Еврейская сага. Роман Часть II

                Часть II

                Глава 5


                1

     Самолёт израильской авиакомпании Эль-Аль рейса Будапешт – Тель-Авив пересёк линию средиземноморского побережья, пролетел над Яффо и Лодом, развернувшись над предгорьями Самарии, мягко коснулся бетонки и понёсся, завывая двигателями, по взлётно-посадочной полосе. Взволнованные пассажиры медленно выходили из салона и спускались по трапу на покрытое большими железобетонными плитами поле. Илюша, пропустив вперёд Миру с Давидом, по-взрослому державшему маму за руку, родителей Миры, отца и мать, ступил на трап и, вдохнув свежий апрельский воздух, тотчас почувствовал запах юга. Небо над головой было голубым, омытым недавними весенними дождями, солнце сияло тепло и уютно и ещё ничего не предвещало пресловутых хамсинов, которыми незадачливые израильтяне порой отпугивают будущих эмигрантов. Подошёл автобус и отвёз всех, подрагивая на стыках бетонки, к терминалу аэропорта Бен-Гурион, на котором большими неоновыми буквами было написано на английском «Welcome to Israel». Они прошли паспортный контроль, забрали с  бесконечно крутящейся ленты чемоданы и встреченные молодыми парнями и девушками, жизнерадостно певшими «хевэйну шалом алейхем»,  поднялись по лестнице в большое помещение, уставленное, как в кинотеатре, покрытыми искусственной кожей креслами. Там провели часа полтора, получая паспорта за столиками служащих МВД и приводя себя в порядок.
     В зале ожидания Илюша сразу увидел Виктора, стоящего в толпе встречающих и напряжённо всматривающегося в поток репатриантов. Лицо брата преобразилось радостной улыбкой, и он энергично замахал рукой. Виктор обнял мать и отца, Илюшу, Миру и её родителей и поднял Давида.
     - Какой ты большой стал. Когда я уехал, тебе было только два месяца, - добродушно сказал он.
     - А ты кто? – спросил мальчик, сверля его голубыми глазами.
     - Я твой дядя Витя, будем знакомы.
    Давид посмотрел на Илюшу и Миру и, получив их негласное одобрение, протянул руку дяде.
     - Хорошо, давай дружить, - сказал он под смех и улыбки бабушек и дедушек. – Меня зовут Давид.
    - Папа, у вас есть право на бесплатную доставку домой, - проговорил Виктор. – Но я приехал сюда на машине. Поэтому предлагаю тебе, маме и Илюше ехать со мной. А для Миры, Бориса Ефремовича и Инны Яковлевны возьмём такси-микроавтобус, туда же и вещи положим.
    Никто возражать не стал, он отошёл и вскоре вернулся со смуглым мужчиной, внешность которого определённо говорила о его восточном происхождении. Виктор взял у отца бумагу, показал ему и объяснил, куда ехать. Тот дружелюбно заулыбался и сказал, что Иерусалим хорошо знает, так как родился там и много лет работает таксистом. Чемоданы погрузили, посадили семью Миры с Давидом и выехали из аэропорта на «Субару» вслед за ними.
     Кто бывал в Израиле весной, тот помнит ещё не выжженное палящим солнцем изумрудное половодье, с двух сторон набегающее на дорогу. Илюша, привыкший к буйному зелёному пиру Подмосковья и средней полосы России, с любопытством взирал на проносящиеся мимо пшеничные  и хлопковые поля и луга, поросшие какой-то высокой сочной травой. Он вспомнил слова пророка, сказанные Виктором перед отъездом, что эта земля опять расцветёт, когда сюда вернутся евреи. Но Илюша не связывал это буйство природы с божьим промыслом. Он объяснял его современной агротехникой и культурой, более совершенными по сравнению с теми, что использовало жившее здесь прежде немногочисленное арабское население. Дорога петляла в долине между холмами, покрытыми живописными лесами или разбросанными на них между деревьями одно-двух этажными домиками с красными черепичными крышами. В какой-то момент шоссе вклинилось в неглубокое ущелье, склоны которого поросли невысокими елями и кустарником.
     - Мы с прибрежной равнины поднимаемся сейчас в Иудейские горы. Этой дороге уже три тысячи лет. Она ведёт из Яффо в Иерусалим. Раньше паломники добирались туда несколько дней. Мы только что проехали каменные строения. Помните? Они были справа. Там располагался когда-то постоялый двор, - сказал Виктор, уверенно ведший машину.
     - Необычный пейзаж, - заметил Леонид Семёнович. – Небогатый, но за сердце берёт.
    - Папа, всё, что ты видишь, не просто так растёт. Здесь каждое деревце посажено. Посадка деревьев – еврейский национальный вид спорта. Территорию Израиля легко различить, если смотреть на неё сверху, из космоса. Оттуда хорошо видна зелёная полоса нашей страны и желтая каменистая полоса Иудеи и Самарии, где живут преимущественно наши двоюродные братья. И так до Иорданской долины. По ту сторону Иордана такой же пейзаж, - рассказывал Виктор.
    - И как они растут на камнях? – спросила Елизавета Осиповна.
    - Наверное, это ещё одно здешнее чудо, - усмехнулся Виктор.
    Машина выехала из ущелья и теперь двигалась по широкому возвышению. Отсюда с правой стороны открывался захватывающий вид на гребни покрытых лесом невысоких гор, а с левой на ответвлении дороги показалось большое приземистое здание, на крыше и вокруг которого, как грибы после дождя, красовалось множество антенн.
    - Витя, что это за сооружение?
    - Наш Голливуд, папа. Там кино и телестудии. А вот на перекрёстке перед ним видите строение?
    - Да, - ответил Илюша.
    - Это кафе «Элвис». История его такова. После войны за независимость в сорок девятом году сюда в кибуц из Соединённых Штатов приехал Элвис Пресли, который знал о своих еврейских корнях. В этом кафе он работал официантом, исполнял на гитаре свои песни и великолепно играл в шахматы, на деньги, чтобы оплатить дорогу домой. А игре на гитаре его учил пожилой кибуцник. Через месяца три он вернулся в Америку и начал выступать в той манере, которой научился здесь.
    - Молодец, парень. Оказывается, в основе его славы еврейские гены и эта страна, - резюмировал Леонид Семёнович.
    Дорога после спуска пошла опять наверх, и, проехав под мостом, они оказались на гребне, откуда открывался вид на дома на вершине горы.
    - Вот и Иерусалим, - сдержано произнёс Виктор.
    - Ого, какой вид! – воскликнула Елизавета Осиповна.
    Машина стремительно спустилась в широкую долину. Внизу дорога сделала крутой вираж и поползла по северо-западному склону горы. Через пять минут они оказались на перекрёстке, остановленные красным сигналом светофора.
    - Видите на уступе надпись «Сады Сахарова»? Это Сионистский форум разбил здесь парк на скале в честь Андрея Дмитриевича Сахарова. Натан Щаранский был его соратником по борьбе за еврейскую эмиграцию. 
    «Субару» въехала в город и покатила по улицам. Илюша с любопытством смотрел по сторонам. Иерусалим не был похож ни на один из виденных им когда-то городов. Все здания, облицованные светло-золотистыми плитками, сияли на солнце, а обилие зелени вызвало удивление – здесь, в каменистых горах, деревья росли, будто питаясь какими-то таинственными соками.
    - Я не представлял себе, что Иерусалим такой зелёный.
    - Тут к каждому дереву проложена трубка для капельного орошения, - пояснил Виктор. – Иначе бы они не привились. Это израильская технология.
    Ему понравились высотные здания, нависшие слева, и красивый парк справа от дороги, над которым виднелась крыша похожего на древнегреческий храм здания кнессета с большим бело-голубым флагом. Наконец начался длинный подъём, и Илюша увидел множество новых домов, обступивших с обеих сторон широкие улицы.
    - Район называется Гило, - пояснил Виктор. - Я вам здесь снял две квартиры одну недалеко от другой. Вначале подъедем к дому Миры. Они выехали раньше нас и, наверное, уже добрались.
    Во дворе Илья увидел такси, стоящее у одного из подъездов, и жену с сыном на руках. Виктор остановил машину рядом с микроавтобусом.
    - Спасибо, друг, - поблагодарил он водителя.
    - Это моя работа, приятель, - ответил тот. – Но я получил удовольствие. Приятно ехать в такой интеллигентной кампании.
    Илюша подошёл к Мире и взял Давида на руки.
    - Привет, сынок, как доехал? – спросил он.
    - Хорошо, - ответил тот. - А куда мы приехали?
    - В Иерусалим, дорогой мой. Теперь мы будем жить в этом доме.
    - Ладно, папа.
    - Вот и прекрасно, - сказал Илюша и опустил ребёнка на асфальт.
    Он пожал руку Борису Ефремовичу, кивнул Инне Яковлевне и, подхватив два тяжёлых чемодана, пошёл вслед за Виктором. Арендованная братом квартира находилась на втором этаже четырёхэтажного дома. Лифта в нём не было. Илюша поднялся по лестнице и вошёл в настежь открытую дверь, рядом с которой стоял мужчина лет пятидесяти.
    - Познакомься, Илья, это Ави – хозяин квартиры.
    - Шалом, Ави, - сказал Илюша и в этот момент осознал, что в первый раз после прибытия произнёс слова на иврите. 
    - Шалом, Илиягу, - ответил мужчина, добродушно улыбаясь. – Брухим ха-байим, добро пожаловать, ках русим лимду оти ледабэр*.
    Ави засмеялся и ещё раз крепко пожал ему руку. Илюша подошёл к окну – внизу в долине между горами и на холмах простирался во всю ширь до центра города Иерусалим.
    - Ого, какой вид! Мира, посмотри!
    - Потрясающе! Спасибо, Витя.
    Мира подошла к нему и поцеловала его в щеку.
    - Мне просто повезло. Сейчас, из-за массовой алии* стало трудно найти квартиру, да и цены на них поднялись. Ничего не поделаешь, на рынке стоимость товара определяется соотношением спроса и предложения, - объяснил Виктор.   
    Когда внесли все вещи, Илюша сказал Мире, что отвезёт родителей и бабушку и скоро вернётся. Дом действительно находился недалеко, на соседней улице. Они взяли чемоданы и лифтом поднялись на третий этаж. Виктор открыл ключом дверь, и они вошли в полупустую квартиру.
    - Папа, здесь есть холодильник, стиральная машина и газовая двухкомфорочная плитка. В вашей спальне есть большая кровать и шкаф. Кровать для бабушки мне дали мои друзья из поселения, я её установил. Остальную мебель купим со вторых рук. Есть много объявлений в газетах. Начнём жизнь с чистого листа.
    - Хорошо, сынок, но не в этом проблема. Она в отсутствии денег.
    - Скоро получите корзину абсорбции. Деньги на мебель и на съём квартиры тоже дают. Важно начать учить язык. В этом районе, я узнавал, есть ульпан, так здесь называют школу для изучения иврита.

* так русские учили меня говорить (иврит)
* репатриации (иврит)

    - Ну и прекрасно, - сказала Елизавета Осиповна. – Мама, как ты себя чувствуешь?
    - Немного устала, пойду прилечь, - ответила Гольда. – Если бы только мои папа и мама знали, что их мечта сбылась, и я увидела святую землю. 
    - Бабушка, они это знают, поверь мне. Ведь душа бессмертна, - уверенно произнёс Виктор и поправил левой рукой вязаную кипу.
    - Ох, Витенька, как бы я была рада, - вздохнула Гольда и побрела к себе в комнату.
    - Так, Илюша, у меня для тебя сюрприз. Пока вы готовились к отъезду и занимались прозой жизни, я связался с оргкомитетом конкурса Рубинштейна. Они о тебе знают и хотят, чтобы ты принял участие. Они выслали на мой адрес письмо и все бумаги для обращения в комиссию по отбору участников.
    - Витя, как я могу сейчас выступать? Мне ведь нужен инструмент и время, - возразил Илюша.
    - Об инструменте я договорился. В академии музыки в Иерусалиме мои знакомые тебе найдут рояль. А что касается времени, отборочный тур начинается через неделю. Короче, я взял отпуск назавтра и мы с тобой едем в Тель-Авив со всеми документами. Они у меня в машине.
    - Ты уверен, что я успею и не провалюсь? – спросил Илюша.
    - У тебя нет другого выхода. Следующий конкурс через три года. И запомни - ты, мой милый, эмигрант. Это значит, что должен с первого дня упорно трудиться и бороться за место под солнцем. Твои сопли никого здесь не убедят.
     Виктор обвёл взглядом всех и спросил:
    - Вы, наверное, голодные?
    - Немного, - ответила Елизавета Осиповна. – Нас, правда, хорошо покормили утром в самолёте. Но уже три часа дня, время обедать.
    - Пусть бабушка отдохнёт полчасика, и мы поедем на ту квартиру. Валя приготовила обед, и сегодня утром я завёз его туда.
    Виктор вышел из квартиры, спустился к машине и вскоре вернулся с письмом оргкомитета.
    - Илюша, не будем терять время. Документы все на английском языке. Садись на кухне за столик, читай и заполняй бланки. А я пока позвоню твоей благоверной.
    Виктор подошёл к телефону и набрал номер.
    - Мира, мы через полчаса возвращаемся. У вас в холодильнике обед. Разогрей его и накрой на стол в гостиной. Мы тут все проголодались. Да-да, молодец. Ну, будь здорова.      
   Леонид Семёнович разбудил Гольду, они спустились во двор и сели в машину. Когда они вошли в квартиру, на столе уже стояли тарелки и лежали ложки, вилки и ножи.
    - Мойте руки и садитесь, - сказала Инна Яковлевна. – У нас всё готово.
    Сели за стол, Илюша открыл бутылку красного сухого вина и разлил его по стаканам.
    - Выпьем за то, чтобы всем нам в этой стране улыбнулась удача, - произнёс Борис Ефремович.
    - Солнце нам уже улыбается, значит, будет всё хорошо, - поддержал его Леонид Семёнович.
    Выпили и принялись с аппетитом есть, нахваливая щи с мясом и капустой и рис с котлетами, приготовленные Валентиной.
    - Я предлагаю завтра совершить поездку в Иудею, - сказал вдруг Виктор. – Мы с Валей приглашаем вас к нам домой. Думаю, будет интересно.
    Его слова взволновали родителей, слышавших о нападениях на поселенцев, и ему пришлось их успокаивать.
    - Все дороги на территориях контролируются армией и службами безопасности, - пояснил Виктор. Там не более опасно, чем, например, в Иерусалиме. Там живут многие выходцы из Советского Союза. В конце концов, я там живу с женой и детьми.
    - Я думаю, пора закончить дискуссию, - сказал Леонид Семёнович. – Нас сын приглашает в гости, Валентина готовит приём. Конечно, мы поедем. Передай супруге нашу большую благодарность. 
    Когда за окнами стало темнеть, и город внизу заискрился множеством огней, поднялись со стола и спустились во двор. Было тихо, лишь иногда с улицы доносился отдалённый шум проезжавших машин. Виктор попрощался, проводил родителей и бабушку домой и уехал, махнув Илюше и Мире рукой.   


   

                2

    Часов в десять утра раздался дверной звонок и в квартиру ввалился Виктор. Илюша проснулся недавно, вчера он допоздна сидел, читая документы и обдумывая программу выступления, а сейчас вместе с Мирой и Давидом завтракал на кухне.
    - Бокер тов*. Как дела? Ты ещё не одет?
    - Не гони волну, Витя. Через пятнадцать минут поедем, – осадил его Илюша. - Что-нибудь  выпьешь?
    - Налей-ка мне, Мира, водички и положи пакетик зелёного чая.
Ты всё успел? – обратился он к Илюше.
    - Есть несколько вопросов.
    - Ответы получишь в оргкомитете. Мира, как твои?
    - Всё в порядке. Родители встали пораньше, и вышли прогуляться и что-нибудь купить для нас и для внука.
    Илюша оделся, попрощался с женой и чмокнул сына. Они сели в машину и она, урча и подпрыгивая на ухабах, помчалась по городу. Потом они выехали из Иерусалима на дорогу номер один, петляющую по горным долинам и прибрежной равнине. Ещё до въезда в город Илюша увидел высотное здание «Шалом», ряд больших гостиниц на набережной Тель-Авива и небоскрёбы алмазной биржи Рамат-Гана и внутренне собрался. Здесь в этом мегаполисе на берегу Средиземного моря ему предстояло добиться важной для него и его близких победы, которая определит его будущее.
    Припарковав машину, они вошли в здание и вскоре оказались в офисе с креслами вдоль стен и большим письменным столом, за которым сидела миловидная брюнетка. Она приветствовала их улыбкой и спросила:
    - Вы конкурсанты?
    - Да, мой брат, Вайсман Илиягу. Он новый репатриант, только вчера прилетел с семьёй.
    - Очень рада. Меня зовут Лея. Присаживайтесь, пожалуйста. А я о тебе, Илиягу, слышала, - сказала она, рассматривая его пытливым взглядом.
    Илюша поклонился и смущённо посмотрел на неё.
    - Милая, он пока не говорит на иврите, но неплохо владеет английским, - пояснил Виктор. 
    - Да, конечно. Не волнуйтесь, мы найдём с ним общий язык. Сюда приезжают молодые пианисты со всего мира, и у меня ни с кем никогда не было проблем, - сказала она по-английски и обратилась к Илюше. - Давайте ваши документы. Так-так. Ого, лауреат конкурсов Шопена и Чайковского. Прекрасно. А тут нужно заполнить несколько пробелов.
    - На эти вопросы я затруднился ответить.
    - Я помогу.
    Лея взяла ручку и сама вписала что-то в незаполненные строки.
    - Теперь всё в порядке. В этом году было подано более ста заявок. К сожалению, пришлось отсеять многих способных пианистов, остались тридцать два участника. Жюри предстоит тяжёлая работа. Первый тур назначен на двадцать пятое. Он состоится в концертном зале Тель-Авивского музея. В один из дней тебе позвонят и пригласят на репетицию. Нужно ознакомиться с произведениями израильских композиторов. Ты же читал, это традиция нашего конкурса. Между прочим, сегодня последний день приёма заявок.
    - Благодаря моему брату я успел подать документы, - произнёс Илюша и положил ладонь на плечо Виктора.
    - У тебя замечательный брат, - сказала она. – И вот ещё что. У меня в Академии работает знакомая. Она попросила позвонить, когда появится кто-нибудь из репатриантов-пианистов. Она хочет познакомиться. Это профессор Дина Иоффе. Ты слышал о ней?
    - Да, конечно, она великолепный музыкант, училась у Горностаевой в Московской консерватории. Я с удовольствием с ней встречусь.
    - Прекрасно. Поскольку ты живёшь в Иерусалиме, тебе, как и всем участникам, предоставляется номер в гостинице. В нём уже установлен инструмент, чтобы можно было жить и готовиться к выступлению. Вот её проспект и наше платёжное обязательство. Завтра уже можете вселяться.
    Лея протянула Илюше пакет и взяла телефонную трубку.
    - Дина, шалом. Это Лея. Тут у меня в конторе Илиягу Вайсман, вчера только прилетел из Москвы.
    Илюша слышал голос, доносящийся из трубки, но женщины говорили на иврите и он почти ничего не понял. Лея положила трубку и, улыбнувшись, посмотрела на него.
     - Дина передаёт тебе привет, сказала, что ты очень серьёзный пианист и рада, что ты примешь участие. Она найдёт тебя во время конкурса.
     Илюша поблагодарил её и, поднявшись с кресла, вышел из комнаты. Виктор последовал за ним. Солнце припекало, но жар светила развеивался приятным ветерком, приносившим сюда запах и прохладу моря.
    - А мы сегодня не прокатимся по Тель-Авиву? – спросил Илюша.
    - Честно говоря, я хотел сразу возвращаться домой. У нас просто нет времени. Но завтра ты уже сам всё исходишь здесь вдоль и поперёк.
     - Ты прав, Витя. Поехали.
     Они сели в машину и вскоре оказались на дороге Южный Аялон. К половине третьего они были уже в Иерусалиме. Все ждали их возле дома, как и договорились, когда Виктор поговорил с отцом перед возвращением. Он взял с собой бабушку, маму, Инну Яковлевну и Миру, а для отца, Илюши с Давидом и Бориса Ефремовича поймали такси. Водитель согласился везти их при условии, что ему оплатят обратную дорогу. Пришлось согласиться и обе машины двинулись в путь. Они выехали из Гило на Хевронскую дорогу,  промчались мимо гробницы праматери Рахили и по западной окраине Бейт-Лехема, города известного всем по переводу Евангелия на русский язык как Вифлеем, миновали Бассейны Соломона, поселения Эльазар и Эфрат, свернули на восток и минут через пятнадцать, оставив справа Текоа, въехали в охраняемые солдатами ворота поселения Нокдим.   
   Илюша, выйдя из такси, потянулся, размялся и вздохнул всей грудью чистый воздух иудейской пустыни. Гористый пейзаж, безлесые каменистые склоны холмов, блеклые, беспорядочно застроенные арабские деревни и зелёные благоустроенные еврейские поселения - всё было необычно и ново, и казалось ему исторической фантасмагорией, стирающей границы между прошлым и настоящим. Но одно место, мимо которого они только что проехали, особенно привлекло его внимание. Он обернулся и опять увидел покрытую свежей весенней травой гору, имеющую форму усечённого конуса. Это показалось ему чудом: невероятно, чтобы природа могла создать нечто, представляющее собой правильную геометрическую фигуру. В это время на пороге дома показалась Валентина в длинном цветном платье и тёмно-синем платке, полностью покрывающем её волосы. Она сделала знак рукой и приветствовала всех возгласом «шалом». 
    - Заходите в дом, - сказал Виктор.
    - А что у тебя на втором этаже? – спросил Леонид Семёнович.
    - Там ещё работы не закончены. Полгода назад я вселился на первый этаж.
Всё равно лучше, чем в караване. Через несколько месяцев, надеюсь, стройка закончится. Электрические работы благодаря тебе я делаю сам. На заводе ты меня многому научил.
    Хозяйка всех обняла и пригласила за стол, стоящий в середине огромной гостиной.
    - Валя научилась готовить кошерную еду. Не думайте, что это не вкусно, всё как раз наоборот. И познакомьтесь с Игалем, ему два года, он сабра, то есть родился в Израиле.
    Он поднял на руки голубоглазого мальчонку с каштановыми, как у Валентины, волосами. В это время в гостиную вошли ещё двое детей и остановились у входа.
    - А наших старшеньких вы знаете. Это Лили и Эммануэль, мы зовём его Эмми. Здесь принято сокращать имена. Чем короче, тем лучше, в том числе и в армии.
    - Садитесь, дорогие, - ещё раз сказала Валя. – В шесть начинает темнеть, а вам ещё домой возвращаться.
    - Предлагаю выпить за то, чтобы наши дети и внуки никогда не упрекнули нас за то, что мы их сюда привезли, - произнёс Борис Ефремович, поднимаясь со стула.
    - Хорошо сказано, - поддержал свата Леонид Семёнович. – Но это зависит не столько от страны, сколько от нас, от того, как мы их воспитаем. Я слышал, молодёжь отсюда уезжает.
    - Папа, ты прав, от нас многое зависит. А в отношении возвращения в галут какой-то части молодёжи… Такое явление существует во всех странах. Ничего не поделаешь. Но чем лучше будет жизнь в Израиле, тем меньше будут уезжать, и тем больше возвращаться сюда. Мы приехали в Израиль не просить и требовать, а строить его. Я так думаю.
    - Молодец, Витя. Ты уже и свой дом заканчиваешь строить. Я счастлив. А как тебе работается?
    - Электрическая компания в стране – одна из самых сильных и богатых. Я в отделе, который занимается подключениями к потребителям. Мне туда помог устроиться наш раввин Гершензон, он из русских. Правительство сейчас много строит на территориях для поселенцев. Это правильное геополитическое решение. Нужно закрепляться на господствующих высотах Иудеи и Самарии.
    - А что за гора тут недалеко конической формы? – спросил Илюша.
    - Это Иродион – крепость, которую построил Ирод Великий в двадцатых годах до нашей эры. Гора насыпная, а на ней был высокий замок и дворец, а внизу, у подножья роскошный дворцовый комплекс для приближённых лиц, бассейн и термы. Интереснейшее место. Я могу вам организовать туда экскурсию. Не сегодня, конечно.
    - Хорошая идея, спасибо, - поблагодарил Илюша. – Я, когда мы вышли из машин, услышал русскую речь. Здесь что, наши тоже живут?
    - И очень много. Вот, например, Юрий Штерн, кандидат экономических наук, преподаватель МГУ, был здесь секретарём поселения, вместе со Щаранским основал Сионистский форум советских евреев. А Авигдор Либерман, один из серьёзных членов центра правой партии Ликуд. Он вступил туда во время учёбы в Иерусалимском университете. Потом много лет работал в составе совета директоров в Иерусалимской экономической компании. Он с женой и детьми перебрался сюда в караван за несколько месяцев до меня. Само же поселение было основано по инициативе наших Инны Винярской и Баруха Френкеля после того, как нашего парня Давида Розенфельда, который работал охранником в Иродионе, убили два арабских сотрудника. Ему нанесли девяносто ножевых ран. Нокдим - ответ на это зверское убийство.
    - Крутые вы ребята, - похвалила Елизавета Осиповна. – Я, честно говоря, сейчас не решилась бы здесь поселиться.
    - Мама, скоро будет проложено сюда новое шоссе прямиком из Иерусалима. Пятнадцать минут и ты в столице, - убеждённо заявил Виктор.
    - Тогда и вернёмся к этому вопросу. А пока нам неплохо в городе.
    - Ты права, поселения – это для молодых, чтобы они жили здесь, рожали и растили детей и заселяли страну.
    - На этой оптимистической ноте мы, я думаю, будем прощаться, - сказал Леонид Семёнович. – Сейчас нам нужно подумать, как отсюда выбираться. Уже вечереет, скоро станет совсем темно.
    - Не волнуйтесь, отсюда идёт автобус. Он проходит недалеко от вас. Через минут сорок будете в Гило. Остановка тут недалеко. Пойдёмте, я провожу и попрошу водителя сказать вам, когда выходить. 
    Они вышли из дома в палисадник, оттуда через калитку на улицу и двинулись вслед за Виктором.
    - Илюша, ты сегодня собери вещи и хорошенько выспись. Завтра сядешь в автобус до центральной автобусной станции, там купишь билет на четырёхсотый до Тель-Авива. В киоске купишь карту города, она тебе очень пригодится. Оттуда автобусом доберёшься до улицы Бен Иегуда. Гостиница находится возле набережной. Желаю тебе победы. Мира знает?
    - Да. Она уверена в успехе больше, чем я.
    - Она права. Как мы мыслим, так и жизнь складывается. Запомни, брат.
 Это один из принципов нашей веры.      
   Подошёл автобус, и они попрощались. Виктор что-то сказал водителю на иврите и стоял у дороги, пока большая зелёная машина не скрылась за поворотом.
   
                3

    На улице Бен Иегуда Илюша вышел из автобуса и развернул карту Тель-Авива, по совету Виктора купленную в газетном киоске на центральной автобусной станции. В руках у него был тяжеловатый кожаный чемодан, с которым не один раз отправлялся в концертные туры. Он быстро сориентировался по карте, направился к ближнему перекрёстку, повернул на улицу Трумпельдор и сразу увидел многоэтажное серое здание гостиницы «Метрополитен».   
    Илюша зашёл под навес, миновал широкую стеклянную дверь и оказался в просторном вестибюле, освещённом свисающими с высокого потолка шарообразными белыми лампами. Он направился к стойке, за которой стояла симпатичная молодая женщина, и предъявил полученные вчера от Леи бумаги. Служащая, имя которой он прочёл на целлулоидной карточке, прикреплённой к карманчику пиджака, посмотрела в его паспорт и улыбнулась.
    - Так ты только позавчера приехал? Мазаль тов*! Твой номер на тринадцатом этаже. Ты не суеверен?
    - Нет, всё в порядке.
    - И правильно, - сказала она, напечатала что-то в компьютере и протянула ему конверт. - Здесь ключ и буклет на английском языке с информацией о гостинице. А представитель оргкомитета конкурса находится в том углу. Он просит, чтобы все записывались у него.
    - Спасибо, Ирит, - поблагодарил Илюша и подошёл к мужчине средних лет, сидящему за столиком, на котором лежали цветные брошюрки с портретом Артура Рубинштейна.
    - Welcome, mister Wiseman, - приветствовал он, поднявшись с кресла и протягивая руку.
    - Шалом, адони*, - ответил Илюша.
    - О, ты молодец, что начал говорить на иврите. Я здесь координатор участников конкурса. Меня зовут Шимон. Все вопросы ко мне. Вот, ознакомься с нашей программой, - он подал ему брошюру. – Я тебя сейчас запишу в свой список. Какой у тебя номер? Тринадцать - ноль - восемь. Отлично. Поднимайся к себе, обживайся там. В час спускайся на обед в ресторан.
    - Тода раба*, - сказал на иврите Илюша и направился к лифту.
    Он вышел из лифта и двинулся по устланному ковром коридору. Номер,  заполненный лившимся из окна светом, сиял чистотой и свежей белой краской. Односпальная кровать справа у внутренней стены, тумбочка возле неё, деревянный столик с высокой настольной лампой, картина на стене, диван, торшер, сиреневый палас на полу, высокие шкафы у входа и туалет с широкой душевой кабинкой – всё говорило о хорошем вкусе дизайнеров. Но главным предметом в комнате, сразу бросившимся Илюше в глаза, несомненно, было сияющее полировкой пианино фирмы «Bluthner» слева у окна. Он поднял крышку и прошёлся пальцами по клавиатуре: инструмент ответил тёплым поющим звучанием. «Видно, его настраивал хороший мастер», -  оценил он и, опустив крышку, подошёл к окну. Он отодвинул занавес и застыл, поражённый открывшимся ему зрелищем. Отсюда, с высоты тринадцатого этажа, его взору предстали южные районы Тель-Авива с высотными зданиями вдали, знакомый по фотографиям абрис древнего Яффо, песчаные пляжи и бескрайнее лазурное море под безоблачным голубым небом. Илюша поднял телефонную трубку и набрал номер отца.
    - Слушаю, - раздался знакомый голос.
    - Папа, привет. Как у вас дела?
    - Всё нормально. А у тебя? Ты уже добрался?
    - Я звоню из гостиницы. В номере я один. Вид роскошный на город и море. Оно тут совсем рядом. И шикарное пианино. Сейчас разложу вещи, приму душ и отдохну перед обедом. В час дня спущусь в ресторан.
    - Я очень рад. Ты принял правильное решение участвовать в конкурсе. Желаю успеха.
    - Я постараюсь, папа. Целуй маму и бабушку.
    Он нажал на рычаг и позвонил Мире.
    - Илюша, это ты?
    - Да, дорогая. Я уже в гостинице на тринадцатом этаже. Тель-Авив как на ладони, набережная и пляж рядом. Красота неописуемая.
    - Когда мы увидимся? Я очень скучаю.
    - Ещё не знаю. Думаю, после первого тура. Сегодня начну готовиться. Мне в номер поставили Блютнер, представляешь?
    - Здорово.
    - Как там Давид и твои родители?
    - Всё хорошо. Ты там спроси, нужен ли музыкальный корреспондент. Ладно?
    - Спрошу обязательно. Всё, пока, у меня ещё много дел до обеда.
    - Я тебя люблю, - услышал он и положил трубку.
    На входе в ресторан молодой человек спросил, из какого он номера, и пожелал ему приятного аппетита. Он увидел Шимона и направился к нему.
    - Давай-ка сядем вместе? – предложил тот.
    - С удовольствием, - ответил Илюша и, взяв поднос, стал выбирать и накладывать в тарелки еду, в изобилии выставленную на столах.
    - Я впервые вижу такое изобилие. Это поразительно.
    - Израиль этим славится. И здесь прекрасные повара, - улыбнулся Шимон. – Тебе понравился номер?
    - Очень.
    - Мы расселили конкурсантов так, чтобы номера находились в отдалении друг от друга. Невозможно сосредоточиться, когда за стенкой играют. Ты приехал один из последних, и Лея вчера просила меня поместить тебя в хороший номер. Важно, чтобы представитель Израиля удачно выступил. Я слышал, ты лауреат?
    - Да, конкурса Шопена и Чайковского.
    - У нашего конкурса высокий мировой статус. Между прочим, евреи из Российской империи основали не только страну, но и этот конкурс. Импресарио Яша Быстрицкий настоял, убедил Артура Рубинштейна, и тот согласился и возглавлял жюри первых двух состязаний, пока был жив. Постарайся победить, Илиягу. Для нашей страны и твоего будущего это очень важно.
    - Я знаю, Шимон, но не всё зависит от меня. Состав исполнителей, я слышал, очень сильный, а в жюри знаменитые музыканты со всего мира.
    - Будет трудно. Но, говорят, у тебя большой талант. Дина Иоффе так сказала. Ты уже знаешь программу?
    - Вчера прочитал. Сейчас поднимусь в номер и начну готовиться, - сказал Илюша. – У меня к тебе просьба. Моя жена была в Москве корреспондентом журнала «Музыкальная жизнь». Есть ли для неё возможность поработать во время конкурса?
    - Я спрошу, но ничего не обещаю.
    Шимон поднялся и направился к группе молодых мужчин и женщин, которые встретили его дружным приветствием.
    Вернувшись в номер, он включил телевизор, стоящий на столике в углу. По первому каналу шли новости, и элегантно одетая женщина средних лет о чём-то говорила с мужчиной, со знанием дела отвечавшим на её вопросы. Илюша принялся читать подстрочник на русском языке, но тема его не заинтересовала, и он переключил на следующий канал, на котором шёл документальный фильм. Он выключил телевизор, сел на стул, стоящий возле пианино, и поднял крышку. Уже много лет фортепиано было смыслом его жизни, его вторым «я», с которым он вёл откровенные разговоры о себе, своих чувствах и переживаниях. Красота звуковой палитры, его нежность и мощь обогащали Илюшу, дарили ему радость сотворчества, которое он делил с композитором, находя в музыкальных фразах новые мысли и ощущения. Но сегодня оно вновь стало ключом к его профессиональному прорыву в мировую элиту, где его ждут слава и деньги и где он станет вровень с лучшими исполнителями. Ему предстояло победить в этой борьбе за место под солнцем, обойдя многих, безусловно, талантливых пианистов. Он не подходил к инструменту уже дней десять. Продажа рояля, к которому очень привязался, упаковка домашнего скарба и сборы, таможня, проводы, два напряжённых дня в поезде до границы, потом венгерский поезд, день в Будапеште, перелёт, и первые дни в Израиле – всё было важно, но полностью исключало возможность тренироваться. Надо было вновь набрать форму и это могло занять несколько дней.   
    Илюша размял пальцы, коснулся клавиш, ощутив холод пластин слоновой кости и начал играть Прелюдию и Фугу соль мажор из «Хорошо темперированного клавира» Баха, которые он любил за неисчерпаемое гармоническое богатство, живость и яркость звучания. Инструмент отозвался глубиной и мощью звука, и он погрузился в игру.    

