнатной квартирки, в которой мы ютились вчетвером – я, родители и сестра-старшеклассница, дом показался мне большим и уютным. Кроме того, я всегда мечтал жить в частных владениях.
Я хотел как можно больше узнать о том человеке, в теле которого я оказался по нелепой случайности. Карина раздражалась каждый раз, когда я начинал расспрашивать её о себе. По её вспышкам неприязни я догадался, что с мужем они не ладили. Карина сердилась, видя мою настырность, и создавалось впечатление, что она не верит в историю с амнезией ни на каплю. Мне было ясно как божий день, что доверия между ней и мужем не было. Она присматривалась ко мне, изучала со всей проницательностью и пронзительностью её голубых глаз. Судя по всему, Карина считала, что ее муж придумал эту историю с амнезией в каких-то своих грязных целях. Потом вдруг, заглянув в мои глаза, она вздрагивала и смягчалась. Внимательно наблюдая за мной, она рассказывала кое-какие фрагменты из жизни ее мужа. Что она видела в моих глазах? Во время одного из таких расспросов, она вдруг проговорилась, высказав вслух сомнения, которые её тревожили:
- Ты стал какой-то другой… - растерянно сказала она.
- Другой? Какой? – поинтересовался я.
- Не знаю, - пожала она плечами. – Даже взгляд не такой, - но объяснить толком, почему я стал другим, она не могла. Откуда ей было знать, что её муж стал частью бездны? 
Кое-что я сам узнал о мужчине, в теле которого поселился из тех картин его жизни, в которые я попал, падая вниз. Он занимался угнанными автомобилями. Лично он, конечно, ничего не угонял, для этого у него были шестёрки, но он обустроил хорошо отлаженный бизнес под прикрытием автомастерской. В темное время суток, ночью, они разбирали на запчасти угнанные автомобили. Этим дело не ограничивалось. Я отчетливо чувствовал, что на его руках была кровь. Этот человек убивал. А потом кто-то убил его… Я не стал рыться в глубинах его памяти, так как не хотел узнавать о нём больше. Хотя в его мозгу сохранились воспоминания, теперь это тело принадлежало мне. Я хотел жить своей жизнью, а не его, иначе так недолго сойти с ума.  Того, что я узнал, было достаточно. Даже этим знанием я был пресыщен как переполненная до краёв чаша. Сам я не был склонен к работе с техникой и механикой. Ещё в школе, пока я был похож на нормального человека и не опустился до состояния зависимого от химии овоща, я, как ни странно, мечтал о том, чтобы когда-нибудь стать шеф-поваром и открыть своей ресторан. Меня никогда не тянуло к военной службе. Я не мечтал покорять космос или спасать чужие жизни, став героем. Я видел себя в белом кителе, но не на адмиральской шхуне, а на кухне ресторана. 
Так я прожил в новом доме почти неделю. Меня съедала тоска по моей настоящей семье. Воспоминание о них заставляло меня содрогаться. Сколько страданий они, мои дорогие и любимые, натерпелись из-за меня. Мне так хотелось увидеть их, поэтому спустя неделю после выписки из больницы и жизни в новом доме, я отравился к своей настоящей семье. Судьба как будто продолжала подшучивать надо мной. Оказывается, что мое прежнее тело обнаружили в канаве только вчера, и теперь мои родные готовились к похоронам. Их я пропустить не мог.