                4

    В аэропорту Каганских встретил друг Григория Иосифовича по Первому Московскому медицинскому институту имени Сеченова, который выпускники любовно называли «сечей». Он репатриировался в Израиль ещё десять лет назад и успел за это время сделать карьеру, став начальником отделения больницы Бейлинсон в Петах-Тикве, где он сразу же и поселился с женой, двумя детьми и родителями. Матвей Яковлевич, так его звали, снял для них квартиру в Рамат-Гане, городе-спутнике Тель-Авива недалеко от Национального парка, куда их и привезли после необходимых формальностей в Бен-Гурионе.
Отец и мать Яны вскоре пошли учить иврит, откуда через месяца полтора Григорий Иосифович, не закончив учёбу в ульпане, чтобы не терять время, переметнулся на курсы врачей. Он много и упорно работал, постигая методы западной медицины, и с первой попытки сдал экзамены, получив удостоверение, позволяющее ему работать врачом в Израиле. Потом он прошёл собеседование в тель-авивской больнице Ихилов и был принят на работу в хирургическое отделение. Софья Александровна, мать Яны пошла на восьмимесячные курсы преподавателей математики и по окончании поступила на работу в школу Шевах-Мофет.
    Успешными были дела и у Яны. После ульпана её взяли с испытательным сроком в небольшую проектную компанию, что было неожиданно для неё – предприниматели предпочитают беременных женщин на работу не брать, а Яна находилась на четвёртом месяце беременности, когда живот уже от намётанного глаза не скроешь. Но то ли незаурядная внешность, то ли умение себя подать убедили Идо, владельца компании, не отказываться от  красивой и умной молодой женщины, выпускницы знаменитого Московского инженерно-строительного института. Яна умела делать расчёты и на компьютере и на бумаге, успешно овладевала программой Автокад и стала выполнять строительные чертежи. Да и коллектив отнёсся к ней по-доброму. Когда начались схватки, Григорий Иосифович повёз её в больницу Бейлинсон к Матвею Яковлевичу, который принял в ней живейшее участие,  договорившись со знакомым врачом-акушером и поместив Яну в новую чистую палату. На следующий день она благополучно разрешилась родами, и девочка пронзительным криком огласила своё появление на свет. Через три месяца Яна вернулась на работу, доверив воспитание Аннушки бабушке Римме Наумовне. Родители, желая счастья дочери, принялись было знакомить её с мужчинами, но она решительно отказалась от сватовства.
   Однажды на согласование проекта к ней на работу зашёл симпатичный архитектор, недавний выпускник института Шенкар. В течение часа они корпели над чертежами, потом составили протокол, и случилось то, что часто случается с молодыми людьми. Натан, так звали парня, влюбился. Он стал по вечерам ждать её на выходе с цветами, приглашать на концерты, в театры, кафе и бары, которыми славится Тель-Авив. Его не смутило её признание, что у неё есть ребёнок от мужчины, который остался в Советском Союзе. Наоборот, когда она приходила с Анечкой, Натан брал девочку на руки и охотно возился с ней. Он представил её родителям и через полгода сделал предложение. Яна всё ещё надеялась на чудесное появление Илюши, но время шло и ничего не менялось. Через два дня, посоветовавшись с отцом и матерью, она дала согласие. В раввинате подтвердили её еврейство и вскоре сыграли свадьбу под хупой, как и принято в еврейском мире. Они сняли квартиру недалеко от её родителей и по субботам встречались с ними на аллеях парка.
    Прошло два года. Страна на глазах полнилась репатриантами из бывшего Советского Союза, на улицах, в автобусах и учреждениях слышалась русская речь. Проектов на работе прибавилось, и в компании появились два новых сотрудника, Мария и Евгений, с которыми она сразу нашла общий язык.
    Однажды Яна, просматривая газету «Время», увидела статью, посвящённую конкурсу Рубинштейна. Она быстро пробежала её глазами и уже была готова перевернуть страницу, как вдруг её словно обожгло. Отдельный абзац был посвящён пианисту Илье Вайсману, репатриировавшемуся несколько дней назад.
    «Ну и что, приехал, так приехал. У меня другая жизнь, муж, ребёнок, семья, – подумала она. – Почему меня так взволновало это известие? Неужели я всё ещё люблю его? Господи, как он долго ехал? Что же делать? Сказать ему, что Анечка – его дочь или хранить эту тайну до её совершеннолетия?»
    Она снова прочитала статью, чтобы узнать, где и когда состоится третий тур. Она слышала о его успехе в конкурсе Чайковского, знала о том, что он был вторым на конкурсе в Варшаве, и теперь почему-то была уверена, что он дойдёт до финала. Ей с трудом удавалось подавить охватившее её волнение, и дома она старалась быть беспечной и весёлой. Натан даже спросил, всё ли
у неё в порядке. Она обняла его, поцеловала в щеку и усмехнулась.
    - Пойди, погуляй с Анечкой, а я приготовлю ужин, - сказала она.
    Яна одела дочь и он, озадаченно взглянув на жену, послушно вышел из квартиры.
    «Он меня любит, это очевидно. Ну и стерва же я. Что он сделает, когда всё узнает? Но я хочу его увидеть и ничего с собой поделать не могу. Ладно, будь, что будет».
    Она посмотрела на улицу, увидела удаляющегося Натана, держащего дочь за руку, и пошла на кухню.

                5

    За последние дни Илюша успел уже со многими познакомиться. Их даже пару раз собирали в конференц-зале, чтобы сообщить о порядке проведения конкурса и провести жеребьёвку. Он подружился с парнями из Великобритании и Испании, у него вызывали симпатию ребята и девушки из Китая и Японии, и он сразу же нашёл общий язык с пианистами из России. На открытие конкурса, состоявшееся в Тель-Авивском дворце культуры, собрался весь музыкальный бомонд страны. Это напомнило Илюше церемонию открытия конкурса Чайковского в Москве два года назад. Концерт, начавшийся после торжественных речей и представления жюри, был великолепен и ещё раз подтвердил его предположение об исключительной одарённости еврейских музыкантов.
    На следующий день начинался первый тур. В этот день после завтрака у выхода из гостиницы всех конкурсантов ждал автобус. Минут через двадцать, изрядно покрутив по городу, он остановился на бульваре Царя Саула. Ступив на тротуар, Илюша с удовольствием вдохнул чистый утренний воздух и осмотрелся: покрытую большими бетонными темно и светло-серыми плитами обширную площадь окружали экзотические южные деревья и невысокие пальмы, оживляли установленные на ней в каком-то живописном беспорядке металлические скульптуры. По ту сторону площади светилось под утренним солнцем современное здание музея изобразительных искусств, в отдалении высилось облицованное коричневым камнем здание компании IBM. И всё это на фоне голубого безоблачного неба, насыщенного запахами и влагой южного города.  Он присоединился к Тому, юноше из Лондона, и они, обмениваясь впечатлениями о городе и набережной, куда вечерами выходили пройтись и полюбоваться закатами после многочасовых занятий, пересекли площадь и вошли в прохладный вестибюль с неожиданно высокими потолками. Следуя за Шимоном, они оказались в довольно вместительном концертном зале «Реканати», на сцене которого стоял сияющий в бликах ламп чёрный Steinway. Первый тур должен был продолжиться четыре дня, и по жеребьёвке Илюша выступал сегодня во второй сессии после пяти часов вечера. Ведущая назвала его имя и исполняемую им программу, он вышел на сцену под аплодисменты, поклонился, сел на мягкий стул, поднял крышку рояля и, следуя своему опыту, сосредоточился и настроился на Сонату № 11 Моцарта. Первая часть, вариации на медленную тему в Ля мажоре, затем, после паузы, вторая -  менуэт в сложной форме с постоянной сменой настроения, и, наконец, третья часть – финал, турецкое рондо. Он сделал паузу и заиграл Балладу соль-минор Шопена. Пять минут, и зал ответил шквалом аплодисментов. Наконец любимая пьеса Мориса Равеля «Игра воды», которую он слушал ещё в исполнении Эмиля Гилельса и Святослава Рихтера. Илюша поднялся под дружные аплодисменты, и спустился со сцены. Он был удовлетворён исполнением и почувствовал одобрение членов жюри. Теперь ему предстояло ждать ещё три дня, чтобы узнать, прошёл ли он во второй тур. В перерыве к нему подошла женщина средних лет и, улыбнувшись, сказала:
    - Здравствуйте, я – Дина Иоффе.
    - Илья, - ответил он, пожимая протянутую руку. – Я слышал от Леи, что Вы хотите со мной встретиться.
    - Да, это правда. Нечасто в Израиль приезжают пианисты такого уровня. Я была сегодня приятно удивлена вашим выбором. По моему глубокому убеждению, Моцарт – это своеобразная лакмусовая бумажка музыканта. Многое сразу становится понятным. Моцарт, как рентген – всё ясно, всё видно, всё слышно. Мне понравилось твоё исполнение. Шопен и Равель тоже были великолепны. Думаю, во второй тур ты попадёшь.
    - Спасибо, Дина. Я очень рад нашему знакомству.
    - До следующего тура хорошенько отдохните, Илья. Как Вам Тель-Авив?
    - Интересный город. В его архитектуре есть какая-то свобода, открытость свету и воздуху, простота и гармония.
    - Очень верная оценка. Здесь сотни домов в стиле баухаус, в Тель-Авиве в тридцатых-сороковых годах работали прекрасные архитекторы, беженцы из фашистской Германии. Ну, ладно. Я должна идти, у меня через час мастер-класс в Академии. Желаю успеха.
    Вернувшись в гостиницу, он позвонил в Иерусалим. Трубку взяла мать Миры.
    - Добрый день, Инна Яковлевна. Как у вас дела?
    - Спасибо, всё хорошо. А у тебя?
    - Неплохо. Сегодня выступил в первом туре.
    - Прекрасно. Вот дочка с тобой хочет поговорить.
    - Привет, Мира. Давид рядом с тобой?
    - Да. Давидик, поговори с папой.
    В телефонной трубке что-то зашумело, и раздался голос сына:
    - Папа, ты где?
    - Я в Тель-Авиве. Тебе нравится в Иерусалиме?
    - Да, только когда я говорю, они ничего не понимают.
    - Они обязательно поймут. Дай трубку маме.
    - Когда мы встретимся? Я очень скучаю, - сказала Мира.
    - Завтра можешь приехать? Сегодня я уже отыграл. Появилось окно.
    - Я приеду часам к десяти. Давида оставлю на бабушек и дедушек.
    - Прекрасно. Ты знаешь, как добраться?
    - Ты мне уже рассказывал.
    - Тогда, пока.
   
                6

    Между тем в Иерусалиме всё шло своим чередом. Родители Илюши и Миры получили направление в ульпан, который находился в пятнадцати минутах ходьбы. Они даже успели побывать на первых двух занятиях. На обратном пути делали покупки в недавно открывшемся русском магазине или супермаркете, потом дома обедали и, сидя за учебниками, учили иврит. Вечером смотрели телевизор, ужинали и ложились спать. Самое интересное для них в ульпане всё же заключалось в том, что он был своеобразным клубом, где они знакомились с другими репатриантами. Внимание Леонида Семёновича в первый же день привлекла пара интеллигентных моложавых людей по фамилии Цейтлин из Санкт-Петербурга. Особенно бросилась в глаза их не по годам обильная седина, но ни он, ни Елизавета Осиповна не решались их об этом спросить. Женщину звали Ольгой Мироновной, а мужчину – Наумом Яновичем. Они встречались во дворе во время перерыва между занятиями, обмениваясь мнениями о квартирах, где поселились и о преподавателе, симпатичной женщине лет тридцати, которую они искренне полюбили. Представляясь на первом уроке, она рассказала, что приехала с родителями из Харькова в семидесятых годах, закончила школу, отслужила в армии и поступила в Иерусалимский университет. И в это время после десятилетнего затишья возобновилась репатриация из Советского Союза. Лариса, так звали её, захотела помочь прибывшим овладеть языком, и пошла работать в ульпан.
    В один из дней городское отделение министерства абсорбции организовало экскурсию на север. Страна тогда, напоённая зимними дождями, покрылась свежей зеленью, и даже первые хамсины не в силах были остановить это мощное стремление природы к солнцу и жизни. Галилея была особенно живописна, и чем выше в горы поднимался автобус, тем больше их взорам открывалось пространство до самого моря и Кармеля с высотным зданием Хайфского университета на его гребне. Потом они бродили по причудливым улочкам Цфата, одного из четырёх священных городов страны, центра еврейской мистики и каббалы, сидели в старинных синагогах и осматривали небольшие картинные галереи, которых здесь находилось великое множество. Отсюда, с высоты девятисот метров, они увидели Тивериадское озеро, из-за своей формы, напоминающей арфу, называемое в Израиле Кинерет, как объяснил им гид. Потом автобус спустился к озеру и заехал в Тверию, где они вначале побродили возле старинных стен и полуразрушенных построек из чёрного базальта, а потом спустились на набережную. Там зашли в кафе, купили кофе с пирожными и сели за одним столом.
    - Я читала, что здесь летом очень жарко, - сказала Инна Яковлевна.
    - Сейчас хорошо, свежий ветерок от воды, лепота, - поддержала разговор Елизавета Осиповна. – Наш сын сегодня должен выступать на конкурсе Рубинштейна. Он замечательный пианист. А ваши дети чем занимаются?
    - У нас был сын, но он погиб, - произнесла Ольга Мироновна, вытерев платочком нежданно скатившиеся слезинки.
    - Ой, простите, я не должна была спрашивать.
    - Уже год, как его не стало. Мы с мужем не можем себе простить, что отпустили его сюда с молодой женой и ребёнком. Он пошёл служить в боевые войска, а нам писал, что отсиживается в тылу. А в это время здесь разгорелась интифада, восстание палестинцев. Особенно жарко было в Газе, куда и направили его батальон. Вначале эти негодяи просто бросали камни, а потом стали стрелять. Ночью вошли в деревню, чтобы арестовать зачинщиков. Фима увидел, что террорист с крыши нацелился на командира и, не раздумывая, прикрыл его своим телом. Пули попали ему в грудь и в голову. Командира он спас, а сам был смертельно ранен. Его оттуда на носилках вынесли. До госпиталя он не дотянул, скончался по дороге, - с трудом сдерживая слёзы, сказала Ольга Мироновна.
    - Нам позвонила его жена, наша невестка, - продолжил историю Наум Янович. - Она ещё не произнесла ни слова, просто рыдала в трубку и мы поняли, что произошло что-то ужасное. Потом сказала, что Фиму убили, и просила приехать. Мы обратились в консульство Израиля в Питере. Бовин, здешний российский посол, нам очень помог. Через два дня мы были уже в Иерусалиме. Его похоронили на горе Герцля со всеми почестями. Его любили в батальоне, пришли сотни его боевых товарищей. Тогда мы поняли и почувствовали, что эту страну не победить. Через неделю мы вернулись в Россию, чтобы оформить документы и уехать в Израиль. Поселились в Иерусалиме, чтобы быть рядом с ним.
    Наступило молчание, сказанные слова, казалось, висели в воздухе. Теперь стало ясно, почему поседели ещё в общем-то молодые люди, которым было немногим за пятьдесят.
   Уже темнело, когда автобус въехал в Иерусалим по дороге из Иорданской долины и, по пути развозя людей по домам, поднялся в Гило. Попрощавшись с Цейтлиными, они пошли домой, делясь впечатлениями о поездке.
    - Израиль находится во враждебном окружении, не среди цивилизованных стран Европы, - вдруг произнёс Леонид Семёнович. – И войны здесь случаются каждое десятилетие, даже чаще. К сожалению, это жестокая правда, от которой никуда не деться и, как страус, не сунуть голову в песок. Наши дети идут служить в действующую армию, а не в бутафорскую и иногда погибают, как Фима. Кстати, это одна из серьёзных причин, почему в семидесятых годах сюда прибывала только небольшая часть эмигрантов из Советского Союза, но это были убеждённые сионисты и люди искренне верующие. Нужно иметь мотивацию и мужество приехать и жить в постоянно воюющей стране.
    - Но армия для того и существует, чтобы мы спокойно жили, зная, что она нас защитит. В этом её предназначение. Я слышала, какими парнями ребята возвращаются из армии, настоящими мужчинами, умеющими постоять за себя и свою семью, - сказала Елизавета Осиповна. – У нас два внука, которым предстоит служить, а Витя отслужил в пехоте, и каждый год будет ходить на резервистские сборы. Не знаю, как Илья. Может быть он, как выдающийся музыкант, получит освобождение?
     - Не думаю, что в Израиле это возможно, - заметил Борис Ефремович.
– Какое-нибудь дело в огромном армейском хозяйстве ему обязательно найдут.
     - Я слышала, что если в семье один мальчик, в боевые части его не возьмут.
     - Это так, уважаемая Инна Яковлевна. Но в нашем случае всё может произойти. Ведь наши дети молодые. Захотят ещё ребёнка? И что делать, если родится мальчик? – сказал Леонид Семёнович.
     - Авраам, наш праотец, совершил непростительную оплошность. Он не послушал Всевышнего и переспал с Агарью. А она родила Исмаила. Теперь приходится жить в окружении двоюродных братьев-арабов, мягко говоря, не питающих к нам симпатию. Но другой земли у нас нет. Было бы смешно основывать Израиль в Уганде или на Мадагаскаре. Иерусалим есть только один, - философствовал Борис Ефремович.
    Возле дома, где жил внук, они попрощались, и Вайсманы продолжили свой путь. Гольда, прождавшая в квартире одна весь день, обрадовалась их возвращению. Она ещё днём приготовила ужин, и они с большим аппетитом поели жареного карпа с гречневой кашей.
    После ужина Леонид Семёнович включил телевизор и стал смотреть новости, читая подстрочник.
    - Лиза, быстрей сюда. Тут про сына нашего рассказывают. Сказали, что сегодня было открытие конкурса, и он, как представитель Израиля, успешно выступил.
    На экране появились лица членов жюри и молодых пианистов, и тут они увидели Илюшу, сидящего у рояля. Елизавета Осиповна стремглав подбежала к полке, где стоял телефонный аппарат, и набрала номер сватов.
    - Мира, вы смотрите телевизор?
    - Нет, а что?
    - Там Илюшу показывали. Он исполнял Моцарта.
    - Ой, жаль, что не включили. Но он мне уже звонил. Завтра я еду к нему в Тель-Авив.
    - Скажи ему, что мы все болеем за него.
    - Конечно, Елизавета Осиповна.
    - Как Давид?
    - Играет у себя в комнате.
    - Ну, поцелуй его. Пока.
    Она положила трубку и села на диван рядом с мужем, обняв его за плечи.  Её сердце было полно гордости за сына.
    Илюша ждал Миру в вестибюле гостиницы, куда пришёл после завтрака. Этика конкурса предполагала присутствие конкурсантов на выступлениях коллег. Поэтому в ресторане он подсел к куратору и попросил у него остаться и встретиться с женой. Шимон без колебаний согласился.
    - Жена – это святое. К сожалению, ничем не смог помочь ей. Нужен журналист со знанием языка, - произнёс он.
    - Спасибо, Шимон.
    - Ты прекрасно вчера сыграл. Я слышал, жюри тебя высоко оценило.
    - После обеда выступал очень сильный пианист из Китая. При таком звёздном составе будет нелегко, - заметил Илюша.
    - Ты прав. Но техника ещё не всё, ею владеют практически все. Личность музыканта – вот что определяет.
    Он сидел в кресле, закинув ногу на ногу и поглядывая на большую стеклянную дверь. Мира появилась в половине одиннадцатого. Илюша заметил её ещё тогда, когда она только поднималась по лестнице под навесом, почти накрывающим тротуар, и пошёл ей навстречу. Они обнялись и сели на диван.
    - Ты хорошо выглядишь, Илюша.
    - Почему бы и нет. Что стоит променад на пляже! Да и кормят здесь, как на убой. Но за один такой конкурс пианист теряет около десяти килограммов. Поэтому лишние килограммы мне сейчас не повредят. Хочешь подняться в номер?
    - Да. Не ходить же по Тель-Авиву с вещами.
    Они поднялись на лифте и вошли в комнату.
    - Ого, да у тебя тут роскошная житуха. А вид какой!
    - К сожалению, пристроить тебя в корпункт конкурса не удалось. Нужно искать работу в русскоязычных газетах. Я видел в киосках, такие уже появились.
    - Да не волнуйся ты, устроюсь куда-нибудь, - ответила она, положив ладони на его плечи. – Тебя неделю не было, я так соскучилась.
    Мира обняла, прижала его к груди и поцеловала в губы. Потом взяла за руку и легко, но настойчиво потянула к ещё не застеленной постели.
    - Подожди, милая, нужно закрыться, чтобы уборщица нас не застала, - сказал Илюша, уже почувствовав возбуждение.
    Он прошёл в коридор, запер входную дверь и вернулся в комнату. Мира сидела на постели уже без кофточки, которую бросила на кресло. Он приблизился к ней и повалил на спину, расстегнул ремень и ширинку брюк. Потом поднял юбку и вошёл в её влажную трепещущую плоть.
    Они лежали обнажённые на узкой постели, удовлетворённые и примеренные страстью, охватившей их молодые здоровые тела. За окном разгорался тёплый солнечный день и сюда, через приоткрытое окно доносился приглушённый шум города.
    - Тебе было хорошо? – спросила она, приподнявшись на локте.
    - Мне с тобой всегда хорошо, - ответил он. – Пойдём-ка, поедим. Я попрошу, чтобы тебя пропустили.
    - А я так проголодалась, дорогой, что готова съесть тебя.
    - Страна этого тебе не позволит. Ведь я выступаю под флагом Израиля.
    Они приняли душ, оделись и спустились в ресторан. На входе Илюша объяснил, что с ним – корреспондент, которая берёт у него интервью. Их пропустили, и они с большим удовольствием пообедали. Выйдя из гостиницы, они по улице Трумпельдор направились к морю. С набережной ступили на мягкий горячий песок, сняли верхнюю одежду и легли  на привезённую из дома подстилку. Через час они поднялись, оделись и пошли босиком по длинному пляжу, посматривая на солидное приземистое посольство Соединённых Штатов и высотные здания пятизвёздочных гостиниц. Им казалось, что жизнь прекрасна и ничто не может нарушить их душевный покой.
    Они проснулись после ночи любви, позавтракали в ресторане, и он посадил её на автобус.
    Через два дня после выступлений последних исполнителей и короткого перерыва на сцене появился председатель жюри профессор Арье Варди и назвал победителей первого тура. Илюша услышал своё имя, и его отпустило безотчётное волнение, которое владело им с утра.


                7

    Ко второму туру Илюша готовился со всей серьёзностью. К этому времени он уже услышал великолепные выступления многих пианистов, и его уверенность в победе несколько пошатнулась. По вечерам после напряжённых репетиций он выходил на Алленби, шёл к морю, садился у большого круглого фонтана рядом с отелем «Майями» и подолгу смотрел на возносящиеся и с шумом падающие струи воды, проезжающие автомобили и проходящих мимо юношей и девушек. Или по улице Трумпельдор направлялся мимо высокой стены кладбища – пантеона знаменитых и простых людей, живших и работавших в Яфо и Тель-Авиве с начала двадцатого века, потом поворачивал на Пинскер и поднимался на площадку над круглой площадью Дизенгоф к напоминающему перевёрнутый торт фонтану. Отсюда смотрел на красивые белые здания и наблюдал, как в рестораны и кафе входили нарядные люди. Город жил своей жизнью и никого не интересовали его метания и заботы. Один раз он прогуливался по улицам недалеко от гостиницы, с любопытством рассматривая трёх, четырёх и пяти этажные белые с выцветшей и кое-где облетевшей краской и длинными балконами дома. И всё же они ему почему-то нравились, в их архитектуре была какая-то свобода, открытость свету и воздуху, простота и гармония. «Наверно, построены в тридцатых-пятидесятых годах. Массовое строительство в молодом южном городе» - подумал он. Аккуратно постриженные кусты вдоль выходящих на тротуар  оград, пальмы, красиво вознёсшие вверх и в стороны свои зелёные ветви-веники, и лиственные деревья находили в его душе ещё неосознанный отклик.
     По жеребьёвке выступать ему выпадало на второй день в пять часов вечера. Реситаль он начал с Аппассионаты Бетховена, потом сыграл Сонату № 7 Прокофьева, и закончил пьесой израильского композитора Иосифа Дорфмана. На следующий день жюри должно было назвать шестерых, выходивших в финал.
     Когда Илюша услышал своё имя, он оторопел от неожиданности, потом пришёл в себя и поднялся на сцену. Зал приветствовал его аплодисментами. По возвращении в «Метрополитен», поднялся в номер и сразу позвонил в Иерусалим. Мира уже ждала его звонка.
     - Илюша, это ты?
     - Да, Мира. Я вышел в третий тур. Но конкуренты очень сильные. Талант на таланте и талантом погоняет.    
     - Поздравляю, дорогой. Мы все тебя поздравляем.
     - Мира, я боюсь. Раньше меня ничего не беспокоило. Я пёр, как танк, и  добивался успеха. Но наша жизнь от этого почти не зависела. Теперь мы живём в другом мире, где достижения человека определяют его социальный статус и судьбу, его материальное благополучие. Мы не привычны к этому. У меня появился стресс.
     - Да, самоуверенностью ты никогда не страдал. Хорошо бы пойти к психологу. Но ведь в таком же положении находятся все пианисты, они, поверь, все волнуются. Железные люди – штучный товар. Илюша, ты справишься, я уверена.
     - Спасибо, Мира.
    Он положил трубку и набрал телефон родителей.
     - Мама, привет. Я в финале.
     - Молодец, мой дорогой. Папа тебя тоже поздравляет.
     - Приезжайте на последний концерт. Вы знаете, когда он состоится?
     - Мы узнаем. Наверное, мы будем с Мирой. Билеты нам ещё не по карману. Но ведь ты играешь. Я не могу это пропустить.
     В первой части третьего тура конкурсанты должны были исполнять произведения камерной музыки. Илюша выбрал Фортепианное трио № 2 ми-бемоль мажор Франса Шуберта, которое он очень любил. Оптимистичное по духу, оно было полно драматизма, сомнений, переживаний и разочарований, романтического разлада между идеалом и реальностью, и борьбы, ценой которой достигается радость. Такая действенность сближала Шуберта с Бетховеном. Вначале свою партию фортепиано он репетировал в гостинице, но две репетиции со скрипкой и виолончелью необходимо было провести в концертном зале. Для этого каждый раз утром к Музею искусств исполнителей отвозил автобус, и потом возвращал их обратно. Скрипачом оказался молодой человек с коротко остриженными чёрными волосами, недавний выпускник Музыкальной академии имени Рубина, но особенно ему повезло с опытной миловидной виолончелисткой. Они провели две репетиции, сдружились и были довольны друг другом. По жеребьёвке им предстояло выступить третьими, в конце первого дня финала.      

                8

    Яна пристально следила по газетам и телепередачам за ходом конкурса Рубинштейна. Когда она узнала, что Илья Вайсман вышел в третий тур и первые концерты финалистов состоятся в музее изобразительных искусств, у неё окончательно созрело решение встретиться с ним. Яна позвонила в кассу и заказала билет. В тот день с работы она ушла после обеда, автобусом добралась до бульвара Шауль Ха-Мелех, выкупила билет и заняла своё место в концертном зале «Реканати». Она понимала, что если Илюша увидит её до выступления, это может нарушить его душевное равновесие выбить его из колеи. Поэтому Яна решила найти его после выступления. Ведущая концерта объявила Трио №2 Шуберта и на сцену вышли и сели на стулья скрипач и виолончелистка. Когда появился он и рассеянно посмотрел в зал, её охватило волнение, и она наклонилась, чтобы Илюша её случайно не заметил. Он сел к роялю и после короткой паузы заиграл. Она почувствовала, что манера его исполнения изменилась, стала ярче, глубже и выразительней. Яна слушала, вспоминая их последнюю встречу в Москве у неё на квартире, и ей захотелось вернуть те времена, когда они любили друг друга. Он закончил, поклонился и ушёл со сцены под аплодисменты, потом вернулся на середину сцены и опять поклонился под овации зала. Теперь она уже не пряталась и, возможно, даже желала, чтобы он её увидел. У неё мелькнула мысль, что, может быть, она изменилась, и её трудно узнать. Ведь прошло четыре года, она родила, а роды очень сильно влияют на женщину. Но Яна отогнала эту мысль. И в двадцать семь лет она оставалась очень привлекательной и не раз ловила на себе заинтересованные взгляды мужчин.
    Когда объявили окончание концерта и люди стали покидать зал, она вышла в коридор и направилась к комнатам артистов. Приоткрыв дверь, она попросила мужчину позвать Вайсмана. Её вдруг охватила дрожь от волнения, которое безуспешно пыталась побороть. Через минуту он появился в проёме двери и его взгляд сразу остановился на ней.
    - Яна?
    - Да, - с трудом произнесла она. – Здравствуй, Илья. Рада тебя видеть.
    Он приблизился к ней и взял её за руку. Она неотрывно смотрела ему в глаза.
    - Ты стала ещё прекрасней, Яна, - сказал он. - Как бы мне хотелось с тобой поговорить. Увы, через минут десять нас отсюда увезут. Нам нужно обязательно встретиться.
    - Да, конечно.
    - Завтра у меня свободный день. Приходи в гостиницу «Метрополитен» часов в десять утра. Ты знаешь, где она находится?
    - Нет, расскажи.
    - На углу улиц Трумпельдор и Бен-Иегуда.
    - Хорошо, Илюша, я постараюсь. Я понимаю, что здесь нам не удастся поговорить. Завтра увидимся. До свидания.
    Она старалась держать себя в руках и не выдать обуревавшее ею волнение. Яна пожала ему руку и пошла по коридору к выходу из музея, а он смотрел ей в след, пока она не скрылась из виду.
    На улице Яна спохватилась, что за весь день ни разу не позвонила Натану. Детский сад был недалеко от его компании, и, как правило, дочь он забирал по дороге домой. Но запоздалое возвращение вызвало бы его беспокойство. Она подошла к телефону-автомату и набрала домашний номер.
    - Привет, Натан.
    - Шалом, Яна. Где ты?
    - Я задержала на работе. Ездила на согласование проекта в Петах-Тикву.
    - Я звонил тебе, но никто не ответил.
    - Это понятно. Меня почти полдня не было в конторе. Скоро буду. Пока.
    Она повесила трубку. К ней, наконец, вернулась прежняя уверенность в себе. Она села в автобус и через полчаса уже зашла в квартиру. Аннушка возилась с куклами у себя в комнате. Яна подошла к ней, взяла её на руки и крепко прижала к груди. Потом подошла к мужу, читавшему газету «Последние новости», и холодно поцеловала в темечко.
     На следующий день Илюша ждал её в лобби гостиницы, сидя в кресле лицом к входу. Она уже опаздывала на четверть часа, и он стал подумывать, что ей не удалось выбраться. Яна появилась также внезапно, как ушла вчера. «До чего же она хороша!» - подумал он, поднялся и пошёл ей навстречу.
    - Здравствуй, Илюша, - улыбнувшись, сказала она.   
    - Здравствуй, Яна. Здесь есть уютный бар. Пойдём туда.
    - Хорошо, - согласилась она. – Могу даже выпить. Я не на машине.
    Они заказали шотландский виски и сели за столик в углу.
    - Спасибо, что приехала. Расскажи, как ты живёшь?
    - Неплохо, Илюша. На работу вышла через полгода после репатриации в проектную компанию. Однажды там появился симпатичный парень-архитектор. Он влюбился, сделал мне предложение, и я вышла за него замуж. У нас дочь, зовут Анной. Родители тоже очень хорошо устроены. Папа работает хирургом в тель-авивской больнице «Ихилов». Мама преподаёт в школе. А ты? Только приехал и сразу на конкурс? С места в карьер?
    - Брат меня надоумил и всё мне организовал. Иначе я должен был бы ждать три года, но мне уже двадцать семь.
    - Я вижу у тебя кольцо на руке. Ты женат?
    - Да, она журналист. У нас есть сын, назвали его Давидом. 
    - Хорошее еврейское имя. И сколько ему?
    - Скоро четыре.
    - Большой мальчик.
    - Да. Болтает, как пятилетний.
    - Ты его, наверно, очень любишь.
    - Конечно, он очень славный.
    - Получается, что я замужем и ты женат. Ты счастлив? – спросила Яна.
    - А ты? – ответил Илюша вопросом на вопрос.
    - Я ждала тебя, сколько могла. Но ты сюда не торопился. Я стала думать, что ты и не приедешь. Зачем тебе, пианисту мирового уровня, провинция, которой для музыкантов является Израиль.
    - Не совсем так, Яна. Израильские исполнители высоко котируются. А конкурс Рубинштейна для пианистов, как Мекка для мусульман. Высочайший уровень. Но я тебя ни в чём не упрекаю. Ты поступила в соответствии с нормальной женской логикой и реализовала своё предназначение быть матерью. И не имеет большого значения, как ты относишься к мужу – у тебя есть ребёнок.
    - Ты ошибаешься, милый. Для женщины очень важна любовь. Ребёнок должен быть от любимого мужчины.
    - Ты всегда была умней меня, Яна.
    - Я любила тебя, Илюша. Наверное, и сейчас ещё моё чувство к тебе не остыло. Когда я узнала, что ты приехал и принял участие в конкурсе, у меня просто крыша поехала.
    - Что же нам делать? – озабоченно спросил он.
    - Не знаю. Невозможно предвидеть, к чему мы придём.
    Они пили виски, пожирая друг друга глазами, и не могли наговориться.
Через полчаса она поднялась, чтобы уйти, но Илюша остановил её.
    - Яна, я хочу ещё раз с тобой встретиться. Завтра начинаются финальные концерты с симфоническим оркестром во Дворце культуры. Я узнаю, когда моё выступление и тебе позвоню.
    - Вот номер моего рабочего телефона, - она написала на салфетке и протянула её ему. – Не думаю, что смогу прийти. Билеты слишком дорогие для меня даже сейчас, когда я уже три года работаю. Да и срочные проекты идут. Трудно вырваться.   
    - Хорошо, мы подумаем и вместе решим. Спасибо, дорогая, что пришла.
    - Пока, Илюша.
    Он приблизился к ней, заглянул ей в глаза и поцеловал в щеку. Она ответила порывистым поцелуем, обдав его запахом французских духов, и вышла из бара. Он, стараясь не отстать, последовал за ней и на выходе из гостиницы пожал ей руку.


                Глава 6

                1

    Третий концерт Рахманинова Илюша два раза репетировал с оркестром Симфонетт Раанана, основанным лишь год назад, где большинство музыкантов оказались новыми репатриантами из бывшего Советского Союза. Его поразил высокий уровень коллектива, что было очевидно: советская музыкальная школа известна во всём мире профессионализмом педагогов и их учеников. Он сразу же сошёлся с несколькими молодыми оркестрантами, которые тоже учились и работали в Москве и Санкт-Петербурге. Узнав время концерта, он позвонил в Иерусалим.
    - Мама, привет.
    - Слушаю, сынок.
    - Выступление состоится седьмого мая в два часа дня. Возьми Миру и приезжай во дворец культуры Тель-Авива. Как бабушка и папа?
    - Всё в порядке. Не волнуйся и хорошо готовься. Что ты будешь исполнять?
    - Третий концерт Рахманинова с прекрасным оркестром. Не ожидал такого в небольшом городе страны. Там большинство наших, некоторые из Гнесинки.
    - Я слышала этот концерт в пятьдесят восьмом году в Большом зале Московской консерватории в исполнении Вана Клиберна. Тогда он победил на конкурсе Чайковского. Оркестром руководил великолепный Кирилл Кондрашин. А мне было восемнадцать лет, и я только поступила в Институт Гнесиных. Это незабываемо. Если сыграешь не хуже, будешь первым.
    - Я постараюсь, мама. Целуй всех. Пока.
    - Мы верим в тебя, Илюша.
    Встреча с Яной не выходила из головы. Он не ожидал, что она вызовет в нём такой всплеск давно забытых переживаний, эхо которого всё сильней звучало в его душе. Он не пытался анализировать создавшееся противоречие, которое казалось ему сегодня неразрешимым. Теперь его борьба за первенство в конкурсе наполнилась возвышенным чувством, а его жизнь обрела новый смысл. После ужина Илюша вышел на набережную. В конце погожего дня здесь по выложенной разноцветной плиткой дорожке дефилировало много сильных и красивых молодых людей, слышались разговоры на иврите, и раздавался весёлый смех. Море за широкой полосой пляжа тихо шумело невысокой волной, набегавшей на песчаный берег, по которому тоже двигались затемнённые сумерками силуэты. Он пошёл быстрее, чтобы умерить переполнявшее его волнение и зарядиться энергией, которая будет так необходима ему завтра. Через час он вернулся в номер, принял душ, лёг в постель и мгновенно погрузился в царство Морфея.
    Объявили его выступление, и Илюша вышел на сцену, поклонился и сел за рояль. Он знал, что Яны нет в зале, но играл для неё. В его душе открылись врата небес, и на землю полилась живительная влага вечности и бессмертия, растворившая прозу суетной жизни и наполнившая мир любовью, шелестом трав, журчанием ручья, лёгким дуновением ветра и непостижимым великолепием природы. Когда он закончил, в зале несколько мгновений висела гробовая тишина, а потом на него обрушился шквал аплодисментов. Оркестранты улыбались и жали ему руку, и Илюша отвечал им искренней симпатией. 
    Елизавета Осиповна и Мира нашли его в комнате для артистов.
    - Поздравляю, ты прекрасно сыграл, - сказала мама. – Никогда не видела и не слышала тебя таким одухотворённым. Какую-нибудь премию обязательно получишь.
    - Надеюсь. Мне это очень нужно.
    - А я просто потрясена, - произнесла Мира и поцеловала его в щеку.
    - Спасибо. Завтра заключительный концерт и награждение лауреатов. Завтра всё узнаем.
    Он увидел Дину Иоффе, шедшую к ним, и сделал ей знак рукой.
    - Здравствуйте, Дина. Я хочу представить Вам мою маму, Елизавету Осиповну и жену Миру. Мама, Дина - профессор Академии музыки и великолепный пианист.
    - Илюша, я знаю, кто такая Дина. – Мама обернулась к ней. Слушала Вас в Москве лет десять назад. Была интересная программа, и Вы великолепно играли. Я сама преподаватель фортепиано и сына в Гнесинку привела я.
    - Для каждого человека важно соединение его личности и профессии. У Ильи это абсолютное совпадение. В жюри сидят умные люди. Я многих хорошо знаю. Они прекрасно всё видят и понимают. Вчера играла Скрябина итальянка Джулия Романо. Она была великолепна. У Ильи она единственный достойный соперник.
    На город опустился тёплый весенний вечер, в окнах домов и на улицах, прилегающих к дворцу культуры и театру Габима, зажглись огни. Они спустились по Дизенгоф к бульвару Эвен Гвироль, где Илюша хотел посадить маму и жену на автобус, который должен был подбросить их на северный вокзал на улице Арлозоров. Мира намекнула, что не прочь остаться с ним до завтра, но Илюша шёпотом ответил, что неудобно отправлять маму в Иерусалим одну на ночь глядя. Они перешли дорогу и стали под навес на остановке.
    - Я впервые в Тель-Авиве. Оказывается, он очень зелёный и поэтичный, - заметила Елизавета Осиповна. - В нём нет роскоши Парижа или Лондона, но сколько домашнего уюта и покоя, о котором всегда мечтали евреи. 
    - Между прочим, здесь тысячи домов построены в стиле баухаус. Их только надо привести в порядок и весь мир приедет сюда любоваться ими, -
сказал Илюша.
    - А мне нравятся жители Тель-Авива. Я обратила внимание, какие здесь красивые парни и девушки. Они выросли на берегу Средиземного моря, в субтропиках, в изобилии и любви, - поддержала разговор Мира.
    Подошёл автобус и Илюша попросил водителя подсказать, где им сойти, чтобы попасть на железнодорожный вокзал.
    - Мама, сядете там на четыреста восьмидесятый.
    - Хорошо, сынок, - ответила Елизавета Осиповна, когда дверь за ней уже почти закрылась.
    Илюша решил добраться до гостиницы пешком. Сейчас ему некуда было торопиться. Он сделал всё, что мог, за время напряжённых состязаний похудев килограммов на шесть, и теперь, шагая по многолюдным улицам, осознал, что сегодня он играл мастерски. Прогулка стала для него хорошей возможностью отдохнуть, подумать и снять накопившуюся за три недели усталость. Он снова вспомнил о Яне, из-за которой только что отказал Мире в ночи любви, и сокрушённо вздохнул от мысли, что им, похоже, не суждено быть вместе. Но он обещал ей позвонить на работу. Илюша сунул руку в карман брюк и нащупал листок бумаги с номером её телефона.
    Он поднялся в номер, снял костюм, в котором выступал, принял душ, переоделся в обычный костюм, пошитый из светло-серой льняной ткани, и направился в ресторан. Конкурсанты его уже хорошо знали, слышали его исполнение, и, увидев сейчас, приветственно кивали головами. Он дружески улыбался им и пожимал протянутые ему руки. Он положил на одну тарелку семгу и салат из свежих овощей, на другую – бефстроганов с картофелем под грибным соусом и, увидев Тома, машущего ему рукой, сел за его стол у окна.
    - Все говорят о твоём великолепном концерте, Илья. Ты играл гениально.
    - Спасибо, Том. Я слышал тебя во втором  туре. Мне очень понравилось. Здесь собралось много прекрасных пианистов. Честно говоря, жаль расставаться с такими славными ребятами.
    - Но ты уже живёшь в свободной стране, будешь ездить с концертами или просто так по всему миру. Мы обязательно ещё увидимся. Я люблю твой народ, Илья. Я понимаю, что среди шести миллионов погибших в Холокосте, было немало великих личностей, в том числе композиторов и исполнителей. Казалось бы, уничтожен еврейский генофонд. Но что меня поражает, везде, и в Великобритании, и в Израиле я вижу множество умных, образованных и талантливых людей, будто бы всё восстановилось. Ваш народ, я говорю искренне, – элита западной цивилизации. И ты один из них. Я тебе написал здесь мой адрес и телефон.
    Он вынул из верхнего кармана курточки листок картона и протянул Илюше. 
    - Спасибо, Том. Ты очень славный человек. Конечно, когда я буду в Лондоне, обязательно с тобой свяжусь. А что касается моей карьеры музыканта, в большой степени это решится завтра.
    - Я понимаю, ты только недавно сюда приехал. Эмиграция, наверно, очень трудная вещь. Но я убеждён, ты станешь призёром, Илья. Ты себя недооцениваешь, дружище. Правильно говорят, со стороны видней.
    Илюша поднялся в номер и включил телевизор. По первой программе в новостях культуры была передача и о конкурсе Рубинштейна. Корреспондент рассказывал о финале, демонстрировал съёмки из концертного зала и брал интервью. В одном из фрагментов он с восторгом говорил о нём и показывал его, играющего Рахманинова. Илюша выключил телевизор и подошёл к окну. Внизу во всю ширь горизонта сиял огнями Тель-Авив, дальше, на юго-западе, в старинном Яфо, светилась терракотой церковь Святого Петра, и, как и вчера и позавчера, уходил на запад в бесконечность чёрный разлив моря. Безлунная ночь высыпала на безоблачном подсвеченном огнями небе тысячи звёзд, равнодушно смотревших на раскинувшийся внизу на берегу тёплого моря город. Он стоял у полуоткрытого окна и слушал эту полюбившуюся ему симфонию света и тьмы. Резкий телефонный звонок вернул его к действительности.
    - Добрый вечер, Илюша, - услышал он взволнованный голос Яны.
    - Привет. Что-то случилось?
    - Я только что видела тебя по телевизору.
     - Да, я тоже случайно включил эту передачу. Мне кажется, ты не поэтому позвонила. 
     - Я просто побоялась, что больше тебя не увижу. Завтра всё кончается, а мне нужно что-то важное сказать тебе.
     - Но я же никуда не денусь. Я ведь собираюсь здесь жить.
     - Я знаю. Но мне трудно носить это в себе. Мне нужно выговориться.
     - Ты можешь сейчас приехать?
     - Да, я сказала мужу, что сегодня день рождения Ясмин и она приглашает только подруг.  Муж будет смотреть баскетбольный матч нашего Маккаби с югославами. Дочка осталась с ним. Я возьму такси.
     - Хорошо. Жду тебя в лобби.
     Илюша не ожидал такого развития событий, и её волнение передалось и ему. Он терялся в догадках, пытаясь понять, что заставило замужнюю женщину искать встречи с ним, и не находил объяснения её поступку. Да, она призналась, что ещё любит его. Но, возможно, есть нечто ему неизвестное, какая-то тайна, которую она хочет открыть сегодня. Он подошёл к зеркалу, поправил воротничок чёрной ситцевой рубашки, причесался, ополоснул зардевшееся лицо струёй прохладной воды и вышел из номера.
    Он ждал Яну, сидя на том же кресле, на котором находился и в прошлый раз. Он старался успокоиться, как всегда делал это перед выступлением, и ему уже почти удалось вернуть душевное равновесие, когда увидел входившую в лобби Яну. Он поднялся навстречу ей.
    - Быстро ты приехала. Не прошло и полгода.
    - Я сразу поймала такси, - натужно улыбнулась она. – Где мы можем поговорить?
    - Здесь нас будут отвлекать. Многие меня уже знают. Если хочешь, поднимемся ко мне.
    - Ладно, - задумавшись на мгновенье, ответила она.
    Они поднялись на лифте на тринадцатый этаж и прошли по устланному коврами коридору. Он открыл дверь комнаты и пропустил её вперёд.
     - У тебя хороший номер, Илюша. Вау, какое пианино.
     - Яна, ты лучше посмотри в окно.
     - Да, великолепный вид, - восхищённо сказала она. – Это он тебя вдохновлял?
    - Нет, ты меня вдохновляла. Я представлял, как ещё в школе на выпускном вечере, что ты меня слушаешь. Давай-ка сядем на диван. Хочешь, я сварю нам турецкий кофе?
    - Хочу. Я пью без сахара.
    - Договорились.
   Он наполнил и включил электрический чайник. Тот зашумел и вскоре забурлил кипящей водой. Илюша надорвал два коричневых пакета, высыпал содержимое в чашки и залил кипятком чёрный пахучий порошок. Потом подвинул столик к дивану и сел рядом с ней.
    - «Ты слушать исповедь мою сюда пришёл? Благодарю», - процитировала она Лермонтова.
    - Ну, что ты мне хочешь сказать?
    - Я думала, это просто, держать в себе что-нибудь сокровенное. Но я ошибалась. Теперь, когда появился ты, я не смогу.
    - Я прошу тебя не волноваться. Кроме вопросов, связанных с жизнью и смертью, нет никаких проблем, которые невозможно было бы решить, - попытался он успокоить её.
    - Я считала, что когда люди расстаются, чувства, связывающие их, умирают. Мне казалось, так и есть, пока не увидела тебя. Ничего не исчезло, не забылось. Любовь жива, она просто затаилась и теперь вышла из глубин, где ждала твоего возвращения.
    - Со мной творится то же самое, Яна. Я продал в Москве свой рояль и месяц не подходил к инструменту. Только благодаря тебе я хорошо отыграл программу.
    - Сыграй мне что-нибудь. Шопена, например.
    Он посмотрел на её прекрасное лицо и точёные плечи, поднялся с дивана и открыл Блютнер. Она смотрела на него, как четыре года назад перед отъездом в Израиль и, не в состоянии больше смирять в себе охватившее её желание, приблизилась к нему, наклонилась и поцеловала в губы. Илюша прекратил играть и заключил её в объятия. Потом поднял её на руки, понёс к постели и лёг на её задыхающуюся от страсти грудь. Не в силах унять охватившую его дрожь, он вошёл в неё, не раздевшись и не сняв с неё платья. Она застонала от неги, и неожиданный оргазм потряс их молодые тела.
    - Я люблю тебя, Яна, - произнёс он, лёжа на боку возле неё.
    - Илюша, это ещё не всё, - с трудом вымолвила она.
    Он приподнялся на правой руке и посмотрел ей в глаза. Она не отрывала взгляда от потолка, словно искала на нём нужные ей слова.
    - Ты что-то хочешь сказать?
    - Помнишь Шереметьево перед отлётом. Мы стояли и прощались, а папа беспокоился и звал меня. Тогда я уже знала, что беременна, и так и не решилась сказать тебе об этом. Я родила девочку в больнице в Петах-Тикве. 
    - Она моя дочь?- спросил он, понимая, какой будет ответ. 
    - Да, конечно, - вздохнула она, словно освобождаясь от тяжелого груза, сдавливающего ей грудь.
    - Я хочу её видеть, Яна.
    Она села на край постели и повернула голову к нему.
    - Завтра утром я отведу её в садик, и ты подъедешь туда. Дай мне листок бумаги. Я напишу тебе адрес.
    - У меня есть карта Тель-Авива, покажи мне по ней.
    Он вскочил, достал из тумбочки карту и протянул её Яне. Она развернула её и быстро нашла улицу в Рамат-Гане.
    - Вот здесь её детский сад. Подъезжай туда часам к десяти. Я буду ждать. Возьми такси.
    - Хорошо, любимая.
    Он подошёл к ней и расстегнул пуговицу у неё на груди. Она легким движением отстранила его руку и сняла платье. Он завороженно смотрел, как она разделась и обнажённой опустилась на постель. Он освободился от гипноза, сорвал с себя одежду и лёг на неё.
    Потом, после безумства страсти, они лежали, обнявшись и прижимаясь  друг к другу, удовлетворённые любовью.
    - Скажу сегодня Натану, что ухожу от него. Я не умею лгать. После того, что произошло сегодня, я уже не смогу быть с ним.
    - Но в Израиле развод даёт раввинат.
    - Представь себе, у меня будут для этого все основания. Мы уже три года живём с мужем и у нас не получается родить ребёнка. Для религиозного суда продолжение еврейского рода – одна из самых важных обязанностей. Для них отсутствие детей в семье – сильный аргумент и нас разведут.
    - А Натан? Он согласится?
    - Натан меня любит. Ему будет очень тяжело. Но у нас нет другого выхода.
    Яна поднялась с постели, не стесняясь своей великолепной наготы. После того, что случилось, и её окончательного решения она обрела уверенность в себе и уже ничего не боялась. Она подобрала с пола платье и нижнюю одежду и быстро оделась.
    - Мне пора возвращаться. Проводи меня, - сказала она спокойным уверенным голосом.
    Он молча оделся, привёл себя в порядок, и они вышли из номера. На улице Бен-Иегуда им удалось быстро поймать такси. Яна поцеловала его, назвала водителю свой адрес и села в кресло возле него. «Мерседес» тронулся и вскоре скрылся в полутьме слабо освещённой улицы.

                2

    Яна расплатилась с таксистом и направилась к подъезду дома. Всю дорогу она думала о предстоящем разговоре с мужем и была готова к нему, но, поднимаясь по лестнице, вдруг опять разволновалась. Она нажала на кнопку звонка, и Натан открыл дверь.
    - А я тебя заждался, - выпалил он. – Ну, как было?
    - Натан, мне нужно с тобой поговорить. Сядь, пожалуйста.
    - Ладно, я сяду. Ты тоже. Что случилось, Яна?
    - Я очень хорошо к тебе отношусь, Натан. Ты добрый, интеллигентный человек, замечательный отец моей дочери. Я никогда не скрывала, что уважаю и ценю тебя, как друга, но не люблю и не смогу полюбить, потому что сердце моё принадлежит другому мужчине. Он отец Анны. Я тебе о нём рассказывала.
     - Да, я помню. Он музыкант.
     - Пианист, очень талантливый.
    - Ты сегодня встречалась с ним? – спросил Натан.
    - Да, я была у него. Оказалось, он всё ещё любит меня.
    - Яна, зачем в таком случае ты согласилась выйти за меня? Знаешь, как мне больно это слышать?
    - Прости меня, я очень виновата перед тобой. Я просто поверила в тебя и не думала, что когда-нибудь увижусь с ним ещё раз. Ты понимаешь, он не хотел эмигрировать. Тогда уже он был знаменитым пианистом и в Советском Союзе, и в Европе, и благодаря своей профессии мог бы жить в любой стране мира. И я думала, что больше никогда с ним не увижусь.
    - Ты с ним спала?
    Натан сидел напротив неё бледный и поникший, и она чувствовала, что спокойствие даётся ему с большим трудом.
    - Да, не буду тебя обманывать. После этого у меня больше не получится быть с тобой. Я решила уйти и просить у тебя развода.
    - Яна, не торопись, подумай ещё. Мне нелегко с этим мириться, но я справлюсь. Ведь я тебя люблю. Он, наверное, женат?
    - Да. Но не в нём дело. Нам так и не удалось родить нашего ребёнка. Ты молодой и интересный мужчина, и, я уверена, найдёшь себе девушку, которая тебя полюбит. У тебя ещё вся жизнь впереди.
    - Он тоже собирается разводиться?
    - Я не знаю. У него есть сын и пусть он сам принимает решение. Мне сейчас важно только одно – он любит меня.
    - Представь себе, Яна, его жизнь. Многомесячные гастроли, поездки по всему миру, успех и увлечение женщинами, падкими на деньги и славу. Ревность и страдание - вот, что тебя ждёт.
    - Ты его не знаешь, он не такой, он очень хороший человек.
    - Я понимаю твоё состояние. Сейчас я уеду к родителям и поживу у них. А когда ты успокоишься, мы встретимся и ещё раз всё обсудим.
    Натан снял с антресоли чемодан, открыл платяной шкаф и стал доставать оттуда одежду и обувь. Он уложил вещи в чемодан, зашёл в детскую, чтобы взглянуть на спящую девочку, и молча вышел из квартиры.
   Утром Яна разбудила Аннушку и собрала её в детский сад. Она посадила её в машину, отвезла девочку, передала воспитателю и помчалась на работу. Элинор, сотрудница с иссиня-чёрными курчавыми волосами и шикарной фигурой, блеснув в её сторону взглядом, спросила:
    - Ты какая-то бледная. Что-то случилось?
    - Ничего серьёзного. Просто не выспалась.
    - Вчера шеф интересовался проектом в Герцлии.
    - Спасибо. Я с ним поговорю. Как твой бойфренд? Он, по-моему, серьёзный парень.
    - Хочет познакомить меня с родителями.
    - Ого, это хороший признак.
     Через полтора часа Яна поднялась. Шеф, как правило, по утрам уезжал на совещания в муниципалитет или на стройки. Она сказала секретарше, что едет на объект и через двадцать минут вернулась к детскому саду. Детей уже вывели на игровую площадку, и Яна сразу увидела Анну возле лестницы.
Ждать пришлось недолго. Она обратила внимание на такси, которое остановилось напротив. Илюша вышел на тротуар и огляделся. Она махнула ему рукой, он улыбнулся и перешёл дорогу навстречу ей.
    - Доброе утро, дорогой, - приветствовала его Яна и поцеловала.
    - Привет, любимая. Я боялся опоздать и приехал даже раньше, - ответил он, и она почувствовала его волнение. – Покажи мне нашу дочь.
    Яна взяла его за руку и подвела к ограде.
    - Она там. Бежевое платье, каштановые волосы заплетены в косички, красные банты.
    Она видела, как Илюша, не отрывая взгляда и еле дыша, смотрел на Анну, потом взглянул на неё и опять посмотрел на девочку.
    - Красивая, на тебя похожа, - произнёс он. – А можно её позвать?
    - Конечно. Анечка, иди сюда.
    Девочка услышала голос мамы и, увидев её, подбежала к ограде.
    - Мама, мамочка! – воскликнула она и с интересом посмотрела на Илюшу.
    - Я тут рядом была и захотела тебя навестить, - сказала Яна. – У тебя всё хорошо?
    - Да, мамочка.
    - Ну, тогда возвращайся к подружкам. Мне нужно идти на работу.
    - Ладно, пока, - попрощалась Анечка и стремглав побежала к группе детей, занятых своими делами.
    Илюша заворожённо смотрел вслед дочери. Его лицо расплылось в улыбке.
    - Чудная девочка и такая живая, непосредственная. Я боялся, что она спросит обо мне. А сейчас думаю, пусть бы спросила. Ведь когда-нибудь она узнает, что я её отец. 
    - Я вчера говорила с Натаном. Попросила развода. Он собрал вещи и уехал к родителям. Они славные люди, наверняка очень расстроятся.
    - Сегодня в три часа дня торжественное закрытие конкурса и награждение лауреатов. Я бы пригласил тебя, если бы мама и Мира не собрались приехать.
    - А мне бы было интересно увидеть твою жену, - усмехнулась Яна. – Мама твоя знает, что я здесь, и ты встречался со мной?
    - Ещё нет, но скажу ей.
    - А жене?
    - Дай мне прийти в себя и всё обдумать, - с ноткой отчаяния произнёс Илюша. – Ну, что мы будем делать?
    - Хочешь, заедем ко мне? Я недалеко отсюда живу.
    - А почему бы и нет? Я всё хочу знать о тебе.
    - Тогда поехали.
    Он двинулся за ней к паркингу. Она энергично опустилась на кресло водителя, подождала, пока он усядется рядом, и автомобиль выехал на дорогу. Через пять минут они были уже возле её дома.
    - В доме нет лифта и мы, когда Аня была совсем ещё маленькой, оставляли коляску внизу под лестницей, - говорила Яна, когда они вошли в подъезд. - Мы с мужем снимаем здесь квартиру. Стали собирать деньги на покупку со вторых рук. Но теперь это в прошлом.
    Она открыла дверь и лёгкой походкой прошлась по гостиной.  Илюша проследовал за ней, держа её за руку.
    - Это салон, там спальня, а это детская. Кухня, ванная комната, служебный балкончик. Здесь мы с Натаном прожили почти три года, - объяснила она. – Что ты хочешь пить?
    - Наверно, зелёный чай, Яночка. Я перед выездом сюда позавтракал. В наших гостиницах прекрасно кормят.
    - Я слышала. И это правильно. Пусть знают, что мы любим всех, кто приезжает сюда. Ты располагайся, а я пока приготовлю. Телек будешь смотреть?
    - Давай, - согласился Илюша.
    Она включила телевизор и пошла на кухню. Он нашёл канал с русскими субтитрами. Передавали новости Израиля, корреспондент задавал вопросы  депутату кнессета от партии Авода и тот деловито и глубокомысленно отвечал.
    - В этом году выборы. Левые хотят взять реванш за проигрыш несколько лет назад, - услышал он её голос из кухни.
    - Я ещё слишком далёк от здешней политики, чтобы понять, за какую партию нужно голосовать. Знаешь главную заповедь врача?
    - Не повреди.
    - Умница.
    - Это у меня наследственное, от папы, - улыбнулась Яна, внося на подносе две полные чашки и пирожное. – Пей, я только заварила. Помнишь, в Москве продавали пачки китайского зелёного чая?
    - Да, очень хороший был чай.
    - Так вот, здесь, в Рамат-Гане, я нашла его в русском магазине. Попробуй и моё кулинарное изобретение – тортик с орехами и изюмом.
    - Очень вкусно. Не знал, что ты мастер на все руки.
    - У нас ещё вся жизнь впереди. Тебе предстоит много нового узнать обо мне, - сказала Яна, пытливо смотря на него.
    Илюша озабоченно помрачнел, но быстро справился с собой. Сегодня он не желал думать о том, что скажет Мире и родителям. Только что он видел свою дочь, творение их любви, а теперь перед ним сидела в кресле его прекрасная женщина, с которой его разлучила судьба, дающая ему шанс исправить ошибку, совершённую им тогда, когда практически невозможно было разобраться в себе и в хаосе российских буден.
    - Последние дни перевернули мою жизнь вверх тормашками. Она уже не будет такой, какой была прежде. Я понял, что никогда не переставал любить тебя.
    Он поднялся с кресла, подошёл к ней, обнял её за плечи и поцеловал в губы. Она ответила ему пылким поцелуем и привстала, чтобы прижаться к нему всем горящим от желания телом.
    - У нас есть только полчаса, дорогой, - произнесла она, закрыв глаза, когда он подхватил её на руки и понёс на диван.
    Через час они вышли из дома и сели в автомобиль. Яна уверенно вела машину, по дороге рассказывая о дочери, родителях и подругах, а он сидел рядом с ней, с любопытством взирая на проносящиеся мимо парки, дома и улицы.
    - Интересный город, зелёный, живописный. В нём много света и покоя, люди здесь другие, уверенные в себе, добродушные, - сказал Илюша.
    - Мы сейчас проектируем множество высотных зданий. Через лет десять город будет не узнать. А вот мост Ха-Шалом, а за ним справа генштаб, а слева - Сарона, поселение темплеров, выходцев из Германии. Они христиане-лютеране, хотели построить третий храм на земле обетованной.
    - Витя мне рассказывал, что в Иерусалиме тоже есть их посёлок, немецкая слобода. Я ещё не успел осмотреться там, как он сосватал меня на этот конкурс.
    Яна повернула налево, и машина помчалась по Менахем Бегин мимо больших зданий и построек первой половины века, плотно стоящих вдоль улиц, потом повернула направо на Алленби и через пять минут, выехав на Бен-Иегуда, остановилась на перекрёстке улицы Трумпельдор. 
    - Пока, дорогой. У меня через полчаса важное заседание с подрядчиками. Я не могу его отменить. Позвони мне после церемонии. Я почему-то уверена, что ты получишь какую-то награду.
    - Надеюсь. Спасибо, Яночка, поездка была восхитительна. И я в восторге от тебя и дочери.
    Илюша поцеловал её и вышел из машины. Было около половины первого, оставался всего лишь час до выезда из гостиницы. Он сразу же пошёл в ресторан. Многие конкурсанты уже обедали. Увидев его, парни замахали руками, приглашая присоединиться. Он взял поднос, выбрал себе еду и сел за большой стол, где ребята его ждали.
    - Илья, шалом, - приветствовал его Жан, парень из Франции. – Я слышал твоё выступление. Ты гений.
    - Спасибо, Жан. Привет, Том. У вас сегодня была экскурсия по городу?
    - Да, прекрасная. Мне очень понравился Тель-Авив, а его история просто удивительная. Оказывается, его основали и строили евреи из Российской империи.
    - Не только город. Они основали государство Израиль и были первыми его руководителями, - пояснил Илюша.
    - Великолепно. Теперь к ним присоединился и ты, великий пианист.
    - Не преувеличивай, Том. Все, сидящие за этим столом, не хуже меня.
    - Ты отличный парень, Илья, - улыбнувшись, произнёс Жан.
    Илюша поднялся в номер, там разделся, принял душ, одел костюм и спустился в лобби. Парни и девушки заняли места в автобусе, и он тронулся в путь. У дворца культуры Илюша остановился в условленном месте у входа, ожидая мать и жену. Вскоре появились Елизавета Осиповна и Мира, и они зашли в большое, хорошо освещённое фойе.
    - Садитесь на свои места, а мне нужно присоединиться к финалистам конкурса, - сказал он.
    - Не волнуйся, сынок, - сказала мать. – Ты иди. Мы с Мирой разберёмся.
    Он подошёл к Шимону и тот посадил его возле себя. В первом отделении выступил оркестр «Симфоньетта» Раананы с концертом для скрипки с оркестром, в котором солировал знаменитый скрипач Ицхак Перельман. Во втором отделении на сцену вышел председатель жюри конкурса Арье Варди.
Он называл призёров, занявших шестое, пятое, четвёртое и третье места.
    - Сейчас произойдёт что-то неожиданное для тебя, - произнёс Шимон и потрепал Илюшу за плечо.         
    - В этом году жюри решило не давать второй премии, а присудить первую премию двум участникам конкурса: итальянской пианистке Джулии Романо и израильскому пианисту Илиягу Вайсману, - объявил председатель.
    Зал взорвался овацией. Потрясённый новостью Илюша выбрался из ряда и поднялся на сцену. Он заметил направленные на него телевизионные камеры и подумал, что Яна увидит его сегодня в новостях первого канала.
    Когда церемония награждения лауреатов закончилась, и он вышел в фойе,
к нему сразу же ринулись корреспонденты израильских и зарубежных газет и журналов и телевизионных каналов. Он почувствовал, что стал знаменитым.
Ему задавали вопросы, и он отвечал по-английски, извиняясь, что ещё не выучил язык, так как приехал в Израиль только три недели назад.
    Илюша увидел маму и Миру и подошёл к ним.
    - Поздравляю, сынок, - улыбнулась Елизавета Осиповна. 
    - Илюша, ты гений, - сказала Мира и поцеловала мужа.
    - Мне на будущей неделе предстоят два сольных концерта в Хайфе и Тель-Авиве. Я постараюсь достать для вас пригласительные билеты.
    - Прекрасно, Илюша. Покупать билеты нам сейчас не по карману.
    - Мира, ты открыла счёт в банке?
    - Да, в Ха-Поалим.
    - Туда нужно вложить мои призовые деньги.   
    - Когда ты вернёшься домой? – спросила Елизавета Осиповна.
    - Утром, наверное. Завтра все участники разъезжаются по своим странам.
Давайте, я вас провожу, как прошлый раз.
    Илюша мог бы и сегодня отправиться с ними, если бы события последнего времени не развивались столь стремительно. Для этого нужно было всем вместе пройтись пешком до гостиницы; там бы он собрал свои вещи, попрощался с Томом, Жаном, Джулией, другими ребятами, с которыми успел сдружиться, и конечно, с Шимоном, который по-отечески его опекал. Но жизнь настойчиво задавала ему вопросы, на которые у него не было ответов, и он решил воспользоваться возможностью остаться ещё на вечер и на завтрашнее утро, чтобы ещё раз всё взвесить и найти выход из создавшегося тупика.   
    Они вышли из дворца культуры и пошли к автобусной остановке. Было ещё светло, хотя солнце уже зашло за крыши домов, и на город опустилась предзакатная тишина, прерываемая лишь звуками клаксонов.
    - У нас прохладно по вечерам. А в Тель-Авиве тепло и уютно, - заметила Мира.
    - Ты не представляешь, какая здесь духота летом. Мне Шимон рассказывал. Он между прочим бывший иерусалимец.
    - А я люблю Иерусалим, мне в нём комфортно. Мы уже раззнакомились с людьми. За двадцать минут можно добраться до центра города. Мёртвое море недалеко. Самое главное для меня – ощущение какой-то божественной энергии, которая будто разлита в воздухе, - сказала Елизавета Осиповна.
    Подошёл автобус. Илюша поцеловал маму и Миру и, дождавшись, когда за ними закроется дверь, перешёл на другую сторону бульвара и двинулся по улице Дизенгоф. В руке он нёс коробку с красиво оформленным дипломом лауреата, которую забыл отдать маме. Так и шёл, помахивая символом победы, которая, несомненно, открывала перед ним блестящие горизонты карьеры. Жизнь подарила ему несколько дней отдыха, и они должны были помочь принять решение, какой из двух женщин суждено разделить с ним его судьбу. Лёгкая прохлада живительным эликсиром овевала его лицо и проникала в лёгкие, отдавая его молодому телу насыщенный кислородом воздух Средиземного моря. Самое время раскинуть мозгами.
    «Легко мусульманам. Им не нужно разводиться. Влюбился в другую женщину, женишься и приводишь её в дом. Женщины со временем уживаются и находят общий язык. Куда им, бедняжкам, деться, таковы законы и обычаи ислама, - подумал Илюша. – Но еврейская традиция предполагает лишь одну моногамную семью и даёт женщине равные с мужчиной права. Что делать, когда один из супругов влюбляется в кого-то ещё? Либо отказаться от личного счастья и терпеть до скончания дней, либо идти на развод, который совершается в религиозном суде. Я люблю Яну, это очевидно, и от неё у меня дочь. Но никаких претензий нет и к Мире, с которой стоял под хупой, и которая подарила мне сына».
    Голова раскалывалась от тяжёлых мыслей. Он сознавал, что без драмы и слёз здесь не обойтись. Каждый мужчина решает такие вопросы по своему, но так или иначе приходится резать по живому. Любовь для женщины вещь неотъемлемая, через неё она реализует заложенное в ней природой предназначение. Но им легче, чем ему, находящемуся между двумя замечательными женщинами, у которых от него любимые дети. Ему стало искренне жаль Миру, и он склонялся к тому, что не следует торопить события. Ещё не ясно, что предпримет Яна, пойдёт ли она на развод. Если нет, то как долго они могут оставаться любовниками? Ведь это почти всегда, рано или поздно обнаруживается и возникает конфликт, который приводит к разрыву и окончательному распаду семьи.
    Стемнело. Илюша не заметил, как оказался на улице Буграшова. Он свернул на Бен-Иегуда и вскоре в вечернем свете увидел высокое здание гостиницы. Хотелось есть, и он сразу направился в ресторан. Девушка на входе дружески улыбнулась ему, и он подумал, что здесь уже многие знают о его успехе. Том махнул рукой, и он присоединился к нему.
    - Поздравляю с победой, Илья, - сказал тот. – Меня это не удивило. Вы, евреи, талантливый народ.
    - У нас хватает и обыкновенных людей.
    - Конечно, но статистика такова - среди людей искусства и науки вас много.
    - А что нам оставалось делать, если мы жили, да и сейчас во многих странах живём, в обществе, которое нас притесняло и преследовало. Приходилось выживать и доказывать, что мы тоже достойны уважения.
    - Я вас очень уважаю. Я здесь впервые и уверен, что с таким народом Израиль станет великой страной. И давно бы стал, если бы не войны и арабский террор, - искренне произнёс Том.
    - Со стороны видней, дружище, - улыбнулся Илюша. – Когда у тебя самолёт?
    - Утром. Я поеду первым автобусом.
    - Счастливого полёта, Том. Обязательно увидимся.
    Он поднялся из-за стола и пошёл к выходу. Со всех сторон к нему тянулись руки и слышались слова приветствия. Он пожимал руки и благодарил, ощущая себя сейчас частью всемирного братства пианистов.
    В номере было чисто убрано, а постель аккуратно заправлена. Илюша переоделся в спортивный костюм и набрал номер Яны.
    - Яночка, добрый вечер.
    - Я счастлива, любимый. По телеку только что закончилась передача о конкурсе и тебя показывали. Что ты делаешь?
    - Сейчас выпью кофе и соберу вещи.
    - Мама, наверное, готовит тебе приём?
    - Конечно, придут все. И семья брата тоже.
    - Илюша, когда мы встретимся?
    - Думаю, пятнадцатого, когда я буду выступать в Тель-Авиве. Я тебе позвоню. Как дела у Анечки?
    - Она спрашивает, где папа, а я затрудняюсь ей что-то объяснить. Я бы хотела представить ей настоящего папу.
    - Скажи ей, что он уехал по работе.
    - Нельзя ребёнка долго обманывать. Это нанесёт ему нравственный ущерб.
    - Яночка, главное, мы любим друг друга и обязательно найдём решение.
    - Да, хотелось бы.
    - Целую тебя.
    Илюша положил трубку. Он почувствовал некоторое напряжение, которое возникло во время разговора, и ещё раз подумал о предстоящем разговоре с Мирой.