Это было так странно. Я наблюдал за всем происходящим как за рыбками в аквариуме. Родители и сестра горько плакали. Пришли даже соседи. Никогда бы не подумал, что увижу их у своего гроба. Дед Савелий, наш дворник, смахнул скупую слезу, чем поверг меня в настоящее волнение. Будучи мальчишкой, я не раз получал от него подзатыльники за мелкие пакости, которые, как он оказался прав, не доведут меня до добра. Даже представить себе не мог, что я способен так расчувствоваться. Больнее всего было видеть слёзы матери. Они как нож резали мне сердце. Вместо того чтобы стать ей опорой в жизни, я приносил домой уличную грязь. Я не приносил ей подарки и цветы, ни разу не целовал её руки, наоборот, я выносил из дома последнее, чтобы раздобыть себе дозу. Как вор я отбирал у семьи хлеб, нервы и душевное спокойствие. Теперь, когда я был в теле, которое хоть и принадлежало бездушному зверю, но не испытывало потребности в наркотиках, я смотрел на всё другими глазами. Мне было невыносимо осознавать, каким бесполезным человеком я был. Стоя среди пришедших провести меня в последний путь, я поклялся сам себе в том, что в этот раз мудро воспользуюсь отведенной мне жизнью. Я решил не рассказывать родителям, кто я такой. Не стоило тревожить их ещё сильнее, ведь поверить в это было невозможно. Но я дал себе слово, что моя семья никогда больше не будет ни в чём нуждаться. Я поклялся, что буду заботиться о них, и стану хорошим сыном, даже если они никогда не узнают об этом. Сказать по правде, это слово я сдержал. Мои родители и сестра с этого момента всегда были под моей защитой, но прежде чем это случилось, мне предстояло преодолеть еще сложный путь, а начать я хотел с далекого прошлого. Я хотел исправить то зло, которое причинил когда-то. Хотя нет, не исправить, а вымолить прощение на коленях за свои ошибки. Исправить я, к сожалению, ничего не мог. И моей «ошибке» сейчас было восемь лет.
Когда мне было шестнадцать, я начал принимать наркотики. Такие как я отбросы общества собирались группами в старых заброшенных домах, покинутых стройках, на окраинах парков, иногда у кого-то на квартире, но это считалось роскошью. Самому старшему из нас было восемнадцать, самому младшему тринадцать. Среди них была моя знакомая – пятнадцатилетняя Даша. Она уже год сидела на игле. Не знаю, каким образом нас свело вместе, в таких компаниях никто дружбы не водит и не соблюдает церемоний. Мы провели с ней несколько ночей вместе. К Даше я не испытывал ничего. В то время я вообще мало что испытывал, кроме жажды получить новую порцию иллюзий. Она была для меня не более чем способом спустить пар и расслабиться. Я в ней не видел женщины. Из-за своей распутной жизни она быстро теряла внешний вид и юность. В одну из наших встреч Даша сообщила мне, что ждет ребёнка. Я в ответ только пожал плечами. Она заплакала впервые за всё время, которое я знал её, но мне было все равно. Внутри ничего не шевельнулось. Зачем мне Даша и морока в виде ребёнка? Тогда я не готов был возложить на себя обязанности отца. Когда малыш появился на свет, мне было семнадцать. Я вообще не был уверен, что это мой ребёнок. Может быть, Даша проводила ночи не только со мной. После рождения сына она продолжала приходить на наши сходки, но я ни разу не спросил у нее за малыша. Вскоре Даша стала спать с мужчинами за деньги. Она падала все ниже и ниже, а я укрепился в своем мнении, что она падшая женщина.
Последний раз я видел её в метро через полгода после рождения сына. Она сидела, прислонившись к стене, и дрожала. Пот выступил на лице. Мне было знакомо это состояние. У неё начиналась ломка. Я испугался, что она начнет просить у меня помощи, поэтому постарался не привлечь к себе её внимание. Я сам был на мели. Это были трудные времена для таких как я. Безденежье. Смерти. Из нашей компании четверо уже умерли. Четырнадцатилетний Дима спрыгнул с крыши. Еще двое ребят ввязались в драку с поножовщиной. Одного убили, второго посадили, и он умер в тюрьме. Пятнадцатилетний Кирилл умер от туберкулёза. Даша меня заметила, но осталась сидеть, обхватив себя руками и дрожа, как в лихорадке. Когда поезд проезжал мимо, я успел увидеть, как она подняла глаза и посмотрела на меня. Мне даже показалось, что она меня не узнала, таким затуманенным и безучастным был ее взгляд. Больше я её никогда не видел.
Сразу же, как только я понял, с чего нужно начать новую жизнь, и после того, как я повидал родителей, я стал искать Дашу. О ней мало, кто помнил. Я знал, что она жила недалеко в соседнем квартале. Я отравился прямо туда. Расспросы соседей ничего не принесли. Люди пожимали плечами. Тогда я попытался выйти на старых знакомых из компании. Ужас, но из них в живых остался только самый старший Гоша. Он уже год, как избавился от зависимости, и пытался жить нормальной жизнью. Я представился ему старым знакомым Даши, и соврал, что хочу найти её, чтобы помочь. Выглядел я вполне прилично, поэтому Гоша подумал, что я ненормальный, и что мне некуда девать деньги, но все же черкнул мне Дашин адрес.