                3

    Утром после завтрака Илюша сдал ключи от номера, попрощался с Шимоном, который находился в лобби, провожая конкурсантов, и направился к остановке автобуса, следовавшего до центральной автобусной станции. Через полтора часа он уже ехал по Иерусалиму, с любопытством глядя на проносящиеся с двух сторон дороги дома и поросшие деревьями и кустарником холмы. Дверь открыла Мира. Глаза её вспыхнули радостным огнём.
    - Я так соскучилась по тебе, любимый, - проговорила она. – Дома никого. Предки в ульпане, а Давид в детском саду.
    Она обняла Илюшу и потянула за собой в спальню.
    - Мира, я очень устал и хотел бы немного отдохнуть, - выпалил он заранее заготовленную фразу.
    - Ладно, милый, - с ноткой сожаления сказала она. – Наши мамы сегодня готовят приём. Я предложила пойти в ресторан, но они не согласились. Нам действительно это пока не по карману.
    Он переоделся и пошёл в душевую. Уже хорошо припекало, и  установленные на крышах солнечные бойлеры были полны горячей воды.
    - Чуть не ошпарился, - сказал он, выходя оттуда в махровом халате. – Не ожидал такого кипятка. Ещё одно чудо израильской техники, месяцев восемь не нужно включать электрические нагреватели. Это большая экономия. В Израиле нет ни нефти, ни газа.
    - Есть хочешь? – спросила Мира.
    - Я хорошо поел перед выходом из гостиницы. А чаю бы выпил.
    К обеду пришли родители.
    - Молодец, Илюша, - пожал руку отец. – Ты выглядишь, как инопланетянин. Наверное, так и есть - талантливые люди отличаются от остальных какой-то аурой.
   Тесть достал из буфета бутылку коньяка и разлил по рюмкам.
    - Илья, выпьем за твои успехи. Ты, пожалуй, ещё витаешь в облаках и не осознаёшь, как важно то, что случилось. Хоть мы и на Святой земле, но питаемся не святым духом.
    - Спасибо, Борис Ефремович. Думаю, скоро вернусь на Землю. Инна Яковлевна, благодарю Вас за Давида.
    - О чём ты, Илюша? Это же наш внук. Ты тоже нам, как сын, - произнесла она. – Мужчины, обедать.
    Женщины уже накрыли на стол в гостиной и вынесли из кухни большое блюдо с салатом из свежих овощей. Сели за стол.
    - А какой сегодня борщ! Пальчики оближете, - торжественно заявила Инна Яковлевна.
    - Вчера, как вернулись с Мирой из Тель-Авива, засучили рукава и приготовили индюшечьи отбивные с рисом, - сказала Елизавета Осиповна.
    - Твоя победа, Илюша, для всех нас большой праздник, - произнёс Леонид Семёнович. – Теперь ты знаменитость. Предстоят зарубежные турне и гастроли. В России их организовывали Москонцерт или Росконцерт. Я не знаю, как это делается у нас.
    - Папа, я тоже не знаю. Наверное, поступят предложения от импресарио. Это большой бизнес.
    Ели с аппетитом, нахваливая хозяек и провозглашая тосты. Давид, сидящий между Мирой и Илюшей, уплетал борщ и индюшатину и деловито поднимал фужер с виноградным соком, когда все протягивали рюмки, чтобы чокнуться. После чая с тортом, сделанным Инной Яковлевной, поднялись из-за стола. Мужчины разбрелись по квартире, а женщины убрали со стола. Мира принялась мыть посуду.
    - Инна, нам с Лёней пора уходить. Нужно покормить Гольду.
    - Мама, я вас провожу, - сразу же отреагировал Илюша. – И с бабушкой повидаюсь.
    - Хорошо, сынок, - ответил Леонид Семёнович.
    Весеннее солнце палило во всю, и они пошли по теневой стороне улицы.
    - Я хочу поговорить с вами. Для меня это очень важно, - произнёс Илюша.
    Елизавета Осиповна почувствовала тревожность в словах сына и испытующе взглянула на него.
    - Что-то случилось? - спросил Леонид Семёнович.
    - Да. Я встретил Яну. Она меня нашла.
    - Яну? Ну и ну, – изумилась мама. - Она замечательная девушка, красавица. Я её хорошо помню. Как её дела?
    - У неё всё в порядке. Прекрасная работа, родители преуспели. Вышла замуж. У неё дочь.
    - А в чём проблема? – недоумевал отец.
    - В том, папа, что это моя дочь.
    - Ты уверен?
    - Да. Яна не умеет врать и в этом нет смысла. Отцовство ведь можно установить. Я её уже видел, чудная девочка.
    - Лиза, у нас ещё одна внучка.
    Леонид Семёнович, понимая, что это только начало, попытался разрядить возникшее напряжение, но Елизавета Осиповна не приняла его игру и продолжила разговор. 
    - Прекрасно, сынок, но я чувствую, вопрос в другом.
    - Я люблю её, мама. Она меня тоже. Она уже сказала мужу, что уходит от него.
    - Вы было близки?
    - Да. И хочу развестись с Мирой.
    - Но у тебя с ней сын, - подключился к разговору отец.
    - Я его не оставлю, папа. Буду помогать ему всю жизнь.
    - А ты подумал, как мы будем теперь смотреть в глаза её родителям? – спросила Елизавета Осиповна.
    - Ну, скажите им, что были категорически против развода. Но принуждать меня к тому, что я не желаю делать, вы не в состоянии. А Мира, уверен, ещё выйдет замуж. И будете воспитывать Давида. Живёте-то совсем рядом.
    - Может, повременишь с объяснением? Пусть она хотя бы устроится на работу, - предложил отец.
    - Я подумаю. Не прилично лицемерить перед женщиной несколько месяцев. Но я, возможно, уеду на гастроли. Тогда перед отъездом объяснюсь с Мирой.
    Они вошли в подъезд и вызвали лифт.
    - Не нужно пока ничего рассказывать бабушке, - бросила расстроенная Елизавета Осиповна.
    Они позвонили в дверь и вскоре услышали шарканье домашних тапочек.
Гольде недавно исполнилось семьдесят один, но лицо, несмотря на годы волнений и тревог, носило печать прежней красоты, глаза сохранили блеск молодости и свет еврейской мудрости. Она была в ситцевом халате, под которым угадывалось всё ещё стройное, чуть полноватое тело.
    - Илюшенька, дорогой мой! Дай я тебя поцелую.
    - Спасибо, бабушка.
    Гольда обвела всех взглядом и на её лице появилась гримаса недоуменья.
    - Вы все какие-то опущенные? Что-то случилось?
    - Всё в порядке, мама. Просто устали. Рано встали, занятия в ульпане, встреча, разговоры, - успокоила Гольду Елизавета Осиповна.
    «Надо завтра позвонить Шимону и узнать, когда у меня концерты. С Диной тоже не мешает поговорить. Она лауреат многих конкурсов и имеет представление о том, как организовать международные гастроли, - рассуждал на обратном пути Илюша. – Ну и ситуация. Невозможно находиться долгое время в таком двойственном положении. Если всё оставить так, как есть, я причиню боль Яне. Если порвать с Мирой, она будет страдать. И обе, несомненно, любят меня. Надо бы помочь Мире с работой. Это стало бы ей какой-то опорой».
    День склонялся к вечеру. Детская площадка была полна голосами малышей и родителей. Приятный весенний ветерок, знакомый жителям Иерусалима, овевал его лицо. Давид оживлённо штурмовал лестницы, горки и качели и время от времени подбегал к ним, счастливый тем, что мама и папа, наконец, опять вместе.
    - Как ему в детском саду? – спросил Илюша.
    - Нравится. Ребёнку тоже трудно. Он должен пройти подготовку к новой жизни. Там очень хорошие воспитатели с дипломами пединститутов. Они уже несколько лет в стране, окончили курсы дошкольного образования, знают иврит. Главное, они любят детей. А Маша просто обожает Давида.
    - Чудесно, за сына я спокоен. Наши родители, бабушка, дети во дворе – ему не скучно. Скажи, Мира, ты ещё не занималась устройством на работу?
    - О чём ты, милый? Мы только месяц, как приехали. Язык не знаем, с трудом ориентируемся в здешних реалиях.
    - Ты права. Но для работы в русскоязычных газетах и журналах и на радио иврит тебе пока не требуется. Я бы подготовил биографию и разослал её по издательствам и в «Реку*». Ты же великолепный журналист. Музыкальная рубрика есть в любом СМИ. А когда окажешься в гуще событий, у тебя появится мощный стимул для овладения языком. Кстати, обязательно  покажи свои статьи.
    - Илюша, ты гений! Завтра начну этим заниматься.
    - Под лежачий камень вода не течёт. Кстати, я поговорю и с Виктором. Он знаком с кем-то из академии Рубина.
    Виктор оказался лёгок на помине. Во дворе дома они увидели во дворе его запылённую рабочую машину. Он ждал их, разговаривая с Борисом Ефремовичем о последних событиях в стране. Увидев Илюшу, вошедшего в квартиру, поднялся и крепко обнял брата.   
    - Ты молодчина. Так и надо жить, ничего не нужно бояться. Как говорится, не боги горшки обжигают.
    - Это с твоего благословения, Витя. Со мной, пожалуй, будет всё в порядке. Надо Миру устраивать. В Музыкальной академии есть для неё что-нибудь?
    - Я завтра позвоню Моше. Сегодня его уже нет на работе. Я говорил с ним только о тебе. Давай-ка, все втроём туда подъедем.
    - Согласен. Но у меня очень мало времени. В четверг мне нужно быть уже в Хайфе.
    - Постараюсь договориться с ним на завтра.

                4

    На следующий день Виктор взял однодневный отпуск, заехал за Илюшей и Мирой, и они поехали в город. Академия находилась в кампусе Иерусалимского университета на живописном холме в районе Гиват-Рам. Охранник заглянул под крышку багажника, неторопливо вернулся в будку и поднял шлагбаум. Слева по пологому склону сбегали к дороге приземистые корпуса, облицованные, как и большинство домов в городе, светло-золотистым камнем. Огромные кипарисы бессменными часовыми стояли вдоль тротуара в окружении хвойных и лиственных деревьев. Под ними петляли, спускаясь вниз, уложенные плитками дорожки. Оставив машину на парковке, они вошли в здание. Виктор уверенно провёл их по лестницам и коридорам, и уже через несколько минут Моше, поднявшись над столом и гостеприимно улыбаясь, встретил их в кабинете. Это был представительный тридцатилетний мужчина, на котором ладно сидели синие джинсы и хлопчатобумажная рубашка в крупную клетку. Он пожал руку Виктору и Илюше, жестом приветствовал Миру и пристально посмотрел на неё. Житель мошава* Аминадав, расположенного недалеко от Иерусалима, он искренно желал, чтобы все евреи собрались в Израиле и стали единым народом. Осознав в русских репатриантах свежую здоровую кровь нации, он стал энергично помогать им. В армии он подружился с Виктором и потом, когда получил назначение на должность замдиректора по эксплуатации и материально-техническому обеспечению, пригласил его к себе на работу. Тот к тому времени уже начал работать в Электрической компании и Моше отнёсся с пониманием к его отказу. По своим возможностям Академия не могла конкурировать с самой большой и сильной компанией в стране.
    - У нас уже много русских преподавателей и почти половина студентов из СНГ. Они прекрасно себя зарекомендовали. Нина Тимофеева приехала в прошлом году. Она уже основала у нас школу классического балета.
    - Мы её не один раз видели на сцене Большого театра в Москве. Она великая балерина, - сказала Мира.
    - О, ты уже говоришь на иврите, - восхитился Моше. – Это через месяц после приезда. Столько образованных интеллигентных людей. Я верю, вы перевернёте страну.
    - Если устроимся на работу, - усмехнулся Виктор.
    - Буду рад, если смогу помочь. Скажи, друг, что Мира умеет делать?
    - Она закончила десятилетку при Московской консерватории по классу виолончели. Потом решила сменить направление и поступила на филологический факультет университета. По окончании стала работать журналистом в журнале «Музыкальная жизнь» - главном органе союза композиторов. Тогда и встретилась с моим братом, который стал лауреатом конкурса Чайковского.
    - Да, я слышал, Илияху, что ты выиграл конкурс Артура Рубинштейна. Это грандиозно, - обратился он к Илюше.
    Виктор перевёл ему слова Моше и тот благодарно кивнул.
    - Декан факультета исполнительского мастерства хотел бы встретиться с тобой. Можно, я думаю, обсудить с ним выступление в Академии и мастер-классы. Здесь это проводятся каждую неделю.
    - Витя, объясни Моше, что я был бы рад, но мне предстоят концерты в Израиле, а потом, возможно, гастроли. Я пока не могу ничего планировать. Но для нас сейчас важней трудоустройство Миры.
    Виктор повернулся к Моше и передал ему просьбу брата. 
    - Я сегодня поговорю с генеральным директором Шаулем. Предложу ему новую должность в отделе кадров по работе с русскоязычными студентами и абитуриентами. Кроме того, у меня есть идея основать газету, где бы рассказывалось о событиях в нашей Академии. Для этого нужен опытный журналист.
    - Мира принесла несколько журналов с её статьями, - заметил Виктор.
    - Покажи.
    Мира вынула из сумки пакет и положила на стол.
    - Вау, - воскликнул Моше. – Я хочу показать их Шаулю. Это произведёт впечатление. Не волнуйтесь, я потом всё верну.
    - Я и не волнуюсь, Моше. Но есть один вопрос. Мира только начала учить язык. Она не сможет работать без иврита.
    - Понимаю. Через несколько дней у нас открывается двухмесячный курс  для преподавателей. По-моему, это то, что ей сейчас нужно.
    Виктор рассказал Мире о предложении друга.
    - Она согласна и очень тебе благодарна, Моше.
    - Прекрасно. Значит, договорились. Теперь не грех выпить кофе. Я сейчас распоряжусь.
    Он вышел из кабинета, и через несколько минут симпатичная девушка внесла на подносе банки с чёрным и растворимым кофе, сахарницу, пакет молока, сосуд с горячей водой и вазу с печеньем.

                5

    Илюша поднялся, когда родители Миры уже собрались в ульпан. Она помогала одеться Давиду, чтобы отвести его в детский сад, а потом бежать на занятия в ульпан. Вечером ему предстоял концерт в Хайфе.
    - Когда ты вернёшься, дорогой? – спросила Мира.
    - Послезавтра у меня концерт в Тель-Авиве. Дорога очень изматывает. Шимон сказал, что мне заказана гостиница на сегодня и завтра. Я тебе позвоню.
    Когда все ушли, Илюша принял душ, поел приготовленные для него гренки с салатом и выпил чаю. Теперь настало время поговорить с Яной. Прошло два дня с их последнего свидания, и ему никак не удавалось найти возможность связаться с ней. Он набрал её рабочий номер и сразу узнал её голос.
    - Яночка, привет.
    - Доброе утро, милый. Ты где?
    - Сейчас дома в Иерусалиме. Но уже на выходе. У меня сегодня концерт в Хайфе. Наверное, часа три добираться. Там переночую и утром выезжаю в Тель-Авив, где ещё одна ночь в гостинице. Я тебе позвоню, когда буду в Тель-Авиве.
    - Хорошо, милый. Я очень скучаю.
    - Я тоже, Яночка. Я люблю тебя.
    Он положил трубку, оделся, сложил вещи в чемодан и вышел из дома. На автобусе он добрался до центральной автобусной станции и купил билет на рейс 940, который отправлялся через десять минут.       
    Полуденная Хайфа бежала вдоль берега залива, поднималась по склону и величаво громоздилась на гребне горы под озарённым светилом безоблачным голубым небом. Выйдя из автобуса на широкой площади, Илюша осмотрелся и двинулся к выходу. Такси подкатывали одно за другим, и через несколько минут он уже сидел в «Мерседесе» рядом с водителем.
    - Отель «Дан Панорама», - произнёс Илюша.
    В ответ смуглый мужчина кивнул и нажал на газ. Дорога пошла вверх. Через минут пятнадцать такси, промчавшись по живописному Президентскому бульвару, остановилось возле светло-серого здания, вертикальные линии которого стремительно пронзали небесную лазурь. Илюша расплатился и направился в гостиницу. Милая девушка в униформе, сразу же нашла бланк заказа и, улыбнувшись, сказала по-русски:
    - Я видела Вас по телевизору несколько дней назад. Я так рада, что Вы выиграли конкурс.
    - Спасибо, Юлия. У меня вечером концерт. Приходите.
    - Вряд ли получится. Я учусь в Открытом университете и у меня сегодня лекция, которую не могу пропустить. А мои родители пойдут. Вот магнитная карточка. Номер Ваш на седьмом этаже.
    - Всего хорошего. Мне было приятно с тобой познакомиться, - сказал он и двинулся к лифту.
    Зайдя в номер, Илюша приблизился к окну и одёрнул штору. Отсюда, с горы Кармель, как из окна тель-авивской гостиницы, открывался прекрасный вид на город и море. К берегу залива примыкали причалы порта, в отдалении дожидались своей очереди корабли. Через туманную дымку на севере едва просматривались крепостные стены и купол мечети древнего Акко. А внизу во всей красе и зелёном убранстве раскинулась на склоне Хайфа, сиял позолоченным куполом храм в окружении роскошного бахайского сада и строений этого странного культа, намеренного объединить все существующие мировые религии. Внизу рядом со зданием голубым прямоугольником блестел бассейн. Ему захотелось искупаться, что было бы неплохо перед выступлением. Илюша открыл чемодан, вынул оттуда концертный костюм и рубашку и повесил в шкаф. Потом извлёк оттуда спортивную куртку и брюки, кроссовки и плавки. Переоделся, спустился в лобби и вышел на площадку перед бассейном. Осмотревшись, он увидел Джулию Романо и подошёл к ней.
    - Привет, Джулия.
    - Здравствуй, Илья.
    - Когда ты приехала?
    - Часа два назад. Вот сижу и думаю, окунуться или нет.
    - Воздух тёплый, почему бы и нет.
    - Нам сегодня вместе выступать. Обязательно возвращайся. Я одна такой концерт не потяну, - усмехнулась она.
    - Если что случится, позови на помощь, - подыграв ей, пошутил Илюша.
    Вода оказалась прохладной, но он, как и многие его бывшие соотечественники, не были избалованы тёплом Средиземного моря. Илюша нырнул и поплыл под рукоплескание Джулии.
    - Молодец. Ты ещё и плаваешь хорошо, - сказала она, когда он поднялся на край бассейна. - Нам бы размять пальцы перед выступлением. Ты не составишь мне кампанию?
    - С удовольствием. «Аудиториум» тут недалеко.
    - Тогда в пять жду тебя в лобби.
    Она поднялась с шезлонга и медленно двинулась к выходу. У полыхающей в ярких лучах солнца стеклянной двери оглянулась и, улыбнувшись, скрылась в гостинице. Илюша взял вещи, накинул на плечи большое махровое полотенце и направился в раздевалку.
    Джулия великолепно выступила в первом отделении и ушла под гром аплодисментов. Зал встретил Илюшу овацией. Он ещё перед концертом обратил внимание на множество людей, принадлежность которых к русскому еврейству было несомненным. Теперь они восторженно приветствовали его, и он понимал причину их радости. Репатрианты из бывшего Советского Союза считали его своим и гордились его успехом. Он благодарно раскланялся и, не дождавшись окончания аплодисментов, сел к роялю. Наступила тишина. Он исполнил сонату № 7 Прокофьева, а завершил программу «Отражениями» Мориса Равеля. Отпускать его не хотели, и Илюша сыграл на бис ещё две рапсодии Брамса. Джулия ожидала его в артистической уборной, и когда он вошёл, поднялась ему навстречу.
    - Браво, Илья. Ты очень талантливый пианист. Поверь мне, я профессионал. Я думаю, тебя ждёт блестящее будущее.
    - Спасибо, ты тоже прекрасно играла. Такого Рахманинова я давно не слышал.
    Навстречу ему поднялся мужчина средних лет и представился.
    - Герберт Шлиман – импресарио.
    - Очень приятно, Илья Вайсман.
    - Мне очень понравился сегодняшний концерт. Я слежу за твоими выступлениями с начала конкурса. Конечно, навёл справки о тебе, и они укрепили моё намерение подписать с тобой соглашение о сотрудничестве. У меня богатый опыт организации гастролей, меня знают во многих странах. Я хочу предложить тебе тур по Европе и Северной Америке, а потом, надеюсь и по другим континентам.
    - Благодарю. Я, с удовольствием приму Ваше предложение. Но у меня очень малый опыт в таких вопросах. Я хотел бы встретиться с вами в присутствии моего доверенного лица.
    - Не возражаю. Наоборот, я заинтересован вести дела именно с серьёзным партнёром. Давайте увидимся завтра днём в Тель-Авиве перед концертом. Вот моя визитная карточка. Я там записал мой телефон в гостинице. Созвонимся. 
    - Надеюсь, господин Шлиман, я успею найти подходящего человека. Был рад познакомиться с Вами.   
    На Хайфу опустилась тёплая майская ночь. Мириады светил смотрели на город с бесконечной высоты, а в ответ город посылал в небо сияющую россыпь своих огней. Еще не увядшие цветы в скверах и садах насытили воздух сладковатым благоуханием, деревья стояли напоённые зимней влагой, приветствуя их лёгким шелестом листвы. Они возвращались в гостиницу по бульвару полные радужных надежд.
     - Замечательный город. В нём нет дворцов, как в Риме, Париже или Лондоне, нет архитектуры, которой славится Европа. Но сколько в нём обаяния юности, - сказала Джулия.
     - Страна ведь очень молодая. Пятнадцатого мая сорок восьмого года Бен Гурион провозгласил независимость, - произнёс Илюша. – Только сорок четыре исполнилось.
    - Вы своей непосредственностью и свободолюбием похожи на итальянцев.
    - Евреи ведь тоже южный народ. Твои далёкие предки рассеяли их по всему миру и только сто лет назад они стали возвращаться в Палестину.
    - Но Израиль не богатая страна. В Европе и Америке уровень жизни выше. Зачем вам, таким умным людям, она нужна?
    В её словах было искреннее недоумение человека свободного мира, не испытавшего унижений и смертельной опасности, выпавших на долю евреев.
    - В рассеянии мы всегда были беззащитны перед властью и людьми. Холокост произошёл потому, что наш народ не захотела защитить и принять ни одна страна Запада. Сейчас, когда над нами нет угрозы уничтожения, появилась иллюзия, что так будет всегда. В истории так случалось не один раз. Кончалось всё это насилием и погромом. Да, есть страны богаче нашей. Но в Библии сказано: « Не хлебом единым жив человек». Есть и духовные потребности, и любовь к своей родине.
    - Итальянцы практически не участвовали в геноциде евреев. Многие прятали их у себя, а Муссолини только под давлением Гитлера принял расовые законы, - заметила Джулия.
    - Вы, так же как испанцы, получили от нас генетическую прививку. Немало евреев вынуждены были принять христианскую веру и ассимилироваться. Поэтому итальянцы спасали и защищали своих сограждан, мы с вами почти одной крови. А Франко и его дипломаты обеспечили визами десятки тысяч евреев.   
    - Ты хорошо знаешь историю. Мне интересно с тобой общаться, - заметила Джулия. У меня есть бутылочка прекрасного французского коньяка. А мы ещё не праздновали нашу победу. Давай поднимемся ко мне.
    - Ладно, за это стоит выпить, - после некоторого раздумья согласился Илюша. 
    Они подошли к освещённому прожекторами зданию гостиницы, вошли в фойе и направились к лифту.
    В номере было убрано и свежо от включённого кондиционера. Джулия достала из холодильника бутылку «Хеннесси», умело откупорила и налила коньяк в стеклянные стаканы. Тонкий аромат распространился в полумраке комнаты.
    - За нашу победу! – произнесла она, подняв стакан с золотистым напитком.
    - И дружбу, которая украсит нашу жизнь, - дополнил он.
    Они выпили и закусили горьким шоколадом. 
    - Ты славный малый. Я сразу обратила на тебя внимание.
    Джулия поднялась с кресла, приблизилась и заглянула ему в глаза. Илюша с любопытством смотрел на неё. Уроженка Неаполя, она несла в себе врождённый темперамент юга. Выразительные глаза горели жгучим огнём, а спадающие на плечи чёрные волосы контрастировали с белой кожей лица и красной помадой, очерчивающей красивый чувственный рот. Его охватило лёгкое волнение, знакомое всем мужчинам, оказавшимся наедине с женщиной, намеренье которой было очевидным. Она положила ему на плечи мягкие холёные руки и поцеловала.
    - Я женат, - попытался остановить её он.
    - Так что же, ты осмелишься отказать женщине?
    - Но я люблю другую женщину.
    - А я и не претендую на твою любовь. Я лишь предлагаю тебе короткий романтический флирт. Милый, жизнь артиста не может проходить без увлечений, дарующих радость и вдохновение. Поверь мне, хоть я и молодая женщина, но мы раньше вас начинаем сознавать всё многоцветие бытия. 
    Лёгкое опьянение от коньяка и её взволнованный голос вызвали в его душе и теле томление, и желание овладевало им.
    - Ты права, Джулия. Перед твоей красотой и умом невозможно устоять.
    Илюша поцеловал её в дрожащие губы, подхватил на руки и понёс к постели. Они проснулись утром умиротворённые бурной страстью. Их одежда в беспорядке валялась на паласе, покрывающем пол, а они обнажённые лежали под одним большим одеялом, касаясь друг друга молодыми телами. Она поднялась первой и, не стесняясь своей великолепной наготы, пошла в душ, по пути поцеловав его в плечо. Он открыл глаза и, осознавая вину перед Яной, встал с постели, быстро оделся и вышел из номера, бросив на ходу через приоткрытую дверь, что ждёт её на завтраке.
    В гостиничном номере он вынул из чемодана записную книжку и подошёл к телефону.
    - Шимон, здравствуй, это Илья.
    - Я рад тебя слышать. Как выступил в Хайфе? Там хорошая акустика.
    - Всё в порядке. Сегодня днём возвращаемся. Вечером у нас концерт.
    - Я знаю. Постараюсь прийти и увидеться с вами.
    - Я вот почему звоню. Вчера встречался с импресарио. Серьёзный человек. Предлагает большие гастроли. Ты в этом разбираешься?
    - Не очень. Поговори с Диной Иоффе. У неё богатый опыт.
    - Спасибо, Шимон.
    Илюша положил трубку и набрал номер Дины. Она согласилась помочь в переговорах. С Гербертом Шлиманом договорились встретиться в вестибюле гостиницы «Шератон» в половине шестого.
    Из Хайфы добирались на поезде. Джулия с любопытством поглядывала на пассажиров и на проносящиеся мимо пейзажи.
    - Знаешь, Илья, очень напоминает южную Италию. Небогатая природа, но очень выразительная. А эвкалиптовые рощи просто прелесть.
    - Ты была в Иерусалиме?
    - У меня завтра экскурсия. Я же католичка. Не могу не посетить христианские святыни, Храм гроба господня, Виа Долороза, Вифлеем. 
    Они вышли на центральном вокзале и к часу дня на такси добрались до гостиницы «Метрополитен». Из номера он позвонил Яне на работу. Договорились встретиться в фойе в три часа.
    Она появилась в назначенное время и, увидев его, энергичным шагом подошла к нему. Он предложил ей подняться в номер, опасаясь неловкой встречи с итальянкой. Но нередко случается как раз то, что человек пытается избежать. При выходе из лифта они столкнулись с Джулией. Она улыбнулась Илюше и бросила изучающий взгляд на Яну.
    - Жду тебя на выходе в половине восьмого.
    Двери лифта закрылись перед носом удивлённой Яны. Она взглянула на него.
    - Илюша, кто это?
    - Лауреат конкурса. Мы с ней разделили первую премию.
    - Ты был с ней в Хайфе?
    - Конечно. У нас совместный концерт.
    - Я вчера звонила тебе в номер несколько раз ночью. Тебя не было.
    Он ошарашенно посмотрел на Яну, не находя ответа.
    - Мы с ней допоздна сидели в баре. Потом уже за полночь отправился спать.
    - Ладно, не буду тебя спрашивать. Ты всё равно обманывать не умеешь.
    Они вошли в номер, и Илюша попытался её поцеловать. Она отстранилась  и попросила приготовить кофе. Он набрал в чайник воды и вскипятил его. Потом разорвал два пакетика с турецким кофе и высыпал в чашки их содержимое.
    - Спасибо, хороший кофе.
    - Как Анечка?
    - В порядке. Всё спрашивает меня, где папа, а я не знаю, что ей сказать. Я оставила её у мамы. Ты говорил с Мирой? 
    - Ещё нет. Хочу сначала помочь ей с работой. Это мне, похоже, удалось. Брат свёл нас с влиятельным человеком в Иерусалимской музыкальной академии. Понимаешь, для неё это будет серьёзный удар. Родители попросили меня не торопиться. Согласись, человеку легче всё перенести, когда у него есть, по крайней мере, какой-то заработок.
    - Ты прав, конечно. Из-за твоей врождённой доброты тебе трудно обидеть женщину. Но я ведь тоже женщина. И мне больно и обидно. Я же нашла в себе смелость порвать с любящим меня мужчиной. Дура я. Как увидела тебя, поверила, что всё пойдёт, как по щучьему веленью. Теперь расхлёбываю кашу, которую заварила.
    - Яночка, я же люблю тебя.
    - А спал с Мирой, небось.
    - Я сегодня подпишу соглашение с импресарио о гастролях. У еду на несколько месяцев.
    - Вот тогда и поговорим. Не провожай меня, - сказала Яна и, решительно поднявшись с кресла, направилась к выходу.
    Настроение его окончательно испортилось. К тому же он почувствовал усталость и необоримую сонливость, связанную с ночным приключением. Илюша позвонил администратору, попросил разбудить его в пять часов, не раздеваясь, лёг на постель и мгновенно погрузился в сон. Разбудил его длительный телефонный звонок. Он с трудом оторвал голову от подушки и, подняв трубку, поблагодарил. Тёплый душ окончательно восстановил силы. Он выпил кофе и вышел из номера. Через двадцать минут ходьбы он был уже на пороге гостиницы «Шератон». Герберт и Дина ждали его, мирно беседуя в дальнем углу вестибюля.
    - Прошу прощения, господин Шлиман.
    - Пять минут в нашем мире искусства не считается опозданием, - успокоил его тот. – Мы с Диной знакомы уже много лет и с удовольствием поговорили.
    - Ещё раз поздравляю с победой. Я уже сказала Герберту, что он сделал правильный выбор. Ты блестящий пианист, но тебя нужно умело раскрутить. А он в этом виртуоз. Я уже поинтересовалась вашим соглашением. Оно честное и сбалансированное. Илюша, ты можешь довериться Герберту. Он порядочный и интеллигентный человек.
    - Спасибо, Дина. Я очень Вам признателен, - поблагодарил Илюша.
    - Не буду утомлять тебя, Илья, излишними подробностями, - сказал Герберт. – Ими займутся наши юристы. Я сегодня закажу билеты на самолёт до Берлина. Даю тебе на сборы три дня. В понедельник в час встречаемся в аэропорту, а во вторник вечером концерт.
    Герберт умело открыл бутылку хорошего французского шампанского и разлил его по бокалам.
    - Выпьем за наш успех, - сказал он, блеснув стёклами очков.
    И вновь зал рукоплескал ему, но горечь вины перед Яной не давала ему насладиться обрушившейся на него славой. Джулия безошибочным женским чутьём поняла, что уговорить его на ещё одну романтическую ночь не получится, и, пожелав ему спокойной ночи, ушла к себе. Утром после завтрака они простились на выходе из гостиницы, где её уже ждал туристический автобус. Илюша поймал такси и поехал на центральную автобусную станцию. А в час дня он уже нажимал на кнопку дверного звонка иерусалимской квартиры.

                6

     Над Иерусалимом стояло чистое голубое небо, воздух был напоён приносимым западным ветром с Иудейских гор едва уловимым запахом хвойных лесов. В университетский кампус Гиват-Рам Илюша попал впервые.  Поехать туда предложила Мира, и сейчас он ждал её, сидя на скамейке под деревьями и с любопытством осматривая обширную лужайку, поросшую изумрудным настилом весенней, ещё не пожухлой от летнего солнца травы. Рядом на траве возлежал Давид, довольный нежданно даренной ему свободой. Время от времени он поднимался и подбегал к Илюше, чтобы что-то спросить, а потом опять удалялся в мир своих ребячьих фантазий.
   Мира должна была скоро прийти. Она ушла часа на два, только завела его с сыном сюда и исчезла на дорожке между деревьями, ведущей на улицу, проходящую по северо-западному склону холма. Два часа времени на размышление. Мира своим безошибочным женским чутьём почувствовала его охлаждение. Он объяснил его усталостью и нервным напряжением последнего времени. На этом всё застопорилось, осталась лишь уверенность, что течение жизни рано или поздно столкнёт их лицом к лицу в этой проблеме. Он опасался этого, предпочитая дать времени делать своё несуетливое дело. Одну женщину он любил, другая подарила ему сына, игравшего на лужайке, была предана ему, и он не мог не ценить её за это. Завтра он улетит на гастроли и будь что будет.
    Он увидел Миру по другую сторону газона, поднялся и направился навстречу ей. Она поцеловала его в щеку и взяла за руку.
    - Я проголодалась. Пойдём, перекусим. Здесь есть кафетерий. До дома я не доберусь. Умру с голода.
    - Не возражаю, я тоже проголодался. Давид, иди сюда.
   Мальчик подбежал и уткнулся носом маме в ногу.
    - Сынок, хочешь съесть бутерброд с яйцом и тунцом? А потом выпить чай с пирожным?
    - Да.
    - Тогда вперёд.
    Они вошли в фойе учебного корпуса и подошли к прилавку, за которым деловито распоряжался парень лет двадцати пяти. Они заказали бутерброды, кофе и пирожные и заняли столик под навесом.
    - Как дела? - спросил Илюша.
    - Учитель меня сегодня похвалил, - усмехнулась Мира. – Моше, между прочим, славный человек. Он приходит и интересуется моими делами. Мне должность тоже, кажется, ему удалось пробить. Он любит «русских».
    - Дорогая, страна стояла перед серьёзной демографической проблемой. У арабов высокая рождаемость, а у евреев ерида.* И если бы не мы, если бы не эта волна репатриации …
    - Я знаю, но у истории нет сослагательного наклонения. Случилось то, что должно было случиться. Это трудно объяснить только фактами. Виктор, наверное, прав. На Земле ничего не происходит без вмешательства высших сил.
    Давид с аппетитом уплетал бутерброд, и Илюша улыбнулся, увидев старания сына.
    - А что это за скульптура ? – спросил он, кивнув в сторону огромной железной балки, лежащей на опоре на фоне большого стеклянного листа.
    - Игаль Тумаркин, знаменитый израильский скульптор, график и художник. У него много таких экзистенциальных или, скорее, концептуальных инсталляций из металла. Ещё один гений с головой набекрень.
    - А там, в начале лужайки, скульптура Генри Мора.
    - Верно, Илюша. Ты напрасно время не терял.
    - А вон бассейн с фонтаном в духе Сальвадора Дали. Очень понравился. А что это за большое здание справа?
    - Национальная библиотека Израиля. Там хранятся уникальные вещи. Например, труды Эйнштейна и Фрейда.
    - Здорово, - восхищённо выдохнул Илюша.
    Они выпили вкусный кофе с шоколадным пирожным и направились к выходу из кампуса.
    Вечером пришли родители и Гольда. Женщины приготовили ужин и накрыли стол в гостиной. Мужчины по обыкновению обсуждали политические новости, особенно грядущие выборы в кнессет. Виктор настаивал, что голосовать нужно за Ликуд.
    - Поверьте, Авода во главе с Рабиным и Пересом переродилась в партию, которая приведёт к капитуляции перед палестинским террором.
    - Но Ликуд допустил немало ошибок при приёме репатриантов. Страна оказалась не готова к массовой алие*.
    - Ошибки в таком суперсложном деле неизбежны. Но многие не понимают, что для того, чтобы принять столько людей, нужны огромные деньги. Наша страна нуждалась в финансовой помощи. Президент США Джордж Буш заявил, что американские гарантии, делавшие возможным получение кредита, Израиль получит только при условии, что будет участвовать в Мадридской мирной конференции и прекратит строительство в еврейских поселениях. Шамир, вопреки своим убеждениям, вынужден был согласиться и участвовать, чтобы получить деньги на репатриацию.
    - Витя, откуда нам это знать? – озадаченно произнёс Леонид Семёнович.
    - Вы находитесь под влиянием пропаганды. Здесь вся пресса и телевидение под контролем левых. Вас используют, вернутся к власти и о вас забудут. Я бы принял закон, не позволяющий участвовать в голосовании года два после репатриации. Хотя, для того, чтобы разобраться в нашей еврейской кухне, часто не хватает и жизни. В прошлом году количество жертв терактов было самым большим с времён Войны за независимость. Поэтому правые потеряли поддержку избирателей. Но кто понимает всю эту ситуацию, никогда не поддержит левых.
    - Витя прав, - резюмировал Борис Ефремович. – Будем голосовать за правых.
    Сели к столу. Леонид Семёнович откупорил бутылку водки и разлил по рюмкам. Женщины предпочли Каберне.
    - Сегодня месяц, как мы в Израиле. И уже видим и чувствуем наши успехи, - поднялась со стула Елизавета Осиповна. – Илюша победил в конкурсе и завтра отправляется на зарубежные гастроли, Мира успешно осваивает язык и, я надеюсь, скоро начнёт работать. Мы тоже учим иврит и уже можем кое-что сказать. Выпьем за нашу благополучную абсорбцию.
    Выпили под одобрительные возгласы мужчин и принялись с аппетитом есть салат и картошку с грибным соусом и котлетами.
    Утром Мира встала пораньше, чтобы одеть Давида и отвести его в детский сад. Её родители позавтракали и ушли в ульпан. Мира вернулась, потом гремела чем-то на кухне, подошла к постели и, наклонившись над ним, поцеловала в лоб. Илюша притворился, что спит и поднялся, когда за ней закрылась входная дверь. Он вышел в гостиную, раз десять присел и отжался от пола, минуту постоял на голове и направился в душ. Потом поел гренки, ожидавшие его на сковороде, выпил зелёного чаю и достал из кладовки большой кожаный чемодан.
    Герберт ждал его в аэропорту в условленном месте. Он спросил о делах дома и, получив удовлетворительный ответ, деловито зашагал к стойке компании «Lufthansa». Илюша впервые летел в бизнес-классе и не без удовольствия почувствовал свою принадлежность к избранным. Когда самолёт оторвался от бетонной полосы, он подумал, что все его проблемы остаются позади, и начинается новая жизнь, ведущая к славе.

                7
   
    В начале июня после полудня в квартире Вайсманов раздался звонок. Леонид Семёнович поднял трубку и сразу же узнал голос Илюши.
     - Как дела, сынок?
     - В порядке. Недели через две заканчивается гастроль в Германии.
Были выступления в Берлине, Гамбурге и Дюссельдорфе. Завтра концерт в Кёльне, потом в Штутгарте и Мюнхене. В конце месяца перелетаем в Милан и дальше по всей Италии.
     - Тут мама хочет тебя услышать. Передаю ей трубку.
     - Здравствуй, Илюша.
     - Здравствуй, мама.
     - Скажи, как тебя встречают? Как продаются билеты?
     - Отлично, мама.
     - Что пишут в газетах?
     - Пишут, что я новый еврейский гений. Герберт мне переводит. Он хочет с вами познакомиться.
     - Только не зазнавайся, Илюша. Знай, что ты не тапёр, а творец. Работай над собой, обогащай душу знаниями и впечатлениями.
     - Хорошо, мама. Спасибо тебе, если бы не ты, работал бы где-нибудь на заводе инженером.
     - А что, быть талантливым инженером плохо?
     - Талантливым хорошо. Но у меня способности в другой области. Мучился бы всю жизнь.
     - А ты Мире звонишь?
     - Вчера перед концертом звонил. С сыном говорил.
     - Молодец. Она очень хорошая, любит тебя безумно.
     - Я знаю.
     - Ну ладно. Спасибо, что не забываешь. Будь здоров.
     - Привет бабушке. Пока.
     Елизавета Осиповна положила трубку и взглянула на мужа. Тот стоял у открытого окна, выходящего на пустынную улицу, поросшую клёнами и кипарисами. Солнце, сделав уже свой полудневный круг, завалило за южный край дома, оставив эту сторону в жаркой неподвижной тени. Леонид Семёнович отошёл от окна и присел на кресло возле телефонного аппарата.
     - Давно с Нёмой не говорили. Хочу позвонить.
     - Конечно, Лёня. Звони.
     Он набрал номер и в трубке долго звучали настойчивые гудки. Наконец, там что-то щёлкнуло, и послышался знакомый голос.
     - Алло!
     - Привет, Наум!
     - Лёня? Привет, дорогой. Как в Израиле?
     - Всё хорошо. Учим язык. Меня уже на работу приглашают. Илья победил в конкурсе Рубинштейна. Внук растёт. А что у вас на доисторической?
     - Так вы ещё ничего не знаете?
     - А что случилось?
     - Рома погиб. Мафия его убила. Недавно похоронили.
     - Господи. А почему нам не сообщили?
     - Мы сами случайно узнали. Не от Лёвы.
     - Сейчас я ему позвоню. Пока.
     Он положил трубку и посмотрел на жену. Елизавета Осиповна уже всё поняла и одобрительно кивнула мужу. Он набрал номер и стал дожидаться соединения.
     - Мирский слушает.
     - Привет, дружище. Это Лёня из Израиля. Как у вас дела?
     - Плохо, Лёня. Две недели назад похоронили Рому.
     - Что произошло, Лёва?
     - Его машину взорвали. Всё у нас шло хорошо, ты же знаешь. Но появились люди из преступной группировки и предложили ему «крышу» за хорошие деньги. Он отказался, сообщил в полицию. К нему приставили охрану и думали, что опасность миновала. Машу мы спрятали, чтобы с ней и ребёнком ничего не произошло. Долгое время рэкетиры не появлялись, и полиция решила, что опасность миновала. Чёрта с два. Они оказались умнее всех нас. Его взорвали прямо на глазах у Маши.
     - Почему нам не сообщили?
     - Рома почти весь сгорел, его не узнать. Мы с Машей и Леной решили его быстро похоронить, чтобы не видеть этот ужас.
     - Прими от всех нас самые искренние соболезнования.
     - Спасибо, Лёня.
     - Что ты сейчас собираешься делать?
     - Рома поверил, что в России можно достойно жить и делать бизнес. Я тоже так думал. Теперь я знаю, что ошибся. Но у меня сын  и молодая жена, и мне нужно их обеспечить. Поэтому я вынужден продолжать моё дело. А вот Маша категорически не желает здесь жить. Она хочет уехать в Англию. Жаль, я к своей внучке Светику очень привязался.
     - Но границы-то открыты. Ты сможешь их навещать.
     - Наверное, ты прав. Ты знаешь, чего мне сейчас хочется больше всего?
     - Чего?
     - Встретиться с тобой и напиться.
     - Так приезжай в Израиль.
     - Спасибо, дружище.
     Лев положил трубку и из телефона раздались частые гудки.
     - Нет Ромы, Лиза. Мы, наверно, правильно сделали, что уехали из этой бандитской страны.

                8

    О смерти Ромы Илюша узнал от отца, когда позвонил из Флоренции. Он сразу же связался с Саней.
    - Это Илюша.
    - Привет. Ты откуда звонишь?
    - Из Италии.
    - Слышал от отца, что ты лауреат конкурса. Поздравляю.
    - Спасибо, Саня. Я сейчас на гастролях. Во второй половине июля делаю тур по Великобритании. Я слышал, что Маша собирается поселиться в Лондоне. Недели через две она вылетит туда из Шереметьево. Лев Самойлович сообщит моему отцу её адрес и телефон. Предлагаю встретиться там и помянуть Ромку. Ты сможешь выбраться?
    - Пока не знаю. Я только начал работать в компании. Поговорю с Сэмом. Он мой менеджер. Нормальный парень.
    - Я узнаю у моего импресарио, когда  мы будем в Лондоне. И сразу же позвоню тебе.
    - Ладно, жду твоего звонка.
    Илюша рассказал Герберту о намерении встретиться с женой погибшего друга. История трёх друзей взволновала сентиментального немца. Он вынул из чемодана календарь гастролей и положил на журнальный столик.
   - У нас в Лондоне три концерта. 3-го, 6-го и 8-го августа. Прибываем туда 1-го, а 9-го отбываем в Манчестер. У тебя будет достаточно времени, чтобы помянуть друга.
   - Спасибо, Герберт. Ты хороший человек.
   - А я, Илья, не имею ничего общего с плохими людьми, - ответил тот, улыбаясь во всю ширь своего холёного лица.
   На следующий день он позвонил Саньке. Сэм, выслушав его просьбу, разрешил ему поездку на три дня. В Лондоне находилась компания, с которой они сотрудничали в одном проекте и Сэм распорядился о командировке.
   - Ты прекрасный работник, Алекс. Я хочу тебе дать поручение. Завтра встретишься с Кэтрин. Она тебя проинструктирует. Желаю успеха.
   - Спасибо, Сэм. Я тебя не разочарую.
   Санька сумел дозвониться до Маши только с третьего раза. Они договорились встретиться в час дня на Трафальгарской площади возле колонны Нельсона. Это первое, что пришло ему на ум. Наверное, большинство жителей Земли, ни разу не бывавших в Лондоне, назначили бы встречу там.  Маша, прибывшая туда неделю назад, сразу же согласилась.
Илюша давал свой последний концерт в Риме. Музыкальных от природы итальянцев заинтриговал пианист, разделивший первое место с их соотечественницей Джулией Романо. Каждый концерт был аншлагом, заканчивающимся восторженными овациями. Десятки красивых девушек желали познакомиться с Илюшей и провести с ним бурную ночь любви. Одной из них он не смог отказать. София была музыкальным критиком из столичного журнала. После интервью в его номере в гостинице она осталась с ним до утра. Она стала первой на пути известности и славы. Он уже тогда понял, что Джулия была права, и множество молодых прекрасных женщин будут сопровождать его триумфальное шествие по лучшим концертным залам мира.
    В аэропорт Хитроу прилетели первого августа вечером. В восемь они зашли в лобби гостиницы. Номера были заказаны ещё в начале гастролей и одетая в элегантную униформу отеля миловидная служащая, улыбнувшись, протянула ему конверт с золотым теснением.
    - Ваш номер на третьем этаже. Ужин ждёт Вас до десяти. Приятного аппетита и спокойной ночи.
    Илюша договорился с Гербертом поужинать в девять.
    Комната была обставлена добротной современной мебелью. Окна выходили на оживлённую Leicester Square, известную своими казино, кафе и ресторанами. Он разделся и принял душ. Стоя под тёплыми струями, вспомнил, что давно не звонил Яне. Он вытерся, одел халат, сел в кресло и набрал номер телефона.
    - Яночка, это Илья.
    - Здравствуй, Илюша. Ты давно не звонил. Я уже подумала, что тебе не нужна ни я, ни наша дочь.
    - Не получается звонить чаще. Гастроли очень напряжённые. Вечером после концертов падаю на постель и сразу вырубаюсь. Это тяжёлая работа, дорогая.
    - Когда возвращаешься?
    - В конце сентября. А на начало октября Герберт подписал контракт на гастроли в Штатах.
    - И ты считаешь, что семейная жизнь, когда мужа полгода нет дома, возможна?
    - Яна, ты же знаешь, что я тебя люблю. Увы, такова участь всех знаменитых артистов. Я вернусь, и мы всё обсудим.
    - Ладно, целую. Пока.
    От разговора остались неприятный осадок и ощущение горечи и неудовлетворённости. Илюша вдруг осознал, что Яна права. Во время длительных гастролей любимая женщина должна быть рядом. Иначе всё рушится. Это неизбежно. Он оделся в вечерний костюм и спустился в ресторан. Герберт уже был там, свежий и благоухающий дорогим мужским одеколоном. Илюша знал, что у импресарио есть жена, сын и дочь и трое и внуков. И все они живут в Бремене. Значит, подумал он, счастливая семейная жизнь возможна и тогда, когда тебя месяцами не бывает дома. Герберт сделал знак рукой, и Илюша направился к нему. Поговорили о первом впечатлении от города и новостях из Израиля. Подошёл метрдотель, и они заказали бефстроганов с картофелем и бутылку сухого красного вина.
    Из гостиницы он вышел за час до встречи. Илюша знал, что до Трафальгарской площади идти минут двадцать. Но был погожий солнечный день, и он желал насладиться неспешной прогулкой по Лондону. В центре покрытой зелёным газоном площади он увидел памятник из белого мрамора и направился к нему. Стоящая на пьедестале мужская фигура, опирающаяся локтем на лежащие на тумбочке книги, несомненно, была Вильямом Шекспиром, в чём Илюша убедился, подойдя поближе и прочитав надпись на английском языке. Он осмотрелся и увидел рядом небольшое одноэтажное здание городской театральной кассы и металлическую скульптуру, изображающую пластичного молодого человека с тростью. Он вспомнил, что Чарли Чаплин родился в семье артистов мюзик-холла и свою карьеру начал в Лондоне. Его единоутробный брат Синди был сыном еврея, о чём Чарли, не скрывая, написал в своей книге «Чаплин: жизнь».
    Илюша покинул площадь и по неширокой живописной улице Ирвинг вышел на Чаринг-Кросс, которая по дуге вывела его на Трафальгарскую площадь. До встречи оставалось десять минут, и он сразу же двинулся к колонне, на вершине которой стояла фигура знаменитого адмирала. К его удивлению, пьедестал колонны Нельсона оказался значительным по размерам. С четырёх сторон на весьма высоких платформах возлежали огромные бронзовые львы. В разгар тёплого летнего дня вокруг колонны толпилось много народа, в основном молодых людей, сидевших у пьедестала под барельефами, посвящёнными подвигам адмирала. Илюша решил подняться туда, откуда он мог видеть всё пространство вокруг. Он сразу заметил молодого до боли знакомого мужчину, идущего со стороны улицы Стрэнд, и энергично замахал ему рукой. Санька ответил ему характерным знаком и тоже поднялся к пьедесталу. Они горячо обнялись.
    - Привет, Саня.
    - Рад тебя видеть, Илюша.
    - Я забрался сюда, чтобы не потерять вас.
    - Я понял. Давай-ка разделим площадь на два сектора. Ты смотри в сторону Национальной галереи, а я в другую.
    Через несколько минут Санька увидел Машу с девочкой на руках. Ребята спустились и направились ей навстречу. Заметив их, Маша обрадовалась и ускорила шаг.
    - Вы себе не представляете, как я счастлива вас видеть.
    - А ты так же прекрасна, как зимой, когда мы прощались у нас дома, - сказал Санька.
    - Не преувеличивай. Горе и несчастья не красят человека.
    - Что мы тут стоим в самом центре Лондона. Давайте зайдём куда-нибудь, - предложил Илюша.
    - Я шёл сюда через Вестминстерский мост по Уайтхолл и заглянул на всякий случай в паб. Очень славный. Он тут совсем близко.
    Маша и Илюша сразу же согласились. The Lord Moon of the Mall был традиционным английским пабом с блестевшей лаком качественной деревянной мебелью, высокими сводчатыми потолками и стенами, окрашенными в охру и беж. Огромные арочные окна были чисто вымыты, форточки на них открыты, и прохлада тёплого летнего дня вливалась через них во внутреннее пространство паба и приятно пробегала по лицам.
     - В день, когда его убили, я поняла, что не могу больше жить в России, и что моя дочь достойна лучшей доли. Согласно завещанию и закону я оказалась наследницей немалого состояния. Продала компанию людям, которые погубили Рому, перевела деньги на счёт в Великобритании, Светку под мышку и улетела первым же самолётом. Несчастные родители уговаривали меня остаться. Я сказала им, что никто не мешает нам видеться, но жить в стране уголовников не желаю.
     Девочка на руках Маши оживлённо крутила головой, с интересом рассматривая мужчин, окна и высокие потолки.
    - На Ромку очень похожа, - сказал Илюша.
    - Он её обожал. Приходил домой, брал на руки и обцеловывал. Он был хорошим парнем.
    - Что собираешься делать в Лондоне? – спросил Санька.
    - Подучу английский, сдам экзамены на врача и пойду работать.
    - Каким образом, ведь ребёнок на руках?
    - Деньги, слава богу, есть. Найму работницу, куплю квартиру. Справлюсь как-нибудь.
    - Давайте выпьем за Ромку, - сказал Илюша. - Пусть ему земля будет пухом. Теперь, Маша, ты в нашей тройке вместо него. Ничего в мире нет прекрасней дружбы.
    Они подняли стеклянные бокалы, полные тёмного пенистого пива и мелодичный звон вознёсся через открытые форточки над улицами и площадями города. Они сознавали, что когда-нибудь их души воссоединятся с душой погибшего друга и поэтому нужно жить так, чтобы не бояться их грядущей встречи.



                Глава 7


                1

     Самолёт американской авиакомпании Дельта уже несколько часов летел над Атлантическим океаном, поблёскивающим на волнующейся поверхности косыми лучами солнца. Зимой он свирепел, огрызался порывистыми ветрами и ураганами, и сейчас тоже был неспокойным, готовым разразиться нежданным рыком. Но это было далеко внизу. А в салоне жизнь шла своим чередом. Из иллюминаторов в него проникали снопы яркого света и в салоне светильники горели только над проходами, по которым деловито проходили осанистые стюарды и симпатичные стюардессы, время от времени толкавшие перед собой тележки с напитками и едой. Санька покосился на сидевшую по левую руку от него Женю, перевёл взгляд на дремавшую Вику и вновь углубился в чтение. При пересадке в Хитроу он купил в киоске переведённый с идиша на английский роман «Шоша» Исаака Башевиса-Зингера из желания быстрее войти в атмосферу языка, в которой ему предстояло жить и работать, а также из естественного любопытства человека, оторванного прежде от культуры своего народа. Он как-то слышал, что в 1978 году, когда этот роман был опубликован, писатель получил Нобелевскую премию. Книга неожиданно захватила его, и он отрывался от чтения лишь тогда, когда ел или помогал отвести дочь в туалет. Или когда Вика спрашивала, о чём книга, и он вначале недоумённо смотрел на жену, а потом, сообразив, что ей от него нужно, бессвязно пытался что-то сказать.
     - Это роман о любви молодого еврейского писателя к маленькой, беззащитной женщине Шошеле, которая в жизни ничего не может и не умеет, только искренне и преданно любить. Я давно не читал такой пронзительной прозы.
     - Я тоже хочу прочитать.
     - Обязательно. Это великая литература.
     Зажглось табло, предписывающее пристегнуть ремни.
     - Женечка, дай-ка я тебя застегну.
     - А зачем, папа?
     - Так надо. Чтобы не упасть с сиденья во время посадки.
     - Ладно, папа. Мне же не будет больно?
     - Нет, солнышко. 
     Санька посмотрел в иллюминатор. Беспокойная поверхность океана явно стала ближе и справа по курсу самолёта уже видна была суша. Она беспрестанно надвигалась, и вскоре он увидел большой вытянутый с востока на запад, изрезанный озёрами, протоками и излучинами остров. В какой-то момент земля прорезалась улицами и стоящими в некотором беспорядке домами, потом под самолётом блеснула гладь залива, взвыли моторы и он ощутил лёгкий удар колёс о серую бетонную полосу.
     Боинг подрулил к зданию терминала и они, пройдя по рукаву, вошли в широкий коридор и, следуя по указателям, двинулись к помещению, где должны были пройти паспортный контроль. В багажном отделении Санька вскоре нашёл на ленте их чемоданы и баул. Он погрузил их на тележку, посадил наверх Женечку и покатил к выходу. Димку он узнал сразу, хотя тот и обзавёлся внушительной бородой, оброс тёмно-каштановыми волосами, и одежда говорила об обретённой в этой стране непринуждённости и свободе. Тот энергично махнул рукой, широко улыбнулся и двинулся навстречу им. Парни обнялись, с любопытством поглядывая друг на друга.
     - Рад тебя видеть, Саня.
     - А я как рад. Вот, познакомься с Викой и Женей.
     Дима протянул руку Виктории, оценивающе посмотрев на неё.
     - Вика, - произнесла она. – Спасибо Вам за помощь. Теперь я знаю, что у Сани есть друг.
     - Надеюсь Вас не разочаровать. Предлагаю сразу же перейти на «ты». О, какая красивая девочка, - сказал Дима, повернувшись к Жене и подхватив её на руки. – Тебе понравилось летать на самолёте?
     - Да, только он сильно гудит, - ответила девочка, смущённо взглянув на него.
     - А как бы он летел, если б моторы не работали? – игриво усмехнулся он. – Так, идёмте за мной. Надо выбираться отсюда.
    Они вышли из огромного здания терминала и последовали за Димой на большой паркинг. Тот подошёл сзади к «Кадиллаку» и открыл дверь вместительного багажника. Потом снял с тележки чемодан и положил в машину. Санька сунул туда второй чемодан и баул и сел возле Димы.
     - Купил полгода назад со вторых рук за смешную цену.
     - Классная машина и в хорошем состоянии, - поддержал друга Санька.
     - Вы, конечно, будете удивлены, но я присмотрел квартиру на Брайтон-Бич. Я думаю, это самое удобное место для эмигрантов из России, и по карману, что очень важно. Тут минут двадцать езды. 
     День уже склонялся к вечеру, и пасмурное небо поглощало скупые лучи уходящего на запад солнца. Они выехали из аэропорта на трёхполосное шоссе и помчались вдоль побережья, обильно поросшего обнажёнными зимой безлистыми деревьями. Показались прямоугольные силуэты больших домов, потом справа блеснула стальная полоса воды, и машина вновь погрузилась в многоликий пейзаж города. С широкого проспекта, застроенного огромными домами, они свернули налево, потом направо и, проехав под эстакадой, остановились возле многоэтажного кирпичного дома. Стены его с улицы были украшены ромбовидным узором, выложенным тем же красным кирпичом.
     - Приехали.
     Дима вышел из «Кадиллака» и открыл дверь багажника. Санька помог ему вытащить вещи на тротуар и внести их в подъезд. На лифте они поднялись на пятый этаж, и Дима нажал кнопку звонка. Высокая деревянная дверь без скрипа открылась и на пороге показалась небольшого роста пожилая женщина.
     - Добрый вечер, Эстер. Вот твои гости.
     - Заходите, милые, - засуетилась старушка. – Вы идиш знаете?
     - Наши бабушки и дедушки знали, жаль, конечно, что не знаем, - оправдался Санька.
     - Ну, ладно, будем говорить по-английски.
     Эстер была ещё маленькой девочкой, когда родители, убегая от погромов, привезли её в Бруклин. В их разговорах время от времени всплывали родственники, врачи и купцы, которым власти разрешали селиться и работать в Москве и Санкт-Петербурге. Она слушала, и ей представлялось, что там живут особенные евреи, умные и образованные. В её воображении порой возникал Могилев, романтический образ которого каким-то чудесным образом сохранился в её детской памяти. Но эти города и живущих в них людей Эстер не могла даже представить, и она всю жизнь их боготворила. Со временем эти возвышенные чувства в её душе потускнели. Когда же недавно она прочла в нью-йоркской газете, что эмигранты из Москвы ищут квартиру, в ней они вдруг ожили. Её дочь давно приглашала поселиться у неё в большом доме на Лонг-Айленде. Теперь Эстер согласилась. Она позвонила по телефону, который Дима оставил в объявлении и они встретились. Договориться с милым еврейским парнем родом из Москвы не составило труда. Ей достаточно было лишь посмотреть на Саньку, его жену и дочь, чтобы убедиться в том, что она не ошиблась. Эти люди приехали из враждебной им страны и нуждаются в помощи, и она сразу полюбила их своим женским сердцем. Два года назад она похоронила мужа. Конечно, у неё есть дочь, внуки и правнуки, которых она обожает. Но потребность в любви жива, пока жив человек.
     - Мой английский ещё не настолько хорош. Но я готов говорить с Вами, если не возражаете.
     - У тебя очень хороший язык. Скажи, как тебя зовут?
     - Саня, жену – Вика, а дочку – Женя.
     - Очень славно. Я буду рада, если вам понравится у меня.            
     - Эстер, можно я покажу им квартиру?
     - Конечно. Да я сама им всё расскажу.
     Трёхкомнатная квартира в капитальном доме, в которой ещё несколько лет назад сделали ремонт, пришлась им по душе. В ней было всё, что необходимо. Мебель, хоть и не модная уже, была добротной и в хорошем состоянии. Гостиная, спальня, детская, в которой ещё росла дочь Эстер, кухня с газовой плитой, служебный балкончик со стиральной машиной. И, как сказал Дима, совсем не дорого.
     - Спасибо, Эстер, - поблагодарил Санька. – Очень хорошая квартира. Дима заплатил за три месяца. Я буду зарабатывать, и с нами проблем не будет.
     - Не волнуйтесь, я же вижу, с кем имею дело. Хочу с вами попрощаться. Я уже вызвала такси. Дима всё расскажет. Это очень удобный район.
     Она чмокнула Саньку в щеку, пожала руку Вике, обняла Женю и скрылась за дверью.   
     - Эстер права. Здесь всё рядом: магазины, пляж, станция метро. Ладно, друзья, мне тоже пора двигаться. Я обещал Ире, вернуться к восьми. Отсюда до моего дома в Бронксе почти час езды, а она ещё просила сделать покупки.
     - Будем на связи, Дима. Договоримся с тобой о книгах.
     - Они в порядке. В следующий раз я захвачу их с собой в машину.
     Захотелось есть, а посему чемоданы решили пока не распаковывать, а выйти в город и купить что-нибудь к ужину. Прогулка по Брайтон-Бич-авеню показалась им весьма любопытной. Уже зажглись рекламы и витрины, и они были удивлены обилию ресторанов, гастрономов, продуктовых лавок, аптек, магазинов одежды, книжных и прочих магазинов, адвокатских контор, над которыми горделиво горели вывески с названиями на русском языке. Над ними порой гремели проходящие по эстакаде поезда, слышалась русская речь и из какого-то окна на соседней улице доносилась песня о Косте-моряке в исполнении Марка Бернеса. В магазинчике, куда они вошли, продавщица и с одесской интонацией произнесла:
    - Вы купить или погреться?
    - И купить, и согреться, - подыграл ей Санька.
    Женщина дружелюбно улыбнулась и посмотрела на девочку.
    - Яко чудное дите! Как тебя зовут?
    - Женя, - смело выпалила она.
    - А меня Циля. Что-то я раньше вас не видела?
    - А мы только сегодня прилетели из Москвы. Дома пусто. Хотим что-нибудь купить поесть, - пояснила Вика.
    - Вы правильно пришли. Поесть это у меня.
    Они вернулись домой с припасами свежайшей еды, по дороге делясь впечатлениями. Они почувствовали и осознали своеобразную атмосферу этого небольшого колоритного квартала, облегчающего эмигрантам обживаться и делать первые шаги в Америке.   
 
                2

    На следующий день после завтрака они вышли на прогулку и, пройдя метров триста, оказались на бордуолке – широком променаде, представляющем собой хорошо сложенный деревянный настил. Он неожиданно оказался длинным, протянувшимся вдоль побережья на несколько километров. Было холодно, но недавно прошедшие дожди смыли выпавший в середине января снег и о зиме напоминали лишь редкие пористые от таяния и дождей сугробы на обочинах и травяных настилах под деревьями. Ветер с океана, шумевшего за широкой песчаной полосой пляжа, мягко овевал их лица, привыкшие к морозным снежным московским зимам. Облака расступились, и голубое небо между ними, словно омытое чистыми водами, будто приветствовало молодых людей с красивой девочкой, бегущей возле них и счастливо играющей в возникшей наяву сказочной стране. Берег со стороны города расступился, и они увидели впереди справа множество разноцветных и причудливых металлических конструкций, над которыми высилось чёртово колесо. Потом они увидели взметающиеся ввысь, стремительно падающие вниз, и закручивающиеся в мёртвую петлю  ажурные горки и остановились, с интересом рассматривая открывшийся взору луна-парк. Их внимание привлёк высокий седой мужчина, сидевший на одной из расставленных вдоль променада бесчисленных скамеек, и они приблизились к нему.
    - Доброе утро, - сказал Санька по-английски.
    - Молодой человек, говорите по-русски. Или вы не узнали своего?
    - Ой, простите нас. Мы ещё не освоились. Только вчера прилетели, - обрадовалась Вика.
    - Вижу, но это скоро пройдёт. Откуда вы? Похоже, москвичи. Это видно и невооружённым глазом.
    - Вы не ошиблись.
    - Давайте, перейдём на «ты». На «вы» к Аарону Гольдману обращалась ещё двадцать лет назад вся Одесса. Я был заведующим большой продуктовой базы. А когда мне стали шить дело, куда все подевались. Никто не помог. Пришлось купить весь ОВИР и бежать. С тех пор живу здесь.
    Он протянул руку, и Санька пожал её, движимый неожиданной симпатией к этому человеку.
    - Американцы называют наш район Маленькой Одессой. Они просто не видели настоящей, где, бывало, проживало около сорока процентов евреев. Они-то и делали там погоду. А сюда рванули в семидесятые годы из Украины и России и подняли его из запустенья и бедноты. Жильё было дешёвое в подбрюшье богатого Нью-Йорка и железка ещё со времён, когда Кони-Айленд был Диснейлендом всего мира. Вот этот луна-парк лишь малая часть того, что здесь было в двадцатых годах.
    - Просто потрясающе. Парк Горького в Москве просто детский лепет по сравнению с ним.
    - А сейчас после Перестройки и развала Союза сюда нахлынула новая волна. Вот и вы тоже.
    Он остановился и взглянул на них. Естественное человеческое участие, взращённое в нём с молоком еврейской матери, вновь проснулось в нём, и он спросил Саньку:
    - Вы нашли квартиру?
    - Да, друг мой помог. Хорошая квартира. А хозяйка, пожилая еврейка, оказалась славной женщиной.
    - И чем будете оплачивать её? Бесплатных обедов не бывает. Я в этом убедился ещё в стране Советов.
    - Поищу какую-нибудь работу.
    - Пойдёшь ко мне грузчиком? Я неплохо плачу. Ты, я вижу, парень крепкий. Я как приехал, открыл небольшой магазин на Авеню. Он стал приносить хороший доход и со временем я его расширил. Теперь это известный на Брайтон-Бич гастроном.
    - Мне бы хотелось найти что-нибудь по специальности. Я – математик.
    - А кто сказал, что это навсегда? Начинать будешь с бригадой в шесть утра, когда поставщики начинают завозить товар. К полдню шабаш. Работай и ищи себе что-нибудь по душе. Мы живём в свободной стране. Я сразу это почувствовал, когда моё дело стало процветать. В Одессе меня бы обокрали и сгноили.
    - Спасибо, Аарон, я подумаю. Если решу, как тебя найти?
    Старик достал из внутреннего кармана габардинового пальто визитную карточку и протянул её Саньке. Потом поднялся и медленным шагом двинулся по променаду.
    От прогулки и впечатлений они почувствовали здоровое чувство голода и решили вернуться домой. Вика собиралась ещё сварить на обед суп и гречневую кашу. На обратной дороге она справедливо упрекнула Саньку в высокомерии и снобизме, и он понял, что предложение Аарона продиктовано доброжелательностью знающего жизнь человека и его следует с благодарностью принять.