- Я видел её три года назад. Тогда она жила здесь. Он протянул мне клочок бумаги.
- Слушай, парень, - подернув плечом, сказал Гоша. – Конечно, это твоё дело, но не ищи ты её. Она пропащая…
Побывав по указанному адресу, я узнал, что два года назад Даша умерла. Её тетка, которая сейчас проживала в квартире, не очень лестно отзывалась о своей племяннице.
- А где сейчас её сын? 
- Знамо где, в приюте на Холодинке. И близнецы тоже.
- Какие близнецы? – отрешенно спросил я, опустошенный таким известием.
- Те, которых она четыре года назад родила от какого-то вылупка. Нечего сюда ходить! Надоели, выродки! Когда вы уже все передохнете?! – зло крикнула тётка и захлопнула дверь перед моим носом. Ее интересовала квартира, доставшаяся ей в наследство, а дети для нее были лишней обузой, поэтому они быстро перекочевали в сиротский дом.
Побывав в приюте на Холодинке, я впервые издали увидел своего сына. Он был так похож на меня. На меня прежнего. Невысокий, худенький, бледный от недоедания. В больших серых глазах отображалась грусть и понимание того, что он никому не нужен. Его звали Вова. За спиной он что-то прятал. Стоя в кабинете заведующей детским домом, я видел в окно, как Вова подошёл к группе младших детей, и вынул из-за спины конфеты. Он протянул их двум мальчуганам, похожим друг на друга, как две капли воды. «Так вот они дети Даши. Мой сын и ещё двое малышей, которых она родила от кого-то из своих приятелей. Незавидная судьба ждала этих детей впереди». Когда я ехал в сиротский дом, я хотел найти своего сына, но увидев младших детей Даши, я не мог оставить их там. Я не хотел разлучать моего Вову с братьями. Это было бы жестоко и неправильно. Я был так виноват перед Дашей, перед моим сыном, что бросить сейчас её детей в приюте было бы кощунством. Я начал собирать документы на усыновление всех троих. Самое сложное, что мне предстояло, это объяснение с Кариной. Зачем ей чужие дети в доме? И как вообще ей объяснить, почему я хочу их усыновить?
Я не нашел ничего лучше, чем рассказать ей всю правду. Тогда я не понимал, что от Карины зависит всё. Если бы она мне не поверила и объявила сумасшедшим, я мог лишиться всего. Дорога к сыну была бы закрыта, а я бы оказался запертым в психиатрической больнице. Я не мог ожидать, что Карина поверит мне, но, вдохновлённый желанием забрать детей из приюта, я был слеп. Как и следовало ожидать, она не поверила, но что-то не дало ей запроторить меня в психбольницу. Наверное, то, что моя речь, повадки, движения были не такие, как у её мужа. Она повела меня к врачу, но тот сказал, что это последствия пережитого и повторил свой совет «набраться терпения». В это время на нас свалились другие проблемы. Дружки её мужа пытались снова втянуть его, теперь меня, в свои грязные дела в автомастерской и нам стоило немалых усилий убедить их и всех в том, что моя амнезия неизлечима, и что прежним я никогда не буду. Они следили за мной еще полгода, боясь, что я могу поставить под угрозу их бизнес. Потом я слышал, что их всё же накрыли, а прокололись они на своей жадности, когда угнали машину очень влиятельного в городе человека, на которой был установлен навигатор с определением местоположения.
За эти полгода я боролся за своего сына и двух близнецов-малышей, которых уже считал своими детьми. Поскольку я был безработным, не имел образования, а еще недавно пережил клиническую смерть, их мне отдавать не хотели. Раньше я перебивался случайными подработками, но я не мог прийти к старым знакомым, они бы меня не узнали. Мужчина, в теле которого я оказался, всю жизнь был вором и негодяем, поэтому не овладел никакой профессией, кроме обмана людей и угона автомобилей. Нужно было начинать всё сначала.