                3

    Димка звонил почти каждый день, интересовался всем и не унимался, повествуя о предстоящей им новой жизни в благословенной стране. Однажды он сообщил, что представители общины выпускников МГУ желают познакомиться с ним и предложить ему присоединиться к их элитарному клубу.
    - Мне, грузчику-разнорабочему, пожалуй, неприлично.
    - Брось, Санька. На всякого мудреца довольно простоты. На всё, а на это в том числе, нужно смотреть с изрядной долей иронии. Всех них движет к тебе здоровое любопытство, как к человеку из их социальной среды. И это прекрасно. Так вот, недалеко от вас есть знаменитый ресторан «Одесса». Я со всеми поговорил. Склоняемся к тому, чтобы встретиться там часиков в семь вечера в ближайшую пятницу. Сегодня вторник. Я позвоню туда и закажу стол человек на десять.
    - Нам некуда деть дочку.
    - Ну, и что думают по этому поводу твои математические мозги? 
    - Ладно, Димуля, возьмём её с собой. Только не забудь книги.
    Ресторан действительно оказался в пятнадцати минутах от дома. К вечеру чуть подморозило, и они надели тёплые куртки, а Женечке повязали на шею шерстяной шарфик. Дима, прибывший минут на пять раньше, увидел их у входа и сделал знак рукой. Рядом с ним за столом уже сидели мужчина и женщина, которых проницательный глаз Вики определил, как семейную пару.
     - Познакомьтесь с соседями. Алексей и Лена Шехтман.
     - Зовите меня просто Алексом. Это звучит больше по-американски.
     Он поднялся и протянул руку для пожатия. Это был симпатичный брюнет среднего роста с копной разбросанных в беспорядке чёрных волос. Благородное лицо, нередко встречающееся у евреев-ашкенази, светилось незаурядным умом и лукавой усмешкой знающего жизнь человека. Серый пиджак, оттенённый бледно-лиловой рубашкой, ладно сидел на его широких плечах. Лена – красивая интеллигентная особа, присутствие которой рядом с ним было гармонично и естественно. Они каким-то непостижимым образом дополняли друг друга.
    - Мы прорвались сюда в августе во время путча. Там в эти дни был такой бардак, что никто не знал, чем он кончится. А я не только хромой на обе ноги. У меня ещё сумасшедший допуск. Ну, никаких шансов. Но у евреев есть одно положительное качество, хуцпа. Поясню, это означает дерзость или наглость. Увидел я танковые колонны и невообразимое движение народа, взял документы и пошёл по инстанциям. А там женщины и мужики не ведают, что творят. И, представьте себе, получил я у них все справочки и разрешения, в Аэрофлоте купил последние билеты на самолёт и, бросив всё на родственников, на следующий день улетел с женой и дочкой. Поселились на Брайтоне в бунгало. Их здесь в начале века строили в сумасшедшем количестве для европейцев, приезжавших сюда покупаться в океане.
    - Я всегда думал, что это усадьба, - заметил Санька.
    - Нет, здесь это деревянный домик на одну семью с клочком земли перед ним. Пройдись как-нибудь по боковым улицам, дома с покатыми крышами выходят узким фасадом на дорогу, а между ними узкий проход. Ну, как сельди в бочке. А внутри всё пристойно.
     - Нам здесь нравится. Почти круглогодичный курорт. Прекрасный пляж в двадцати минутах ходьбы. Для дочери раздолье, - поддержала мужа Лена. 
     Вскоре подошли остальные, и метрдотель принял заказ. Все с интересом посматривали на Саньку и Вику, и их красивую дочь-непоседу. Напротив Саньки сел мужчина лет пятидесяти в очках с небольшой окладистой бородой. Поставив локти на край стола и сцепив пальцы рук, он время от времени бросал на него изучающий взгляд. Семён Зельцер, так он представился, жил в Нью-Йорке уже почти двадцать лет, и Санька готов был выслушать и с благодарностью принять полезные советы многоопытного старожила. 
     - Много лет назад я был беспечным столичным юношей из профессорской семьи, «золотой молодёжью», для которой по праву рождения был предначертан путь в науку, литературу, искусство, юриспруденцию. Совершенно не представляя себе своё будущее и предназначение, я поступил в университет на философский факультет. Закончил его и не найдя себе применение, сблизился с диссидентами. Под репрессии не попал, но, почувствовав за спиной дыхание ищеек, я поднял свою молодую семью, жену и двоих малолетних детей, и переселился в Америку. Только здесь моё философское образование оказалось, наконец, востребованным. Я стал изучать еврейскую демографию и пришёл к весьма своеобразным выводам. Я, безусловно, желаю вам успеха в этой прекрасной стране. Поэтому я и нахожусь сегодня в этом ресторане. Я хочу, чтобы вы оставили все иллюзии и глянули правде в глаза.
    - Наш друг – сотрудник института социальных исследований, доктор социологии, - пояснил Дима. – Семён, мне кажется, твои майсы сейчас неуместны.
     Семён посмотрел на Диму, потом перевёл взгляд на Саньку, на его привлекательную жену и улыбнулся.
     - Наоборот, дорогой, знание даёт нам возможность трезво смотреть на вещи и принимать правильные решения. Оно залог успеха и правильной самоидентификации.
     - Дима, прошу тебя. Мне интересно послушать мнение Семёна, - возразил Санька. – В Советском Союзе выходил неплохой молодёжный журнал «Знание-сила», который я не без удовольствия читал. Но в той стране, к сожалению, эта формула не работала. Мне так и не удалось применить там свои знания в жизни.
     - С этим у вас никаких проблем здесь не будут. В Штатах есть прекрасные университеты. Далеко ходить не нужно. В Нью-Йорке Колумбийский университет, в Нью Джерси – Принстон, Гарвард в Бостоне. Имя им легион. Но тут хорошо знают Московский университет и высоко ценят еврейские мозги. Впрочем, я хотел бы сказать не об этом.
     Он подвинул себе стакан, взял стеклянный кувшин с водой, в которой плавали лимонные дольки, налил и выпил большими глотками. Стол начал наполняться закусками и салатами, но Санька и Вика напряжённо слушали сидевшего напротив доктора, наивно полагая, что он сообщит им нечто, что поможет им, неискушённым эмигрантам, добиться успеха.
     - Милые мои, сюда вы приехали, в том числе, и для того, чтобы освободиться от тамошних еврейских проблем. Соединённые Штаты для евреев всегда были страной свободы и спасенья, местом воплощения надежд и материальных и духовных грёз. Так было вначале, пока они не стали забывать, что они евреи. Они, полюбившие эту страну, идентифицировали себя, прежде всего, как американцы и это стало их трагедией. Синагоги пустеют, более шестидесяти процентов браков заключаются с гоями, происходит мощная ассимиляция. К середине века количество евреев достигло пяти миллионов, и с тех пор рост прекратился и начался спад. Рождаемость упала до полутора, а с учётом уменьшения количества еврейских браков есть серьёзные сомнения, что бабушки и дедушки когда-нибудь получат удовольствие видеть и баловать своих еврейских внуков. Итак, что же получается? США, которые раньше виделись, как решение проблемы, сами становятся проблемой.
     - Так это же происходит везде, во всех странах мира, - попытался возразить Санька.
     - Кроме Израиля. Кстати, население там быстро растёт и скоро достигнет четырёх миллионов. Но разница в доходах пока огромная, что правда, то правда. Я полагаю, она будет быстро сокращаться со временем. У образованных и умелых репатриантов из Советского Союза  очень высокая мотивация, они поднимут страну.
    Слова Семёна всколыхнули глубоко спрятанные в душе и памяти Санки сомнения. Ведь об этом говорили Витя, Леонид Семёнович и многие другие, даже те, кто всё же эмигрировал в Америку.
     - Значит, мы совершили ошибку?
     - Нет, Вика, если вы сохраните себя, как евреев. Думаю, лет десять-пятнадцать будут для вас счастливыми. А потом всё зависит от прекрасной дочурки и вашего самосознания. Преступный коммунистический режим почти достиг цели уничтожить еврейский народ. Но кровь наша и гены неистребимы. И наша надежда.   
     Официант деловито поставил на стол большие блюда с рисом, мелкой картошкой с укропом, бефстроганов и жареной рыбой. Вкусная еда не оставила никого равнодушным. Дима разлил по рюмочкам водки и поднялся со стула.
    - Друзья, не будем о грустном. Нашего полку прибыло. И это вызывает у меня радостные чувства. Да и у вас, я думаю, тоже. Выпьем же за то, чтобы у них в этой благословенной стране всё получилось. Ле-хайим.
    На эстраде в конце зала появились трое молодых парней. Они подняли инструменты, прошлись пальцами по клавишам и струнам, и вскоре до слуха Саньки донеслась знакомая с детства мелодия. Еврейские песни сменялись одесскими, пока через минут десять на сцену не протиснулся элегантно одетый мужчина небольшого роста. Он взял микрофон и с приятной хрипотцой запел песню «В шумном балагане», бывшую тогда очень популярной в эмигрантских кругах. В ресторане, к этому времени уже заполнившемуся людьми, раздались аплодисменты.
     - Санька, не узнал певца? – спросил Дима.
     - Голос мне знаком, уверен, что слышал его.
     - Вилли Токарев, почётный еврей Брайтона, на самом деле из кубанских казаков. Вспомнил? Поэт, музыкант, один из столпов русского шансона. Работал у Анатолия Кролла, в симфо-джаз-ансамбле Жана Татляна, в ансамбле «Дружба» Александра Броневицкого с Эдитой Пьехой. Потом в оркестре Давида Голощёкина. В семидесятых эмигрировал в Америку. Кстати, живёт тут недалеко, говорят даже, напротив. Почти твой сосед.
     - Хорошие песни, честные, похожи на блатные, - заметила Вика.
     - В шансоне много всяких жанров. Городской романс, эмигрантские песни и блатные тоже, - подтвердил Дима. – Но мы отклонились от темы. Санька сейчас подрабатывает грузчиком. Это нормально для начала. Но нужно двигаться дальше. Он математик высокого класса и программист. Что вы по этому поводу думаете?
     Все невольно посмотрели на Володю, темноволосого крепыша небольшого роста с выразительными глазами на овальном интеллигентном лице. Он эмигрировал в середине семидесятых годов после многолетних попыток пробить антисемитскую стену высшей аттестационной комиссии с диссертацией, которую потом с блеском защитил в Чикаго. Он стал известным учёным-алгебраистом с мировым именем и преподавал в Нью-Йоркском университете. Володя почувствовал внимание присутствующих и несколько смущённо произнёс:
     - В шестьдесят пятом году я поступил на мехмат МГУ. Резали нас безбожно, но мне непостижимым образом удалось проскочить. Наверно потому, что недовыполнили план по еврейскому поголовью. Потом, когда я успешно закончил и написал серьёзную научную работу, спохватились и не пустили в свой элитарный научный круг. Пробился здесь. Мой юный друг уверен, что и вы пробьётесь. Конечно, постараюсь помочь. Но если нет учёной степени, больших надежд на университет не питай.
     - Рекомендацию в аспирантуру по окончании универа мне зарубили, что явно ускорило нашу эмиграцию. Теперь, пожалуй, и не смогу ничего написать.
     - Неважно, здесь очень большая потребность в математиках и программистах, выпускники МГУ очень ценятся. Надо упорно стучаться во все двери, - подытожил Володя. – И овладевайте языком. Как у вас с ним.
     - У меня неплохо, а Вика записалась на полугодичные курсы. 
     - Не суди о своём английском по Брайтон-Бич.
     - Я понимаю, но здесь и американцев много.
     Подали мороженое и кофе. Первым попрощался Семён. За ним почти одновременно поднялись остальные. Все вежливо улыбались и желали им удачи. Алекс и Лена пригласили прийти в гости, и они обменялись номерами телефонов. Димка ждал их на улице возле машины.
     - Садитесь, подвезу. Заодно и книги занесём, - уверенно предложил он.
    Дочь радостно взгромоздилась на середину заднего сиденья, Санька и Вика сели по обеим сторонам от неё. Мотор взвыл и «Кадиллак» уверенно отъехал от тротуара.

                4

    Санька возвращался с работы к часу дня. Вика подавала ему на стол обед, напоминающий тот, которым она кормила его в Москве. Он благодарил её, целовал и уходил в гостиную. Там у окна стояло кресло, напротив которого удобно примостился журнальный столик. Он начал по совету Володи с составления резюме, которое попросил напечатать Оксану, миловидную секретаршу Аарона. Санька послал его по факсу и, получив немало поправок от Володи, внёс исправления. Он открывал увесистую газету «New York  Times», которую по указанию Аарона получал в гастрономе бесплатно, и читал политические новости и какую-нибудь заинтересовавшую его статью. Потом переворачивал её и просматривал предложения о работе. Со временем он хорошо усвоил стиль таких объявлений, стал делать выписки в блокнот и звонить в офисы, посылая туда с работы резюме. Секретари учтиво отвечали на его звонки, и он приобрёл полезный опыт делового общения. Однажды его пригласили на интервью в банк, находящийся в старой части района недалеко от Бруклинского моста. Там нужен был программист. С ним вежливо поговорили и сказали, что с удовольствием подписали бы с ним контракт, но его знания и опыт значительно больше того, что требует от него эта работа. Другой раз он проходил собеседование в небольшой инвестиционной компании, нужен был математик. Там ему сказали, что перезвонят через несколько дней. Когда раздался телефонный звонок, он подумал, что это из той компании. Он поднял трубку и узнал голос доктора.
    - Саня, привет. Как жизнь?
    - Здравствуйте, Семён. Всё хорошо. Работаю, овладеваю языком и ищу работу.
     - Прекрасно. Я недавно встречался с одним важным человеком, владельцем довольно крупной компании. Он заказал у нас в институте исследование. Я набрался смелости и рассказал о тебе. Он заинтересовался. Короче, тебе в ближайшее время позвонят и пригласят на собеседование. Хорошенько подготовься. Проговори про себя весь рассказ о твоём образовании и опыте работы. Чтоб от зубов отскакивало. Это хорошее место, Саня.
    - Спасибо, Семён. Я уже приобрёл некоторый опыт. У меня состоялось несколько интервью. 
    - Очень хорошо. Позвони мне потом.
    - Обязательно.
    - Вот и славно.
    Раздались частые гудки. Санька положил трубку. Его душа наполнилась благодарностью к этому человеку, от которого он не ждал помощи. Он сказал Вике, которая была невольным свидетелем разговора, что ему нужно пройтись и подышать свежим воздухом. Она согласно кивнула, даже не предлагая ему взять на прогулку Женечку. Он набросил куртку и вышел из квартиры. К середине марта потеплело, весенний ветер приносил с океана напоённый влагой и солью воздух. На променаде появилось больше людей. Близость к океану действовала на них магически, заставляя их выходить на берег и наслаждаться неизъяснимой властью природы. Санька шёл по деревянному настилу, никого не замечая и сосредоточенно ища нужные слова в ответ на воображаемые вопросы. Идущие навстречу девушки бросали на него, красивого молодого человека, откровенные взгляды, завидуя женщине, завоевавшей его сердце.
     На следующий день позвонили из офиса компании и попросили прийти в девять часов утра на встречу с вице-президентом. Ею оказалась симпатичная блондинка с выразительными глазами и правильными чертами лица. Он обратил внимание на дорогое синее платье, находящееся в идеальном соответствии с аметистовым ожерельем, ниспадавшим с породистой бархатистой шеи. Она внимательно посмотрела на него и пригласила сесть на стул напротив неё.
     - Эвелин, - представилась она.
     - Алекс Абрамов, - произнёс он и несколько растерянно пожал протянутую ему руку.
     - Я ознакомилась с твоим резюме. Оно впечатляет. Удивительно, что человек с такими блестящими данными не нашёл в России достойного применения. Понимаю, что ты на зубок знаешь свою биографию. Расскажи лучше о себе, родителях, семье, твоих увлечениях.
    Неожиданный поворот беседы выбил его из колеи, но он заставил себя собраться с мыслями. Он говорил, пытаясь мобилизовать свой достаточно большой словарный запас, а молодая женщина неотрывно смотрела ему в глаза, и непринуждённая улыбка играла на её лице.
     - Каких американских писателей ты читал?
     - Драйзера, Хемингуэя, Джека Лондона, Фолкнера, Курта Воннегута. Много других. Недавно перечитал Сэлинджера в оригинале.
     - Прекрасно. Я не люблю людей, которые кроме своего ремесла ничем не интересуются.
     Она поднялась с кресла и прошлась по кабинету. Санька внимательно смотрел на неё, ожидая вопросов. Но, похоже, Эвелин была удовлетворена разговором.
     - Алекс, что ты будешь пить?
     - Кофе, пожалуй.
     Она подошла к двери, приоткрыла её, окликнула Мери и попросила приготовить две чашки кофе. Радушно улыбаясь, она села в кресло.
     - Наша финансовая компания одна из самых крупных на восточном побережье. Жизнь ставит перед ней всё новые непростые задачи, требующие от нас осмысления вызовов и создания адекватных моделей нашей деятельности. Модели сложные, неоднозначные. Поэтому мы привлекаем специалистов высокого класса с серьёзным математическим образованием. Ты по многим критериям подходишь нам. У тебя неплохой английский и важный опыт в разработке программ. В понедельник ждём тебя. Подойдёшь к Мери. Она покажет тебе твоё рабочее место и представит начальнику отдела.  Желаю успеха.
     - Благодарю, Эвелин. Постараюсь оправдать твоё доверие.
    В этот момент дверь кабинета открылась и вошла миловидная секретарь с подносом. Она уверенно продефилировала по комнате и опустила поднос на невысокий столик возле них.
    Нижний Манхеттен днём был немноголюден. Мимо него проезжали автомобили с шумом, усиливаемым глубокими колодцами улиц. Огромный город будто проглатывал миллионы жителей и гостей в своих бесчисленных подземельях, жилых домах, конторах, компаниях, магазинах и учреждениях. Он свернул на Бродвей и направился к станции метро, из которой вышел часа два назад. Ему хотелось поскорей вернуться домой и поведать Вике о неожиданной удаче, дающей возможность стать на ноги и начать благополучную обеспеченную жизнь.
     Поезд раскачивал его в подземных туннелях, потом выкатил на эстакаду, рассекавшую улицы Бруклина по столетним швам, зарубцевавшимся со временем и ставшим привычной частью городского пейзажа. Санька вышел из поезда, спустился по лестнице на твердь улицы и через десять минут нажал на кнопку звонка. Он услышал знакомые энергичные шаги и щелчок ключа в дверном замке. Вика стояла на пороге, озабоченно всматриваясь в лицо мужа и пытаясь прочесть по нему бессловесную новость. Ей это сразу удалось, и она кинулась ему на грудь.
     Более двух месяцев после прилёта в Америку она жила в невольном напряжении, которое умело скрывала от всех. Там, в Советском Союзе, у неё и у Саньки была работа, квартира, детский сад для дочери, а, значит, некоторая уверенность в себе и завтрашнем дне. Так жили все их родные, друзья и знакомые и это убеждало её в том, что всё в порядке и не нужно предпринимать каких-то решительных действий, чтобы изменить существующее положение. Здесь, в другой стране, всё приходилось начинать с нуля. Съёмная квартира не давала ощущения своего дома, работа грузчиком не внушала самоуважения, а оторванность от привычной культурной среды создавала духовный вакуум, вызывавший душевную и физическую усталость. Беременность только усиливала внутреннее беспокойство. Вся её женская суть закрылась для любви и, редкие ласки не приносили удовлетворения ни ей, ни ему. Каждый раз, когда Санька уходил на очередное интервью, она замирала, тая в душе надежду, что им повезёт и наступит новая жизнь. Сегодня она поняла, что это произошло, и сковывающая её тело и сознание тяжёлая эмоциональная завеса рухнула.
     - Санечка, любимый мой. Как я счастлива!
     Она целовала его, слёзы текли по её лицу, оставляя следы на его щеках, но она не стремилась их остановить.
     - Вика, что с тобой? А где Женя?
    Он сразу осознал нелепость своих вопросов. Женщина, его преданная жена, желает ласки, которой не получала уже много дней. Она терпеливо ждала, и, наконец, это время настало. Вика сняла с него пиджак и дрожащими руками расстегнула две пуговицы на рубашке. Он принял эстафету и стал раздеваться сам. Она сбросила халат, нижнее бельё и обнажённая легла на постель. Он всем телом навалился на неё, и она почувствовала в себе его напряжённый член. Давно не испытуемый оргазм обрушился на них горячей продолжительной волной.

                5

    В понедельник в восемь часов утра он вошёл в здание компании и поднялся на шестой этаж. Мери, увидев его, улыбнулась широкой заученной улыбкой.
    - Эвелин попросила меня встретить тебя, показать твоё рабочее место и познакомить с сотрудниками.
    - Буду очень признателен тебе.
    - О, у тебя хороший английский. Да и ты сам очень хорош собой. Будь осторожен. У нас очень смелые девушки.
    - Но я женат.
    - Думаешь, это их остановит. Мы живём не в галантном девятнадцатом веке.
    - Благодарю за предупреждение.
    Они спустились лифтом на пятый этаж и вошли в большую комнату. Весть о прибавлении персонала уже достигла сотрудников, они ждали и при его появлении сразу перевели на него свои любопытные взгляды. Начальник отдела, сидевший за большим столом в маленькой смежной комнате, поднялся и с радушной улыбкой подошёл к ним.
    - Спасибо, Мери. Запиши-ка меня на приём к мистеру Грину.
    - О Кей, Джастин, - улыбнулась она и вышла из кабинета.   
    - Джастин Сакс, - произнёс он и пожал руку.
    - Очень приятно, мистер Сакс. Алекс, - сказал Санька. 
    - Эвелин меня информировала о тебе. Мы нуждаемся в серьёзном специалисте. Надеюсь, наше сотрудничество будет успешным.
    - Мне бы этого очень хотелось.
    - Я подготовил для тебя материалы. Они в папке на твоём столе. Видишь, возле окна?
    - Да, очень удобное место.
- Ознакомься с материалами. Конечно, возникнут вопросы. Твой консультант  советник по финансово-экономическим вопросам доктор Леонард  Гольдштейн. Можешь встречаться с ним раз-два в неделю. Твоя задача состоит в построении общего алгоритма и создание математических моделей с применением современных вычислительных методов. При завершении каких-то частей системы инструкции на написание программ будут передаваться программистам нашего отдела.
    - Если я правильно понял, мистер Сакс, нам предстоит создать систему, дающую возможность нашей компании производить сбор, хранение и обработку данных с применением вычислительной техники.
    - В целом это так. Конечно, она должна быть интерактивной.
    - Сколько времени даётся мне на разработку системы?
    - Многое зависит от того, как быстро пойдёт построение моделей. Каждый месяц тебе следует докладывать на техническом совещании о проделанной работе. Через какое-то время будет установлен срок. Система эта очень важна для нас. На рынке программного обеспечения аналогов пока нет, и компания может получить большую прибыль от её продажи. Желаю успеха.
    Первые несколько дней он перекладывал в папке заполненные с помощью пишущей машинки многочисленные бланки, пытаясь понять движение данных между ними. К концу дня им овладевало тихое отчаяние, что он попал в западню и его с позором выбросят отсюда. К концу недели он договорился о встрече с Леонардом Гольдштейном. Его кабинет располагался на девятом этаже здания и, захватив папку с материалами, он вышел в коридор. Дверь лифта открылась и появилась Эвелин, пахнущая дорогими духами. Она остановилась вплотную к нему и пронзительно взглянула ему в лицо.      
    - Хэллоу, Алекс. Как дела?
    - Знакомлюсь с документацией. Сейчас направляюсь на консультацию к мистеру Гольдштейну.
    - Я по образованию психолог, Алекс. Несколько дней наблюдала за тобой в столовой. Мне очевидно, что ты столкнулся с проблемой, которую хочешь решить кавалерийской атакой. Это ошибка. Нужно отступить и с некоторого расстояния взглянуть на неё и попытаться найти другой путь.
    - Спасибо, Эвелин. Я подумаю.
    Леонард, импозантный мужчина лет пятидесяти в добротном сером костюме, встретил его лёгкой усмешкой.
     - Мистер Абрамов, я не перестаю удивляться закономерности, которую наблюдаю уже много лет. Там, где проблемы достигают высокой степени сложности, откуда-то нежданно-негаданно появляется еврей, призванный, как Моисей, провести людей через непреодолимое море безответных вопросов. Он мобилизует свой интеллект и добивается успеха, потому что жизнь даёт ему только один шанс. До тебя над этим проектом бился некий Джонсон. Он вовремя сообразил, что ему не по плечу и уволился. А я почему-то думаю, что ты справишься.
     - Мне эти таблицы и формы скоро будут сниться, как Менделееву его периодическая система. А депрессия, пожалуй, уже началась.
     - Молодой человек, ты мне очень симпатичен. Я не допущу этого. Я родился в Америке от чудом выжившего в Освенциме отца, которому удалось попасть сюда после освобождения, и матери, дочери нью-йоркского раввина. Папа, он, представь себе, ещё жив, мамы не стало в прошлом году. Так она мне, человеку нерелигиозному, да и как после ужасающей катастрофы можно верить в бога, внушила только одну заповедь: «возлюби ближнего, как самого себя». Это на первый взгляд она проста, на самом деле необычайно сложна, потому что требует полного переворота в душе. Если мы не будем любить и помогать людям, весь мир погрузится во зло. Ни один нормальный из живущих на земле не может желать такого исхода.
     - Трудно изменить себя. Много в нас детерминировано, и наша защита выражается в неистребимом эгоизме.
     - Верно. Ты представляешь, через какие муки мне пришлось пройти? Мама после меня не могла больше родить, и вся её любовь сосредоточилась на мне. А когда один ребёнок в семье…
     - Да, мои родители вовремя спохватились и у меня есть сестра.
     - Где она живёт?
     - В Москве с родителями. Они через год-два приедут.
     - Это правильно. Так вот, я, единственный сын, как-то почувствовал такое одиночество, что не пожелал бы никому. Моя жена Мириям меня поддержала, и у меня четверо детей. Они очень дружны. Это её заслуга. Ну ладно, давай-ка выкладывай свои вопросы. Или лучше я прочту тебе небольшую лекцию о финансах простыми словами.
     - Буду тебе очень признателен. У меня сейчас такая путаница в голове.
     - Евреи всегда были способны в денежных делах. Жизнь заставила развить мозги во враждебном им мире.
     Леонард раздвинул занавеси на стене, и Санька увидел большую белую доску.
     - Нет ничего лучше обычной школьной доски. Когда ты на ней рисуешь, сам начинаешь что-то понимать.
     Полчаса он рассказывал, время от времени поднимая стакан воды и делая глоток или два. Вскоре в голове у Саньки стало проясняться, настроение его пошло на подъём и гримаса беспокойства на лице сменилась лёгкой улыбкой. Он уже начал задавать вопросы и вступил в игру, которой научили его шахматы.
     - Теперь ты видишь, что финансы на самом деле весьма простая штука для нашего понимания. Народ преднамеренно запутывают, чтобы больше заработать. И чтоб боготворили.
     - В общем, понятно, но существует масса деталей, множество методов расчётов, которые необходимо включить в систему.
     - Ты разберёшься. У тебя, я вижу, достаточно усердия и мотивации. Готов помочь. Согласуй у моего секретаря встречу на воскресенье. Он лучше меня знает моё расписание.
     - Спасибо, Леонард.
     Санька попрощался и вышел из кабинета. При входе в отдел он увидел Эвелин, беседовавшую с начальником отдела, и украдкой поглядывавшую на него. Он поздоровался и направился на своё рабочее место. Через несколько минут Джастин подошёл к нему.
    - Как продвигается проект? – спросил он.
    - Неплохо.
    - Со мной беседовала вице-президент. Для компании эта работа очень важна. Она хотела бы выслушать тебя. Дата встречи будет назначена в ближайшие дни.
    - Надеюсь, я успею подготовиться, мистер Сакс.
    Сегодня он ехал домой умиротворённый. После разговора с Гольдштейном алгоритм системы выстроился в его сознании, и чем дольше он стоял перед его внутренним взором, тем больше он утверждался в мысли, что понял главное. Вика сразу же почувствовала изменение в его настроении.
     - Саня, наша дочь делает успехи. Сегодня она спела песню на английском «Happy birthday to you».
     - Женечка, ты уже поёшь на английском?
     - Да, папа. Мы поздравляли Серёжу с днём рождения.
     - Этот мальчик недавно появился в её группе. Его семья месяца два, как приехала из Петербурга и поселилась здесь недалеко. Я познакомилась с Майей. Очень приятная интеллигентная женщина. Она преподаватель фортепиано. А муж – физик, кандидат наук.
     - Я рад, что у тебя появились подруги. Алексей и Лена приглашают в гости в воскресенье. «Лёд тронулся, господа присяжные заседатели», - воскликнул Санька и обнял жену. – Как ты себя чувствуешь? Наш сын не дерётся?
     - Да всё хорошо. Ему, конечно, ещё рано толкаться. Но он растёт и мужает. Если у нас будет всё в порядке, то и у него тоже. Он всё понимает.
     - А у нас и в самом деле всё нормально.
     Шехтманы, действительно, жили недалеко. Они добрались до них минут за двадцать пешком, что для огромного Нью-Йорка считалось расстоянием совсем небольшим. Красивая широкая лестница, обрамлённая умело сколоченными солидными деревянными перилами, окрашенными в белый цвет, поднималась от тротуара к входной двери. Санька нажал на кнопку звонка, раздались чёткие шаги по дощатому полу и дверь перед ними открылась. В просвете двери стояла улыбающаяся хозяйка.
     - Заходите, гости дорогие. Алексей сейчас появится. Он у себя в кабинете.
     Их взору открылась довольно обширная гостиная, с мягкой мебелью посредине вокруг журнального столика, телевизором на деревянном шкафчике, большим абажуром на невысоком потолке и торшером возле кресла. Несколько картин на стене оживляли комнату сельскими пейзажами и букетом полевых цветов.
     - У вас чудесная дочь, Вика. К сожалению, мы нашей дочери уже не очень нужны. Она ушла к подружке.
     - Дети, Леночка, как птицы. Оставляют гнездо, как только научатся летать.
Давайте я тебе помогу. Гости это всегда большие хлопоты.
     - Спасибо, у меня всё готово. Это было не трудно.
     Мелодично скрипнула дверь, и в гостиной показался Алексей. С добродушной улыбкой на лице он подошёл к Саньке и пожал руку.
     - Завтра нужно отдать материал на патентную экспертизу. Пришлось взять работу домой.
     - «Откуда дровишки?», - спросил Санька.
     - Ты себе не представляешь, сколько идей и изобретений. Эмигранты наши люди не глупые. Был бы в совке другой строй, страна процветала бы.
     - Когда я проходил таможню среди книг нашли тетрадь в твёрдой обложке, похожую на книгу. А там были мои наброски к статье о новом методе расчётов на ЭВМ, который я предложил, когда ещё рассчитывал попасть в аспирантуру. Парень листает, смотрит то на меня, то в тетрадь и говорит, что такой научный материал не пропустит. Лезть в драку было бесполезно. Да и статья то была опубликована, и я её переслал Диме в посылке.
     - Молодец, Саня. С нашей мелыхой только так. Мы старались быть паиньками и честно служить стране. Сейчас к власти там приходят другие люди и нас ещё помянут незлым тихим словом. - Он задумался на мгновенье. – Ты, если что имеешь хорошего, обращайся. Компания, где я работаю, основана нашими ребятами. Мы собираем идеи и изобретения, патентуем и продаём лицензии фирмам. А они запускают их в производство. Так и множим капитал.
     Стол был накрыт в столовой, примыкающей к гостиной. На большом блюде призывно блестели фаршированные перцы. На противне, только что вынутом из жерла электрической плиты, ещё шипели в масле аккуратные  кусочки мяса. Испечённая мелкая картошечка в мундире уже ждала в большой керамической вазе на столе.
     - Прошу садиться, - пригласила Лена. - Алёша, наливай.
     Алексей поднял бутылку коньяка, открыл её, и в столовой послышались звуки разливаемого по рюмочкам коньяка.
    
                6

      Зал совещаний компании находился на одиннадцатом этаже здания. Отсюда город виделся дальше и шире и Санька, зайдя сюда за пятнадцать минут до начала совещания, позволил себе постоять у окна и полюбоваться на разбросанные по Манхеттену небоскрёбы. Даже башни-близнецы Всемирного торгового центра казались отсюда не такими далекими. Они сияли на солнце голубыми зеркалами своих гигантских стен. Он вернулся к столу, на котором оставил папку с приготовленными для доклада на прозрачных целлулоидных листах блок-схемами, чертежами и текстами, включил демонстрационный аппарат и направил сноп света на большой экран на стене. Он полистал папку и повторил про себя тезисы выступления.
     В зале появились двое незнакомых мужчин, пришли Джастин и Леонард. Тот сел справа от него. В последний момент вошла Эвелин, взглянула на него и опустилась в кресло напротив по другую сторону длинного деревянного стола. Все обернулись на неё, ожидая объявления о начале совещания. Она не заставила себя ждать.
     - Месяц назад мы возобновили работу над проектом, который имеет большое значение для компании. Для его выполнения администрация решила не обращаться к компании-разработчику программного обеспечения, а принять в штат нового сотрудника и поручить ему осуществить анализ финансово-экономических процессов, освоенных нами, и построить алгоритм и математическую модель системы. Сегодня мы собрались здесь, чтобы заслушать его первое сообщение. Алекс, пожалуйста.
     Санька немного волновался, сознавая, что испытательный срок ещё не закончился и от его выступления зависит, оставят ли его в компании. Он начал говорить, и появилась уверенность в себе, слова легко приходили на память и он уже не думал о впечатлении, какое его сообщение произведёт на присутствующих. Изображения одно за другим, сменяя друг друга, появлялись и исчезали на экране.
     - Благодарю вас за внимание, - сказал Санька по окончании доклада.
     - Есть к мистеру Абрамову вопросы? – спросил Джастин.
     Было несколько непростых вопросов, на которые ему удалось ответить не без помощи Эвелин. 
     - Я хочу отметить высокий профессионализм и прекрасные деловые качества докладчика. Мне было интересно с ним сотрудничать, - поддержал Саньку Леонард. – Прежде казавшийся неподъёмным проект сегодня представляется мне ясным и логичным. Браво, Алекс.
     - Спасибо всем. Совещание окончено, - произнесла Эвелин и, поднявшись, направилась к выходу.
     Санька выключил аппарат и собрал листы в папку. Прошло около часа, как он вошёл в этот зал. Сейчас он выходил оттуда последний. Он чувствовал некоторую усталость, но её перебивало удовлетворение от успеха. Он вернулся в отдел и попытался сосредоточиться на работе. В это время зазвонил настольный телефон.
     - Абрамов слушает.
     - Алекс, поднимись, пожалуйста, ко мне, - узнал он голос Эвелин.
     Он не успел ей ответить, как в телефонной трубке раздались гудки. Он озадаченный вышел из отдела и направился к лифту. Она ждала его, стоя у окна. Лившийся из него полуденный свет освещал её красивое лицо.
     - Ты талантливый человек, Алекс. Теперь и я стала в финансах что-то соображать. Сейчас обеденное время и все спустятся в столовую. Но я бы хотела отметить это событие чем-нибудь запоминающимся и приглашаю тебя в ресторан. Прямо сейчас. Ты знаешь, где припаркована моя машина?
     - Да, - неуверенно ответил Санька.
     - Захвати свои вещи и спускайся.
     - Хорошо.
     Он вернулся к рабочему столу и набрал домашний номер.
     - Вика, всё в порядке.
     - Я люблю тебя, Саня.
     - А я тебя. Пока.
     Он сразу увидел её в большом сером «Бьюике», открыл дверь и сел возле неё. Она кивнула ему и уверенно выехала на улицу. Очень скоро она остановилась у тротуара и вышла из машины.
     - Я давно облюбовала этот ресторан. Он очень уютный и здесь отличная кухня, - сказала она, когда Санька поравнялся с ней.
     Они вошли в прохладное помещение, и встретивший их метрдотель проводил их к свободному столу в глубине помещения. Кожаные диваны и мягкие стулья с высокими спинками, дубовые столы, изысканные бра на стенах и лампы на потолке  - всё говорило о высоком статусе ресторана.
     - Благодарю, Вилли, это моё любимое место.
     - Всегда к твоим услугам, мисс Грин, - учтиво ответил метрдотель. – Будьте добры, ознакомьтесь с нашими предложениями.
     Он положил на массивную столешницу два кожаных переплёта. Санька открыл меню, полистал и закрыл.
     - Эвелин, я тебе очень признателен, но для меня эти цены слишком высоки.
     Она непринуждённо засмеялась, глядя на его курьёзную гримасу. 
     - Алекс, в нашей компании, как везде в западном мире, существует особый представительский фонд. Закажи себе что хочешь. Компания заплатит. Кстати, мы находимся в ресторане французской кухни – самой изысканной в мире. Всё, что здесь готовят – классика кулинарного искусства. Цены высокие, но она того стоит.
    Теперь уже улыбнулся Санька и опять открыл увесистый переплёт. Он выбрал луковый суп, пирог киш, касуле и салат нисуаз. «Кутить, так кутить»,- усмехнулся он про себя. Он раньше что-то слышал о луковом супе, остальные блюда из многих других просто попались под руку.
     - Попал в самую точку, - подбодрила его Эвелин. – Надеюсь, тебе понравится. Я предлагаю взять ещё «Божоле Нуво». Обожаю французские вина. Там виноделы производят несколько миллиардов бутылок в год. И половину французы выпивают сами. Ни одно застолье не обходится без вина. Воды практически не пьют.
     Подошёл официант и принял заказ. 
     - Ты была во Франции?
     - Когда училась в университете, меня послали в Сорбонну по обмену. Как можно было не воспользоваться случаем поездить по стране. Моя подруга Натали, дочь предпринимателя, возила меня в Бретань. Там у её родителей роскошная вилла. Конечно, были в Бордо, Лионе, Монте-Карло, Ницце, прокатились по всему Провансу. Мне Франция очень нравится.
     Он слушал её, красивую женщину, дочь управляющего крупной инвестиционной компанией, и пытался понять, почему она, богатая и успешная леди, пригласила его, бедного эмигранта-еврея, в дорогой ресторан, по карману только публике их высшего света. Она закончила свои воспоминания и пронзительно взглянула на него, будто читая его мысли. Чтобы прервать неловкое молчание, Санька спросил:      
     - А ты знаешь, как там появились бистро?
     - Расскажи.
     - Заканчивалась война с Наполеоном. Париж в 1814 году оккупировала русская армия. Казаки заходили в рестораны и требовали, чтобы их обслуживали «быстро». Отсюда, говорят, и пошло название. Но я не уверен, что эта популярная версия достоверна.
     - Забавно, - засмеялась Эвелин, овладевая собой. – Россия для меня сфинкс, которого я не могу понять.
     - Для меня тоже, хоть родился там и прожил столько лет.
     - При изобилии природных ресурсов и умных образованных людей, она должна быть богатейшей страной мира. 
     - По-моему, виновен коммунизм, возникший на Западе, но к несчастью, нашедший там своих последователей. Этот общественный строй уничтожил страну, у которой в начале века были все шансы стать великой.
     - Ты большая умница, Алекс.  И совершенно этим не гордишься. Русские не такие снобы, как американцы. Мне очень интересно с тобой.
     - Мне с тобой тоже, Эвелин. Всё же мне не понятно, зачем я тебе нужен.
     - А что может связывать здоровых молодых мужчину и женщину? – ответила она вопросом на вопрос. – Ты мне очень нравишься, Алекс. С первой нашей встречи у меня в кабинете. Я тогда влюбилась в тебя, как кошка. Неужели ты не обратил внимания, как я искала встречи, как говорила с тобой, как смотрела на тебя?
     - Эвелин, ты прекрасная женщина. Я к тебе очень хорошо отношусь, но я женат. Я люблю свою жену.
     - Я не намерена разводить тебя с женой. Это не помешает мне тебя любить. Какой-то философ, кажется Ларошфуко, сказал, что для любви достаточно, чтобы один любил, а другой позволял себя любить. Я не тороплю тебя. Я хочу, чтобы ты понял меня, мои искренние чувства, и принял решение.
     Официант умело открыл бутылку и налил вино в хрустальные бокалы.
     - Я хочу выпить за хорошее начало и твои блестящие успехи в будущем, Алекс.
     - Благодарю тебя, Эвелин. Они были бы невозможны, если бы не здоровая деловая атмосфера в компании. Ты, как психолог, я уверен, способствовала этому.
     Они выпили и с аппетитом принялись за еду. К её предложению больше не возвращались. Но Санька сознавал, что она ждёт и не откажется от него.
На работу возвращались молча. В лифте она вдруг приблизилась к нему и поцеловала в губы. Он не оттолкнул её, почувствовав влечение и поняв, что подсознание уже подготовило его к единственно верному решению.
     Дома он обнял жену, выпил чашку кофе и спросил дочь, хочет ли она погулять по берегу. Женя с радостью согласилась. Тёплые дни мая вывели на променад немало народу. Клонившееся к закату светило освещало лица прогуливающихся и сидевших на скамейках, и по привычке посматривавших на проходящих мимо людей. Дочка весело бегала рядом с ним, словно купаясь в косых лучах солнца и лёгком, дующем с океана бризе.
    «Эвелин в меня влюблена, это очевидно, - размышлял Санька. – В моём распоряжении три возможности: принять её предложение или отвергнуть, или уволиться. Последнее весьма рискованно. Скорее всего, придётся вернуться на работу в магазин к Аарону. Рекомендацию при увольнении мне вряд ли дадут, а без американского опыта устроиться очень трудно. И как я объясню это Вике? Отказ чреват тем, что уязвлённая женщина будет мстить. Её высокое положение в компании означает, что меня почти наверняка уволят. Тем более, мой испытательный трёхмесячный срок ещё не закончен и моё положение весьма непрочное. Никто не осмелится меня выручать, несмотря на серьёзное продвижение в проекте. Принять её предложение - это согласиться на роль любовника, один или два раза в неделю встречаться с ней, объясняться с Викой по поводу частых задержек на работе, неожиданных корпоративов и командировок. Я, конечно, буду пребывать в постоянном напряжении. Но мне очень нужна эта работа, она мне стала даже интересна. И, что греха таить, Эвелин, потрясающая женщина. Она выбрала меня из многих. Значит, я её достоин».
     Санька и Женя добрели до луна-парка. Он пообещал дочке, что поведёт её сюда в воскресенье, когда вместе с мамой они выйдут на прогулку, и повернул обратно. Он принял решение и удовлетворённый им уверенно двинулся домой.
     После ужина позвонил Димка и предложил встретиться в Радио-сити на концерте. Потом он помог искупать перед сном дочь и, уложив её в постель, рассказал ей выдуманную им сказку о приключениях принцессы в Америке.   
            
                7

    На следующий день он сидел за столом, пытаясь настроиться на работу. Но мысли путались. Он ждал звонка, но время шло, и её молчание неожиданно для него уязвляло самолюбие и нарушало душевное равновесие. Вместе с молодыми ребятами, принятыми в компанию по окончании Нью-Йоркского университета, он спустился в столовую и увидел Эвелин с отцом. Она посмотрела на него и подала знак, который был знаком только близким ей людям. Он в ответ кивнул, подумав, что сотрудник такого высокого ранга, каким является вице-президент, может быть очень занят, и успокоился.
    Она позвонила после обеда.
    - Алекс, привет. Каково твоё решение?
    - Я, наверное, соглашусь.
    - Превосходно. Предлагаю назавтра взять однодневный отпуск. Скажи сегодня об этом Джастину.
    - Хорошо. А где мы встретимся?
    - Возле станции метро на Бродвее в восемь утра. Я подъеду на «Бьюике», ты меня найдёшь. Целую, пока.
    Об отпуске он жене ничего не сказал, только собрался и ушёл, как на работу. Её машину он увидел сразу и был доволен, что ждать не пришлось. Он сел рядом с ней, и она по-девичьи пожала ему руку. 
    - Поедем ко мне. Я живу недалеко отсюда, в Гринвич-Виллидж . Слышал о таком?
    - Да, говорят это район богемы и либеральной интеллигенции.
    - Верно. Но в последнее время они уезжают оттуда из-за возросших цен. Я купила там квартиру, потому что мне нравится этот район. Он зелёный, живописный, вокруг Вашингтон-Сквер находятся университетские корпуса. Туда в последнее время перебрались не-бродвейские театры. Я бываю там в джаз-клубах, на концертах нашего оркестра.
     - Да, интересная экскурсия. Я читал где-то, что это старинный район.
     - Уже в шестнадцатом веке там уже было поселение, вначале голландцев, а потом его завоевали англичане. Ты знаешь, все улицы в Манхеттене перпендикулярны друг другу. Только одна улица Бродвей петляет по городу, как двести лет назад. А в Гринвич-Виллидж многие улицы кривые, узкие, пересекаются под острыми углами, как в старых городах Европы. И архитектура очень своеобразная. Вот увидишь.
     Вскоре они заехали на стоянку среди домов. Санька с любопытством смотрел на невысокие колоритные кирпичные и оштукатуренные здания, построенные вокруг в кажущемся беспорядке. Ему они нравились, и он оценил про себя отменный вкус Эвелин. Она закрыла машину, и он последовал за ней к дому в дальнем конце двора.
     Квартира её находилась на третьем этаже. Эвелин открыла дверь, и из прихожей Санька ступил в просторный салон, обставленный современной мебелью. Мягкие кресла и диваны вокруг низкого прямоугольного стеклянного стола, на полу дорогой ковёр, расчерченный причудливыми геометрическими фигурами, деревянная гостиная стенка с большим телевизором посредине, роскошный бежевый занавес, гармонирующий с цветом обивки мягкой мебели, на окне – всё говорило о материальном благополучии и достатке. 
     - Вот я здесь живу, милый. Тебе нравится?
     - Очень хорошая квартира. Что ещё нужно для полного счастья?
     - Любовь, мой дорогой. Без неё дом пуст и одинок. Как увидела тебя в первый раз, во мне всё обомлело. Влюбилась с первого взгляда. Тогда и подумала, что именно тебя мне недоставало для счастья. А всё это никому не нужный антураж, говорящий лишь о социальном статусе жильца. А счастливым можно быть и в ветхой лачуге.
     Она подошла к нему, обвила плечи руками и поцеловала в губы. Потом отстранилась, посмотрела на него и усмехнулась.
     - Не хочу набрасываться на тебя, как сумасшедшая, хоть схожу с ума уже давно, с того дня, как брала у тебя интервью. Выпьем что-нибудь или ты голодный? У меня есть чем тебя покормить.
     - Спасибо, я сыт. Выпил бы кофе или чай. У меня от волнения в горле пересохло.  Словно всё происходит не со мной.
     - О, мой милый. Так ты запал на меня?
     - Наверное. Слишком быстро всё произошло. Я ещё не разобрался в себе.
     - Садись, а я приготовлю кофе. Тебе с молоком?
     - Нет. Просто чёрный кофе с одной ложечкой сахара.
     Она вышла из салона, и он услышал шум бьющей из крана воды. Потом из кухни раздался знакомый шорох кофемолки. Через минут пять она возвратилась с подносом, на котором стояли две чашки и тарелочка с пирожными.
     - В прошлом году в Италии купила отличный аппарат. Они умеют их делать хорошо. Там народ с детства воспитывается в атмосфере высокого эстетического вкуса. Так что кофе я готовлю самый лучший, колумбийский. У него утончённый вкус и аромат. Я обожаю арабику сорта «Бурбон».
     - Да, прекрасный запах. В Москве я видел большие аппараты только в дорогих кафе и барах. Ладно, давай выпьем за тебя. Мне очень интересно с тобой общаться.
     - И это всё, что ты можешь сказать обо мне?
     - Трудно противостоять твоему обаянию. Ты красивая женщина. Но мне кажется, здесь что-то не так. У нас большая разница в социальном положении. И я еврей.
     - Милый, я совершенно лишена национальных предрассудков. Разве ты не видишь, кто в компании меня окружает? Кстати, многих из них я привела и приняла на работу. Они прекрасные люди и специалисты. Мне неудобно об этом говорить. Я не считаю, что евреи виновны в распятии Христа.
     - Прости меня за бестактность. Ты прекрасный человек.
     Она поднялась с дивана, взяла его за руку, одновременно повелительно и нежно взглянула на него и повела в смежную комнату. Санька увидел большую постель, покрытую роскошным шёлковым покрывалом, и почувствовал возбуждение, смешанное с вдруг охватившим его волнением. Впервые он изменял Вике, и эта мысль на мгновенье остановила его на пороге спальни.
     - Что случилось, Алекс? – спросила Эвелин.
     - Всё в порядке, дорогая.
     Он поднял её на руки, понёс, положил её на постель и неуклюже лёг рядом с ней. Вначале она ожидала продолжения, но потом взяла инициативу в свои руки. Она расстегнула пряжку ремня, молнию ширинки и легко коснулась его напряжённого члена. Он повернулся к ней всем телом и поцеловал. Потом попытался снять с неё платье. Но она поднялась, быстро разделась сама и, не стесняясь своей наготы, помогла ему снять брюки. Теперь обнажённые они лежали, тесно прижавшись друг к другу. Чувствуя его нерешительность и скованность, она приподнялась, села ему на бёдра, и его напряжённая плоть легко скользнула в её влажную вагину. Через несколько минут страсти горячая волна пробежала по его телу, и она ответила таким же бурным оргазмом. Постепенно он осмелел, стал раскованнее, его охватило давно не испытываемое вожделение, и она ощутила его мужскую силу.
     - Я не представляла, что ты такой великолепный любовник, - сказала она, когда они, накинув халаты после тёплого душа, вернулись в салон, непривычно голодные после нескольких часов секса. – Теперь понимаю, почему многие из моего окружения предпочитают русских. Они щедрые и не меркантильные и в жизни, и в любви.
     - Но я не русский.
     - Для нас расовые различия не имеют большого значения. Здесь в Америке вы русские.
     - Пройдут годы. Мы и наши дети станем американцами и со временем утратим национальную идентификацию. Как мы прилетели, мне это разъяснил знакомый философ, профессор социологии. Мы не религиозные евреи. Поэтому у нас нет духовных инструментов противостоять ассимиляции. Я не очень верю в теорию плавильного котла, но в какой-то мере он действует.
     - Когда любишь, всё равно, кто твой возлюбленный, - произнесла Эвелин. – Предлагаю никуда не выходить и поесть дома. Боюсь, заснёшь после такого марафона. Ты включи телевизор или посмотри мою библиотеку. Между прочим, у меня прекрасная коллекция симфонической музыки. Хочешь, я включу музыкальный центр?
     - С удовольствием. Люблю Брамса. У тебя он есть?
     - А как же.
     Она нашла компакт-диск и комнату заполнила чарующая мелодия. 
     - Прекрасная запись, Эвелин. Тебе не помочь?
     - Я справлюсь.
     Она поцеловала его и ушла в кухню. Вскоре на журнальном столике в салоне уже стояли тарелки с куриным паштетом, копчёным лососем, красной икрой, салатом из свежих овощей и грибов, посыпанным натёртым пармезаном.
     - Какая прелесть! В Советском Союзе говорили, что путь к сердцу мужчины лежит через его желудок.
     - О, прекрасно! – засмеялась она. - Теперь я знаю, как тебя завоевать.
    Они набросились на еду с таким же вожделеньем, с каким ещё недавно занимались любовью.
     - Как ты успела так быстро всё приготовить?
     - Я не волшебница. Вчера после работы зашла в супер. А дальше, как говорится, дело техники.    
     Часам к четырём, насытившись едой и друг другом, они вышли из квартиры. Эвелин отвезла его к станции метро, и они попрощались. Санька на эскалаторе спустился к поездам и только тогда попытался освободиться от наваждения, в котором пребывал с той минуты, как познал её.
     Увидев Вику, он вновь ощутил неловкость и, подойдя к ней, поцеловал.
     - От тебя какой-то странный запах, Саня.
     - По-моему, ничего странного нет. На работе сотрудники, в поезде полно людей.
     - Ладно. Ты что-нибудь поешь?
     - Через часок. Если хочешь, вместе поужинаем.
     Санька заглянул в комнату дочки, игравшей с куклами на ковре, затем пошёл в спальню, разделся, набросил махровый халат и направился в ванную. После душа он взял газету, стараясь с помощью чтения избавиться от мыслей об Эвелин, и нежданно погрузился в сон. Проснулся, почувствовав руку жены, легко трясущую его за плечо.
     - Что с тобой?
     - Устал немного. Сегодня был трудный день.
     Они сели за маленький кухонный стол. Разговор не клеился. Он поинтересовался, как протекает беременность, спросил о курсах английского языка и всё ли в порядке в детском саду. Потом предложил Вике пройтись, но она предпочла остаться и приготовиться к завтрашнему уроку.
    - Возьми Женю на прогулку, - сказала она, моя посуду.
    Дочка с радостью согласилась. Вечер уже опустился на Брайтон-Бич и на променаде зажглись фонари. Ветерок с океана освежал его лицо, охлаждал голову, в которой ещё вздымались всполохи воспоминаний о прекрасном теле Эвелин.

                8

     Разработка системы продвигалась. Возникали трудности в методах расчётов, и тогда Саньке приходилось обращаться к университетскому курсу «Вычислительная математика». Объёмистый фолиант он принёс из дома и теперь в отделе он стал его настольной книгой. Раз в неделю он встречался с Леонардом Гольдштейном и вновь восхищался его блестящим умом.
     Эвелин звонила ему каждый день. Она уже не спрашивала о работе, не скрывала за вопросами, как это было в первое время, свой женский интерес. Все карты были открыты между ними, но она умело и тактично лавировала, не давая никому малейшего повода подозревать её в романе с сотрудником компании. Санька всё больше погружался в омут её любви, и влюблённость в неё уже была очевидна и желанна ему. Разумная осторожность, которую проявляла она, позволяла им иногда встречаться в конце рабочего дня. Тогда он задерживался, чтобы дописать инструкцию для программистов. И когда в отделе не оставалось никого, он поднимался к ней. Они сразу же забывали о сдержанности, которую хранили несколько дней, и после поцелуев и объятий опускались на ковёр или мягкие кожаные кресла и предавались безумной страсти. Раз в неделю удавалось в обеденный перерыв уезжать в Гринвич-Виллидж, где они могли снять напряжение, в котором пребывали на работе, и она кричала во время неудержимого оргазма. Трудней всего было ему, когда он возвращался домой. Вика своим женским чутьём чувствовала всё возрастающее отчуждение. Санька объяснял его усталостью, а она откладывала разговор на то время, когда закончится испытательный срок и он, даст бог, станет постоянным сотрудником компании. Она не желала и волнений, с которыми связаны семейные ссоры. На шестом месяце беременности следует сохранять душевное спокойствие и крепить здоровье. Он понимал своё двойственное положение и связанные с ним опасности, но не видел возможности отменить принятое им решение. И, что греха таить, эта женщина привязывала его, молодого жаждущего любви мужчину, к себе крепкими узами чувств.
     Эвелин хотелось большего. Однажды она попросила, чтобы он остался у неё на ночь.
     - Но я женатый человек. Каждый вечер я должен возвращаться домой, погулять с дочерью перед сном, поговорить с беременной женой.
     - Милый, но ты же сотрудник компании. Скажи, что должен уехать на два дня в командировку, например в Бостон. На самом деле, останешься в Нью-Йорке со мной. Разве ты этого не хочешь?
     - Конечно, хочу, просто не предполагал, что это так просто.
     Вечером он сказал Вике, что его посылают в Бостон и послезавтра он будет уже дома. Она недоверчиво посмотрела на него, а потом попросила, чтобы он звонил.
     - Обязательно позвоню, дорогая. Телефоны везде есть. Возьму с собой только халат и нижнее бельё.
     - Как идёт твой проект?
     - Есть проблемы. Поэтому должен ехать.
     - Лена Шехтман звонила, приглашала на день рождения Алексея в ресторан «Садко». Он тут на Брайтон-Авеню недалеко от нас.
     - Я знаю. Думаю, надо пойти. Алексей – хороший парень.
     - Там Любовь Успенская поёт.
     - Да, слышал о ней. Она эмигрировала давно, ещё в семидесятых годах.
     Он сложил вещи в кожаный саквояж, помог искупать Женю и уложить её в постель. Потом включил телевизор и прошёлся по каналам. Поездка Джорджа Буша в Ирак. Обсуждение в Конгрессе дополнения к военному бюджету. Новости экономики и бизнеса. Ничего интересного для него. Он выключил телевизор, принял душ и побрёл в спальню, где Вика уже ждала его, листая тетрадку с конспектами уроков английского языка. Когда Санька лёг, она бросила тетрадку на тумбочку, выключила бра и прижалась к нему. Он обнял жену и вошёл сзади в её влажную плоть.
     В конце рабочего дня в условленное время он спустился в подземный паркинг, где сразу увидел её машину. Над Манхеттеном стояло чистое голубое небо, словно вымытое весенними дождями, какое нередко бывает в середине мая. «Бьюик», послушно движимый уверенной рукой Эвелин, едва слышно урча, заехал на стоянку возле её дома. Когда они вошли в прихожую, он стал неистово целовать её.
     - Милый, ты сошёл с ума?
     - Наверно. И в этом виновата ты.
     - О, давно не слышала таких комплиментов. Так ты любишь меня?
     - А ты?
     - Я тебе уже говорила. Знаешь, у нас вся ночь впереди. Давай поедим каких-нибудь афродизиаков.
     - Ты для меня лучший афродизиак.
     - Ты сегодня просто фонтанируешь признаниями. Я уже готова поверить, что ты меня любишь.
     Она освободилась от его объятий и направилась в кухню. На столе появились тарелки с устрицами и мидиями, фаршированными грибами куриными яйцами, орехи и красная икра.
     - Алекс, готово, - позвала она.
     Они ели, целуясь и обмениваясь веселыми репликами. Эвелин поднялась, вынула из холодильника покрытую густыми сливками клубнику и шоколад и включила кофейный аппарат.
     - Теперь мы сможем продержаться всю ночь, дорогой. Но у нас ещё есть время. Я хочу пойти в бар. Там всегда выступает джаз-оркестр. Ты любишь джаз?
    - Очень.
    - Программа начинается в девять. Сейчас полвосьмого. У нас есть час на сборы.
    Они выпили кофе с шоколадом и вернулись в салон, где предались любви на большом кожаном диване. Потом оделись и вышли на улицу. Вечер расправил над городом чёрные крылья и на небе появились звёзды. Бар находился в десяти минутах ходьбы от дома. Когда они вошли, оркестр начал играть сейшен. С трудом нашли место возле окна и заказали коктейль.  Санька заметил на себе посторонний взгляд, и из множества людей выхватил взглядом Джефри, коллегу по работе, направлявшегося к нему. В этот момент тот увидел Эвелин, остановился в нерешительности и вернулся на место.
    - Здесь наш сотрудник, он заметил нас, - взволнованно произнёс Санька.
    - Он ничего никому не скажет, побоится, - успокоила его Эвелин. – Расслабься и получай удовольствие.
    Было уже за полночь, когда они вошли в квартиру. Лёгкое опьянение только усилило влечение. Эвелин приняла душ и в лёгком халатике проследовала в спальню. Санька тоже постоял под тёплыми приятными струями и, сбросив с себя свой махровый халат, прилёг рядом с ней.
Они проснулись утром после бурной ночи любви, привели себя в порядок, выпили кофе с пирожными и вышли из дома. В восемь он уже вошёл в отдел, подмигнул Джефри и принялся за работу. Очередное слушание было запланировано на пятницу, и Санька, отложив все дела, стал готовиться к докладу. В обеденный перерыв он спустился в столовую. Эвелин, как ни в чём не бывало, прошла мимо него, разговаривая с отцом, и, сев за стол в конце зала, посмотрела в его сторону. Он поймал её взгляд и кивнул в ответ.  К концу рабочего дня он позвонил домой и, поговорив с женой, попытался ещё что-нибудь сделать. Но сказалась бессонная ночь, его неудержимо  клонило ко сну. Санька взял саквояж и вышел на улицу. В его голове всё ещё полыхали воспоминания о восхитительной ночи. Ему стало ясно, что пора остановиться, так как разгорающийся всё ярче роман может стать необратимым. Дома он пожаловался Вике на переутомление от поездки, поел приготовленный ею ужин, прилёг на постель и мгновенно провалился в царство Морфея. Она не стала его будить, и, озадаченная, смотрела на загадочное лицо спящего мужа.
     В пятницу в зале совещаний опять слушали его. Эвелин и её коллеги были довольны продвижением проекта, который частично уже находился на стадии программирования. Она поблагодарила его за работу, и первая вышла из зала. После обеда она позвонила и попросила задержаться и зайти к ней в половине шестого. Она на этот раз не поднялась ему навстречу, а осталась сидеть в кресле перед большим письменным столом. Санька увидел на её лице бледность, которой раньше не замечал. Несколько минут она молча смотрела на него.
     - Садись, Алекс. Хочу с тобой поговорить.
    Он сел в кресло напротив неё по другую сторону стола, несколько обеспокоенный неожиданным началом разговора.
     - Ты бледная, Эвелин. Что-то произошло?
     - Я беременна. Вчера врачи подтвердили. Я предохранялась, но ни один препарат не устоит против силы страсти. Я ни о чём не жалею, потому что полюбила тебя не на шутку. Сегодня всю ночь не спала, думала, что делать и что сказать тебе. Утром поняла, что ребёнок, рождённый в любви, не должен умереть. Я буду рожать.
     - Я тоже тебя люблю. Это и мой ребёнок.
     - Ты чудесный человек, но наивный. Не могу я в своей компании объявить, что ты отец. Я потеряю лицо. Выйти за тебя замуж я не могу. Ты женат. В Соединённых Штатах это серьёзно. Я католичка и узы брака в моей церкви очень соблюдают. У тебя есть жена, дочь и скоро родится сын. Не имею права разрушить твою жизнь, как бы мне этого не хотелось. Меня осудят за безнравственный поступок, и наша взаимная любовь не станет оправданием в их глазах. 
     - А как же ребёнок? Ты останешься с ним одна.
     - Ты ещё не совсем понимаешь психологию американцев. Для них жизнь, дети – подарок Всевышнего. Ты очень красивый мужчина, я тоже не дурна. собой. У меня будет красивый ребёнок, и это не помешает мне выйти замуж за достойного человека. 
     - Но в таком случае я не смогу работать в компании. Это будет двусмысленно и некорректно с моей стороны.
     - Милый, проект, к всеобщему изумлению, продвигается хорошо. Думаю, через месяц у тебя будут готовы все математические модели и методы вычислений. А я напишу на тебя прекрасную рекомендацию и представлю моему другу, вице-президенту торгово-финансовой корпорации. Он мне не откажет и возьмёт тебя на приличную ставку. Этот месяц мы вряд ли сможем встречаться, учитывая моё интересное положение. Иди, дорогой мой, домой к жене. Пока ничего ей не говори об увольнении. Зачем ей лишние волнения. Потом, когда устроишься на новом месте, скажешь.
     Эвелин поднялась из-за стола и, пройдя мимо него, выбежала из кабинета. Как только она закрыла за собой дверь, разрыдалась и направилась в туалет, чтобы успокоиться и привести себя в порядок. Санька, не дождавшись её, спустился в свою комнату и, взяв дипломат, вышел на улицу. Он в который уже раз убедился в том, что любовь между мужчиной и женщиной не может быть без последствий.
    В первые дни после разговора с Эвелин он очень тосковал по ней, сознавая, что роману приходит конец и последующее его увольнение поставит последнюю точку в их отношениях. Он везде искал её, а когда находил, пытался поймать её взгляд, чтобы увидеть в нём зов страсти и приглашение к любви. Но она казалась равнодушной, и он не представлял, чего ей это стоило.
   
                9

    С родителями Санька и Вика говорили каждую неделю. Обычно это происходило в воскресенье до обеда. В Москве тогда уже наступал вечер и все были дома, если, конечно, не собирались в театр, кино или к кому-нибудь в гости. Хотя случалось это в последнее время всё реже. Разгул бандитизма и преступность, всегда усиливающиеся в эпоху социально-политических и экономических перемен, не поощряли желание выходить из дома.
    Должны были звонить родители, и Санька, услышав звонок, поднял трубку.
    - Здравствуй, папа.
    - Привет, Саня. Сегодня у нас бабушка и дедушка. Они хотят услышать тебя и Женечку. Что у вас нового?
    - Всё в порядке. Меня ценят, ко мне хорошо относятся. Получил пару дней назад приличную зарплату. Вика учит язык. Женька в детском саду, где много детей эмигрантов из бывшего Советского Союза. Ей нравится. Сегодня пойдём в парк аттракционов. Я давно ей обещал.
    - Женечка рядом?
    - Да.
    - Позови её. Даю трубку Соне.
    Он подозвал дочку, и она стала бойко отвечать на вопросы бабушки.
Потом отдала трубку Саньке и убежала в детскую.
    - Санечка, у тебя дочка умница, каким и ты был в её возрасте.
    - Так яблоня от яблока не далеко падает.
    - Тут Марик вам большущий привет передаёт.
    - Скажи ему, бабушка, что мы обязательно увидимся. Вы же у меня крепкие.
    - Конечно, сыночек. Вот мама хочет что-то сказать.
    - Здравствуй, мамочка.
    - Здравствуй дорогой. Вчера я звонила Мине Яковлевне. Наконец они подали документы в американское посольство. Скажи Вике.
    - Обязательно. Как сестрёнка?
    - Нормально. Говорит, Юлик, её одноклассник, недавно в Израиль уехал.
Из нашего института многие собираются эмигрировать. Уже не боятся об этом говорить.
    - Вы тоже приедете. В Нью-Йорке, я слышал, еврейская община является гарантом и оплачивает ваш приезд. Собираюсь пойти туда и всё выяснить. Но на их деньги не проживёшь. Поэтому так важна для меня работа. Мне нужно вас содержать какое-то время, пока вы не получите государственное пособие.
    - Я знаю, сынок. Спасибо тебе, дорогой.
    - Надеюсь, через год-полтора вы переберётесь сюда.
    - Ты за нас не волнуйся. Мы продержимся. Целую тебя. Все вас целуют.
    - Пока, мамочка.
    Он положил трубку и взглянул на Вику.
    - Твои уже подали документы. Интересно, что им ответят?
    - Если папе не предоставят Грин-карт, они приедут по программе воссоединения семей. Я у них единственная дочь. Совсем неплохо, если они будут здесь с нашими детьми. Тогда я смогу выйти на работу.
    - Передай отцу, когда твои позвонят, что я очень советую подготовить к пересылке его библиотеку и труды. Мне мои книги очень помогли.
    - Папа об этом знает. Он большая умница.
    Санька понимал, что о служебном романе Вике ничего не расскажет. Он не верил в наивные истории в кинофильмах, в которых герои откровенно объясняются в своих изменах, а потом бросаются друг другу в объятия. Он понимал, что ей будет очень больно и обидно, что она затаится и отомстит, когда ей будет сподручно. А сейчас Вике, носящей под сердцем их сына, необходимо душевное спокойствие и его поддержка. Он стал внимательней к ней, и она обратила на это внимание. Он отшутился и подумал, что она не могла не замечать последние два месяца явную перемену в его поведении и настроении.
     Как-то утром, направляясь через вестибюль в отдел, Санька увидел на доске объявлений плакат, вокруг которого толклись несколько человек. Он подошёл, чтобы узнать, в чём дело. На субботу вечером руководство компании приглашало  сотрудников на корпоратив вместе с жёнами и мужьями. О них в Нью-Йорке он читал и слышал уже не раз, но впервые это коснулось его лично. Джефри отшутился, когда Санька обратился к нему.
     - Это наподобие пикника за счёт владельцев и акционеров компании. Подарок коллективу от руководства. И ты обязан его принять и участвовать, - добродушно улыбнулся он.
    Дома он рассказал о корпоративе Вике. Она усмехнулась и положила правую руку на живот.
     - Мы с нашим будущим сыночком станем лучшим украшением вечеринки.
     - Но приглашают с жёнами и не советуют отлынивать. Мне лично не стыдно показать тебя всем. Ты симпатична даже в твоём уже весьма интересном положении. Пусть завидуют. Кстати, не мешает посоветоваться с Димой.
    Он набрал его номер и в телефонной трубке долго раздавались гудки. В последний момент в ней что-то заскрежетало, и  послышался знакомый голос.
     - Привет, Саня. Едва успел добежать их душа.
     - Так тебе перезвонить.
     - Да нет. Так даже пикантно. Что стряслось?
     - Ничего существенного. Хотел узнать твоё просвещённое мнение о корпоративе. Нас сгоняют на него в конце рабочей недели.
     - Бывал на подобном мероприятии уже несколько раз и кое-что понял.
     - И что ты понял?
     - В Советском Союзе накануне всяких праздников проходили торжественные собрания, на которых директор и парторг выступали перед рабочим коллективом и торжественно рапортовали о великих достижениях. На Западе уже десятилетия существует нечто подобное, но абсолютно в другой упаковке. И цели другие. Здесь компании действуют в обстановке жесткой конкуренции. Корпоратив как раз и предназначен для сплочения работников для успешного достижения задач. Он представляет собой мощный стратегический инструмент. Нужно отблагодарить сотрудников, отметить лучших, дать им возможность весело провести время, повысить их мотивацию и одновременно понаблюдать за ними и выявить наличие у них лидерских качеств и умения работать в команде. Вот смысл его в нескольких словах.
     - Спасибо, дружище. Очень доходчиво объяснил. Тут Вика мне делает знаки, чтобы вы приехали. Бери Инну и сына и в воскресенье дуйте к нам.
     - Подумаю, посоветуюсь с женой.
     - Прекрасно. Передавай привет.
     Санька положил трубку.
     - Вика, нам желательно быть. Это оказывается не простое мероприятие, с которого в стране Советов старались смыться.
     - Конечно, пойдём. Я одену что-нибудь, чтобы живот не слишком торчал. Женю я оставлю у подруги.
    Санька мог бы и не настаивать, но его ещё никуда не пригласили на интервью. Эвелин могла и передумать и не отпустить его. Женская душа потёмки. Поэтому нужно продолжать работу, быть лояльным сотрудником и не расслабляться.
     В субботу вечером они, миновав охранника, вошли в вестибюль и сразу же услышали музыку, доносящуюся из фойе. Молодой человек играл на белом рояле в сопровождении седого скрипача и длинноволосого худощавого трубача. Чёрные концертные костюмы подчёркивали торжественность обстановки. На фоне белых рубашек светились чёрные шёлковые бабочки. Вокруг круглых столиков в центре фойе сидели празднично одетые люди, большинство которых Санька видел первый раз. Им с трудом удалось найти свободный ещё стол и он, усадив Вику, удалился, чтобы поприветствовать сотрудников отдела. Он пожал руку Колину и Джефри, поклонился Джастину и окинул взглядом зал. Эвелин стояла в группе руководящих работников возле отца, мистера Грина, с бокалом в руке. Она тоже увидела его и кивнула в ответ. Уолтер Грин поднялся на сцену в дальнем конце фойе и озарил присутствующих широкой улыбкой.
    - Дамы и господа! Я сегодня не президент компании, а человек, который хочет принять всех вас в нашем общем доме. Мы хорошо поработали, достигли больших успехов в первом и втором квартале года. Об этом говорят наши прибыли, которые выше, чем в прошлом году. Я надеюсь, что вы также плодотворно будете работать и в дальнейшем. Сегодня мы здесь, чтобы отметить наши успехи, познакомиться поближе друг с другом и выпить со мной бокал вина. Отдыхайте, танцуйте и наслаждайтесь музыкой, которая будет сопровождать нас весь вечер.
    Он спустился со сцены под рукоплескание, и Эвелин одобрительно положила руку на его плечо. Среди сотрудников уже давно ходила шутка, что на самом деле компанией управляет не Уолтер, а его дочь. Санька вернулся к Вике и сел возле неё.
     - Интересный мужчина ваш президент.
     - Благодаря ему я здесь работаю. А принимала меня и интервьюировала его дочь. Она вице-президент. Видишь молодую женщину в терракотовом платье. Кстати, она идёт сюда.
     Действительно, Эвелин направлялась в их сторону, по ходу приветствуя сотрудников. Она подошла к Вике. Вика поднялась и пожала протянутую ей руку.
     - Вот какая ты, жена нашего героя. Ты очень милая, несмотря на беременность.
     - Поэтому я вначале отказалась сюда идти.
     - И напрасно. Это самое лучшее, что может случиться с женщиной. Я психолог и хорошо знаю, как страдают бездетные женщины. Ведь это их предназначение. Я желаю тебе лёгких родов.
     - Спасибо.
     - Алекс, у тебя замечательная жена. Я хочу тебя поблагодарить за прекрасную систему, о которой мечтали в последние годы. Для этого потребовались не только твой интеллект и образование, но умение работать и упорство в достижении цели. Отец просил меня тебе это сказать.
     - Спасибо, Эвелин, - сказал Санька. – Мне просто было интересно. Люблю бросаться в омут проблем и искать решение. Для этого я и учился.
     Она улыбнулась и направилась к группе, окружавшей её отца. Многие подошли к расставленным у стены столам, сияющим подносами, и противнями их нержавеющей стали.
     - Вика, что ты будешь есть?
     - Возьми что-нибудь на твой вкус.
     - Хорошо.
     Он поднялся и встал в очередь к шведскому столу. Через некоторое время он вернулся, неся полные тарелки с кусочками мяса, лососем, салатной зеленью и помидорами.
     - Вкусно, - сказала она. – Вот и поужинаем.
     В этот момент он заметил Леонарда, который, возможно, пришёл с опозданием.
     - Вика, мне очень нужно поговорить с доктором Гольдштейном. Его всю неделю не было на работе. Я ненадолго.
     Санька удалился, и несколько минут она сидела одна, посматривая на снующих и жующих сотрудников мужа. Она была несколько удивлена появлением мужчины лет тридцати пяти. Тот поклонился, присел за столик и пристально взглянул на Вику. Потом оглянулся, чтобы убедиться, что никто не помешает разговору.
     - Я работаю в одном отделе с твоим мужем. Мы сидим с ним за соседними столами. Поэтому, я очень хорошо слышу, что и с кем он говорит по телефону. Можете мне поверить, то, что я скажу, правда. У твоего мужа роман с вице-президентом мисс Грин. Я не хотел ничего говорить, но, увидев тебя, почувствовал симпатию к тебе и подумал, что я сделаю благое дело, если предупрежу об этом. Так, надеюсь, я могу спасти ваш брак. Ведь у вас есть уже дочь, и я вижу, что скоро будет прибавление.
    - Прошу не клеветать на моего мужа. Уходите.
    - Поверьте, я не обманываю. У меня самые искренние намерения.
    Он раскланялся, оставив её в состоянии душевного смятения. Её Санька, не может быть. Но постепенно буря улеглась, и ей удалось вернуться к состоянию трезвого спокойствия. Она вспомнила его постоянные задержки на работе, усталость по вечерам, холодность к ней, когда она ожидала тепла и ласки, внезапную командировку, о которой он не говорил ничего вразумительного. Всё косвенно подтверждало его необычное состояние, в котором он находился последний месяц. Но она не торопилась с выводами. Пять лет брака невозможно отвергнуть так просто. Она увидела возвращающегося мужа и перехватила взгляд, которым Эвелин проводила его. Она вдруг поставила себя на место это милой незамужней женщины. Высокий, красивый, умный мужчина, каким был Санька, не мог оставить её равнодушным. Но почему он?
     - Вика, всё в порядке? Тебе не скучно? Мой коллега Леонард шлёт тебе пламенный привет.
     - Здесь весело. Просто я себя неважно чувствую. Давай поедем домой.
     - Ладно. Только я попрощаться должен.
     Они вышли на улицу. Она устало прислонилась к стене здания и взглянула на Саньку.
     - Скажи, ты мне изменял?
     - Нет. А что?
     Вика подняла праву руку, размахнулась и со всей силы ударила его по щеке. Пощёчина была настолько неожиданна, что он не успел защититься.
     - Не обманывай меня. Мне твой доброжелатель всё рассказал.
     - Ну, раз ты всё знаешь, мне нет смысла утаивать. Да, я оказался в такой ситуации, что не мог отказаться. Мне очень нужна была эта работа, чтобы содержать семью и чтобы ты была счастлива. Возвращаться грузчиком в гастроном? Я вынужден был пойти на этот служебный роман. Но теперь всё позади. Она отпустила меня.
     - Почему?
     - Каждый роман рано или поздно кончается.
     - Ты уклоняешься от вопроса. Ладно, настаивать не буду. Боюсь, что тебе оттуда придётся уйти.
     - Я уже об этом подумал. Есть одно предложение. Жду приглашения на собеседование. Теперь я не боюсь. У меня появится запись об американском опыте.
     Санька сознательно скрывал правду о том, что Эвелин сама заботится о его трудоустройстве. Он понимал, что это натолкнуло бы её на мысль, что на самом деле всё сложнее и ничего ещё не кончилось.
    - Прости меня, Вика. Всё равно я люблю только тебя.
    Вика отшатнулась от стены и двинулась по улице к станции метро. Санька догнал её и обнял за плечи. Она решительно одёрнула его руку, дав понять, что обида не прощена. В поезде метро ехали молча, потом спустились на Брайтон-Бич с эстакады и пошли забирать Женю.
     - Мама, папа, мы с Юлей играем в куклы, - встретила их дочь радостным криком.
     - Вам было весело, - спросил Санька.
     - Да.
     - Прекрасно. Нам с мамой тоже.
     - Спасибо, Ритуля, в понедельник увидимся в садике. Пока.
     - У меня с твоей Женечкой никаких проблем. Она очень дружелюбная.
     Дома он уложил дочь в постель и прочитал ей перед сном сказку Чуковского. Потом включил телевизор, но вскоре выключил, не найдя ничего интересного для себя, принял душ и отправился спать, решив, что поговорка «утро вечера мудренее» верна и для семейных неурядиц.   
    В воскресенье после обеда они вышли на променад и направились в луна-парк. Женечка увлечённо перебегала с места на место, её глаза сияли от восторга. Один раз Санька даже решился прокатиться с ней в головокружительном аттракционе на горках, и был удивлён, что дочь переносит перегрузки лучше него.
 