Впервые я проявил настойчивость и твердость характера. При поддержке Карины я поступил на кулинарные курсы и устроился в ресторан помощником повара. Готовку мне никто не доверял, и все это время я выполнял грязную работу – подай-принеси, почисть картошку или лук, но и этому я был безмерно рад. Это были мои первые достижения в жизни, которыми я гордился. Карина всё чаще удивлялась моим стремлениям. Я был полной противоположностью ее мужа. Он был грубый, эгоистичный, жестокий. Я ей казался мягким, покладистым и нежным. О той истории, которую я рассказал, Карина не вспоминала, но она всё больше присматривалась ко мне, все чаще останавливала взгляд на моём лице, на моих глазах. Я был ей благодарен за то, что она хотя бы не останавливала меня в желании забрать детей, пусть даже не верила мне. Первые заработанные честным и тяжёлым трудом деньги я держал в руках с удивлением и мокрыми глазами. Я отдал их Карине, оставив себе совсем немного на проезд, хотя она упорно отказывалась. Карина менялась на глазах. Из хмурой замкнутой женщины, которая одевалась как серая мышка, она расцвела в прекрасную молодую женщину. На её лице стала появляться улыбка. Странно, но я только сейчас заметил, что в первые дни нашего знакомства, она почти не улыбалась, вообще не улыбалась.
По выходным я ездил в сиротский дом, навещать сына и малышей. С Вовой мы быстро поладили. Он как будто чувствовал во мне родственную душу, а близнецы радовались мне, как дети радуются людям, которых любят. В одну из моих поездок к детям, Карина попросила, чтобы я взял её с собой. Я был этому безмерно рад. Когда мы возвращались назад, в её глазах блестели слезы. А вечером она подошла ко мне, присела рядом, и смущенно приблизившись губами к моему лицу, прошептала:
- Я тебе верю.
Через полгода мы вместе с Кариной снова подали документы на усыновление. А ещё через месяц нам наконец-то позволили забрать детей. С того дня, как мой Вовка и малыши оказались дома, мы с Кариной оба поняли, что нет на этом свете ничего ценнее семьи. Карина родила мне сына и дочь. Наша жизнь с ней не была безоблачной, но мы сделали все возможное, чтобы наши дети были счастливы.
Снова и в этот раз навсегда я умирал в 86 лет. Страха и мучений не было. Боль была, но не сильная, как будто немного ломило кости от простуды. Это моя душа хотела задержаться в старом одряхлевшем теле, но сопротивлялась она недолго. Впереди меня ждала не черная бездна, а светлая дорога за облака.
Я всегда считал себя отцом пятерых детей. Я вернулся в этот мир, потому что моя миссия не была закончена. Я должен был стать опорой моим детям. Должен был спасти их из сиротского одиночества. Должен был подарить им счастливое детство. Вова стал ученым. Его открытия обогатили науку ценными исследованиями. Близнецы Слава и Захар подались на военную службу. Слава стал морским пехотинцем, а Захар служил на подводной лодке. Они не раз рисковали жизнями, чтобы у нас, людей, было мирное небо над головой. Мой младший Алёша возглавил внушительный ресторанный бизнес, который я передал ему, когда отошел от дел. Это на его средства, полученные от ресторанного дела, в городах по всей стране открыли приюты для бездомных, столовые для малоимущих, фонды помощи больным и тем, кто оказался в беде. Моя дочь Анна стала художницей. Ее картины известны во всем мире, но слава совсем не изменила ее душевной доброты, искренности,  открытости. Я горжусь своими детьми. Я воспитал их честными и порядочными людьми. Я помогал другим, кто сбился с жизненного пути и ни один просящий не ушел из моего дома с пустыми руками. Я нашел свое счастье в любви к одной женщине и в семье, которую мы построили своими руками. Я был прощён… несмотря на то, что считал себя недостойным прощения и несмотря на то, что так и не смог простить самого себя.
Отделившись от плоти, моя душа, легкая как перышко, полетела вверх. Чем выше она поднималась сквозь картины моей жизни, тем больше и крепче становились белые крылья за ее спиной.

E-mail: munacralot@gmail.com
©Камалия Готти-2018. Все права защищены.