    
                10

     По описанию Вики он сразу понял, кто рассказал ей о злополучном романе. Колин, его сотрудник, сидящий за столом перед ним, конечно, не мог не слышать его разговоры по телефону. Уже много лет он ждал продвижения и завидовал успеху еврея, совсем недавно принятого на работу. Он искал возможности отомстить и воспользовался первым же удобным случаем. 
В понедельник Санька обратился к нему вместо приветствия.
     - Колин, тебе привет от супруги. Она просила передать тебе благодарность за забавную историю. Мы вдоволь посмеялись над ней.
     Тот смутился и, ничего не ответив, начал нервно переворачивать листы в большой синей папке.
     В компании женщины обсуждали роскошное платье вице-президента, мужчины говорили о том, что она явно похорошела, не сознавая причины произошедшей в ней перемены. Не мог знать никто из них, что провести корпоратив предложила она и только для того, чтобы увидеть жену возлюбленного, которая стала неведомым для самой себя препятствием на пути к её счастью. Эвелин надеялась, что их общий ребёнок вернёт его. Да и куда он денется, если любовь тронула его сердце и затаилась в нём до поры.         
     К середине июня, когда Санька готовил свой очередной доклад, на его столе зазвонил телефон.
     - Алекс Абрамов слушает, - ответил он заученной фразой.
     - Hello, говорит Синди, секретарь мистера Стокса. Мне поручили передать приглашение на беседу, которая состоится завтра в пять часов вечера. Офис компании TFC находится в Южной башне Всемирного торгового центра на семьдесят седьмом этаже.
    - Спасибо. Постараюсь не опоздать.
    Он положил трубку и оглянулся. Все в комнате были заняты своими делами, и никто не смотрел на него с вопросительным выражением лица. А если кто-то и понял, то какая разница. Ведь это желание Эвелин, вице-президента компании и никто не может ей помешать.
    На следующий день в четыре часа он вышел из здания компании и, пошёл пешком по улице Тринити Плейс, полагая, что так он доберётся быстрее, чем на автобусе или метро. Действительно, через двадцать минут громады башен-близнецов уже нависали над ним, вызывая лёгкое головокружение, когда он поднимал голову, чтобы увидеть их исполинскую высоту. Санька миновал огромное лобби, окружённое блестящими стальными колоннами, и направился к лифтам. На сорок четвёртом этаже, в одном из двух «небесных лобби», он пересел на другой скоростной лифт и, выйдя на семьдесят седьмом, подошёл к указателю компаний. Долго искать не пришлось. Синди, эффектная молодая женщина в синем костюме, поднялась навстречу ему.
     - Алекс Абрамов?
     Он утвердительно кивнул.
     - Вице-президент мистер Стокс ожидает Вас. Пожалуйста, проходите.
     Господин лет сорока улыбнулся и предложил сесть в кресло напротив.
     - Мисс Грин предоставила на Вас прекрасные рекомендации. Мы как раз ищем математика с серьёзным университетским образованием. И тут она предлагает специалиста с дипломом Московского университета. Я с большим интересом ознакомился с Вашей биографией, но хотелось бы услышать от Вас что-нибудь ещё.  Расскажите о себе, о семье, о работе. 
     Санька говорил спокойно и рассудительно. Он понимал, что сидящий перед ним мужчина не может отказать Эвелин. К тому же его английский и небольшой, но серьёзный, американский опыт делает его привлекательным для больших международных компаний. Он рассказал о программной системе, о своей роли в разработке, об успешном её продвижении.
     - Мы условились с мисс Грин, что каждый месяц я должен выступить на совещании. Через три дня у меня состоится очередной доклад. Я его в последние дни готовлю.   
     - Эвелин говорила мне, что Вы за несколько месяцев разобрались в сплетении сложнейших проблем, которые не удавалось разрешить в течение многих лет. Поверьте, такие нагромождения есть и у нас. Сейчас происходит массовый переход к современным методам управления и контроля во всех отраслях деятельности, в том числе и в сфере торговли и финансов. Мы сотрудничаем с компаниями, создающими для нас программное обеспечение. Но у нас отсутствует звено, обеспечивающее это взаимодействие на высоком профессиональном уровне. У Вас есть опыт и знания, необходимые для выполнения такой важной функции. Мисс Грин редко ошибается в людях. Я верю, что Вы тот человек, которого мы ищем.
     - Я, пожалуй, соглашусь с Вашим предложением. Я сам не ожидал, что нам удастся в весьма короткие сроки осознать и проанализировать весь комплекс проблем и построить систему. Я думаю, что мисс Грин прекрасно понимает это и не станет препятствовать моему переходу к вам.
     - Прекрасно, мистер Абрамов. Держите нас в курсе дел. Надеюсь, дней через десять Вас увидеть. Миссис Синди поможет Вам пройти процедуру оформления быстро и необременительно.
     Дома Санька не преминул рассказать Вике о визите во Всемирный торговый центр. Она уже простила его, отнеся происшедшее к тем вынужденным неприятностям, с которыми порою сталкиваются эмигранты в новой для них стране. Она обрадовалась и положила обе руки на его грудь.
     - Ты у меня самый умный. Когда в метро увидела тебя в первый раз, не поверила, что такой красивый парень мной заинтересуется. Но потом я поняла, что в мужчине важна не красота, а интеллект. Скажи, а как ты нашёл это место?
     - Я много и упорно работал и добился успеха и известности. Получил хорошие рекомендации. А там уже искали подходящего человека.
     - Но ты же не завершил свою разработку?
     - Главное я сделал. Продолжить и закончить теперь они смогут сами. Через неделю передам все дела парню, которого уже приняли на работу.
     - Санька, предлагаю сегодня пойти в кафе. Нужно отметить твой успех. Скоро нам будет не до этого. Малыш начал буянить и толкаться. Конечно, возьмём с собой Женечку. Она тоже молодец. Какой-то парнишка в неё влюбился. Она мне рассказала.
     В июне дни стали длиннее, и солнце палило вовсю. Океан насыщал воздух влагой, наполняя Нью-Йорк и всё пространство вокруг него липкой духотой. Но ветерок с океана освежал их лица, и они бодро шли по променаду к небольшому уютному ресторанчику, который недавно нашли, прогуливаясь вечером перед сном.
    О том, что это последнее совещание, знали только он и Эвелин. Гарри, закончивший год назад Колумбийский университет, был принят в отдел, чтобы помочь Алексу и ускорить разработку программной системы. Так и думали в компании. Доклад слушали с вниманием и интересом, задавали вопросы и оживлённо обсуждали. Мешанина в головах, существовавшая два месяца назад, сменилась ясностью и каждый из присутствующих уже начал примеривать на себя те возможности, которые открывала перед ним новая система. Эвелин была сдержана и мило улыбалась. Санька понимал, каких усилий стоит ей эта выдержка и напускное равнодушие.
     В конце рабочего дня Эвелин позвонила ему и попросила зайти после пяти, когда уйдёт Мери.
     - Завтра я беру отпуск на неделю. Во-первых, беременность в начальной стадии всегда сопровождается плохим самочувствием, и я не хотела бы его демонстрировать и вызвать кривотолки и всяческие догадки. Кроме того, я хочу обезопасить нас от соблазна снова броситься друг другу в объятия. Поэтому я купила билет на самолёт, полечу на Карибы.
     - Желаю тебе хорошо провести время, Эвелин.
     - Спасибо. За эти дни ты передашь дела Гарри и уволишься. Скажи всем, что нашёл лучше оплачиваемую работу и что руководство компании не препятствует твоему уходу и желает успеха.
     - Я уже прошёл там интервью.
     - Знаю. Они очень довольны.
     Она подошла к нему и неожиданно поцеловала. Он, опомнившись, обнял её.
     - Всё, Алекс. На тебе губная помада. Вытри губы и уходи.
     - Эвелин, я хочу увидеть нашего ребёнка.
     - Я тебя найду.
     Он несколько мгновений колебался, потом повернулся и вышел из кабинета.
    Она уехала. Её отсутствие над головой на шестом этаже снимало стресс, сопровождавший его эти полтора месяца. Последние дни были наполнены напряжённой работой. Легко сказать, что проект готов к передаче программистам. Пришлось часами сидеть с каждым из них и разбираться в многочисленных разветвлениях алгоритма, находить белые пятна и заполнять их содержанием. И всё время с ним был Гарри. Он оказался толковым парнем, неплохо знающим вычислительную математику, и налету хватал и усваивал материал.
    В управлении кадров лишних вопросов не задавали. Оформление увольнения заняло два дня. Ему вручили плотный конверт с бонусом и заработной платой, который он открыл только дома.
Он поднялся к Леонарду. Тот сердечно обнял его.
    - Наше еврейское счастье, что мы ещё очень нужны нашим хозяевам. Мне было приятно с тобой работать. Ты знаешь мой телефон. Звони, не забывай.  Привет милой жёнушке.
    - Спасибо, Леонард. Без твоей поддержки и профессиональных консультаций я бы не справился.
    - Если евреи не будут держаться вместе, им будет трудно в этом неласковом мире. У меня припасена бутылочка коньяка. Давай-ка «на посошок». Так ещё говорила моя бабушка.
    Он достал из нижней полки стола сверкнувшую в льющихся в окно солнечных лучах красивую бутылку «Мартеля» и разлил его по рюмочкам. Они выпили, и Саньку охватил тёплый приятный поток.
    Он вернулся в отдел, поблагодарил Джастина за ненавязчивую помощь, пожал руки сотрудникам, которые поднялись со своих мест, горячо жали ему руку и улыбались. Руку, протянутую Колином, он не пожал.
    В понедельник он уже поднялся на семьдесят седьмой этаж Южной башни и подошёл к Синди.
    - Мистер Стокс отдал все необходимые распоряжения. Я Вас провожу к начальнику управления кадрами мистеру Джексону.
    Они спустились на семьдесят пятый этаж и вошли в небольшой кабинет. Мужчина средних лет указал на стул и попросил сесть. Он открыл лежащую перед ним на столе папку, полистал и одобрительно кивнул.
    - Алекс, поздравляю Вас. С сегодняшнего дня вы работник нашей корпорации. Я дам указания по дальнейшему оформлению, а миссис Синди познакомит Вас с начальником отдела мистером Вильсоном и его сотрудниками. Желаю удачи.
    Мистер Джексон приподнялся и протянул ему руку. Его отдел находился этажом ниже и все с любопытством смотрели на новенького молодого красивого сотрудника. Начальник, мужчина лет тридцати, поднялся из-за стола и поприветствовал его фразой:
     - Наконец, свершилось. Я год убеждал руководство, что мне нужен специалист, математик-программист. Очень рад.
     - Я тоже, мистер Вильсон.
    - Зови меня просто Сэмом. Пойдём, я покажу тебе твой кабинет. Он небольшой, но тебе будет удобней работать там. В общем зале шумновато.
    - Спасибо, Сэм.
    Он сел за письменный стол в комнатке и через узкое окно посмотрел на Нью-Йорк. Огромный город раскинулся внизу, как на ладони, уходя вдаль под яркими лучами утреннего солнца. И в этот момент прозвенел звонок телефона.
     - Алекс Абрамов слушает.
     - Привет, Алекс. Это Эвелин. 

                11

     Миновал месяц. В середине июля позвонил отец и сообщил о покушении на Ромку. Санька сказал, что хочет полететь на похороны и проститься с другом, но Наум Маркович осадил его.
    - Лев и Елена никого не известили. Тело Ромы почти полностью сгорело, и они желали только поскорее предать его земле. Мы случайно узнали и пришли в последний момент. Да и как ты можешь вырваться с работы? Ты ведь только начал.
     - Что с Машей? Она теперь владелец компании.
     - Лёва сказал мне, что она намерена продать её и уехать из страны, возможно, в Англию.
     - Да, печальные новости. Ромки больше нет. Это такой шок для меня.
     - Для всех, Саня.
     - Передайте мои искренние соболезнования. Как ваши дела?
     - Всё в порядке, сынок. Мы рады, что у тебя прекрасная работа. Я же говорил, что твоё образование будет востребовано. И твой опыт программиста пригодился. Что ни делается, всё к лучшему.
     Через несколько дней из Италии позвонил Илюша. Он сообщил, что в августе у него гастроли в Великобритании. Он предложил встретиться в Лондоне с Машей и помянуть Рому. Потом он перезвонил и сказал, когда будет в Лондоне. У Саньки складывались хорошие отношения с его менеджером Сэмом. Он попросил у него отпуск на несколько дней.
     - Зачем он тебе?
     - В Лондон переезжает из Москвы жена нашего друга. Он был успешным бизнесменом. Его убили. Мафия взорвала его машину, когда он отказался от их предложения о «крыше». На похороны выбраться не смог. Я хочу её поддержать.
     - Ты преданный друг, Алекс. Давай сделаем так. Я организую тебе туда командировку на три дня.
     - А руководство даст разрешение? Я ведь только начал вникать в дела.      
     - Ты прекрасный работник, Алекс. Я хочу дать тебе поручение. У нас в Лондоне есть компания, с которой мы сотрудничаем. Завтра встретишься с Кэтрин. Она тебя проинструктирует. Желаю успеха.   
    - Спасибо, Сэм. Я тебя не разочарую.
    Командировка была удачной. Он встретился с разработчиками совместного проекта, провёл переговоры, участвовал в тестировании программной системы и предложил внести кое-какие изменения, С которыми все согласились. Сэм был очень доволен его поездкой. Он уже знал от лондонских коллег, что они оценили работу Алекса, и это стало известно руководству. Дома Вика расспросила Саньку о поездке.
     - Как она выглядит?
     - Прекрасно. Она очень любила Ромку. Всё произошло у неё на глазах. Конечно, это трагедия, но она мужественный человек. Она заменила нам друга. Так мы с Илюшей ей и сказали. Мы пошли в отличный паб недалеко от Трафальгарской площади и выпили за упокой его души.
     - Что она намерена делать в Лондоне?
     - Она уже нашла квартиру и собирается её покупать. Деньги у неё есть. Она продала компанию тем негодяям. Потом сдаст экзамен на врача и будет работать. Она пришла с дочкой на руках.
     - Светочка - очаровательное создание.
     - Да. Маша хочет, чтобы Света жила в нормальной стране. Поэтому всё бросила и улетела.
     - Маша права. Только для того, чтобы это осознать, она, бедняга, заплатила непомерную цену.
     - Жаль её. Давай пригласим её к нам с дочкой.
     - Я буду рада. Мы же с ней подруги. А как Илюша?
     - Процветает. Его импресарио договаривается о гастролях в Америке. Будем с ним на связи. Когда расписание сложится, и станет известно, когда концерты в Нью-Йорке, он сообщит. Тогда гульнём по полной программе.
     - Наверное, Мира не очень довольна. Его месяцами нет дома.
     - Когда мы проводили Машу домой и остались с ним один на один, Илюша мне много чего рассказывал. Ты помнишь Яну?
     - Ещё бы не помнить. Она мне очень нравилась. К сожалению, наше знакомство было недолгим. Когда мы с тобой познакомились, она уже получила разрешение и через пару месяцев с родителями уехала в Израиль.
     - Яна нашла его после выступления на конкурсе пианистов. Они встретились несколько раз. А главное, у них дочь, которая родилась в Израиле. Конечно, он ничего не знал. Представляешь, какие у него сейчас проблемы. Он не представляет, что делать. Только, пожалуйста, никому ни слова.
     - Да, ему не позавидуешь. С одной стороны радость, что есть ребёнок, с другой - смятенье души.
     - Михаил Жванецкий как-то сказал: «Одно неосторожное движение, и ты отец».
     - Только в этом случае совсем не смешно.
     Минул жаркий август. В сентябре сын всё чаще напоминал о себе. Вика находилась под наблюдением гинеколога районной больницы, который был доволен развитием беременности. Девятый месяц подходил к концу. В начале октября она позвонила Саньке на работу.
     - Приезжай, у меня схватки.
     - Бегу, дорогая, держись. Позвони подруге, пусть будет с тобой.
     - Хорошо.
     Санька подошёл к Сэму. Тот его тут же отпустил, пожелав лёгких родов. По улице до станции метро он бежал, потом сетовал про себя, что поезд идёт слишком медленно. Выйдя из вагона на Брайтон-Бич, опять бежал. Вика лежала на постели, постанывая. Рита уже вызвала такси, которое должно было появиться с минуты на минуту. Действительно, зазвонил телефон и мужской голос сообщил, что через пять минут будет у подъезда дома. Санька помог Вике подняться, они вышли из квартиры и лифтом спустились в вестибюль. В этот момент такси остановилось напротив входа у тротуара. Таксист вышел из машины и на русском языке произнёс:
     - Не волнуйтесь. Не первый раз везу женщин на роды. Давайте помогу.
     - Спасибо, друг, - ответил Санька.
     Тот умело подхватил Вику за руку и подсказал, как ей лучше разместиться на широком заднем сидении. Санька поблагодарил подругу и сел рядом с женой. Через минут двадцать они подъехали к больнице. Валерий, так звали водителя, помог Вике выбраться из машины и пожелал счастливых родов.
Санька в госпитале уже бывал с Викой и знал, где находится родильное отделение и вскоре они уже находились у стойки регистрации. Её сразу уложили в палату и по указанию осмотревшего Вику врача стали готовить к родам. Санька в светло-голубом халате сидел возле постели, держа её за руку.
    - Всё будет хорошо, родная. Не первый раз ты это делаешь. А уровень медицины в Америке гораздо выше, чем в Москве во время перестройки.
    - Ты не понимаешь, Саня. В этом деле опыта не наберёшься. Каждый раз, как в первый раз. Но, всё равно, спасибо.
    Подошла акушерка с двумя медсёстрами. Они уложили её на передвижные носилки, повезли по коридору и въехали в помещение для родов. Вике ввели лекарство, которое вызвало схватки. Ей стало больно, но она отказалась от анестезии, которая могла повлиять на ребёнка. Санька всё время стоял рядом с ней, держа за руку и вытирая её лоб влажной салфеткой. Он устал от стояния на ногах и от нервного напряжения. Часа через полтора раздался пронзительный детский плач и на свет божий из её чрева появился их сын. Его вытерли, спеленали и отдали в руки жене. К Саньке непостижимым образом вернулись силы. Его душа пела от счастья, он уже любил этого мальчика, мирно сопящего носиком после того, как его лишили влажной горячей купели материнского живота и отрезали пуповину, связывающую его с мамой.
     - Мой маленький, мой любимый Венечка, - шептала она ему, радуясь тому, что многочасовая боль отпустила её и сынок, красивый и здоровый, лежит рядом с ней.
     Потом её отвезли на носилках в палату и после проверок врача, измерений веса, роста и температуры вернули ребёнка Вике.
     - Поздравляем вас. Прекрасный, здоровый ребёнок. Мы сегодня оформим свидетельство о рождении. Заполните, пожалуйста, бланки. Будут вопросы, я к вашим услугам.
     Медсестра положила на столик два листа и вышла из палаты. Опросный лист был нетрудным, во всяком случае, Санька справился с ним быстро, с гордостью написав в графе «Имя ребёнка» Вениамин. Они с женой уже давно решили дать мальчику это еврейское имя. Ночью Санька спал на диване в соседней комнате, а утром Вику и ребёнка осмотрел врач и выписал из госпиталя. Персонал позаботился о машине. К удивлению Саньки, из такси появился улыбающийся Валера и с готовностью распахнул дверь «Шевроле».
     - Я же говорил, что всё будет в порядке. Адрес называть не нужно. У меня профессиональная память. Как назвали мальчугана?
     - Вениамином.
     - Если бы не довелось родиться в антисемитском Советском Союзе, меня бы тоже назвали каким-нибудь библейским именем. Я же еврей. Но как-то привык. А какая разница. Главное, чтобы душа была еврейская.
     - Ты сколько лет в стране?
     - Уже два года. Подрабатываю таксистом, чтобы оплатить учёбу в колледже.
     - Спасибо, Валера, - сказала Вика, когда машина остановилась возле дома, и он помог ей выбраться на тротуар.
     Парень махнул рукой, попрощался и скрылся в кабине «Шевроле».
     В течение нескольких дней квартира преобразилась, наполнившись детскими вещами, коляской и добротной деревянной кроватью. Каждый день Санька вовремя заканчивал работу и, спустившись с семьдесят четвёртого этажа Южной башни Всемирного торгового центра, мчался домой.
     В воскресенье, как и повелось, он звонил в Москву.
     - Саня, у нас неважные новости. Дедушка Марк очень болен.
     - А что с ним?
     - Рак лёгких. Ты же знаешь, он всегда дымил, как паровоз. Во время войны махоркой, а после «Беломорканалом».
     - Так везите его срочно сюда, я оплачу операцию.
     - Рак в последней стадии. Он уже неоперабельный. Несколько дней назад спохватились, когда у него заболело, повезли в приёмное отделение районной больницы, обследовали, сделали снимок. И огорошили нас с бабушкой.
     - Ему дают обезболивающие препараты?
     - Конечно. Нам тоже пришлось искать и покупать лекарства. Ты же знаешь, какое положение в стране. Он всё понимает. Он сказал бабушке, что хочет быть похороненным на Востряковском еврейском кладбище рядом с родителями.
     - Как бабушка Соня?
     - Она, конечно, переживает. Но держится молодцом. Почти всё время она рядом с ним. Вот такие дела, сынок.
     - Передай бабушке, что я желаю ей здоровья и терпенья.
     - Обязательно передам. Как Веня?
     - Растёт, хорошо ест и поправляется, по ночам спать не даёт.
     - Как бы я хотел его взять на руки. Надеюсь, через год я это сделаю.
     - Я тоже надеюсь, папа.
     Санька ждал звонка из Москвы каждый день. Он понимал, что дни дедушки сочтены, и он страдает от боли. Ночью с четверга на пятницу телефон зазвонил.
     - Дедушка умер, Саня.
     - Когда похороны?
     - Завтра днём. Я по просьбе бабушки заказал раввина. Он прочитает «кадиш» над могилой. Потом мы пойдём в синагогу. Как евреям положено. Мне уже объяснили, что делать и когда.
     - Я хотел бы прилететь.
     - Ты не успеешь. Знаешь, у евреев принято покойников предавать земле как можно быстрее. Мы справимся, Саня. Ты нужен там жене и детям. А мы отсидим дома шиву, так у евреев называется траурная неделя, закажем мраморную плиту и через тридцать дней опять соберёмся на кладбище. Я пошлю тебе фотографии.
     - Хорошо, папа. Пусть будет благословенна его память.
     Он вспомнил, как дедушка Марк читал ему сказки перед сном, когда родители уходили в театр или к кому-нибудь в гости, водил в шахматный клуб и брал его с собой на аттракционы в парк Горького. Теперь его не стало, и Санька вдруг почувствовал, что будто утратил часть себя.
     Венечка рос и поправлялся. По воскресеньям они все выходили на прогулку на променад. Санька толкал коляску, Женя с серьёзным не по годам видом шла рядом, поглядывая на спящего брата. Вика, словно помолодевшая, держала мужа под руку и улыбалась каким-то своим мыслям.
    
                12   

     В начале ноября из Израиля позвонил Илюша. Они с импресарио договорились отдохнуть две недели от изматывающих гастролей. Илюша попрощался с Гербертом в Лондоне после успешного тура по Великобритании. Он летел к себе в Германию, успев накануне заключить контракт на большие гастроли по Соединённым Штатам. Илюша задержался на день, чтобы встретиться с Машей.
     - Саня, шалом. Звоню из Иерусалима. Гуляю с Давидом по здешним горам. Отдыхаю душой и телом. Мира тут рядом, привет передаёт.
     - Взаимно. Леониду Семёновичу и Елизавете Осиповне от меня поклон.
     - Спасибо. В конце месяца начнётся моя гонка по Америке. Первый концерт в Карнеги-холле в зале Айзека Стерна двадцать девятого ноября.
     - Мы бы с Викой с удовольствием пошли, но нам это пока не по карману.
     - Я поговорю с Гербертом. Он не откажет мне в двух билетах для друзей.
     - Прилетишь, сразу свяжись со мной. Прогуляемся по Брайтон-Бич. Посмотришь, как я живу.
     - Постараюсь вырваться. Пока.
     Он прилетел за два дня до концерта и, связавшись с Санькой из аэропорта, сказал, что будет очень занят в первое время на репетициях с оркестром. Детей согласилась взять Рита, и вечером двадцать девятого они ждали Илюшу у главного входа. Он вышел на несколько минут, чтобы передать им билеты и договориться о завтрашней встрече.
     - Американцы любят русскую музыку. Они попросили исполнить Рахманинова и Стравинского. Буду играть сегодня с Нью-Йоркским филармоническим оркестром. Потом банкет. Сегодня не смогу увидеться с вами.
     - Завтра суббота. Мы дома. Приезжай. Вот наш адрес.
     Санька протянул ему листок, который приготовил заранее. Илюша глянул и согласно кивнул.
     - Идёт. Ну, я побежал.
     Они обнялись, и Илюша исчез в больших дверях главного входа. Санька и Вика сидели в третьем ряду партера среди холёных мужчин и женщин в роскошных платьях и брильянтах, сиявших отражённым светом многочисленных люстр. Илюша играл великолепно. Они гордились другом, ставшим знаменитым музыкантом благодаря несомненному таланту. Слушая звуки фортепиано и оркестра, они снова осознавали, что, куда бы ни забросила их судьба, они всегда будут нести в душе и плоти великую культуру, которую увезли с собой из России.
     На следующий день они сидели в гостиной за столом, уставленным закусками, купленными в русском гастрономе. Санька время от времени подливал в рюмки шотландский виски «Джо;нни Уокер».
     - Маша, конечно, страдает. Она любила Ромку и понимает, что никогда больше у неё не будет такого парня. Выпьем за друга, Санька. Если правда то, что говорит еврейская вера, его душа находится где-то там и оттуда видит нас и поддерживает.
     - Скажи, тебе нравится твоя жизнь? Ты достиг таких высот в искусстве и впереди тебя ждёт слава и богатство.
     - Я, Саня, делаю то, что люблю и хорошо умею делать. Музыка - это мой мир, который даёт мне радость и удовлетворение. И, конечно, деньги. Иногда я чувствую себя счастливым. Потом сознаю, что получаю счастье не безвозмездно. Быть всё время на колёсах в отрыве от жены и детей. Я разрываюсь между двумя женщинами и до сих пор не знаю, как мне поступить. Если я буду брать с собой на гастроли Миру, как свою помощницу, а она прекрасный журналист и хорошо понимает музыку, то я как бы расстанусь с Яной.
     - Да, нам иногда приходится пожинать плоды наших ошибок. Поехал бы с ней, всё сложилось бы иначе.
     - Откуда я мог знать, что когда-нибудь приеду в Израиль и там её встречу. И что она, уезжая, уже носила под сердцем мою дочь. А как бы ты поступил на моём месте?
     - Мы не желаем сделать больно нашим женщинам. Вот в чём проблема. В этих вопросах мы не можем просить чьих-либо советов. Делай так, как подсказывает тебе сердце.
     - Ты прав, Саня. Давай выпьем за женщин.
     Они вышли пройтись по променаду. Потом Илюша сказал, что вечером ещё один концерт и ему пора возвращаться. Санька проводил его до станции метро и они, прощаясь, долго стояли, обнявшись, не замечая любопытные взгляды людей. 
    
    Зима накрыла Брайтон-Бич дождями и снегами и продувала порывистыми ветрами с океана. В конце января Санька брёл вечером один по деревянной мостовой вдоль пляжа. Прошёл ровно год, как они сошли с самолёта и поселились здесь. Множество событий минуло за это время. Родился сын, подрастала красавица-дочь. Вика закончила курсы английского языка и начала искать работу. Однажды получила приглашение на интервью в аэропорту имени Джона Кеннеди. В отдел эксплуатации нужен был специалист, знающий устройство самолёта и инфраструктуру аэропорта. Вика, несомненно, подходила. Мужчина средних лет, проводивший собеседование, начал с ней флиртовать и сделал ей нескромное предложение. Она возмутилась и вышла из кабинета. Вика не забыла измену мужа и могла бы ради получения этой работы, отомстить ему. Но она слишком любила его и простила, как может простить только любящая женщина.      
     Временами ему звонила Эвелин, и они говорили об их будущем сыне. Он предлагал встретиться, но она сказала, что не хочет, чтобы он видел её  некрасивой с большим животом. Санька работал и хорошо зарабатывал и жизнь, казалось ему, удалась. Он не мог знать, какие сюрпризы готовит ему она.   

                Конец Части II